Текст книги "Не Господь Бог"

– Что, Виктория, не желаете со мной в тёплые края?

Вика посмотрела на него с безразличием:

– Шутите, Константин Павлович? Кто ж меня отпустит. У меня теперь другое начальство. Дмитрий Алексеевич, нужна моя помощь?

– Вот сучка, – беззлобно сказал Корзунов и шлепнул Вику по заднице.

– Что вы себе позволяете! – возмутилась Вика с видом оскорбленной невинности.

– Удачи, коллеги! Не поминайте лихом.

Костик, насвистывая, вышел лёгкой походкой.

Вика проводила взглядом и обернулась к Диме с самой нежной своей улыбкой:

– Как аспирин, подействовал?

– Как это, отправили в отпуск? – спросил он.

– Это вежливая форма увольнения, Дмитрий Алексеевич, вы разве не знали? Он ведь как-никак, сын акционера. Не мы с вами.

Вика взялась ввести Дмитрия Алексеевича в курс дел, не тех дел, что обсуждаются на совещаниях. Для начала положила на стол лист преференций.

– Вот, пожалуйста, новый трудовой договор из отдела кадров, подпишите тут и тут, пожалуйста.

Дима было послушно потянулся за ручкой, ручка у него была в кармане, своя, шариковая. Но Вика посмотрела ласково, качая головой.

– Вы не спешите, изучите, может, вас что-то не устраивает, можете высказать свои пожелания. Кроме того, – Вика положила на стол ещё кипу бумаг на подпись, – В связи со вступлением в должность начальника отдела, ваш социальный пакет расширен, завизировать новые визитки и печать, ну и так, по мелочи. Вы, пожалуйста, отметьте галочками, что вам из этого необходимо и, если нужно, впишите недостающее.

Дима прочел выборочно:

– Служебное жилье в пешей доступности, автомобиль класса «А» с водителем, визитки, представительские расходы. Зарплата в размере…

Дима сглотнул, пытаясь скрыть радостный шок.

– О, взгляните ещё на последнюю страничку, там годовая премия, – промурлыкала Вика.

Диме нужно было время, чтобы переварить свалившиеся на него блага. Он откашлялся, взял себя в руки.

– Я посмотрю, оставьте.

– Конечно, Дмитрий Алексеевич, я рядом, если что.

Вика было вышла, но вернулась, кое-что вспомнив. Она достала сменную форму с фамилией Корзунова из-под стеклянной таблички на двери кабинета и тут же её порвала надвое, явно испытывая от этого явное удовольствие.

Как только секретарша ушла, Дима наконец выдохнул и осмотрелся. Он бывал в этом кабинете, разумеется, на летучках, на ковре, получал нагоняи. По ту сторону стола, и чаще всего стоял – Корзунов не слишком церемонился, забывая предложить присесть. А теперь Дима мог сесть в кресло, и даже в нём покрутился. В кабинете ещё пахло дорогим парфюмом Костика, и Диме передалось это ощущение приятной власти, вальяжности, успешности.

В панорамном окне отразилось небо. Город лежал, как на ладони. Вот она преференция сильных мира сего – смотреть свысока.

Дима недолго полюбовался в окно, затем стал исследовать своё новое место работы дальше. Бар с дорогими напитками – Костик не стал мелочиться – не только початые, но и запечатанные бутылки стояли в ассортименте, коньяки, виски, их названия Дима видел только в рекламе. Ну и в баре, куда они ходили с Леной. В голове, кстати, ещё витали отголоски похмелья. Но это было приятное чувство расслабленности, лёгкого головокружения.

Кстати, о Лене.

Он набрал её номер:

– Угадай, где я.

Он включил видео звонок, но Лена ответила аудио:

– Прости, не могу ответить.

– Что так?

– Ты спрашиваешь? У меня жуткое похмелье.

– А мне подали воду с аспирином.

– А я выпила воду для поливки цветов. Перенаберу.

Лену, очевидно, накрыл новый приступ тошноты. Она дала отбой.

Всё-таки совместные пьянки сближают, и на «ты» легко перешли, и непринуждённость появилась, всё так совпало, а может, эта лёгкость возникла от его нового положения. Дима Ушаков и Дмитрий Алексеевич, которому заказывали визитки, печати и именную табличку – это были два разных человека.

Он заметил дверь, которую раньше не замечал. Ну конечно, начальству полагается собственная уборная. Он открыл дверь: то была не просто уборная – унитаз, писсуар, биде, душевая кабинка, махровые полотенца, мягкие трёхслойные салфетки, даже понюхал освежитель воздуха, он тоже пах, как дорогой парфюм.

– Круто.

За раздвижными дверями была небольшая гардеробная – пустые вешалки. Только галстук валялся, то ли оставленный по невниманию, то ли, как дарёная сувенирка, был дешёвкой. Дима в этом не разбирался. Пока. Дима увидел себя в большом зеркале и осёкся. Он всё в том же засаленном костюмчике, который они выбирали вместе с мамой в каком-то магазине, где, кажется, отоваривались родственники усопших. Они с Леной накупили шмотки для пятниц, а вот о деловом гардеробе не позаботились. С такой зарплатой он просто обязан обзавестись всеми этими вещами, и часами, конечно. И обувью – бросил он взгляд на свои стоптанные ботинки. И ремнями. Он повертел галстук Корзунова, пожалуй, оставит себе. На память.

Пока Дима изучал свой кабинет, Савельев развёл активную общественную деятельность.

– Ребят, надо бы на подарок собрать Дмитрию Алексеевичу.

– Дмитрию Алексеевичу, – передразнил Антон, – ну ты жополиз, Савельев.

– Ты чего это, жирдяй, приборзел?

– Кому Дмитрий Алексеевич, а кому Митяй, сосед по рабочему месту. Мы с Димоном не разлей вода все эти четыре года. Так что будь повежливее, – Антон закинул ноги на стол, что далось ему не без усилий.

Савельев не нашёлся, что ответить, он заметил смешки в коллективе и обернулся:

– Собираем, ребят, или как? Смотрите, я от себя поздравлю, а вы, как хотите.

Коллектив стал неохотно сдавать. Савельев подошёл к многодетному Серёге. Протянул «шапку», коробку из-под канцтоваров.

– Серёга, сдаём.

Серёга был погружен в расчёты, оторвался от компьютера:

– Чего?

– Сдаём новому начальству на подарок.

– Нету у меня, – отрезал Серёга. – Нужны им ваши подарки, а у меня каждая тысяча на счету.

– Ладно, многодетным скидка, давай сколько есть.

Серёга пошарил в бумажнике и выдал 500.

– Ну ты уж не прибедняйся, – сказал Савельев, – у тебя зарплата больше, чем у меня.

– У меня расходов знаешь сколько, тебе посчитать?

Савельев не хотел, но Серёга уже стал загибать пальцы:

– Ипотека, стройка-дача, кружки, лагеря, смеси, нянька, памперсы, витамины, жрачка на пятерых, ещё тёща сверху.

Савельев сдался: всё-всё-всё.

– А девочки тоже сдают? – недовольно спросила Светка, но сдала. Вика заявила, что у неё индивидуальный подарок начальству.

Катя сдала безропотно, хотя в кошельке только и была тысяча, она пока была на испытательном сроке и получила только аванс, который весь потратила на приличный костюм и хорошую стрижку.

– А что вы ему подарите? – спросила она.

Савельев пока не знал, но обещал подумать, когда обойдёт остальных.

Определённо, сегодня у Димы, дни которого раньше были сплошным несчастьем, был особый день. Тренькнул телефон, смс-ка оповещала о вечере выпускников в школе. Лена, хитрюга, оставила напоследок техничке его номер?

Первой реакцией его было замереть, в памяти, как вчера, предстала игра в «лошарика». Воспоминания прервал звонок Лены.

Лена набрала Диме:

– Так что ты хотел сказать? Дай угадаю! Извиниться за то, что лез целоваться спьяну?

Дима сидел в своем кресле.

– Извини, я вообще ничего не помню.

– Забыли. Я тоже была пьяна. Но мы здорово отметили твою победу.

– Как забавно, что эту радость я могу разделить только с тобой. Лен…

– Да? – Лена не поняла паузы.

– Меня позвали на вечер выпускников. Как думаешь, пойти?

– Непременно! Обязательно идти! Это знак! Я буду гордиться тобой, очень-очень. Удачи тебе!

– Погоди, ты что, прощаешься? – Дима перестал крутиться в кресле.

– Ты превзошёл мои ожидания, твоя терапия окончена, я тебя поздравляю!

– А я думал, с кем пойти выбирать офисный гардероб. И может, ты составишь мне компанию на вечере?

Лена засмеялась, приняв за шутку:

– Уверена, теперь у тебя отбоя от желающих составить тебе пару, теперь не будет. Сделай их там!

Лена дала отбой, счастливо выдохнула в удовлетворении от себя. Чудесный день.

Дима ответил согласием на приглашение.

Лена, освежившись, выпроваживала благодарного посетителя.

– Спасибо! Мне очень приятно, что у вас всё наладилось!

Мужик всё никак не уходил, ему хотелось поделиться:

– После вас жену просто как подменили, раньше отвернётся к стене, спрашиваю: Что случилось? – Ничего. – Я тебя обидел? – Нет. И ходит надутая, поди угадай. А теперь: Милый, я злюсь, когда люди поступают таким образом, могу я тебя попросить больше так не делать? А я и знать не знал, что ей не нравится, когда я ногти стригу на газету. Что вы с ней сделали, скажите мне!

Лена скрывала смех, от которого голова могла разболеться ещё больше.

– Ничего особенного, азы психологии. Называется «я-выражения», когда начинаете диалог с «я», говорите, что вам не нравится, в третьем лице, и заканчиваете просьбой. Вот и все чудеса.

– Слушайте, а я могу ей так сказать? Дорогая, я немного бешусь, когда женщины звонят мне на работу каждые полчаса, могу я тебя попросить больше этого никогда не делать?

Мужик сделал свирепое лицо, Лена всё-таки рассмеялась и тут же схватилась за виски.

– Я бы оттуда убрала слово «женщины», просто скажите «люди».

– Люди, я запомнил. И что думаете, послушается?

– Уж точно услышит, всё лучше, чем кидаться тапками.

– Вы, конечно, мастер своего дела, – оценил мужик, протянул визитку. – Если что, обращайтесь. Я кого хочешь могу по базе пробить. Обращайтесь.

– Да мне вроде ни к чему, но всё равно спасибо, – вежливо отказалась Лена. На визитке было написано «Детективное агентство».

Но когда мужик уже уходил, она его притормозила:

– А хотя… Есть одна просьба.

Детектив с готовностью развернулся со всем вниманием.

Дима опустил трубку и задумался. У него на лице были написаны смешанные чувства. Радоваться или плакать? Но раздумьям помешал стук в дверь. Вика.

– Дмитрий Алексеевич, один вопросик. Насчет служебной квартиры. У вас такое лицо… Я могу вам чем-то помочь?

Дима стряхнул с лица выражение, бодро улыбнулся:

– Вы хорошо знакомы с правилами дресс-кода?

– Всегда соблюдаю. А что? Какие-то нарекания?

Вика себе нравилась и знала, что нравится другим, правила дресс-кода она нарушала нещадно: её юбка была короче, чем полагалось, уже, чем допускалось, блузка была всегда расстегнута не на одну, а на три верхних пуговицы. Пока никто не жаловался.

– Не нарекания, просьба. Полагаю, это можно списать на служебные дела, ну и расходы тоже.

Дима встал из-за стола под взглядом изумленной, но готовой на всё Вики.

Водитель открыл дверь Вике, затем Дмитрию Алексеевичу.

– В торговый центр на Невском.

Шофёр кивнул:

– Как скажете.

Дима сел на заднее сиденье рядом с Викой.

Вышколенный служебный шофёр невозмутимо нажал на копку и задвинул шумоизолирующую загородку, отделяющую задние сиденья от него. Он привык, что те, кого он возил, решают за рулем свои дела, а служебные или неслужебные – это его не касалось.

Дочка пришла из университета и с огорчением смотрела, как отец собирает пожитки в спортивную сумку.

– Спасибо, девчонки, что приютили.

– Пап, может хоть маму дождёшься? Она пораньше сегодня обещала.

– Да и так загостился, поеду.

Мичурин чмокнул дочку в макушку и ушёл.

Не успела Машка погрустить, как вернулась мама.

– А папа только уехал, вы не пересеклись?

– Уже? Ну слава Богу, ванна теперь в полном твоём владении.

Она прошла в гостиную, взяла подушку и одеяло, которые Мичурин аккуратно после себя сложил, и убрала в шкаф. Маша смотрела, стоя молча.

– Маш, может какой новый сериал поищем? – обернулась Лена. – Ты в порядке?

– Нормально, – буркнула дочка и скрылась в своей комнате.

Лена пожала плечами, её сейчас занимало одно дело, очень интересное дело. Игра в детектива.

– Ты мог бы гордиться своим сыном, если он твой сын, – сказала Лена задумчиво, глядя в экран компьютера. Там было изображение Героя Советского Союза, лётчика Алексея Шумакова. Информации было минимум, даже странно.

Раздался звонок, это был благодарный детектив.

– С 1985-й по 1990-й Шумаков был в Афганистане, он не покидал Кабул.

– А могла женщина к нему туда приехать?

– Вы шутите?

– Ясно, – ответила Лена. И задумалась.

Легенду мать Димы слепила так себе, не удосужившись проверить, вырезала из газеты. Впрочем, зачем. Это же была версия только для одного маленького мальчика, который безоговорочно верил матери.

Дима посмотрел на себя в зеркало своего кабинета. Они с Викой выбрали ему новый гардероб. Он был доволен. Вика подошла сзади, поправила воротничок, сняла невидимую пылинку.

– Ваши бывшие одноклассники вас не узнают. Наверное, все уже обзавелись парами. Вы же не пойдёте один? Мы им утрём нос.

Вика достала ключи и помахала перед носом Димы:

– А потом я покажу, где в вашей новой квартире отключается сигнализация и как пользоваться посудомойкой.

– Откуда ты знаешь? – спросил Дима. И тут же догадался:

– Там ведь раньше жил Корзунов? У тебя к нему, кажется, особые чувства?

– К этому хаму? Чувства? Шутите?

Дима поправил волосы, бросил Вике:

– А вызовите сюда, пожалуйста, Екатерину.

Вика застыла.

– Переводчицу?

– Да, забыл её фамилию.

Когда явилась напуганная до смерти переводчица Екатерина Лапина, прямо при Вике новый руководитель отдела спросил её о планах на вечер. Конечно, у Кати не было никаких планов. Вот и отлично, она пойдет с ним на вечер выпускников.

– В качестве кого? – удивилась Катя.

– В качестве девушки, если вы не против, говорить будем только по-русски, – ответил Дима, наслаждаясь и реакцией Кати, и ещё больше – реакцией Вики.

Это было неожиданно. И для самого Димы тоже. Он открыл, что игры, в которые играют люди, самые увлекательные.

Катя не могла в тот день сосредоточиться на работе и допустила четыре ошибки в переводе, чего с ней никогда не случалось. Перевод ей вернули вежливо – новость о том, что Дмитрий Алексеевич назначил Екатерину своей девушкой, быстро разбежалась по офису.

Дима попросил Катю повязать ему новый галстук, галстук Костика, придававший ему уверенности, как перышко Дамбо. Но всё равно в служебной машине по пути в школу у него вспотели ладони.

– Волнуетесь? – заметила Катя его состояние.

– Будет лучше, если мы там будем на «ты», – сказал Дима.

– Конечно. Как скаже-те, жешь. Ой, простите, мне надо будет привыкнуть, – завиноватилась отличница-переводчица. Она была хорошей девочкой. Именно поэтому Ушаков выбрал в девушки её, а не офисную шлюху.

Мерседес подъехал к школьным воротам и встал.

– Фигасе! – присвистнул пропитый мужик, куривший в компании бывших одноклассников. В нём трудно было узнать Ивашкина. Он и тогда был второгодником, а сейчас казался старше других лет на двадцать, сказались бурные годы и плохая печень. В отличие от других в рубашках, на нём был старый замызганный свитер.

– Это кто у нас такой? – на свист Ивашкина обернулся к воротам полысевший коротышка Егоров.

– Ушаков?! – первым узнал школьного лошару потолстевший Сучков.

– Да ладно, – всмотрелся Ивашкин.

– Да ещё с тёлкой, – цокнул языком Сучков.

– С какой ещё тёлкой? – прогудела незаметно вышедшая в поисках мужа жена Сучкова, под стать мужу дородная баба, она была старше Сучкова и по пугливому взору мужа явно была главной в их паре.

Но тот самый Ушаков уже приблизился.

– Какие люди! – протянул Ивашкин.

Дима на миг сжался. Но он тронул галстук и оглядел бывших своих обидчиков с лёгкой улыбкой Костика.

– Здорово! Вижу, все наши тут.

– Наши люди на мерседесах не ездиют, ну ты Ушаков, даёшь, бля, ну вообще, – словарный запас Егорова не пополнился с шестого класса.

Жена Сучкова хлопала накрашенными ресницами, пихая мужа в бок.

– Это кто это, Лёш? На мерседесе?

– Одноклассник бывший, был задрот и нате, – Сучков был поражён переменой.

– А ты как был, так и остался, чего встал, с женой-то хоть познакомь! – пихнула жена Сучкова.

Сучков вышел вперед:

– Сколько лет, сколько зим! Тебя прям и не узнать!

– Да ты тоже изменился, все мы… – с той же лёгкой улыбкой ответил Дима. С некоторой даже снисходительностью.

– Это где ж такие мерсы дают?

– Не мой, служебный, – пожал плечами Дима.

– Дмитрию как руководящему работнику Росгаза положено, – вставила Катя. Для того и была взята.

– Росгаза, нехило, – оценил Ивашкин.

Все знали, что такое Росгаз. Ключевое слово «газ». Это как нефть. Даже лучше.

– Ну, Ушаков, ты даёшь! – восхитился Сучков.

Вклинилась жена, не дождавшись, пока её дурак-муж представит.

– Люда, очень приятно! А мой-то и не говорил, что у него такие школьные друзья, – пошла внаглую Сучкова.

– Катя, – сказала Катя и нерешительно посмотрела на Диму, статус окончательно не уложился в её гладко причесанной головке.

– Моя девушка, – осчастливил Катю Дима, спокойно так и слегка вальяжно, – ну, что стоим, пошли. Школу тебе покажу, – взял Дима свою девушку за руку, и, не дождавшись ответа, шагнул в открытые двери школы.

Катя мило улыбнулась и пошла следом, оставив бывших одноклассников хватать ртом воздух.

– Фигасе! – только и смог выдать бывший лидер Ивашкин. В отличие от Егорова его словарный запас не пополнялся с третьего класса.

Ну а что ещё они могли сказать? Росгаз, галстук и мерседес придавили авторитетом.

– Митенька! Таки пришёл! – обрадовалась принаряженная техничка.

Заметив Катю, которая оглядывалась с интересом в украшенном бюджетными шариками коридоре, доверительно шепнула бывшему ученику.

– Ах, Митенька, каков! То с одной был, а уж и с другой, бери эту, помоложе, та-то староватая для тебя, – непрошеным советом лезла техничка. Виной тому было красненькое, которым были щедро заставлены накрытые по случаю парты в актовом зале.

Было шумно и душно. Дима с Катей приехали с опозданием, все уже успели поднабраться за воспоминаниями, ахами, кто как изменился, и тайным злорадством, что кто – то изменился не в лучшую сторону. Стол бывшего класса Мити был в дальнем углу. При их появлении повисло молчание, а Олеся, староста-отличница, любимица математички, аж поперхнулась шампанским «Российское» по 399 рублей. Трудно было узнать Олесю в тётке с ранними брылями и дешёвой синтетической кофте, которая обтягивала бока и делала её похожей на гусеницу.

– Митенька! Да это же наш Митенька Ушаков! – ринулась к Диме Мария Николаевна, русичка. Та самая, перед которой было так стыдно за «четвёрки».

Успела поднабраться больше всех, судя по липучим объятьям и смачному поцелую, едва не попавшему Диме в губы, если б он не увернулся в сторону.

– Светлая голова! Светлая! Я это всегда говорила! Что же не приходил раньше? – пристыдила училка.

Годы Марию Николаевну и раньше не красили, а теперь вовсе превратили в сморщенное яблочко с крашеными щеками. Русичка из последних сил молодилась, но пьянство хоть скрашивает, но не красит жизнь старых дев.

– Да всё дела, работа, – пожал Дима плечами.

Стало жаль училку, и даже смешно. Как же он боялся их всех, какими важными фигурами они казались ему, не важнее, чем мама, но всё же.

Отойдя от шока, вернулась с перекура вся честная компания. Сучков даже успел получить подзатыльник от жены за то, что у них Нива, а может за то, что у Люды никогда не было таких ножек, как у девушки Ушакова, и уже никогда не будет. Люда намеревалась взять реванш у жизни полезным знакомством, хотя бы.

– А где же ты работаешь, Митенька, что такой занятой? – не отставала русичка.

– А он у нас, Марь Николавна, в Росгазе начальником, не хухры-мухры, – подскочил Егоров.

Мария Николаевна, хоть и была изрядно напившись, тотчас же собралась.

Новость о том, что Ушаков из «Б» теперь начальником в Росгазе, немедленно разлетелась среди одноклассников. Кате делали комплименты, подливали шампанского в надежде через неё подготовить почву для возможного трудоустройства.

Никто из класса особо не преуспел, ни соцработница Олеся, ни Егоров, тоже айтишник, но перебивавшийся по случайным заказам, ни Сучков-экономист, вместе с супругой-бухгалтершей вместе работавшие в кредитной конторе, у которой вот-вот отнимут лицензию. Катя ничего обещать не могла, но внимание было, ей конечно, приятно. Она всё оглядывалась на Диму, пытаясь вырваться из окружения просителей, но тот был занят разговором с училкой. А разговор неожиданно вышел весьма интересный.

Успехи Митеньки училка связала с хорошим воспитанием его мамаши.

– Матушка, всё матушка ваша, покойница. Земля пухом. Вот оно, правильное воспитание! Уж как она вас держала, ух! В учительской всем наказывала, строго-настрого, чтоб пятёрки не ставить Митеньке!

– Что? – остановился Дима, который было хотел отвязаться от пьяной русички.

– А чтоб не перехвалили, не испортили мальчика! Вот и лепили вам четвёрочки, порой и жалко было, уж как ты старался, не то, что эти, – махнула рукой Мария Николаевна в сторону честной компании.

– Вот сука, – против своей воли вырвалось у него.

– Сука, правда сказать, та ещё была сука, раз уж ты сам прозрел, – охотно переменила жанр училка.

По трезвости б потрясла священными скрепами, да винишко толкало в расширение границ, развязывало язык. Уж больно хотелось посплетничать. Не любили в школе Инну Петровну, высокомерная, скрытная, держалась особняком, она ведь тогда уже пролезла в завучи, попробуй-ка возрази.

– А ведь все знали, – доверительно пахнула в ухо русичка несвежим дыханием.

– Что знали? – вернулся Дима из своего ошеломления правдой. И тут же на него обрушилась новая.

– Ну, кого она хотела обмануть, тебя разве, – по-бабьи уже совсем выдала Мария Николаевна. – Лётчик, Господи. Ой, – спохватилась русичка. – Ты же в курсе?

– Да, ясно, не маленький, – Диме с трудом удалось не выдать шок.

«Не лётчик, а кто?» – едва не вырвался вопрос, но он просто подлил ей ещё красненького. Сам не пил, внимательно слушал. А Марию Николаевну мало кто слушал.

– Всё морали читала, моралистка, но каково? С отцом ученика, я всё понимаю, женщина одинокая, и я одинокая, но я себе такого никогда не позволяла! – русичка попыталась выпрямить спину, но едва не упала.

Вот и стало понятным, отчего так разоткровенничалась. Они были две одинокие училки в школе. Мария Николаевна так и не позволила себе то, что позволила другая – в одиночку родить ребеночка. Пусть и от родителя ученика.

– Как его фамилия? – склонился Дима к училке.

Та подняла пьяненький взгляд и икнула. Взгляд был острый, внимательный.

– Так ты не знал, – прозрела она. – Ой что-то я, кажется, лишнего, пойду, пойду освежусь.

Училка быстро-быстро засеменила к туалетам. Дима понял, что от неё больше ничего не добиться.

Заметив, что Дима освободился, Катя наконец вырвалась из компании к тому, с кем пришла. Но компания потянулась за ней следом.

– Митяй, слушай, по старой дружбе, – подкатил Егоров.

– Он отличный специалист! Исполнительный! – нахваливала Люда своего дурака. Тот все тушевался. – А у меня самой какой опыт! Квартальные, аудит, я всё!

Ивашкин был мрачен. Он работал сторожем, хоть и говорил, что охранником. Но в данный момент был безработным и потому просто попросил в долг.

У Димы на лице была работа мысли, и эта мысль была далеко от кадровых вопросов, хотя… Это можно все увязать. Почему нет?

– Ничего обещать не могу, – вздохнул он в сторону Егорова с четой Сучковых.

А Ивашкина спросил:

– Сколько?

– Ну, хоть пятихаточку.

– Пятерку на сигареты, инфляция – хмыкнул Дима, доставая тысячную.

У Ивашкина загорелся глаз.

– Хороший ты мужик, Митяй, я всегда знал, ты уж не обижайся, – поспешно протянул он дрожащую красную лапу за купюрой.

– Кто старое помянет, глаз вон, – Дима купюру протянул, но из рук не выпустил.

– Есть одна идея, ребята, поможете?

Ещё бы они отказались.

А дело было такое. В архиве найти журнал по математике тридцатилетней давности, правда об истинной цели умолчал: Дима хотел добыть список учеников Инны Петровны Ушаковой. Всем нашлось занятие: одному ключик в учительской, другому отвлечь внимание, третьему на стрёме стоять. И Кате тоже нашлось – вместе с Димой она перебирала пыльные журналы, заинтригованная: зачем? Дима бросил: – «Прикола ради, вспомнить школьные проказы», проказы, которых он себе никогда не позволял. Но в архивах были журналы только за последние семь лет. Более ранние, как выяснил ушлый Егоров, сгорели в пожаре. Он же пошукал в компьютере в учительской, в базу данных такие старые сведения не вносили.

Надежды Димы отыскать список учеников года, когда отец одного из них помог его матери зачать ребёнка, не оправдались. Настроение Димы резко ухудшилось. Он дал на сигареты Ивашкину, остальным позволил дать ему их жалкие контакты, и направился к выходу. Если бы Катя его не догнала, он бы, наверное, её тут забыл.

Когда в машине она его спросила об этом, скрываясь за шуткой, Дима не улыбнулся, вяло извинился. Значит, правда, мог бы и забыть. Почему так быстро они ушли с вечера, где все были «такие милые», Дима вовсе ответил грубо – жалкие придурки.

Около дома он высадил Катю, бегло чмокнув в щёку, и не дождавшись, пока она отойдёт, набрал номер Лены.

– Надо встретиться, Лен, срочно.

Катя успела увидеть и телефон руке, и это «Лен», это было даже не «Лена». «Лен» – так говорят своим. А она своей не была. В глазах девушки стояли слёзы. Ей так нравилось быть девушкой Дмитрия Алексеевича, а он уехал к другой.

Лена вышла из дома, села на заднее сиденье рядом с Димой.

– Я был отличником! Я всегда был отличником!!! И моим отцом был не лётчик.

– Дим, это не вся ложь твоей матери. У тебя есть дедушка.

Дима открыл рот.

– Он же давно умер!

– Нет, – ответила Лена, – твой дедушка жив. И может быть, он знает, кем был твой настоящий отец.

Было поздно, когда они въехали на территорию загородного дома престарелых. Там были сильно удивлены, узнав, что у старика Ушакова есть другие родственники, кроме дочери, которая, сдав отца, никогда не навещала его.

Предложенную взятку не взяли. Проявили милосердие. Всем персоналом тут дружно любили ток-шоу о встрече родных спустя многие годы, и тут у них. Кто бы пропустил такое в их серой рутинной жизни?

Медсестра вошла с ними:

– Пётр Леонидович, к вам пришли.

К ним обернулся жалкий старик в больничной пижаме и наброшенной на нее поверху шерстяной кофте. Слезившиеся глаза с трудом сфокусировались на парне и женщине.

– Я ваш внук, – сказал Дима.

– Внук? – наморщил старик лоб.

– Это сын вашей дочери, – подсказала Лена.

– У меня нет никакой дочери!

Старик затрясся всем телом, правая сторона застыла, с уголка закапала слюна.

Медсестра с Леной переглянулись и деликатно вышли. Там, за дверьми, персонал столпился в ожидании бурных слёз, но не получил свою дозу. Лена плотно закрыла за собой дверь, обломав кайф.

Им есть о чём поговорить.

Лена обратилась к медсестре:

– Значит, он здесь прозябает последние тридцать лет? Бедный старик.

– Бедняга, к нему никогда никто не приходил.

– Интересно, почему дочь так с ним поступила?

– Кому охота возиться с неврологическими, – пожала плечами медсестра.

– Ты как? – спросила Лена Диму, когда они подъехали к её дому.

– В порядке, – ответил он. – Мне надо это переварить.

– Вас отвезти домой? – спросил Дмитрия Алексеевича водитель.

– Да, домой, – ответил Дима. Но когда они подъехали к элитному кварталу, спохватился: в старый дом, не новый. Он кое-что там забыл.

Он забыл на стене портрет чужого мужчины, которого считал отцом. Ему надо было вернуться, чтобы в последний раз поплакать о своем прошлом. Чтобы навсегда попрощаться с тем наивным Митенькой. Больше его нет.

Когда Лена вошла домой, дочка стояла у окна.

– Мам, ты приехала на мерсе?

– Бедный успешный мальчик, – сказала Лена, устало снимая туфли.

– Бедный, – хмыкнула дочка. – Папа не зря ревновал.

– О чем ты? – спросила Лена.

– У него к тебе чувства, мам. А ты даже не заметила.

– У Мичурина? Ты шутишь?

– Мам, он надеялся тебя вернуть! Ты ж психолог, и ничего не заметила.

Лена все ещё хлопала глазами, когда дочка пошла в комнату, закрыв за собой дверь.

Дима вошёл в разгромленную квартиру. Он сметал фоторамки, топтал их, хрустело стекло.

Раздался стук в дверь, вошла старушка баба Зина. Дима не запер дверь.

– Митенька, ты что это тут устроил? – спросила соседка, оглядываясь.

– Пошла вон, вон! Старая карга! – надвинулся на неё Дима.

– Митя! Да как же тебе не стыдно?

– Стыдно?! – Дима в ярости пошёл на бабулю, она выскочила вон.

Дима опустился на диван, взял телефон и позвонил Вике:

– Говори адрес и жди меня там!

Вика не стала задавать лишних вопросов.

Она едва успела отключить сигнализацию, как Дима набросился на неё и задрал юбку, он рвал ей рубашку, впивался в её грудь. Перед его глазами металась птица, он развернул Вику и насадил на себя, прижав её спиной к стене. Обнажённые груди, птица, и они вместе летели в бездонный чёрный колодец.

Людмила Исааковна вышла из офисного здания вместе со всеми, кто тут работал. Помахала вечно сонному старенькому охраннику. Сходила в магазин, купила себе готовой еды, только разогреть, как удобно. Затем вернулась, как делала это каждый день. К десяти вчера, она знала, охранник всегда уже спал под свой настольный пузатенький телевизор. В офисе было пустынно и тихо. Людмила Исааковна проскальзывала мимо, к чёрной лестнице, чтобы не разбудить шумом лифта, входила обратно в офис, как другие приходят обратно домой. Жалюзи она заранее закрывала, они были плотными, и все же она старалась не включать верхний свет.

Потом она совершила свои обычные вечерние процедуры, необычным во всем этом было лишь то, где она делала это. Голову приходилось мыть в раковине, а тело – в тазике, ванной в офисе предусмотрено не было. В том же тазике она стирала белье, вешала на батарею, к утру обычно всё высыхало.

Переодевшись в халат и накрутив волосы на мягкие бигуди, она тщательно нанесла крем на лицо, шею и область декольте с кольцами Венеры, глядясь в зеркало туалетной комнаты. Матрас уже был расстелен, постель готова. На пол со стола была переставлена настольная лампа – Людмила Исааковна любила почитать на ночь, как и все «домашние» её ровесницы. Всё было, как обычно. И вдруг произошло нечто неординарное.

Раздался звонок в дверь.

Людмила Исааковна застыла: кто это может быть? У Лены свои ключи, она звонить бы не стала. Да и что ей тут делать в такое время? Клиенты? Время уже не приёмное. Охранник. Точно. Заметил, что она вернулась. Или пробился свет через жалюзи? Тогда можно сказать, что она вернулась, потому что забыла выключить свет.

Людмила Исааковна поспешно свернула постель, стремительно сорвала с себя бигуди, переоделась, не забыв набросить пальто и переобуть уличные сапоги, репетируя легенду: – «Представляете, с улицы заметила, что забыла выключить свет! Пришлось вернуться. Ах, память уже не та…»

Открывая дверь, она было начала заготовленную фразу, но та не успела вырваться из её изумленно открытого рта: на пороге был не охранник и не Лена. Это был Николсон.

– Здравствуйте.