Текст книги "Легенда об Ураульфе, или Три части Белого"

Глава вторая

– Кричи. – Ваявус мазнул прутом по бревенчатой кладке. – Ну, громче кричи!

Валь ойкнул.

– Еще пару раз. Давай. И не забудь почесать свой зад, когда мы вернемся в школярную.

Валь, сутулясь и хмурясь, поплелся за мастером и уселся в углу на лавку. Ученики захихикали. Ваявус бросил на Валя делано гневный взгляд:

– Щенок, глинопек недосушенный! Я тебе покажу, как лапать творение мастера! – Потом оглядел других и рявкнул: – Молчать, глиномазы!

Ученики притихли. Теперь от Ваявуса требовалось перейти к торжественной части. Он поправил свой фартук, выложил грязную тряпку из кармана на стол, а другую, еще не досушенную, сунул зачем-то в карман. Наконец посмотрел исподлобья на сидевших на лавках и сказал то, что требовалось сказать:

– Важи, вчера я преподал вам последний урок – показал, как создать равновесие в барельефе. Надеюсь, вы уварили…

Ученики загудели. Петрикс поднял три пальца вверх. Ваявус не ждал ничего хорошего от этого наглеца. Отец у этого Петрикса – владелец трех мастерских. На него работают мастера – не меньше десятка. Подмастерьев и не считают. Сам давно ничего не делает. Даже не помнит, как это – скатывать шар из глины. И мальчишка такой же: сразу в хозяева метит. Такой ученик только ищет, как бы поддеть учителя.

– Петрикс, что надо?

Петрикс вальяжно поднялся, почесывая себе ухо:

– Важ, а который урок мы должны уварить – тот, что вашей руки, или где еще рука Валя?

Ваявус насупился, но ответил почти спокойно:

– Где увидели равновесие, тот и запоминайте. Вы учитесь на мастеров, а не чтобы позлить Ваявуса.

– Петрикс для этого учится!

Ученики заржали. Петрикс пожал плечами – плевать ему на равновесие! – и плюхнулся на скамью.

– А ну, всем заткнуться! – Ваявус стукнул ладонью по столу, снова поправил фартук, откашлялся и с трудом заставил себя говорить торжественными словами:

– Важи, смена светил – и вы станете мастерами. Вас примут в гильдию. Так что больше я вам не нужен. – Он выдохнул. – А теперь – проваливайте отсюда. И передайте папашам, что с долгами за обучение в гильдию не принимают.

«Глаза б мои больше на вас не смотрели!» – пробурчал он себе под нос и укрылся в кладовке.

Ученики зашумели и повскакали с мест.

– Свобода! Ура свободе!

– Ну, уж прям и свобода. Как вкалывать-то начнешь, как будешь горшки обжигать от смены до смены светил, запоешь по-другому.

– А ты найми подмастерьев. Пусть они обжигают.

– Это ты у нас из богатеев. Твой папаша за все заплатит. Даже если ты пальцем пошевелить не захочешь.

– А чего ему шевелить? Только глину переводить! У Петрикса руки кривые!

– Эй, а хочешь кривую рожу – за такие слова?

– Ой, я тебя испугался! и твоего папашу! Ты все равно дерьмо. Хоть всех мастеров скупи, а Валь все равно будет лучше.

– Валь даже лучше Ваявуса!

– Заткнись. Ваявус услышит! Твой зад давно не чесался? Ваявус его нагреет!

– Уже не нагреет. Все кончилось!

Петрикс, однако, решил не прощать оскорбления. Значит, он хуже Валя? Ну, переросток, держись!

– Кончилось? Как же так? и для нашего Валя кончилось? Он же у нас лучше всех? – Петрикс почти вплотную приблизился к месту, где примостился Валь, и состроил жалостную гримасу. – Он что же – больше не будет месить Ваявусу глину? и подметать в мастерской? и воду таскать не будет? Духи! Не вводите нас в заблуждение! – Петрикс возвел глаза к небу. – Бедный маленький Валь! Разве на этот раз у него есть деньги на взнос? Разве он сможет оплатить вступление в гильдию?

У Петрикса тут же нашлись союзники:

– Ничего он не сможет.

– А что же с ним теперь будет?

– Снова пойдет учиться!

– Это в который же раз?

– Кажись, уже в третий. А может быть – и в четвертый, – те, кто стоял рядом с Петриксом, громко захохотали.

– Бедный маленький Валь! – захныкал Петрикс. – и откуда ты только взялся? Где твой добрый отец? Почему о тебе не печется?

– Нет у него отца. Его Ваявус нашел. На задворках, в гнилой капусте.

– Неужели? – Петрикс делано удивился. – Я так и думал! А он его как нашел – прямо с дурацким именем или отдельно? Я слыхал, так зовут недобитков из древорубов…

Валь, до этого безучастный, резко вскочил и двинул Петрикса по уху.

– Ребята, мастера бьют!

Ученики разделились. Одни окружили Петрикса, другие были за Валя. Скамьи, столы, недосохшие глиняные пластины пострадали безвинно. Шум заставил Ваявуса выскочить из кладовки.

– Карахундра, мелкие Духи! Бешеные школяры!

Недолго думая, он схватил ведро, в котором еще оставалось немного грязной воды, и окатил дерущихся:

– Вон из моей мастерской. Чтобы духу здесь вашего не было! Мучители глины! Все расскажу про вас председателю гильдии. Будете штраф платить – вместе с мастерским взносом.

Бывшие ученики, размахивая руками, выкатились на улицу. Ваявус успел за ворот выдернуть Валя из кучи, затолкал в мастерскую и громко захлопнул дверь. Но Валь расслышал, как Петрикс, отмахиваясь от противников, крикнул в сторону двери:

– Отщепенец вонючий! Ты еще приползешь наниматься ко мне в подмастерья!

Валь подошел к рукомойнику и плеснул водой на лицо. Вода, стекавшая в таз, сделалась розоватой. Он утерся разорванным рукавом и снова уселся на лавку, глядя на барельеф. Мастер вчера неудачно расположил цветы: правый угол внизу оказался слишком тяжелым – так что весь барельеф словно перекосило. Решение было простым. Но Ваявус его не видел. Валь промучился до утренней смены светил: сказать или не сказать? Ваявус очень обидчивый. Так что лучше не говорить. Лучше взять и исправить. Никто ничего не заметит.

Утром Валь улучил момент, когда никого еще не было, а Ваявус возился в кладовке. И Валь все уж было закончил, все теперь оказалось на месте: барельеф перестал заваливаться и смотрелся легко и нарядно, – но мелкие Духи подгадили. Петрикс почему-то притащился раньше других и увидел Валя в окошко – как он правит работу мастера. Ну, и выдал его. Да как подло! Дождался, когда все рассядутся, когда Ваявус наденет фартук и начнет разглагольствовать об изящных ремеслах, и с нагло-наивным видом прервал его на полуслове:

– Важ! Наши родители платят за обучение. Мой отец всегда говорит, будто вы много умеете.

Ваявус насторожился:

– Твой папаша платит столько же, сколько другие.

– Ну, да. Вы такой уважаемый мастер. А кто-то так не считает и потихоньку от вас исправляет ваш барельеф. Мой отец удивится, когда об этом узнает. Он отдавал меня в обучение мастеру, а не вшивому ученику.

Ваявус опешил. Он уставился на барельеф и тут же увидел ошибку, которую кто-то исправил – несколькими мазками, одной удачной деталью. Кто-то? Известно, кто!

– Решил поумничать, да? – Ваявус извлек из кармана тряпку и, нещадно ее теребя, стал приближаться к Валю. Тряпка спряталась в кулаке. Кулак с громким звуком опустился на стол перед Валем.

– А ну, топай в кладовку. Я тебе преподам равновесие!

Валь послушно побрел в кладовку. Ваявус прошел за ним, громко захлопнул дверь и небольно шлепнул ученика по затылку.

– Решил опозорить мастера перед этими сопляками? – Ваявус казался несчастным и теперь неловко промокал пот на лбу.

– Я думал сделать, как лучше.

– А просто сказать не мог? Подошел бы, шепнул на ушко.

– Вы бы сразу обиделись.

– Ну, обиделся бы. И что?

– Хлопнули бы меня.

– Я и так тебя хлопнул. И толку?

– Я думал, никто не увидит. Не знал, что Петрикс припрется…

– Не думал! Не знал! Не увидит! Вот как врежу прутом – будешь знать! – Ваявус тяжко вздохнул. Он уже очень давно не наказывал Валя – с тех пор, как тот отучился у него первый срок.

…Теперь они сидели друг против друга – Валь с разбитой губой и сердитый Ваявус.

– Утерся? На, выпей. – Ваявус поставил перед Валем кружку с горячим питьем.

– Что это?

– «Хвойная бодрость». Горячая. Я ее разогрел. Так быстрее пойдет.

– Я не люблю.

– Привыкай. Не все тебе здесь столоваться. Будешь ходить в трактир. А в трактирах, знаешь, не жалуют чистоплюев.

Валь решил быть послушным и взялся за кружку. Ваявуса это как будто бы вдохновило. Он тоже немного отпил и, не глядя Валю в лицо, чуть ворчливо сказал:

– Я не могу тебя больше держать. Люди будут смеяться. Ученик поучает учителя – какое тут равновесие? И нечего притворяться: никакой ты не ученик.

– Но куда ж я пойду?

– Станешь мастером, заведешь свое дело. И не рядом, а где-нибудь там… чтоб не путаться под ногами. Строй там свое равновесие, – Ваявус махнул рукой куда-то в сторону Леса. – Каждый должен жить своей жизнью.

Валь опустил глаза, сделал глоток «Хвойной бодрости» и невольно скривился: нет, ему не привыкнуть!

– Ничего, ничего. Помаленьку… Ты хоть денег скопил?

Валь сделал еще глоток: нет, это пить невозможно. Он копил. И думал, что хватит. Но ему из селенья прислали почтовую птицу: кто-то в семье заболел. Нужно платить за лекарства. Отец с тех пор, как гильдию распустили, перестал зарабатывать. Говорил, что лучше отрубить себе руку, чем рубить дрова по указке – там, где Совет позволяет. Древорубы – старейшая гильдия. Ее члены сами решают, что им делать и чем заниматься. Он сердился, когда ему осторожно напоминали: гильдии не существует. Он позволил семье разориться.

– Та-а-ак! – в словах Ваявуса чувствовалось осуждение. – Решил, что Ваявус опять тебя пожалеет? А что ему: у него целая мастерская! Он может держать нахлебника. Так я говорю: уходи! – мастер стал кипятиться. – И не вздумай напоминать, что ты здесь из-за Листвинуса. Такого лекаря нет, а скорее всего – и не было. Не маленький – понимаешь!

Валь почувствовал в горле ком:

– Я бы мог служить подмастерьем.

В голосе мастера проступило неподдельное раздражение:

– Ты тупой или как? Повторить тебе еще раз? Ты мне больше не нужен. Заночуешь последний раз – и со сменой светил убирайся.

* * *

– Эй, ты там? – Ваявус стучался к Валю.

Валь открыл дверь в каморку. Ваявус вошел, чуть покачиваясь.

– Подвинься! – и уселся на скрипучей кровати Валя. Кровать возмутилась. Ваявус не обратил внимания.

– Ты думаешь, что я злой? Будто я забыл о Листвинусе? Да, Листвинус был такой лекарь! Таких теперь больше нет. Он людей от Духов вытаскивал. Да он мне… – Ваявус искал подходящее слово, – как мать родная! Он бы сверхмастером стал – если б не это дело… Да!.. И к тебе я привык. Ты вообще-то толковый парень: равновесие и все такое… Листвинус-то, знаешь, в людях кое-что понимал. Ведь ему приходилось и в башку, и в нутро к ним заглядывать. – Ваявус хихикнул. – Правда, с тобой разобраться несложно. У тебя на лбу написано: «Этот должен с глиной возиться».

Валь подумал: и что это у него за лоб за такой? Что хочешь, то и читай.

Кровать опять заскрипела. На этот раз Ваявус чуть покачивал головой, словно пытаясь понять, что кровать имеет в виду.

– Ну, а про барельеф, так ведь правильно все! Равновесие! Вот ведь штука… Кто почувствовал, тот и прав. – Он вздохнул. – А денег, значит, ты опять не скопил… Отослал, небось, все… к этим своим древодерам. – Ваявус чуть помолчал, прислушиваясь к кровати. Кровать не подавала признаков жизни; Ваявус, качнувшись всем телом, заставил ее заскрипеть – и, довольный тем, что услышал, приобнял Валя за плечи: – Я, знаешь, вот что решил. Я бы мог тебе одолжить. Ты, как-никак, работал. Но много не одолжу. А то вдруг не отдашь? Ну, мало ли что там будет… В общем, даю половину. А вторую ты сам добудешь. Я тебя научу. Гильдия устраивает ярмарку мастеров. Самый главный заказ – барельеф для зала Советов. Слыхал? На Лосином острове главное – красота. – Ваявус ухмыльнулся. – Красота должна быть всегда перед глазами у тех, кто принимает Законы. Мол, и Законы тогда будут такие, как надо. Тому, кто получит заказ, выплатят много денег. Целое состояние. Даже Петриксову отцу такие деньги не снились.

Валь удивленно уставился на Ваявуса.

– И не таращь глаза. Я знаю, что говорю. Не воровать посылаю.

Валь открыл было рот. Но Ваявус сразу отмел невысказанные возражения:

– Разве я сказал, что ты выиграешь заказ? Мелкие Духи! Да ты наглец! Таких еще поискать!

Рот Валя снова открылся, и снова Ваявус не дал ему вставить слово и снова ухмыльнулся:

– Хотя Духи, бывает, шутят. Может, тебя прямо сразу посчитают сверхмастером. Спросят: это тот самый, что ли? Который сын древоруба? Его Ваявус учил. У этого ученика не было ни шиша, даже мышиных хвостиков. А Ваявус его терпел – кормил и все такое. Бедный, бедный Ваявус! Но теперь этот сын древоруба непременно разбогатеет. И тогда Ваявус спросит с него за все.

Валь совсем растерялся. Мастер шумно захохотал, стал раскачиваться на кровати, хлопать Валя то по плечу, то по спине, и кровать запела на разные голоса. Ваявус прислушался с интересом:

– О! Слышь! Соглашается! Говорю, не робей. Если даже не выиграешь самый главный заказ, – он опять хохотнул, – так по ярмарке бродит много разного люда. Каждый присматривает себе мастера для каких-нибудь целей. Говорю же тебе: народ тянется к красоте. Ты немало умеешь. Уж кто-то тебя да высмотрит.

Валь наконец возразил:

– Важ, я же не мастер. А ярмарка – для мастеров.

Ваявус искренне возмутился:

– В правилах не говорится, что можно лишь мастерам. Ты ученик, способный. Почему же тебе нельзя? Может, кто-то из вредности и захочет тебя попереть. А ты не сдавайся, тверди: в правилах нет такого. Слушайся меня, парень. Листвинус бы это одобрил. Или хочешь пойти в дровосеки? – он чуть понизил голос. – У дровосеков нет гильдии. Их нанимает Совет. Там вступительный взнос не нужен.

* * *

Ваявус, конечно, не мог просто так выгнать Валя. Поэтому и придумал ярмарку мастеров. Валь покачал головой: нелепая это затея!

Больше он здесь не останется: уйдет со сменой светил.

Нужно переложить вещи в заплечный короб. Ваявус выменял короб на какие-то безделушки у знакомых корзинщиков – специально в подарок Валю. Сказал со смешком: пригодится, если станешь бродягой. Валь недавно помог ему с довольно сложным заказом – вылепил украшения для невесты жестянщика. Но на работе Ваявус поставил свою печать. У Валя печати нет. Он же еще не мастер. И вряд ли мастером станет. Ему никогда не скопить денег на членство в гильдии.

Может, правда пойти в дровосеки? Или к Петриксу – подмастерьем? Нет, лучше уж в дровосеки. Внутри у Валя заныло. Интересно, что теперь прочитал бы Листвинус у него на лбу?

Валь засунул в короб рубаху и застиранные штаны, гребень чесать вихры, несколько стеков для глины. Осталось еще вот это – белое на золотом, амулет человека, которому он не помог.

Валь развернул тряпицу и прилег на кровать.

Сколько раз он себе говорил: надо продать амулет. За него дадут не меньше чем три лосиные шкуры. Две шкуры – вступительный взнос. Другую шкуру можно вложить в какое-то дело. С кем-нибудь на паях. Нет, не целую шкуру. Пока его дело начнет приносить доход, нужно на что-то жить. Но на меньший взнос вряд ли кто согласится. Разве только Ваявус… Он бы, может, обрадовался…

Нет, Валь не сможет отдать амулет – ни за шкуры, ни за монеты. Он связан с этой вещицей невидимыми веревками так же сильно, как были связаны крылья несчастного пленника… Пальцы привычно нащупали выпуклый контур. Как всегда, в минуту неприятных раздумий Валь искал в нем успокоения. И всегда невольно гадал: тот, кто выдавил амулет на неизвестном металле, действительно видел Дерево или придумал его? Вдруг оно есть до сих пор? и у него под корой серебряная сердцевина – как у тех деревьев, что видели Белого Лося…

Валь столько раз касался пальцами амулета, его изящных контуров, причудливых переплетений, что захоти он вылепить белое Дерево в глине, то сделал бы это легко, зажмурив глаза, по памяти, с точностью до завитка…

– Валь, ты совсем сдурел? Лодырь ты долговязый! Дрыхнет, как сонная муха. – Ваявус стучал так сильно, что чуть не снес дверь с петель.

Валь, еще плохо соображая, сел на кровати. Смену светил он проспал, и теперь незамеченным ему уже не уйти. А Ваявус, кажется, так и не протрезвел?

– Отпирай, карахундра! Думаешь отвертеться? В дровосеки податься? Вздумал перечить Листвинусу? Да я тебя за шкирку на площадь поволоку.

Валь поспешно завернул амулет в тряпицу, сунул поглубже в короб и еле успел продлить двери существование, освободив от крюка. Ваявус ввалился в каморку:

– Опоздываем, говорю!

Он не стал выслушивать возражения Валя, велел ему сунуть голову под струю рукомойника и хлебнуть из кружки с бледным зеленым чаем. А потом Валь поплелся за мастером на базарную площадь. Он почему-то не мог больше спорить с Ваявусом. Может, из-за Листвинуса…

* * *

Площадь кишела людьми. В самом центре стояли столы для участников состязаний – длинный-предлинный ряд. Желающие мастера пристраивались за столами, оглядывали зевак и разминали пальцы. Вдоль ряда прохаживался распорядитель в высоких синих ботфортах и следил за порядком. Ваявус пихнул Валя в бок:

– Иди, занимай себе место.

– А ты?

– С чего это мне выпендриваться? Мне денег на взнос не надо. Наберу себе оглоедов – вот тебе и заказ. А ты давай усаживайся. Делай все, как договорились.

Договорились? О чем? Валь уселся за крайний стол и ссутулился, чтобы не очень бросаться зевакам в глаза.

– Глинкус! Глинкус! Это же Глинкус! – загудели вокруг.

– Во, смотри-ка, кто будет искать мастера для Совета! Этого нам и надо! – Ваявус вдруг возбудился, как будто явление Глинкуса сулило Валю удачу. – Это знатный старик: равновесие и все такое!

Глинкус прославился тем, что когда-то лепил шары безупречной округлой формы без гончарного круга, вручную. Долгие годы он был председателем гильдии. Но теперь мять глину было ему не под силу. Однако его считали самым беспристрастным судьей и неизменно приглашали судить состязания. Правда, были и злоязычники. Утверждали, что из-за Глинкуса стены зала Совета до сих пор остаются пустыми. Будто бы он дорожит своим местом судьи, и потому до сих пор ярмарки мастеров заканчивались ничем. Каждый раз судья утверждает: все мастера хороши. Очень много хороших. Но того, кто достоин заказа, Глинкус пока не нашел.

Валю, однако, было не до того. Перед местом, где он устроился, шлепнулся ком мокрой глины:

– А этот чего приперся?

Валь сильнее вжал голову в плечи, оглянулся, словно кто-то в чем-то его уличил, и сразу увидел в толпе наглую рожу Петрикса:

– Этот даже не мастер! Состязания – для мастеров.

Распорядитель ярмарки был уже тут как тут. Валь еще больше ссутулился: как он и полагал, его с позором прогонят на глазах у Петрикса и остальных зевак. Но Ваявус вылез вперед, мешая распорядителю приблизиться к Валю.

– Да, я мастер! А вы что думали? А это – не мастер, нет. Но это мой ученик! Он почти уже мастер. И где это в правилах сказано: «Ученикам нельзя»? Важ, не пихайте меня. Ничего от меня не пахнет. Я знаю, что говорю: в правилах не написано! Думаешь, влез в ботфорты – можно и правил не знать? Пусть вон Глинкус решает.

Глинкус с живым интересом прислушивался к перепалке и краешком глаза разглядывал несчастного Валя. А Валь в это время больше всего на свете хотел провалиться сквозь землю. Ваявус и распорядитель стали толкать друг друга и хватать за грудки. В публике закричали: «Охрана! Сюда! Охрана!» Глинкус сделал вид, что драка его не касается, но повернулся к Валю и обратился к нему подчеркнуто вежливо:

– Юноша не имеет звания мастера? Но ему хватило решимости выйти на состязания?.. Уверенность в своих силах – это весьма похвально! (Валь покраснел как рак.) И я согласен с важем, – он повернулся к Ваявусу, одним-единственным взглядом освобождая того от распорядителя ярмарки. – Как ваше имя, важ? Вы сказали, Ваявус? Вы – мастер изящных ремесел? Очень, очень приятно. Да, я, наверное, что-то слышал о вас. Но не помню, что именно… Мастер, я с вами согласен: ученикам не запрещается принимать участие в конкурсе. Возможно, ваш ученик обладает выдающимися умениями…

– Что я тебе говорил? – Ваявус, торжествуя, развернулся всем телом к Валю, а потом – точно так же к Глинкусу. – Он вам продемонстрирует! А ну, покажи им, Валь!

– Дайте сигнал к открытию! – Глинкус решил, что пора закончить неожиданное развлечение, и призвал распорядителя ярмарки вернуться к своим обязанностям. – Мастера! Выбирайте материалы для состязаний. Создайте для нас фрагмент барельефа или картины, которой бы вы украсили стену в зале Совета.

Распорядитель взобрался на каменное возвышение и сильно ударил в гонг.

* * *

– Разноцветные стекла!

– Красную глину и охру!

– Глиняную пластину!

– Бисер и мишуру!

Валь сидел и молчал. В голове у него было пусто. Для чего он сюда приперся? Чтобы над ним посмеялись?

Глинкус, прохаживаясь между столами, ободряюще глянул на Валя:

– Вы еще не решили, важ, с каким материалом работать? Вы еще не придумали образ?

– Ну же, парень, давай! Попроси себе глину! – Ваявус занервничал. Кажется, этот Валь решил свалять дурака. Хлебом его не корми, дай опозорить учителя. Как исправлять барельеф, который слепил Ваявус, это он завсегда. А как самому слепить что-нибудь путное…

У мастеров на столах уже стали проявляться изделия. Глинкус ходил, посматривал, покачивал головой. Но нигде не задерживался. Распорядитель снова сильно ударил в гонг. Горожане, желающие подыскать себе мастера, тоже двинулись между столами, разглядывая работы. У каких-то столов сгрудились группки людей. Поощряемые восхищенными возгласами, мастера продолжали трудиться.

Валь исподволь поглядывал по сторонам: все эти люди, старательно мнущие глину, заполняющие ее вмятины бусинами и мишурой, они действительно поняли, что должно украшать стену в зале Совета? Или их выбор случаен? Они делают, что умеют? Но ведь это неправильно. Картина в зале Совета не может быть просто красивой. Она должна нести в себе какой-то глубокий смысл, какую-то скрытую тайну.

– Важ, вы еще не решили, какой материал вам нужен?

– Да гнать его надо в шею! Тоже мне – важ! – новый ком глины плюхнулся рядом со столиком Валя. На этот раз распорядитель поспешил туда, где мог быть обидчик Валя. Но Петрикс нырнул в толпу.

– Важи, хочу напомнить: участники состязаются до вечерней смены светил. – Глинкус повысил голос, чтобы его услышали и мастера, и публика: – Вы можете размышлять так долго, как это нужно. Правильное решение не всегда находится быстро. Но следите за Солнцем.

* * *

Солнце выпуталось из облаков только к самому вечеру. До вечерней смены светил оставалось немного времени – совсем немного для тех, кто участвовал в ярмарке, и совсем немного для Солнца, чтобы порадовать землю. Дневное светило, собравшись со всей предзакатной силой, затопило собою воздух. Валь сидел, как и раньше, положив на колени руки, и мучительно думал. Солнечные лучи были зеленоватыми. И от этого зеленоватой казалась старая Башня, видимая ее часть, подвешенная над городом, и фрагмент полустертой мозаики – изображение Лося – тоже было зеленым. В прошлом году, Валь помнит, Лось отдавал желтизной. В следующем – поголубеет.

«Парень, не верь глазам. Лось на мозаике – Белый. Этот тот самый Лось, которого помнят деревья с серебристой сердцевиной…»

Лось на мозаике белый.

«Это серьезный труд – видеть Белого Лося. Нужно как можно чаще смотреть на мозаику Башни. Эта мозаика служит людям напоминанием…»

А дворец, в котором заседают советники, расположен напротив Башни!

По телу Валя волной пробежало предчувствие. Он смотрел на мозаику и боролся с зеленым Солнцем: нужно помнить о белом…

Ноги Лося тонули в тумане. Он тянулся мордой к чему-то, что было скрыто от глаз. Этот Лось когда-то гулял по влажному Лесу, трогал губами молодую кору и терся рогами о ствол могучего Дерева.

Валь почувствовал в пальцах легкую дрожь.

Это Дерево было белым! Белое на золотом. Дерево с амулета! Оно было частью мозаики! и если что-то должно украсить собой зал Совета – так это изображение старой мозаики Башни! Валь попробует повторить ее образы в глине – Белого Лося и Дерево.

Ему нужно слепить фрагмент. Осталось совсем мало времени. Он успеет вылепить Дерево.

– Позолоту и белую глину!

– Позвольте полюбопытствовать: для чего нужна позолота?

– Фон должен быть золотистым.

Глинкус с живым любопытством наблюдал за странным участником состязаний. Тот внезапно проснулся. Долговязое тело Валя вдруг обрело упругость – будто в нем распрямилась пружина. Пальцы зажили нервной жизнью – как отдельные существа. Они обжимали глину, утюжили, мяли, вытягивали, выявляя гибкие линии и изящные завитки. На пластине, покрытой позолоченной краской, стал проявляться образ. Валь выращивал Дерево. Оно почти ощутимо качало своими ветвями и тихо шептало Валю:

– Угадал! Угадал!

Распорядитель ударил в гонг: мастерам полагалось закончить свою работу. Руки Валя замерли в воздухе. Он очнулся, поднял голову и в первый момент испугался. Глинкус стоял над ним. Глаза судьи увлажнились. Стол, где работал Валь, окружала толпа.

– Важ! У меня нет слов! Это же совершенство! Кто подсказал вам образ? Ах, извините меня. Кто вам мог подсказать! Вы так долго раздумывали, как приступить к работе. Как ваше имя, важ?

– Валь… – голос Валя осип и еле прорывался наружу. Глинкус сразу поймет: этот – выскочка из древорубов, у него в роду нет ремесленников.

– Простите, я не расслышал. Как вы сказали? Вали…? – брови Глинкуса изогнулись, выдавая недоумение.

– Валь…юс…

– Вальюс! Ну да, конечно! – Глинкус словно обрадовался. – Очень редкое имя. Но оно выдает потомственного ремесленника. Не удивляюсь, важ. Совершенно не удивляюсь. – Он повернулся к толпе. – Важи, вот мастер, которому я готов поручить самый главный заказ. Ах, да! Вы еще не мастер, вы еще не успели стать членом нашей гильдии! – Глинкус будто бы вспомнил о досадной помехе, но тут же, взглянув на пластину, отмел от себя все сомнения и просветлел лицом. – На Лосином острове всякое может случиться. Гильдия сразу назовет вас сверхмастером, важ!

Зеленоватое Солнце, помедлив, опустилось за край земли, и последний зеленый луч зацепился за краешек Неба. Из толпы на Валя, не мигая, смотрел Ваявус. Губы его подрагивали, и на щетке усов зеленели бусинки пота.

* * *

– Мастер Глинкус, с хорошей вестью!

Мастер Глинкус, одетый в праздничную одежду (кружевной голубой воротник, голубые манжеты – в год голубого Солнца нужно выглядеть соответственно!), седовласый и вдохновенный, поднялся на возвышение в зале Совета.

– Важи, гильдия поручила мне наиважнейшее дело. – Он слегка поклонился. – Я не просто горд оказанным мне доверием. Весть, которую я принес, наполняет меня высшей радостью. Я должен назвать человека, достойного стать сверхмастером – первым сверхмастером гильдии после затмения Солнца. Вальюс – вот его имя! – Глинкус тряхнул седой шевелюрой и обвел присутствующих сияющими глазами. – Важи, всем нам известно: на Лосином острове главное – красота. Мы живем, чтобы любоваться. Мастера моей гильдии трудятся для красоты. А сверхмастер изящных ремесел как никто другой способен приумножать красоту. Поздравляю вас, важи, с этим чудесным событием и прошу придать ему статус Закона.

Председатель Совета кивнул:

– Важи! Вы слышали мастера Глинкуса. Мы всегда доверяли ему в вопросах, связанных с красотой. И Совет обычно не оспаривает решений гильдии мастеров…

– Ах, важи! Как можно оспаривать! Я уверен: советники – люди, чуткие к красоте, – Глинкус пылко польстил присутствующим. – и у всех вас перед глазами работа того, кого гильдия решила назвать сверхмастером. Это ли не доказательство? Оно убеждает лучше, чем слово старого Глинкуса.

Председатель недовольно покачал головой: не следует перебивать – даже если ты Глинкус.

– Тем не менее, важи, прежде чем вас попросят вскинуть свои платки, вы можете высказать вслух согласие или протест. Важ Крутиклус? Вы протестуете?

Кто-то может протестовать? Против сверхмастера, умножающего красоту? У Глинкуса на лице отразилось недоумение. Правда, Глинкус плохо знаком с этим новым советником. Крутиклус совсем недавно возглавил гильдию лекарей. Поговаривали, будто ему понадобились усилия, чтобы занять это место. Слишком много усилий, слишком много монет и шкурок.

– Важи, ну что вы, важи! Какой может быть протест? Особенно если дело касается красоты, – Крутиклус начал вкрадчиво, почти умиротворенно, поглаживая манишку и прикладывая платочек с двойной ажурной каемкой к уголкам слишком полных губ. – Я бы сказал, у меня есть некоторые опасения…

– Против чего, позвольте спросить? – Глинкусу явно не нравился председатель гильдии лекарей.

– Против поспешности, которую проявляет гильдия достопочтенного важа. – Крутиклус подгреб к себе воздух мягким, округлым жестом, словно хотел отобрать этот воздух у Глинкуса. – Объявить сверхмастера – очень серьезное дело. И поспешность в таких делах кажется неуместной…

– Поспешность? Какая поспешность? Год назад мастер Вальюс победил в состязаниях. Даже не будучи мастером, он поразил окружающих – ценителей красоты. – Глинкус не ожидал препятствий подобного рода и почувствовал раздражение.

– Вот как раз об этом я и хотел напомнить. Упомянутый важ, как бы сказать помягче, – Крутиклус улыбнулся и Глинкусу, и Совету, – участвовал в состязаниях без всяких на то оснований.

– Как вы можете, важ, обвинять в этом мастера Вальюса? Он ничего не нарушил. В правилах состязаний запреты не оговаривались. И мастер Вальюс позволил себе истолковать их отсутствие…

– Вот именно, важ! Вот именно! Позволил истолковать! Сам себе, простите, позволил. Истолковывать правила – опаснейшее занятие. И это почти всегда приводит к плохим последствиям. Вспомните, как отщепенцы толковали Закон об охоте. Сколько бедствий это принесло Лосиному острову.

Советники чуть оживились, услышав об отщепенцах, но тут же снова утихли.

Глинкус смотрел на Крутиклуса с неприязнью и раздражением: этот важ такой молодой, а рассуждает так, как будто… Как будто… Глинкус не нашел подходящего слова.

– Куда вы клоните, важ? В чем все-таки ваш протест? – Председатель Совета выразил общее недоумение.

– Важи, я уже говорил. Я не против сверхмастера. Как можно, важи! Как можно! Но стоит ли торопиться? Может, стоит внимательней приглядеться к тому, кого гильдия важа Глинкуса хочет сделать сверхмастером? Может, как-то проверить?

– Проверить? Что значит – проверить? Сверхмастера определяют по тому, что он сделал. Работа мастера Вальюса уже существует. Вот она, перед вами.

– Ах, важи! Я не о том, – Крутиклус с улыбкой признанного мудреца взглянул на мастера Глинкуса: как же Глинкус наивен. – Я хочу напомнить вам случай из недавнего прошлого. Помнится, был человек, которого тоже собирались сделать сверхмастером. Его имя назвали корзинщики, пекари и портные…

– А еще рыбаки. Древорубы, будь у них гильдия, тоже бы не возражали.

– Кое-кто из присутствующих уже понял, о ком я…

– Еще бы!

– Так вот, того человека хотели назвать сверхмастером, – возгласы в зале были неприятны Крутиклусу, голос его утратил свою притворную мягкость. – К счастью, гильдии лекарей удалось отсрочить решение. И подобная осмотрительность оправдала себя. Этот «почти сверхмастер» – не прошло и полгода – сделался отщепенцем. Важи, всем вам известно: мы не можем судить сверхмастера по Законам Лосиного острова. Мы не можем к нему применять обычные наказания. Подумайте, что случилось бы, окажись отщепенец сверхмастером?