Текст книги "Легенда об Ураульфе, или Три части Белого"

Глава вторая

Лосиха была меченой – с белым пятнышком на лбу.

Барлéт не мог этого не заметить, когда она выскочила на него. Но думать об этом не стал. Им владел Дух охоты. Барлет довольно долго томился в засаде и теперь, завидев зверя, дрожал от нетерпения: еще чуть-чуть… Ближе… Ближе…

– Ату ее! Пшел! – он гикнул, махнул Кóварду и помчался наперерез.

Ковард послушался. Значит, не видел? Иначе… мог бы сглупить…

– Зараза!

Лосиха, уходя от погони, неожиданно развернулась и побежала совсем не в ту сторону, где ее поджидала ловушка, – не в сторону зарослей, а к окраине Леса, где в просветах между деревьями виднелся луг. Теперь она была ближе к Коварду. Совсем близко от Коварда.

– Стреляй!

Ковард вдруг осадил коня. Значит, увидел. Идиот! Не зря Барлет всегда его недолюбливал.

– Стреляй! Упустим! – Барлет пришпорил коня, пытаясь нагнать лосиху.

Ковард скакал за ним и что-то громко кричал. На открытом месте слова сносило ветром. И Барлет был этому рад. Он не желает слышать. И выстрелит сам. Глупый зверь! На лугу попасть в него будет легче. Барлет вскинул арбалет, прицелился и выстрелил. И тут до него донеслось:

– Часы! Часы!

Что-то внутри Барлета дернулось: вот куда стремилась лосиха. Солнечные часы! Святое место кейрэков, прибежище всех обреченных… Но лосиха не человек, а тупое животное. Барлет подстрелил ее, но подстрелил до того, как лосиха переступила черту заветного круга. Он ведь раньше попал? Тьфу, мелкие Духи! Зачем ему думать об этом – попал он до или после?

Они доскакали до часов и остановились. Лосиха с трудом подняла голову, попыталась подняться и рухнула снова. Лужа крови под ней становилась все больше и больше.

– Это часы кейрэков, – Ковард выдохнул, а не сказал.

– Добей ее.

– Место отсчета солнечных лет.

– Старье. Часы служили во время Белого Солнца. Уже три затмения, как Солнце стало цветным. Добей, говорю.

– В заповедном месте запрещено убивать.

– Узкоглазым запрещено, а большеглазым – плевать, – Барлет нехорошо усмехнулся. – Добей, говорю. Все равно подохнет.

Ковард медлил и хмурился.

«Ему неприятно смотреть на раненую лосиху в центре священного круга. Подумайте, какой нежный!» Барлет решил подыграть:

– Видишь, мучается скотина.

Ковард ответил тихо:

– Не надо было стрелять. Я же предупреждал!..

– Я тебя не расслышал.

Барлет сплюнул сквозь зубы, приладил стрелу и выстрелил. Лосиха дернулась и замерла.

– Вот так поступают охотники, а не слюнтяи! – Барлет опустил арбалет и натянул поводья. Конь вдруг заржал, заартачился, закрутился на месте. Краем глаза Барлет увидел, что Ковард испуганно спешился. Что это с ним? Додумать он не успел – и вылетел из седла. Конь, сбросивший седока, как безумный помчался к Лесу. Барлет не успел вскочить, как его сшибло на землю; спину обдало жаром.

– Барлет! Скорее – туда! – Ковард схватил его за руку и тащил за собой.

На этот раз Барлет подчинился. Они забились под куст. Ковард был очень бледен:

– Смотри!

Место, где Барлет застрелил лосиху, полыхало. В пламени то и дело проявлялась звериная тень.

– Красный Дух. Выедает землю. Выедает лесную плоть! – Ковард стучал зубами и с трудом выдавливал из себя слова.

– Красный Дух – лесной властелин. Он делает то, что хочет, – Барлет попытался взять себя в руки. Так вот как это бывает! Это не уличные забавы на празднике красноголовых.

Барлет и Ковард сидели, прижавшись друг к другу (позже Барлет с трудом мог себе это представить), и завороженно следили за огненной пляской.

Огонь хотел захватить как можно больше травы и кустов. Он покушался и на деревья: жадно и злобно лизал их подошвы, обжигая кору, старался забраться повыше. Но Лес вступил с ним в противоборство – всеми своими запасами зеленой прохлады. Тучи стянулись к месту лесного пожара. Полил дождь. В мгновение ока все вокруг стало мокрым. Но Ковард, поеживаясь от струй, стекающих по спине, облегченно вздохнул: пожару не разрастись.

Огонь, шипя, огрызаясь, вынужден был отступить. В самом центре, однако, там, где упала лосиха, он казался неукротимым. Капли не долетали туда, разбиваясь о невидимую преграду, и огонь плясал до тех пор, пока Красный Дух не насытился.

Наконец все стихло.

Барлет рывком поднялся на ноги. Вода из складок одежды пролилась ему в сапоги.

– Вонища, мелкие Духи! Пойдем. Я хочу посмотреть.

Ковард взглянул на Барлета с сомнением.

– Может, он еще там? Он хотел нас убить!

Барлет нахмурился и двинулся к месту, где упала лосиха. Охотник не может бояться Красного Духа. А Красный Дух не может, не должен убить охотника. Охотники почитают его превыше всего на свете.

– Считай, я принес ему жертву.

Ковард нехотя последовал за Барлетом. Но тот, слава Духам, не решился подойти совсем близко. Пятно, рожденное пляской Огня, слишком черное и слишком гладкое, без всяких признаков обгоревшей травы или лосиных костей, пахло едкой гарью и походило на черную пасть неведомого животного, притаившегося в земле.

Ковард поежился.

– Это мертвая плешь, – он говорил совсем тихо. – Здесь рождаются плешеродцы.

– Откуда ты знаешь?

– Так рассказывают предания.

Барлет сплюнул:

– Ты слишком много знаешь. Слишком много глупостей. Пойдем искать лошадей.

* * *

«Меченая лосиха… могла бы родить лосенка – белого лосенка, первого за минувший лунный период», – Барлет тряхнул головой. Ему нет до этого дела – до всех этих белых лосей. Лось – добыча охотника. Мясо, рога и шкура, и не больше того. Не больше. Это все из-за Коварда. Он напичкан кейрэкскими бреднями. Говорят, кейрэки могут путать чужие мысли… Но Ковард-то не кейрэк! Он – из рода Моховника. На Лосином острове это самый старый род большеглазых охотников. Даже Скулоны уступают им в древности родословной. Предки Моховника жили здесь еще при кейрэках, когда край назывался не островом, а Долиной Лосей. Может, в этом все дело. Может, прабабка Коварда путалась с узкоглазыми. Вон, взглянуть на Коварда сбоку – так его глаза узковаты.

Ковард не дал Барлету насладиться приятными мыслями:

– Мы в третий раз возвращаемся на то же самое место.

– Мелкие Духи! Возьмем правее. Давай рискнем без тропы.

Они двинулись напрямик, через кусты. Но кто-то невидимый сдвинул знакомые тропы и спутал все ориентиры. Барлет ругался без передышки. Из-под копыт лошадей то и дело прыскали буроедки. Казалось, весь лес наполнился сумасшедшими буроедками: они забыли, что нужно прятаться в норах. Птицы целыми стаями набрасывались на добычу, а потом долго кружили в воздухе, наполняя лес растерянным криком. Некоторые разжимали когти, и буроедки падали вниз. Одна свалилась Барлету на шляпу. Он брезгливо стряхнул ее.

– Что это с ними? С ума посходили?

– Они не могут найти дорогу в гнезда. Как мы…

– Чушь! – Пожалуй, с Коварда станется, и он заявит, что все это из-за Барлета: «Я же тебе говори-и-ил: священное место кейрэков…» Еще чуть-чуть, и Барлет, пожалуй, в это поверит. Нет, так продолжаться не может. Если они почему-то сбились с дороги, нужно заночевать прямо тут, где они оказались. А утром, с новыми силами, тронуться в путь.

– Все. Хватит. Совсем стемнело. Можно свернуть себе шею.

Ковард не возражал. Он выглядел слишком усталым. Они спутали лошадей. Барлет решил развести костер. Но Ковард вдруг возразил:

– Не надо.

– Ты спятил?

– Не надо! – Ковард не смотрел на Барлета, но в его голосе проявилась неожиданная настойчивость.

– Ковард, ты идиот. Хочешь, чтоб нас сожрали?

– На сегодня довольно огня. Мало ли что… Лес может не выдержать. Лучше просто забраться повыше.

Барлет попробовал разозлиться – опять эти бредни! – но не сумел. Что-то мешало ему настаивать на своем. Он помочился на слабый огонь, и, когда тот зашипел и умер, полез на дерево следом за Ковардом. Они устроились в развилках ветвей. «Не охотнички – древуны! Хорошо, что никто не видит», – Барлет плюнул, пытаясь попасть в костровище. Плевок долетел, обожженное полено в ответ зашипело, доставив Барлету маленькое удовольствие. Он взглянул на Коварда. Тот уже засыпал.

– Эй, Ковард, постой, не дрыхни. Если спросят, что сталось с лосихой, мы ее упустили. Понял?

– Лосиха была меченой. Она могла бы родить белого лосенка.

Барлет снова плюнул на землю и закрыл глаза.

* * *

Ковард скакал за лосихой. Лосиха была меченой, вся в белых пятнах. Они светились на солнце. Потом Ковард увидел Барлета. Он точно знал, что это Барлет, хотя тот походил на крупного пса. Коварду стало страшно.

– Барлет, что с тобой?

Барлет не ответил. Он несся большими прыжками, догоняя лосиху, и Ковард знал, что не сможет ему помешать. Но старался не отставать. Он видел: Барлет приготовился прыгнуть. Лосиха вдруг повернулась и сказала голосом матери:

– Я вышла замуж за человека, помнящего про Кейрэ, – не за убийцу лосей. Теперь в Долине Лосей не родится белый лосенок. Зато на Лосином острове появятся плешеродцы – охотники за человечиной.

Барлет в ответ оскалился и зарычал, и Ковард увидел с ужасом: он прыгает не на лосиху. Это же Найя, Найя! Как она здесь оказалась?

Крик подхватил его и вышвырнул вон из сна. Ковард, весь мокрый от пота, разлепляя глаза, безуспешно пытался понять: кто кричал в его сне – он сам или Найя? Будто это имело значение.

– Эй, Ковард, ты спятил? Не могу до тебя докричаться. Слезай! Быстро, быстро давай! Вон наши. Вышли сюда.

Они едва успели спуститься на землю, когда появились охотники.

– Барлет! Ну наконец-то! Мы думали, вы потерялись. Боялись, вы не вернетесь. – Брон облегченно вздохнул. – Ночка была – та еще! Мелкие Духи сбесились.

– Все целы? – Барлет оглядел охотников.

– Ну-у… Как сказать… Крог куда-то пропал. Отправился вслед за вами.

– Боюсь, что Крог уже не вернется.

– Мирче! Достал, старый ворон! – Брон огрызнулся и обернулся к Барлету. – Каркал всю смену светил. Все твердил про мертвую плешь. Будто бы этой ночью появилась новая плешь и стянула к себе все тропы. А здесь отродясь плеши не было. Так куда вы запропастились?

Барлет придумывал отговорки. Ковард старался не слушать. Очень зудело плечо: все-таки он обжёгся. Но главное было не в этом: ночной кошмар его так и не отпустил. Видно, Сьяна права, что считает его слишком мнительным. Найя уже большая. А Ковард, дай ему волю, так и носил бы ее на руках, не давая спуститься на землю.

– А, Ковард, сынок! Плохо выглядишь! Не иначе как плохо спал!

Ковард поморщился: только Мирче ему не хватало – с его мрачными предсказаниями.

Мирче был бессменным знахарем братства. Те, кто видел Мирче впервые, неизменно пугались: его неживые, выцветшие глаза смотрели куда-то мимо, будто что-то разглядывали вдали. На самом деле знахарь был слеп и это делало странным его лицо.

Но при полной своей слепоте Мирче безошибочно различал окружающих и прекрасно ездил верхом. Он звал свою лошадь Ласточкой. Она была мохноногая и необычной масти – бежевая, в светлых пятнах. Барлет и другие охотники считали ее отвратительной. Но Мирче с ней не расставался. Посмотреть – так роднее Ласточки никого у знахаря не было. И все давно устали потешаться над этим.

Были те, кто считал, что знахарь вовсе не слеп, он на самом деле все видит, и пытались испытывать Мирче. Но Мирче в ответ только смеялся:

– Зачем человеку лишнее? У меня есть уши и нос. Я нюхаю, слушаю, чую.

За спиной у знахаря что только не говорили! Будто Мирче сто лунных лет и он жил при кейрэках. Что раньше он был охотником – только очень давно, когда не охотились на лосей. Что Мирче и не знахарь вовсе, а настоящий колдун, потому и живет так долго и видит без помощи глаз. А колдовать на Лосином острове запрещено законом.

Ковард в это не верил. Мирче, конечно же, странный. Но он никакой не колдун. Он помогает охотникам справиться с синяками. Умело вправляет вывихи и ставит компрессы на раны. Это всего лишь искусство – никакое не колдовство.

Ковард редко смеялся над Мирче. А знахарь – видимо, в благодарность – выделял его из остальных и всегда старался пристроиться рядом с ним на привалах.

Ковард боялся, что пристрастие знахаря станет поводом для насмешек. Но Мирче цеплялся к нему, как репей. А Коварда подводило детское любопытство: откуда слепому известно, как выглядит Ковард, что делал, как спал и что видел во сне?

И на этот раз, как всегда, Мирче почти без труда втянул его в разговор.

– Сегодня мало кто спал спокойно.

– Верно. Но Ковард не просто спал плохо. Он видел страшный сон и до сих пор не очнулся. – В голосе Мирче слышалось беспокойство. Рука слепого легла Коварду на плечо – будто он хотел нащупать остатки дурного сна. – Что ты видел во сне, сынок?

– Я не запомнил.

Ковард оглянулся по сторонам – не увидел ли кто этих нежностей – и отстранился. Рука соскользнула. Получилось не очень вежливо.

– Мирче, мне надо идти.

– Подожди, подожди, сынок! Давай отойдем в сторонку. – Мирче вцепился в рукав Ковардовой куртки. – Помоги мне. Где нас не видно?

Ковард некстати подумал: у слепого сильные руки; и едва заметно вздохнул: отвязаться от Мирче, видимо, не удастся.

– А теперь посмотри на меня, сын Веренеи-садовницы!

Откуда такая торжественность? Мирче решил поиграть в церемонию посвящения? и не все ли равно, смотрит или не смотрит Ковард в лицо слепому? Мирче его не видит.

– Взгляни на меня, сын Моховника. Я совершенно слепой.

Кто-то об этом не знает?

– И я вот что хочу сказать… Сынок, не пора ли тебе все это бросить?

– Бросить что?

– Я слепой, сынок. Но меня не обманешь: вчера появилась новая плешь. Новая мертвая плешь. Значит, убили меченую лосиху. Это очень опасно. Это опасно для всех – для тебя, для твоей сестры.

– При чем тут моя сестра?

– Ковард, ты больше не должен охотиться на лосей.

И это говорит ему Мирче? Сколько Ковард помнит себя, знахарь не пропустил ни одной лосиной охоты.

– Я всего лишь свидетель.

Свидетель? Да кем этот знахарь себя воображает? Смотрителем Башни?

Мирче будто прочел его мысли:

– Кто-то должен считать лосей – чтобы однажды сказать: все, наступил предел.

– Мирче, о чем ты? Какой предел?

– Предел тому, что ты делаешь. Что делает каждый из нас. Тому, что делаем все мы. – Мирче снова тронул Коварда за рукав. – Что ты видел во сне, сынок?

Сильно ныло плечо. Коварда зазнобило, и он ответил грубо:

– Не твое дело, Мирче.

Глава третья

Ковард опаздывал. На целых две смены светил. Но это вовсе не значит, будто что-то случилось с Найей. Почему он решил? Да, погибла лосиха, меченая, с пятном. Он ничего не мог сделать. Появилась мертвая плешь. Это очень опасно, но вовсе не означает, будто что-то случилось с Найей.

Ковард весь взмок от пота. Казалось, что он не скачет, а бежит из последних сил – так колотится его сердце.

Скоро, совсем уже скоро он окажется дома. Усадьба – за тем поворотом. Найя встречает его. А может – устала встречать. Ведь он опоздал, опоздал – на целых две смены светил.

Ковард спешился возле крыльца и тут же увидел Сьяну – в темной накидке, с заплаканными глазами. Она стремительно бросилась вниз по ступенькам и припала к нему, слишком сильно прижалась: раньше она себе такого не позволяла. И не хотела его отпускать – не давала сделать ни шагу. Так что Коварду пришлось ее отстранить.

– Ковард! Твоя сестра… Лучше тебе не смотреть.

Ковард на мгновенье оцепенел – и будто бы снова провалился в тот страшный сон: «Значит, это кричала Найя!»

Он даже не удивился, когда увидел ее мраморное лицо, слипшиеся ресницы и ноги в сырых обмотках. Сьяна не пожалела тряпок, но кровь просачивалась через преграды.

– Ее нашли рано утром, почти у дороги. Она смогла доползти, – Сьяна всхлипнула. – Ковард, пойдем отсюда. Она тебя не увидит. А звуки, движения – все это лишняя боль…

– Это Ковард приехал? – Найя вдруг разлепила глаза, и шепот ее заставил Коварда встрепенуться.

Он вдруг сделался властным и расторопным. Он сам не признал бы свой голос – так твердо, неотменимо звучали его распоряжения: седлайте свежую лошадь; запрягайте возок, пусть движется следом.

– Что ты делаешь, Ковард? Ковард, остановись! Это безумство!

Сьяна пыталась его образумить: Найю нельзя везти, она не доедет до города. Ковард лишает сестру возможности умереть дома, в своей кровати, хочет подвергнуть ее новым приступам боли…

– Отойди!

Ковард укутал сестру в теплое одеяло и вынес на улицу.

В дороге его рука, которой он прижимал к себе Найю, совсем онемела: Ковард боялся лишних движений, боялся усилить чужую боль, дремавшую в складках свертка. А в пустой его голове тяжелым шаром билась одинокая мысль: «Не умрет… Не умрет, не умрет».

* * *

Сначала Ковард подчинялся единственному желанию – ехать. Куда-нибудь, где помогут. В большое селение. Но на развилке он повернул в сторону Главного Города. Нужен известный лекарь. Которому все под силу… Хорошо бы – сверхмастер… Но на Лосином острове такого лекаря нет. Этого звания много лет добивался Крутиклус.

Что ж! Он поедет к Крутиклусу.

Все-таки это имя. Это определенность. Крутиклус довольно давно заседает в Совете. Он известен среди охотников. Ковард невольно поморщился. Среди охотников Крутиклуса называли «наш шкурный друг». Было известно, что лекарь обожает подарки. Все его выступления на Совете в пользу охотников были щедро оплачены шкурами самых разных мастей.

Но это сейчас неважно. Крутиклус – известный лекарь. И его известность чем-то заслужена.

Да, Крутиклус сумеет помочь. Ковард очень попросит. Он скажет: «Я привез вам свою сестру – самое дорогое, что есть в поместье Моховника. В Лесу на нее напали какие-то дикие звери. Они отъели ей ноги. Сделайте что-нибудь! Очень прошу…»

– Важ, должен вас огорчить: девушка умирает. Удивительно, что она дожила до сих пор.

– Сделайте что-нибудь!

– Важ, боюсь, вы желаете невозможного.

Крутиклус глядел на Коварда с вежливым равнодушием. Он ведь сообщил охотнику об исходе событий? Чего же тот еще хочет? Может, охотник желает горячего чая? Перед тем, как покинуть дом?

Ковард должен уйти? Он проделал такой длинный путь. В пути он делился с сестрой своим желанием жить. Он надеялся. И он верит, что Найю можно спасти. Нет, не верит – он знает!

Пальцы Крутиклуса переплелись и заплясали на животе:

– Ужасные раны. Ужасные…

Ему приходилось лечить укусы. Но совсем не такие. Следы зубов очень странные… Волки?

– Может быть, волки.

– А может быть, не они… Да, ужасные раны. Пугающие на вид… Так что я хотел сказать?.. Охотнику нужно знать: это очень дорого стоит.

Ковард согласно кивнул.

Нет, охотник не понял. Лекарь сделает все, что может. Но это не означает, что девушка не умрет. А платить все равно придется. Ведь Крутиклус потратит время. И ему придется работать после вечернего чая: это всегда дороже.

Ковард опять кивнул.

Охотник понял условия?

Ковард на все согласен.

И у него есть деньги?

Он отдаст, сколько нужно.

Часть – монетами, а другая часть – непременно звериными шкурками. Среди шкур должна быть цельная шкура лося.

Лосиной шкуры не будет.

Простите, охотник… Вы утверждали…

Будет все, кроме шкуры лося.

В голосе Коварда чувствовалось злое упорство, и лекарь решил согласиться: эти охотники иногда бывают очень несдержанны.

Да, вот еще что: половину сумму нужно внести сейчас.

Ковард непослушными пальцами потянулся к дорожной сумке и отсчитал монеты.

Ну, что ж! Неплохо, неплохо. Крутиклус, пожалуй, начнет. А охотник пусть подождет. Он заплатил свои деньги достойному человеку. Мастер Крутиклус быстрее всех вскрывает трупы умерших. И быстрее всех отрезает головки мелким крысятам. Триста семьдесят семь головок от Луны до Луны. Так что в гильдии лекарей ему сегодня нет равных. А если вспомнить лягушек…

Ковард остался ждать.

В голове было пусто. И в груди было пусто и гулко. Кровь пульсировала в висках и хотела заставить время сдвинуться с места. Но время застыло – как внутри священных часов, где убили лосиху. Солнечные часы давно ничего не значат, и на Лосином острове по ним не сверяют время…

– Важ! Охотник! Вы слышите? Я закончил. (Ковард вскочил.) Вы помните уговор? Оставшееся вознаграждение – не позднее новой Луны. А, вы желаете знать результат лечения? Ваша сестрица пока еще не умерла. Вроде бы хрупкая с виду, но оказалась живучей. И кровь – я сам удивился – все-таки остановилась. И она назвала свое имя. Да, забавно, забавно.

Ковард почувствовал, как у него задрожали руки. Особенно та рука, которой он придерживал Найю во время езды.

– Но, видите ли, охотник… – Крутиклус понизил голос. – Мне следовало настоять… Предложить вам совсем другое… Знаете, у меня есть такая настоечка. Редкого свойства. В ее составе травки, купленные в горах. Я приобрел настойку у одной старухи из тамошних. Они кое-что понимают в такого рода делах. В общем, эта настойка избавляет от боли. Навсегда избавляет. – Лицо Коварда исказилось, и лекарь поспешно продолжил: – Да, что я хотел сказать… Я обработал то, что осталось от бедных ножек. Возможно, они заживут. Но рана на правой ноге, скорее всего, загноится. Это очень плохая рана. Я уже говорил… Конечно, вы можете держать меня в курсе дела. За умеренное вознаграждение я могу каждый раз отрезать пораженную плоть…

До Коварда постепенно стал доходить смысл сказанного.

– Вы хотите сказать…

– Я хочу сказать: не завидую вашей сестрице!

Ковард сглотнул. Неужели Сьяна права: «Это лишняя боль, ты понял? Дай ей умереть спокойно!»

– Но можно что-то придумать – чтобы раны не загноились?

– Важ, как бы вам сказать… Мастер Крутиклус – лекарь. Лекарь, а не колдун. И я бы не взялся, не взялся…

Но, может, Крутиклус знает того, кто возьмется?

Лицо лекаря приняло обиженное выражение: разве Ковард забыл, что в гильдии сегодня нет равных Крутиклусу?

Нет, Ковард не то имеет в виду. Мастер сказал, мастер оговорился… Может быть, кто-то, не лекарь…

Глазки Крутиклуса забегали по сторонам.

– Охотник прекрасно знает: на Лосином острове запрещено колдовать. И я не могу просто так…

– Это будет дорого стоить?

Крутиклус быстро оглянулся по сторонам и уставился на охотника:

– Это будет дорого стоить.

Ковард заплатит. Он заплатит за имя.

Крутиклус хотел бы получить свою плату вперед.

– Сколько?

Лекарь назвал сумму. Ковард не стал торговаться и молча выложил деньги. Лекарь медленно пересчитал монеты, спрятал одну за другой в карман большущего фартука, чмокнул губами и, задумчиво глядя вдаль, негромко сообщил:

– Охотничий знахарь Мирче.

Ковард почувствовал, что его обманули.

– Но это имя известно! И Мирче – никакой не колдун!

– Известно? Однако охотнику в голову не пришло обратиться к знахарю – хотя он знает его, и, видимо, знает неплохо. Охотник привык, что Мирче помогает в Лесу, только братьям охотникам – и никому другому. А то, что знахарь обладает некоторыми умениями… Особыми…

– Особыми?

– Да, особыми умениями.

Крутиклус понял, что Ковард не верит ему, что он раздосадован, хуже – рассержен. И лекарь затараторил:

– Охотник слишком молод и просто не знает… Но Мирче долгое время жил у кейрэков и многому там научился.

– Мирче – у кейрэков?

У Коварда вытянулось лицо, и лекарь испытал удовольствие: наконец-то ему удалось удивить своего гостя.

– Да, важ. Мирче, тот, что нынче охотничий знахарь, жил когда-то на Севере. Об этом почти забыли – кроме тех, что были причастны… Он вернулся оттуда слепым. И ему разрешили остаться. Правда, с одним условием… Ну, так вот. Мирче знакомы секреты кейрэков и хитрости их колдовства.

– Но кейрэки – не колдуны.

– Охотник из рода Моховника, кажется, не разделяет мнение большинства, большинства своих братьев. Ему симпатичны кейрэки? Или он любит спорить? Мы можем устроить диспут: победитель получит деньги, – Крутиклус тут же позвонил в колокольчик. Появилась служанка. – Мини, ну-ка присядь: диспут невозможен без публики. Итак, уважаемый, на чем мы остановились? Вы, кажется, утверждали, что кейрэки – не колдуны? И поэтому знахарь Мирче не может быть колдуном. Но тогда он бессилен помочь и вашей сестрице.

Ковард поспешно откланялся:

– Я благодарен мастеру. Завтра ему доставят условленное вознаграждение.

– Полагаю, вы не хотите учитывать стоимость диспута? Жаль, жаль. Мини, помоги охотнику перенести сестрицу в повозку.

* * *

– Я рад нашей встрече, сынок! Ты, наконец, появился.

У Коварда не было особых оснований для радости. Он хмурился и отводил глаза, будто Мирче у него на лице мог прочитать что-то лишнее.

– Я… С Найей случилось несчастье.

– Слышал. Бедная девочка. – Выцветшие глаза слепого, как обычно, смотрели в пространство, хотя голос звучал сочувственно. – Но ей ведь лучше, не так ли? Ты возил ее к лекарю?

– В Главный Город, к Крутиклусу.

Мирче все так же смотрел в пустоту, но Коварду показалось, что знахарь расстроился.

– Крутиклус сумел обработать раны?

– Он сделал все, что сумел. – Ковард запнулся и добавил: – Все, что мог сделать лекарь.

– Сказать по правде, сынок, лекарь Крутиклус не много может.

– Но все говорят, что в гильдии ему сегодня нет равных, – Ковард чувствовал неуверенность.

– Это правда, – знахарь нахмурился. – Равных в гильдии ему нет – по умению льстить и вытягивать деньги.

– Но Крутиклус заседает в Совете.

– Ладно, не будем об этом. Что он сказал? Как быстро затянутся раны?

– Он сказал, что рана, скорее всего, загноится. И, – Ковард набрал в грудь побольше воздуха, – посоветовал обратиться к тебе.

– Крутиклус сказал, что Найе поможет только колдун?

Ковард занервничал. Он не хотел обижать старика.

– Он сказал, ты жил у кейрэков.

– И за это сообщение взял с тебя кучу денег! Не отпирайся – я знаю. А потом еще намекнул: все, что идет от кейрэков, связано с колдовством. Сынок, это гадкие мысли. Мы должны ликовать, что кейрэки покинули остров. Ведь они колдовали! Но кейрэки – не колдуны. Просто они лучше нас умеют видеть и слышать. И знают больше имен. Их вынудили уйти…

– Они посчитали, что Север больше подходит для жизни, чем срединные земли острова.

– Их вынудили уйти – вот что я скажу тебе, Ковард.

Но Коварду не хотелось спорить с Мирче из-за кейрэков.

– Я приехал к тебе из-за Найи.

– Да-да, конечно, сынок, – Мирче вздохнул. – Я думаю, что можно сделать. Но, знаешь, одними травами тут не спасешься. Твоей сестре нужен воздух – чистый, целебный воздух. Если воздух начнет тяжелеть, Найе уже не поможешь.

– В усадьбе Моховника чистый воздух.

– Воздух усадьбы Моховника отравил твою мать.

Ковард почувствовал: горло его сжимается. Так случалось всегда, когда кто-то упоминал его мать. А Найя похожа на Веренею как две капли воды.

– Ты знаешь, конечно, что твой отец подписал петицию в пользу лосиной охоты. Его голос – голос представителя древнего рода – определил решение, принятое Советом.

Память о давнем поступке отца была для Коварда вроде охранной грамоты. Закон, разрешивший охотиться на лосей, позволил охотникам разбогатеть и стать влиятельной силой. С этим считался даже Барлет. И Коварду позволяли держаться особняком. И смотрели сквозь пальцы на то, что он избегает игрищ на празднике Красного Духа.

– А знаешь ли ты, что поступок отца стал губительным для Веренеи?

– Мирче, ты не колдун. Ты просто старый брехун – вот кто ты такой!

Негодование захлестнуло Коварда. И он еще рассчитывал, что получит здесь помощь! «Это дорого будет стоить!» – Дорого будет стоить – выслушивать глупые бредни!

– Ковард, Ковард! Постой! – Мирче ухватил Коварда за рукав. Он говорил непривычно быстро и громко – словно боялся, что Ковард может его не дослушать. – Я знаю: тебе неприятно. Но тебе нужно знать. Без этого ты не поймешь, что я хочу сказать.

Ковард попытался выдернуть руку.

– За то, что сделал отец, – слепой говорил все быстрее, – Скулон однажды после охоты прислал ему голову убитой лосихи. Отца тогда не было дома, и люди Скулона насадили ее на заборный кол – как принято у лосятников. Эта лосиха, Ковард, она была меченой…

Ковард замер. Потом опомнился:

– Ты врешь. Ты все врешь. Не было никакой головы.

– Была. И она кровоточила. Она еще кровоточила, когда ее нацепили на кол. И кровь попала на травы… Твоя мать была знаменитой садовницей. – Ковард перестал выдергивать руку, Мирче перевел дух и стал говорить спокойней. – Но не только, не только. Она знала целебные травы и почитала кейрэков. Мы были знакомы с ней, Ковард, – до твоего рождения.

Последние слова слепой произнес очень тихо и с некоторым трудом – будто позволил Коварду заглянуть в заветный тайник.

– У Веренеи в саду росли очень редкие травы. Их почти не осталось на острове. Но на травы попала лосиная кровь, а с нею – тень мертвой плеши. И растения переродились – сделались ядовитыми. Веренея пыталась их выполоть – чтобы спасти детей и всех, кто жил тогда в доме. А сама – отравилась: растения сильно пахли и царапали ее руки, когда она с ними боролась. Вот что я хотел рассказать… Воздух в усадьбе Моховников не всегда оставался чистым.

– Зачем мне об этом знать? – Коварду было не по себе, и он больше не хотел ни о чем говорить.

– Ты должен оставить охоту. Тебе нельзя охотиться на лосей.

– Это мое дело, Мирче. Я охочусь ради семьи. Охота приносит доход…

– Она принесла тебе славный доход – искалечила Найю.

– На Найю напали волки. Она заблудилась в сумерках. – Ковард остро чувствовал, что говорит неправду.

– Сынок, ты не сможешь себя обмануть. Найя не отходила далеко от усадьбы. Как она могла заблудиться? Но в тот вечер мертвая плешь – новая мертвая плешь – стянула к себе все тропы, сдвинула их. И Найя сбилась с дороги так же, как ты и Барлет. Как Крог и другие охотники. Крога, кстати, до сих пор не нашли… и почему ты решил, что на Найю напали волки?

«А кто еще мог на нее напасть?» – Коварда охватило смятение:

– Случается, волки выходят близко к селениям.

– Ковард, если на Найю напали волки, ей не нужна моя помощь…

«Он издевается. Специально мучил меня – только время тянул. Никто не желает слушать его безумные речи, и он использовал случай. Он не поможет Найе. Он никакой не колдун!»

Ковард резко поднялся, вышел и хлопнул дверью.

* * *

– Ковард! Ты наконец вернулся!

– Как дела, малышка?

– Ты видел Мирче? Что он тебе сказал?

– Он ничего не сказал.

– Ковард, он не мог ничего не сказать. Он же добрый!

Откуда ей знать? Она никогда не видела знахаря.

– Нет, нет, я его видела. Правда, всего один раз. Я думаю, он много знает.

– Малышка! Как ты могла его видеть? – Ковард вздохнул: Найя всегда любила придумывать. Но сейчас она стала взрослой, и ее выдумки лишь осложняют дело. – Ладно, не будем о всех этих лекарях-знахарях. Все и так хорошо. Ведь тебе уже легче?

– Но Мирче…

– Я рад, что тебе уже легче. И знаешь – я должен уехать. Я уеду совсем ненадолго. И очень быстро вернусь.

– Ковард! Послушай, Ковард! Мама… Она бы сказала: не нужно больше охотиться на лосей.

Они сговорились?

– Я поеду стрелять волков. Надо их проучить.

– Ковард! – Найя неловко дернулась, и лицо ее исказилось: боль настигала при каждом движении.