Текст книги "Чтобы родиться вновь"

Чтобы родиться вновь
Марина Беликова

© Марина Беликова, 2017

ISBN 978-5-4485-3983-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава первая

Лора всегда считала себя особой не из пугливых. Ей казалось: случись с ней что, непременно будет к этому готова и не позволит страху сковать ее душу и тело. Она испытывала страх и страдания каждый день на работе. И не один год ей потребовался, чтобы, уходя со смены, научиться оставлять эти переживания за дверью. Благодаря тому, что постоянно повторяла себе: плохое случается не с такими, как она, оно происходит вокруг, но не внутри плотного кольца, где есть только те люди, которым можно доверять.

До сегодняшнего вечера так и было… До сегодняшнего.

– Доктор Дженнингс! Доктор!

Лора очнулась от размышлений.

– Да, я с ними поговорю, – ответила она на настойчивый оклик медсестры и с тоской подумала, что сейчас будет сообщать неприятную новость родственникам погибшего и пытаться при этом не расплакаться.

«Вот так всегда! Пять лет в скорой, а так и не научилась хладнокровно сообщать новость о смерти. Господи, ну разве можно к этому привыкнуть!» – в сердцах упрекнула себя доктор.

Коридор показался ей длинным. Она неотрывно смотрела на черно-белый кафельный пол, на котором, как маяк, мелькали белоснежные тапочки медсестры, стремящейся вперед шагом человека, уверенного в том, что делает. Хотелось бы и Лоре быть такой же уверенной: ни в чем не сомневаться и справиться с единственным желанием, которое неотступно преследовало ее в данный момент. А именно – свернуть, спрятаться, убежать. Но уже через минуту она стояла перед пациентами, которые смотрели на нее так, что, казалось, от такого взгляда могут вырасти крылья за спиной. Едва с уст доктора сорвались медицинские термины, как выражение надежды в глазах людей, еще тридцать секунд назад смотревших на Лору как на Господа Бога, сменилось выражением отчаяния, безнадежности, отрицания происходящего и страха… Лора про себя подумала, что, пожалуй, люди постоянно боятся. Боятся, что что-то случится с ними или с их близкими, и тогда будут обречены на одиночество. Или, возможно, они навсегда потеряют то, что так долго искали, чего так долго добивались… Наверное, именно страх заставляет нас двигаться дальше, когда кажется, что все потеряно.

– Мы сделали все, что смогли, – тихо произнесла доктор Дженнингс, старательно отгоняя тревожные мысли. Сколько же раз она повторяла эту фразу?!

– Мы сделали все, что смогли, но мистер Бент получил травмы, не совместимые с жизнью, мы боролись за него…

– Боролись?! – взвизгнула обезумевшая вдова. – Боролись? Но почему он лежит там, на столе, почему же он ничего нам не сказал, почему не остался дома, зачем ему надо было ехать в эту дыру, зачем?! – ее голос постепенно становился все тише и глуше, а звонкий визжащий плач превращался в глухой хрип. Женщина взламывала руки как бы в молитве и снова их опускала, рядом с ней неподвижно сидела молодая девушка, по всей видимости, дочь погибшего. Она не проронила ни слова, ни слезинки за все то время, пока ее мать билась в истерике, она только сидела в кресле и смотрела немигающим взглядом на муху, одиноко ползающую на окне. В глазах девушки стояли слезы, но, оцепенев от сковавшего все ее тело паралича, она не могла даже плакать, как будто боялась, что, сделай хотя бы одно движение – случится что-то непоправимое.

Лора с грустью подумала, что для скорбящего такая реакция наиболее опасная. Необходимо кричать, биться в истерике, говорить о горе, плакать. Если понадобится, даже вмазать кому-нибудь – как говорится, выпустить пар. Но ни в коем случае не держать в себе это и не замыкаться, иначе можно взорваться изнутри, и никто этого не поймет, пока не найдут твое бездыханное тело и аккуратно сложенную записку, в которой будут только слова сожаления и прощания.

Лоре нужно было как-то помочь им справиться с горем, так внезапно свалившимся на них. Но как?! Какие слова можно подобрать в данной ситуации? Лора прокручивала в голове различные варианты, но смогла выдавить из себя только:

– Мне очень жаль, я искренне сопереживаю вашему горю. У нас есть психиатр. Позвольте представить вам доктора Ленич, она вам поможет.

Лора чуть заметным кивком головы подала знак женщине, стоявшей в дверном проеме, все это время наблюдавшей происходящее в комнате.

– Спасибо, доктор Дженнингс, я позабочусь об этих людях, – чуть прищурив глаза, психиатр медленно пересекла комнату и тихо шепнула Лоре: – Не беспокойтесь, можете идти.

– Если понадобится моя помощь, звоните в любое время, – Лора протянула вдове свою визитку и, внимательно посмотрев на девушку, так и не очнувшуюся от оцепенения, вышла из комнаты.

– Все, Алекс, я ухожу, моя смена закончилась час назад, – сказала Лора стоявшему в коридоре регистратору, – забудь номер моего пейджера и вообще забудь о моем существовании.

– Ну, док, это будет трудно сделать, однако за маленькое вознаграждение я готов и не на такое.

– Вот шантажист чертов! Что ты подразумеваешь под словом «вознаграждение»? Что твоя больная фантазия тебе уже нарисовала? – Лоре всегда становилось не по себе от этого самодовольного прыщавого юнца, у которого, несмотря на отталкивающую наружность, было такое большое эго, какого не было, пожалуй, ни у одного голливудского актера.

– Лора, это может быть просто ужин при свечах с продолжением, – Алекс хитро улыбнулся, обнажив свои желтые, далеко не идеальные зубы, – только ты и я…

– Доктор Дженнингс, Алекс. Лорой я тебе не разрешала себя называть, – спокойно ответила девушка.

– Как скажете, док, – томно пробормотал юнец, провожая девушку долгим взглядом.

– Как скажете…

***

Стояла холодная морозная ночь. Лора любила такие ночи: нет ни туч, ни ветра, сверху лишь глубокое звездное небо, а под ногами скрипит снег. Издалека слышен вой сирен – шум большого города. Вокруг – ни души, только неподвижные деревья под слоем белого пушистого снега, шапкой лежащего на ветвях. Изредка навстречу попадались одинокие люди, они спешили с работы домой или просто прогуливались неспешным шагом по морозному парку. Девушка шла медленно, наслаждаясь тишиной и свежим ледяным воздухом, слегка отдававшим запахом свежего хлеба, который готовили в маленькой уютной кондитерской неподалеку от больницы. Ей нравилось ходить пешком – в эти минуты она могла обдумать многое, помечтать, вспомнить что-то приятное или посмеяться над своими порой глупыми мыслями. Здесь, на этой дорожке, никто на тебя не смотрит, никому не надо улыбаться, если не хочется, и тем более не нужно принимать решений, которых от тебя все ждут. Просто идешь вперед, и все.

– Да, вперед, и все, – пробормотала про себя Лора.

Треск сломавшейся ветки внезапно пронзил ночную тишь. Лора вздрогнула и резко обернулась.

– Кто здесь? – громко выкрикнула она и начала озираться по сторонам. – Кто здесь? – повторила Лора и с тревогой стала вглядываться в ночную темноту. Постояв так с минуту и немножко успокоившись, она продолжила путь, судорожно оборачиваясь и ускоряя шаг.

«Трусиха, – шепнула с улыбкой девушка себе, – тоже мне бесстрашный доктор». Но на этот раз она отчетливо почувствовала, что за ней кто-то идет, причем это были не просто шаги спешащего человека или прогуливающегося в парке одинокого прохожего, за ней кто-то крался, исподтишка выслеживал там, за деревьями.

– Предупреждаю, я звоню в полицию! Я не шучу! – все еще надеясь, что это просто ее галлюцинация, Лора стала шарить в карманах пальто в поисках телефона.

– Где же он? – в отчаянии подумала Лора, – ясно же помню, что положила его в карман.

Продолжая обыскивать карманы и сумку, она прибавила шаг и уже почти побежала, оставляя позади мелькающие ветви деревьев. Вдалеке отчетливо виднелась станция. Там ее ждала электричка, которая увезет в теплый безопасный дом прочь от этого темного места. Лора обернулась и совсем рядом увидела глаза, полные ненависти, безумия и решимости.

– Что за черт?! – вскрикнула Лора, замахнувшись рукой, но резкая боль в боку пронзила ее тело. Испуганно закричав, девушка упала на землю, на мгновение потеряв сознание. Когда она открыла глаза, увидела мужчину, который склонился над ней и смотрел не отрываясь.

Опять этот взгляд! И тут Лора почувствовала не просто боязнь за свою жизнь, от мыслей о том, что сделает ей этот человек, а ужас, почти первобытный страх, и он был порожден этим испепеляющим пристальным взглядом.

– Ну что ты, детка! Не бойся, – склонившись над девушкой, прохрипел незнакомец, – тебе не надо бояться, ведь страх застилает нам глаза, не правда ли?

– Помогите, – попыталась закричать девушка, но вместо крика из ее глотки вырвалось хриплое мычание. – Что вы от меня хотите?! – прошептала она, – деньги, документы, сумку, все забирайте.

Незнакомец, хищно улыбаясь, отрезал:

– Ну-ну, детка, не нужны мне твои гребаные деньги, отдай то, что у тебя есть, отдай, ведь это тебе не принадлежит.

– О чем вы говорите?! – Лора была в отчаянии, – что вы имеете в виду? Что это за вещь?

– Вещь?! – взвизгнул мужчина, изменившись в лице, – как ты можешь называть это вещью?! Не заставляй меня это делать! – крикнул мужчина и, вскочив, стал нервно ходить из стороны в сторону.

– Да, у него крыша не в порядке, – подумала Лора, медленно вставая с земли. – Послушайте, я думаю, это все большое недоразумение, я сейчас возьму свою сумочку, и мы вместе посмотрим, что вы можете себе взять, я доктор, я вам помогу, мы вместе разберемся.

Мужчина резко обернулся.

– Вздумала меня лечить, док? Думаешь, я не в своем уме? Что дальше? Хочешь что посоветовать? – он истерически рассмеялся. – Не пойдет, док, здесь я контролирую ситуацию. Я, а не ты! И электрошокер в твоей сумочке не поможет!

Лора удивленно раскрыла глаза.

– Что, Дженнингс, не думала, что я в курсе этого? Я знаю, кто ты такая, и знаю, что никто здесь не придет тебе на помощь, слышишь – никто! – закричав, мужчина со всей силы ударил Лору в живот, отчего та сложилась вдвое.

– На помощь, – прохрипела девушка и рванула от незнакомца прочь. Она неслась в темноту, не соображая, куда бежит. Вдруг сзади незнакомец прыгнул на нее и повалил на землю, придавив хрупкую девушку всей массой своего тела.

– Вздумала играть со мной, Дженнингс? – медленно поднимаясь, оскалился псих. – Я тебя все равно накажу, тебе от меня не укрыться! – незнакомец начал пинать изо всех сил Лору в живот, затем, схватив за волосы, ударил головой о землю, отчего Лора на миг потеряла сознание. Она никогда не испытывала столько боли, эта боль была пронзительной, охватывала все тело, вытесняя все другие ощущения. И вдруг ей стало все равно: все равно, что это был за человек и что он так настойчиво от нее требовал, и проснется ли она завтра или навсегда уснет в этом холодном парке. Она смирилась.

– Ты проиграла, Лора Дженнингс, – подумала девушка, – ты проиграла!

Яркий, ослепительный свет, голоса, вторившие эхом в голове, металлический привкус во рту и боль – проникающая, казалось, во все уголки тела. Лора ползла по мягкому снегу, медленно приближаясь к свету, как мотылек, только тот, пересекая звездное небо, преодолевает большие расстояния, Лоре же давались лишь метры. Девушку душили слезы, глаза застилала кровь из рассеченного лба, переломанные пальцы цеплялись за листву, лежащую под тяжелым слоем снега. Все, что было ниже шеи, выкручивало, ныло, и каждая попытка подняться с холодной земли приносила жуткую боль, в голове все кружилось, тошнило.

За Лорой тянулся ярко-красный шлейф, обагривший укрытую снегом землю.

– Лучше погибнуть, сгинуть, чем терпеть эту боль, – обессилев, подумала Лора и, уткнувшись в рукав пальто, заплакала.

Вдалеке послышались чьи-то еле различимые голоса.

– Эй, сюда, тут кто-то лежит! – мужчина в темной куртке подбежал к неподвижному телу и, склонившись, нащупал пульс.

– Это девушка, она еще жива, позовите помощь, да поживей! – окрикнул он подоспевшего парня.

– И пусть вызовут полицию, – добавил вслед, – тут есть на что посмотреть, – в задумчивости пробормотал мужчина уже себе под нос, осматривая переломанные пальцы девушки и раны на лбу и затылке.

***

В больничной палате было тепло, яркий утренний свет освещал комнату, где размещались койка, два кресла, медицинское оборудование, стол с изобилием фруктов, цветов и графин с водой. За дверью слышалось какое-то движение. Голос регистратора по громкоговорителю напоминал визитерам о необходимости придерживаться часов посещения, соблюдать правила и распорядок, обязательность которого, казалось, уже ничто не может нарушить.

– Как ты себя чувствуешь? – в комнату тихо вошел худощавый мужчина в очках.

– Сломленной, раздавленной, будто по мне проехал бульдозер, – ответила Лора.

– Ну, судя по ранам и синякам, это был он, – усмехнувшись, заметил Эдвард, – может, попросить Кэтрин, чтобы она дала тебе еще обезболивающего?

– Нет, не стоит, наркологическая клиника мне сейчас не по карману, – Лора попыталась улыбнуться, но почувствовала боль в скулах.

Эдвард сочувственно вздохнул и с нежностью погладил девушку по волосам.

– Похоже, чувство юмора не пострадало, это радует, – заметил он, – поправляйся, ты сильная, выкарабкаешься!

– Нет, Эдвард, я слабачка. Раньше думала, что, случись со мной что-нибудь, буду сопротивляться, ни за что не запаникую, дам отпор и не позволю никому причинить себе боль. И что случилось? Я не кричала, а блеяла, я не сопротивлялась, а убегала, плакала вместо того, чтобы собраться с силами и что-то предпринять. Вела себя как трусиха, которая только и может, что пускать сопли и думать о спасении.

– Но ты думала о спасении. Избитая, все же нашла силы ползти, иначе бы замерзла в сугробе, – заметил Эдвард.

– Я рада, что ты так думаешь, Эдвард. Дай Бог, чтобы это было так.

Эдвард вздохнул и положил руки на колени.

– Понимаю, что сейчас не время, но с тобой хотят побеседовать полицейские, говорят, это очень важно, – доктор медленно подошел к двери и, обернувшись, с теплотой в голосе произнес:

– Мы все очень переживали за тебя, Лора, и рады, что все утряслось.

– Спасибо, Эдвард, – слабо улыбнувшись, кивнула Лора, – пригласи их, пожалуйста.

Первым в комнату с важным видом вошел высокий темнокожий мужчина с вьющимися волосами и белоснежными зубами. Несмотря на помятое выцветшее пальто и довольно несвежий темно-коричневый костюм, вошедший вел себя так, словно выполнял ответственную миссию, исход которой определил бы многое не только в стране, но и во всем мире. Двигался он стремительно, но в то же время легко и бесшумно, в этом человеке чувствовалась какая-то внутренняя сила, и на него, казалось, можно было положиться в трудную минуту.

Хотя Лора не считала себя таким уж знатоком человеческих натур, однако, в присутствии вошедшего она сразу же почувствовала себя в безопасности, и при этом ей особо запомнился его взгляд – внимательный и испытывающий, как будто тот хотел проникнуть в мозг девушки и прочитать ее мысли.

Второй был ничем не примечателен, молодой, невысокого роста, он неуверенно мялся возле открытой двери, видимо, не зная, что предпринять в дальнейшем, оттого вопрошающе глядел на своего босса.

– Мисс Дженнингс, меня зовут лейтенант Карент, а этот юноша стажер Патисон, – темнокожий мужчина кивнул беспомощному молодому человеку на стул в углу и снова обратился к девушке:

– Вы могли бы в мельчайших подробностях вспомнить и описать события того вечера, когда на вас напали в парке? Нам важны любые мелочи, прошу вас не торопиться, – детектив развернул кресло, стоящее у окна, и, пододвинув его к кровати, сел, достал из кармана маленький блокнот и карандаш и приготовился слушать.

– В тот вечер моя смена закончилась в семь, – собравшись с мыслями, начала Лора, – но мне пришлось задержаться: в отделение поступил тяжелый пациент с многочисленными травмами, ссадинами, ушибами и глубокой ножевой раной в области живота. Час мы над ним бились, но спасти его так и не удалось.

Лора перевела дух и, вздохнув, продолжила:

– Все время, пока мы его реанимировали, он был в сознании и постоянно хватал рукой меня за халат, пытался что-то сказать. Когда я склонилась над ним, стал говорить какие-то жуткие слова, непонятные фразы о каких-то талисманах, о ритуалах, упоминал несколько раз о каком-то перерождении и о куклах, которые таят в себе опасность. Затем резко стал всхлипывать, стонать и биться в конвульсиях, после нескольких минут агонии он умер. Я сообщила о смерти его жене и дочери, жена билась в истерике, а дочь даже не пошевелилась, как окаменела, бедняжка, тяжело воспринимать такую весть.

– И вы не обмолвились при них о его предсмертных речах? – поинтересовался детектив.

– Нет, это было ни к чему, для них его смерть уже была шоком, к чему сообщать о бредовых речах умирающего.

– Хорошо, мисс, что было дальше? – лейтенант с беспокойством поерзал в кресле.

– Я закончила около восьми, оделась, взяла свои вещи и отправилась домой. Обычно иду пешком через парк на электричку, которая доезжает практически до моего дома. – Лора замолчала, вспомнив темный пустынный парк. – По дороге я услышала шум и, обернувшись, увидела человека, который был совсем рядом со мной, он неожиданно ударил меня в бок, и я упала. Когда попыталась позвать на помощь, он ударил меня в живот, затем головой о землю, потом стал пинать ногами снова и снова (она почувствовала, как в глазах начало щипать, а в горле пересохло), а я лежала и только плакала от боли.

– Этот человек говорил с вами? Требовал что-нибудь? – осторожно спросил детектив.

– Да, – тихо ответила Лора, – он назвал меня по фамилии и потребовал, чтобы я отдала ему то, что мне не принадлежит, то, что у меня есть, – услышав эту фразу, лейтенант выпрямился и нахмурился. – Я просила, чтобы он объяснил, – продолжала девушка, – что это за вещь, но он только рассердился и стал меня избивать, деньги и документы его не интересовали, ему нужно было что-то конкретное.

Детектив, быстро сделав запись в блокноте, спросил:

– Вы хорошо разглядели этого мужчину, мисс Дженнингс? Сможете описать его и помочь составить фоторобот?

Девушка в ответ кивнулa.

– Замечательно, тогда я сейчас же пришлю нашего художника, и он с вами поработает, – лейтенант протянул Лоре визитную карточку: – Если еще что-нибудь важное или странное вспомните, звоните по этому номеру, – детектив ткнул толстым пальцем в угол визитки. – Или вам захочется просто поговорить о случившемся, я всегда к вашим услугам, – подмигнув девушке, детектив резко встал и бодрым шагом направился к двери.

– Пойдемте, Патисон, – окликнул Карент юношу, все это время безмолвно сидевшего в углу комнаты, – мисс Дженнингс нужно отдохнуть, она столько пережила.

– Одно странно, лейтенант, – остановила их Лора, задумчиво теребя пальцами кончик одеяла, – телефон… я точно помню, как в начале смены положила его в карман пальто, но когда кинулась искать его в парке, ни в кармане, ни в сумочке его не оказалось.

– Мы проверим это, мисс Дженнингс, – ответил лейтенант, делая пометку в блокноте карандашом, – кстати, может, нужно позвонить вашим близким, родственникам?

– Нет, у меня никого нет, – устало пробормотала Лора и, отвернувшись к стенке, повторила, – никуда звонить не надо.

***

В небольшом кабинете главного редактора газеты «Либерти» было душно, и в воздухе стоял навязчивый, резкий запах чьих-то духов. Внутри столпилось много народу, одни шумно переговаривались друг с другом, сопровождая умные речи активным жестикулированием, другие спокойно сидели за длинным столом, думая о своем или делая записи в тетрадях. Главный редактор задерживался, и многих беспокоило, что в последнее время у него это вошло в привычку. Некоторые списывали это на его довольно немолодой возраст (в августе прошлого года ему исполнилось 65 лет) и ухудшение здоровья, а те, кто не особо жаловал старика или имел на него зуб, шептались о его желании показать, кто в доме хозяин. Мартенс был и оставался главным редактором газеты еще с начала ее основания, и своим успехом газета обязана в основном ему. Но сейчас мало кто об этом вспоминал, слишком хорошо была отлажена схема работы, и казалось, это все происходит по инерции, а не по воле отдельного человека.

У окна, широко расставив ноги и засунув руки в карманы, стоял молодой человек и задумчиво раскачивался вперед-назад, совершенно не обращая никакого внимания на все, что происходило в комнате. За десять лет работы в редакции он много где побывал и много чего видел. Не раз этот журналист-бунтарь по имени Кевин Райт писал статьи, разоблачающие видных политиков, погрязших в коррупции, о знаменитых деятелях, совершающих гнусные делишки и при этом не понесших никакой ответственности. Однако дальше кабинета главного редактора эти компрометирующие статьи не проходили. Кевин собирал сведения, опрашивал людей, задавал вопросы, искал материалы, копался в архивах, в итоге писал «взрывоопасную» статью, приносил ее редактору Мартенсу, тот читал, анализировал, а на следующий день сообщал Кевину, что статья по тем или иным причинам не может быть опубликована. Кевин сердился, с пеной у рта доказывал, что свобода слова и печати закреплена была еще в Конституции США, приводил доводы о своей правоте, наконец, разъяренно хлопал дверью кабинета редактора, отчего стекла в окнах начинали предательски дрожать. После этого он кричал на всю редакцию, что не будет больше писать для такой продажной газетенки, и вообще нога его не ступит на порог редакции, где не ценят свободу слова. Проходило несколько дней, и редактор звонил Кевину с просьбой вернуться и обещанием опубликовать следующую его статью, но не столь компрометирующую, как предыдущая, или Кевин, поостыв, сам возвращался. И все начиналось заново. Сотрудники газеты, давно привыкшие к скандалам и эксцентричным выходкам этих двух упрямцев, спорили об исходе очередной стычки и делали ставки. Однако все заканчивалось как всегда, и ни одна из обличающих статей строптивого журналиста так и не была опубликована. Кевину разрешалось писать статьи о светских мероприятиях, о лояльном взгляде на то или иное событие, юмористические заметки о происходящем на улицах большого города, о ежегодных турнирах по гольфу и прочих, по мнению Кевина, мелочах, которые не могли оказать никакого влияния на людей и на текущие события.

Он проклинал себя, но ничего не мог поделать. Ему нужна была эта работа, чтобы платить за далеко не дешевую квартирку в престижном районе, машину, попойки с друзьями, устраиваемые им каждые выходные в клубах и барах, за дорогую одежду. В общем, он ни в чем себе не отказывал. Ограничивать себя было не в его правилах.

Ровно через тридцать минут после того, как все собрались, главные темы дня и недели были обсуждены. Многие уже потеряли терпение, как в кабинете, наконец-то, появился главный редактор. Здоровенный седоволосый толстяк двигался с шумной отдышкой и немного приволакивал за собой левую ногу. Дорогой серый костюм с иголочки сидел на нем отлично, а красную мясистую шею обрамляла безупречно повязанная бабочка – ее он носил всегда, даже на выходные в своем загородном доме. Особое внимание заслуживали его туфли: новенькие, вылизанные идеально, они глянцевым блеском, казалось, указывали на то, что у их хозяина всегда все подчинено дисциплине и порядку.

– Садитесь, господа, – откашлявшись, обратился Мартенс к коллегам, – прошу прощение за опоздание, меня задержали в полиции.

– Какой, однако, прогресс, извинился за то, что мы тут торчим без толку, – язвительно отметил про себя Кевин и, обернувшись к редактору лицом, все же остался стоять, не переставая при этом раскачиваться из стороны в сторону. Кевин питал особую неприязнь к этому, по его мнению, напыщенному индюку, и тот, в свою очередь, догадываясь об этом, платил ему той же монетой.

– Мне сообщили, – продолжил тем временем Мартенс, – что 3 февраля сразу в нескольких местах, примерно с 8 до 9 вечера, было совершено нападение на пятерых человек, среди них трое пожилых людей, тинейджер и молодая женщина. Один мужчина от полученных ран скончался в больнице, подросток находится в критическом состоянии. Все нападения произошли по одной и той же схеме. Нападающие выслеживали своих жертв, наносили ножом удар в живот, избивали и бросали в безлюдных местах. При этом они требовали у своих жертв, я процитирую (надев очки, Мартенс достал из портфеля блокнот и стал читать): «Мужчина требовал отдать ему то, что мне не принадлежит, то, что у меня есть, однако, не объяснил, что это».

Редактор, сняв очки, продолжил:

– Естественно, жертвы не понимали ничего, и ничем хорошим это не закончилось. Итак, господа, я хочу, чтобы вы подготовили материал.

Мартенс обратился к высокому усатому блондину за столом:

– Кроуни! Отправляйся и сделай фотки с мест преступлений. Cамую живописную поместим в статью.

– Левинс, я хочу, чтобы ты порылся в архивах, посмотри, не было ли за последний год подобных случаев.

– Райт, ты напишешь статью, все данные о потерпевших найдешь у Стивенсона, у него уже целые досье на каждого. Опроси пострадавших, только осторожно, они еще не оправились от пережитого, узнай у Карентла, нет ли по делу подозреваемых, правда, сомневаюсь, что он тебе это скажет.

– Ок, босс, – Кевин направился к двери.

– Райт, – окликнул его Мартенс, – давай на этот раз без бредовых теорий о всемирных заговорах, у нас нет времени на эту ерунду, – скривившись, многозначительно отчеканил Мартенс.

Кевин, не сказав ни слова, покинул комнату. Босс посмотрел вслед молодому человеку и, вздохнув, подумал, что несмотря ни на что, они оба профессионалы и что никакая личная неприязнь не должна навредить общему делу. Повторяя себе это, Мартенс погрузился в чтение блокнота.

В коридоре Кевина догнал Стивенсон. Журналист работал в газете всего год, но уже возомнил, что без него предприятие заглохнет в считаные секунды. Он писал неплохо и всегда старался добыть эксклюзивный материал, ради этого готов был землю рыть, лишь бы выслужиться перед шефом. Тот ценил расторопного парня, но ничего серьезного ему не поручал. Стивенсон считал это жуткой несправедливостью, но надежды не терял и всегда старался быть в курсе всех событий, в любой момент ожидая заполучить «бомбу», дабы написать статью, после которой шеф непременно во всеуслышание заявит, что парня недооценили и впредь такого не повторится. Но сегодня на планерке статья о нападениях опять досталась не ему, а этому Райту, которого Стивенсон недолюбливал, так как тот, несмотря на постоянные стычки с шефом, пользовался авторитетом в газете, да и был непредсказуемым человеком, связываться с которым Стивенсон не хотел. Всегда оставаться на нейтральной стороне – было негласным девизом молодого журналиста.

– Как все-таки странно, что шеф поручил эту статью именно тебе, Райт, – с досадой произнес Стивенсон, хлопая коллегу по плечу. – Я собирал данные, сделал досье. Оказывается, чтобы передать это тебе, уже готовенькое. И так каждый раз происходит, черт подери – несправедливо! Наверное, я в этой жизни чего-то не понимаю, – задумчиво протянул Стивенсон, подходя к столу с папками.

– Вот именно, приятель, – ответил Кевин, – ты в этой жизни ничего не понимаешь. Поэтому анализировать поручено мне, а ты будешь собирать данные. Да ладно, – Кевин улыбнулся, – мы ведь работаем на шефа, это наше общее дело, какая разница, кто будет обрабатывать. Мне, если честно, по барабану. Что у тебя? Выкладывай, – Кевин присел на край стола, скрестив руки на груди, и приготовился слушать.

– Итак, первая жертва, – Стивенсон открыл папку и начал перелистывать страницы, – известный гипнолог Морис Бент, поступив в больницу с тяжелыми травмами и глубокой ножевой раной в области живота, скончался в реанимации.

– У него есть семья? – уточнил Кевин.

– Да, жена Аманда и дочь Алисия.

После короткой паузы Стивенсон продолжил:

– Следующий потерпевший – мужчина 65 лет, пенсионер, проработал 25 лет пожарным в 56-м участке. За всю свою жизнь ни разу не привлекался, был добропорядочным законопослушным гражданином. У него жена, две дочери и сын, два внука. Все свободное время (а у него его, поверь, хоть отбавляй) посвящает выращиванию цветов у себя в саду и редко выходит из дома. На улице на него напал кто-то, избил и оставил на обочине. После того, как старик пролежал в сугробе минут двадцать, его заметил какой-то прохожий и вызвал скорую. Сейчас Дантел выписан из больницы и лечится дома.

– А как он оказался на этой улице? – спросил Кевин.

– Понятия не имею, что ему понадобилось, но там довольно небезопасно, да и от дома далековато. Тебе это предстоит у него выяснить, вот адрес, – Стивенсон протянул бумагу, на которой корявым почерком были указаны все данные.

– Ты не подумывал с такой отвратительной каллиграфией стать врачом? – усмехнулся Кевин, внимательно вглядываясь в бумаги, – тут сам черт не разберет!

– Как-нибудь разберешься, – огрызнулся Стивенсон. – мужчина 70 лет оказался не таким крепким, умер сразу же, как его привезли в больницу. О нем мало что известно: зовут Патрик Слейн, в прошлом бывший военный, но рано ушел в отставку. Живет отшельником в квартире где-то на отшибе, о его семье почти ничего неизвестно, была дочь, но она умерла еще лет десять назад. Это, пожалуй, все, что мне удалось о нем узнать.

– Следующий пострадавший, – продолжал Стивенсон, – 16-летний Спайк Льюис: из довольно богатой семьи, живет в престижном районе Ленингтон, учится в частной школе, играет в бейсбол за школьную команду. На парня напали около восьми часов вечера, когда он возвращался с тренировки. Ножевая рана в область живота, синяки по всему телу, ушибы, ссадины – парню крепко досталось, до сих пор в больнице, в коме, и никто не в курсе, выйдет он из нее или нет. Тебе нет резона туда ехать, отправляйся лучше к его родителям, хотя они в таком состоянии, что вряд ли могут что-то дельное поведать.

– Остается пятая жертва, Лора Дженнингс, – продолжил Стивенсон, перебирая записи, – доктор приемного отделения скорой помощи, ей 28 лет, окончила колледж, потом медицинский университет, устроилась в это отделение, до сих пор в нем и работала. После окончания смены отправилась через парк на станцию электрички, где на нее напал мужчина, избил и оставил там, но она выползла, ее заметил прохожий, который помог ей. Она еще в больнице, зализывает раны, – усмехнувшись, подытожил Стивенсон, – на днях к ней приходили полицейские, и Дженнингс все события того вечера описала им в мельчайших подробностях, был составлен фоторобот нападавшего, мужчину объявили в розыск.

– Выходит, нападения произошли почти в одно и то же время в нескольких местах, расположенных далеко друг от друга, – сказал Кевин, внимательно изучая записи в папке, – с кем мы имеем дело? С группой ублюдков, у которых чешутся руки или, возможно, между жертвами есть какая-то связь, потому что на случайные нападения это не похоже.