Текст книги "Чтобы родиться вновь"

– Да, и не забывай, что нападавшие требовали у жертв отдать то, что им не принадлежит. Значит, преступления были с мотивом. Как бы ни обстояло дело, оно уже не мое, дерзай, Райт! Я умываю руки, – Стивенсон снова хлопнул Кевина по плечу, давая понять, что разговор окончен и он не собирается больше задерживаться, – я передал тебе весь материал, дальше твоя работа.

Поблагодарив Стивенсона, Кевин кинул папку с записями в портфель и направился к лифту. Не спеша войдя в лифт, журналист поднял ворот пальто и в задумчивости начал застегивать пуговицы.

***

Лора пролежала в больнице неделю, изредка общаясь с коллегами. Думала о своей работе, вспоминала годы учебы в университете, строила планы на будущее, но старалась не вспоминать о том, что произошло с ней в парке. Она мысленно запретила себе возвращаться к этим событиям. И каждый раз, когда кто-нибудь начинал заговаривать с девушкой о произошедшем, пыталась уйти от этой щепетильной для нее темы.

Время от времени к ней в палату заглядывал Эдвард. Детектив Карент забежал еще раз, но уже без стажера и с оптимистическим видом сообщил, что расследование сдвинулось с мертвой точки и ему необходимо задать еще ряд важных вопросов, которые, возможно, прольют свет на случившееся. Из газет, которые приносил ей заботливый Эдвард, Лора узнала, что нападение было не единичным, еще в трех местах случилось нечто подобное. Старательно отгоняя прочь от себя неприятные мысли, Лора пыталась подумать о хорошем. О том, что уже через полтора года благодаря накоплениям (девушка методично каждый месяц откладывала с зарплаты деньги) сможет приобрести небольшой домик с четырьмя уютными комнатами, которые устроит под спальню, кабинет, столовую и гостиную. Домик представлялся еще более прекрасным ввиду своего расположения за городом, возле озера. Лора жила предвкушением, с удовольствием представляя, как все замечательно обустроит. И ей не придется больше снимать квартиры в сомнительных домах в не совсем благополучных районах и тратить на это деньги. У нее будет собственный дом! Эта мысль согревала ей душу даже в самые пасмурные дни.

Немного поправившись, Лора решила прогуляться по лужайке перед больничным комплексом и подышать морозным свежим воздухом. Двигалась девушка осторожно, при малейшем неверном движении ее тело начинало болеть, и требовалось немало времени, чтобы боль утихла. Присев на скамейку у газона, Лора подняла лицо, подставив его под солнце, выглянувшее на пару минут из-за туч, прикрыла глаза, задумалась…

Вдруг кто-то преградил солнечный свет. Перед Дженнингс остановился высокий молодой человек в длинном темном пальто. У незнакомца, были большие, несмотря на легкий прищур, серые глаза, темные брови, прямой нос, полные губы и волевой подбородок. Из-под шапки не было видно волос, но Лора почему-то подумала, что они непременно должны быть темно-русыми или черными. Незнакомец протянул руку девушке.

– Мисс Дженнингс, меня зовут Кевин Райт, я журналист из газеты «Либерти», прошу прощения, что тревожу вас в такой неподходящий момент, но я бы хотел поговорить с вами о событиях 3 февраля, когда на вас было совершено нападение.

«Только прессы мне еще не хватало», – с досадой подумала про себя Лора, но, не сказав этого вслух, приветливо улыбнулась и протянула журналисту руку:

– Я уже все давно рассказала полиции, мне добавить нечего, – ответила девушка.

– Да, я читал ваши показания, но все же хотел с вами лично побеседовать и задать некоторые вопросы, – заискивающе улыбнулся Кевин и кивнул на скамейку: – Можно мне сесть здесь, рядом с вами?

– Хм, пожалуйста, – Лора пожала плечами и выжидающе подняла брови, – ну, задавайте ваши вопросы.

– Спасибо, мисс Дженнингс, итак, – Кевин открыл портфель, заглянул туда, как бы вспоминая, что там хотел найти, – вы знаете кого-нибудь из жертв… – журналист виновато осекся, – простите, из людей, на кого было совершено нападение? Такие имена, как Спайк Льюис, Трэвис Дантел и Патрик Слейн вам ничего не говорят?

Лора покачала головой:

– Нет, я этих людей не знаю, их имена мне не кажутся знакомыми, может, конечно, они были в прошлом моими пациентами, – нахмурившись, Лора задумалась, – хотя нет, не думаю, я бы запомнила.

– Вам в последнее время кто-нибудь угрожал? – продолжил Кевин. – Кто-нибудь из пациентов или их родственников?

– В скорой, конечно, всякое случается, но нет, определенно я никого не знаю, кто бы мог желать мне смерти, – Лора поежилась, – и того человека, который на меня напал, я раньше никогда не видела, он мне незнаком.

Кевин достал из портфеля газету, развернул ее и подал девушке.

– Посмотрите внимательно вот на это фото.

Кевин ткнул пальцем на черно-белую фотографию вверху страницы:

– В этой статье написано, что сегодня ночью в придорожном мотеле на 65-м шоссе полиция обнаружила труп мужчины, который по описанию точь-в-точь подходит под фоторобот, составленный вами несколько дней назад, к тому же возле его кровати в мотеле нашли мобильный телефон, который зарегистрирован на имя Лоры Дженнингс.

– Это он, тот человек, который напал на меня в парке, – судорожно сглотнув комок в горле, сказала Лора.

– Да, и здесь, в статье, не сообщается, но из моих источников известно, – продолжал Кевин, – что в номере мужчины был найден пистолет, несколько каких-то талисманов и кукла из сырого теста.

– Что вы сказали, нашли куклу? – перебила журналиста девушка. – Вам известно, как он умер?

Кевин открыл блокнот и прочитал:

– Глубокая ножевая рана в область живота. По предварительной версии он умер от потери крови. Хотя пока не произведут вскрытие, ничего конкретного о причинах смерти мы не узнаем. Мужчину звали Риз Авегинс, ему 40 лет, работает садовником у частных лиц, отец двоих детей, женат, ни разу не был судим, исправно платит налоги и по воскресеньям посещает церковь, не человек, а прямо воплощение добродетели, – поморщившись, подытожил Кевин, – но, как говорится, мисс Дженнингс, в тихом омуте черти водятся.

Помолчав секунды три, Кевин внимательно посмотрел на девушку и спросил:

– А почему, услышав про найденную куклу, вы так всполошились? Вы что-то вспомнили? Или о чем-то догадались?

– Я не знаю, как это может быть связано, но все сходится, – в задумчивости пробормотала девушка. – В тот вечер ко мне поступил тяжелый пациент, я рассказывала это полиции. Его звали Морис Бент, у него была такая же ножевая рана, как у Авегинса, травмы, ушибы. И он, умирая, сообщил мне про какие-то талисманы, куклы, таящие в себе опасность, а еще упомянул о ритуалах перерождения. Я тогда не придала значение его словам, сочтя их за бред умирающего, но сейчас понимаю, что это была не случайность.

Кевин молча взял газету из рук девушки и, быстро перелистнув несколько страниц, протянул ее Лоре:

– Вот, прочитайте в верхнем левом углу.

Лора увидела большой заголовок, выделенный жирным курсивом: «Несчастья семьи Бентов продолжаются».

Читая статью, она не верила своим глазам. Спустя всего неделю после смерти главы семейства Мориса Бента в их загородном доме была убита его жена Аманда Бент, а дочь Алисия без вести пропала и объявлена в розыск. Далее сообщалось, что преступники, по всей видимости, что-то искали, так как был перевернут весь дом. Соседи, услышав шум и звон разбившегося стекла, вызвали полицию. Однако ни криков, ни выстрелов они припомнить не смогли. Вспомнив истерику миссис Бент в больнице и фигуру ее дочери, бездвижно сидящую в кресле, Лоре вдруг стало не по себе, она почувствовала на мгновение какую-то невидимую связь с этими людьми.

Перечитывая статью снова и снова, Дженнингс внимательно всматривалась в буквы, словно надеялась увидеть между строк то, что не лежит на поверхности, а скрыто где-то здесь, под этими общими фразами и фактами. Ей казалось, что она что-то упустила. Что-то важное маячило прямо перед ней все это время, и в чем секрет этого, стоит искать именно ей. Эта мысль засела в голове девушки навязчивой идеей. Решительно отложив газету, она подняла голову и заявила журналисту, все это время неотрывно смотревшему на нее, что хочет помочь ему в расследовании. Кевин натянуто улыбнулся.

***

Ленингтон был престижным районом с солидными белыми особняками, непохожими друг на друга. У каждого домика за высокими заборами виднелись лужайки, сады, разбитые посередине площадки, бассейны различных форм, из гаражей выглядывали новенькие блестящие капоты отнюдь не дешевых авто. Изредка по лужайкам прогуливались жители особняков. Дамы в шикарных шубках и модных шляпках казались Кевину персонажами исторических книг. Здесь был свой внутренний мирок, и до того, что происходит «на большой земле», похоже, никому не было дела. Сидя за рулем своей любимой, но, к сожалению, не такой крутой машины, Кевин чувствовал себя здесь белой вороной. Однако утешил себя мыслью, что, возможно, продолжая пахать на Мартенса в газете, сможет прикупить себе такой особняк годам к 70, хотя, если реально посмотреть, Кевину удалось бы скопить только на гараж при таком доме. Горько усмехнувшись, Кевин припарковался у предпоследнего на улице дома и, сравнив адрес, указанный на почтовом ящике у дороги с записями в блокноте, вышел из машины. Посмотрев по сторонам и оглядев соседние особняки, Кевин направился к открытым воротам.

Навстречу ему шел, низко опустив голову, пожилой седовласый человек. Остановившись, Кевин громко крикнул мужчине:

– Здравствуйте, меня зовут Кевин Райт, я из газеты «Либерти», можно с вами поговорить о Спайке Льюисе? Я пишу статью о случившемся, и у меня возникли некоторые вопросы. Не были бы вы так любезны ответить на них, – Кевин с надеждой смотрел на старика.

Пожилой мужчина стал возиться с замком ворот.

– Извините, молодой человек, но, боюсь, вы не вовремя, мне нужно проведать внука Спайка в больнице, – промолвил мужчина. Но повернувшись к Кевину, он внимательно посмотрел на него и добавил:

– Однако если вы меня подвезете к больнице Northwest Medical Center, у нас будет достаточно времени, чтобы поговорить, но не так много времени, чтобы отвечать на вопросы, которые мне будут не по нутру, – мужчина пожал плечами.

Получив утвердительный кивок от журналиста, старик направился к машине Кевина.

– Но предупреждаю, не гоните сильно, я знаю, как вы, молодежь, любите лихачить.

– Нет, что вы, мистер Льюис, вы слишком ценный мой свидетель, – Кевин улыбнулся и завел двигатель. – Доставлю в целости и сохранности.

– Итак, мистер Льюис, – начал Кевин, – скажите, что ваш внук делал в том районе, когда на него напали, ведь это довольно далеко, да и район небезопасный. У него были там какие-то дела или может приятели, старые знакомые?

– Мы сами задавались этим вопросом. Вроде речь шла о каком-то собрании, ну, знаете, типа кружка по интересам. Спайк иногда ходил на групповую терапию, уж не знаю, чем они конкретно занимались, это была своего рода психологическая помощь – чтобы справиться с болезнью. Однако в тот день у него была тренировка. Но он зачем-то пошел на это собрание, хотя его нашли далековато от того места, где оно проходило. В общем, – подытожил Льюис, – я толком не знаю, где он был в тот вечер и чем занимался…

– Извините за личный вопрос, вы упомянули о какой-то болезни, Спайк был болен чем-то?

– Спайки рос здоровым умным мальчиком, – глубоко вздохнув, сказал Люьис, – он учился хорошо, играл в бейсбол, чтобы иметь хорошие рекомендации при поступлении в колледж. Но где-то два года назад родители Спайка стали замечать, что он хуже справляется с учебой, да и тренер бейсбольной школьной команды стал жаловаться на него. Мы сразу не придали этому значения, посчитав, что во всем виноват переходный возраст. Затем он перестал ходить на тренировки. Когда мы у него спросили, в чем дело, он вдруг вспылил и сказал, что не хочет больше заниматься тем, что ему не нравится. Мы тогда удивились, ведь бейсбол был, пожалуй, любимым его занятием. Мать записала Спайки на прием к психологу, который после общения с мальчиком посоветовал ему обследоваться. В тот день врачи поставили диагноз – болезнь Паркинсона.

– Но разве эта болезнь не развивается в пожилом возрасте? Я хочу сказать, что Спайки довольно молодой для этой болезни.

– Да, эта болезнь распространена в основном среди пожилых людей, но передается генетически и встречается у молодых. Скорее всего, она передалась ему от деда по отцовской линии. Год назад состояние Спайки резко ухудшилось, у него стали сильно дрожать руки, периодически стала замедляться речь. Иногда Спайки долго вставал с кровати, так как не мог пошевелить ногой, ему могло парализовать какую-то одну сторону. Когда принимал таблетки – ему на время становилось лучше, но у таблеток бывали побочные эффекты. К тому же у нашего когда-то жизнерадостного парня развилась депрессия, периодически случались психозы – в общем, он становился неуправляемым. Постоянно пытался всем вокруг доказать, что он полноценный, что может справляться с любой задачей и нечего его жалеть. Спайки постоянно повторял, что ему не нужна ничья помощь, и никаких поблажек не принимал.

– А давно он ходит на собрания, где ему оказывают психологическую помощь? – спросил Кевин.

– Где-то восемь месяцев назад он пришел домой и заявил, что записался в группу психологической помощи. Начали расспрашивать об этой группе, но он сам толком ничего не знал, потом мы решили, что может будет лучше, если кто-нибудь из профессионалов поможет Спайки справиться со стрессом. После первых посещений этих собраний, ему стало лучше, правда, в его веселом, возбужденном состоянии что-то мне казалось неискренним, знаете, как будто он пытался убедить себя, что все в порядке. И я думал, что, наверное, так будет лучше.

– А вы никогда не ходили в эту группу? Или знакомые Спайка с этих собраний бывали у вас?

– Нет, вообще Спайки не особо распространялся об этом, а мы боялись вмешиваться, поэтому я не знаю, чем они занимались и какие методы применяли, но могу сказать, что моему внуку становилось от этого легче.

А совсем недавно он вдруг стал нам говорить, что вылечится и поступит в колледж. А что мы могли? Мы только сокрушенно кивали головами и смотрели на него с сочувствием. Может, это давало ему шанс вернуться к нормальной жизни, а мы не хотели лишать его последней надежды, какой бы абсурдной она ни казалась.

– Я очень люблю своего внука, – еле сдерживая слезы проговорил старик, – и постоянно повторяю себе, что нужно было заболеть мне, тому, кто прожил счастливую бурную жизнь, а не молодому, совсем зеленому парнишке, который ничего еще не видел. Он не был студентом, еще ни разу не влюблялся, не становился отцом, не испытывал радости семейной жизни. Когда думаю об этом, у меня все внутри опускается, я не могу понять эту несправедливость. И меня не покидает чувство вины за это. Я не могу смотреть на его страдания, будучи здоровым.

Льюис помолчал немного.

– Высадите меня здесь, – махнул он рукой вправо, в сторону автобусной остановки.

– Знаете, – выходя из машины, сказал Льюис, – когда вы молоды и у вас все есть, трудно задумываться о том, что в один миг можете все это потерять или что в один прекрасный день вам будет плевать на все это. Когда мы узнали о болезни Спайка, поняли, что все планы относительно него рушатся. Что теперь уже совсем неважно, в какой колледж его отдадим, будет он играть в бейсбол или все силы отдаст учебе – нам все это вдруг показалось неважным. Но Спайк не отчаивался, он уверял нас, что проживет долго. А сейчас, – дед горько покачал головой, – мы молим Бога, чтобы Спайки хотя бы очнулся, чтобы попрощаться с ним.

– Мне очень жаль, – посочувствовал Кевин, – надеюсь, Спайк выкарабкается.

– Берегите себя, молодой человек, цените жизнь, она слишком дорога, чтобы распыляться попусту, – заключил Льюис и, прихрамывая, направился к больнице.

Стоя у машины, Кевин задумчиво смотрел на сгорбленную фигуру удаляющего старика. Вокруг, извещая о скором наступлении весны, щебетали маленькие птицы, облепившие ветви деревьев, уже кое-где из-под снега стыдливо пробивалась трава, вдалеке слышались восторженные крики детей. Кевин не замечал ничего. Он неотрывно смотрел вслед старику, напоминавшему ему большой безобразный пень посреди молодого леса, на котором уже никогда не будет зеленеть трава.

***

Дом Патрик Слейна совсем не походил на богатый особняк в престижном районе, где еще час назад был Кевин. Скорее, это был типичный дом из трущобного района. Он выделялся грязным мерзким пятном на радужном фоне высоких новеньких зданий и абсолютно не вписывался в местный пейзаж. Окна в доме были старые, с облупившейся краской, а кое-где обходились и без них – зияли дыры, входная дверь болталась и пронзительно скрипела каждый раз, как к ней прикасались, балконы на верхних этажах обваливались, ремонтом здесь даже и не пахло.

От жительницы с первого этажа Кевин узнал, что дом давно пора было сносить, но администрация никак не могла договориться с жильцами, противостояние это длилось год, и на компромиссы ни одна из сторон не шла. А дом постепенно рушился, грозясь уже через несколько лет превратиться в руины.

– Они хотят дать нам компенсации, но что мы сможем купить на эти деньги? – возмущенно трещала высокая тучная женщина, размахивая руками.

Она набросилась на Кевина, словно коршун, пилотирующий свою жертву:

– Да вам известно, какая это сумма?! мы не в состоянии обеспечить себя достойным жильем, придется переселиться в какую-нибудь дыру. Кого они хотят обмануть?!

– А это разве не дыра? – усмехнувшись, заметил Кевин, обводя лестничную площадку жалостным взглядом. – Может, стоит согласиться, а то снесут здание и ничего взамен не предложат.

– Кто вас прислал? – прищурив глаза, спросила женщина. – Вы один из них! Убирайтесь и передайте своим, чтоб не посылали шпионов.

– Нет, что вы, я журналист, – Кевин уже проклинал себя, что связался с этой разъяренной активисткой, – мне нужна квартира Патрика Слейна…

– Ага, вы пришли, чтобы покопаться в его вещах! – перебила дама, подозрительно подняв брови. – Тут уже побывала полиция, два дня околачивались, натоптали тут, а кто будет убирать? Вы знаете, сколько нам требуется сил и времени, чтобы ухаживать за этим старым домом?

– Да что вы, о каком уходе идет речь?! – презрительно фыркнул Кевин, поднимаясь по лестнице. – Оглянитесь вокруг, тут грязно и давно не было ремонта. Я такой дыры, как эта, в жизни не видывал.

– А откуда нам взять деньги на ремонт? – не сдавалась женщина. – Думаете, мы от хорошей жизни живем в таком доме. Послушайте меня, молодой человек, – крикнула дама, поднимаясь за Кевином и наблюдая, как тот брезгливо держится за перила двумя пальцами, – мы не всегда были такими. И у этого дома тоже была когда-то другая жизнь, вы нас не знаете, так и не осуждайте, не понимая, как мы тут живем.

Кевин обернулся.

– Да не осуждаю я вас. Я не из полиции и не из шпионов, о которых вы мне тут все уши прожужжали, а журналист. И мне сейчас нужна любая информация о вашем бывшем жильце Патрике Слейне: как он жил, есть ли у него родственники или друзья, чем он в последнее время занимался и приходил ли к нему кто-нибудь?

Женщина, выслушав Кевина, вновь затараторила:

– Я знала Патрика, он, конечно, был не из приветливых, но все же с ним пару раз общалась, могу, может, вам помочь.

– Миссис, извините, не знаю вашего имени.

– Зовите меня Долорес, – быстро подхватила дама.

– Итак, Долорес, – Кевин спустился на три ступеньки, – расскажите поподробнее, что он был за человек, с кем и как проводил время?

– Патрик, – начала женщина, – всегда, сколько его помню, жил один, никого к себе не приводил. О родственниках его ничего не слышала, иногда он выходил в магазин. Здесь неподалеку открыли большой супермаркет, – похвасталась Долорес. – Покупал молоко, хлеб, мясо он не любил, а может, не признавался, что просто денег не хватает. Но на бутылочку все-таки находил, правда, в последнее время он говорил, что бросил это дело. По пятницам Патрик посещал какие-то собрания, возвращался поздно, каждое утро гулял возле дома и ворчал, что его любимый парк вырубили и теперь здесь одни небоскребы. Конечно, строительным компаниям глубоко плевать на потребности таких маленьких людишек, как мы, – снова завела свою шарманку Долорес, но Кевин перебил ее.

– А чем Патрик занимался? Откуда брал деньги на еду, оплату жилья?

– Да он пенсионер, ничем не занимался, а что ему делать в 70-то лет? – возмутилась Долорес. – Он ходил-то с трудом, у него была какая-то болезнь, Паркин… Как там дальше, не помню.

– Паркинсона? У него было заболевание Паркинсона? – нетерпеливо спросил Кевин.

– Да, Патрик сказал, что ему недолго осталось. Ну, жаль было старика, но все мы под Богом ходим.

– Долорес, вы упомянули о собраниях, которые посещал Патрик по пятницам, он случайно не рассказывал ничего об этом? Попробуйте припомнить, это очень важно, – Кевин с надеждой посмотрел на собеседницу, но та отрицательно покачала головой.

– А какие-то письма, сообщения на его имя приходили?

Долорес задумалась.

– Писем определенно не было, а вот пару недель назад ему прислали счет из какой-то клиники, – припомнила наблюдательная Долорес. – Я еще удивилась, откуда у старика такие деньги, никакой пенсии не хватит, чтобы заплатить даже половину.

– А какая это была сумма? – осторожно поинтересовался Кевин.

– Пятнадцать тысяч долларов. Патрик аж весь позеленел, когда увидел эту бумагу. Неудивительно, сама была бы в шоке. Я тогда спросила у него, за что с него требовали такие деньги, но он как-то странно на меня глянул и промолчал.

– А что это была за клиника, может, помните название или адрес?

– Нет, название я не рассмотрела и адрес, к сожалению, не запомнила.

– Может, он заказывал лекарства в клинике, чтобы как-то справиться со своей болезнью? – предположил Кевин.

– Да откуда мне знать, – с раздражением брякнула Долорес, – вы журналист, вот и выясните.

Вдруг дама резко замолчала. Широко раскрыв свои бледные серые глаза, она зашептала, чуть подавшись вперед, ближе к Кевину.

– Я знаю, кто на него напал! – ее вдруг осенило. – Это из администрации, убирают нас по очереди, по одному. О! Мы обречены!

Запричитав, женщина повернулась спиной к Кевину. Она забыла о нем, все ее мысли теперь были заняты безумной идеей, догадкой о заговоре ненавистной ей администрации против них – маленьких людей.

Кевину это было на руку, он узнал если не все, то почти все, что хотел. Журналист должен дорожить любой информацией, только через некоторое время он отсеет то, что не нужно. К тому же он отделался, наконец, от этой надоедливой параноички.

Уже через 20 минут Кевин спокойно сидел в уютном кафетерии и, поглощая горячий капучино с восхитительной пенкой и тающие во рту чудесные свежие круассаны, обдумывал полученные данные. Одновременно с этими, по его мнению, важными занятиями он перелистывал газеты, которые брал из пухлой стопки на столе и искал любую информацию, которая хотя бы косвенно относилась к совершенным нападениям.

Зазвонил мобильный. Кевин посмотрел на дисплей. Это была Лора.

– Райт слушает, – Кевин попытался придать голосу низких частот, чтобы звучать более солидно.

– Это Лора Дженнингс, вы посещали меня в больнице на днях.

– Да, я сохранил ваш номер в телефон, – приветливо заметил Кевин.

– Я тогда предложила вам свою помощь и хотела напомнить об этом, не могу сидеть сложа руки, полиция молчит, ничего никто рассказывать не хочет, а я хочу знать, в чем дело.

«Ну, теперь возомнит себя детективом, – подумал Кевин, – а может, ей от безделья деть себя некуда?»

Как бы прочитав мысли журналиста, Лора продолжила:

– На самом деле меня пока не пускают на работу, а я не знаю, чем себя занять. Не хочу сидеть без дела и жалеть себя. Не привыкла с детства, – решительно заявила Лора, – так что я с вами, а если откажете – замучаю бесконечными телефонными звонками.

Кевина позабавила напористость девушки.

«Да ладно, черт с ней, – подумал Кевин, – ну поболтается со мной пару деньков, поймет, что все безнадежно, потеряет интерес и вернется к своей прежней жизни, забыв все произошедшее как кошмарный сон».

– Хорошо, – согласился Кевин, – приезжайте на улицу Вилсон в кафетерий «Парадайс», я сижу недалеко от двери справа, хочу угостить вас кофе, заодно и разберемся, что к чему… – Кевин не успел закончить фразу, как услышал гудки в трубке.

Через 15 минут напротив него уже сидела Лора и быстро поглощая черный кофе без сахара, просматривала записи журналиста. Кевин поморщился, представив себе горький терпкий вкус: он сам всегда пил либо сладкий капучино, либо латте. По его мнению, напиток, даже алкогольный, должен был быть вкусным или хотя бы приятным на вкус. Хотя о вкусах не спорят. Это как маслины: кто-то их любит, а кто-то не может есть.

Пока девушка пила горький напиток, Кевин бессовестно разглядывал ее. Лору нельзя было назвать красавицей, но она была красивой. Такие не становятся моделями, но могут стать талантливыми актрисами – из-за своей внутренней красоты и индивидуальности. Если Лора улыбалась, то делала это искренне, простодушно, наивно, при этом улыбалось все лицо, в особенности глаза. Если она была чем-то недовольна или озадачена, ее губы сжимались, щеки втягивались, а между бровями появлялась глубокая морщинка, и глаза приобретали соответствующее выражение. На ее лице, казалось, было написано все, о чем она думала и что творилось в ее душе. У девушки были не совсем правильные черты лица, но это не портило всю картину. Кевину сразу понравились ее глаза – хамелеоны, в зависимости от освещения они становились то серыми, то зелеными с широкими темными зрачками. Взгляд был внимательным, испытывающим, порой недоверчивым и хитроватым.. Кевину вдруг захотелось больше узнать об этой обаятельной девушке, но он сознавал, что после совместного дела их ничего уже не будет связывать и, возможно, он ее больше никогда не увидит.

– Значит, между Спайком Льюисом, Патриком Слейном общее то, что у них было заболевание Паркинсона и они регулярно посещали какие-то собрания по психологической помощи? – Лора подняла голову, оторвавшись на секунду от изучения бумаг. – Вероятней всего, они познакомились там.

– Да, наверняка. Что касается болезни, это излечимо? – спросил Кевин.

– Есть лекарства, которые облегчают страдания больным, но излечить эту болезнь невозможно, некоторые умирают в течение пяти лет, другие в последующие пять лет, и лишь немногие переступили 15-летний рубеж. А что мистер Дантел? Он болен?

– Не знаю, еще к нему не ездил, звонил ему вчера, но он наотрез отказался со мной встретиться. А если нам сейчас к нему заявиться? – предложил Кевин, – думаю, увидев вас и узнав, что на вас напали, он согласится поговорить. Нажмем на жалость, сострадание, чувство солидарности с такой же жертвой, как и он.

– Как это благородно – ссылаться на то, что я жертва, – усмехнулась Лора, – может, мне еще всплакнуть, устроить истерику, пока вы будете в красках описывать этому человеку весь ужас моего положения?

– Ну и замечательно! Если можете, все средства хороши, – улыбнулся Кевин, – возможно, хотя бы так мы поймем, что произошло на самом деле.

– А произошло вот что. На пятерых человек в этот вечер было совершено нападение. Двое из них, как оказалось, были неизлечимо больны и посещали по пятницам собрания по психологической помощи. Другой связи между этими людьми я не вижу. Через неделю после этого умирает мужчина, который напал на меня, и к тому же убита жена Бента, а его дочь пропадает, – девушка задумчиво покачала головой. – Все это как-то связано между собой, нам нужно поговорить с Дантелом, он единственный, кто может нам что-то сообщить.

Кевин кивнул и окликнул официантку:

– Можно счет, пожалуйста.

Расплатившись наличными, Кевин вышел на улицу к уже ожидавшей его там девушке. В воздухе витал запах приближающейся грозы, об этом свидетельствовали и тяжелые темно-серые тучи на небе, и теплый влажный ветер. Вдруг Кевину захотелось закурить, но, вспомнив, каких трудов ему стоило бросить эту пагубную привычку, он подумал, что закурит только в особом случае: либо когда напьется в компании курящих друзей, либо когда сильно разнервничается. А сейчас он не нервничал. Однако какой уже день в нем не утихало чувство тревоги, неосознанное, смутное ощущение. Прямо как когда его оперированная в прошлом нога начинала ныть каждый раз при приближении грозы. Только на этот раз он чувствовал, что обычной грозой здесь не обойдется.

***

Мистер Дантел оказался высокомерным, брюзжащим, совершенно не следил ни за внешностью, ни за языком, и сразу не понравился Кевину, у которого был нюх на таких людей. Открыв двери с недовольным видом, сразу же захлопнул ее, едва Кевин раскрыл рот. И только после длинной речи Лоры Дантел соблаговолил их впустить. Проводив гостей до двора через весь дом, он сразу же предупредил, что не собирается отвечать на вопросы, которые ему не понравятся. Тряхнув седыми спутавшимися волосами, небрежно спадавшими на плечи, Дантел сел в кресло-качалку под высокой яблоней, поджал губы и выжидающе посмотрел на Лору. Кевина он как будто не замечал.

Лора сделала глубокий вдох и заговорила:

– Мистер Дантел, спасибо, что согласились выслушать нас. Меня зовут Лора Дженнингс, 3 февраля было совершенно нападение на вас, на меня, Патрика Слейна, Спайка Льюиса и мистера Бента. Может вы вместе с ними посещали некие группы психологической помощи? Извините за такой вопрос, но это очень важно, вы страдаете какой-либо болезнью?

– Я здоров, – нехотя отчеканил Дантел и уставился немигающим взглядом на Кевина.

– Вы были знакомы с людьми, чьи имена я только что перечислила? – повторила Лора.

– Нет, – отмахнулся Дантел и добавил, – и никакие собрания я не посещал.

Лора в замешательстве замолчала и беспомощно посмотрела на Кевина.

– Подумайте хорошо, – осторожно вмешался Кевин, – все эти нападения не случайны, мы знаем, что преступники требовали отдать то, что им не принадлежит. У вас есть предположение, что бы это могло быть? Ведь вы как-то все связаны, я в этом уверен. И если бы вы, мистер Дантел, помогли мне понять, в чем дело, мы накрыли бы этих подонков. Ведь отмалчиваясь, вы тем самым способствуете тому, что они разгуливают по улицам нашего города, и, кто знает, может, повторят нападения. Помогите мне спасти потенциальных жертв, спасти людей.

– Сорок лет назад я поступил в пожарную службу, – наконец разоткровенничался Дантел, раскачиваясь в кресле, – тогда мне все это казалось романтичным. Вот, мы несемся в больших красных машинах с сиреной, люди перед нами разбегаются, машины уступают нам дорогу – нам, которые спешат на помощь обреченным людям, сгорающим заживо в своих маленьких квартирках. А когда оказываешься в горящем здании – думаешь только о том, как бы побыстрее выбраться из этого пекла. Пот застилает тебе глаза, ты начинаешь паниковать, и тут в голове, – Дантел ткнул в висок пальцем, – начинает пульсировать мысль, а что если не идти вперед, все бросить и уйти?! Это как проверка на вшивость, испытание – чего ты стоишь?! Эй, парень, начинаешь себя убеждать, тебе платят деньги, чтобы ты рисковал, и там люди, которые рассчитывают на тебя. И ты идешь туда, потому что сказали туда идти, потому что это твоя работа.