Текст книги "Чтобы родиться вновь"

– Это несравненный Пикассо, конечно, не оригинал, а всего лишь копия, но скажи, не правда ли – бесподобно?

Без особого восторга Дженнингс пожала плечами и с сожалением ответила:

– Мне больше нравятся пейзажи и натюрморты, – она пристально взглянула на картину и попыталась отыскать то бесподобное, что имел в виду журналист. Но, поняв, что это ей не под силу, отвернулась и сняла пальто.

Быстро подогрев индейку в микроволновке и достав начатую бутылку бордо, Кевин старательно расставил все это с фужерами и тарелками на журнальном столике посреди гостиной. Минут десять ушло у молодых людей на поглощение ужина, после чего Лора заварила чай, долго отыскивая необходимое в многочисленных шкафчиках на кухне. С чашкой горячего ароматного чаю Лора села на пол, а Кевин расположился на диване, достав все бумаги из своего портфеля и аккуратно разложив их на столе.

– Итак, – изрек Райт, – может хочешь сесть на диване?

– Нет, я люблю на полу, а так я усну. Ты ведь не хочешь тащить меня из своей квартиры на руках?

– Меня этим не напугаешь.

– Итак, – повторил Кевин, – начнем по порядку. Вот папка с вырезками статей, которые собирала Алисия Бент. Когда она заболела и узнала, что лечение бесполезно, стала искать сведения о нетрадиционной медицине и, по всей видимости, убедила отца этим заняться.

– Или отец, занимаясь этим, убедил ее воспользоваться таким шансом, а она сначала, не веря всему этому, собирала статьи, чтобы получить хоть какие-нибудь доказательства, – предположила Лора.

– Возможно и такое. Ритуалы, судя по записям, проводились по времени, – Кевин начал пролистывать обшарпанный зеленый журнал с желтыми страницами, – в прошлом году в сентябре, и в феврале этого года, только вот даты как-то коряво написаны, не пойму никак, что это: один или семь?

– Больше похоже на какой-то иероглиф, – Лора, прищурив глаза, потерла пальцем непонятную цифру.

– Да, и прошлогодние ритуалы проводились в другом городе, а февральские прошли, похоже, перед нападением 3 февраля, значит, это единичка, да, ритуалы прошли первого февраля, а третьего было совершено нападение, – подытожил Райт, потерев подбородок.

– Но как вся эта белиберда про ритуалы связана с нападениями? Я что-то совсем запуталась.

– А еще странное в этом деле то, что Авегинс, который напал на тебя, был садовником у Бентов, а на Дантела, как мне поведали в полиции, напал его сосед, которого Дантел за всю свою жизнь на этой улице (почему-то!) не видел. И я не пойму никак, как это все, черт подери, связано! Полиция сегодня обещала навестить Дантела и расспросить его о собраниях и убитых людях. Будем надеяться, что упрямый старик, наконец, заговорит и хотя бы что-то прояснится.

– Я думаю, Бент манипулировал людьми. Ну, представь: кучу напуганных, как ты правильно отметил, потерянных и убитых горем людей убеждает в исцелении человек, чья дочь внезапно излечивается от смертельного недуга, – Лора встала, поставила пустую чашку на стол и зашагала по комнате. – Он внушает им надежду, и таинственный Лоуренс Пилт проводит загадочные ритуалы белой магии. Затем появляется непонятная клиника (чудом затем пропавшая), где подтверждают слова Бента: «Поздравляем, сэр, улыбаются им мнимые врачи и медсестры, вы абсолютно здоровы!». Но на самом деле это не так, и вот тут начинается паника. Люди возмущаются, снова потеряв драгоценную надежду, и на этот раз окончательно. Только не пойму, во-первых, зачем было нападать на них? И, во-вторых, этот вопрос меня мучает не один день: при чем здесь я? Я не больна, не посещала никакие собрания, не участвовала в ритуалах. Что я должна была отдать Авегинсу?

– А мне не дает покоя вопрос, почему замешаны садовник Бентов и сосед Дантела.

– Ну, садовника, видимо, кто-то подкупил, а потом, не желая оставлять свидетелей, убрали его.

– Кто? – спросил Кевин. – У нас слишком много вопросов и нет ответов, и самое досадное, не знаю, что в дальнейшем предпринять, в какие двери стучаться. Mне в понедельник сдавать статью в редакцию, но я чувствую, что только начал что-то понимать.

Лора с сожалением посмотрела на Кевина и сказала:

– У тебя есть еще несколько дней. Извини, мне пора домой, уже поздно. Спасибо за ужин.

Она поправила кофту и подошла к шкафу, где висело ее пальто.

– Слушай, ты можешь остаться у меня. Расстелю тебе на диване, у меня есть чистое белье, а сам буду спать в спальне.

– У тебя есть спальня? – удивленно спросила Лора и махнула рукой влево, – я думала, у тебя там кладовка.

– Нет, у меня как у нормального человека есть спальня и даже, представь себе, ванная с туалетом.

Лора задумалась и представила, как будет одна идти по пустынным темным улицам и вздрагивать каждый раз, заслышав шорохи. Девушка поежилась и, улыбнувшись Кевину, кивнула.

На следующий день Кевин с утра убедил Карента, что им обоим будет выгодно сотрудничество и, таким образом «упав на хвост» лейтенанту, с довольным видом ехал в машине детектива и вертел головой. Кевину редко приходилось сидеть на пассажирском сиденье. Он водил машину постоянно, сколько себя помнил, с тех пор, как отец научил его этой премудрости. А за рулем не особо поглазеешь по сторонам. «Может, и к лучшему», – думал Кевин, рассматривая в окно серую толпу в одинаковых темных костюмах. Он видел напряженные лица людей, на которых не читалось ничего, кроме усталости, безнадеги и суровой задумчивости. Кевин повернул голову и внимательно посмотрел на сидящего за рулем детектива.

Карент, нахмурившись, сжал губы и всю дорогу молчал, изредка обмениваясь короткими репликами с журналистом и, очевидно, думал о чем-то своем.. Кевину вдруг стало жаль этого сурового человека, который всегда казался Райту справедливым и честным полицейским, вынужденным сталкиваться со всяким сбродом. Кевин сочувственно улыбнулся.

– Ты что, Райт, – Карент недовольно взглянул на мечтательно улыбающегося журналиста, – глазки мне строишь?

Кевин спустился с небес на землю и перестал улыбаться:

– Нет, просто задумался, замечтался.

– А! Наверное, о какой-нибудь красотке? Кто такая, работает в редакции, я ее знаю? – Карент, видимо, за пустой болтовней пытался скрыться от невеселых мыслей.

– Нет, я думал о тебе, – на слова Кевина детектив с досадой хмыкнул. – Подумал, что, несмотря на наши противоречия, считаю тебя честным и ответственным полицейским И хотел бы выразить уважение. Скажу сразу, в редакции тебя не особо любят, наверное, за твою прямолинейность. И о тебе ходят неприятные слухи, но пиар, даже не очень хороший тоже на пользу, ведь так?

– Ну и ну, – задумчиво протянул детектив, – если ты меня так уважаешь и восхищаешься, чего же при всех в редакции орал на меня как потерпевший еще три недели назад? Думал, я забыл?

Кевин возмущенно развел руками.

– Ну, во-первых, я говорил только об уважении, ни о каком восхищении речи не было. А во-вторых, упрекал тебя за то, что твои ребята даже не потрудились обыскать квартиру этого извращенца, который, несмотря на все свои злодеяния, нисколько этого не стыдился и продолжал участвовать в предвыборной гонке. Из-за того, что ты не проследил за ними, никто не обыскивал квартиру, в которой, я уверен, была куча доказательств, чтобы упрятать этого подонка хотя бы на лет пять. В следующий раз, когда извращенец попытался бы вновь заняться своими грязными делишками, у него в мозгах отчетливо бы всплыли отнюдь не радужные воспоминания о тюремной жизни. А ты сам знаешь, как в тюрьмах поступают с такими, как он.

– А ты не задумывался, гений наш, что надо мной тоже стоит начальник?! Ты сейчас разговариваешь не с президентом, а с обычным лейтенантом, у которого власти и полномочий – во! – Карент быстро скрутил пухлые пальцы в дулю. – Думаешь, я такой дурак и не додумался бы сделать обыск? А сделав такое и потеряв работу, что бы я сказал своим жене и дочери? Вашего честного папашу уволили в самой середине карьеры. Знаешь, при всей своей честности я не согласен жить на жалкое пособие и сожалеть о том, что вовремя не придержал язык.

– Приехали, – буркнул лейтенант и, выйдя из машины, сразу же помчался к дому.

Кевина всегда удивляла в этом человеке энергия, которая, казалось, заряжала все вокруг и добавляла часы в сутки. За то время, пока Кевин отстегивал ремень и выходил из машины, Карент уже успел обойти дом и, кажется, постучаться во все окна.

На порог чистенького и приветливого домика с голубой черепичной крышей вышел высокий лысый мужчина, лет сорока примерно, с приятной открытой улыбкой и умными внимательными глазами. Пригласив гостей в дом, он извинился за беспорядок, которого Кевин нигде не обнаруживал – все вокруг блестело. Мужчина усадил Карента в кресло-качалку, очевидно, чтобы успокоить беспокойного детектива, который и в этом кресле умудрялся ерзать и скрипеть. Иногда Кевин удивлялся, как при такой непоседливости Карент дослужился до лейтенанта и к тому же довольно успешно справлялся с расследованием и раскрытием сложных дел.

– По вашей просьбе, – мужчина обратился к Каренту, – я подробно узнал о ритуалах белой магии и об их применении на практике. Извините, детектив, видимо, забыл нас познакомить.

Мужчина обернулся и протянул Кевину свою длинную кисть с худыми и изящными пальцами:

– Меня зовут Венедикт Холстен, я профессор философии в университете, в свободное время занимаюсь изучением различных конфессий, ритуалов. Может, вы хотите чаю или чего покрепче, – Холстен хитро подмигнул лейтенанту, но получив в ответ только недовольную ухмылку, обратился к журналисту, – а вы для какой газеты пишете?

– Газета «Либерти».

– Да-да, знаю вашу газету, я как-то публиковал в ней одну свою статью. Кажется, главного редактор зовут Марти?

– Мартенс, – поправил профессора Кевин.

– Он хороший человек, – улыбнулся Венедикт, – предложил неплохой гонорар за статью. Это было давно, я тогда еще не был профессором, а только преподавал в колледже, но благодаря этой статье нашел работу. После того как она была опубликована, мне на следующий день позвонили с предложением провести лекции в университете. Вот так все и началось.

Карент громко кашлянул.

– Ох, простите, заболтался. Вы хотите послушать про ритуалы, – профессор достал папку с записями. – Я расскажу вам подробно про историю зарождения ритуалов.

Профессор Холстен подошел к столу и открыл папку. Он бегло просмотрел текст и начал рассказывать:

– Первые упоминания о ритуалах перерождения были еще во времена Древнего Египта. Египтологи доказали, что основа древнеегипетской теологии – представление о том, что живой фараон является перевоплощенным Гором, божественным представителем царской власти в Египте, сыном Осириса и Исиды. После смерти фараон отправлялся на небо и становился Осирисом, а это означало – превратиться в звезды, вернее в определенную звезду созвездия Ориона. Давно признано, что ритуал перерождения – главная часть превращения души усопшего фараона в созвездие Ориона, и этому превращению способствовали магические заклинания, которые и послужили началом веры египтян в заупокойный мир. Но это Древний Египет.

В основном ритуалы перерождения практикуются в буддизме, когда человек обнаруживает признаки приближающейся смерти. Ему предлагается откупиться от нее. Конечно, это возможно только лишь на начальных стадиях болезни, когда можно восстановить баланс элементарных энергий тела путем взаимозависимости, на что и направлены все эти манипуляции. Эти ритуалы называются «захват жизни».

Карент беспокойно заерзал в кресле и скривился, ему явно было не по себе при описании ритуалов и прочей, по его мнению, ерунды. Он с детства питал неприязнь ко всему мистическому и непонятному для его аналитического ума. Кевин же, наоборот, слушал профессора внимательно. Чтобы ничего не пропустить, он подался вперед и застыл на месте, чувствуя себя студентом на чертовски увлекательной лекции.

Профессор тем временем продолжал:

– При ритуале используют куклу – двойника больного человека, которую для правдоподобности украшали ногтями, кусочками одежды и волосами больного, и эту куклу руководящий Лама должен был подносить заподозренным духам, убеждая их взять эту приманку взамен больного человека, которым они завладели. Вместе с куклой используют шарики из сырого теста с оттиском большого пальца или продолговатые мякиши, сдавленные в кулаке. Также в ритуалах есть крест, называемый «пространством», еще обязательны частные методы для исключения негативного результата (они упоминаются в буддийских учениях, но этим должны заниматься специалисты, я в этом не силен).

– И что, такое возможно? – спросил Кевин, – эти ритуалы, правда, исцеляют смертельно больных людей?

Профессор слабо улыбнулся:

– Неважно, молодой человек, правда это или всего лишь плод чьего-то воображения. Гораздо важнее, что всегда найдутся люди, которые отчаянно в это верят и готовы ради идеи отдать не только свои репутацию, состояние, но даже жизнь.

Позвольте мне поведать о случае, который произошел на моих глазах. Прошлым летом я на месяц ездил в Центральную Африку в Габон. И на протяжении всего этого времени неоднократно слышал новости о том, что в этой стране исчезают дети, а потом их тела находят с многочисленными ранениями, обескровленные. Как-то я сам увидел подобное, возвращаясь рано утром с одной вечеринки, устроенной коллегами из соседнего африканского государства. Так вот, я шел по улице и увидел истерзанный труп ребенка (примерно лет 12), а позже в полиции сказали, что у ребенка отсутствовали некоторые органы. Я заинтересовался и подробно расспросил местных жителей. Они в один голос ссылались на ритуальные убийства, в которых были замешаны влиятельные политики, верившие, что своеобразные жертвоприношения умножают успех на предстоящих выборах.

Холстен сокрушенно взмахнул руками и вздохнул:

– Речь не о единичных случаях: каждую неделю появлялись все новые и новые жертвы, и так на протяжении многих лет! И многие думают, что подобное может случаться только в странах третьего мира, где все основано на предрассудках и слепой вере людей, но это происходит и в нашем – цивилизованном – мире, причем в более изощренном виде.

Профессор подошел к окну:

– Так что и в вашем случае, возможно, вы имеете дело с организацией, у которой есть своя идеология, четкая иерархия, а если у нее еще и подпитка политических структур, то советую быть осторожными. Люди, устраивавшие ритуалы, могли искажать при этом всю суть ритуалов. Это как предсказания Нострадамуса – каждый толкует их по-своему. Здесь нет никакой мистики, всего лишь чьи-то чрезмерно раздутые амбиции, обман или, может быть, слепая вера, – профессор повернулся к собеседникам и выжидательно взглянул на лейтенанта.

– На днях я сдаю в печать свою статью, в которой подробно опишу нападения и события, последующие за этим, – Кевин с надеждой посмотрел на профессора. – Могу я на вас рассчитывать? Я хотел бы описать этот ритуал. И дабы показать, что это взято не с потолка и не приснилось мне, сошлюсь на ваше профессиональное мнение. А если Карент любезно согласится сделать мне копии протоколов допросов по делу и заключение о смерти Авегинса и Бента, – видя, как лейтенант снова беспокойно заерзал в кресле, Кевин ухмыльнулся, – так вот, если все эти материалы будут у меня, получится хорошая статья, и мой босс уже ко мне не придерется.

Подняв глаза, Кевин уже в красках нарисовал картину того, как Мартенс виновато смотрит на журналиста и сообщает всей редакции о том, как ему повезло, что у него работает такой талантливый парень и что им обоим следует забыть обо всех разногласиях между ними в прошлом и начать работать одной командой. Кевин так живо представил эту картину, что на миг ощутил, как в воздухе парит запах шампанского и всеобщего одобрения и восхищения. Выйдя из задумчивости, журналист заметил насмешливый взгляд лейтенанта и слегка покраснел, на секунду подумав, что проницательный полицейский понял, о чем он думает, но Карент торопливо отвел глаза, поблагодарил профессора и стремительно зашагал к двери.

***

В свой выходной день Лора беспомощно стояла посреди комнаты, не имея ни малейшего представления, чем заняться или что полезное предпринять. На улице бушевала непогода, непрерывно лил дождь, а порывы ветра были слышны даже в квартире и заставляли каждый раз вздрагивать. Естественно, ни о какой прогулке не могло идти и речи. Обычно в такую погоду хотелось залечь под теплое и мягкое покрывало и, взяв в руки горячий кофе, читать книгу или смотреть фильмы, но Лоре эта идея не понравилась. Семьи у нее не было, а единственная подруга отсыпалась после вчерашней шумной вечеринки, отключив все средства связи и, казалось, на время исключив себя тем самым из мира живых. Лора прохаживалась по квартире зигзагами и нервно дергала ресницы. Эта плохая привычка появилась недавно, но очень беспокоила девушку, однако каждый раз ее пальцы все равно непроизвольно тянулись к глазам. Она подумала о Кевине, который в последнее время начал ей нравиться, но только Лора видела или, скорее, чувствовала, что абсолютно ему не интересна. Либо он был так увлечен статьей, что, возможно, заинтересовать молодого человека можно было лишь рассказами о куклах, сделанных из сырого теста, либо ему было глубоко на нее наплевать. В конце концов Лора решила, что она – это часть его работы. А может, она не подает нужные знаки? Дженнингс всегда презирала кокетство, и ее откровенно начинало мутить, когда подруга распахивала свои и без того большие глаза и удивлялась какому-нибудь глупому вопросу случайного прохожего, жаждущего познакомиться или незнакомца с соседнего столика в ресторане.

Лора не спешила доверять кому-нибудь. Она не открывалась малознакомым людям, но и для старых друзей оставалась непрочитанной книгой, считая свои переживания никому неинтересной чепухой. Да и начав откровенничать, она сразу же чувствовала себя уязвимой, а этого боялась, пожалуй, больше всего. Однажды Лора вверила одному человеку не только свое тело, но и свои воспоминания, переживания, мечты, за что затем и поплатилась. Для него это был лишь очередной роман, приключение с наивной молоденькой студенткой, а для нее это была любовь с большой буквы, как позже оказалось – безответной. Застукав его со своей лучшей подругой, Лора проревела пару дней после отъезда неверного, поклялась, что больше не будет попадаться таким образом. Она не жалела о своем романе. Как говорил один умный человек, фамилии которого Лора не могла припомнить, лучше найти любовь и потерять ее, чем не испытать вовсе. Это был ее опыт, каким бы жестоким он ни казался.

Чувствуя себя разбитой то ли от непогоды за окном, то ли от внезапно навалившегося на нее чувства одиночества, Лора ощутила пустоту, которая охватывала ее и поглощала полностью, словно девушка была голодна и совершенно опустошена изнутри. Не понимая, откуда взялось это чувство и как с ним бороться, Лора вылезла из своего уютного халата, переоделась в теплый джемпер и джинсы и слегка причесалась. Накинув, не застегивая, пальто, вышла из квартиры, спустилась на лифте в холл и поздоровалась с консьержем. На улице Лора сразу же пожалела, что выбралась из своей уютной берлоги: ее чуть не сбил с ног сильный порыв холодного ветра, но возвращаться не было смысла. Девушка добежала до ближайшего супермаркета, но вспомнила, что не взяла кредитку. Села в первый подошедший к остановке автобус, устроилась у окна и стала глазеть на прохожих, которые шли быстрым шагом или пересекали улицы короткими перебежками.. Увидев в окно высокое здание, на первом этаже которого располагался небольшой ресторанчик, Дженнингс поспешила из автобуса. Она была там всего однажды, это было неудачное свидание и не совсем удачный выбор блюд, но девушка хорошо помнила отличный кофе и сладкие булочки, к которым питала особую слабость.

В кармане пальто было немного мелочи, и Лора решила ограничиться только кофе. Сидя в ресторанчике и чувствуя, как с каждым глотком горячего напитка все ее тело пропитывается приятным чувством тепла и бодрости, она с удовольствием вдыхала сочный аромат, витавший в воздухе от готовящихся сладостей на кухне заведения, аромат ванили и жженого сахара с корицей. Лора задумчиво подняла глаза и встретилась взглядом с незнакомцем. Тот сидел у столика напротив и пристально смотрел на нее. Дженнингс смущенно отвела глаза и уткнулась в свою чашку. Спустя минуту она снова подняла глаза и увидела, что незнакомец попросил счет и стал одеваться, при этом он ни разу не посмотрел на девушку. Упрекая себя за такую «некомпетентность», Лора с досадой вздохнула и стала смотреть в окно. Но кроме воды, которая струйным потоком спускалась по стеклу, подобно тропическому водопаду, она ничего не разглядела. В кармане завибрировал телефон.

– Алло, – ответила Дженнингс.

– Привет, это Райт, – запыхавшись, представился журналист, – я собираюсь в городок под названием Норингтон. Может, если ты вдруг свободна, составишь мне компанию?

– У меня сегодня выходной, и да, я свободна, – «абсолютно свободна», подумала про себя девушка, – а зачем понадобилось туда ехать?

– Помнишь, всплыло одно имя по делу – Лоуренс Пилт? Он проводил ритуалы вместе с Бентом и, возможно, был его наставником, так что он должен знать об этой чертовщине, подробнее расскажу по дороге. Так ты поедешь? Куда за тобой заехать?

– Я в ресторанчике «Серинис». Знаешь, где это?

– Буду через минут десять.

Журналист приехал через пятнадцать минут и, посигналив, остался в машине. Он решил взять с собой девушку вовсе не для того, чтобы скрасить одиночество в дороге; он подумал, что, возможно, Пилт, узнав, что на Дженнингс напали, поведает что-то интересное или, может, девушка вспомнит что-то полезное для Кевина. Через четыре дня ему нужно сдавать в печать статью, а материал, состоящий из одних лишь предположений, описания произошедшего и банального перечисления деталей ему приносить в редакцию не хотелось. Кевин надеялся разобраться в этом деле и написать версию, но вопросов по-прежнему было много, и чем больше журналист узнавал, тем больше запутывался. Он возлагал надежды на разговор с Пилтом, хотя понимал, что тот вправе также их послать, как и Дантел.

Лора короткими быстрыми глотками допила кофе, накинула пальто и направилась к Кевину.

– В общем, мы с лейтенантом Карентом были сегодня утром у одного профессора, который нам поведал много чего о белой магии. Карент, естественно, ничему не поверил и решил, что во всем замешана очередная банда религиозных фанатиков, но я считаю, точнее чувствую, что не стоит недооценивать этих людей. Я внимательно прочитал записи ритуалов Бента и обнаружил там фамилию человека, который, по всей видимости, помогал ему, очень надеюсь, – горько заметил Кевин, – что он окажется сговорчивее Дантела и сообщит что-то полезное. Честно признаться, склоняюсь к тому, что он – наш последний шанс узнать что-нибудь…

– Очень сомневаюсь, что Пилт будет с нами откровенничать, с ним нужно быть осторожнее, – заметила Лора, – он может быть замешан в нападениях и убийствах, а если так – мы по собственной воле попадем в лапы этому чудовищу, – девушка поежилась и сильнее закуталась в пальто.

– Что за пессимистический настрой? – журналист внимательно посмотрел на девушку, – что-то случилось или это влияние погоды?

– Нет, это всего лишь здравый смысл и немного интуиции, меня не покидает весь день чувство какой-то тревоги, словно что-то должно произойти не совсем хорошее.

– Это пройдет, такое и у меня бывает, постарайся не думать об этом и наслаждайся нашим маленьким путешествием. Из-за работы я уже не выбирался из города целую вечность, и ты, думаю, тоже, так что развеешься, посмотришь на другую жизнь, – Кевин улыбнулся и ободряющее подмигнул девушке.

***

Через два часа от энтузиазма Кевина ничего не осталось, он уныло смотрел в окно на Норингтон – маленький городишко с пустынными улицами, где изредка встречались прохожие, недоверчиво смотревшие на проезжающие машины. Вдоль обочины располагались одноэтажные, кое-где двухэтажные здания, окрашенные в болотный, песочно-серый. Воздух из-за стоящего над городом смога казался душным и спертым, а отсутствие растительности на улицах придавало этой местности оттенок запущенности.

Кевин несколько раз возблагодарил судьбу за то, что он всю жизнь живет в большом городе. От этого места у него уже начали бегать мурашки, и он прибавил газу, чтобы скорее добраться до цели и смыться отсюда.

Но вот Лоре все это было до боли знакомо. Она выросла в подобном месте, в приемной семье, где ее пичкали религией и разными бредовыми идеями, отчего девушка, едва окончив школу, сбежала из дома, прихватив все свои сбережения. Ей тоже захотелось немедленно убраться отсюда и не возвращаться к воспоминаниям, которые она еще десять лет назад глубоко зарыла у себя в памяти.

– Долго еще до его дома? – нетерпеливо спросила девушка. Она беспокойно теребила пальцами ремень безопасности и вопрошающе глядела на журналиста.

– Нет, еще, думаю, минут десять ехать, сам хочу скорей добраться – как-то мне здесь не по себе.

– Скажи, что-то в этом есть? Бывает, приезжаешь в незнакомый город и чувствуешь приятную располагающую атмосферу такую, что хочется вернуться снова. Так вот с этим городом с точностью до наоборот, – девушка с тоской посмотрела в окно. – Я выросла в таком месте и очень довольна, что у меня тогда хватило смелости уехать и не возвращаться. И я ни о чем не жалею, – со вздохом подытожила Лора.

– Что, трудное было детство? – осторожно спросил Кевин. – Обычно люди с умилением и ностальгией говорят, как я сам считаю, о лучшей поре жизни.

– Да, только не те, которые потеряли семью в детстве и вынуждены были привыкать к новой жизни, – Лора горько усмехнулась и заметила в окне заброшенное здание, которое они проезжали. Скорее всего, это был мотель, о чем свидетельствовали потертая табличка, скрипевшая под порывами ветра, и бесконечное количество одинаковых дверей с облупившейся темно-зеленой краской.

– Знаешь, когда тебе шесть, очень трудно понять смысл таких выражений, как «твоих родителей больше нет» или «они не вернутся». Ты еще не понимаешь, что такое сирота. Вместо этого все ждешь, что единственные близкие тебе люди войдут в комнату и принесут тебе на ночь стакан горячего молока и твое любимое печенье. А потом, когда ты устаешь ждать, начинаешь вдумываться в те самые слова, которые вертятся в голове. Словно тебя тогда зомбировали, но ты все же не понимаешь, думаешь, а вдруг что-то не так сделал, раз они не хотят возвращаться, – девушка сделала глубокий вдох, прилагая усилия, чтобы не расплакаться. – Прошло уже столько времени, а я все помню – мысли, переживания, страх, словно это все случилось совсем недавно.

– Мне очень жаль твоих родителей, – тихо сказал Кевин, – я даже не подозревал.

– Что, не наводил обо мне справки? Ты же журналист, у вас это в крови – вынюхивать.

– Мне не совсем нравится это слово, – хмыкнул Кевин, – скорее, мы, журналисты, любим быть в курсе событий.

– Прости, не это хотела сказать, как-то вырвалось, – Лора виновато улыбнулась, – ладно, что-то я распустила сопли, это мое прошлое. Надеюсь, меня скоро ожидает светлое будущее.

– Я знаю, Дженнингс, что тебя ожидает в ближайшие десять минут, – осторожно сворачивая с дороги, сказал Кевин, – это твой любимый черный кофе. И пока мы будем (надеюсь на это) вкусно есть, ты мне поведаешь, как можешь пить этот горький напиток по собственной воле, когда в мире существует такой огромный выбор напитков, вот я не могу жить без капучино и латте.

– Сомневаюсь, что в такой дыре будет огромный выбор кофе, – усмехнулась девушка и красноречиво посмотрела на кафетерий, грязные обшарпанные двери которого, казалось, не предвещали ничего хорошего. Но все же от этого заведения исходил приятный запах еды. И в предвкушении горячего обеда Лора быстро направилась ко входу.

***

Недалеко от дороги, посреди небольшого поля, покрытого кустарниками, сорняками и колючками, стоял огромный дом. Он был огорожен со всех сторон забором, на котором виднелись сухие ветви плюща, видимо, уже мертвого. Из дома не исходило ни звука, и никакого намека на то, что в нем присутствует какая-то форма жизни. Казалось, этот дом был брошен, и большие кривые окна смотрели неприветливо на каждого, кто имел наглость приближаться к этой «крепости». Изредка порывы ветра заставляли ставни на окнах скрипеть и скрежетать, и этот звук окончательно придавал дому зловещности и пустоты.

Молодые люди подъехали поближе и разглядели недалеко от дома загон, где виднелось два силуэта – мужчины и лошади, которые совсем не заметили присутствия чужаков. Они были так поглощены друг другом, что Кевину пришлось посигналить, чтобы как-то привлечь внимание.

– Добрый день, мистер Пилт, – выбираясь из машины поприветсвовал Кевин, жестом показывая Лоре сделать то же самое. – Я журналист из газеты «Либерти», пишу статью о нападениях на людей. Среди них был мистер Бент, ваш хороший знакомый, я узнал о вашей связи из протоколов (если это можно так назвать) ритуалов, которые вы проводили вместе.

Невысокий худощавый мужчина поднял голову, и молодые люди увидели старика. Все его лицо было изборождено глубокими морщинами, а блеклые водянистые глаза смотрели вопросительно и выжидающе. Кевин и Лора удивленно переглянулись. С трудом верилось, что этот сгорбленный человек, который двигался шаркающей походкой и судорожно цеплялся скрюченными пальцами за ограду, мог участвовать в ритуалах еще месяц назад, да и еще быть замешанным в убийствах.

– Простите, молодые люди, но я вас не понимаю, какие нападения? Какой мистер Бент? – тихо прошепелявил Пилт и не спеша направился в сторону дома. Он осторожно закрыл вход в загон, а на прощание улыбнулся лошади, к которой, видимо, питал особую привязанность.

– Мистер Бент, – повторил Кевин, – человек, с которым вы проводили ритуалы и наставником которого являлись, судя по записям. Там было отчетливо написано: Лоуренс Пилт. Я наводил справки. Странно, но, кроме вас, поблизости с такой фамилией и именем никого нет. Так что я и эта девушка, на которую было совершено нападение, мы приехали к вам в надежде, что вы нам расскажете о ритуалах и о том, почему произошли убийства.

– Боюсь разочаровывать вас, молодые люди, но в первый раз слышу о Бенте. И ни в каких ритуалах я не участвовал, и даже скажу вам больше – я не верю в подобную ерунду, – старик попытался засмеяться, но закашлял, при этом сложился вдвое и судорожно схватился за стоящего рядом Кевина. Казалось, еще немного, и из этого сморщенного старичка вылетит последний дух и от него ничего не останется. Расспрашивать что-то дальше не было смысла, и Кевин с досадой кусал губы, лихорадочно раздумывая, что же ему предпринять. Лора же внимательно прислушивалась к стариковскому кашлю, который продолжался уже две минуты.