Текст книги "В огромном городе моем ночь. Стихотворения 1906–1941"

«Другие – с очами и с личиком светлым…»

Другие – с очами и с личиком светлым,

А я-то ночами беседую с ветром.

Не с тем – италийским

Зефиром младым, –

С хорошим, с широким,

Российским, сквозным!

Другие всей плотью по плоти плутают,

Из уст пересохших – дыханье глотают…

А я – руки настежь! – застыла – столбняк!

Чтоб выдул мне душу – российский сквозняк!

Другие – о, нежные, цепкие путы!

Нет, с нами Эол обращается круто.

– Небось, не растаешь! Одна – мол – семья! –

Как будто и вправду – не женщина я!

2 августа 1920

«Проста моя осанка…»

Проста моя осанка,

Нищ мой домашний кров.

Ведь я островитянка

С далеких островов!

Живу – никто не нужен!

Взошел – ночей не сплю.

Согреть чужому ужин –

Жилье свое спалю.

Взглянул – так и знакомый,

Взошел – так и живи.

Просты наши законы:

Написаны в крови.

Луну заманим с неба

В ладонь – коли мила!

Ну а ушел – как не был,

И я – как не была.

Гляжу на след ножовый:

Успеет ли зажить

До первого чужого,

Который скажет: пить.

Август 1920

«Есть в стане моем – офицерская прямость…»

Есть в стане моем – офицерская прямость,

Есть в ребрах моих – офицерская честь.

На всякую муку иду не упрямясь:

Терпенье солдатское есть!

Как будто когда-то прикладом и сталью

Мне выправили этот шаг.

Недаром, недаром черкесская талья

И тесный ременный кушак.

А зорю заслышу – Отец ты мой родный!

Хоть райские – штурмом – врата!

Как будто нарочно для сумки походной –

Раскинутых плеч широта.

Все может – какой инвалид ошалелый

Над люлькой мне песенку спел…

И что-то от этого дня – уцелело:

Я слово беру – на прицел!

И так мое сердце над Рэ-сэ-фэ-сэром

Скрежещет – корми – не корми! –

Как будто сама я была офицером

В Октябрьские смертные дни.

Сентябрь 1920

«Не называй меня никому…»

Не называй меня никому,

Я серафим твой, легкое бремя.

Ты поцелуй меня нежно в темя,

И отпусти во тьму.

Все мы сидели в ночи без света.

Ты позабудешь мои приметы.

Да не смутит тебя сей – Бог весть! –

Вздох, всполохнувший одежды ровность.

Может ли, друг, на устах любовниц

Песня такая цвесть?

Так и иди себе с миром, словно

Мальчика гладил в хору церковном.

Духи и дети, дитя, не в счет!

Не отвечают, дитя, за души!

Эти ли руки – веревкой душат?

Эта ли нежность – жжет?

Вспомни, как руки пустив вдоль тела,

Закаменев, на тебя глядела.

Не загощусь я в твоем дому,

Раскрепощу молодую совесть.

Видишь: к великим боям готовясь,

Сам ухожу во тьму.

И обещаю: не будет биться

В окна твои – золотая птица!

25 ноября 1920

Чужому

Твои знамена – не мои!

Врозь наши головы.

Не изменить в тисках Змеи

Мне Духу-Голубю.

Не ринусь в красный хоровод

Вкруг древа майского.

Превыше всех земных ворот –

Врата мне – райские.

Твои победы – не мои!

Иные грезились!

Мы не на двух концах земли –

На двух созвездиях!

Ревнители двух разных звезд –

Так что же делаю –

Я, перекидывая мост

Рукою смелою?!

Есть у меня моих икон

Ценней – сокровище.

Послушай: есть другой закон,

Законы – кроющий.

Пред ним – все клонятся клинки,

Все меркнут – яхонты.

Закон протянутой руки,

Души распахнутой.

И будем мы судимы – знай –

Одною мерою.

И будет нам обоим – Рай,

В который – верую.

Москва, 28 ноября 1920

«Любовь! Любовь! И в судорогах, и в гробе…»

Любовь! Любовь! И в судорогах, и в гробе

Насторожусь – прельщусь – смущусь – рванусь.

О милая! – Ни в гробовом сугробе,

Ни в облачном с тобою не прощусь.

И не на то мне пара крыл прекрасных

Дана, чтоб на сердце держать пуды.

Спеленутых, безглазых и безгласных

Я не умножу жалкой слободы.

Нет, выпростаю руки! – Стан упругий

Единым взмахом из твоих пелен

– Смерть – выбью! Верст на тысячу в округе

Растоплены снега и лес спален.

И если все ж – плеча, крыла, колена

Сжав – на погост дала себя увесть, –

То лишь затем, чтобы смеясь над тленом,

Стихом восстать – иль розаном расцвесть!

Около 28 ноября 1920

«Знаю, умру на заре! На которой из двух…»

Знаю, умру на заре! На которой из двух,

Вместе с которой из двух – не решить по заказу!

Ах, если б можно, чтоб дважды мой факел потух!

Чтоб на вечерней заре и на утренней сразу!

Пляшущим шагом прошла по земле! – Неба дочь!

С полным передником роз! – Ни ростка не наруша!

Знаю, умру на заре! – Ястребиную ночь

Бог не пошлет по мою лебединую душу!

Нежной рукой отведя нецелованный крест,

В щедрое небо рванусь за последним приветом.

Прорезь зари – и ответной улыбки прорез…

Я и в предсмертной икоте останусь поэтом!

Москва, декабрь 1920

Ученик

1
«Быть мальчиком твоим светлоголовым…»

Быть мальчиком твоим светлоголовым,

– О, через все века! –

За пыльным пурпуром твоим брести в суровом

Плаще ученика.

Улавливать сквозь всю людскую гущу

Твой вздох животворящ

Душой, дыханием твоим живущей,

Как дуновеньем – плащ.

Победоноснее Царя Давида

Чернь раздвигать плечом.

От всех обид, от всей земной обиды

Служить тебе плащом.

Быть между спящими учениками

Тем, кто во сне – не спит.

При первом чернью занесенном камне

Уже не плащ – а щит!

(О, этот стих не самовольно прерван!

Нож чересчур остер!)

И – вдохновенно улыбнувшись – первых

Взойти на твой костер.

15 апреля 1921

2
«Есть некий час – как сброшенная клажа…»

Есть некий час…

Тютчев.

Есть некий час – как сброшенная клажа:

Когда в себе гордыню укротим.

Час ученичества, он в жизни каждой

Торжественно-неотвратим.

Высокий час, когда, сложив оружье

К ногам указанного нам – Перстом,

Мы пурпур Воина на мех верблюжий

Сменяем на песке морском.

О этот час, на подвиг нас – как Голос

Вздымающий из своеволья дней!

О этот час, когда как спелый колос

Мы клонимся от тяжести своей.

И колос взрос, и час веселый пробил,

И жерновов возжаждало зерно.

Закон! Закон! Еще в земной утробе

Мной вожделенное ярмо.

Час ученичества! Но зрим и ведом

Другой нам свет, – еще заря зажглась

Благословен ему грядущий следом

Ты – одиночества верховный час!

15 апреля 1921

3
«Солнце Вечера – добрее…»

Солнце Вечера – добрее

Солнца в полдень.

Изуверствует – не греет

Солнце в полдень.

Отрешеннее и кротче

Солнце – к ночи.

Умудренное, не хочет

Бить нам в очи.

Простотой своей – тревожа

Королевской,

Солнце Вечера – дороже

Песнопевцу!

_{__________}

Распинаемое тьмой

Ежевечерне,

Солнце Вечера – не кланяется

Черни.

Низвергаемый с престолу

Вспомни – Феба!

Низвергаемый – не долу

Смотрит – в небо!

О, не медли на соседней

Колокольне!

Быть хочу твоей последней

Колокольней.

16 апреля 1921

4
«Пало прениже волн…»

Пало прениже волн

Бремя дневное.

Тихо взошли на холм

Вечные – двое.

Тесно – плечо с плечом –

Встали в молчанье.

Два – под одним плащом

Ходят дыханья.

Завтрашних спящих войн

Вождь – и вчерашних,

Молча стоят двойной

Черною башней.

Змия мудрей стоят,

Голубя кротче.

– Отче, возьми в назад,

В жизнь свою, отче!

Через все небо – дым

Воинств Господних.

Борется плащ, двойным

Вздохом приподнят.

Ревностью взор разъят,

Молит и ропщет…

– Отче, возьми в закат,

В ночь свою, отче!

Празднуя ночи вход,

Дышат пустыни.

Тяжко – как спелый плод –

Падает: – Сыне!

Смолкло в своем хлеву

Стадо людское.

На золотом холму

Двое – в покое.

19 апреля 1921

5
«Был час чудотворен и полн…»

Был час чудотворен и полн,

Как древние были.

Я помню – бок о бок – на холм,

Я помню – всходили…

Ручьев ниспадающих речь

Сплеталась предивно

С плащом, ниспадающим с плеч

Волной неизбывной.

Все выше, все выше – высот

Последнее злато.

Сновидческий голос: Восход

Навстречу Закату.

21 апреля 1921

6
«Все великолепье…»

Все великолепье

Труб – лишь только лепет

Трав – перед Тобой.

Все великолепье

Бурь – лишь только щебет

Птиц – перед Тобой.

Все великолепье

Крыл – лишь только трепет

Век – перед Тобой.

23 апреля 1921

7
«По холмам – круглым и смуглым…»

По холмам – круглым и смуглым,

Под лучом – сильным и пыльным.

Сапожком – робким и кротким –

За плащом – рдяным и рваным.

По пескам – жадным и ржавым,

Под лучом – жгущим и пьющим,

Сапожком – робким и кротким –

За плащом – следом и следом.

По волнам – лютым и вздутым,

Под лучом – гневным и древним,

Сапожком – робким и кротким –

За плащом – лгущим и лгущим…

25 апреля 1921

«Я знаю, я знаю…»

Я знаю, я знаю,

Что прелесть земная,

Что эта резная,

Прелестная чаша –

Не более наша,

Чем воздух,

Чем звезды,

Чем гнезда,

Повисшие в зорях.

Я знаю, я знаю,

Кто чаше – хозяин!

Но легкую ногу вперед – башней

В орлиную высь!

И крылом – чашу

От грозных и розовых уст –

Бога!

30 июня 1921

«Два зарева! – нет, зеркала!»

М. А. Кузмину

Два зарева! – нет, зеркала!

Нет, два недуга!

Два серафических жерла,

Два черных круга

Обугленных – из льда зеркал,

С плит тротуарных,

Через тысячеверстья зал

Дымят – полярных.

Ужасные! – Пламень и мрак!

Две черных ямы.

Бессонные мальчишки – так –

В больницах: Мама!

Страх и укор, ах и аминь…

Взмах величавый…

Над каменностию простынь –

Две черных славы.

Так знайте же, что реки – вспять,

Что камни – помнят!

Что уж опять они, опять

В лучах огромных

Встают – два солнца, два жерла,

– Нет, два алмаза! –

Подземной бездны зеркала:

Два смертных глаза.

2 июля 1921

Маяковскому

Превыше крестов и труб,

Крещенный в огне и дыме,

Архангел-тяжелоступ –

Здорово, в веках Владимир!

Он возчик и он же конь,

Он прихоть и он же право.

Вздохнул, поплевал в ладонь:

– Держись, ломовая слава!

Певец площадных чудес –

Здорово, гордец чумазый,

Что камнем – тяжеловес

Избрал, не прельстясь алмазом.

Здорово, булыжный гром!

Зевнул, козырнул – и снова

Оглоблей гребет – крылом

Архангела ломового.

18 сентября 1921

«С такою силой в подбородок руку…»

С такою силой в подбородок руку

Вцепив, что судорогой вьется рот,

С такою силою поняв разлуку,

Что, кажется, и смерть не разведет –

Так знаменосец покидает знамя,

Так на помосте матерям: Пора!

Так в ночь глядит – последними глазами

Наложница последнего царя.

24 сентября 1921

Молодость

1
«Молодость моя! Моя чужая…»

Молодость моя! Моя чужая

Молодость! Мой сапожок непарный!

Воспаленные глаза сужая,

Так листок срывают календарный.

Ничего из всей твоей добычи

Не взяла задумчивая Муза.

Молодость моя! – Назад не кличу.

Ты была мне ношей и обузой.

Ты в ночи нашептывала гребнем,

Ты в ночи оттачивала стрелы.

Щедростью твоей давясь, как щебнем,

За чужие я грехи терпела.

Скипетр тебе вернув до сроку –

Что уже душе до яств и брашна!

Молодость моя! Моя морока –

Молодость! Мой лоскуток кумашный!

18 ноября 1921

2
«Скоро уж из ласточек – в колдуньи!»

Скоро уж из ласточек – в колдуньи!

Молодость! Простимся накануне…

Постоим с тобою на ветру!

Смуглая моя! Утешь сестру!

Полыхни малиновою юбкой,

Молодость моя! Моя голубка

Смуглая! Раззор моей души!

Молодость моя! Утешь, спляши!

Полосни лазоревою шалью,

Шалая моя! Пошалевали

Досыта с тобой! – Спляши, ошпарь!

Золотце мое – прощай – янтарь!

Неспроста руки твоей касаюсь,

Как с любовником с тобой прощаюсь.

Вырванная из грудных глубин –

Молодость моя! – Иди к другим!

20 ноября 1921

Ахматовой

Кем полосынька твоя

Нынче выжнется?

Чернокосынька моя!

Чернокнижница!

Дни полночные твои,

Век твой таборный…

Все работнички твои

Разом забраны.

Где сподручники твои,

Те сподвижнички?

Белорученька моя,

Чернокнижница!

Не загладить тех могил

Слезой, славою.

Один заживо ходил –

Как удавленный.

Другой к стеночке пошел

Искать прибыли.

(И гордец же был-сокол!)

Разом выбыли.

Высоко твои братья!

Не докличешься!

Яснооконька моя,

Чернокнижница!

А из тучи-то (хвала –

Диво дивное!)

Соколиная стрела,

Голубиная…

Знать, в два перышка тебе

Пишут тамотка,

Знать, уж в скорости тебе

Выйдет грамотка:

– Будет крылышки трепать

О булыжники!

Чернокрылонька моя!

Чернокнижница!

29 декабря 1921

«На заре – наимедленнейшая кровь…»

На заре – наимедленнейшая кровь,

На заре – наиявственнейшая тишь.

Дух от плоти косной берет развод,

Птица клетке костной дает развод.

Око зрит – невидимейшую даль,

Сердце зрит – невидимейшую связь.

Ухо пьет – неслыханнейшую молвь.

Над разбитым Игорем плачет Див.

18 февраля 1922

«Есть час на те слова…»

Есть час на те слова.

Из слуховых глушизн

Высокие права

Выстукивает жизнь.

Быть может – от плеча,

Протиснутого лбом.

Быть может – от луча,

Невидимого днем.

В напрасную струну

Прах – взмах на простыню.

Дань страху своему

И праху своему.

Жарких самоуправств

Час – и тишайших просьб.

Час безземельных братств.

Час мировых сиротств.

11 июня 1922

«Ищи себе доверчивых подруг…»

Ищи себе доверчивых подруг,

Не выправивших чуда на число.

Я знаю, что Венера – дело рук,

Ремесленник – и знаю ремесло.

От высокоторжественных немот

До полного попрания души:

Всю лестницу божественную – от:

Дыхание мое – до: не дыши!

18 июня 1922

«Ночные шепота: шелка…»

Ночные шепота: шелка

Разбрасывающая рука.

Ночные шепота: шелка

Разглаживающие уста.

Счета

Всех ревностей дневных –

и вспых

Всех древностей – и стиснув челюсти

И стих

Спор –

В шелесте…

И лист

В стекло…

И первой птицы свист.

– Сколь чист! – И вздох.

Не тот. – Ушло.

Ушла.

И вздрог

Плеча.

Ничто

Тщета.

Конец.

Как нет.

И в эту суету сует

Сей меч: рассвет.

17 июня 1922

«Золото моих волос…»

Золото моих волос

Тихо переходит в седость.

– Не жалейте! Все сбылось,

Все в груди слилось и спелось.

Спелось – как вся даль слилась

В стонущей трубе окраины.

Господи! Душа сбылась:

Умысел твой самый тайный.

_{__________}

Несгорающую соль

Дум моих – ужели пепел

Фениксов отдам за смоль

Временных великолепий?

Да и ты посеребрел,

Спутник мой! К громам и дымам,

К молодым сединам дел –

Дум моих причти седины.

Горделивый златоцвет,

Роскошью своей не чванствуй:

Молодым сединам бед

Лавр пристал – и дуб гражданский.

Между 17 и 23 сентября 1922

«Это пеплы сокровищ…»

Это пеплы сокровищ:

Утрат, обид.

Это пеплы, пред коими

В прах – гранит.

Голубь голый и светлый,

Не живущий четой.

Соломоновы пеплы

Над великой тщетой.

Беззакатного времени

Грозный мел.

Значит Бог в мои двери –

Раз дом сгорел!

Не удушенный в хламе,

Снам и дням господин,

Как отвесное пламя

Дух – из ранних седин!

И не вы меня предали,

Годы, в тыл!

Эта седость – победа

Бессмертных сил.

27 сентября 1922

«Не надо ее окликать…»

Не надо ее окликать:

Ей оклик – что охлест. Ей зов

Твой – раною по рукоять.

До самых органных низов

Встревожена – творческий страх

Вторжения – бойся, с высот

– Все крепости на пропастях! –

Пожалуй – органом вспоет.

А справишься? Сталь и базальт

Гора, но лавиной в лазурь

На твой серафический альт

Вспоет – полногласием бурь.

И сбудется! – Бойся! – Из ста

На сотый срываются… Чу!

На оклик гортанный певца

Органною бурею мщу!

7 февраля 1923

Федра

Ипполит! Ипполит! Болит!

Опаляет… В жару ланиты…

Что за ужас жестокий скрыт

В этом имени Ипполита!

Точно длительная волна

О гранитное побережье.

Ипполитом опалена!

Ипполитом клянусь и брежу!

Руки в землю хотят – от плеч!

Зубы щебень хотят – в опилки!..

Вместе плакать и вместе лечь!

Воспаляется ум мой пылкий…

Точно в ноздри и губы – пыль

Геркуланума… Вяну… Слепну…

Ипполит, это хуже пил!

Это суше песка и пепла!

Это слепень в раскрытый плач

Раны плещущей… Слепень злится.

Это – красною раной вскачь

Запаленная кобылица!

Ипполит! Ипполит! Спрячь!

В этом пеплуме – как в склепе.

Есть Элизиум – для – кляч:

Живодерня! – Палит слепень!

Ипполит! Ипполит! В плен!

Это в перси, в мой ключ жаркий,

Ипполитова вза – мен

Лепесткового – клюв Гарпий!

Ипполит! Ипполит! Пить!

Сын и пасынок? Со – общник!

Это лава – взамен плит

Под ступнею! – Олимп взропщет?

Олимпийцы?! Их взгляд спящ!

Небожителей – мы – лепим!

Ипполит! Ипполит! В плащ!

В этом пеплуме – как в склепе!

Ипполит, утоли…

7 марта 1923

«Терпеливо, как щебень бьют…»

Терпеливо, как щебень бьют,

Терпеливо, как смерти ждут,

Терпеливо, как вести зреют,

Терпеливо, как месть лелеют –

Буду ждать тебя (пальцы в жгут –

Так Монархини ждет наложник)

Терпеливо, как рифмы ждут,

Терпеливо, как руки гложут.

Буду ждать тебя (в землю – взгляд,

Зубы в губы. Столбняк. Булыжник).

Терпеливо, как негу длят,

Терпеливо, как бисер нижут.

Скрип полозьев, ответный скрип

Двери: рокот ветров таёжных.

Высочайший пришел рескрипт:

– Смена царства и въезд вельможе.

И домой:

В неземной –

Да мой.

27 марта 1923

«Весна наводит сон. Уснем…»

Весна наводит сон. Уснем.

Хоть врозь, а все ж сдается: все

Разрозненности сводит сон.

Авось увидимся во сне.

Всевидящий, он знает, чью

Ладонь – и в чью, кого – и с кем.

Кому печаль мою вручу,

Кому печаль мою повем

Предвечную (дитя, отца

Не знающее и конца

Не чающее!) О, печаль

Плачущих без плеча!

О том, что памятью с перста

Спадет, и камешком с моста…

О том, что заняты места,

О том, что наняты сердца

Служить – безвыездно – навек,

И жить – пожизненно – без нег!

О заживо – чуть встав! чем свет! —

В архив, в Элизиум калек.

О том, что тише ты и я

Травы, руды, беды, воды…

О том, что выстрочит швея:

Рабы – рабы – рабы – рабы.

5 апреля 1923

Поэты

1
«Поэт – издалека заводит речь…»

Поэт – издалека заводит речь.

Поэта – далеко заводит речь.

Планетами, приметами, окольных

Притч рытвинами… Между да и нет

Он даже размахнувшись с колокольни

Крюк выморочит… Ибо путь комет –

Поэтов путь. Развеянные звенья

Причинности – вот связь его! Кверх лбом

Отчаетесь! Поэтовы затменья

Не предугаданы календарем.

Он тот, кто смешивает карты,

Обманывает вес и счет,

Он тот, кто спрашивает с парты,

Кто Канта наголову бьет,

Кто в каменном гробу Бастилий

Как дерево в своей красе.

Тот, чьи следы – всегда простыли,

Тот поезд, на который все

Опаздывают…

– ибо путь комет

Поэтов путь: жжя, а не согревая.

Рвя, а не взращивая – взрыв и взлом –

Твоя стезя, гривастая кривая,

Не предугадана календарем!

8 апреля 1923

2
«Есть в мире лишние, добавочные…»

Есть в мире лишние, добавочные,

Не вписанные в окоём.

(Нечислящимся в ваших справочниках,

Им свалочная яма – дом).

Есть в мире полые, затолканные,

Немотствующие – навоз,

Гвоздь – вашему подолу шелковому!

Грязь брезгует из-под колес!

Есть в мире мнимые, невидимые:

(Знак: лепрозариумов крап!)

Есть в мире Иовы, что Иову

Завидовали бы – когда б:

Поэты мы – и в рифму с париями,

Но выступив из берегов,

Мы бога у богинь оспариваем

И девственницу у богов!

22 апреля 1923

3
«Что же мне делать, слепцу и пасынку…»

Что же мне делать, слепцу и пасынку,

В мире, где каждый и отч и зряч,

Где по анафемам, как по насыпям –

Страсти! где насморком

Назван – плач!

Что же мне делать, ребром и промыслом

Певчей! – как провод! загар! Сибирь!

По наважденьям своим – как по мосту!

С их невесомостью

В мире гирь.

Что же мне делать, певцу и первенцу,

В мире, где наичернейший – сер!

Где вдохновенье хранят, как в термосе!

С этой безмерностью

В мире мер?!

27 апреля 1923

Хвала времени

Вере Аренской

Беженская мостовая!

Гикнуло – и понеслось

Опрометями колес.

Время! Я не поспеваю.

В летописях и в лобзаньях

Пойманное… но песка

Струечкою шелестя…

Время, ты меня обманешь!

Стрелками часов, морщин

Рытвинами – и Америк

Новшествами… – Пуст кувшин! –

Время, ты меня обмеришь!

Время, ты меня предашь!

Блудною женой – обнову

Выронишь… – «Хоть час да наш!»

– Поезда с тобой иного

Следования!.. –

Ибо мимо родилась

Времени! Вотще и всуе

Ратуешь! Калиф на час:

Время! Я тебя миную.

10 мая 1923

Прокрасться…

А может, лучшая победа

Над временем и тяготеньем –

Пройти, чтоб не оставить следа,

Пройти, чтоб не оставить тени

На стенах…

Может быть – отказом

Взять? Вычеркнуться из зеркал?

Так: Лермонтовым по Кавказу

Прокрасться, не встревожив скал.

А может – лучшая потеха

Перстом Себастиана Баха

Органного не тронуть эха?

Распасться, не оставив праха

На урну…

Может быть – обманом

Взять? Выписаться из широт?

Так: Временем как океаном

Прокрасться, не встревожив вод…

14 мая 1923

Диалог Гамлета с совестью

– На дне она, где ил

И водоросли… Спать в них

Ушла, – но сна и там нет!

– Но я ее любил,

Как сорок тысяч братьев

Любить не могут!

– Гамлет!

На дне она, где ил:

Ил!.. И последний венчик

Всплыл на приречных бревнах…

– Но я ее любил

Как сорок тысяч…

– Меньше,

Все ж, чем один любовник.

На дне она, где ил.

– Но я ее –

(недоуменно)

– любил??

5 июня 1923

«На назначенное свиданье…»

На назначенное свиданье

Опоздаю. Весну в придачу

Захвативши – приду седая.

Ты его высоко назначил!

Буду годы идти – не дрогнул

Вкус Офелии к горькой руте!

Через горы идти – и стогны,

Через души идти – и руки.

Землю долго прожить! Трущоба —

Кровь! и каждая капля – заводь.

Но всегда стороной ручьевой

Лик Офелии в горьких травах.

Той, что страсти хлебнув, лишь ила

Нахлебалась! – Снопом на щебень!

Я тебя высоко любила:

Я себя схоронила в небе!

18 июня 1923

Наклон

Материнское – сквозь сон – ухо.

У меня к тебе наклон слуха,

Духа – к страждущему: жжет? да?

У меня к тебе наклон лба,

Дозирающего вер – ховья.

У меня к тебе наклон крови

К сердцу, неба – к островам нег.

У меня к тебе наклон рек,

Век… Беспамятства наклон светлый

К лютне, лестницы к садам, ветви

Ивовой к убеганью вех…

У меня к тебе наклон всех

Звезд к земле (родовая тяга

Звезд к звезде!) – тяготенье стяга

К лаврам выстраданных мо – гил.

У меня к тебе наклон крыл,

Жил… К дуплу тяготенье совье,

Тяга темени к изголовью

Гроба, – годы ведь уснуть тщусь!

У меня к тебе наклон уст

К роднику…

28 июля 1923