Текст книги "Первая невеста чернокнижника"

– Тебя учили держать язык за зубами? – процедил мне в лицо Ирен.

– Хозяин, убивать женщину – бесчеловечно! – из-за кучи пустых корзин, наваленных возле стены, послышался испуганный голос прислужника.

– Заткнись, Реззо!

Мы почти терлись носами, платье натягивалось на спине, швы трещали. Приходилось стоять на цыпочках, чтобы одежда не расползлась на лоскуты. Тогда-то я заметила, что в светлых, водянистых глазах белого мага горело демоническое пламя.

– Ты ему передашь…

Вдруг Реззо тоненько взвизгнул. Мы машинально оглянулись. Макс держал толстячка за шкирку, как нашкодившего вингрета. Прислужник багровел и хватался за упитанную шею.

– Хозяин, – прокряхтел он, – спасите.

– Что она должна передать, недоносок? – даже на расстоянии ощущалось, что чернокнижник находился в тихом бешенстве.

Ирен немедленно оттолкнул меня, и я неловко плюхнулась на пятую точку, в блин смяв обувную коробку. В ответ Макс швырнул возопившего прислужника в корзины. Гора мигом рассыпалась.

– Ты хотел разговора. – Чернокнижник развел руками. – Говори.

– Скоро все начнется, – с улыбкой чокнутого клоуна прошипел Ирен. Театральным жестом он громко щелкнул пальцами и разлетелся белым дымом. Я помахала перед лицом ладонью, пытаясь разогнать завесу.

Чернокнижник схватил белого прислужника за грудки и одним рывком вытащил из груды корзин, где тот притворялся мертвым. Видимо, посчитал, что с черными магами лучше действовать, как с медведями: упал на землю и притворился мертвым.

– Живым я не дамся! – взвизгнул он. – Ты не заберешь мою праведную душу! Я служу добру!

Макстен вернул странному типу вертикальное положение, даже одернул на нем рубашку, а потом тихо приказал:

– Беги.

Слуга сорвался с места, как по хлопку спортивного пистолета, и дал такого стрекача, что только пятки замелькали.

Кряхтя, я поднялась с выщербленной пыльной брусчатки и застонала над раскуроченной коробкой:

– Хорошо, что шляпку не купила!

За спиной выразительно кашлянул Макс. Я состроила вид, будто не услышала. Чего торопиться получать подзатыльники?

– Алина, почему ты была одна?

– Прежде чем ты объявишь третье предупреждение Эверту, позволь объясниться, – резко развернулась я к чернокнижнику.

С хмурым видом он упирал руки в бока и, видимо, жаждал вынести третье предупреждение абсолютно всем, даже моим новым туфлям. Вынес бы и коробке, но она уже была уничтожена.

– Это я уговорила его разделиться!

– Врешь.

– Для мужчины, бросившего меня ночью на краю света, ты слишком сильно волнуешься, – вспомнила я, что лучшая защита – это нападение.

Он сгреб меня в охапку и крепко прижал к груди.

– Алина?

– М-м-м?

– Ты немедленно возвращаешься домой.

– А туфли-то можно забрать?

– Да.

– Обещаешь не наказывать Эверта?

– Нет.

– Он не виноват, я в жизни не могла подумать, что встречу в Троквене сеятеля добра. Эверт говорил, что это десять дней езды от Анселя. – Я подняла голову и заглянула в хмурое лицо Макстена. – Странно, правда?

– Странно – не то слово, – согласился он.

Разбор полетов прошел в сугубо мужской компании в кабинете Макстена, но Эверт так сильно обрадовался отъезду матери, что забыл обидеться на меня. Когда карета, увозящая Мартишу, растворилась в пыльном облаке, сын закрыл магическую дверь и счастливо улыбнулся:

– Спасибо вам, демоны!

* * *

Вечером в замок пришли просители. Понятия не имею, о чем шла речь, но едва за ними закрылась магическая дверь, как чернокнижник с учеником начали спешно собираться. Когда они, хмурые и сосредоточенные, уходили из Мельхома, то я едва не предложила посидеть на дорожку. К спине Макса был пристегнут арбалет, из заплечной сумки Эверта торчали заточенные колья. Острием вверх.

– Вы идете ловить вампиров? – спросила я.

– Будем ближе к утру, – невпопад ответил Макстен.

Дверь закрылась, вспыхнул контур. Замок разом опустел и погрузился в тишину. Ниоткуда внутри появилось странное ноющее чувство. Через час после ухода чернокнижников я поймала себя на том, что меряю шагами холл и с наслаждением грызу ноготь. Жена боевого генерала, блин!

– Госпожа Алина, – позвал меня Хинч, останавливая метания. – Поможете в оранжерее?

Видимо, пожалел начинающего неврастеника и придумал отвлекающее занятие.

– Собираетесь снимать помидоры? – поддразнила я.

– Агва еще не вызрела, – с каменным лицом объявил он, давая понять, что никогда в жизни не назовет божественный плод непонятным плебейским словом «помидор». Да садовод-любитель даже мысли не допускал, что великая агва могла расти в каком-то там плоском мире, где вместо магии использовали непонятное электричество, а колдунов считали мошенниками.

В царство Хинча я заглядывала редко, ведь он с трудом выдерживал даже набеги Эверта. К моему удивлению, в самом центре экзотического сада топорщилась молоденькая пальма с большими ярко-фиолетовыми цветами, совсем скоро обещающими перерасти в банановые плоды. Невольно я подняла голову, проверяя высоту стеклянного купола. За последние дни он действительно заметно поднялся.

– Здесь всегда была банановая пальма? – удивленно спросила я, семеня по узкой тропке за Хинчем.

– Вам знакомо это странное дерево? – резко оглянулся он.

– Да, банановые пальмы растут в моем мире, – объяснила я и немедленно исправилась: – На самом деле, его правильно называть банановым деревом. Смотрите, скоро появятся плоды. Будет огромная связка. Ствол надо чем-нибудь подпереть, чтобы не сломался.

– Вы знаете, как за ним ухаживать? – уточнил Хинч. – В вашем мире их часто сажают?

– Нет, просто я как-то в Интернете смотрела. Не спрашивайте зачем.

– Что такое Интернет?

– Ну… – зависла я.

– Какой-то особый гримуар? – помог он.

– Типа того. Бескрайний гримуар с ответами на все вопросы. У него спрашиваешь, мол, Алиса, параллельный магический мир существует? А она тебе весело отвечает: «Кукушка, что ли, сломалась? Кто такие вопросы задает тупому компьютеру? Лучше помой грязную посуду, уже неделю в раковине лежит».

Последовала очень странная пауза. Хинч разглядывал меня как дурочку. В тишине журчал спрятанный в зарослях фонтанчик.

– Может, вы и эти цветы узнаете? – наконец вымолвил прислужник, решительно закругляя разговор.

– Показывайте, – согласилась я.

Мы двинулись в другой конец оранжереи.

– Вам нравятся банановые деревья? – не оглядываясь, спросил Хинч.

– Мне нравятся бананы, – уточнила я. – Плоды.

– Смотрите здесь, – остановился прислужник. На искусственном пригорке цвел шикарный куст розовых пионов. От тяжести круглые бархатные бутоны клонились к рыхлой черной земле. В воздухе веяло знакомым с детства ароматом, заставлявшим щемить грудь. Я присела и осторожно прикоснулась к холодным розовым лепесткам с каплями воды.

– Похоже, вы их знаете, – сухим голосом резюмировал прислужник.

– Это пионы, – объяснила я. – У бабушки дача ими засажена.

– И вы их тоже любите?

– Да, – усмехнулась я. – Очень.

– Какие могут быть сомненья, – пробормотал Хинч, не скрывая недовольства тем, что Мельхом притащил в его оранжерею неведомые, чужеродные магическому миру растения.

– Вы хотели, чтобы я вам помогла, – выпрямилась я. – Что надо сделать?

– Подрезать побеги мавы, но в одни руки боюсь поломать стебли, – неопределенно кивнул он.

Мава представляла собой высоченный куст с густой листвой, закрытыми цветочными бутонами и длинными, как иглы, шипами (розы нервно косятся из угла). Хинч вручил мне секатор, а сам осторожно поднимал листья и указывал, где именно отрезать. Сок у растения оказался красный, как кровь. Он капал густыми каплями на платье, оставался на коже. Зрелище, мягко говоря, было жутковатым. Казалось, что я режу острыми лезвиями человеческую плоть, а не мясистые сочные листья растения.

– Маву еще называют «кровавым цветком», – пояснил Хинч. – Из-за цвета сока.

– Справедливо, – хмыкнула я, с грустью вспоминая пионы. Хотелось срезать большой букет, спрятать воспоминания о доме в комнате и никому не показывать.

– Хозяину заказали поймать умертвие проклятой девственницы, – произнес Хинч. – Знаете, что делают колдуны, чтобы справиться с умертвием? Пьют кровь животных, разбавленную соком мавы. Магия закипает и кажется неисчерпаемой.

– Для чего вы это мне рассказываете? – не удержалась я.

– Не надо тревожиться за него, Алина, – едва заметно улыбнулся Хинч. – Сейчас Макстен Керн – самый опасный хищник в магическом мире.

– Ладно, – мне стало совестно, что я нарычала на прислужника. – Спасибо, Хинч.

– Не за что.

Он наклонился, чтобы собрать листья, но немедленно схватился за поясницу и замер. Как представила, что потащу скрученного в бублик прислужника из оранжереи, так нехорошо сделалось.

– Хинч, не наклоняйтесь, у вас спина прострелена! – Я бухнулась на корточки и поспешно принялась собирать листья, измазанные в кровавом соке. – Сейчас все сгребем шустренько.

Шустренько не получилось, потому что иголка, украшавшая один из обрезанных побегов, впилась мне в палец. Надеюсь, что нежные цветы оранжереи не испытали культурного шока от нецензурного слова, подлетевшего к стеклянной крыше их общего дома. Хинч даже бровью не повел, только спросил:

– Больно?

– Хинч, почему мне кажется, что вы ехидничаете? – промычала я и внимательно проверила ранку. Сок мавы въелся в кожу, и пальцы выглядели перепачканными засохшей кровью.

– Вам дать платок? – любезно предложил прислужник и вытащил из кармана наглаженный, чистенький платок с черной пентаграммой во весь лоскут.

– Какие у вас оригинальные аксессуары, – фыркнула я, не отказываясь от посильной помощи. Замотала сразу четыре пальца, но пока убирала листья, повязку благополучно потеряла.

Отмывалась мава ничуть не лучше настоящей крови! Вымазанное платье пришлось выбросить, а чтобы оттереть руки, я истратила половину флакона мыльного раствора. И каждую минуту вынужденных постирушек «добрым» словом поминала прислужника. Нельзя было просто сказать: Макс под допингом, не коси глазом, не дрожи губой – он почти неуязвим? Нет ведь! Устроил урок ботаники!

К середине ночи ни непобедимый чернокнижник, ни его ученик не появились. Я сидела в библиотеке, тщетно пыталась читать, но постоянно поглядывала в окно, будто парочка должна была влететь в замок, а не войти через магическую дверь. Неожиданно в тишине кто-то зашептал неразборчиво и очень жутко. Я резко обернулась, пытаясь отыскать источник неприятно шипения. Библиотека пустовала. Стеллажи утопали в глубоких тенях.

– Мельхом, зажги верхние огни! – громко проговорила я и добавила: – Пожалуйста.

Огни мне не зажгли даже при наличии волшебного слова. В полутьме от гримуара на деревянной подставке, похожей на пюпитр, исходило слабое розоватое свечение.

– Я знаю… знаю ответ… скоро спросишь… – шуршал потусторонний шепоток от закрытой колдовской книги. – Открой… ответ…

В гробу я видела эти ваши демонические шуточки!

Недолго думая, соскочила с кушетки и сбежала из библиотеки. Лучше почитать в комнате под одеялом и при полной иллюминации. Если, конечно, демон пожелает зажечь светильники, но пока никакого желания он не проявлял. Ни в холле, ни на лестнице света не было. Странному энергетическому кризису в демоническом замке логического объяснения не находилось. Разве что Мельхом дрых без задних ног, как наевшийся мяса вингрет.

– Мельхом, зажги огни, – попросила я, стоя у подножья лестницы. – Не вредничай.

Неохотно мигнул ночник, плеснувший в темноту толику жиденького света. По стене прочертилась тень, похожая на корону, на ступеньках появился тусклый серебристый круг.

– Мельхом, потуши огни, – раздался резкий приказ чернокнижника.

Я порывисто оглянулась и неожиданно оказалась заключена в объятия. Даже пискнуть не успела, как мужчина завладел моими губами. Поцелуй был жесткий, яростный и меньше всего напоминал утонченную ласку. От Макстена пахло кровью, пепелищем, сладким ароматом сока мавы и терпким, мускусным запахом разгоряченного мужского тела. В первое мгновение я опешила от неожиданно яростного вступления. Позволила оттеснить себя к стене. Уверенной рукой, не ожидая согласия, он задрал мне юбку, заставил закинуть ногу себе на талию и втиснулся напряженным пахом.

– А если Эверт увидит? – пробормотала я.

Мелкие поцелуи протанцевали по моей шее, зубы сжались на мочке уха. Дыхание оборвалось. Уверена, завтра в зеркале над кроватью я увижу, что шея покрыта темными метками.

– Вряд ли сегодня Эверт вернется в замок, – прошептал Макс, обводя языком мое ухо. Странная ласка, непривычная, даже нечеловеческая – скорее звериная.

Он отстранился, не разрывая зрительного контакта и тяжело дыша, одной рукой начал расстегивать штаны, пальцы другой впивались в мое бедро. Скорее всего, до синяков.

Неотрывно я смотрела в знакомое и одновременно незнакомое лицо. Самый опасный хищник магического мира, что с тобой делает эликсир из крови и сока мавы? Отключает рассудок, обнажает инстинкты? Но страшно не было. Подсознательно я понимала, что все происходящее – просто еще один вид любовной игры, дикой, необузданной и незнакомой, но все-таки игры. Бешеный огонек в глазах незнакомца, пахнущего кровью и соком мавы, потухнет, и Макс снова превратится в мужчину, спасавшего мне жизнь, пощадившего крылатого кота и даже облезлую курицу. И я хотела всего, что он захотел бы дать. Можно крупным оптом. Даже боль. Выгнула спину, до темноты в глазах желая первого резкого проникновения…

Макстен замер.

– Что… почему ты остановился? – Я даже не пыталась скрыть в голосе нетерпения и разочарования. Он выпустил мою ногу, и юбка охотно прикрыла непотребство.

– Твои руки.

Руки ничуточки не затекли, пока цеплялись за чернокнижника, более того, желали бы цепляться дальше. А как нам с руками понравилось, когда он оставлял горячие поцелуи на запястьях!

И еще они светились.

Вены, капилляры, кровеносные сосуды, словно наполненные неоновыми красками, переливались под бледной кожей. Вряд ли эффект новогодней елки у обычного человека был совместим с жизнью.

– Красиво-то как, – пробормотала я, отгоняя издевательскую мысль, что мне суждено помереть недолюбленной самым крутым мужиком магического мира. Но додумать не удалось – сознание отключилось…

* * *

Я открыла глаза и обнаружила, что темнота утеряла густую непроницаемость, характерную для мира без электричества. Комнату заливала сизая полумгла. В окно, как обычно, светил мерзостный фонарь, стоявший на детской площадке. Горел глазок приставки спутникового телевидения, подмигивала лампочка большого прямоугольного телевизора на стене. На улице завыла сигнализация машины, в подъезде гудел лифт. Сколько света и шума сразу! Это была моя квартира со светлыми обоями на стенах и круглым половиком на ламинате!

Ошарашенная, я зажгла ночник над головой и схватила с тумбочки мобильник. Почти полночь. День тот самый, когда я перенеслась в магический мир. Вроде бы не случалось никаких сумасшедших недель в страшной сказке. Макстена Керна тоже никогда не было. И я решительно отказывалась анализировать, почему в районе сердца вдруг начала шириться черная дыра.

Несмотря на поздний час, я быстро набрала мамин номер. Рано она не ложилась, но все равно пришлось выслушать долгую трель длинных гудков. Наконец зазвучал всполошенный голос:

– Алинка, что случилось? Почему ты звонишь среди ночи? Все хорошо? Ты попала в аварию? Тебя арестовали? Ты в коме?

– Мама, – хмыкнула я в трубку, – как бы я тебе позвонила, если бы была в коме?

– Тогда зачем звонишь?

– Просто, – вздохнула я. – Хотела сказать, что люблю тебя.

– Ты пьяная?

– Нет, – рассмеялась я.

– Признавайся, что случилось? Коллекторы окна побили?

– Что… мама, какие еще коллекторы? – сморщилась я. – У меня даже кредитов нет. Люблю вас с папой. Спокойной ночи.

Я отключила вызов и проверила экран. Ноль неожиданно поменялся на единицу, и в мире без магии незаметно начался новый день. Телефон в моей руке погас, а я… проснулась.

Комнату в замке Мельхом заливал яркий солнечный свет. Пространство окутывала тишина: ни рычания машин, ни грохота лифта, ни разговоров соседей за стеной. Голова казалась ясной и легкой. Я пошевелилась, потянулась затекшим телом и повернулась на бок. С другой стороны кровати с мрачным видом за мной следил Макстен. Он совершенно, вопиюще не соответствовал ясному утру, царящему в междумирье: небритое лицо осунулось, в глазах застыла усталость.

– Привет, – хрипловатым со сна голосом вымолвила я.

– Привет, – через паузу отозвался он.

– Долго я валялась без сознания?

– Двое суток.

– Сколько? – Я резко села, но из-за подкатившего к горлу тошнотворного комка тут же осторожненько прилегла обратно на подушки. – Гордись, мужчина! От счастья, что мы наконец добрались до близости, меня вырубило на два дня.

– Тебя вырубило на два дня проклятьем забвения, – объявил Макс.

– Каким еще проклятьем?

– Ты впала в летаргический сон.

Постойте, я превратилась в Спящую царевну? Этакая Белоснежка и три гнома, один из которых чернокнижник, второй – одержимый демоном людоед, а третий вообще не гном, потому что почти под метр девяносто ростом. Вместо порхающих птичек – курица, вместо зверюшек – кровожадный вингрет. Какое счастье, что мне удалось проснуться! Иначе через недельку мужики уложили бы меня в стеклянный гроб, занесли в лабораторию и со вкусом пытались бы привести в чувство, ставя разные алхимические опыты.

– Мне надо в ванную, – объявила я и под внимательным взглядом Макстена тихонечко сползла с кровати. Только-только героически добралась до коридора, как он подхватил меня на руки.

– Я помогу.

Дальше дело пошло веселее, задорнее, а главное, приятнее. Если в мытье помогает родовитый чернокнижник, то замковый демон сам наливает воду, регулирует комфортную температуру и заметно увеличивает в объеме чугунную ванну.

Мы начали целоваться, когда с моих волос стекала пена. Открыть глаза было совершенно невозможно, и все ощущения казались по-особенному острыми. Одежда Макстена промокла насквозь. Пока он, путаясь в завязках и пуговицах, поспешно разоблачался, я едва не утопилась, пытаясь поскорее ополоснуть голову, но ровно через минуту это стало абсолютно неважным…

Макстен был мастером. Он знал, где стоило мягко лизнуть, а где обжечь жалящим поцелуем. Прикусить, приласкать. Снова вернуться к губам, прочертить языком линию до груди, обхватить сосок. Движения мягкие и осторожные, сдержанные. Мужчина, смотревший мне в глаза, совершенно не напоминал незнакомца с лестницы, возбужденного коктейлем из крови и сока мавы. Помогите мне, демоны, но я точно знала, кого из них хотела больше.

– Что? – хрипловато прошептал Макстен.

Все здорово, но… Обняла ладонями лицо Макса, погладила щеки, нагнулась, заставив нас обоих судорожно втянуть воздух, и прошептала в приоткрытые губы на выдохе:

– Хочу то, что мы начали в холле.

Мгновение. Взгляд стал порочным, соблазняющим и хищным. В предвкушении я прикусила нижнюю губу. И я не ошиблась, Макстен Керн не только божественно целовался. Все остальное он делал столь же божественно. Странно, как Мельхом не захлебнулся водой, расплесканной из ванны по каменному полу.

– Что тебе снилось во время забвения? – тихо спросил чернокнижник, когда пресыщенные и уставшие, тесно переплетясь ногами, мы лежали в остывающей воде. Я прижималась спиной к обнаженной груди Макстена и словно находилась в блаженной полудреме.

– Дом. – Я следила, как мужской палец выводил завитки нового рисунка на предплечье – очередного темного знака, запечатавшего случайное проклятье.

– Ты улыбалась и не хотела просыпаться, – задумчиво резюмировал он.

* * *

После двухдневного сна и исключительно энергичного пробуждения есть хотелось нечеловечески. Наскоро одевшись, я спустилась в кухню, где меня с гостеприимным мяуканьем встречал одомашненный хищник. В смысле вингрет, а не Хинч. Прислужник встретил сдержанно.

– Рад видеть вас в добром здравии. Я кормил ваших кота и курицу.

– Благодарю.

Я многозначительно улыбалась и надеялась, что меня тоже покормят, но слуга явно был не в настроении, так что еды не предложил. Пришлось наскоро сооружать бутерброды и заваривать чай. Наше величество, не гордое и ужасно голодное, вполне способно накормиться без чужой помощи.

– А где Эверт? – нарезая хлеб (если судить по сухости, позавчерашний), уточнила я.

– Хозяин отправил ученика совершать добрые дела в Ансель.

– Мы теперь тоже сеем добро и трудимся ради справедливости? – не удержалась я от ехидного смешка.

– Он исправляет косоглазие одному юному господину, а заодно выясняет, не сбежал ли из города белый маг, – выказал потрясающую осведомленность прислужник. – Хозяин просил, чтобы после завтрака вы заглянули в его кабинет. Если больше вопросов нет, то с вашего позволения удалюсь.

– Хинч, а помидоры в оранжерее созрели? – из хулиганства спросила я.

– Агвы, – высокомерно поправил он. – В нашем мире ваши помидоры называют агвами.

Я проводила прислужника недоуменным взглядом и проворчала:

– Ну что сразу мои помидоры? Они общие…

О разгроме, устроенном Мартишей Ройбаш в кабинете чернокнижника, напоминала только трещина на оконном стекле. Флаконы, шкатулки, непроницаемые, словно запаянные, коробочки – все стояло на своих местах. Несмотря на солнечный день, в помещении царил полумрак. Эверт однажды объяснил, что свет меркнет из-за черной силы артефактов.

Макс сидел за столом перед серебряной тарелкой и жег в ней клочки бумаги. Едва листик достигал дна, как вспыхивал синим пламенем и быстро сгорал, не оставляя пепла.

– Что делаешь?

– Дрессирую адресный портал, но письма не доходят.

– Куда? – полюбопытствовала я.

– В твой мир. – Он отставил тарелку и кивнул на обитый кожей стул. – Садись.

Наполненная до краев трепетным восхищением, я не села, а плюхнулась: восхищение оказалось слишком тяжелым.

– Расскажи, что ты делала вечером, когда мы с Эвертом покинули Мельхом.

– Дергалась, волновалась, помогала Хинчу в оранжерее, пыталась читать, потом ты вернулся.

– Помогала Хинчу? – вдруг напрягся Макстен.

– Мы срезали побеги мавы. Жуткое растение, и сок у него отвратительный.

На горле у чернокнижника дернулся кадык. Цветок, что ли, вспомнился? Некоторое время, погруженный в мысли, Макс барабанил по столу пальцами. Дробь внезапно оборвалась, словно он принял какое-то важное решение.

– Хинч, я знаю, ты давно стоишь внизу, – громко сказал он. – Я тебя жду.

Прислужник ступал абсолютно бесшумно. Он поднялся и замер, не отходя от лестницы, словно приблизиться к хозяину ему не позволяла невидимая стена.

– Проклятье забвения? – тихо вымолвил Макстен. – Милосердная смерть?

Почему он обвинял в случившейся неприятности старика? Я полагала, что сама неосторожно заработала проклятье, когда порезалась во время драки с Мартишей. Весь кабинет был засыпан осколками, залит эликсирами и засыпан черными артефактами. Не кабинет, а минное поле! Даже человек в химзащите, одетой на бронежилет, вляпался бы в какую-нибудь магическую гадость.

– Ты же не обвиняешь Хинча? – тихо спросила я.

– Алина… – фирменным ледяным взглядом пригвоздил меня к стулу чернокнижник.

– Только не надо затыкать мне рот, когда мы дома! – взвилась я. – С тем же успехом ты можешь обвинить своего ученика или его мамашу. В конце концов, эта чокнутая дамочка переколотила склянки в твоем кабинете.

– Но только им неоткуда узнать о любимом проклятье Ирис Керн! – рявкнул Макс, действительно заставив меня закрыть рот. – Ядовитая мава, кровавая жатва и любовные утехи. Я ничего не упустил?

Он смотрел на прислужника поверх моего плеча, но Хинч оставался безмолвным. Макстен вышел из-за стола и направился к нему медленными шагами. Неожиданно я обнаружила, что больше не сижу на стуле, а стою, готовая в любой момент сорваться с места. Правда, куда собралась бежать – вопрос на миллион очков. Не мужиков же разнимать?

Не выказывая ни волнения, ни страха, Хинч следил за приближением хозяина.

– Человек впадает в летаргический сон, – продолжил Макстен, – сердце останавливается, и он умирает без боли и абсолютно счастливым. Милосердная смерть.

– У меня останавливалось сердце? – для чего-то спросила я.

– Да.

– Мне жаль, – вымолвил Хинч.

– О чем ты жалеешь, черный прислужник? – вкрадчивым голосом спросил чернокнижник.

– Что оно все-таки забилось.

– Хинч, поверить не могу! – охнула я. – Вы действительно меня прокляли?

– Я простой прислужник. – Уголки синеватых губ изогнулись в едва заметной мрачной улыбке. – Проклятье наложил господин Керн во время любовного акта, а я всего лишь подготовил правильные ингредиенты и сложил их в нужной пропорции.

– Я… – ошеломленно хлопнула я глазами. – Даже не знаю, что сказать.

Это не просто черный прислужник Хинч, а отец чернокнижной мафии! Мало того что решил прикончить, так еще руками собственного хозяина. Захотелось закричать в голос, затопать ногами и объявить, что теперь он на веки вечные лишается права носить связанный мной полосатый шарф.

– Я думала, что мы друзья.

– Мы друзья, госпожа Алина.

– Наверное, вы удивитесь, Хинч, но друзья друг друга не убивают, – с горечью развела я руками. – Вы меня ненавидите?

– Ничуть.

– Тогда объясните, черт подери, почему?! Ведь не за то, что я называла ваши магические агвы обычными помидорами?

Взгляд прислужника ничего не выражал.

– Я почти двести лет служу роду Керн…

– Довольно, – прервал нас Макстен и кивнул в сторону лестницы: – Иди.

Возникла странная пауза, и вдруг я догадалась, что из кабинета выпроваживают меня.

– Я? – уточнила на всякий случай.

Чернокнижник кивнул.

– Ладно.

Ошеломленная и раздавленная страшными открытиями, я обошла Хинча по дуге, осторожно протиснулась к лестнице, чтобы не соприкоснуться рукавами, и начала спускаться ступенька за ступенькой, на слабых ногах и крепко держась за перила. Было страшно, что колени подломятся и я сломаю шею в полете.

– Госпожа Алина! – позвал Хинч.

Я остановилась, но головы не подняла.

– Пожалуйста, соберите плоды агвы, когда они дозреют.

Прислужник прощался, и я понятия не имела, как к этому отнестись. Полагаю, в холодном молчании он сумел расслышать отказ. Будь Хинч сам проклят со своими красными агвами, ядреными мавами и даже с банановым деревом!..

Положа руку на сердце, он и так давно проклят безмерно долгой жизнью.

Щеколда на библиотечной двери закрывалась неохотно, пока сдвигала, сломала ноготь. Вряд ли простой шпингалет остановит чернокнижника, желающего войти, но открыто читать черный гримуар даже мне не хватало смелости. Не после недвусмысленного запрета Макстена. Книга на подставке излучала темную ауру, заметную невооруженным глазом. Я протянула руку и тут же нерешительно отдернула. От обложки шел мертвенный холод, а внутренний голос подсказывал, что ответ на мой вопрос изменит абсолютно все. Назад пути не будет.

Пока меня не покинула храбрость и не победила трусишка Алина, желающая зарыть голову в песок и помереть счастливой от отсутствия воздуха, я прислонила ладонь к книге.

– Почему Хинч пытался меня убить?

Пальцы ударило разрядом статического электричества. Сморщившись от боли, я осторожно раскрыла книгу, и вдруг страницы сами собой замелькали. Тишину наполнил их шелест.

Движение прекратилось на развороте почти в середине гримуара.

Взгляд пробежал по рукописным строчкам. Содержание ускользало, чтобы понять книгу приходилось перечитывать по нескольку раз. А потом перечитывать просто так, потому что хотелось увидеть в самом низу страницы издевательскую надпись: «Ха-ха, шутка!» Но вряд ли гримуар, служивший поколениям чернокнижников, вобравший знания древнего рода, обманывал.

Это был конец всего…

Правда свалилась на меня, как кирпич. Со всего маху ударила по голове, и я ошарашенно хлопала глазами и не понимала, почему не потеряла сознание, не провалилась в кому или летаргический сон. Она, эта самая правда, была в моих руках, а я не знала, что теперь делать. Ни одной человеческой мысли.

Для начала осторожно закрыла гримуар.

– Спасибо, – для чего-то поблагодарила книгу, хотя следовало обругать матом. Никак кирпич правды знатно контузил!

Последнее, что я помнила, как решительным шагом направлялась к дверям библиотеки. Как бежала к Макстену – не запомнила, как наступила на вингрета – не заметила. Видимо, дала о себе знать злосчастная контузия кирпичом. В чувство меня привел возмущенный кошачий вой и раззявленная клыкастая пасть. Впрочем, Карлсон вспомнил, на кого рот открыл, так что пасть захлопнул, клыки сжал и обиженно упорхнул на потолочную балку.

Кабинет оказался пуст. Макстен ушел.

* * *

В склепе, где покоилось пять поколений белых магов Просверт, пахло тяжелой сыростью. В гулкой тишине звонко капала вода. Склеп, похожий на храм с куполом, возвели возле Эстройского водопада. Вообще Просверты тяготели к воздушной стихии и последнее пристанище пытались соорудить на горной вершине, где пространство казалось необъятным и гуляли ветра, но строительство на высоте не задалось. Склеп переносили вниз вместе с куском горы с помощью магии. Один из Просвертов надорвался во время ритуала и оказался первым поселенцем в усыпальнице.

Теперь гладкие стены покрывали десятки мемориальных мраморных плит, за каждой из которых пряталась урна с прахом, опечатанная заклятьями, оплетенная охранными рунами, чтобы ни одна чернокнижная сволочь не попыталась захватить дух воина, боровшегося за добро. За одной из мраморных плит стоял пустой сосуд с именем Хинча Просверта.

Ирония заключалась в том, что одержимый демоном слуга, до маниакальности преданный Кернам, двести лет назад являлся главой этого самого рода белых магов. Он размахивал посохом, ратовал за справедливость и считал чернокнижников с ведьмами отвратительным лишаем на чистом теле магического мира. Ровно до того момента, пока его не убил и не воскресил Идрис Керн.

В дядьке вообще успешно уживались больное воображение и своеобразное чувство юмора. Он прикончил будущего прислужника ударом посоха в висок. Никакой магии, голая физическая сила. И в том, что теперь сам Хинч трепетно полировал череп Идриса, не забывая совершенно случайно ронять беднягу на пол, тоже имелась извращенная ирония, как раз в духе Кернов.

В гулкой тишине Макстен смотрел в глаза верного слуги.

– Ты знаешь, как я жил, – ровным голосом вымолвил он, а безжалостное эхо разнесло слова в гулком пространстве. – Ты хотел, чтобы я перестал слушать зов темной силы, вернулся в Мельхом и продолжил род. И ты же попытался убить единственную женщину, которая заставляет меня оставаться дома.

– И я сделаю это еще раз. Ради Кернов.

– Убьешь женщину, которая родит мне наследника, из-за того, что Ирис Керн любила надираться и нести ахинею? Ты не хуже меня знаешь, что ее предсказания напрямую зависели от количества выпитого шикера. Она потеряла связь с действительностью задолго до того, как начала сыпать пьяными пророчествами и проклинать потомков.