Текст книги "Первая невеста чернокнижника"

Я выпрямилась и вдруг заметила в сухой кроне дуба зеленые мазки. Распустилась одна тоненькая хрупкая веточка! Почки лопнули, выглянули крошечные листья. Однако едва я к ним прикоснулась, как начался буйный рост.

– Обалдеть, – пробормотала я и сорвала одно из раскрывшихся соцветий. Обычные дубовые листья, плотные и сочные, со светлыми прожилками, похожими на вены.

Когда я вошла в кухню, Эверт жадно пил воду из деревянного ковша. С самого утра он стоял у алхимической печи, и лицо покраснело от жара. При виде веточки он выплюнул целый фонтан воды.

– Что это? – указал трясущимся пальцем куда-то мне за спину.

– Что? – не поняла я и оглянулась через плечо, подозревая, что вингрет пробрался в кухню.

– У тебя в руках дубовые листья!

– А-а-а, – протянула я. – Дуб зацвел. Представляешь?

– Ты сломала ветку с дерева Кернов?!

– А нельзя было?

– Исчадие ада! Кто обрывает листья у кланового дерева? – возмущался он.

– Ну, извини, я не знала, что оно особенное. Стоит себе засохший дуб, никого не трогает… – даже неловко стало.

– Именно: никого не трогает! Он не засох, а заснул!

Пока мы цапались, в кухне появился Макс. За ним, словно на поводке, шагал Хинч.

– Учитель, она осквернила родовое дерево! – немедленно наябедничал Эверт. Детский сад, честное слово. Но под острым, пронизывающим взглядом чернокнижника я с трудом подавила идиотское желание спрятать соцветье за спину.

– Спасите нас, демоны! Пробудился… – охнул прислужник, из мертвецки бледного становясь синюшным. Если бы не знала, что одержимый демоном бессмертен, то решила бы, что у него начался сердечный приступ.

– Извини, – в растерянности я перевела взгляд на Макстена, напряженного, словно сжатая пружина, и протянула ветку: – Забери, пока Хинч не решил меня съесть.

Хозяин дуба, замка и даже этой самой отодранной ветки невесело усмехнулся уголком рта и, не проронив ни слова, даже не вышел – вырвался из кухни.

– Какое облегчение, госпожа, что сегодня вы возвращаетесь домой, – высказался Хинч. Вот уж не поспоришь! Если жильцы всполошились из-за одной обломанной веточки, что же будет, когда узнают о прикормленном вингрете, потенциальном уничтожителе настенных тканей и возможном отце семейства с кучей маленьких крылатых паршивцев?

Развернувшись на пятках, прислужник бросился следом за хозяином. Из глубины дома донеслись невнятные обрывки разговора.

– Может, в стаканчик поставить? – обернулась я к Эверту, покрутив в руках ветку.

Неожиданно листья стали съеживаться и темнеть. В гробовой тишине мы с учеником наблюдали, как дубовый цвет рассыпается пеплом. Не осталось даже прутика. Я отряхнула руки, сбила серый прах с юбки и вздохнула:

– Или можно в стаканчик не ставить…

Перед моим уходом Мельхом казался очень тихим, печальным и настороженным. Он не сразу выпустил меня из спальни.

– Демон, да брось! Я опоздаю на единственный рейс! – разозлилась я, шибанув по косяку ногой.

Дверь раскрылась неожиданно, продемонстрировав в коридоре Макстена. Сложив руки на груди, он прислонился спиной к стене и, видимо, ждал, когда я сбегу из спальни. Отчаянно звеня бутылками, с корзиной и куриной клеткой в руках я вывалились из дверного проема.

– Пришел проводить?

– Я сам проведу ритуал.

Какое облегчение! Признаться, Олень, не умеющий с первого раза открыть магические двери Мельхома, давно утратил любое доверие, и я старательно отгоняла мысль, что он меня перебросит не в родной мир, а в какой-нибудь другой. Не знаю, может быть, мир апокалипсиса, где выжили только зомби-монстры.

– Спасибо.

Он кивнул. Некоторое время мы стояли в молчании.

– Я хочу тебя обнять, – вдруг вымолвил Макс.

– И что тебе мешает? – не поняла я. – Корзинки?

Хмыкнув, он сгреб меня в охапку вместе с корзинкой, клеткой и неумением понимать чернокнижников. Прижал к крепкому горячему телу. От него пахло кисловатой алхимической магией и особенным мужским ароматом, заставляющим внутренности завязываться узлами. Наверное, это ужасно глупо понимать, что влюбляешься в мужика, которого никогда в жизни больше не увидишь…

– Страшно? – произнес он.

– Нет.

– Ты дрожишь.

– Точнее, трясусь, – пробормотала я, потерянная в запахе его тела и густых, пряных чувствах.

– Пообещай мне, Алина.

– Все, что попросишь, – пробормотала хрипловатым голосом.

– Забудь о нас, – вдруг вымолвил он, – и никогда, ни при каких обстоятельствах не вспоминай.

– Мм? – удивленно отстранилась я.

Сказать, что меня задело – не сказать ничего. Разбить бы о его голову бутылку шикера, да папе не хватит.

– Забыть… ну… кхм… без проблем, босс. Приложу максимум усилий, – стараясь подавить приступ злости, пообещала я. – Сейчас вернусь домой и немедленно примусь забывать. Господи, да между йогой, работой и свиданиями мне даже вспоминать-то о вашем мире будет некогда!

Он забрал у меня поклажу. В напряженном молчании мы спустились в холл, где у подножья лестницы нас ждали Хинч и Эверт.

– Доброго пути, госпожа, – кивнул «вежливый» прислужник. – Как хорошо, что вы нас покидаете.

– Вы уже днем об этом сказали, – фыркнула я и вытащила из корзины шарф в черно-желтую полоску. – Это вам.

– Благодарю, – кивнул Хинч. Когда вязаная лента развернулась во всю длину, спустившись до пола и упав складками на начищенные туфли, прислужника перекосило.

– Исчадие ада, ты же не подаришь мне шарф? – насторожился Эверт.

– Ошибаешься, Олень, – сладко улыбнулась я и вручила полосатое безобразие. – У тебя длиннее.

– Что мне делать с этим уродством? – возмутился ученик, пытаясь вручить мне обратно кривоватый шарф.

– Удавиться на нем, когда прилетит третье предупреждение! Не смей доставаться Хинчу живьем, пусть гложет труп! – рявкнула я и зыркнула на Макстена: – Тебе ничего не сделала.

Вранье, конечно. Просто не стала вытаскивать из корзинки. Хочет, чтобы я все немедленно забыла? Тогда пускай его шарфик носит мой дедушка.

– Учитель, я отдам вам свой! – с радостью пообещал Олень.

– И я, – изобразил жутковатую улыбку прислужник.

– Неблагодарные. – Я даже не оскорбилась. Шарфы действительно у меня выходили ничуть не лучше, чем в детстве. Даже хуже – раньше я не упускала петель.

На улице было темно, хоть глаз выколи. Луна превратилась в черный диск, обрамленный желтой кромкой. Ритуал решили проводить на мощеной площади перед парадным входом. Сейчас он походил на крыльцо с мраморными ступенями и с единственной колонной, гладким столбом подпиравшей двускатную крышу. Выглядело уродливо, но больше колон Мельхом наращивать не захотел.

Наконец пентаграмма была начертана, свечи зажжены, свиная кровь (из миски) окропила камни, и Макс начал читать заклинание. Я ждала за пределами звезды и страшно волновалась. По двору носился ледяной ветер, лохматил пыль и трепал одежды. Невидимая стена между мирами истончилась от сильной магии, и из зимнего, погруженного в вечную мерзлоту мира, граничившего с Мельхомом, ворвался снежный вихрь.

Оставляя в воздухе огненный след, чернокнижник взмахнул кинжалом, и с неба в землю ударил яркий луч. Казалось, что невидимый осветитель, сидевший на театральной рампе, повернул огромный софит и посреди площади прочертился желтый круг. Ветер немедленно утих. Наступила настороженная тишина. В столбе света кружили и мерцали крошечные огоньки, похожие на мыльные пузыри. На площадь медленно опускались крупные хлопья снега. Снегопад в середине лета…

Это магический мир, Алина! И пришло время из него драпать.

Входить в портал с корзиной и курицей было ужасно неловко, даже глупо. Багаж отчаянно звенел, кудахтал и портил величественность момента. Едва переступив через границу между светом и тьмой, я утонула в вакууме, куда не проникали звуки извне. Фигуры мужчин словно спрятались за светящейся пеленой – ни черта не видно.

– Прощайте, – вымолвила я, хотя понимала, что они вряд ли услышат.

Как мне хотелось в последний раз увидеть Макстена Керна. Вдруг в лице чернокнижника мелькнет сожаление, что я ухожу? Но увидеть его была не судьба. Перед глазами взорвалась ослепительная вспышка, а под ногами точно разверзлась земля.

Я возвращалась домой, в мир мобильных телефонов, телевидения и пустой квартиры.

* * *

В северных горах день и ночь сменялись раз в полгода, но злобный снежный буран все равно закрыл белый свет. Яростный ветер раскручивал ледяные вихри, швырял в лицо горсти мелких ледяшек. Дышать получалось через раз, но окоченевший Ирен Орсо шаг за шагом, проваливаясь по колено в снег, опираясь на посох, как на плебейскую палку, продвигался к дверям засыпанного по самые окна дома.

Три дня назад маг вернулся из леса, заряженный положительной энергией Белой звезды, легкий телом, воздушный – душой, со щемящим чувством любви ко всему сущему, даже к неблагодарным горожанам… и вместо собственного жилища обнаружил лысый клок земли. Даже глазам своим в первую минуту не поверил. Он немедленно узнал выжженные на дорожных камнях пентаграммы чернокнижников. Его дом спер проклятый Макстен Керн!

Понадобились трехдневный голодный пост, ледяное купание и сложнейший ритуал, пока Ирен почувствовал, что дом спрятан на Потерянной горе, куда кроме горных орлов, крылатых демонов да него самого, Ирена Орсо, больше никто не забирался. Издеваясь, чернокнижник перенес дом на самый край каменного козырька, опасно нависавшего над обрывом. Особнячок, из последних сил державшийся под натиском яростной стихии, смотрел окнами в бездонную пропасть и собирался нырнуть вниз.

Ирен добрался до занесенного крыльца. Петли на двери заледенели, пришлось приналечь и втискиваться в кухню через узкую щель – чуть не застрял. Когда маг все-таки сумел проникнуть внутрь, то с удивлением обнаружил приветливо горящий очаг с закопченным кипящим чайником на крючке и полосатыми гетрами на металлическом штыре.

– Реззо, ты жив? – недоуменно огляделся Ирен и обтер мокрое от снега лицо ладонью.

– Хозяин! – заорал страшным голосом прислужник, заставив мага вздрогнуть.

Реззо выронил из рук какие-то палки и скатился с лестницы прямиком в объятия мага.

– Я знал, что вы меня не бросите на произвол судьбы! – рыдал слуга, размазывая сопли по мокрой от тающего снега одежде Ирена. – Верил, что придете за верным прислужником!

– Тихо, мой друг, – отеческим голосом пробормотал несколько ошарашенный колдун и погладил мужчину по слипшимся сальным волосам. Взгляд невольно возвращался к деревяшкам, съехавшим по ступенькам к подножью лестницы.

– Реззо, а разве это не ножки от стула, подаренного учителем Дигором на новоселье? – не удержался он.

– А? – немедленно отстранился слуга, испуганно шмыгнул носом, а потом заголосил, как вдовица над умершим мужем: – В горах холодно, темно и страшно! Я думал, что не дождусь хозяина, замерзну до смерти! Поленьев и угля хватило всего на первые сутки, пришлось жечь бумагу, потом ломать мебель!

– Постой, постой, – нешуточно заволновался Ирен. – Говоря «бумагу», ты же не имеешь в виду мои книги по магическим искусствам?

– Я чуть не замерз до смерти, – напомнил Реззо. – На кону стояла моя жизнь.

– Ты, неблагодарная зажравшаяся скотина, не белый прислужник, а приспешник зла. Три дня потерпеть не мог? – прямо спросил маг. – Демона на тебя нет!

Слуга понял, что запахло жареным, и открыл рот, чтобы снова удариться во вдовий плач, но жареным запахло в прямом смысле этих слов. Над очагом вместе с чайником задорно задымились полосатые гетры Ирена, связанные его любимой мамочкой и присланные на случай сильных морозов, какие обычно шарахали зимой в Восточной долине.

– Ой! – выразительно моргнул Реззо и бросился спасать произведение рукодельного искусства. Он ловко сдернул гетры и припрятал их за спину.

– Хозяин, может, вам чайку налить? – предложил он. – У меня еще хлебушек остался позапозавчерашний.

Маг покосился на окошко, залепленное снегом. Буран не утихал, бился в дверь и злобным зверем выл в трубе. Прежде чем переносить дом, следовало успокоить разбушевавшуюся стихию, но даже силы Ирена не хватило бы на два больших ритуала.

– Давай чай, – вздохнул он, смирившись с тем, что придется ждать улучшения погоды. Не будет же яростный ветер кошмарить до конца полугодового светового дня. Или будет?

Чая в доме не нашлось, даже того отвратительного, вкусом похожего на солому, который заваривался полупрозрачной жидечкой, невыносимо вязавшей язык. Пришлось хлебать пустой кипяток и заедать пресным сухарем, крошившимся на зубах. Ждали целых четыре часа. Ходики в доме остановились после перемещения, но Ирен, как и все маги, ощущал время особенным внутренним чутьем, мог просчитать до секунды. Наконец за пределами дома стихло.

– Можно начинать, – поднялся Ирен с колченогой табуретки. Подобострастно заглядывая в глаза хозяину, Реззо протянул посох и объявил:

– Белый гримуар очень неохотно горел. Знаю, что не следовало его трогать, но огонь тух, а я пребывал в страшном отчаянии.

– Реззо, – с угрозой вымолвил маг, взвешивая в руке посох.

– Да, хозяин?

– Лучше прикуси язык.

Вандал немедленно примолк и постарался слиться со стеной. Гримуар было жалко до слез. Ирен четыре года копил на собственную колдовскую книгу, но обиднее всего, что теперь придется писать учителю и просить прислать книгу из школьной библиотеки. Позор какой! Хуже только посох потерять.

Маг принялся ходить по кухне, обивая углы посохом и читая заклятье. Дом, утопленный в снегу, начал дрожать, словно пытался вырваться из льдистых оков. Помня о том, что петли заледенели, Ирен с силой, резко дернул входную дверь, чтобы впустить силу воздушной стихии внутрь и заставить особнячок парить, но с изумлением вместо проема обнаружил глухую снежную стену.

Это была катастрофа!

Он опустил посох, стараясь остановить магический поток, но было поздно – молния вырвалась из колдовского артефакта и пробила в снегу траншею длиной на полсотни лей. Обжигающая волна оплавила края. По ледяному желобу, неизбежно и необратимо, вместе с вызванным ветром в дом хлынул поток талой воды. Ирена сбило с ног волной. Захлебнувшись ругательствами, он повалился на пол и принялся отползать.

– Хозяин! – орал Реззо, очень предусмотрительно вскарабкавшийся на лестницу. – Давайте посох, я вас вытяну!

На этом оптимистичном предложении дом задрожал и переместился обратно в спящий Ансель. Когда он утвердился на прежнем месте, повернувшись к людям задом, а к одичалому саду крыльцом, то вода хлынула по ночной улице, едва-едва подсохшей после многодневных ливней.

Совершенно точно Макстен Керн переместил дом в горы гораздо аккуратнее по словам Реззо, ни одной ложки на пол не упало. По возвращении обратно – уютное жилище превратилось в руины. Первый этаж затопило. По воде плыли кухонная утварь, страницы окончательно уничтоженных книг, домашние туфли Ирена и его колдовской посох, каким-то чудом не затерявшийся между северными горами и Восточной долиной.

Отношения с водной стихией у белого мага явно не задались.

– Ничего, хозяин, – осторожно попытался подбодрить Реззо, – дело-то житейское. Вы и не такие потопы иссушали.

Поджав острые коленки, Ирен смотрел на разруху со ступенек лестницы и старался подавить удушающую злость. Белый чародей, несущий добро и сеявший справедливость, просто не имел права испытывать черной ненависти, но испытывал! Лучший ученик Дигора задыхался от желания прикончить Макстена Керна и его глазастую ведьму.

Совершенно точно без этой демонической парочки магический мир станет лучше, светлее и чище. Он не успокоится, пока скверна не исчезнет с лица земли. Да будет так!

* * *

Магическое сияние погасло, словно кто-то щелкнул рубильником. Я оказалась в кромешной темноте, дезориентированно повертела головой, пытаясь разглядеть, куда попала. Вдруг на стене вспыхнули ночники, и комната озарилась неярким светом…

Что ж, я вернулась.

Из замкового двора обратно в замок. Путь «домой» оказался как никогда короток, а главное, удивительно быстр. Честное слово, собиралась дольше.

Спальня была обставлена скудно: громоздкая кровать со столбиками, прижатый к стене секретер, пустая деревянная вешалка в углу, кресло напротив камина с прогорелой кованой решеткой. Похоже, «дом» оказался в комнате Макстена Керна – в единственном помещении в Мельхоме, куда я не решалась заглянуть даже из любопытства.

Оцепенелая, я не могла пошевелиться. На меня лавиной наваливалось страшное понимание, что это был не отпуск, не временная передышка от житейских забот и серого быта, не случайные захватывающие приключения – в общем, не фэнтезийное кино. Все взаправду. В опасном чужом мире я вовсе не временная гостья – это моя реальная жизнь.

И я понятия не имела, что с ней делать.

Родители решат, что дочь пропала без вести, поиски рано или поздно прекратят, но только надеяться не перестанут. Надежда вообще чувство совершенно алогичное, вечно возникает на пустом месте.

В тишине щелкнул замок, отворилась дверь. Все еще нагруженная багажом, я повернулась и в растерянности уставилась на Макса, стоящего на пороге.

– Я не понимаю, – сдавленным, истонченным голосом выдавила я. – Клянусь, не понимаю!

Без слов он пересек комнату, забрал корзину и клетку, поставил их на пол, а потом привлек меня к груди, мягко и очень осторожно. Я кусала губу, чтобы не разрыдаться.

– Не бойся, – прошептал он, гладя меня по волосам. – Все будет хорошо.

– Нет, – выдохнула я, позволяя успокаивать себя, как маленького ребенка.

– Когда-нибудь обязательно будет, – отозвался он. – Видимо, от судьбы не убежишь, даже если попытаешься.

– Думаешь, моя судьба – застрять в чужом мире?

– Не твоя.

– Макс, клянусь, если ты не перестанешь изъясняться загадками, то я… – придумать, что хрупкая девушка может причинить чернокнижнику, не вышло, но ярость требовала выхода. – Отпусти!

Он послушно разжал руки, позволяя отойти. Подбоченившись, я прошлась по комнате от стены к стене, словно маятник. Места было много, Мельхом точно специально расширил пространство на тот случай, если я, как закрытая в клетке тигрица, примусь метаться и вытаптывать наборный паркет.

– Я подозревал, что дверь в твой мир не откроется, – следя за мной, вымолвил маг. – Не когда проснулось родовое дерево.

– Когда оно снова заснет?

– Хотел бы я знать.

Некоторое время я переваривала услышанное.

– То есть… – голос сел, пришлось откашляться. – То есть, Макстен Керн, чернокнижник в хрен знает каком поколении, ты предполагал, что у меня ни черта не получится свалить из твоего мира, но потребовал, чтобы я не возвращалась, и с наглой рожей послал в направлении горизонта? Я ни в чем не ошиблась?

На последних словах я завопила, как клейменая банши, позорно, несдержанно и очень обиженно.

– Никто не собирался тебя выставлять из замка. В любом случае ты переместилась бы или в Мельхом, или к себе домой.

– Почему ты меня не предупредил?! – вскричала я. – Макс, да я даже курицу в клетку упаковала! Она теперь от стресса облезет! Проклятье, да я сама от такого стресса облезу!

– Ты имеешь полное право устроить скандал.

Он будто напомнил самому себе, почему позволял женщине перед собой орать и не остановил истерику каким-нибудь полезным заклятьем, например немоты, слепоты или даже паралича.

– Кранты тебе, мужик! – рявкнула я и поступила, как любая женщина, у которой от злости отключился мозг, – решительно набросилась на мужика, почти на голову выше и в два раза тяжелее, чтобы победоносно расцарапать подлецу физиономию.

Боевых отметин поставить не дали, ловко перехватив протянутые руки. Некоторое время я сопротивлялась, пыталась пнуть его по голени, от злости даже зарычала.

– Не шевелись!

– Сам не шевелись! – огрызнулась я.

Он резко притиснул меня к себе, и я замерла, ощутив, как в живот уперлось отвердевшее мужское достоинство, недвусмысленно намекавшее на возбуждение. Когда Макс начал медленно опускать голову, то я приподнялась на цыпочки и приоткрыла губы для поцелуя…

– Она вернулась! – раздался от двери голос Хинча.

Мы вздрогнули и отпрянули друг от друга, словно застуканные родителями подростки.

– Какое несчастье! – добавил прислужник, закатил глаза и свалился в обмороке, с грохотом приземлившись на паркет.

– Мне надо привести его в чувство, – с сожалением вздохнул чернокнижник, размыкая объятия.

– Угу, – согласилась я. Умеют же ребята испоганить волнующий момент.

До рассвета я не спала, в голову лезли мысли о родном доме, и от них хотелось выть на черную луну. Не желая впасть в депрессию (как ее лечить-то, если мотивирующая книга осталась в шкафу старой квартиры), я составила мысленный план, что собиралась сделать с новой жизнью в мире, о котором почти ничего не знала, и одним махом вырубилась, словно заяц из рекламы литиевых батареек.

Первый, кого я встретила в коридоре, когда с полотенцем на плече вышла из спальни, оказался Олень с мокрыми после мытья волосами и в коротенькой набедренной повязке.

– Доброе утро, – машинально поприветствовал он и вдруг завопил, словно жертва насилия, прикрывая голую грудь руками.

– Ты чего орешь? – вздрогнула я. – Всех перебудишь.

– Что ты тут делаешь, Исчадие ада?! – не уменьшая децибелов, вопросил он.

– Умыться хочу, – потрясла я полотенцем.

– Но почему в нашем замке?!

– Ванная тут удобная. Горячую воду дали, а у нас там как раз плановое отключение.

Вечером я с Оленем не столкнулась. Камни на площади перед замком не успели остыть после лунного портала, а он уже начистил рога и смотался в какой-то из многочисленных городов, куда Мельхом открывал двери. Бедняга чрезвычайно торопился отпраздновать мое отбытие и не узнал, что следовало устраивать поминки, ведь я по-прежнему занимала соседнюю комнату.

Вдруг дверь его спальни тихо скрипнула, и в коридор с глазами совы, утром сверзившейся с дерева, высунулась взлохмаченная рыжеволосая девица. Лицо Эверта немедленно вспыхнуло, как сигнальный фонарь.

– Котик, это ты кричал? – шепотом произнесла она.

– Он не котик, а дикий олень, – тихонечко отозвалась я и, издевательски хихикая, пошагала в ванную комнату.

– Учитель не против! – крикнул вслед Эверт, намекая, что и прежде приводил женщин.

– Он просто смирился, что его ученик – олень, – с ехидной ухмылочкой оглянулась я через плечо.

– Исчадие ада! – прорычал сосед и захлопнул дверь спальни.

Завтрак действительно походил на поминки. Посреди стола стояла огромная миска с жесткими, как подошва, оладьями, приготовленными Хинчем, остатки острого соуса, чудом не стухшего в кладовой, и непочатая бутылка шикера. Одна из тех, что так и не добралась до моего мира.

– Хозяин, я решил, что после вчерашнего потрясения, – Хинч выразительно покосился на меня, – вы захотите немного расслабиться.

Макстен пригвоздил прислужника мрачным взглядом, заставив послушно отступить к очагу. Следующим под раздачу попал Эверт. Мучимый похмельем и активной бессонной ночью, он потянулся за бутылью.

– Прекрати таскать в Мельхом девок, – не глядя на ученика, высказался чернокнижник, и Олень моментально схватился за вилку, забыв про выпивку.

– Слушаюсь, учитель, – выдавил он, старательно избегая смотреть в мою сторону.

– Да брось, Макс, – решила разрядить я обстановку. – Не надо из-за меня менять привычки. Я все равно скоро уйду из замка.

После заявления тишина в кухне стала не просто напряженной, а звенящей.

– Что? – выгнув бровь, вкрадчиво уточнил он.

– Я не могу здесь жить вечно.

– Верно, – не скрывая радости в голосе, поддакнул Хинч.

– Вы двое, выйдите! – резким голосом приказал Макстен. Беспрекословно подчинившись, прислужник с учеником покинули кухню и прикрыли дверь, оставив маленькую щелку.

Рассматривая меня, как очень трудного подростка, сморозившего глупость, чернокнижник откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди, демонстрируя, что мне стоит говорить умные вещи, а не бесить раздраженного мужчину, особенно с утра пораньше. Судя по всему, у нас имелось разное представление о том, как мне жить-поживать и добра наживать в магическом мире.

– Всю ночь думала, – дернула я плечом. – Конечно, магический мир мне почти незнаком…

– Но это не повод оставаться в замке, – донесся из-за двери услужливый шепот черного прислужника.

– Проклятье, Хинч! Все уже догадались, что вы жаждете дать мне под зад коленом, но можете хотя бы подслушивать без комментариев? – раздраженно повысила я голос.

Макс резко щелкнул пальцами (у него вообще этим утром все выходило резко: и голос, и щелчки, и взгляды такие острые, будто опасная бритва). Дверь выразительно прихлопнулась. Надеюсь, кому-нибудь из парочки прищемило нос.

– Раз в Анселе меня хорошо запомнили, а у ледяного моря я сама жить не хочу, то перееду куда-нибудь подальше, главное, чтобы тепло было. Ненавижу холодные зимы. В магическом мире есть теплые края?

– Есть.

– Покажешь?

– Вставай. – Макстен поднялся, проскрежетав ножками стула по каменным плиткам.

– Что, прямо сейчас? – изумленно воскликнула я, не готовая к подобной прыти. – Позавтракать-то можно?

– Там и поедим.

Не знаю почему, но я словно наяву услышала «если повезет».

Когда чернокнижник рванул на себя дверь кухни, то шпионы отпрянули и выстроились по стенке, как на расстреле. Я трусила следом за Макстеном через комнаты, точно маленькая собачка на поводке.

– Вы куда? – жалобно уточнил Эверт.

– На экскурсию, – оглянулась я.

– Не сметь за нами идти! – рявкнул чернокнижник, и парочка, собравшаяся было помахать нам на дорожку платочками, снова прилипла к стенной обивке, пытаясь слиться с обстановкой.

По шкале ярости Макстен Керн находился где-то между моим полетом на метле и скандалом за оживленный на родовом кладбище скелет. Возле магической двери он оглянулся и недобро переспросил:

– Значит, теплые края?

– Почему ты злишься? – невпопад уточнила я.

Не удостоив меня ответом, он дернул и широко раскрыл магическую дверь, продемонстрировав кусочек пустынной улочки с домом из белого кирпича.

– Асох. Пустыня, дикари, круглый год жара.

Дверь с грохотом закрылась, и я ничего больше не увидела. Снова раскрылась, показывая плотную стену тропического дождя. Порог моментально намок, а в лицо пахнуло влажной душной дымкой.

– Эсан. Три месяца в году сезон муссонов, – сухо прокомментировал Макс.

Дверь открывалась и захлопывалась. Удивительно, как петли выдерживали, а Мельхом не возмущался и послушно перемещал проход в разные уголки магического мира. Сыпались названия городов и местностей. Скрестив руки на груди, я смотрела на бесившегося чернокнижника.

– Вестерские Ворота, – объявил он, точно электронный диктор в трамвае – очередную остановку. За дверью была людная площадь, куда однажды по ошибке едва не выскочил Олень. Погода стояла отличная, солнечная и сухая.

– Назад! – резко приказала я, когда Макстен снова шибанул дверью.

– М-м-м? – исключительно «вежливо» уточнил он.

– Вестерские Ворота.

– Я промахнулся, когда открывал.

– И что?

– Зимой у них бывает снег, – последовало предупреждение.

– Да наплевать! Просто есть хочу, – буркнула я.

С раздраженным цыканьем Макстен выпустил меня на площадь. С трудом сглатывая «ласковые» комментарии, я перешагнула через порог и отошла от Мельхома. Со стороны Вестерских Ворот демонический замок выглядел казенным двухэтажным зданием с низким крыльцом и жестяным козырьком. Окна спрятаны за пыльными облезлыми ставнями.

Оглянулась. Опершись руками о косяк, с мрачным видом Макс следил за мной, но идти в город не торопился. Вернувшись, я протянула раскрытую ладонь:

– Денег дай.

Он выдержал паузу, а потом с недовольным видом вышел. Дверь в Мельхом осторожно прихлопнулась. Готова поспорить, демон вздохнул с облегчением и заперся на щеколду, чтобы подремать, пока мы будем убивать друг друга на площади Вестерских Ворот.

– Недалеко есть приличная таверна, – объявил Макстен, с угрюмым видом направляясь в противоположный угол площади. – Хозяин – мой хороший знакомый.

– Это вселяет надежду, что нас не прикончат, – с иронией заметила я и, не боясь показаться чудачкой, с любопытством разглядывала здания и людей. Судя по всему, мы попали в большой город.

– В больших городах почти круглый год грязь, – словно прочитал мои мысли чернокнижник. – Готовься ходить в сапогах.

– Зато и работы, наверное, много, – заметила я.

На секунду он остановился, глянул на меня, как на дурочку:

– Ты собираешься работать?

– А ты можешь наколдовать денежный дождь? – съязвила я. – Только, пожалуйста, из купюр, иначе монетами меня прибьет. Или бумажные деньги не в ходу?

– По-твоему, деньги из воздуха появляются? Или предлагаешь ограбить королевскую казну? И потом… – он огляделся, – в большом городе небезопасно.

– Но так и я не из деревни к вам в замок залетела.

Неожиданно он дернул меня за руку. Я ойкнула, уткнулась носом ему в грудь, как утка, даже тихонечко крякнула. Рядом пронеслась карета, запряженная парой гнедых кобыл (может, не кобыл, а коней, и вовсе не гнедых – в лошадях я ровным счетом ничего не понимала).

– А как будто из деревни, – покачал головой чернокнижник, выпуская меня.

– Ну, извини! – в спину ему развела я руками. – У нас, знаешь ли, кареты по улицам не шарахаются, а машины, если что, посигналить могут!

Проходившие мимо женщины в чепцах и с корзинками в руках испуганно посторонились.

– Машины – это не проклятье, – буркнула я в их сторону. – А такие экипажи.

– Простите мою супругу, благородные дамы, – натянуто улыбнулся Макс, подхватывая меня под локоть. – Она немножко не от мира сего.

– Святые угодники, Пресвятая Матерь, это чернокнижник? – зашептались «благородные дамы», забыв о манерах. – Поплюй им в спину, чтобы не сглазили… Давай лучше фасоль кинем. Говорят, фасоль помогает…

Мы нырнули в проулок. Подобрав юбки, я старалась не отставать от Макса.

– Хорошо, каков план? – вдруг вымолвил чернокнижник. – Чем ты надумала заниматься, когда уйдешь из замка?

– Я получила диплом по туристическому бизнесу, – начала я излагать (ладно, знаю, что странно хвастаться высшим образованием перед человеком, который не может оценить степень пафоса). – В общем, нас учили, как правильно водить людей по разным красивым местам и рассказывать об их истории. У меня очень хорошая память, я отлично запоминаю исторические факты. И экскурсии умею проводить.

– Ты говоришь о работе проводником? – с непроницаемым видом уточнил он.

– Не то чтобы проводником… – несколько замялась я, решив, что упоминать о том, как терялась в Китае, несколько несвоевременно. Совершенно точно, человек, страдающий столь чудовищным топографическим кретинизмом, даже не сможет врагов на болото завести, по дороге потеряется.

– Проводниками у нас служат только мужчины, умеющие читать карты, – с подозрительным терпением начал ликбез Макстен. – Женщин, конечно, тоже берут в дорогу. На тот случай, если не попадется заезжего дома с блудницами.

Я поперхнулась на вдохе. Честно сказать, прошлой ночью у меня даже мысли не возникло, что в мире, далеком от привычных реалий, вряд ли продавали пакетные туры или ходили с экскурсиями по полуразрушенным крепостям с богатой историей.