Текст книги "Первая невеста чернокнижника"

– Ты одержимый? – рявкнул недовольный чернокнижник, и Хинч выразительно кашлянул. Мол, попрошу не переходить на личности, господа черные маги.

– Нет, но кто-то разгромил лабораторию, – замотал головой Олень и указал на кухонные двери: – Подчистую.

– Разгромили лабораторию? В Мельхоме? – Если бы не знала, что Макс ничему не удивляется, решила бы, будто он по-настоящему изумлен.

Неизвестный вандал разгромил лабораторию не подчистую, а в хлам. Комната была небольшая, но заставленная мебелью, а теперь еще и заваленная расколоченными мензурками, страницами из разодранных гримуаров и прочим мусором, при виде которого у Макса заходили желваки. Из крана самогонной установки, в смысле алхимической печи, на каменный пол капала зеленая жижа и с шипением прожигала в плитках дыру. В камине валялся перевернутый котелок, разлитое зелье затушило огонь. В помещении отвратительно пахло, а маленькое оконце под потолком, больше похожее на форточку, было закрыто.

– Надо проверить посуду, – пробормотал Хинч и немедленно пошаркал ногами в сторону кухни.

Недавно Мельхом вернул в кухню посудную горку, полную старинного звонкого фарфора, резной хрусталь и серебряные столовые приборы в узком выдвижном ящичке. Когда Хинч чистил потемневшие вилки, то испытывал такой эстетический экстаз, что посинел и чуть не рухнул в обморок.

– Кто закрыл окно? – сморщился от зловония Макстен. Он щелкнула пальцами, и форточка отворилась.

– Учитель, думаете, что белый псих прорвался через новую защиту и разгромил лабораторию? – с волнением в голосе спросил Эверт.

– Нет. – Макс упер руки в бока и повернулся ко мне: – Алина, не хочешь объяснить?

– Я ничего не громила, – немедленно открестилась я от причастности к вандализму, хотя прекрасно понимала, чьих рук, вернее, лап было дело. Похоже, Карлсон, вчера лишенный еды по недосмотру безмозглой хозяйки, забрался в замок, чтобы чем-нибудь поживиться, но форточка захлопнулась. Он остался внутри…

В следующее мгновение нам под ноги бросилась неуловимая тень.

– Вингрет! – испуганно выкрикнул Олень, когда демон проскочил у него между расставленными ногами и, истерично размахивая крыльями, пронесся в сторону холла. – Лови его, пока люстру не сбил!

Я притворялась невидимкой и промолчала, что в холле висели ночники на стенах и ни одной люстры. Осталось пыхтеть и скакать за магами в надежде первой поймать неуловимую крылатую кошку и не дать варварам эти самые крылья пообломать. А еще, по возможности вместе с Карлсоном, куда-нибудь сбежать и отсидеться в темном уголочке, пока гнев хозяина замка не схлынет. Но не срослось. Только выбрались из подвала, как услышали вопль Хинча:

– Поймал!

Мы ринулись на кухню. Не знаю, кто кого поймал, но прислужник геройски держал магический посох с трепыхавшимся вингретом. Карлсон вонзился зубами в деревянное древко и завяз. Раззявить пасть шире – не выходило. Глядя на него, сразу вспоминались чудаки из Интернета, для чего-то совавшие в рот лампочки. Кот упирался лапами, пытаясь отгрызть от посоха кусок и спастись, бил крыльями, злобно размахивал хвостом.

Я начала медленно отступать, чтобы спастись бегством, даже успела развернуться, как раздался приказ:

– Стоять!

Черт! Пришлось повернуться и изобразить улыбку невинной школьницы. Стоявшие полукругом мужчины смотрели мрачно и недобро, словно собирались отправить ведьму на инквизиторский костер. Неожиданно Карлсону удалось освободиться. Сломав клык, он шлепнулся на пол, подскочил, как на пружине, и по воздуху рванул в мою сторону. Оставалось беднягу поймать, по-матерински прижать к груди и позволить ткнуться носом под мышку.

– Сверну шею, – тихо и как-то по-особенному страшно пригрозил Макс.

– Не делайте больно кисе, демоны! – неприятным фальцетом выпалила я.

– Тебе, – вкрадчивым голосом уточнил чернокнижник.

– И мне тоже не делайте больно.

– Хозяин… – с кровожадным видом, опираясь на посох, прислужник сделал маленький шаг в мою сторону.

– Хинч, не смейте предлагать меня сожрать! Карлсон почти домашний. – Макс попытался открыть рот и высказать претензию, но я не дала: – И семьи у него нет! Не кот, а полтора килограмма отборного счастья!

– Когда он расплодится – это будет смертельное проклятие, – убежденно заявил Эверт.

– Карлсон – мальчик, – заспорила я. – Он не может расплодиться, это противоречит законам природы. Он даже с Дунечкой сжился и не пытается ее скушать.

– Конечно, ты же его сытно кормишь, – справедливо упрекнул Макс, – но я тебя чисто по-человечески попросил не прикармливать вингретов. Ты ничего не соображаешь в живности магического мира, тем более междумирья! Да тут каждый паршивый кот – наполовину гадящий демон.

– Карлсон такой хорошенький, – принялась я строить из себя дурочку, – шипастенький, клыкастенький, крылышки драконьи…

– Он притащит самку и начнет метить углы, – принялся предсказывать Эверт.

– Кастрируем! – немедленно предложила я.

Пауза была достойна подмостков Большого театра. Глядя на вытянутые лица троих жителей, становилось ясно, что я не просто осквернила атмосферу Мельхома страшным словом, а умудрилась оскорбить всю его мужскую, а значит, бо́льшую часть. Даже Карлсон, почуяв нехорошее, напрягся в моих руках, а под шерстью проклюнулись острые шипы.

– Почему вы на меня так смотрите, будто втроем хотите сожрать? – на всякий случай попятилась я.

– И эта девица просила нас не делать больно коту? – ни к кому не обращаясь, вымолвил Хинч.

– Учитель, просто выгоним ведьму вместе с вингретом, и дело с концом, – предложил Олень.

Макстен скрипнул зубами, а потом ткнул в меня пальцем и приказал:

– Надеть ошейник.

– На меня? – возмутилась я.

– На кота! Погрызет мебель, заставлю…

Тут он осекся, некоторое время в молчании грозил пальцем, пытаясь придумать достойное наказание, но девушку, не обладавшую магией, можно было наказать только ремнем. При мысли о порке ремнем, даже меня бросало в жар. Боюсь представить, что случилось с Максом. Судя по тому, как чернокнижник прикрыл глаза и судорожно сглотнул, мыслили мы одинаково.

Он прочистил горло и повернулся к Хинчу, величественно опирающемуся на посох белых магов.

– Испортит мебель – сожрешь!

– Меня?! – охнула я.

– Кота! – рявкнул Макстен. – А ты в подвал – порядок наводить!

– Когда?

– Немедленно! А ты что встал? – накинулся он на Эверта. – Помогать ей!

– Но я же не впускал вингрета в замок, – жалобно протянул Олень, все еще надеявшийся прикорнуть после бессонной ночи и энергичного утра, но наткнулся на хмурый взгляд хозяина Мельхома и кивнул: – Слушаюсь, учитель.

После того как я расколотила пару чудом сохранившихся мензурок, ворчавший, как старик, Олень выдворил меня из лаборатории и продолжил любовно полировать тряпочкой алхимическую печь. В кухне я застала Хинча, пытавшегося надеть на вингрета кожаный ошейник с мерцающим красным камнем. Кот зашипел, расширив необъятную пасть с раздвоенным языком, и блеснул бесноватыми глазищами. Недолго думая, прислужник вдарил зверю серебряной ложкой между ушей.

– Сиди тихо, демон!

Карлсон испуганно прижал уши, пасть захлопнул и с обиженным видом позволил застегнуть на шее кожаную полоску.

– Как дела? – полюбопытствовала я.

– Мы пытаемся найти общий язык, – прокомментировал Хинч, а кот басовито, но очень жалобно мяукнул, словно умоляя отогнать сильного хищника.

На столе стоял поднос с фарфоровым чайничком и чашкой на блюдце.

– Это для Макса? – полюбопытствовала я.

– Успокаивающий отвар.

– Я отнесу.

– Подозреваю, что в этом случае он не поможет, – недовольно буркнул прислужник.

– Я постараюсь его не бесить, – пообещала и немедленно подхватила поднос. Чашка поскакала по блюдцу – я едва сумела перехватить и спасти от падения. Испуганно глянула на Хинча. У прислужника и вингрета оказались одинаково вытаращенные глаза.

– Посуда цела, – объявила я.

– Может, мне стоит заново варить соус? – тихо спросил Хинч.

– Не торопитесь, – отозвалась я. – К очагу всегда успеете встать.

В комнате, где Макстен принимал просителей, сегодня было пусто. Пару раз по Мельхому разносился стук извне, но чернокнижник ни разу не открыл дверь. Видимо, после прерванного утреннего занятия из-за паршивого (в смысле крылатого) кота он, как любой нормальный мужчина, был чуточку раздражен и опасался кого-нибудь проклясть на смерть.

В настороженной тишине истерично звенела посуда. На громкое бряцанье даже плотоядный цветок Васенька повернул голову и раскрыл ярко-синюю пасть с недоеденной мухой. Магическая дверь тускло светилась по контуру. Однажды, когда никто не видел, из любопытства я ее открыла, но попала не в город, а в старый пыльный чулан, абсолютно пустой и с заколоченным окном.

Подойдя к винтовой лестнице с лихо закрученными ступеньками, я посмотрела наверх и крикнула:

– Макс, ты еще бесишься? Может, обойдешься без успокоительного настоя?

– Да, – донеслось сверху.

– Да – бесишься? Или можно оставить здесь? – буркнула я себе под нос и все-таки потащила настой наверх. Донесла непонятным чудом, расплескав напиток, цветом напоминавший кока-колу, по подносу. Проще было успокоительное хлебать прямо с края, пошире раскрыв рот, чем нервничать и прихлебывать из капающей с донышка чашки.

Макстен сидел в кресле и, отвернувшись к окну, что-то рассматривал во дворе.

– Я все пролила, – честно призналась я, пристраивая поднос на низкий столик. – Что изучаешь?

– Дерево, – вымолвил он.

– Какое дерево? – не поняла я и приблизилась к окну. Из кабинета чернокнижника открывался вид на внутренний двор, но лишь смутно похожий на наш уютный дворик, где от деревянной калитки в замковой стене до открытой кухонной двери было рукой подать. Пространство заметно расширилось. Забор вырос в высоту и отодвинулся на десяток метров, переместился колодец, а над ним выросла свежая деревянная домина. В самом центре двора в лучах теплого летнего солнца зеленел огромный старый дуб.

Дерево Кернов окончательно проснулось.

– Это хорошая примета или плохая? – оглянулась я на Макстена.

– Я не верю в приметы.

От пронзительного взгляда по спине побежали мурашки. Макс не настойчиво, а приглашающе потянул меня за руку. Не разрывая зрительного контакта, подвластная и послушная, я села к нему на колени. В тягучем томлении провела кончиком пальца по линии скулы, погладила шрам, очертила контур носа, осторожно дотронулась до сжатых желваков.

– Что ты, по-твоему, делаешь? – тихим, хрипловатым голосом спросил он.

– Пытаюсь попросить прощения. Ты еще злишься за вингрета?

– Ну, раз ты захотела кота, – вымолвил он, – как я могу тебя остановить?

– Если он съест черный гримуар, ты свернешь мне шею?

– Я придумаю что-нибудь интереснее, и уверен, нам обоим понравится…

Мы целовались жестко и страстно, пока в легких не заканчивался воздух. Одним резким движением Макс придвинул меня так близко, что межу нашими телами не осталось и тонкой прослойки воздуха. Мужские руки беззастенчиво забрались под юбку, сжали ягодицы. Голова шла кругом. Широко разведя колени, я снова с наслаждением ощутила, насколько он возбужден. Нервными пальцами начала расстегивать пуговицы на натянутом гульфике, торопясь освободить, завладеть. Пока никто не помешал, не постучался, не заявил, что печется о нашей чести и о чем-то еще. Какая, право, глупость. О какой гордости говорят они, когда от каждого прикосновения тело горит огнем, теряется точка опоры, любая ласка заставляет выгибаться, вжиматься и тереться?

В упоительный хмель ворвался деликатный стук в двери Мельхома. В смысле, в магические двери, а потому деликатный стук казался громоподобным. Мы замерли.

– Да они издеваются, – прошептала я, утыкаясь взмокшим лбом в плечо тяжело дышавшего Макстена. – Давай сделаем вид, что ничего не услышали.

– Это ведь замок Мельхом? – словно издеваясь, продолжал транслировать монолог нежданной гостьи демон. – Я не ошиблась дверью?

Женщина заколотила так, что в ушах зазвенело.

– Нет, это не замок, а проходной двор! – простонала я.

– Эверт Ройбаш, я видела, что на втором этаже шевельнулась занавеска! Немедленно открой! – голос гостьи вдруг приобрел пронзительную требовательность. Невольно я покосилась в окно кабинета с темными раскрытыми портьерами, аккуратно подвязанными шнурками.

– Может, твой ученик-олень заделал маленького олененка, и она пришла предъявить претензии? – шепотом предположила я, будто визитерша действительно была способна услышать оскорбительный во всех отношениях разговор.

– Какой демон меня дернул взять его в ученики? – с безысходностью Макс запрокинул голову на спинку кресла. Я не удержалась и лизнула кадык на шее.

– Смерти моей хочешь? – простонал он.

– Эверт! – рявкнула дама. – Немедленно открой! Мама приехала!

– Мама?! – поперхнулась я. – У Оленя есть мама?

Знаю, глупый вопрос, не из яйца же он вылупился.

Внизу раздались быстрые шаги, я соскочила с колен Макстена с такой проворностью, будто под голой попой горела конфорка. Мы лихорадочно поправляли одежду, путаясь в завязках и застежках, приглаживали волосы. На винтовой лестнице загрохотали подкованные сапоги.

– Юбка задралась! – заправляя рубаху в штаны, подсказал Макс.

Едва я успела одернуть подол, как в кабинете появился с вытаращенными глазами, вымазанный сажей Эверт, одетый в криво заправленную рубашку.

– Учитель, конец света наступил! Она приехала!

В панике он не заметил, что учитель несколько помят, а причина помятости, то есть я, тщательно пытается слиться с обстановкой. Можно было не складывать вкрадчиво руки и не изображать жутковатую улыбку Уэнзди Аддамс из известной черной комедии.

– Учитель, не позволяйте этой страшной женщине войти в замок! – взмолился он. – Она приедет на денек, а уедет лет через семь, когда мы тут все буйнопомешанными станем.

Учитывая последние обстоятельства, мы все были немножко похожи на неврастеников.

– Давайте притворимся, что она ошиблась адресом? – со слезами в голосе попросил он.

– Ты не видел мать три года, – заметил Макстен.

– Быть точнее, три года два месяца и четырнадцать самых счастливых дней в моей жизни!

Неожиданно стало ясно, что долбежка в дверь прекратилась и госпожа Ройбаш больше не орет под дверьми, как кошка под балконом темной мартовской ночью.

– Она ушла? – кажется, Олень не верил в удачу.

И правильно делал, что не верил. В напряженной тишине неприятно заскрипела входная дверь. Пока мы мялись, по каким-то своим демоническим соображениям Мельхом пустил гостью на порог. Видимо, он насмотрелся и на разврат, и на разгром, и на скандалы, сильно заскучал, да и добавил в нашу жизнь немножко перца. В жизнь Оленя точно.

С первого этажа донесся недоуменный голос:

– Кто-нибудь есть дома? Я ищу Эверта Ройбаша.

– За что? – всхлипнул тот.

– Встречай, – кивнул Макстен.

Олень нырнул на винтовую лестницу. В тишине замка прозвенел голос, наполненный фальшивый радостью:

– Мама, как я рад вас видеть!

– Эверт, я думала, что ошиблась дверью, – с облегчением ответила она и тут же добавила: – Ты похудел и вырос.

– Благодарю.

– Теперь ты похож на каланчу. Втащи дорожный сундук.

– Ты приехала с багажом? – с ужасом воскликнул Олень, видимо, получив подтверждение слов, что от гостьи мы избавимся не скоро. И пока неясно, кто кого выкурит из замка.

Между пуговицами на ширинке у Макса торчал хвостик от рубашки. Знаками я указала на конфуз. Едва слышно выругавшись, чернокнижник принялся поправлять одежду, а внизу вдруг что-то загрохотало, и Эверт охнул:

– Мама, не обижайтесь на вопрос, но вы прихватили коллекцию звездных камней?

– Эверт, ты вырос, а по-прежнему говоришь глупости, – отчитала маменька. – Женщина должна быть готова к любой неожиданности. Почему ты не передвинешь его магией? Не научился за три года?

– По старинке надежнее… – сипло отозвался он.

Мы спустились как раз в тот момент, когда бедняга вволок в дом пыльный окованный сундук такого размера, что в него можно было бы упаковать половину моей квартиры. Наверное, включая табуретки.

Матушка Ройбаш оказалась среднего роста женщиной, по виду чуть старше сорока. Она была одета не по местной погоде: в плотное платье, туго обхватывающее располневшую с возрастом талию. Из-под маленькой шляпки с куриным пером выглядывали задорные светлые кудельки. Возможно, перо было от какой-нибудь жутко экзотичной птицы, но выглядело так, будто выдрали из хвоста Дунечкиной сестры.

– Вы, верно, господин Керн, – протянула она Макстену руку для поцелуя.

– Госпожа Ройбаш, добро пожаловать в Мельхом, – отозвался он со светской улыбкой высокородного джентльмена.

– Можете называть меня Мартиша. Вы ведь не против, что я вот так, без предупреждения?

– Чувствуйте себя как дома, – хрипловатый голос Макстена обволакивал. И в этой обманчивой мягкости мы все услышали тонкий намек, мол, но не забывайте, госпожа мама Эверта, что вы в гостях. Попейте чайку, прихватывайте сундук и возвращайтесь обратно домой.

Пока гостья любезничала с хозяином замка, Эверт за ее спиной жестами спрашивал, каким образом я оказалась на втором этаже.

– А вы?

– Простите? – перевела я недоуменный взгляд с сына на мамашу. – Что я?

– Кто вы?

– Алина. – Я протянула руку для приветствия. – Очень приятно.

Дружественный жест остался проигнорированным. Не очень-то и хотелось.

– Какое необычное имя. Вы, должно быть, тоже не местная, как и Эверт? – тонко начала она допрос, не дождавшись, когда кто-нибудь из мужчин возьмет на себя труд объяснить наличие в замке молодой девицы.

– Вроде того, – уклончиво отозвалась я.

– Вы в учении у господина Керна?

– Алина – жена Хинча! – в отчаянье выкрикнул Эверт.

Макстен подавился. Почему супруга, а не дочь или племянница?! Воистину жаль, что взгляды не умели убивать, иначе бы Олень от моего яростного взора скопытился прямо под магической дверью на сундук своей мамаши.

– Хинч – это старый слуга? – удивленно изогнула брови мадам.

– Мы женаты неофициально, – махнула я рукой.

– Простите? – удивилась мадам иностранному слову.

– Мы не проходили обряд венчания, – пояснила я, надеясь, что они тут действительно устраивают обряды, а не заключают браки в какой-нибудь регистрационной палате.

– Живете в грехе? – в голосе Мартиши прорезалась пронзительность.

– В гражданском браке.

В гробовом молчании трое представителей магического мира ждали пояснения к невнятному термину.

– Мы живем в грехе, – сдалась я.

– Выходит, вы в услужении, – почти с облегчением выдохнула гостья, осознав, что девица не спит ни с учеником, ни с учителем. – Ясно. Господин Керн, какой у вас удивительный цветочек.

Она протянула руку к плотоядному Васеньке, и растение с радостью раскрыло пасть во всю доступную ширину, точно замаскированный вингрет.

– Госпожа, лучше не суйте в него пальцы, – попыталась предупредить я.

Ловушка схлопнулась, острые иголки, впрыскивающие яд, вонзились в кожу, и госпожа Ройбаш скривилась от боли.

– Мама дорогая, он меня ест!

Раздался резкий щелчок. Мартиша окаменела в прямом смысле этих слов. Стало очень-очень тихо, как перед чудовищной грозой. Гостья стояла с искривленной от боли физиономией и выпученными глазами. По пальцу текла кровь, стеклянные глаза смотрели в пустоту. Васенька упоительно сжимал створки, не желая выпускать добычу, какую был просто не в состоянии переварить.

– Олень, после жизни со своей мамой ты называешь Исчадием ада меня? – не удержалась я от издевательского смешка. – Она же всадница Апокалипсиса. Удивлюсь, если в замке не начнется конец света.

– А я предупреждал, что нельзя открывать двери! – тонким голосом огрызнулся он.

– Может, Мельхом ее пустил, когда родную кровь почувствовал? – продолжала измываться я.

– Так… – мрачно перебил Макс и потер переносицу: – Напомни-ка мне, Эверт Ройбаш, почему я взял тебя в ученики? Был пьян? Страдал помутнением рассудка?

– Вы не были знакомы с моей мамой.

– А помимо?

– Сказали, что я очень похож на вашего погибшего младшего брата.

Чернокнижник бросил на ученика оценивающий, но очень хмурый взгляд и согласился:

– Действительно похож.

– Учитель, только не выгоняйте! – взмолился Эверт. – Не заставляйте возвращаться к этой страшной женщине.

– Зависит от того, как быстро ты сумеешь ее расколдовать и отправить домой.

– Сам?

– Сам.

– Но каким образом?

– Почитай гримуары, – предложил Макс и кивнул мне: – Госпожа Хинч, как вы смотрите на то, чтобы мы вышли в город… какой-нибудь город?

– Положительно, – со светской улыбкой кивнула я. – Главное, не в Вестерские Ворота.

– Да, пожалуй, в Вестерских Воротах нас запомнили надолго, – согласился Макстен.

Он небрежно махнул рукой, чтобы убрать с дороги сундук, перекрывший проход, но бандура не сдвинулась с места ни на миллиметр. Попытался махнуть помедленнее – бесполезно. Полное фиаско! Похоже, покойников с помощью магии Макс поднимал лучше, чем сундуки.

– Эверт, – кашлянул он, – меня гложут большие сомнения, что твоя матушка наложила в него гостинцев.

– Боюсь, что это наряды на семь лет, – скорбным голосом отозвался Олень, ручками сдвигая махину ровно на такое расстояние, чтобы в приоткрытую щель протиснулся взрослый мужчина и не застряла дама.

На улице царила ночь, тогда как в Мельхоме шел послеполуденный час. Пахло свежестью, прохладой и цветением. Я как раз втягивала живот в позвоночник, чтобы не застрять между дверным углом и косяком, когда Эверт с надеждой уточнил:

– Учитель, а можно ее не оживлять? Может, просто в сундук сгружу и отправлю обратно в Троквен?

– Нет, – последовал категоричный отказ.

Когда я без излишней изящности перевалилась через порог, то оказалась на краю цветущего гречишного поля. Небо было засыпано невероятным количеством звезд – глаз не оторвать. Здесь Мельхом выглядел старым сарайчиком, словно готовым развалиться от любого дуновения ветерка.

– Где мы? – прошептала я. Не знаю, но в неземной тишине, окутывающей окрестности, говорить громко казалось кощунственным.

Макстен аккуратно закрыл дверь, и по контуру пробежала красная искра.

– Саин, – сказал он, – с древнего языка переводится как «край мира».

– Здесь удивительное небо.

– Пожалуй, самое красивое в магическом мире, – согласился Макстен и тут же испоганил романтику: – В Саине в ночь Черной звезды ведьмы собираются на шабаши.

– Шабаши?

– Шикер, пляски, черная магия, оргии.

– Что ни говори, веселые ночки, – с иронией прокомментировала я. – На метле опять-таки можно голыми погонять, и никто не попытается зад факелом подпалить.

– Иногда действительно было забавно.

– Тоже гонял на метле голый?

– Предпочитал другие развлечения.

– Старый развратник, – буркнула я себе под нос.

В ответ донесся сдавленный смешок. Некоторое время мы шли по краю поля в полном молчании. Я не имела никакого права задавать вопросы, но не удержалась:

– Часто участвуешь?

– Больше не увлекаюсь.

– Возраст не позволяет? – съехидничала я.

– Наскучило, – ответил он. – Ты хочешь и дальше выпытывать, чем именно я занимался на шабашах и с кем? Рассказать в подробностях?

– Нет! – немедленно отказалась я от сомнительного удовольствия узнать о темном прошлом черного мага (хорошо, о прошлом, а не о настоящем).

– Если тебя, моя маленькая скромница, это успокоит, то не все черные маги одобряют подобные развлечения.

– Конечно, сейчас я чувствую спокойствие за моральное поведение и нравственность чернокнижников всего магического мира, – закатила я глаза. – Куда мы идем?

– Тут недалеко есть таверна.

Обычно все наши неприятности были связаны с попытками поесть на людях и начинались с фразы Макса: «Недалеко есть отличная таверна». В горной таверне я напилась в хлам от одной рюмки шикера, напугала хозяина и, самое обидное, ничегошеньки из веселья не запомнила, а в последний раз мы до заведения даже не добрались.

– Хорошая таверна? – на всякий случай уточнила я.

– Паршивенькая.

Низкосортность заведения вселяла некоторую надежду, что во время ужина мы доберемся хотя бы до десерта. Хотя сомнительно, что в тавернах, даже отличных, вообще подавали сладкое.

– Может, просто прогуляемся вдоль поля?

– Не переживай, мы спокойно поужинаем, – хмыкнул Макс.

– Откуда такая уверенность? – заворчала я. – Ты каждый раз обещаешь, что нас не попытаются убить, но что-то идет не по плану.

– В нашем доме Мартиша Ройбаш.

– Аргумент, – немедленно согласилась я. Мельхом пустил в замок истинное исчадие ада, подсунуть еще и сеятелей добра во время трапезы будет форменным свинством.

Едальня, а назвать ее таверной не поворачивался язык, стояла на краю деревни. Источником света в обеденном зале служили масляные лампы на столах. Свет был скуден, помещение утопало в густом полумраке, скрывающем лица немногочисленных посетителей.

Тихо, стараясь не привлекать внимания, мы сели за стол в углу. Макс уговорил меня попробовать традиционное угощение из курятины – машкэ, так что мы попросили знаменитое кушанье и сладкий бир. Видимо, помня, что до конца трапезы нам еще ни разу не удавалось дотянуть, Макстен сразу расплатился мелкими монетами.

– Благодарю, господин, – принимая деньги, поклонился хозяин.

Вскоре принесли заказ. Машкэ в глиняном горшке пахло пряностями и по виду напоминало грузинское блюдо с острыми специями и ароматными травами. Трапеза начиналась просто и спокойно, но только я поднесла ко рту ложку с кусочком тушеного мяса, как напротив стола выросла высокая фигура в черном плаще с огромным капюшоном.

– Макстен Керн! – прозвенел женский голос.

Глаза Макса демонически сверкнули алыми угольками. Крошечные огоньки в масляных лампах мгновенно вспыхнули и превратились в яркие негасимые пики. Тесный зал залил свет, озаривший каждый темный уголок. Народ испуганно заозирался, и в воздухе моментально сгустилось напряжение. Казалось, что если кто-нибудь сделает неловкое движение, то черный колдун сорвется и окатит беднягу проклятьем.

А ведь мы просто хотели поесть…

Человек торжественно опустил с головы капюшон. Под ним пряталась смутно знакомая молоденькая девчонка. Она хмурила брови, поджимала побелевшие губы и страшно, почти чудовищно волновалась. Магичка из Вестерских Ворот – узнала я.

В обманчиво расслабленной позе Макстен откинулся на спинку стула, сложил руки на груди. Украдкой я покосилась на почти опустевший зал. Народ по-тихому линял через дверь, которую с улицы придерживал для беглецов хозяин. Столы остались пустыми: еду и питье люди уносили с собой. Техничный побег наводил на мысль, что метод эвакуации был опробован не один раз и отработан до малейших деталей.

– Я Ликерия Эстерд, белая колдунья в пятом поколении, дочь колдуна Пака Эстерда, сестра…

– Ближе к делу, дочь белого колдуна, – перебил ее Макстен тем обманчиво мягким тоном, говорившим о том, что он снова чуточку раздражен. Просто самую малость. У нормального человека споткнулось бы сердце.

Неожиданно магичка бухнулась на колени и уставилась под стол прямым, немигающим взглядом. Я неловко поерзала на стуле, чтобы опустить задранный подол платья и прикрыть стоптанные ботинки. Обзавестись новыми башмаками не позволял случай: то домой собиралась, то от белых магов отбивалась, то крылатого кота спасала – очень, знаете ли, занятая девушка.

– Возьмите меня в ученицы! – неожиданно потребовала Ликерия. – Я лишилась колдовского посоха. Отец сказал, что такая дочь недостойна носить белую мантию.

Взгляд Макстена мгновенно похолодел, и температура в обеденном зале словно упала на несколько градусов. Пауза длилась. Девчонка сжимала в кулаках плащ и ждала приговора. Он прихлебнул сладкий бир и произнес:

– Обрежь волосы.

– А? – Она вскинулась, бледная и потрясенная. – Но как же я… тогда ведь все…

– Что?

– Примут меня за блудницу.

Мм? Невольно я пригладила подстриженные под каре волосы. Вернее, под каре они были подстрижены полтора месяца назад, а сейчас на голове творился форменный бардак.

– Считаешь, что ученье черной магии – самая большая жертва в твоей жизни? Верно, белая колдунья? – Он протянул руку и пальцем подвинул к краю стола тупой нож. – Режь.

Я видела Макстена разным: спокойным, расслабленным, когда он старательно сдерживал раздражение и напоминал забытый на плите беззвучно кипящий чайник, вот-вот повалит дым из ушей. Впервые я видела, насколько он мог быть жесток.

Девочка колебалась.

– Что ты ждешь? – подогнал Макс и снова сделал глоток бира. Как поперек горла-то не встал?

Ликерия порывисто схватила нож и вытащила из-под плаща длиннющую толстую косу. Нормальная барышня скорее перерезала бы горло колдуну, чем обкорнала красотищу, но колдунья подставила лезвие, намереваясь отхватить волосы по самые корни, прикрыла глаза…

Я думала, что Макстен просто издевается над выскочкой, посмевшей подойти к нему в таверне, и сейчас остановит руку с ножом, но он молчал, прихлебывал спиртное и без особого интереса ждал, когда она решится.

– Стой! – резко выпалила я.

Она сильнее сжала губы. Рука с ножом тряслась.

– Алина? – с вкрадчивой интонацией вымолвил Макс.

Я сделала вид, что не услышала:

– Оно того стоит?

– Алина! – Пронизывающий ледяной взгляд чернокнижника заставил меня вжаться в стул. Макстен больше не произнес ни слова, но сказал так много: не вмешивайся, молчи… я объявлю третье предупреждение.

Пока мы выясняли, что он вожак нашего прайда, девчонка зажмурилась и отчекрыжила косу. Светлые пряди рассыпались вокруг маленького личика, а на затылке затопорщились короткие волосинки. В изумленной тишине она вскочила на ноги и дрожащей рукой бухнула косу на стол.

– Я обрезала, как ты просил. Возьмешь меня в ученицы?

– Нет, – спокойно отказался Макс.

– Нет?! – в унисон выпалили мы.

– У меня уже есть ученик. – Он с грохотом отодвинул стул и поднялся. – Возвращаемся.

Когда уверенным шагом он покинул маленькую едальню, яркий свет мигом погас. Зал погрузился в полутьму, едва-едва разбавленную крошечными огоньками масляных ламп. В дверях я оглянулась. Ликерия в длинном черном плаще не сдвинулась с места. Она оцепенела напротив стола, смотрела в пустоту и судорожно сжимала кулаки. От жалости к гордой обманутой девчонке хотелось лично повесить чернокнижника на отрезанной косе. Я бросилась ему вдогонку.

– Зачем ты издевался над ней, если не собирался помогать? – нагнав Макса во дворе, выкрикнула я. – Эверта ты тоже лишил чего-то дорогого, когда согласился учить?

Чернокнижник резко и неожиданно развернулся, заставив меня испуганно попятиться. Кто-то сдавленно охнул, и в голову пришло, что за скандалом из укрытия следят сбежавшие посетители таверны.

– Эверт Ройбаш не приходил в Мельхом назло отцу, белому магу.

– Верно, он пришел в угоду матери, исчадию ада, – дернула я уголком губы.

В темноте лицо Макстена казалось бледным, от ярости глаза пылали демоническим пламенем. Вдруг он пальцами жестко схватил меня за лицо, до боли сжал щеки.

– Алина, я попросил не вмешиваться, – сквозь зубы прошипел он. – Я очень не люблю, когда меня не слышат. Другой на твоем месте уже был бы мертв.