Текст книги "Санкт-Петербург. Автобиография"

Северная война: взятие Нотебурга, 1702 год
Алексей Макаров

Столбовский мирный договор действовал недолго: в середине XVII века между Россией и Швецией вновь начались боевые действия, затем последовало перемирие, а в 1700 году Россия в союзе с Данией начала новую войну против Швеции. В том же году русская армия потерпела сокрушительное поражение под Нарвой, заставившее приступить к перевооружению и переоснащению войска. И всего два года спустя была одержана знаменательная победа.

А. В. Макаров – кабинет-секретарь царя Петра Первого, автор «Гистории Свейской войны».

В 27 день поутру около 7 часов пришло все войско наше под Нотебург (или Орешек) и стало в лагерь на мысу от города ниже по реке Неве верстах в двух и уставило обоз свой.

Того же дня в городе на башне после обеда, когда уже подлинно узнали об осаде, поставили королевское знамя в знак осады своей и желая помощи от своих.

В 28 день по вышеписанному знаку пришли 3 шкуты из Корелы к городу с запасом и с людьми, а с нашей стороны продолжали апроши делать.

В 29 день и в 30 день две батареи да два кетеля на пушки и мортиры сделаны. При работе этой убит только 1 рядовой солдат. Того же числа с 50 судов с Ладожского озера с полмили сухим путем чрез лес волочены в Неву реку, и той же ночью 12 мортир да 31 пушка на батареи и кетели поставлены.

В 1 день октября около 4 часов поутру 1000 человек Преображенского и Семеновского полков в суда посажены и на другую сторону Невы посланы, где неприятельский шанц был, дабы оный взять и приход неприятеля занять, которое учинилось без потеряния единого человека, понеже неприятели, дав один залп из шанца, тотчас побежали.

Того же дня на той стороне под Нотебургом пост заняли с траншементом, и 3 полка там определены.

Того же дня послано письмо от нашего фельдмаршала к коменданту той крепости с трубачом, хочет ли он ту крепость на способный договор сдать, потому что у него со всех сторон путь сикурсу [помощи] отнят.

На сие письмо последовало изустное учтивое соответствование к фельдмаршалу от коменданта, в том состоящее, что он благодарит за милостивое объявление сей жестокой осады, почему желает 4 дня срока, дабы ему в Нарву к вышнему своему командиру генералу Горну послать о сем с ведомостью, и уведать о том его намерение, на что ему ответствовано пушечною стрельбою и бомбами со всех наших батарей и кетелей залпом; которые около 4 часов после полудня начаты и продолжены вплоть до приступа.

Во 2 день октября около 10 часов поутру неприятельская партия, состоящая из 400 человек пехоты да из драгунской роты с четырьмя полевыми пушками, явилась на той стороне Невы реки у пильной мельницы, недалеко от взятого шанца, у которого стоял наш караул в 100 человек, на которых неприятели жестоко напали.

Услышав эту стрельбу, наши тотчас добрую партию послали, которые (хотя тогда еще не гораздо искусны были в воинском деле) неприятеля ретироваться принудили и за ним следовали, который хотя и с добрым порядком ретираду имел, однако ж 3 пушки нашим покинуть принужден, також одного капрала и 7 рядовых в полон взяли.

С нашей стороны 10 человек убито и несколько ранено. С неприятельской стороны убито 64 человека (как о том по взятии [крепости] от самого командира той партии уведались).

Сею партией с неприятельской стороны командировал майор Лион; с нашей же стороны командовал Кенигсек, полковник и посланник польский. <...>

В 3 день ничего знатного не учинено, кроме того, что барабанщик из крепости – с письмом от комендантши и от имени всех офицерских жен, в той крепости обретающихся, – был прислан к фельдмаршалу, моля его о позволении, дабы они могли быть выпущены из крепости из-за великого беспокойства от огня и дыма и бедственного состояния, в котором они обретаются.

И на то им учинен ответ от капитана бомбардирской компании Преображенского полка (капитаном бомбардирским был сам Его Величество. – Примеч. Макарова), который был тогда на батареях и не хотел терять зря время, напрасно посылая в обоз к фельдмаршалу для ответа на сие прошение, ответствовал им письменно следующим образом, что он с тем к фельдмаршалу не едет, ибо подлинно ведает, что фельдмаршал не изволит опечалить их тем разлучением; а если хотят выехать, то изволили б и любезных супружников своих вывесть купно с собою. И с тем того барабанщика потчевав, отпустил в город.

Но сей комплимент знатно осадным людям показался досаден, потому что по возвращении барабанщика тотчас великою стрельбою во весь день по той батарее из пушек докучали паче иных дней, однако ж урона в людях не учинили.

В 4 день октября взята неприятельская конная партия; а в тот же вечер около 8 часов вышеименованным капитаном бомбардирским на острове, который [находился] меж крепостью и нашими апрошами, пост занят и по учиненном занятии 300 человеками осажен в силу близости к городу.

В 5 день некоторые охотники под командой полковника Гордона хотели было взять неприятельские шкуты и суда, стоящие под крепостью; но понеже сии суда [были] на берег взволочены и цепями прикреплены, того ради не могли они сего своего намерения исполнить за великим огнем из крепости, но принуждены довольствоваться добычей, которую они в тех судах получили, а именно: ветчиной, маслом, крупой и сухарями, и те суда разрубили и приом 15 человек наших побито. <...>

В 6 день был великий пожар в крепости, который учинился от нашего каркаса.

В 7 день велено собирать охотников к приступу, коих большое число записалось.

В 9 день розданы лестницы для приступа, понеже хотя бреши в 2 башнях и куртине учинены, однако ж из-за великой высоты стен зело крут всход был, а более стрелять было невозможно, понеже у пушек запалы зело разгорелись, и всякому офицеру назначено место к приступу и отданы принадлежащие суда.

Того же дня сделан и летучий мост через Неву.

В 11 день октября в воскресенье рано около 2 часов учинился великий пожар в крепости. <...>

Против 11 числа пошли на приступ. И потом наши охотники к приступу, которые со своими судами с полмили на озере стояли, указ получили к нападению чрез три выстрела из 5 мортир залпом и около половины четвертого часа утра учинили начало приступа со всех сторон к крепости, который приступ тем охотникам не гораздо удался; того ради посланы подполковник Семеновского полка князь Голицын, а потом Преображенского полка майор Карпов (который вскоре жестоко картечью ранен сквозь ребра и руку) с командированными. <...>

И так сей приступ продолжен был в непрестанном огне 13 часов, а именно от получетвертого часа утра до полупятого часа после полудня, однако ж на брешь ради крутости и малого места земли около города и сильного сопротивления неприятельского за краткостью наших приступных лестниц (которых в иных местах более полутора саженей не хватало) взойти и овладеть не могли. <...>

А неприятели с одной стороны строение, которым было наши защитились, каркасами зажгли и непрестанно дробью по нашим из пушек стреляли, тако ж бомбы непрестанно зажигая, со стен катали, отчего великий и несносный вред нам учинился, в силу чего был послан указ об отступлении, но оный посланец не смог из-за тесноты пройти к командиру; а командующий подполковник князь Голицын суда велел порожние отпустить, понеже некоторые люди стали от той неприятельской стрельбы бежать... И когда сие замешкалось, тогда бомбардир поручик Меншиков суда сбирать начал и еще несколько человек к берегу привел для переезда на помощь нашим. <...>

Тогда неприятель, видя такое десператное [отчаянно смелое] действо наших, также в 13 часов столь утомлен, [что] ударил шамад, по которому шамаду послан секретарь Шафиров да поручик Жерлов в город; а из города комендант выслал поручика с аккордными пунктами, и по учиненной пересылке оные пункты того ж вечера от фельдмаршала подписаны, и тою же ночью наши во все три бреша для занятия поста впущены. <...>

Того же дня генерал-фельдмаршал с генералитетом пошли в город и по воздании Богу благодарения, при троекратной пушечной и из мелкого ружья стрельбе, [была] тогда сия крепость переименована в Шлюсенбург (Шлиссельбург. – Ред.), и по сему имени потом с помощью Божиею действительно сталось: ибо сим ключом отворились ворота в неприятельскую землю.

Также объявлены тогда чины за труды, показанные во время осады сей крепости, от бомбардир поручику Меншикову губернатором Шлюсенбургским, подполковнику от гвардии Голицыну полковником от гвардии Семеновского полка, майору от гвардии Карпову подполковником от гвардии ж Преображенской, и пожалованы деревнями, тако ж и прочие офицеры и рядовые, каждый по достоинству своих трудов, были награждены деревнями и золотыми монетами; недостойные ж, особливо те, которые с приступа побежали, несколько десятков рядовых ошельмованы, а именно гонены сквозь строй и, лица их заплевав, казнены смертью.

Взятие крепости Нотебург настолько напугало шведов, что губернатор города Ниенштадт при крепости Ниеншанц приказал сжечь все жилые и складские постройки. Между тем русская армия подступила к Ниеншанцу.

Северная война: взятие Ниеншанца, 1703 год
Аникита Репнин, Алексей Макаров, Борис Шереметев, Джон Ден

Крепость Ниеншанц оставалась важнейшим шведским укреплением на Неве, и захватить ее было жизненно необходимо. Петр I поручил командование походом на Ниеншанц фельдмаршалу Б. П. Шереметеву (сам он находился в Воронеже, где строился военный флот). Впрочем, до возвращения царя из Воронежа решительных действий армия не предпринимала, накапливая силы (в том числе артиллерию) в Шлиссельбурге. А на верфях на реке Сясь строились первые корабли будущего Балтийского флота.

О численности русских войск, собранных для штурма крепости, мы узнаем из письма генерала А. И. Репнина, позднее – лифляндского генерал-губернатора.

О том, как происходила осада крепости, оставили заметки А. В. Макаров и Б. П. Шереметев.

В 24 день [апреля], не дошед до крепости 15 верст, посылал фельдмаршал партию в 2000 пехоты, под командою полковника Нейтарта и Преображенского полка капитана Глебовского, водою для занятия поста, которые против 25 дня в ночь счастливо к городу пришли и на неприятельских драгун в 150 человеках, у самого рва стоящих, напали и, сбив их, у ворот градских 2 человека взяли.

И при том счастливом действии зело смелым сердцем и мужественно на один бастион малыми людьми несколько из той партии взошли, и когда бы другие помогли, то б сей шанец без атаки взят был, но понеже оный командир о том указа не имел, но послан токмо для занятия поста и взятия языков, также и об фортеции не был известен, того ради учинить того не смел. <...>

Сего апреля 25 дня пришли мы до вечера за полчетверта с Преображенским и Семеновским, да с Билсовым, с Пахмеровым, с Гуриковым и с Инглисовым полками, около того валу, который одержала наша посланная партия [Нейтгарта и Глебовского]: хотя и безопасен от пушек, а бомбы будут доставать, только инова места нет, где стать, все болота, лес и кочки. <...>

В нынешний час станем работать против ворот батарею, чрез реку Охту мост. А под мортиры еще не бывали мосты [платформы], также лопаток и кирок мало.

Гаврило Иванович [Головкин] не бывал, с фашинами и с турами Степан Стрекалов не бывал же. Зело место тесно, где Преображенский и Семеновский полки стали.

На другой стороне реки Невы сделана крепостца земляная, и люди в ней есть, и я нынешней ночью пошлю... (Из письма Б. П. Шереметева царю.)

Того же числа в ночи [в ночь с 25 на 26 апреля] генерал инженер Ламберт с командированною пехотою апроши зачал делать в ближнем расстоянии у города, а именно в 30 саженях, которому неприятели из города непрестанною пушечною стрельбою докучали, однако ж без великого вреда...

В 28 день в вечеру Государь, яко капитан бомбардирский, с семью ротами гвардии, в том числе с четырьмя Преображенскими, да с тремя Семеновскими управяся, поехал водою в 60 лодках мимо города для осматривания Невского устья и для занятия оного от прихода неприятельского с моря.

В 29 день господин капитан бомбардирский и при нем бывшие со взморья возвратились в обоз, в которое время в шанцах наши под командою майора Керхина бывшие, увидя огонь в городе, по приказу залп дали... А батареи и кетели в то время были уже готовы, и для того той же ночи на те новые батареи начали ставить пушки и мортиры. <...>

В 30 день [апреля] пополудни, как пушки и мортиры со всем изготовили, тогда фельдмаршал посылал в город к коменданту трубача с увещевательным о сдаче города письмом, который трубач там умедлил часов с 6, того ради послан был барабанщик, чтоб немедленно трубача отпустили.

Потом оный трубач с письмом от коменданта возвратился, в котором за обещание акорда [капитуляции] возблагодарил; а о сдаче крепости отговаривался, что вручена им от короля для обороны и что принуждены оборонять. <...>

Новыми послами в крепость были ядра и бомбы 20 тяжелых пушек и мортир. Стреляли залпами; на каждую пушку приходилось по девяти снарядов, мортиры же работали всю ночь. В начале бомбардирования шведы отвечали нам усиленным огнем с крепостных верков, но вскоре этот огонь стал слабеть, а к утру затих совершенно.

На рассвете 1 мая дан был одновременный залп из всех пушек и мортир осады.

Артиллерия дело сделала. <...>

Мая в 1 день на рассвете в 5 часу неприятель стал бить шамад [барабанный сигнал о готовности к сдаче крепости]. Тогда от наших пушечная стрельба и метание бомб унято. <...>

Мая в 1 день после полудни в 10 часу Преображенский полк введен в город, а Семеновский в контрэскарп [палисады перед стеной]. Артиллерия, амуниция и прочее у них принято, и караул по городу везде наш расставлен, а гарнизону дано было на несколько дней срока для убирания в свой путь...

Во 2 день [мая] за оную полученную над неприятелем победу о взятии той крепости, а наипаче, что желаемая морская пристань получена, учинено было благодарение Господу Богу при троекратной стрельбе из пушек и из ружья.

Потом фельдмаршал шел в город, которого не доходя близ градских ворот комендант той крепости с офицерами встретя, подал ему городовые ключи.

И того же числа вышепомянутый комендант и при нем будучие офицеры и солдаты и прочие жители из города выпущены, и поставлены были у палисадов у Невы реки до указу. <...>

В тот же день по указу царя Ниеншанц переименовали в Шлотбург – Замок-город. А еще 2 мая одержал свою первую победу русский флот. В «Журнале» А. В. Макарова читаем:

Того же дня [2 мая] в вечеру получена ведомость от наших караульщиков о приходе на взморье неприятельских кораблей, и что они, пришед к устью Невскому, учинили в город лозунг о своем приходе двумя выстрелы пушечными (будучи в той надежде, что люди их в городе сидят), и для того по приказу фельдмаршала велено ввечеру и поутру в нашем обозе стрелять из пушек шведский лозунг по дважды, чтоб на тех кораблях не дознаемо было помянутого города взятие; дабы сим их обмануть, и какой над ними поиск учинить, что и удалось; понеже по тому лозунгу прислали с адмиральского их корабля бот, или шлюпку для лоцманов.

Из той шлюпки выходили солдаты и матросы на берег; и наши, которые на карауле укрыты в лесу были, одного из них поймали, а остальные ушли; который сказал, что над той пришедшей эскадрою командует вице-адмирал Нумберс. <...>

Пришли 2 шведские судна, шнава и большой бот, и стали перед устьем на якорь для того, что опоздали и в устье войти не могли.

По которым ведомостям мая в 6 день, капитан от бомбардиров и поручик Меншиков (понеже иных на море знающих никого не было), в 30 лодках от обоих полков гвардии, которые того ж вечера на устье прибыли и скрылись за островом [Овечьим], что лежит против деревни Калинкиной [Кальюлы] к морю.

А 7 числа [мая] пред светом половина лодок поплыла тихою греблею возле Васильевского острова под стеною оного леса и заехали в оный от моря; а другая половина сверху на них пустилась.

Тогда неприятель тотчас стал на парусах и вступил в бой, пробиваясь назад к своей эскадре (также и на море стоящая эскадра стала на парусах же для выручки оных), но узкости ради, глубины не могли скоро отойти... И хотя неприятель жестоко стрелял из пушек по нашим, однако ж наши, несмотря на то, с одной мушкетною стрельбою и гранаты (понеже пушек не было) оные оба судна абордировали и взяли.

А мая 8 о полудни привели в лагерь к фельдмаршалу оные взятые суда, бот адмиралтейский, именованный «Гедан», на оном 10 пушек 3-фунтовых, да шнява «Астрель» («Астрильда» – Ред.), на которой было 14 пушек. (Людей на оных было всех 77 человек.) <...> И те полоненники сказали, что они с теми судами посланы были в город к коменданту с письмами, и те письма найдены в тех судах; и тогда шведы, которые из гарнизона Канецкого вышли и задержаны были у города, увидев те взятые суда, дознались, что для того у нас шведский лозунг, стреляли и их задержали.

Шведскую версию этого боя, с некоторыми любопытными подробностями, изложил английский морской офицер на русскойслужбе Дж. Ден в своей «Истории российского флота в царствование Петра Великого».

Примерно в двух милях от устья реки последние [моряки «Астрильды» и «Гедана»] заметили повсеместное присутствие российских войск и догадались, что городок [Ниеншанц] уже занят. Тем не менее, не предвидя опасности со стороны воды, ибо они знали, что у россиян не было здесь боевых судов, они оставались здесь некоторое время, продолжая наблюдения свои на глазах у неприятеля.

Царь, лично присутствуя при этой браваде, возмутился этим и, посоветовавшись с несколькими из морских офицеров своих, снарядил отряд из отборных и хорошо вооруженных людей и таких, которые хоть сколько-нибудь были знакомы с действиями на море, и, собрав столько лодок, сколько можно было в такое короткое время, отправил их вниз по реке дожидаться шведов у бара – узкого места реки, переполненного отмелями при отсутствии каких-либо знаков или вех, какими могли бы руководствоваться суда для курса; место это было вполне доступным для плавания российских лодок, но неудобно для неприятеля.

Заметив движение лодок вниз по другому рукаву реки, шведы решили отступить и присоединиться к своему флоту, но, лишь только они достигли бара, с наступлением ночи поднялся противный западный ветер, который погнал их по течению. В этот самый момент напали на них россияне, поражая их со всех сторон пулями.

Шведы храбро защищались, нанося вред своими пушками, пока за темнотою ночи и противным ветром, одолеваемая численностью неприятеля, шнява не села на мель. Здесь, после отчаянного сопротивления и потеряв большинство своей команды, судно было сдано, заодно и вельбот, понятно, подвергся такой же участи.

Немедля по взятии судов царь явился на борт и, застав командира судна живым, велел со всяким тщанием ухаживать за его ранами, а по выздоровлении убедил его перейти к нему на службу.

Имя последнего – Карл фон Верден, талантливый человек, с тех пор постепенно получавший повышения по службе и ставший одним из любимых капитанов царя...

Это было самое первое военное судно, которым царь овладел на Балтийском море, и хотя само по себе судно было незначительным, однако, как столь удачно попавшееся ему в руки, он счел взятие такового за доброе предзнаменование, видя в этом случае как бы особое знамение Провидения в пользу морских его предначертаний.

Взятие Ниеншанца означало, что отныне все течение Невы, от истока до устья, оказалось во владении русских. До заложения крепости святых Петра и Павла на Заячьем острове оставалось всего несколько месяцев...

«ПРЕСЛАВНЫЙ ГРАД, ЧТО ПЕТР НАШ ОСНОВАЛ»
Первое столетие Петербурга

Начало Санкт-Петербурга заставляет вспомнить мифологический сюжет о сотворении мира из первозданного Хаоса и устроении Космоса. В данном случае Хаос – пустынная и болотистая дельта Невы и «водная стихия» (Финский залив и Нева с притоками), а царь Петр в этом контексте становится мифологическим героем, подобным древнеиндийским божествам или вавилонскому богу Мардуку, победившим Хаос и создавшим из него Космос.

«Ломая» патриархальное русское общество, Петр одновременно творил новый социум, и этому социуму требовался новый центр притяжения, новая столица, во всем противоположная Москве, с которой у царя вдобавок были связаны не слишком приятные юношеские воспоминания о стрелецком бунте, едва не стоившем ему жизни. Иными словами, Петербург строился не только как «окно в Европу» в стратегически выгодном, пусть и малопригодном для жизни месте, но и как антитеза боярской и косной Москве. (Именно тогда и началось длящееся по сей день противостояние, почти антагонизм двух городов, характерное, впрочем, не только для российской истории; достаточно вспомнить испанские Мадрид и Барселону, польские Варшаву и Краков или, скажем, португальские Лиссабон и Порту.)

По большому счету, Петр лишь заложил город и наметил контуры будущего «блистательного Петербурга». Зримые очертания город начал приобретать уже при преемниках Петра на троне империи, прежде всего при Анне Иоанновне и при Елизавете Петровне; многие и многие достопримечательности, которыми мы восхищаемся сегодня, появились на карте Петербургав царствование Екатерины II, а довершил формирование города – в значительной степени, хотя и не до конца – ее внук Александр I. Как раз в правление Александра Санкт-Петербург стал подлинно имперским городом и вступил в новый этап своей истории.