Текст книги "Убить Голиафа"

Шахматы

Вечером за ужином дома также собрались гости. Правда, это уже были близкие родственники и самые лучшие друзья Анны Андреевны. Случайных людей здесь не было и быть не могло. Виктор лично составил списки приглашённых, предварительно оговорив со мной каждую кандидатуру. Почти всех я сегодня уже видел на прощальной церемонии.

За ужином много говорилось об умершей: светлая ей память. Я наблюдал за произносившими речи. Естественно, слова были самые добрые, какие только могут быть на свете. Кто-то произносил их, как по бумажке читал, стараясь выдавить из себя подобие слезы. У кого-то слёзы текли сами и не давали словам литься, как полноводной реке. Такая речь была отчасти сумбурной, но очень чувственной и, возможно, искренней. Впрочем, об Анне Андреевне, как о человеке, трудно было сказать что-либо плохое. Другое дело: она была матерью олигарха, и, произнося душещипательные слова, каждый знал, чья она мать, и именно это накладывало отпечаток на речи и их искренность.

Я понял, что большинство приближённых к семье людей говорят вроде бы хорошие слова и вроде бы искренне, но большой любви в них нет. Где-то признательность и уважение, где-то благодарность и искренняя скорбь, где-то соблюдение приличий, а где-то – страх и даже зависть. Впрочем, зависть – это понятно. А вот страх! Да, я почувствовал, что кое-кто испытывает банальный страх. Чего они боятся? Что же творится в стране и в мире? С этим предстоит разобраться.

Множество противоречивых чувств бурлили в людях. Но одного чувства я не почувствовал ни в тех, кто говорил, ни в тех, кто сидел за столом: никто не радовался её смерти.

Свободный от памяти эмоций, которые испытывал в жизни и которые, скорее всего, накладывали отпечаток на моё мнение о людях раньше, сейчас я формировал новое мнение, писал его с чистого листа. И не все те, кто считается близкими, останутся ими в дальнейшем.

Когда бокал за помин души подняла тётя Зина, я увидел настоящую скорбь. Здесь сомнений не было: именно так выглядит это чувство. Да и не сказала она почти ничего – сил не было, скорбь отняла их у неё. Всего лишь: «Пусть земля Анечке будет пухом!» Пусть будет!

Во время ужина я поймал на себе пронзительный взгляд Ивана и понял, что он наблюдает за мной. Что-то заподозрил? Я знаю, что он не приезжал на похороны брата. Были какие-то важные дела в Швейцарии. Виктор же рассказал, что Иван слишком хорошо нас с братом знает, и от него будет трудно скрыть потерю памяти.

Во время ужина я объявил, что сегодня утром президент сделал мне предложение, от которого не отказываются, и завтра на рассвете я лечу в Китай в составе делегации бизнесменов, сопровождающих президента в его поездке на высшем уровне. Планируется заключение множества контрактов, китайцы выказали заинтересованность в добыче редкоземельных металлов, готовы инвестировать миллионы долларов. Нельзя упускать такую возможность.

Крис Стоун, который сидел за столом вместе со своей дочерью, не удивился. Он, как и предсказывал Виктор, уже был в курсе. Когда я предложил перенести заключение договора, он сказал, естественно по-английски (Крис не знает русский), что он останется в Москве ещё на три дня и дождётся меня. Тогда мы и обсудим все наши дела, как финансовые, так и личные, ведь в повестке дня не только подписание договора, наши дети собираются вступить в брак. В свете всех происшедших за последнее время событий, этот вопрос требует детального обсуждения, ведь свадьба планируется уже через три месяца. Одно дело – смерть дяди, хотя и это существенно, другое – бабушки и дяди.

Я согласился, что нам есть, о чём поговорить, и кивком дал понять, что меня такой расклад устраивает. Два дня – не две недели, но они есть, за это время многое может измениться. Однако я понял, что Крис ожидал такого поворота событий и предусмотрел возможность задержки в Москве. Я уже знал, что у людей нашего с ним уровня не бывает случайных изменений планов, все дни расписаны по часам и минутам. Вот и сейчас, он побыл с нами всего лишь час, и отправился на встречу в английское посольство. У нас не получилось поговорить с глазу на глаз, чему я был даже рад.

Не удивился и Виктор, когда услышал, что Крис Стоун в курсе моей завтрашней поездки. Да и Семён уже, по-видимому, пошушукался с Лиз.

Постепенно гости покидали дом. Кое-кто ещё оставался в зале, когда тётя Зина пошла в комнаты Анны Андреевны, её сопровождала Лена. Иван, прихватил бокал вина и удалился в смежную с обеденным залом комнату. Я проследил за ним взглядом и, обмолвившись парой слов с Семёном и Лиз, которые собирались прогуляться по парку, последовал за ним.

Иван сидел в кресле с бокалом вина в руке, но не пил. Я сел в кресло напротив.

– Что здесь происходит? – спросил он, и я понял, что что-то не так, и он это чувствует, видит, знает. И сразу же об этом его и спросил:

– Что-то не так?

– Всё не так, – резко брякнул он, – пойдём прогуляемся.

Также резко он встал, поставив бокал с вином на столик рядом с креслом. Иван тоже знает о глазах и ушах повсюду – догадался я.

Мы вышли на улицу и отправились к реке. Вечер был замечательный, слегка прохладный. Солнце готовилось сесть, недавно прошёл небольшой дождик, который не сумел промочить землю, но зато воздух стал кристально чистым и свежим. Мы молча шли сквозь парк. Джон и Сергей последовали было за нами, как обычно. Но я велел им увеличить дистанцию, заявив, что хочу поговорить с Иваном с глазу на глаз.

Иван молчал, мне не хотелось начинать разговор первому. Я ожидал, что за нами пойдёт Виктор, который видел, как мы отправились гулять, но этого не случилось.

Наконец Иван заговорил:

– Дмитрий, что за маскарад?

Это было неожиданно. Я ждал всего, чего угодно, но не того, чтобы Иван с ходу узнал меня.

– Как ты догадался? Даже мама не сразу поняла, а когда поняла – её не стало.

– Вот как? Значит, её смерть – не случайность?

– Думаю, да.

Возникла пауза. Иван не ответил, по каким признакам он узнал меня.

– Как ты думаешь, Виктор знает, что я не Олег? – спросил я.

– Вообще-то, это его профессия – всё знать. Что случилось?

Иван хотел знать всё и сразу. И я, не таясь, всё ему рассказал. Я чувствовал, что он один из тех, кто искренне жалел Анну Андреевну, да и она завещала верить ему.

Я рассказал, как очнулся без памяти Олегом, как мама вскрикнула, когда поняла, что я Дмитрий и поведала мне, что произошло. Я рассказал о карте памяти и подозрениях Анны Андреевны по поводу смерти отца, о меморандуме, о договоре, который может навсегда поссорить меня с Кремлём.

Иван молча слушал. Когда я закончил, молчание ещё пару минут висело в воздухе. Наконец, он выдохнул:

– Ты понимаешь, что всё это – дело спецслужб? И память ты потерял не случайно? Не от падения.

– Догадался. Занимаюсь с одним академиком, специалистом по памяти, – никакого результата. Однажды попросил его рассказать мне всё, что известно о памяти и когда её теряют. Простодушный доктор много чего мне порассказал, в том числе, о том, что есть препараты, которые поражают структуры мозга, отвечающие за память. И это практически навсегда. Антидота нет.

– Я тоже так думаю. Но зачем? Чтобы подписал контракт?

– Нет. Олег действовал бы так, как я действую сейчас. Старался бы максимально потянуть время, чтобы разобраться и понять, что к чему. Это же очевидно, что Кремль сделает всё, чтобы я его не подписывал. Крис – не дурак, знает, что подписание договора – под большим вопросом. У меня вообще сложилось впечатление, что этот договор – бутафория какая-то, для отвода глаз. Есть что-то ещё.

– Да, есть, – подтвердил мою догадку Иван, – Олег из Лондона рванул ко мне в Женеву перед своим возвращением в Москву. Он рассказал мне о меморандуме. Говорил, что не верить – оснований нет. Источник – Крис Стоун, а его источник – английское правительство и Ми-6. И поверить невозможно, не те люди в Кремле, чтобы подписать смертный приговор стране. Хотя поговаривают, что президент чуть ли не сумасшедший. Власть сильно меняет людей. Но Олег всегда доверял президенту и уважал его.

– Сегодня он звонил, соболезнования высказывал, – решил рассказать я, – дважды приезжал навестить меня, один раз даже поговорили. Впечатление сумасшедшего не производит точно. Немного подавлен, это есть. Но он справляется с нагрузками. Никаких «кузькиных матерей» я от него не слышал. Наоборот, очень рассудителен и прост в общении. Наверное, как всегда. Я не помню, каким он был. Да, может быть, и не знал: я же не Олег.

– Знал. Олег иногда брал тебя на высокопоставленные тусовки, особенно спортивные.

– Сегодня ко мне подходил Сергей Ярыгин, – перевёл я разговор в другое русло, – он спросил о меморандуме. Я ответил, как мог уклончиво, чтобы для тех, кто знает, что я потерял память, было ясно, что я ничего не знаю, а выкручиваюсь, в то же время для Ярыгина ответ прозвучал неоднозначно. Он сказал, что передаст «нашим». Кого он имел в виду?

Иван ответил не сразу, как будто обдумывая, что мне сказать.

– Ярыгин – банкир. Банкиров и имеет в виду. Тебе разве ещё не объяснили, что в стране – двоевластие. Одна власть – это банки и деньги, хозяева – не здесь. Другая – сила, засевшая в Кремле, которая пытается проводить свою политику. Иногда удачно, иногда – не очень. Потому что любая сила также нуждается в деньгах. Произошло такое сплетение денег и силы, что теперь трудно понять, кто какому богу служит. Сейчас Запад активизировался, чтобы деньги перевесили силу, подчинили её себе. Ну, а для тех последних, кто, как и Олег, верил в силу, хотя и денег не чурался, меморандум – это существенный фактор убеждения. Согласись.

Я согласился. Если Олег после того, как его увидел, дал поспешное согласие на договор, – это очень существенный фактор убеждения.

– Может быть, мне стоит рассказать всё президенту или премьеру? – предложил я, ведь как-никак я не Олег.

– Не стоит пока. Рано. Нужно понять, с какой целью создана эта комбинация, и кто за этим стоит.

– Да, – согласился я, понимая, что являюсь всего лишь фигурой на шахматной доске, пусть даже конём или ферзём, а не пешкой, всё равно – фигурой. И кто-то играет мной, делая свои ходы в шахматной партии. А кто-то – король и королева. Но кто? И какого цвета королю и королеве служу я?

– Когда уезжаете? – спросил я, понимая, что Иван с тётей Зиной не может позволить себе остаться в Москве надолго, хотя мне бы очень хотелось, что здесь меня ждал из Китая действительно близкий мне человек.

Иван как будто прочитал мои желания и сказал:

– Останемся на пару недель. Ведь впереди девять дней со дня смерти Анны Андреевны и сорок – твои.

Я понял чёрный юмор. Действительно, всего через несколько дней будут опять поминки – сорок дней со дня смерти Олега, а для всех – меня, и моей семьи, о существовании которой я знаю, но ничего не помню. И это хорошо, очень хорошо. Потому что раздавленный горем человек вряд ли сможет соображать, а мне именно это сейчас и необходимо.

– Спасибо, – я с благодарностью пожал ему руку, – для меня это очень важно. Ни с кем не могу говорить начистоту. Даже просто говорить не могу – вокруг всё прослушивается и просматривается. Надеюсь, здесь чисто, хотя не факт. В дальнейшем узнаем, когда последует очередной сюрприз.

– Не последует, – сказал Иван и показал мне глушилку, – даже если нас здесь прослушивают, никто ничего не услышит.

– Хорошо, – согласился я.

– Как ты думаешь, кто за всем этим стоит? – спросил я.

– Не Кремль. Это я знаю точно.

– Виктор сказал, что прослушивает его ведомство.

– Да, я знаю, Олег говорил, что его колпак, как кочан капусты: каждый лист – это спецслужба. И этих спецслужб, как минимум, три – ФСБ, ЦРУ, МИ-6. А ещё существуют транснациональные корпорации, и у них тоже свои спецслужбы. Потому и глушат только в исключительных случаях. Лучше пусть слушают, всё равно кто-нибудь исхитрится в самый неподходящий момент подловить. Правильнее всегда быть мобилизованным и внимательным к тому, что говоришь.

– Почему ты уверен, что не Кремль? – заинтересовался я уверенностью Ивана.

– Я же на Женевском озере сейчас обитаю. А там постоянно наши с ненашими дела решают. Мне намекнули, что скоро в Москве планируется смена власти. Они её ждут уже который год. Всё никак не дождутся. Но сейчас ситуация изменилась, многие бизнесмены отвернулись от президента или готовы это сделать сразу, как только чаша весов начнёт склоняться в другую сторону. Они ведь, как рыба, на крючке: в какую сторону рыбак удочку потянет, в такую сторону она и плывёт. Пока рыбак – президент, плывёт за ним. А если рыбака поменяют?

– Поплывёт, куда потянут, – закончил я за Ивана мысль.

– Точно. И ничего с этим не поделаешь. Мы ведь с тобой тоже своими миллиардами и компаниями связаны. Разве это бросишь? Крючок нам по наследству от Петра Алексеевича достался.

Иван был абсолютно прав. В возникшей тишине мы услышали звуки приближающихся шагов. Человек как будто специально старался идти погромче, чтобы мы заранее узнали о его приближении. Когда он подошёл к нам, это оказался Виктор.

– Не помешаю? – спросил он. Но вместо ответа я сразу же перешёл к интересующим меня вопросам.

– Кто такой Андрюша? – вспомнил я сегодняшнего толстяка в очках и его вопрос «жизни и смерти».

– Твой частный сыщик.

Виктор понял или знал, что Иван знает о моей потере памяти и ответил по существу. Его ответ удивил меня. Зачем Олегу частный сыск, когда у него есть своя служба безопасности и всё ФСБ в лице Виктора. Не удивился Иван.

– Птичник что ли? – спросил он, усмехаясь.

– Да, Птичник, – спокойно ответил Виктор.

– Птичник – это фамилия? – решил уточнить я.

– Да. Фамилия. Впрочем, она ему очень подходит. Новости кому надо в своём клювике разносит. Для того ты его и держишь, чтобы он дезинформировал кого надо и когда надо.

Я рассказал о разыскиваемой Птичником женщине, догадываясь, что Виктор наверняка знает, о чём мы с ним говорили. Он тут же кивнув в знак того, что понял, о ком речь, и начал говорить:

– Алла Сергеевна Невинная с мая 1996 года по день смерти твоего отца работала и жила в вашем доме, не в этом, а в том – прежнем, на Рублёвке. Она выполняла функции личного секретаря Петра Алексеевича. В день смерти Петра Алексеевича она уволилась и покинула дом. Именно я сказал ей, что больше в её услугах не нуждаются. Она тут же собралась и уехала. Девяносто восьмой – сложный для экономики год. Но не только для экономики. Наше ведомство тоже переживало не лучшие времена. Возможно, мы тогда что-то проглядели, не перепроверили её. Ведь она пришла в дом твоего отца по очень серьёзной рекомендации. Во всяком случае, теперь, когда она неожиданно попалась на глаза Анне Андреевне и явно хотела ей что-то передать (в руке у неё был свёрток), мы заинтересовались ею. И даже нашли. В морге спустя два дня. Её сбила машина на загородном шоссе, по-видимому, в тот же день, когда её увидела Анна Андреевна. Свидетелей происшествия не нашли, сбившую её машину – тоже. Никакого свёртка при погибшей не было.

– Почему я дал такое странное поручение Андрюше? – спросил я, не понимая, если Виктор в курсе, зачем озадачивать другого, тем более частного сыщика, разве что только для того, чтобы оправдать его зарплату.

Виктор полуулыбнулся:

– Андрюша – гений сыска. Не смотри на его не самый респектабельный вид. Он – суперсыщик, бывший опер, проработавший много лет на Петровке, полковник милиции в отставке. Да и как человек – приличный, бывший афганец. Контору с твоего позволения и на твои деньги сделал настоящую, собрал высококлассных оперов и бойцов. Знает всех и вся. Болтлив – да, но в меру. Доложит кому надо, особенно, если ему указать, – кому. Вот и сегодня устроил сцену с привлечением внимания окружающих. Думаешь, просто так? Нет. Андрюша никогда ничего просто так не делает. Ему нужно было привлечь к себе и к тебе внимание. Это удалось.

– Зачем? – удивился я. Вниманием моё семейство, включая меня, сегодня обделено не было.

– Затем, чтобы его соратник Геннадий Соколов, который тоже классный опер, кое-что кое-кому передал, незаметно для других и даже для камер.

С этими словами он достал из нагрудного кармана пиджака флэшку. Вот здесь реальная информация, а не то, что он тебе говорил.

– Ты смотрел, что там? – спросил я.

– Да. Весьма интересная информация. Даже мы не смогли такого нарыть.

Виктор достал из кармана пиджака смартфон и вставил флэшку. На ней был всего лишь один документ – отчёт Андрюши о проделанной работе. Пока мы с Иваном склонились над смартфоном, Виктор пошёл в дом, я же, чем больше читал, тем больше проникался уважением к сыщику. Он не Андрюша, он Андрей Павлович Птичник, полковник милиции (ныне полиции) в отставке, сыщик с большой буквы.

Алла Сергеевна Невинная оказалась вовсе и не такой уж невинной. Настоящее её имя Караулова Нина Сергеевна. Вот только отчество и совпало. 1960 года рождения, родилась и выросла в городе Павлодаре в детском доме. Когда Союз распался, переехала из Казахстана в Москву. Здесь стала любовницей Обужского – авторитета в девяностые. Именно он и порекомендовал Петру Алексеевичу свою зазнобу, предварительно сменив ей имя. Почему рекомендации Обужского оказались важными для Петра Алексеевича? Во-первых, Обужский был уважаемым авторитетом, ещё в начале девяностых лёг под крышу ФСБ, обеспечив, таким образом, своей группировке процветание и защиту. Во-вторых… и вот тут началось самое интересное. Обужский – сам не дурак, и пробил Нину Сергеевну по полной. Докопался он и до её родителей, которых она никогда не знала, и сведений о которых у неё не было. Собственно, поиски родителей и привели Обужского к Петру Алексеевичу – генералу ГРУ в отставке. Точнее, сначала к его подчинённым. Нина оказалась дочерью разведчика, который в начале шестидесятых провалился в Штатах и стал предателем. Жену посадили, через год в лагере она повесилась. Или её повесили. Неизвестно. Дочка в возрасте двух лет попала в детский дом. Когда Пётр Алексеевич раскопал эту информацию, он не стал делиться ею с Обужским, которого вскоре застрелили конкуренты. Зато предложил Нине Сергеевне помогать ему с бумагами и стать его личным секретарём. Он взял её под свою защиту, потому что провалившегося разведчика знал. И ещё он знал, что в шестидесятые была проведена операция, в результате которой отец Нины Сергеевны был сдан ЦРУ умышленно с тем, чтобы передать этому ведомству ложную информацию. Это была операция по дезинформации противника. Тогда, когда холодная война была не просто в самом разгаре, а вот-вот грозила перейти в настоящую, горячую, на Кубе неожиданно для американцев появились наши ракеты. Это был и шах, и мат. Нам удалось провести противника. Постепенно Карибский кризис был урегулирован. Но война есть война: холодная или горячая. И на ней всегда есть потери.

Возможно, Пётр Алексеевич хотел загладить вину своего ведомства перед Ниной Сергеевной. Потому и взял молодую женщину под свою опеку. Когда он умер, никто даже подумать не мог, что она может быть причастна к его смерти. Но прошли годы. Она засветилась в нескольких операциях ЦРУ. Стало ясно, что она шпионка, завербованная ещё в восьмидесятые. Агентам из ЦРУ было не сложно её завербовать, достаточно было рассказать о том, что ГРУ сделало с её родителями.

И теперь, оглядываясь назад, можно предположить, что Караулова не только шпионила за российским олигархом, который был вхож в самые высокие эшелоны власти. Есть основания считать, что она приложила руку к его смерти. В день, когда он умер, ему был сделан укол витаминов для позвоночника, который начал его беспокоить, особенно, перед сменой погоды. И хотя инъекцию выполнила медицинская сестра, возможно, была осуществлена подмена лекарственного препарата, что и явилось причиной обширного инфаркта миокарда. Когда у Петра Алексеевича прихватило сердце, его уже не успели спасти. Он умер быстро. Вскрытие ничего, кроме инфаркта не выявило, но перед судмедэкспертами и не была поставлена конкретная задача, что искать. Обычная токсикология также ничего не дала.

Что было в свёртке, который, по-видимому, Караулова хотела передать Анне Андреевне, неизвестно.

Когда мы закончили читать, я спросил Ивана:

– Что ты думаешь о подозрениях Анны Андреевны по поводу Виктора?

Я опять назван Анну Андреевну по имени отчеству.

– Я с ней согласен, – ответил он и после небольшой паузы добавил:

– В какой-то степени.

Я не понял, о какой степени доверия он говорит и спросил:

– Что ты имеешь в виду?

– Он действительно спит с Леной. Не только раньше, но и теперь. Они уже лет пятнадцать – любовники. У неё к нему чувство. Это очевидно. Олег очень переживал по этому поводу, но сделать ничего не мог. Просто заменил Лену смазливыми малолетками с конкурсов красоты да с обложек журналов. Есть ли у Виктора к ней чувство? Может быть, и есть. Олег неоднократно говорил с ним на эту тему: Виктор клялся, что любит его жену, жалеет и тоже ничего сделать не может, потому что их связь – это целиком её инициатива. Так ей легче переносить прессинг положения жены олигарха.

– Ну и ну! – недоверчиво покачал головой я. Слова Виктора, что смерть Олега выгодна даже ему: «Никакой личной жизни», – теперь обрели новый смысл.

– Шведская семья получается? – то ли спросил, то ли утверждал я, раздумывая над услышанным.

– Не совсем, – продолжил Иван, – Олег перестал спать с Леной. И много лет между ними не было никаких отношений. Виктор же продолжил, правда, видятся они редко. Виктор же всегда при Олеге, а Олег не часто бывает, т.е. бывал, в Лондоне, Лена же – редкий гость в Москве. Насколько я знаю, Олег дал добро на эту связь. Мне тоже было трудно его понять. Но он действительно очень боялся потерять этих двух людей, которых, по-моему, любил всю свою жизнь взрослую жизнь. Виктор, единственный после нас с тобой, кому он доверял безоговорочно.

– А вот мама считает его причастным к смерти отца, – вставил я.

– Мы только что познакомились с другой версией, хотя она не исключает первую. Не думаю, что Виктор до такой степени циничен. Впрочем, профессия накладывает свой отпечаток на человека.

Мы поднялись и направились в дом. Иван сказал, что пора собираться домой. У них с тётей Зиной на Рублёвке есть дом, в котором он всегда останавливается, когда приезжает в Москву.

– Я бы хотел, чтобы вы с тётей Зиной пожили у нас, когда вернусь, – обратился я к нему. – Мне многое не понятно. Если ты будешь рядом, возможно, это поможет.

– Хорошо, – согласился Иван, – когда ты вернёшься, я буду здесь.