Текст книги "Булавка. Повесть"

Руслан и Людмила с графином

– Что случилось-то? – спрашивает Лика Риту. На обед борщ и картофельная запеканка.

– Людка ударила Руслана графином, разбила голову. Вот ведь, любовь-то что делает. Африканские страсти, – отвечает Рита и начинает тараторить, понизив голос, – в общем, вот что я успела разузнать: Людка с Русланом бухали. Потом он начал, как это ни странно, звучит, до неё домогаться. Она ударила его три раза по голове графином.

– Три раза, – ахает какая-то новенькая из арт-группы, – он жив?

Лика поясняет:

– Да, я видела его после. Ходит. Руслан – это наш звукарь, ну и как бы муж директора круиза. Руслан с Людмилой жили вместе до начала навигации, а потом… что-то пошло не так.

Лика продолжает холодно, как судья, выносящий приговор:

– Если ты бухаешь в закрытом помещении с бывшим, то пьяный мужик будет домогаться. Вполне себе прогнозируемое развитие. Зачем пить-то с ним стала?

– Ты чего зеваешь? – встревает Артём, садясь за стол. Певец и ведущий вечерних программ. Когда он смотрит на Лику, иногда кажется – захлебнётся слюной.

– Да, бессонница замучила. Спать хочу, но не усну, – Лика машет безнадёжно рукой.

– Марго, запри её в каюте. Делать будет нечего, уснёт, – Артём уплетает борщ и читает в телефоне программу вечернего выступления.

– Какой там делать нечего? А писать, а читать, а рисовать? – Лика посмеивается.

– Я всё с собой унесу, – категорично поддерживает Артёма Рита.

– Так главное мысли в голове крутятся, их не унесёшь, если только вырубить меня…

– Только графином не надо, – просит она настолько искренне, что все не могут удержаться от смеха.

В кают-компанию входит Людка.

– Неее, на это у нас есть профессионалы, – фыркает Рита.

Но и Люда, и графины перестают её интересовать, как только в кают-компанию из кубрика поднимается Илья. Стоит только посмотреть на него, как мозг отключается, и крыша медленно едет… Он такой….

– А это кто? – спрашивает новенькая, кивая на Илью.

Маргарита приходит в себя и мечтательно произносит:

– Илья.

– Ну, он кто? – уточняет Даша.

– Матрос, – удивляет ответом Марго.

Та вздыхает, мол, «всего лишь, матрос»:

– А тут нормальные мужчины есть? Ну в смысле, чтобы и статус, и не…

– Не как кэп? – смеётся Лика, – ну вот вчера турист подарил книгу про Саратов. Тяжелая фотокнига «Немецкий тракт».

– Зачем вам книга? Да ещё и тяжелая? – усмехается артистка, отпивает чай.

– Ну там, по голове кого стукнуть, – острит Марго, – вот у Людмилы книги не было, а так бы она хресьнула по мордам Руслана, чтобы руки не распускал. И графин бы не понадобился.

– Турист-то этот через пару часов ещё принес мороженое, – продолжает Лика.

– Мороженое, говорю, спасибо было вкусное.

А он:

– А раз мороженое понравилось, может кофе вечером в баре выпьем?

Ну вот, – подводит она итог, – пригласили меня на свидание.

– Культурно ухаживает. Приятно, – говорит артистка, – ну, может, и на нашей улице будет праздник? Хоть симпатичный?

– Да, ничего вроде, по разговору понятно будет.

На борту

Продажа экскурсий закончилась, народ рассосался. Лика выставила на витрину новую брошку. Приходит Георгий, то есть Жорик. Вваливается за стойку и бух на стул.

– Моё место, – произносит Лика с интонацией: «фу, брось».

– Ну да, – отвечает наглый мальчишка, по-хозяйски, развалясь на стуле.

«Вот зараза, – думает Лика, – подставляет меня, здесь же камеры».

Просить его бесполезно, балуется ребёнок, расшалился. Он считает, что Лика держит себя в рамках, типа он такой спасатель, «расширяет» слишком серьёзную взрослую тётю.

– Выйди, иначе я с тобой… – Лика задумывается, – 3 дня разговаривать не буду!

Жорка почти вылетает из-за стойки. Лика смотрит удивлённо. Вот, что делает точная выверенность сроков – такого мгновенного эффекта она не ожидала.

Лика садится к компу на пару минут. Отчёт за день сформирован, можно идти. Лика возвращается со смены через борт, Жорик рядом. Остановилась.

– Ну сделай уже, – говорит Лика, – мне массаж, будь человеком.

Начал мять спину.

– Это что, – возмущается Лика, – демоверсия?

– А что не так?

– Чего так слабенько?

Жорик проминает ей с усилием шею, плечи. Как только она прикрывает от удовольствия глаза, видно, что начала кайфовать, останавливается.

– Остальное – платно, – говорит. Морда довольная.

– Зараза ты, Жорик.

– Меня мама всегда так называет.

– Интуитивный маркетолог, – бросает Лика.

– Это ты похвалила или как?

– Ну с точки зрения личных отношений, редиска ты, а если с профессиональной, то это комплимент.

– И обосрала, и пригладила?

– Ага, профессиональная деформация.

Она замолчала.

Жорка не умеет держать паузы. Срывается с места и убегает со словами:

– Не буду мешать.

Лика идёт к кубрику.

***

«Руки Жорка разбудили чувственность. Почти невинные прикосновения к плечам, спине, голове. Сумрак вечера. Воздух, пропитанный влагой.

Ощущение, что происходящее, близко к непристойности. Невинное в сумерках и под наблюдением камер – вот что плетёт видимую ткань этого ощущения. Но главное рождалось внутри. Словно кипятильник, опущенный в стакан с водой нагревает сначала ту часть влаги, что обнимает его, каждое прикосновение молодого парня и удовлетворяло, и распаляло желание.

Мне хотелось, чтобы малыш решился на нечто большее – обнял или прижался. Тогда я могла бы его оттолкнуть. Но он не решался. Или играл со мной. То, что у него есть опыт – очевидно. Дружба – хорошая ширма, чтобы перейти к невинным «дружеским» прикосновениям.

Он поднял флаг дружбы, когда наткнулся на требование жесткой дистанции. Прошло время, теперь я позволяла даже массировать плечи. Потому что знала, чужой флаг сможно спокойно использовать и как защитный плащ от посягательств на большее.

Я испытывала особое удовольствие от того, что контролировала ситуацию. Общаясь с мужчиной, у которого опыт заведомо меньше, и в которого не влюблена, степень своего влечения дозировать просто. Это как медленно есть пирожное, наслаждаясь каждым кусочком».

Аня теперь каждый день переходит по ссылке с тем нетерпением, с которым влюблённые девушки, заглядывают в соцсети, ожидая сообщения от парня. На этот раз Аня с удивлением обнаружила, что читает не с только с любопытством, но и с долей ревности.

«Мне всё больше нравится Илья. Та пора молодости, когда тело красиво, разум не изъеден червяками цинизма. Впереди вся жизнь.

Но привлекло моё внимание не только это:

Несколько раз я видела кают-компании парня в очках и думала: «А это кто?»

Илья понравился тем, как он держался, когда капитан сказал: «А Илье придётся остаться». Ни капли недовольства или унылой покорности. Спокойное подчинение приказу. Следующая вахта выпадала на крайне бестолкового и неловкого матроса, а предстояла швартовка в 4.15 утра.

Илья открыто и искренне хохотал над пошлыми капитанскими шуточками. Тот подтрунивал надо мной, над своими детьми, над рулевым. За эти пять минут я разглядела, что парень симпатичный, эмоциональный и смелый.

А ещё мы с ним поболтали, как спустились из рубки. Он сразу за работу – натирал до блеска дверную раму в главном пролёте. Движения ловкие, красивые.

В это же утро разговорились и в кают-компании. Он не убегал просто, когда его вызывали, а говорил сначала: «Извините, мне пора». Эта подчёркнутая вежливость подкупала.

И вот, сижу в кают– компании, приходит тот самый «а кто этот в очках» и до меня доходит, что это Илья и есть.

– Я в очках тебя не узнала. Ты похож на профессорского сына, – сказала я ему, встретив после в пролёте.

– Спасибо. А как лучше?

– И так, и так хорошо, – искренне ответила я.

Через несколько дней до меня дошло, что этим он напоминает мне боцмана. Боцман на швартовке (ловкий и спорый) и боцман (в очках и за книжкой) – два абсолютно разных образа. И оба казались мне интересными. Только со вторым я не успела толком познакомиться.

И как я надеялась, что это мне ещё предстоит».

Что за боцман? Точно не с их теплохода. Тот книжек не читает. И вообще – Илья Лике нравится?! Пусть своим капитаном занимается, раз хочет его, а молодых оставит молодым! Илья спасал Аню от пауков. И не ржал над её страхом. Рядом с ним так спокойно.

Морской волк

Роман Звонарёв работал на флоте, сколько себя помнил. И сколько бы он ни работал на суше – конечно, приходилось временами становиться сухопутным волком ради семьи, – его всегда тянуло в море. Ну, хотя бы, на реку.

Но уж больно не любил он перемещаться с теплохода на теплоход – только сделаешь под себя идеальную каюту, как поссоришься с каким-нибудь придурком-начальником. Хорошо, что капитанов он знал многих, и перейти на другой теплоход всегда можно.

В прошлом году он вслед за другом перешёл на «Спящую красавицу».

Здесь не было уж прям строгого учёта, но хозяин – жадный. На фоне низких зарплат и контроля, с теплохода тащили. Ресторан регулярно тащил всё, что можно сохранить до зимы – коробками выносили подсолнечное масло, ведрами майонез, мешками – картофель и капусту.

Боцман Звонарёв тоже мог, но не тащил. Некуда было. Жена переехала в город покрупнее и не очень-то приглашала его присоединиться. Так что жизнь свою Роман Васильевич обустраивал прямо тут в отдельной каюте на главной палубе.

На ноутбуке пересмотренная на сто раз коллекция фильмов и игра в пасьянс, в блокноте старые стихи, за шторкой початая бутылочка и рюмка. Если пить понемногу, то работе не мешает. А даже наоборот. Трезвый он слишком требовательный, матросы на него обижаются. А градус всегда добавлял хорошего настроения и немного снижал строгость и критичность.

Когда-то боцман мог стать капитаном. Но он заехал по башке табуреткой мужику, которого застал на своей кухне в трусах. А тот, сволочь, взял, да и откинулся в больничке.

– Васильич? – в дверь вломились без стука, – там бабка опять себя в душе захлопнула. Сходи, девчонки с ресеншена просят.

– Ну блин, сколько раз говорит, после обеда один час меня нет, сплю я, – проворчал боцман, вставая с дивана.

Звонарёв не молод. Он чувствовал, как сила убывала. Это пугало и заставляло пить всё чаще. В надежде, что до момента, когда он не сможет с одного удара левой уложить противника, ему не дожить.

Боцман объездил весь земной шар, но толком нигде не был. Чужие города немного пугали. До ближайшего магазина за сигаретами он выходил почти в каждом городе, если у капитанов не было срочных поручений на время стоянки. Женщин в каждом порту не было, а зато были подруги почти на каждом речном теплоходе.

Молодые из комсостава пялились на его погоны, если приходилось надевать форму. «У вас что морские?» – восхищённо выдыхали они, а боцман лишь прятал довольную улыбку в бороде.

Боцман надел спецовку, взял телефон. Тот чирикнул, извещая о сообщении в Телеграм. «Телегу» – как смешно называла это молодёжь, поставил он в прошлом году из-за одного человечка. И пользовался очень редко последние полгода.

Звонарёв пошёл спасать старушку из туалета, вспоминая, как в хорошие времена по нему сверяли силу шторма на море: «Боцман спит? Ну значит, всё в порядке».

Я для этого не подхожу

«Купила безалкогольный коктейль. Он стоит прохладный в холодильнике, ждёт. О чём думают коктейли-нулёвки, мне неведомо. Но те, для кого они притащены, всяко о них иногда думают, предвкушая удовольствие. И я предвкушала. Особенно, когда соседка сказала, что меня ждёт ещё копчёный сом на шпажке.

Вдруг поняла, что выпить и поесть одной мне категорически не хочется. Вернее, хочется сделать это в определённой компании.

Иду я руки мыть, а «компания» навстречу спускается. Я стушевалась и промолчала. Может, надо было сразу за руку брать, да в каюту тащить? Потом походила вокруг него, да решилась.

– Мне, – говорю, – срочно нужен собутыльник.

– Не понял.

– Ну Ритка на работе, а у меня безалкогольный коктейль и сом копчёный, компания нужна.

– Подождите, я не понимаю, на солнце перегрелся, – отвечает моя «некомпания», а я как дура, повторяю и повторяю, наивно веря, что он, правда, не понял. А он ведь просто своим ушам не верит и время тянет.

– Нет, я для этого не подхожу. Ничего такого не хочу, полежать бы. Вот, плечи у меня не обгорели?

– Красные немного, – отвечаю. Чувствую себя дурой. Сижу пару минут, он прячется в телефон. Про плечи и их красоту я молчу, слава богу.

Иду в каюту, вижу в пролёте один за другим проходят системный, старпом. Вот уж кто с радостью составил бы мне компанию. А я не хочу с ними.

В каюте Ритка сома ест. Ура! Вот и компания! Я открываю свою «Эссу». Болтаем, лопаем. Она убегает на работу.

Жорка заглядывает:

– Я пришёл за шоколадкой.

– Нет.

– Мне Ритка тебя сдала, есть.

– Ну я целую не дам, я жадная. Половинку. Налить?

– Ну хоть и безалкогольный…

– Ну да, у тебя рабочий день ещё не закончен.

Я заглядываю в сумку– холодильник в поисках шоколадки, замечаю сок, хочу быть вежливой и не пить же одной.

– Сока налить?

– Да.

– Вот кружка, наливай сам, – вежливой быть не вышло.

Жорка хохочет:

– Ну да, ты ж ленивец.

– Ладно, налью сама.

– Это ж надо, саму себя словами подставить!

И как всё это выглядело в глазах «некомпании»? Я-то имела ввиду «Ритка занята, а так бы я и с ней посидела», а он что подумал? «Хата свободна…» Бог ты мой! Анекдот получился. Типа я его клеила! Чёрт, провалиться».

Аня испытала смешанные чувства. Ржач. Но одновременно, хотелось пойти и объяснить Илье, что он не так понял Лику. Спохватилась, осознавая, что обладает информацией, которую никак не может использовать.

Да и зачем? Илья нравился ей самой. Пусть он плохо о Лике думает, ей-то что?!

Ширма

Свидание в баре «Чайка» протекало для Лики скучно. Товарищ из 102 каюты непрестанно говорил о себе. Нееее, особенности региона, всякая там морошка и клоповка коврами – прикольно. Как и случайные встречи с медведями нос к носу.

Но когда человек только о себе, да о себе, ты думаешь: а я тут для чего? Ему просто ему свободные уши нужны?

Лика сослалась на дела и побыстрее распрощалась.

Жорка, встретился в проходе:

– Ты завтра в город идёшь?

– Да, мне нужно наушники купить.

– Помочь тебе выбрать?

– Да, спасибо.

Перед Казанью в пролёте напоролась на Мишу – системного. Он, типа, невинно подкатывал к ней. То черешней угостит, то мороженое купит. Трезвый он нормальный, а как выпьет – дурак дурачком.

– Идёшь в город?

– Ага.

– С кем-то? – уточняет Миша. В интонации явно читается «с мужчиной?»

– С Жориком, – честно отвечает она. Вообще, Лика любит ходить одна. Она испытывала смущение, если отнимала время человека, решая свои вопросы в его присутствии, и шататься с кем-то по его делам её тоже раздражало.

– В общем, чтобы идти вместе, нужна общая цель или должно быть интересно друг с другом.

– Значит, Жорик? – многозначительно говорит Миша. Уходя по пролёту в каюту, ещё 2 раза оборачивается и повторяет. Лика его ни в чем не разубеждает.

Выходит с теплохода и медленно двигает к проходной.

– Представляешь, а наши собрались идти в парк кататься на аттракционах, – Жорик, догнавший её, выглядит несчастным.

– Ну, а ты чего не пошёл? – уточняет Лика, хотя уже знает ответ.

– Так я же обещал тебе помочь.

– Какой ответственный. Ты и правда думаешь, что без тебя не справлюсь?

Тот сияет.

– Беги уже, – Лика слегка подталкивает Жорика по направлению к работникам ресторана, пестрая толпа которых готова к корпоративной вылазке и ожидает только директора.

Лика понимает, что для Жорика – это реальный шанс наладить приятельские отношения с коллективом, с которым пока не клеилось. Он новичок. К тому же, более образованный и более амбициозный. И часто косячит.

Почувствовала легкий укол сожаления. Но она поступила правильно. Лучше оттолкнуть человека в ту сторону, куда его тянет, чем вынудить быть с собой рядом, чувствуя что его желания сейчас – с другими.

Булавка

Есть на теплоходе – ад, подземное царство. Машинное отделение напоминает тот круг ада, где черти жарят грешников на сковородках. В машине вечный шум сердца теплохода и его мучительный жар.

Есть на теплоходе и свои небеса. Рулевая рубка – самая высокая часть теплохода. Место работы небожителей – капитана и его помощников.

Не знаю, спускается ли кэп в подземелье, а вот вызвать в поднебесную на страшный суд, это пожалуйста.

Напарница Лики захаживает в рубку чайком с шоколадкой побаловаться. Директор круиза со словами «я в рубку», тоже любит свалить с рабочего места.

Лика старается туда не соваться. Особенно после случая, который обсуждали больше суток.

До обеда надо заказывать автобус на экскурсию. Записавшихся немного. Лика составляет текст об архитектурно-историческом памятнике, осталось согласовать и передать методисту. Она надеется, что они снова наберут экскурсию за счёт «рекламы» по теплоходному радио, как это получилось уже дважды. Время терять нельзя, а директриса, как раз, бросив многозначительное:

– Я в рубку! – поднялась к небожителям.

Завершив с текстом, Лика распечатала его, поднимается по трапам.

В рубке оказывается не только руль, вахтенный начальник, но и кэп. Алевтина Дура (вот уж наградил бог фамилией) сидит в кресле с чашкой кофе в руках.

Лика входит и протягивает листок директрисе.

– Что жалоба? – грозно начинает Бляденко, шагнув к Лике.

– Конечно, – соглашается она.

Кэп толкает Лику животом, вдавливает в стену между креслом Алевтины Витольдовны и небольшим диванчиком:

– На что жалуются, отвечай? – продолжает Бляденко свою игру под одобрительные смешки подчинённых.

– Не приду к вам больше, – начинает злиться Лика, попав в западню. Кэп налегает всем телом, под коленки что-то попадается, ноги сгибаются, она беспомощно валится на диванчик. Кэп налегает сверху, почти парализуя её движения.

Сопротивляться этой двухметровой махине весом больше 100 кило при её 1,62 и 50 кг веса бесполезно. Никакими болевыми приёмами Лика не владеет, да и, вряд ли, решилась бы их применить. Так и лежит под ним. Мужики веселятся, начальница криво усмехается, подчинённая молча бесится от беспомощности, придавленная этой тушей.

– Радион Борисович, отпустите, – зло кричит Лика в капитана. Он привстаёт.

В бешенстве Лика вскакивает. К счастью, видит листок в руках директрисы и вспоминает, зачем на сюда, собственно, явилась. Берёт из рук Дуры лист. Содержимое Витольдовна одобряет кивком головы, так что Лику здесь больше ничего не держит. Она вылетает из рубки, зло хлопнув дверью.

***

После «диванчика в рубке» Лика и не знала, радоваться или огорчаться. Теперь ей стало, хотя бы, не скучно. Предстояла придумать ход, чтобы ничего подобного он больше вытворять не смел.

Кэп, конечно, будет пользоваться своим преимуществом в весовой категории. Не исключено, что ему нравится зажимать девчонок от скуки. Развлекается. «Думай, девочка, думай!» Надо придумать, как не давать себя так больше унижать.

****

Аня иногда чувствовала, как её распирает от того, что она тайно узнает чуть ли не каждый день. Иногда она стояла у стойки регистрации, чтобы решиться спросить о чём-то Лику. Делала вид, что изучает программу на день или ищет ключи в своём кармане. Но каждый раз в нерешительности отходила. И вечером её ждал очередной увлекательный рассказ.

«А 102-й с его опостылевшей заботой, уже бесит!

Я даже не чувствую теперь себя сукой, принимая его дары и избегая его. Теперь, даже если я обещала ему попить с ним кофе, я не нахожу сил выполнить обещание.

Меня выворачивает, когда я просто вижу его на палубе. Он, может быть, уже и не ищет специально со мной встречи (да ладно, конечно, ищет), но я натыкаюсь на него взглядом и мне кажется – он повсюду.

Я чувствую себя, как в тюрьме. Сделаешь шаг из кают-компании на борт и там вдалеке он маячит. Пойдёшь по палубе, а вдруг его встретишь?

Идёшь по городу и натыкаешься на его услужливое: «Я купил тебе мороженое».

Он уже начал даже что-то понимать и старается не отсвечивать. Может отойти почти сразу, как подошёл.

Это и вызывает облегчение, и бесит. Он мог не общаться со мной, не смотреть в мою сторону. И, возможно, тогда меня начало бы колбасить от невнимания. Всё ж таки, я привыкла к его заботе и к тому, что он хочет, чтобы я ему уделила время. Начни он вести себя иначе, сойди он с теплохода раньше, я бы заинтересовалась причинами. Это был бы поступок.

Но теперь я не знаю уж, чем он должен быть платить за полчаса времени со мной. При том, что я ничего не хочу от него принимать.

Поговаривают, что он продлил рейс. Сколько же ещё он будет мелькать у меня перед глазами?

***

Жорка сегодня с невинным видом положил мне голову на плечо. И мне всё больше нравится Илья. Понимаю бред своей симпатии к мальчикам, которые годятся мне в сыновья, но мало что могу с собой поделать.

Радуюсь, что у меня пока ни с кем ничего нет. Я не чувствую себя предательницей Роман Васильича. Узнав новость, что он долгое время не пьёт, я могу искренне радоваться, не чувствуя угрызений совести.

Никто не ухаживал так красиво, как боцман. Океан эмоций.

102-й трати деньги, но для его дохода это мелочи. Да и вообще в нём самом, как в личности, нет ничего, что позволяло сравнить его с Васильичем.

На столе передо мной стоит вишня, которую купил мне 102-й. А я с грустью думаю, как бы я хотела, чтобы где-то мы стояли рядом со «Спящей красавицей» корпус к корпусу. Я могла бы нырнуть в Ромку. В его силу, заботливую и щедрую, но с хитринкой. В его страсть, собственническую и такую молчаливо-щедрую.

Ни с кем мне не молчалось,

Как с тобой.

Я не твоя.

И ты, увы, не мой.

Тишина. Тишину. Тишине.

Я с тобой. Ты со мной. Я в тебе.

В закоулках твоей широчайшей души.

И в каюте твоей.

Проходи. Не спеши.

Я устроилась, словно хозяйка здесь я.

Только я человек? Или кошка твоя?

Ты ласкаешь меня,

Словно я гибкий зверь.

Мне без рук твоих гибель

Отныне.

И дверь,

Что откроешь ты,

В дом свой с работы придя,

Открывает мне рай.

Наш с тобой. Я не я.

Я расплавилась,

Как поздней ночью свеча,

Мягче воска с тобою.

Я так горяча.

Что сжигаю сама я себя изнутри.

Ты меня обними.

На меня посмотри.

Я не знаю, как мне примириться с тобой.

И как без тебя примириться с собой.

Ты – мой дом,

Я искала его сорок лет.

Ты восход мой над речкой.

Закат

В сотню лет

Тишины,

Где лишь ритмы сердец

Бьют, как волны о борт.

Моё море. Мой порт.

Река жизнью мне стала. Десяток недель

Пронеслись иль случились.

Год или день?

На борту, где стояли мы рядом с тобой,

Мой оставлен навеки холодный покой.

Я стремительно плавилась,

Бытность кляня.

Ощущая, что жить не могу без тебя.

Эта тишь. Полумрак. Череда городов.

Мы сумели пройти сотню тысяч шагов,

Чтоб расстаться в тот миг,

Когда бог нашу разность и нежность постиг.

«Мой» мужчина с трещинками. Это такой дуб-дубище – сильный раскидистый и добрый. У дуба сидит дед, рассказывает сказки. Жарит на огоньке сосиски для детишек. И втихушку наливает себе стопарик. Достаёт из дупла дубового и наливает.

Может с путником заблудившимся выпить, а может, и в одиночку. И вы думаете, что дедушка добрый и безобидный. Добрый-то добрый, но в глазах видно хитринку. Такие бывают у цыгана старого, да у купца. У тех людей, что своего не упустят.

С ними нельзя дружить в дёсны, в них нельзя безумно влюбляться. Попадёшь в плен.

И совсем он не безобидный при своей улыбке ласковой, говоре убаюкивающем, да вкусном угощении. Ветки-то у дуба мощные, как хлестнёт, с ног собьёт. Ты и не поймёшь, что случилось.

Помню, я с ним только дружила. Ну ходила к нему в гости чаю попить, да кино посмотреть. Зашивала спецовку, да шоколад горький приносила, ведь удобная каюта, запас фильмов, кипяток, кофе да сахар – его. Вот я и не хотела в долгу оставаться.

Но временами и с мальчишками в кают-компании фильмы смотрела. Один расторопный паренёк мне симпатизировал, потому я смело ему то голову на плечо положу, то ноги на него закину во время фильма.

И вот приходит как-то «мой» Роман в кают-компанию за чаем. Ага, чай ему общественный понадобился, когда в каюте свой чайник есть. Налил чаю, да ушёл. Даже не посмотрел в нашу сторону. А я кино-то с мальчишкой досмотрела. Да решила узнать, был ли то «просто чай».

Прихожу к Звонарёву. Но не сразу, дня через два пошла. Он на меня как глянет, аж до дрожи проняло, да спрашивает грубовато:

– Чего пришла?

А я отвечаю просто:

– Фильм посмотрим?

А сама взгляд его пытаюсь переварить. Вывод-то один напрашивался: «придётся, барышня, выбирать, то ли здесь кино смотреть, то ли с молодёжью».