Текст книги "Древние Славяне. Соль. Книга первая. Крещение"

Город Сукромля. Три дня назад

На обеде вместе с князьями за столом сидели его трое сыновей, маленькая дочка Цветана, прижитая от красавицы постельничьей, старый и жилистый Волхов Ветер и младший брат Переслава, Мстислав. Других бояр из дружины к обеду не пригласили, они слишком надменно себя вели и с Переславом, и с Мстиславом, считая их выскочками из-под юбки Умилы.

Одет Волхов Ветер был по-особенному. Ходил круглое лето[31]31
  Лето – до Петра Первого было летоисчесление, термин «год» появился только на рубеже 17 и 18 веков.


[Закрыть], в мороз и жару, в шерстяных портах и в длинной, ниже колен, шерстяной же рубахе, снизу доверху расшитую знаками всех родных богов. Поверх рубахи на деревянной цепи висел знак Сварога: спил дубовой ветви с восемью загнутых по солнцу лучей – Коловрат; рядом висел знак Перуна – небольшой железный топорик; и третий оберег – серебряная подковка, знак Даждьбога.

В дождь Волхв накидывал на плечи рогожу с наголовником, а в морозы длинный кожух из шкуры взрослого тура, истёртую до блеска овчинную шапку, а подпоясан был простой верёвкой. Ел Ветер мало, пил только колодезную воду. Вот и сейчас перед ним стояло блюдо с гороховой кашей и высокий бокал с водой.

За обедом дети Белогора почтительно молчали. Здесь ели каждый из своей обеденной посудины, глубокой, с двумя ручками. У старших стояли расписные глиняные, у младших – деревянные, иначе они их быстро колотили.

В поварне, с запотевшими стеновыми брёвнами, легко вместился бы дом бобыля[32]32
  Бобыль – одинокий мужчина, вдовец или просто ленивый.


[Закрыть] от земли до крыши, и поэтому огромную печь приходилось топить день и ночь.

– Белогор, – голос худого Ветра был мощным и бил в уши. – Ты от разговора не уходи, не забывай про деяния Лихвы в Рожне, расскажи Переславу. Полгорода пожгли, пока крестили народ. Всё погорело.

В столовую, стуча подкованными сапогами, вошел молодой дружинник в накинутом на кожаную рубаху тулупе. На его поясе висели меч и кистень[33]33
  Кистень – железный шар с шипами, прикрепленный цепью к деревянной ручке.


[Закрыть].

Сняв овчинную шапку, воин поклонился всем сидящим.

– Здраве буде княжичи, здрав буде Волхов Ветер. Воевода Горыня прислал меня за тобой. Он приглашает к праздничному столу, хочет отблагодарить. Его супруга, разродилась двумя мальчиками, как ты и предсказывал. Родила легко. Все здоровы.

– Не меня, богиню Роды нужно благодарить. Но Горыню обижать не буду, иду. – Встав, Ветер погрозил корявым от возраста и работы пальцем. – Не забудь, князь про крещение. Беда идёт к нам в город.

Все молча проводили взглядами Ветра и обрадованно вздохнули. Уж очень праведным и страшным был Волхов.

– Знаешь, Переслав, – запивая сестринский пирог горячим сбитнем[34]34
  Сбитень – горячий забродивший компот с небольшим процентом алкоголя.


[Закрыть], Белогор вытер потный лоб и мокрый от простуды нос. – Разговор будет не совсем приятный, но нужный.

– Не сомневался, что ты не просто так прислал за мной посыльного… – Переслав осёкся. – Что это он делает? – и кивнул на старшего сына Белогора.

Летом получивший взрослое имя Доброслав, теперь сидевший в собственной расшитой, а не отцовской рубахе, подросток взял переданный ему Мстиславом кувшин и деловито налил в глиняные кубки хмельного сбитня себе, двум братьям, ещё в рубахах отца, и даже маленькой сестрице Цветане.

Смеясь, Белогор взглянул на сына. Тот сразу отодвинул от сестрёнки посудину со сбитнем и приставил чашку с молоком.

– Батя, – нетерпеливо напомнил Доброслав. – Меня ребята на дворе ждут, мы сегодня идём в Младшую Дружину стрелять и драться.

– И я! И я! И я! – обрадовались братья, соскучившись сидеть за столом с усталыми мрачными дядьями и строгим отцом.

– И я! – поперхнувшись молоком и отставив чашку, засмеялась Цветаночка. – На ручки! – И она потянулась к старшему брату, выставив пухлые руки в рубашке с длинными рукавами, собранными у запястий в бисерные обручья.

– Она падает, когда бегает, батя, – прислушиваясь к крикам на улице, Доброслав уже настроился на уход на улицу. – И мешается.

Заранее ожидая возможный отказ, Цветаночка надула губки, и большие круглые серые глаза её заблестели слезами.

Все трое братьев, шумно вставшие из-за стола и отодвинув скамью, повернулись к выходу.

– Без Цветаны на занятие пойдёте без оружия. – Спокойно заявил Белогор. – Доченьке одной скучно, а с подружками гулять она ещё маленькая.

– Так кто же спорит, берём её с собой, – тут же согласился Доброслав и, подняв сестрёнку, обхватившую его за шею, вышел из поварни первым, за ним поспешили оба брата.

– В оружейную! – послышался издалека его голос и дальше послышался быстрый глухой топот ног в вязаных носках по доскам пола.

– Тяжело с детьми без супруги, – пожаловался Белогор. – Жениться нужно. Наложница моя баба хорошая, но не жена, не хозяйка…

Налив очередную кружку медовухи, Переслав горько усмехнулся.

– Не тебе и не передо мной жаловаться.

– Да, это я чего-то… – вспомнил о бездетности Переслава Белогор. – Ну, и как там мои Гранислав и Святослав?

Сбив ладонью со лба выступивший пот, Переслав отхлебнул медовой настойки.

– Граня по бабам гуляет, но дело знает, за посевами и урожаями смотрит. А Святослав растёт. Серьёзный такой, учится грамоте у Ведуньи. – В голосе князя слышалась настоящая родственная забота, и Белогор слушал его с удовольствием. – Мы с Граниславом иногда зовём его на охоту, но он, то сбегает на рыбалку, то сидит у Ведуньи, слушает сказки, да бабские разговоры, буквы вместе с другими учит. Зато чувствует зверей. В усадьбе ни одного больного животного нет, всех вылечил: когда травами, когда ножом. Ведунья научила.

Взяв берестяную бутылку, Белогор разлил медовуху.

– Значит, Святослав не любит охотиться?

– Не любит. – Вытерев вспотевшие руки о подол рубахи, Переслав поднял полную кружку. – С ним больше Умила занимается. Клокочет над ним, как орлица над орлёнком, балует, хотя парень скоро начнёт женихаться.

– А ты с охотой не настаивай. У меня второй сын, Славодар, тоже от крови жмурится. Младшему моему, Ларику, всё равно, он почему-то ездит в монастырь, чего у нас в роду никогда не было. Православные песни поёт. Каждому своё. Мой старший, Доброслав, за всех мечом намашется.

Доевший свой кусок пирога Мстислав, за весь обед не сказавший ни слова, встал из-за стола.

– Благодарю тебя, князь Белогор, за приглашение, но мне нужно идти к воеводе Горыне, поздравить с родившимися сыновьями, а то у него старшие три девки, он очень расстраивался, теперь рад.

– Иди, – благодушно согласился Белогор.

– Я к тебе зайду вечером. – Встав, Переслав, положил ладони на плечи брата Мстислава. – Поговорим.

Поцеловав старшего брата в щёку, Мстислав громко зашептал ему в ухо:

– Я останусь на конюшне, у меня там закуток, не лягу спать, буду тебя ждать.

Выходя из столовой, он оглянулся и улыбнулся, показывая радость от приезда старшего брата. Улыбнувшись в ответ, Переслав хлопнул себя по лбу:

– Ой, йё! Чуть не забыл! Подойди, Мстислав, к нашим мужикам, к конюху Беляну. В его санях для тебя подарки. Окорок бараний, жбан пивной и половина мешка сушеных яблок и ягод для целебных взваров.

* * *

Оставшись вдвоём в поварне, оба князя посерьёзнели.

– Чувствую, не хорошие у тебя новости, – продолжил разговор Переслав.

– Не очень, – подтвердил Белогор и погладил бородку, остриженную «подковой». – В Сукромлю всё больше приходят люди, зовутся монахами. Князь Новгородский разрешил им строить обитель нового Бога Христа рядом с нашей священной рощей. Боюсь, начнутся возмущения.

От такой новости Переслав даже приоткрыл рот.

– И ты согласился?

– Согласился. – Высморкавшись в ладонь, Белогор вытер руку о край скатерти. – В Опалихе прошлым летом их княжич Светлый отказался строить обитель…

Переслав пожал плечами.

– Чего ему – жалко, что ли? В Опалихе земли много.

– Княжича Светлого и тамошнего Волхва Житу тоже можно понять. Вот как они мне рассказывали: пришло пятеро здоровых, но худых мужиков, принесли княжичу грамоту от Князя Новгородского с повелением дать им землю, леса на постройку, инструментов и еды на двенадцать седмиц. Пришли они не вовремя, как раз в праздник Сварога[35]35
  Сварог – древнеславянский бог, кузнец, отвечающий за металл.


[Закрыть]. Представь, Переслав, по ту пору, – Белогор утёр бороду и рот от масла. – По лесам берёзки солнечные, осинки рудые, олени и туры пошли в гон, по всем дворам города впервые режут кур. Красота. На торжище этой Опалихи, за длинным столом сидит Княжич Светлый с семьёй и полгорода пируют братчину. – Белогор от души допил из своей кружки вина.

– Ну? – слушал с интересом Переслав.

– Ну… Осину гну! Пригласили пришлых к общему столу. Посередине его, как и положено в день Сварога, стояла кадка с творогом, около неё топор и соха. А далее птица жареная, хлеба ещё тёплые, медовуха, пиво, запечённый барашек на широком блюде, грибочки и яблоки. Те пятеро пришлых зыркнули на топор и соху и садиться за стол отказались. Перекрестились, плюнули в сторону, и ушли в гостевую подклеть, сухой хлеб грызть. Пост у них, видите ли. Неуважение у них!

И так каждый день. Княжич Светлый и тамошний Волхов обиделись. А тут два дня подряд мор у коров пошел, а у выживших молоко горькое, и в городе начались возмущения. Князь вместе с воеводой подумали и решили – удобнее непонятных мужиков повесить и народ успокоиться.

Довели тех доходяг до перекрёстка и повесили на ближайших осинах. Опять пили два дня и забыли снять висельников. Опомнились после пьянки, приехали и там же, на перекрёстке прикопали. Чужих людей не стали предавать священному огню, оставили их жрать червям. Думали, что Великий князь не узнает.

Но опоздали. По дороге мимо городка проехало и прошло много людей. Через седмицу нехорошая весть дошла до Новгорода. Ещё через три дня прискакала княжья дружина с воеводой Лихвой, и пожгла дома. Город выгорел. Даже скотину не разрешили вывести. Там такой ор стоял, мычание, крики. У нескольких детишек случилась падучая, бабы за добром пытались прыгать в горящие дома, несколько стариков, а всё больше старухи, всё-таки прыгнули в дома, пожглись…

Протерев опьяневшие глаза, Белогор нагнулся к столу. – Э-эх! Против дружинной силы не попрёшь.

– Совести у них нет. – Шумно выдохнув, Переслав с опаской уточнил: – А много побили людей?

– Людей, что не полезли в драку, не трогали. Но человек десять избили до полусмерти… Княжича наказали – пограбили усадьбу и не разрешили ступать на землю круглое лето. И поселили в его доме двух дружинников для присмотра.

– Как это можно? – удивился Переслав. – На землю не ступать?

– А так. Из дома – не выходи.

Уставившись в крышу, Переслав задумался, затем перевёл взгляд на стол и весело спросил:

– А если приспичит по нужде, или в мыльню?

Белогор хохотнул:

– В мыльню княжича Светлого носили на скатерти двое дворовых, а нужник вырыли новый, на заднем скотном дворе.

С удовольствием надкусив пирожок с печенью, Переслав усмехнулся.

– Ну, седмицу можно посмеяться, а дальше? Как на завалинке не посидеть, в лес не сходить? – Взмахнув недоеденным пирожком, Переслав вскрикнул: – Дружинников можно было бы подкупить!

– Умный самый, – улыбнулся Белогор. – Князь Новгородский приказал менять дружинников каждый месяц, и всех не подкупишь. Наш Новгородский князь упрямый, как никто. Ему Киевский приказал принять Православие и всех окрестить, и он окрестит. Князьям выгодно, когда Бог один. Никакого народного вече, никаких собраний, решает только Великий князь Киевский. Он теперь единственный наместник Божий на Матушке-Земле, то есть на Руси.

– Да-а, хотят свернуть нас в бараний рог… – Переслав с сочувствием смотрел в покрасневшие от простуды глаза Белогора. – И как же Светлый? Так и не ступил на землю?

– Не ступил. – Снова налив себе вина, Белогор выпил и вытер нос. – Княжичу Светлому делать было нечего, и он решил, что все дома и постройки в его усадьбе будут соединены переходами. Трое сыновей и он сам с утра до вечера строгали, пилили, строили мостики, и усадьба стала хоромами. Лучше, чем у новгородского князя. Так и ходил княжич Светлый поверху над всей усадьбой. Погорельцев он в городе пожалел, и заслал денег в каждый двор на постройку. Ко мне тоже приезжали, десять баранов на серебро обменяли. Людям нужно было что-то есть, пока они заново отстраивали дома, да поднимали хозяйство.

– Тяжко им было, – хмыкнул Переслав.

– Тяжко, – согласился Белогор. – Вот теперь и Рожно пожгли при крещении, но об этом завтра на торжище всё узнаешь сам.

Вытряхнув из берестяной бутылки последние капли себе в бокал, Белогор поставил её на пол и поднял следующую, ещё с залитым воском горлышком. Пока он счищал ножом воск, Переслав вспомнил:

– Подожди, несколько лет назад, мне отец рассказывал, хотели во главе наших богов поставить…как его звали-то?

– Аллах, – пробурчал Белогор.

– Во-от. Но никто не согласился обрезать родной уд и отказаться от вина.

– Сейчас хуже, Переслав, Великий Князь с детства крещёный и главным богом у него стал только один, Христос.

– Это кто же такой? – поморщился Переслав.

– Блаженный какой-то. – Отпив вина, Белогор, хмелея на глазах, говорил, размахивая руками. – Ходил по местам, где не растут деревья, говорил о всепрощенье…

– В поле что ли ходил? – с испуганным интересом расспрашивал Переслав.

– Я ещё точно не знаю, не всё понял, что на крещении говорили, но в том поле один песок. Всех прощал, даже кого-то оживил… Гаяна! – неожиданно громко крикнул Белогор. – Неси гуся, а то оголодали!

– Странно. – Переслав в задумчивости постучал пустой кружкой по столу. – Не примут эту веру.

– Князь прикажет – примешь. Я уже давно принял, стал Фёдором… – пьяно покачал головой Белогор. – Ты у себя дружину завёл?

Наблюдая за вошедшей Гаяной с подносом в руках, Переслав вдохнул запах птицы и тут же отрицательно помотал головой.

– На кой ляд она в нашем медвежьем углу, дружина та?

– Много народу осталось без домов, не одну Опалиху и Рожно пожгли при крещении, наводя свой порядок. – С треском оторвав крыло гуся, князь ел, одновременно говорил и крошки вылетали изо рта. – То половцы орудуют, то угры, то князь города жжет. Куда деваться голодным и бездомным? Грабить будут.

– До нас не дойдут, – уверенно заявил Переслав. – Так что там, с тем богом?

– А ещё он ходил по воде, – заранее сомневаясь в своих словах сказал Белогор.

– Живой ходил? – недоверчиво переспросил Переслав, оторвал ножку гуся и лениво обгладывал её, оглядывая красавицу молодуху Гаяну, а та делал вид, что её не волнует красивый князь.

– Живой, кажется. Мне отец Николай, батюшка из монастыря, что-то объяснял, но я заснул. А ещё у меня есть книга, в ней записаны новые имена… я не совсем понял, но они названы в честь каких-то их великих людей.

– Каких? – пьяно уточнил Переслав.

– А хрен их знает. Но в книге про них написаны небылицы очень интересные.

* * *

До ночи князья строили планы на будущее. Главное на что нажимал Белогор – создание дружины, и Переслав ему пообещал начать занятия с мужиками и парнями.

– Сам буду с ними махаться мечом, – похвалился Переслав.

– Самому не обязательно. – Оторвав от жаренного гуся второе крыло, Белогор сыто посмотрел на него и отложил крыло обратно на поднос. – У вас в Явидово остался Ведогор, он пусть и станет воеводой.

– Ведогор хороший мужик, – согласился Переслав. – Только на мою Умилу совсем не смотрит. Нравится она ему.

– Это ты правильно уловил. – Белогор чуть не захлебнулся медовухой, хрюкнув в бокал. – Она ему с детства нравится. Он даже с Лихвой дрался, который теперь в новгородской дружине.

Неожиданно разозлившись от ревности к нелюбимой жене, Переслав набулькал себе полный бокал медовухи.

– И чего ты не отдал Умилу ему в жены? Рылом он не вышел или тебе стыдно родниться с простым дружинником?

– А он не простой дружинник, – недобро усмехнулся Белогор. – Он княжич из Торжка, но от него отказались родственники, им не нужны были лишние наследники… А мне Ведогор без кола, без двора, без коня, в зятья был не нужен.

– Едрить, колотить, – удивился Переслав.

* * *

Ночью Переслав добрёл до конюшни и, завалившись на лавку, важно заявил младшему брату:

– Мне пора назначать наследника на владения. Либо ты, либо Гранислав, либо Святослав. Он два лета, как получил взрослое имя.

Усталый, пропахший лошадиным потом, Мстислав снял с себя рубаху, вытер подмышки, кинул её в угол и надел другую, точно такую же. Даже узор по воротнику и по запястьям был вышит одинаковый – кони и снежинки в шесть лучей.

– Ставь кого хочешь. Я в деревне жить не смогу, затоскую и сопьюсь. – Оправив рубаху, Мстислав замер, вспоминая что-то явно приятное. – Ты не представляешь, какая здесь привольная жизнь… нравится мне быть дружинником.

– А как же порядок? – Пьяно удивился Переслав. – Ты же никогда не любил слушаться.

– Своих конюхов держу в строгости. – Развязав узел верёвки на портах, Мстислав скинул их и кинул в тот же угол, где белела рубаха. – Но! Еда, одежда, кони, бабы – всё по желанию. Вся дружина обстирана, накормлена и дерёмся мы вволю.

– Это понятно едой-то вас снабжает Белогор, со всех деревень оброк снимает… – Переслав осмотрел закуток брата с мечом и луком на стене. – А ты ни за что не отвечаешь.

– Не правильно. – Взяв со стола крынку с молоком, Мстислав выпил сразу всё и утёр усы. – Мы рискуем жизнью, наказываем воров на дорогах, и пришедших грабителей в дальних деревнях.

Отмахнувшись, Переслав ухмыльнулся:

– Братец, мы все рискуем жизнью каждый день – помереть с перепою или утонуть на рыбалке… – Засыпая, Переслав стукнулся затылком о брёвна стены и взбодрился. – Но, лады, пусть в наследниках будет Святослав. И я ещё хотел спросить. Как мне отбирать мужиков в дружину?

Выражение лица Мстислава изменилось, стало значительным.

– Бери тех, кому нет житья дома. – Княжич надел на свежую рубаху меховую безрукавку. – Не важен рост, не важен вес и сила, пусть только не хочет возвращаться домой, пусть его тянет в дружину, и тогда он станет великим воином… Ты здесь будешь спать? – Переслав не ответил ему, только всхрапнул. – Лады, тогда я пойду в подклеть, там меня баба ждёт, каждую седмицу ко мне от супруга бегает… надоела уже. – Ворча, Мстислав накрыл брата одеялом из коровьих шкур. – Спи, Переслав.

Деревня Рудые Болота

Учуяв близкое жильё, лошади пошли быстрее.

«Умила будет, например, Анной, князь Белогор уже покрестился в какого-то Фёдора, Радмила станет Александрой, а он сам станет непривычным Иваном или Петром. Тьфу ты, напасть какая», – думал лежащий в крытом возке Переслав, укутанный рыжими меховыми одеялами из куницы. – Менять имена не обязательно, можно оставить и свои. Но какие непонятные, никому не нужные имена – Елисей, Валентин, Елена… Не станут люди по своей воле менять судьбу. В своих именах столько смысла, их же дают в двенадцать лет, когда виден норов у подростка, душа какая. И что? Скажет человек имя, и понятно, каков он по сути своей, а тут какой-то Ананий… Язык не поворачивается».

* * *

Второй день Переслава мучило похмелье и тянуло сердце. На ночь и в обед санный поезд останавливался в деревнях, а там уже знали о приезде князя, он высылал вперёд то конюха Беляна, то Ходогона Бортника, которому всё никак не сиделось дома с остальными братьями.

Деревенские старосты старались встретить Переслава так, что через полдня, к ночи разговаривать не было возможности. Князь отдаривался мелкой резаной напополам серебряной монетой, до сих пор редко виданной в деревнях.

Вчера, в Рудых Болотах, в доме старосты Казимира, Переслав попытался завести разговор о дружине для защиты деревень.

Сидя ночью вдвоём за заставленным закусками столом и разглядывая в поварне искусно кованые светцы на пятеро лучин и печную железную задвижку с накладными цветами, попивая пиво, Переслав убеждал старосту:

– …Понимаешь, они уже сколько лет жгут города при крещении, напрочь жгут. Вот в Опалихе или в Рожне горожане хотели отсидеться по домам, так всех выгнали на улицу. Против дружины Новгородского Князя не попрёшь. И теперь наш князь Белогор настаивает на крещении и придётся, действительно, набирать дружину, слишком много людей осталось без крова, будут озоровать по дорогам.

– Ты, князь, не обижайся, но у нас здесь, в Рудых Болотах, уже есть дружина. – Отхлебнув простого кваса, ничего крепче которого Казимир не пил, староста постучал себя по груди ладонью, всю в выемках ожогов от плавленого железа. – Каждое лето, а то и зимой, бывают набеги. Ты ж пойми, Переслав, хлеб может вырастить каждый, кому не лень. Грибов набрать или зайца в петлю поймать. А вот чтобы стрелу или топор сковать, нужно особое умение. А перед тем набрать руды на болотах и вытопить первое чёрное железо. Затем второе. Тяжело… А, платить по-честному наш люд не любит… Ты кушай, Переслав, кушай, баранина вышла у моей Терпеши удачная.

– Баранина нежная. – Икнув, Переслав бросил в блюдо ребро, с которого только что содрал зубами сочное мясо. – А как же вы отбиваетесь от воров?

Отхлебнув последнее пиво из бокала, Переслав подвинул к себе крынку и налил ещё. Скосившись в сторону крынки, Казимир тут же отвёл глаза и долил себе кваса из кувшина.

– Как отбиваемся? Мечами. Даже пару раз отрубали мужикам правую руку за воровство. А то соберутся два-три обалдуя из нищей деревни, – тут Казимир с чувством добавил: «Наковальню им в жопу…» и думают ограбить наши кузни, с краю Рудых Болот. А у нас там та-а-акие волкодавы за ноги хватают и лают без умолку. Мужики сразу бьют молотком в било, и поднимают всех по тревоге. – Разговаривал Казимир не улыбаясь. Он вытер руки о порты и снова принялся пить квас. – Ты у себя делаешь соревнования?

– Обязательно, – тут же ответил Переслав, вспоминая, когда в последний раз собирал мужиков для поединков, кажется, этим летом, на Купалу. Но хотелось выглядеть молодцом перед старостой. – Вот и на Масленицу опять будут соревнования, как и в прошлое время.

К столу тихо подошла супруга Казимира, Терпеша, молча поставила блюдо с только что испечёнными пирожками с квашеной капустой.

– Мы у вас обязательно будем. – Надломив пирожок, Казимир подул в него и съел одним разом. – Мы ведь каждую Масленицу побеждаем твоих мужиков в стрельбе и в метаниях топора. Топор, летит дальше меча.

В Переславе взыграла обида.

– А драка стенка на стенку? Мы всегда при победе! – Стукнул он кулаком по лавке.

– На кулаках у тебя один Дубыня трёх других мужиков стоит, зато мои из лука стреляют ловчее.

– Не хвались, Казимир, может, и у нас кто ловчее в стрельбе найдётся. – Князь усмехнулся. – Любомир пить перестанет, и выступит, хоть и хромой.

– Выступить он может, а вот не пить… – заулыбался в ответ Казимир. – Я-то совсем бросил, после того, как старую кузню по пьяни спалил.