Текст книги "«Империализм как высшая стадия капитализма». Метаморфозы столетия (1916–2016 годы)"

Вместе с тем Ленин достаточно неплохо раскрыл в третьей главе механизмы усиливающегося контроля финансового капитала над национальной экономикой. Это, прежде всего, система участий в капитале. Исходя из посыла, что для контроля над обществом необходима доля в капитале, равная 50 %, получается, что капиталист, обладая капиталом в 1 миллион единиц, уже на уровне «внучек» может контролировать капиталы, равные 8 миллионам единиц. На следующих уровнях получается 16 миллионов, 32 миллиона и т. д.

Ленин обращает внимание на процесс так называемой «демократизации капитала», который выражается в том, что часть акций на рынке покупают мелкие и мельчайшие инвесторы. Иногда покупают всего по несколько акций или даже одну. Активного участия в управлении акционерными обществами такие мелкие и мельчайшие инвесторы не принимают, поэтому для принятия нужных решений, как отмечает Ленин, можно иметь не 50, а лишь 40 % акций. Иначе говоря, усиливается «финансовый рычаг», увеличиваются возможности установления контроля над экономикой для финансового капитала. Ленин обратил внимание на то, что происходило снижение номиналов акций для того, чтобы ценные бумаги были доступны «простому народу». На самом деле, такая мера усиливала «финансовый рычаг» крупного капитала. Вот что пишет Ленин в третьей главе по поводу «демократизации капитала»: «Поэтому, между прочим, в более передовых или более старых и «опытных» капиталистических странах законодательство разрешает более мелкие акции. В Германии закон не разрешает акций менее чем на сумму в 1000 марок, и немецкие финансовые магнаты с завистью смотрят на Англию, где закон разрешает акции и в 1 фунт стерлингов (= 20 марок, около 10 рублей). Сименс, один из крупнейших промышленников и «финансовых королей» Германии, заявил в рейхстаге 7 июня 1900 года, что «акция в 1 фунт стерлингов есть основа британского империализма».

Ленин фиксирует многие особенности «участия в капитале», которые позволяют крупному капиталу заниматься разными нечистоплотными делами. Это проистекает, в частности, из-за того, что большинство компаний имеют статус акционерных обществ с ограниченной ответственностью. В этом случае холдинговая (материнская) компания не отвечает за различные «хитрости» и откровенные нарушения закона своих «дочек» и «внучек». Другим приёмом является осуществление разных операций без их отражения в балансах акционерных обществ – так называемые «забалансовые операции». Ленин пишет, что «правления акционерных обществ с гораздо более лёгким сердцем берутся за рискованные дела, чем частные предприниматели. Новейшая техника составления балансов не только даёт им возможность скрывать рискованные дела от среднего акционера, но и позволяет главным заинтересованным лицам сваливать с себя ответственность посредством своевременной продажи акций в случае неудачи эксперимента, тогда как частный предприниматель отвечает своей шкурой за всё, что он делает. Балансы многих акционерных обществ похожи на те известные из эпохи средних веков палимпсесты, на которых надо было сначала стереть написанное, чтобы открыть стоящие под ними знаки, дающие действительное содержание рукописи» (палимпсест – пергамент, на котором основная рукопись затёрта и по затёртому написано другое)».

Для подтверждения своих мыслей Ленин ссылается на немецкого экономиста Людвига Эшвеге, который в 1914 году в журнале «Банк» писал: «Самое простое и поэтому всего чаще употребляемое средство делать балансы непроницаемыми состоит в том, чтобы разделить единое предприятие на несколько частей посредством учреждения «обществ-дочерей» или посредством присоединения таковых. Выгоды этой системы с точки зрения различных целей – законных и незаконных – до того очевидны, что в настоящее время прямо-таки исключением являются крупные общества, которые бы не приняли этой системы».

Некоторые примеры по теме «участия в капитале» Ленин приводит из экономической жизни Франции: «Пятьдесят человек, представляя капитал в 8 миллионов франков, могут распоряжаться “двумя миллиардами в четырёх банках”». Система «участия», уже знакомая нам, ведёт к тем же последствиям: один из крупнейших банков, «Генеральное общество» (Societe Generale), выпускает 64 000 облигаций «общества-дочери», «Рафинадные заводы в Египте». Курс выпуска – 150 %, т. е. банк наживает 50 копеек на рубль. Дивиденды этого общества оказались фиктивными, «публика» потеряла от 90 до 100 млн. франков; «один из директоров “Генерального общества” был членом Правления “Рафинадных заводов”». Неудивительно, что автор вынужден сделать вывод: «французская республика есть финансовая монархия»; «полное господство финансовой олигархии; она владычествует и над прессой и над правительством»[21]21
  Приводимая Лениным цитата взята из книги французского экономиста Евгения Лизиса «Против финансовой олигархии Франции» (5-е изд-е, Париж, 1908).


[Закрыть].

Раскрывая тему участия крупнейших банков в капитале компаний разных отраслей экономики, Ленин особое внимание уделил присутствию иностранного капитала в банковском секторе российской экономики. При этом ссылается на работу немца Е. Агада, который в течение 15 лет работал чиновником в Русско-Китайском банке и по долгу своей службы занимался изучением российской банковской системы. В 1914 году Агад опубликовал в Берлине работу, которая называлась «Крупные банки и всемирный рынок. Экономическое и политическое значение крупных банков на всемирном рынке с точки зрения их влияния на народное хозяйство России и германо-русские отношения». Из этой работы мы узнаём, что российская банковская система в значительной степени уже оказалась порабощённой иностранным банковским капиталом. В общем объёме находящихся под иностранным контролем активов всех петербургских банков подавляющая часть пришлась на французский капитал (55 %). На втором месте находился германский капитал (35 %), на третьем – английский (10 %).

Под контролем немецкого банковского капитала находились такие «русские» банки, как Сибирский торговый, Русский, Международный и Учётный (всего 4). Контроль осуществляли такие берлинские банки, как «Немецкий» и «Учётное общество».

Под контролем французского банковского капитала были: Русско-Азиатский, Санкт-Петербургский частный, Азовско-Донской, Унион московский, Русско-Французский торговый (всего 5). Контроль осуществляла «большая тройка» парижских банков: «Парижский союз», «Парижский и Нидерландский», «Генеральное общество».

Под контролем английского капитала оказались два банка: Торгово-промышленный и Русско-Английский.

Таким образом, из 19 крупнейших банков лишь 8 были по капиталу российскими. Остальные 11 банков были «дочками» иностранных банковских гигантов. Активы 19 крупнейших банков в России в конце 1913 года составляли, по данным их отчётов, без малого 4 миллиарда рублей. По оценкам Агада, более 3/4 всего капитала, находившегося в управлении этих банков (более 3 миллиардов рублей), приходилось на банки, которые были «дочками» зарубежных банков.

Агад приводит разбивку активов российских банков на 2 категории: а) продуктивные вложения (вложения в реальный сектор экономики); б) спекулятивные операции. Из общего объёма активов всех 19 банков на первую категорию пришлось 47 %, на вторую – 53 %. Получается, что уже век назад банки предпочитали заниматься не развитием реального сектора, а финансовыми спекуляциями. По группе российских банков доли двух категорий были равны соответственно 56 % и 44 %. А вот по группе банков, являющихся иностранными «дочками», пропорция составила 45 % и 55 %. Иначе говоря, иностранный банковский капитал был более склонен к спекуляциям, чем банки российские.

Ленин отчасти раскрывает, что значат «продуктивные вложения» банков. Прежде всего, это приобретение банками контрольных пакетов акций компаний реального сектора экономики. По оценкам, приводимым в работе Ленина, свыше 40 % активов петербургских банков пришлось на синдикаты «Продуголь», «Продамет», синдикаты в нефтяной, металлургической и цементной промышленности. Таким образом, в России финансовый капитал выступал в виде иностранного банковского капитала, который через российские банковские «дочки» (заметим, преимущественно с российскими названиями) подгребал под себя российскую промышленность, в первую очередь добычу и переработку сырья.

А в чём заключались спекулятивные операции банков? Прежде всего, в покупке ценных бумаг по заниженным ценам и их последующей перепродаже по завышенным. В этой связи Ленин упоминает операции по «разводнению капитала». Эти операции заключаются в том, что банки, контролирующие промышленные предприятия, могут манипулировать прибылями предприятий. Завышая прибыли, они искусственно поднимают котировки акций. Совокупная стоимость акций, рассчитанная по новой цене, может в разы превышать первоначальный капитал предприятия. Сегодня это принято называть завышенной капитализаций компании; во времена Ленина это называлось «разводнением капитала». Банки продавали акции на максимуме, после чего высокие прибыли компании кончались, а иногда переходили в убытки. Соответственно, происходило резкое падение цен акций, но банкиры получали жирную спекулятивную прибыль. По ходу отмечу, что за прошедший век принципиально нового в спекулятивных операциях банков не произошло. Поменялась лишь терминология. Термин «разводнение капитала» вышел из употребления. Теперь это называется созданием «пены» или «пузырей» на фондовом рынке, повышением «рыночной капитализации» компаний и банков.

Хотя, мы уже привели ленинское определение финансового капитала как «сращивания» банков и промышленности, почти вся третья глава работы насыщена примерами, которые показывают активную роль банков в этом сращивании. Промышленные компании часто оказываются в роли «объектов». Ещё один пример активности банков – участие в организации эмиссии и размещении акций и облигаций промышленных компаний. Выражаясь современным языком, банки выступают в качестве инвестиционных брокеров. Довольно часто размещение бумаг банк осуществляет в интересах компании, которая уже находится в сфере влияния данного банка, например, является его «внучатой» структурой. При этом банки могут просто получать хороший «навар» от размещения, а при желании и необходимости они могут часть акций оставлять у себя, в дальнейшем перепродавая по завышенным ценам.

Ленин приводит слова известного немецкого экономиста и социолога Вернера Зомбарта: «Нет ни одной банковой операции, которая бы приносила такую высокую прибыль, как эмиссионное дело» (работа В. Зомбарта «Немецкое народное хозяйство в XIX веке»). На выпуске фондов (акций) промышленных предприятий в Германии в последние годы XIX века прибыль составляла в среднем не менее 50 %. Ленин цитирует В. Зомбарта: «В течение десяти лет, 1891–1900, на выпуске немецких промышленных фондов было «заработано» свыше одного миллиарда». Очевидно, что львиная доля этой спекулятивной прибыли досталась банкам, участвовавшим в организации эмиссии и размещении фондов.

Ленин называет ещё одно очень прибыльное занятие банков – участие в размещении международных займов. В качестве яркого примера Ленин называет «большую четвёрку» французских банков. При этом он опирается на работу Лизиса, которая вышла в начале века под названием «Против финансовой олигархии во Франции». Ленин пишет об этой «четвёрке»: «Четыре крупнейших банка пользуются не относительной, а «абсолютной монополией» при выпуске ценных бумаг. Фактически, это – «трест крупных банков». И монополия обеспечивает монопольные прибыли от эмиссии. При займах страна занимающая получает обыкновенно не более 90 % всей суммы; 10 % достается банкам и другим посредникам. Прибыль банков от русско-китайского займа в 400 миллионов франков составляла 8 %, от русского (1904 год) в 800 миллионов – 10 %, от мароккского (1904 год) в 62 1/2 миллиона – 18 3/4 %. Капитализм, начавший своё развитие с мелкого ростовщического капитала, кончает своё развитие гигантским ростовщическим капиталом. «Французы – ростовщики Европы», – говорит Лизис. Все условия экономической жизни терпят глубокие изменения в силу этого перерождения капитализма. При застое населения, промышленности, торговли, морского транспорта «страна» может богатеть от ростовщичества».

Уж коль здесь затронута тема займов, которые Россия получала от французских банков, то стоит сказать об этом ещё несколько слов. Франция хорошо зарабатывала на займах России. Пожалуй, для французских кредиторов Россия была зарубежным клиентом № 1. Для России французские займы среди всех иностранных кредитов и займов также стояли на первом месте. В результате из общего объёма внешнего долга Правительства Российской империи 70 % приходилось на долг перед французскими кредиторами. Так было накануне Первой мировой войны. В годы войны основным кредитором России стала Великобритания, а масштабы французского кредитования резко сократились[22]22
  Катасонов Валентин Россия и Запад в XX веке. История экономического противостояния и сосуществования. – М.: Институт русской цивилизации, 2015. С. 75–76.


[Закрыть].

Особенно большие барыши банкиры получают во время кризисов, когда происходят массовые банкротства предприятий. Цены на такие «объекты инвестирования» резко падают, банкиры скупают предприятия за копейки. Фактически банки выступают в качестве мародёров или «стервятников», питающихся «падалью», объёмы которой резко увеличиваются во время кризисов. Кризисы можно сравнить с массовым «мором», ведущим к гибели тысяч предприятий промышленности и других отраслей реального сектора экономики. В западной экономической литературе банки, выступающие в таком качестве, аккуратно называют «санитарами».

Банки нередко приглашают участвовать в «спасениях» и «санациях» умирающих предприятий. Банки на этом также наживаются. Каким образом? Путём списания части первоначального капитала для покрытия своих обязательств, в том числе перед теми же банками. Часто банки щедрой рукой списывают капитал в свою пользу. Ленин приводит пример горнопромышленного общества «Унион» в Дортмунде, основанного в 1872 году. При основании этого общества главную роль играл будущий банковский гигант «Учётное общество». Ленин пишет: «И вот, в результате ряда «оздоровлений» из книг общества «Унион» в течение 30 лет исчезает более 73 миллионов марок». Цитируя немецкого экономиста Оскара Штиллиха, Ленин пишет о «санациях» общества «Унион»: «В настоящее время первоначальные акционеры этого общества имеют в руках лишь 5 % номинальной стоимости своих акций», – а на каждом «оздоровлении» банки продолжали «зарабатывать». Вероятно, всё тот же банк «Учётное общество», который был причастен к созданию общества.

Фактически уже в конце XIX века стали возникать не только финансовый капитал, но также капитал фиктивный. В некоторых учебниках и справочниках фиктивный капитал определяют поверхностно: мол, это капитал в виде ценных бумаг – акций и облигаций, обращающихся на финансовом (фондовом) рынке. Иногда добавляют, что фиктивный капитал является «бумажным двойником» капитала реального, материализованного в различных физических активах (а сегодня ещё и в виде объектов интеллектуальной собственности). Но выше мы привели использовавшийся Лениным термин «разводнение капитала». Он как раз и отражает процесс отрыва бумажного капитала от реального. Потому и называется фиктивным. Значительная часть финансового капитала уже в начале XX века приобрела форму фиктивного капитала. Ещё в советских учебниках писалось о том, что рост фиктивного капитала есть проявление капиталистического фетишизма и паразитизма. С этим трудно не согласиться.

Ленин обращает внимание на рост «пены», называемой фиктивным капиталом. Идут два параллельных процесса: с одной стороны, происходит, как выразился Ленин, «сращивание» банковского и промышленного капитала; с другой стороны, наблюдается отделение от производительного капитала бумажного, или фиктивного, капитала; последний начинает «эмансипироваться» от реальной экономики и жить своей собственной жизнью.

Ленин в третьей главе пишет: «Капитализму вообще свойственно отделение собственности на капитал от приложения капитала к производству, отделение денежного капитала от промышленного, или производительного, отделение рантье, живущего только доходом с денежного капитала, от предпринимателя и всех непосредственно участвующих в распоряжении капиталом лиц». Ещё Маркс в «Капитале» писал об отделении капитала-собственности от капитала-функции (Т. 3. Гл. 27). Этот процесс разъединения, «раздвоения» капитала пошёл намного веселее с середины позапрошлого века. Напомню, что тогда в Европе (особенно в Германии) начался бум «грюндерства» (учредительства). Акционерные общества стали идеальным средством разъединения капитала-собственности и капитала-функции. Это если пользоваться тяжёлым, наукообразным языком Маркса. А если говорить проще, то акционерные общества стали прекрасной питательной почвой для различного рода «Панам»[23]23
  «Панама» – жульническая афёра правления акционерной компании, созданной во Франции в 1879 году для сооружения Панамского канала. Для сокрытия хищений, злоупотреблений и тяжёлого финансового положения правление компании подкупило французских министров, сенаторов, депутатов, редакторов газет. Крах компании в 1888 году разорил десятки тысяч мелких держателей акций.


[Закрыть], коими полна история Германии, Франции, России XIX века. «Грюндерство» и «Панамы» стали образными выражениями, означающими жульничество капиталистов.

В восьмой главе работы, называемой «Паразитизм и загнивание капитализма», Ленин показывает, что финансовый капитал порождает фиктивный капитал, а тот, в свою очередь, ведёт к появлению класса, или слоя, рантье в наиболее «цивилизованных» государствах. Ленин пишет: «Империализм есть громадное скопление в немногих странах денежного капитала, достигающего, как мы видели, 100–150 миллиардов франков ценных бумаг. Отсюда – необычайный рост класса или, вернее, слоя рантье, т. е. лиц, живущих «стрижкой купонов», – лиц, совершенно отделённых от участия в каком бы то ни было предприятии, – лиц, профессией которых является праздность».

Массовое появление класса рантье – яркое проявление паразитизма капитализма. Однако развитие паразитизма продолжается. Оно связано с выходом финансового (и фиктивного) капитала за пределы национальных границ.

Ленин пишет: «Вывоз капитала, одна из самых существенных экономических основ империализма, ещё более усиливает эту полнейшую оторванность от производства слоя рантье, налагает отпечаток паразитизма на всю страну, живущую эксплуатацией труда нескольких заокеанских стран и колоний». В конце XIX – начале XX веков в мире существовало всего несколько государств-рантье, или государств-ростовщиков. Ленин ссылается на немецкого экономиста Сарториуса фон Вальтерсхаузена, который в своём сочинении «Народнохозяйственная система помещения капитала за границей» (Берлин, 1907) в качестве образцового государства-рантье называет Голландию. Вслед за ней эту группу государств пополнили Англия и Франция. Ленин также ссылается на Зигмунда Шильдера, который в своей книге «Тенденции развития всемирного хозяйства» (Берлин, 1912) определяет список промышленных государств-кредиторов: Англия, Франция, Германия, Бельгия и Швейцария. Голландию он не относит сюда только потому, что она, по его мнению, «мало индустриальна». Соединённые Штаты являются кредитором лишь по отношению к Америке. Более того, США накануне Первой мировой войны были крупнейшим внешним нетто-дебитором (должником)[24]24
  По величине внешнего государственного долга перед мировой войной 1914 года на первом месте находилась Российская империя. Соединённые Штаты были крупнейшим чистым должником по величине совокупного внешнего долга (включающего не только государственную, но и частную задолженность).


[Закрыть].

Об Англии как государстве-рантье достаточно подробно написал Джон Гобсон в своей книге «Империализм». Приведу фрагмент из работы Ленина, где он делает ссылки на Гобсона:

«В 1893 году, – пишет Гобсон, – британский капитал, помещённый за границей, составлял около 15 % всего богатства Соединённого Королевства». Напомним, что к 1915 году этот капитал увеличился приблизительно в 2 1/2 раза. «Агрессивный империализм, – читаем далее у Гобсона, – который стоит так дорого плательщикам налогов и имеет так мало значения для промышленника и торговца: есть источник больших прибылей для капиталиста, ищущего помещения своему капиталу»: (по-английски это понятие выражается одним словом: «инвестор» – («по-меститель», рантье): «Весь годичный доход, который Великобритания получает от всей своей внешней и колониальной торговли, ввоза и вывоза, определяется статистиком Гиффеном в 18 миллионов фунтов стерлингов (около 170 млн. рублей) за 1899 год, считая по 2 1/2 % на весь оборот в 800 млн. фунтов стерлингов». Как ни велика эта сумма, она не может объяснить агрессивного империализма Великобритании. Его объясняет сумма в 90–100 миллионов фунтов стерлингов, представляющая доход от «помещённого» капитала, доход слоя рантье. Доход рантье впятеро превышает доход от внешней торговли в самой «торговой» стране мира! Вот сущность империализма и империалистического паразитизма».

А вот ещё один факт по поводу английского «паразитизма», заимствованный Лениным у немецкого экономиста Шульце-Геверница: «Описание “британского империализма” у Шульце-Геверница показывает нам те же черты паразитизма. Народный доход Англии приблизительно удвоился с 1865 по 1898 год, а доход «от заграницы» за это время возрос в девять раз».

Если в список государств-рантье входит небольшая горстка стран, то список государств-должников очень обширен. «Среди помещений капитала за границей, – пишет Шульце-Геверниц, – на первом месте стоят такие, которые падают на страны, политически зависимые или союзные: Англия даёт взаймы Египту, Японии, Китаю, Южной Америке. Её военный флот играет роль, в случае крайности, судебного пристава. Политическая сила Англии оберегает её от возмущения должников»[25]25
  Schulze-Gaevernitz «Britischer Imperialismus und englischer Freihandel zu Beginn des 20-ten Jahrhunderts». Lpz., 1906. S. 320 (Шульце-Геверниц «Британский империализм и английская свободная торговля начала XX века». – Лейпциг, 1906. С. 320).


[Закрыть].

«Англия, – пишет Шульце-Геверниц, – перерастает постепенно из промышленного государства в государство-кредитора. Несмотря на абсолютное увеличение промышленного производства и промышленного вывоза, возрастает относительное значение для всего народного хозяйства доходов от процентов и дивидендов, от эмиссий, комиссий и спекуляций. По моему мнению, именно этот факт является экономической основой империалистического подъёма. Кредитор прочнее связан с должником, чем продавец с покупателем»[26]26
  Schufce-Gaevernitz «Britischer Imperialismus… S. 122.


[Закрыть].

Относительно Германии издатель берлинского журнала «Банк» А. Лансбург писал в 1911 году в первом номере журнала в статье «Германия – государство-рантье» следующее: «В Германии охотно посмеиваются над склонностью к превращению в рантье, наблюдаемой во Франции. Но при этом забывают, что, поскольку дело касается буржуазии, германские условия всё более становятся похожими на французские».