Текст книги "Вальс бывших любовников"

Шмелев вздохнул:

– Ты его, Ленка, не тронь сейчас. И пока не спрашивай, в чем дело, не могу сказать. Но Петьку не гноби, ладно? Потом поймешь.

– Да кто его гнобит-то? Я вынуждена двойную работу делать, вот и все.

– Ну ничего, не развалишься. Охрану Славогородскому приставим, вдруг действительно это он Зритель. Но ты шевелись, Лена, шевелись – столько времени нет результата.

«Ну, конечно! – думала она, шагая к себе в кабинет. – У Петьки драма какая-то, а я шевелись. Конечно, привыкли – на кого все сгрузить, конечно, на Крошину, у нее личной жизни нет, вот пусть и работает! А она у меня теперь есть, и сидеть тут ночами я тоже не обязана, я не единственный следователь в комитете, между прочим! Мало своих дел – так Петькино еще сгрузили, успевай, Лена, поворачивайся, а то результата нет! А что его нет с февраля, а дело у меня всего три дня – это кого волнует? Никого, правильно!»

– Ты колдуешь, что ли? – загрохотало рядом, и Лена приостановилась – ее нагнал Паровозников, в руке которого она заметила полиэтиленовый пакет с тремя большими маковыми булочками.

– Это что у тебя? – Она вдруг почувствовала, как проголодалась – опять не было времени даже на чай, не говоря уже о полноценном походе в столовую.

– Это взятка.

– Не поняла…

– Что тут непонятного? Отпирай кабинет, будем чай пить с булками, пока свежие. Это мне в пекарне через дорогу Равшана отвалила, – поднимая пакет повыше, сказал Андрей. – Я ей кота с дерева снял.

– А говоришь – взятка, – вставляя ключ в замок, заметила Лена. – Гонорар же.

– Ну мне гонорар, тебе – взятка, – подмигнул Андрей, и она быстро загородила уже открытую дверь кабинета:

– Э, нет! Не прокатит!

– Что, не любишь с маком? Раньше вроде любила.

– Да при чем тут мак… Просто, если ты хочешь что-то на меня перекинуть, сразу забудь. Я лучше голодная умру.

– Ты чего, начальница? – удивился Паровозников, мягко отстраняя ее с дороги и входя в кабинет. – Я ей булку свежую тащу, а она ругается… Что мне может быть нужно от замужней дамы, а? Совести у тебя нет совсем – в таком меня подозревать.

– Паровозников! Я тебя тоже сто лет знаю, если что. И знаю, что ты редко приходишь просто так, а уж когда приносишь что-то, это наверняка в качестве подмазки, – рассмеялась Лена, снимая плащ и набрасывая его на вешалку. – Но в этот раз говорю серьезно – не выйдет у тебя ничего. Я и так за Петьку работу делаю, Кольцова допрашиваю, обыск провожу, с подозреваемым в больницу мотаюсь! Так что ты обломишься.

Андрей меж тем уже включил чайник, положил пакетики с заваркой в две кружки, в свою еще и сахара насыпал, а булки выложил на тарелку.

– Злая ты, Крошина. А говорили, что замужем бабы добреют. Нет, ни фига, с тобой это не работает. Я действительно заскочил, чтобы булку тебе принести и чаю выпить. Ну могу еще послушать, как с бывшим пообщалась, если тебе страсть как некому это рассказать, – заметил он, наливая кипяток в кружки.

– Если не будешь называть Кольцова моим бывшим, то расскажу, – кивнула она, садясь за стол. – И еще пообещай не вставлять свои якобы смешные замечания.

– Якобы?! Якобы?! – возмутился Андрей, поставив перед ней кружку с чаем и тарелку. – А раньше ты считала их смешными! Фээсбэшный юмор какой-то другой, видимо?

– Оставь Филиппа в покое.

– Я ж не самоубийца. Ладно, рассказывай, что там с Кольцовым и где ты обыск проводила, – потребовал он, усаживаясь напротив и беря булку.

Умудряясь откусывать, запивать чаем и даже не говорить с набитым ртом, Лена вкратце рассказала о допросе и обыске у Никиты.

– Надо же… а я думал, что он любовник этой Савиной, – заметил Андрей. – Судя по фото, как раз в его стиле девчонка – наивная, хорошо бы лапшу заглатывала, которую бы он ей на уши вешал.

– Ну он, между прочим, не так глуп, как ты почему-то думаешь. С ним интересно… было.

– Ага! Но хочешь секрет? Знаешь, почему вы расстались?

– Ты что – специалист по расставаниям?

– По твоим – да, – серьезно кивнул Паровозников и глотнул чаю. – Ты его переросла, а он побоялся, что дальше не вывезет. Ему не женщина нужна, а обслуга с умением слушать и возносить его на пьедестал. И на такую роль годятся только простенькие молодые девочки с низкой самооценкой. А ты выросла и вдруг поняла, что за его трепом ничего умного и нет. Скажешь, не так было?

Лена почувствовала, что краснеет. Андрей произнес вслух буквально то, что она сама сказала Никите во время допроса. Она действительно переросла его и пошла дальше, а Кольцов так и замер на кочке, которую сам считал Эверестом.

– Слушай, Андрей, – вдруг произнесла она, вспомнив. – Я вот все думаю – куда нам привязать музыку эту, что всякий раз играет, когда труп находят?

– Отличный слив темы, зачет, – усмехнулся Паровозников, но не стал настаивать на продолжении. – Музыку, говоришь, куда прицепить? А черт ее знает. Я в машине весь день крутил, аж уши болят, а в голову ничего не приходит. Мелодия, конечно, популярная, много где использовалась после фильма. Но как связана с нашими убитыми – даже не знаю. На танцовщиц никто из них не тянет, фигуры не те. Может, что-то свадебное?

– Ну две точно не замужем были, а третью все никак не установим.

– Да и третья наверняка свободная была, – отмахнулся Андрей. – Я все-таки думаю, что тут и не в актрисе дело. Попытался сравнить с той, что в фильме играла – но кроме цвета волос вообще ничего общего.

– Если по платьям есть вариант, что это дело рук Славогородского, ну может такое быть, то с музыкой как-то пока глухо, – пробормотала Лена, рисуя на листе бумаги кружочки и стрелочки. – Надо, пока он в больнице отлеживается, попробовать отработать его связь с Ингой Колосовой – вдруг повезет?

– Он мог стричься к ней ходить.

– Вряд ли… там такая стилизованная укладка… – Лена покачала головой. – Убеждена, что он сам ее делает, минут по тридцать каждое утро тратит. И потом, Колосова – мастер женский, не универсал даже.

– Это ты с чего взяла?

– Так я несколько видео отсмотрела все-таки, и в одном она рассказывает о себе, четко говорит – женский мастер, никогда не работала с мужской прической.

Андрей разломил оставшуюся булку, протянул Лене половину, та машинально взяла, откусила:

– Почему вальс? Почему именно этот? Почему у кинотеатров? Вообще, в этом деле есть хоть один вопрос, на который бы имелся мало-мальски внятный ответ, а?

Паровозников пожал плечами:

– И так бывает. Пока у нас единственная зацепка – Славогородский и его странная прихоть переодевать любовницу в платья времен молодости ее бабушки.

– Ну не преувеличивай – там примерно конец семидесятых, не такой уж и бабушки. Сейчас, кстати, опять такое модно.

Андрей подозрительно посмотрел на нее:

– Ты не заболела? Откуда тебе-то знать, что сейчас модно, ты всегда равнодушна была к такого рода бабству.

– С ума сойти… – выдохнула Лена с возмущением. – Ты это серьезно?

– Конечно. Достаточно взглянуть на твой гардероб.

– Я ношу то, что мне удобно. Между прочим, приходится на трупы выезжать, там как-то не до современных тенденций.

– Вот именно! Но о моде рассуждаешь зато…

– И потом, – словно не заметив едкого замечания, продолжила Лена, – у меня еще подруга имеется, а вот она, если помнишь, звезда масштаба страны, и вот уж с ее мнением я считаюсь.

– Ну хоть что-то, – фыркнул Андрей. – Ладно, опять мы куда-то в сторону уехали. Так что делать-то собираемся?

Она не успела ответить – звякнул телефон, сигнализируя о пришедшем сообщении.

Лена открыла его – это оказался муж: «Освободился раньше, еду за тобой, идем в кино».

Она улыбнулась и отложила телефон:

– Так что ты спросил?

Паровозников покачал головой:

– Вечно что-то работать мешает, да? Делать, говорю, что мы дальше собираемся?

– Подождем, когда врачи разрешат допрашивать Славогородского. А пока будем искать возможные пересечения с другими убитыми. И установи уже, наконец, данные по третьей жертве, а? А то только меня цеплять горазд, – поддела Лена. – Которые сутки неопознанное тело в морге, а ты даже не…

– А у меня этим Левченко занимается. И я ему завтра наподдам, если ничего не принесет, – грозно пообещал Паровозников, вставая. – У тебя еще что-то есть сегодня? Доделывай, я пока кружки ополосну и потом тебя домой подкину.

– Меня Филипп будет ждать, мы в кино собирались.

– Что, прямо в погонах и пойдешь? – усмехнулся Андрей, собирая пустые кружки.

– Я своих чинов не стесняюсь, – пошутила она. – Все, иди уже, мне еще кабинет закрывать.

Насладиться просмотром итальянской киноклассики в компании мужа Крошиной не удалось. Прошло только двадцать минут фильма, а мобильный в сумке начал вибрировать, грозя выпрыгнуть. Она виновато посмотрела на Филиппа, и тот кивнул. Лена сунула руку в сумку и нашла телефон, к тому моменту уже замолчавший, но на экране светился пропущенный вызов от Паровозникова. Лена встала и, извиняясь, начала пробираться к выходу.

В фойе она набрала номер Андрея, очень надеясь, что звонок был по серьезному поводу, а не из желания сорвать ей редкий семейный вечер.

– Паровозников, предупреждаю, – сразу начала она, едва тот снял трубку, – если ты позвонил из вредности, я…

– Совсем головой поехала?! – рявкнул Андрей, даже не дослушав. – Мне твои романтические вечеринки неинтересны! Тут Кольцов твой позвонил, сказал, что нашел еще кое-что интересное на какой-то флешке. Я подумал, что ты сама захочешь посмотреть.

– Так срочно? – поморщилась Лена, которой перспектива снова увидеться сегодня с Кольцовым казалась совершенно отвратительной. – И почему он тебе позвонил, а не мне?

– Угадай с трех раз! Не горел желанием видеть тебя снова!

– Вот поверь – это взаимно, – вздохнула Лена. – Заберешь меня от «Юбилея»?

– От «Юбилея»? Серьезно? Да ты экстремалка, как я погляжу, – фыркнул Паровозников. – Или решила на живца ловить?

– Что? – не сразу поняла Лена. – В каком смысле?

– У-у-у… – протянул Андрей. – Похоже, романтический настрой выветрил из твоей головы все служебные дела…

– Черт тебя дери, Паровозников! Быстро приезжай, пока я не передумала! – разозлилась она. – Иначе будешь с Кольцовым фотографии наедине смотреть!

– Да, не переживу такого счастья, – захохотал он. – Все, жди, я недалеко, минут через семь буду.

Лена сбросила звонок и хотела написать сообщение Филиппу, но, повернувшись, увидела, что он сидит в массажном кресле, установленном напротив входа в кинозал.

– Извини… – виновато произнесла она, подходя. – Надо ехать, сейчас Андрей меня заберет. Срочные обстоятельства…

– Ну что ты оправдываешься? – спокойно спросил Филипп. – Я же понимаю, что это работа. Надеюсь, он тебя потом до квартиры проводит? Или мне подъехать?

– Не надо, Андрей довезет. Ты точно не сердишься?

– Пусть на тебя начальство твое сердится, – улыбнулся муж, поднимаясь.

– Фильм не досмотрели, жалко…

– Ну ничего, в другой раз. Идем, сдам тебя с рук на руки майору, – Филипп обнял ее за талию и повел к выходу.

Паровозников не подъехал – подлетел, взвизгнув тормозами, и Горский недовольно поморщился:

– Надеюсь, он не всегда так ездит?

– Не всегда, – улыбнулась Лена.

– А то я его живо без прав-то оставлю, будет пешком ходить. Вы бы, Андрей Александрович, скоростной-то режим не нарушали, все-таки тут не гоночная трасса, – сказал он, когда Андрей опустил стекло.

– А мы уже на вы, Филипп Андреевич? Или вы – о, ужас – при исполнении? – парировал тот.

– Нет, я выходной. Серьезно, Андрей, гонял бы ты потише, а? Я тебе, между прочим, жену доверяю.

– Твоя жена ездила со мной задолго до того, как… и никогда не жаловалась.

– Она и сейчас не жалуется, – открывая Лене дверку и помогая сесть, сказал Филипп. – А я прошу по-человечески.

– Ну как я могу отказать сотруднику таких структур… Обязуюсь свято соблюдать рекомендуемый правилами дорожного движения скоростной режим, товарищ майор! – рявкнул Паровозников, прикладывая руку к голове. – Кстати, с присвоением очередного звания вас!

– Спасибо, – проигнорировал шутку Горский. – До квартиры проводи ее потом, ладно?

– Слушаюсь!

– Завязывай! – негромко велела Лена. – И поехали, раньше освободимся.

Паровозников еще раз дурашливо козырнул, но с места тронулся спокойно.

– Вот что ты за человек, а? – укоризненно спросила Лена, когда они выехали на центральную улицу. – Тебе очень нравится задирать Филиппа?

– Ну он, смотрю, не очень-то реагирует.

– А тебе хочется, чтобы отреагировал? Он этого не сделает.

– Да, как же я забыл – «чистые руки, холодная голова и горячее сердце»? Или как там?

– Останови машину! – потребовала Лена и взялась за ручку.

– Это зачем еще?

– Поеду отдельно от тебя.

– Адреса не знаешь, он не в студии встречу назначил.

– Ничего, позвоню Кольцову, корона не свалится.

– Да ладно, Ленка, я пошутил, расслабься. Ты так серьезно относишься к моим словам, что ли?

– Тебе в голову не приходило, что мне просто неприятно? – резко развернувшись к нему, сказала Лена. – Филипп ничего плохого тебе не сделал, он меня любит, мне с ним хорошо – в кои-то веки, понимаешь? Я не виновата в том, что у нас с тобой не сложилось, так ведь бывает.

Паровозников вздохнул, но ничего больше не сказал, только сделал погромче музыку.

В молчании они добрались до района старой застройки, сплошь усеянного хрущевками. В этих домах когда-то получали квартиры в основном сотрудники бумажного комбината, который уже давно не работал и был превращен в торговый город с большим рынком, магазинами и цветочными лавками. Там же располагался ресторан французской кухни, что было довольно странным выбором, учитывая антураж и соседство. Именно там Кольцов и назначил встречу, объяснив, что будет на съемке.

– Он еще и еду снимает, что ли? – спросил Андрей, когда они вышли из машины. – Я всегда считал, что это разные направления.

– Он много еще что снимает. Но вот еда у него выходит, пожалуй, лучше всего, – буркнула Лена, – впрочем, как и остальные неодушевленные предметы.

– Талантище… – пробормотал Андрей.

– Я тебя очень прошу – хоть его не задирай, а? – взмолилась Лена, останавливаясь. – Я и так еле держусь, мне вторая встреча с ним за день хуже ножа, а тут еще ты со своими постоянными шуточками…

– Ладно, по просьбам дам гения не трону, – великодушно согласился Андрей и взялся за ручку двери. – Может, потом поужинаем, раз уж все равно в ресторан пришлось ехать?

– Твоей оперской зарплаты хватит только на кофе, и тот будет без молока и без сахара, – пошутила Крошина, входя.

– Ну тут, я слышал, хлебушек с маслицем бесплатно положен.

– Если заказ делаешь.

К ним сразу ринулся метрдотель, поздоровался, спросил, бронировали ли они стол.

– Нас ожидают, – Лена развернула удостоверение. – Где-то должна проходить фуд-съемка, нам нужен фотограф.

– А, да-да, Никита Алексеевич предупреждал. Проходите, пожалуйста. – Он провел их через зал в небольшой отдельный кабинет, где Кольцов с ассистенткой колдовал над стоявшим посреди стола на белоснежной скатерти изысканным блюдом. Щелчки камеры были слышны еще у порога, как и недовольный голос Никиты:

– Свет! Не загораживай свет, выше подними! Что, это так сложно? И помидор передвинь… да не так, пинцетом, идиотка…

– У-у, маэстро в своем репертуаре… – пробормотал Андрей и тут же хлопнул себя по губам, поймав недовольный взгляд Лены: – Все, молчу!

Лена на мгновение зажмурилась, сделала глубокий вдох и резкий выдох, пару раз сжала и разжала кулаки, словно готовилась к трудной битве.

«А ведь когда-то я при первых звуках его голоса начинала дрожать от счастья, надо же», – мелькнуло в голове.

– Добрый вечер, господин Кольцов, – официально сказала она и увидела, как дрогнула рука Никиты с камерой:

– Вы не могли бы подождать еще несколько минут? – все так же недовольно, хоть и на полтона ниже попросил он. – Я закончу буквально за десять кадров.

Лена повернулась спиной, чтобы даже не видеть, как Кольцов снова чуть согнул ноги в коленях, принимая удобную позу, как вскинул руку с камерой, наводя объектив на ярко освещенную тарелку.

Андрей вдруг почти незаметным движением взял ее руку и слегка сжал, а когда Лена подняла на него глаза, ободряюще кивнул – мол, я рядом, все в порядке, и она расслабилась. Разумеется, в присутствии Паровозникова Никита не осмелится разговаривать в своем хамском тоне, потому Лена надеялась, что все пройдет быстро и относительно спокойно.

– Может, все-таки кофе? – негромко предложил Андрей, но она отказалась:

– Правда, не хочется. Потом не усну.

Лена обвела взглядом полупустой зал ресторана – несмотря на вечернее время, посетителей тут было совсем немного, видимо, сказывалось и не совсем удачное расположение и действительно высокие цены в меню.

– Очень странное место владелец выбрал, тебе не кажется? – словно услышав ее мысли, спросил Андрей. – Ну кто из местных себе может позволить ужин в таком ресторане? Да и кухня эта авторская… Тарелку большую принесут, а на ней – кот наплакал, и ценник такой, что потом сам заплачешь.

– Да, я тоже об этом подумала. Нужно быть очень большим гурманом, чтобы ехать сюда, допустим, из центра даже. Но согласись, красиво все и со вкусом сделано.

Паровозников только рукой махнул:

– Я в этом мало разбираюсь. Мне в ресторане важна еда, а не то, чем сиденье у стула обтянуто.

Лена едва удержалась, чтобы не рассмеяться. Паровозников любил прикидываться этаким простаком, но на самом деле это было далеко не так. Он разбирался и в еде, и в винах, и сам неплохо готовил.

Наконец из кабинета появился Кольцов, державший в руках ноутбук:

– Я закончил, давайте присядем, – он направился к ближайшему пустому столику. – Вот, смотрите, – устроившись, он развернул ноутбук экраном к Лене и щелкнул клавишей. – Видите?

– Что? – не сразу поняла Лена, вглядываясь в снимок, на котором была изображена Наталья Савина в ультракоротком платье с пышными рукавами.

– Да не на центр, на правый угол смотри, – раздраженно велел Никита, и Паровозников предупреждающе покашлял. – В правом верхнем углу видна вешалка, а на ней платье – видишь?

Лена перевела взгляд на указанный Никитой фрагмент и действительно увидела на вешалке платье в мелкую черно-белую «лапку».

– А фотографий Натальи нет в таком? – еле переводя дыхание, спросила она.

– Нет. Платье было, а вот снимков в нем я точно не делал, иначе они сохранились бы в исходниках, я всегда удаляю их только через год. Если нужно, я сброшу на флэшку, сами смотрите. Но их точно нет.

– Да, сбросьте, – сказал Паровозников, вынимая из кармана видавшую виды флэшку. – Я на досуге разные мелочи поизучаю.

– Почему ты обратил внимание на это платье? – спросила Лена, и Кольцов дернул плечом:

– Потому что кругом только и разговоров, что об убитых девушках в таком же. Мне показалось, что я его видел, начал вспоминать, ну и вот. Надеюсь, у вас отпали подозрения в отношении меня? – Он все-таки не смог удержаться от колкости, но Крошина пропустила это мимо ушей:

– Я вас не подозревала. Спасибо за информацию.

Она развернулась и быстро пошла к выходу, не дожидаясь, что ответит ей Никита.

Паровозников догнал ее уже на улице, поймал за рукав:

– Ну куда разбежалась? Тормози, машина левее.

Лена вырвала руку и сделала еще пару шагов в сторону припаркованной машины. Она не могла понять, что с ней происходит – вроде бы ничего особенного не произошло, а ощущение неприятное.

– Тебя домой-то везти? Или тут останешься? – не отставал Андрей. – По-хорошему надо бы фотки эти посмотреть внимательно, – он покрутил в пальцах старенькую флэшку. – Может, быстренько метнемся ко мне?

– Еще чего… – пробормотала она, обхватывая себя руками. – Завтра в комитете отсмотрим, все равно Славогородский в больнице, куда он денется…

– Если только дуба не врежет…

– Покаркай еще! Поехали, одиннадцать часов уже.

Андрей уже открыл рот, чтобы выдать очередную шутку по этому поводу, но Лена так на него посмотрела, что майор умолк на полуслове и открыл ей дверцу машины.

Утром Лена вскочила так рано, что даже не сразу поняла, что будильник еще не звонил, а за окном совсем темно. Часы в кухне, куда Лена вышла на цыпочках, чтобы не разбудить спавшего Филиппа, показывали половину пятого. Она машинально нажала кнопку кофемашины – такой кофе пила только она, муж любил свежесваренный, в джезве, – открыла холодильник и замерла, задумавшись. Проклятое черно-белое платье всю ночь не давало ей покоя, словно преследовало, дразнило.

Закрыв дверку холодильника, Лена налила себе кофе, уселась за стол и снова погрузилась в мысли. Допросить Славогородского пока не удастся – врач сказал, что не раньше, чем через двое суток, но можно поехать к его жене и узнать, не ее ли это платье, например. Да и вообще, поговорить, попробовать выяснить, есть ли алиби у ее супруга на момент убийства как Натальи Савиной, так и Инги Колосовой и третьей не опознанной пока девушки.

Экран телефона, который она прихватила, уходя из спальни, беззвучно загорелся, сигнализируя о входящем звонке, и Лена напряглась – пять утра, что-то случилось.

Звонил, разумеется, Паровозников:

– Ленка, прости, что так рано… но меня самого с кровати сдернули. В общем, третья убитая, скорее всего, Покровская Полина Юрьевна, двадцать два года, актриса нашего театра драмы. Час назад мать принесла заявление о пропаже, девчонка четыре дня дома не появлялась. По приметам вроде как подходит. Надо предъявлять тело для опознания, я за тобой заеду.

– Вы там с ума все посходили? – шепотом возмутилась Лена. – Пять утра! В морге только дежурный! Нельзя хотя бы до семи дотянуть?

– Пока соберемся, пока доедем – вот уже и семь. Все, заканчивай пререкаться, одевайся и выходи, я через полчаса буду, – и Андрей бросил трубку.

Кофе пришлось проглотить залпом, даже не почувствовав вкуса, потом бежать в душ и наскоро приводить себя в порядок. Не хотелось будить мужа, потому вариант одежды оставался только один – китель, висевший на вешалке в большой комнате, Лена вчера забыла убрать форму в шкаф.

На ходу натягивая плащ, она спустилась пешком по лестницам и вышла во двор.

Было относительно тепло, даже дождя не предвиделось, это Крошину порадовало – в пасмурную погоду она чувствовала себя разбитой, даже если выспалась, а не как сегодня.

Машина Паровозникова влетела во двор минуты через три. Лена забралась на сиденье и посмотрела на Андрея – тот выглядел помятым, взъерошенным и откровенно не выспавшимся.

– Совсем не спал? – спросила она, и Паровозников неопределенно кивнул. – Ну, и к чему была такая спешка тогда? Мы трое суток не могли установить личность, что изменилось бы за пару часов?

– Там мать колотится в истерике, отказывается из отделения уходить.

– И у вас случился приступ человеколюбия?

– Все, Крошина, захлопнись, а то поругаемся, – вдруг зло отрезал Андрей, вцепившись в руль двумя руками. – И не отвлекай меня, и так не соображаю ничего, не хватало еще в аварию угодить, меня потом твой фээсбэшник с того света достанет.

От неожиданности Лена даже не нашлась, что ответить – Андрей не позволял себе обычно разговаривать с ней в таком тоне. Она отвернулась к окну и закрыла глаза.

Лена всегда болезненно переносила вот этот момент опознания, когда человек переступает черту между верой в лучшее и неизбежностью случившегося, до последнего надеясь на ошибку, на то, что тело под белой простыней принадлежит кому угодно, но не близкому. Особенно тяжело ей было смотреть на матерей, опознающих тела своих детей, потому что, наверное, нет ничего страшнее, чем пережить собственного ребенка.

Мать пропавшей Полины Покровской оказалась красивой моложавой женщиной лет пятидесяти пяти, ее лицо напомнило Лене кого-то, но она никак не могла вспомнить.

«Я ее определенно где-то видела, – думала она, исподтишка разглядывая женщину. – Но где?»

– Алиса Викторовна, – обратился к ней Паровозников, заглянув в блокнот, и Лена тут же вспомнила женщину.

Это была Алиса Покровская, декан актерского факультета института искусств, где училась Юлька Воронкова. И лет ей было гораздо больше, чем можно было дать на первый взгляд.

– Алиса Викторовна, – продолжал Андрей, – процедура малоприятная, но необходимая. Сейчас вам предъявят тело, вы должны внимательно посмотреть и сказать, ваша ли это дочь. Вы готовы?

Покровская медленно кивнула, выпрямилась и сделала глубокий вдох. Лена заметила, как трясутся ее руки, сжимающие платок, но лицо при этом стало вдруг сосредоточенным, собранным.

Санитар поднял простыню с лица убитой девушки, и Покровская, сделав шаг к носилкам, взглянула в него, тут же побледнев и хватаясь рукой за грудь:

– Боже мой… боже мой… что же я теперь скажу… что же я скажу… – Она упала на пол так стремительно, что ни Андрей, ни Лена не успели среагировать и поддержать.

– Вот же черт… – пробормотал Паровозников, присаживаясь на корточки. – Нашатырь дайте, – он протянул руку, в которую санитар вложил остро пахнущий тампон. – Накрывай, – велел Паровозников, осторожно водя тампоном у лица Покровской.

Санитар набросил простыню на голову трупа и откатил каталку к окну. Покровская между тем пришла в себя, села и обвела всех страшным, ничего не выражающим взглядом абсолютно пустых глаз:

– Как я теперь буду жить?

– Алиса Викторовна, примите наши соболезнования, – сказала Лена. – Вы можете сейчас разговаривать? Или мне вызвать вас позже?

– Нет-нет… – бесцветным голосом произнесла Покровская. – Зачем же… какая теперь разница… Поли нет больше…

– Давайте я помогу вам, – Андрей поднялся и протянул женщине руку. – Вот так… – подняв Покровскую на ноги, он тут же поддержал ее, потому что женщина покачнулась. – Пойдем на воздух, хорошо? Вот так… обопритесь на мою руку, – и он вывел ее из секционной.

Лена пошла следом, думая, как построить разговор с матерью, только что осознавшей, что ее дочь мертва. В такие моменты Крошина почти ненавидела свою работу, когда приходилось лезть в душу человеку, у которого вмиг рухнула жизнь.

К ее удивлению, Покровская сумела взять себя в руки и к моменту, когда они оказались в Следственном комитете, выглядела уже не такой разбитой.

– Хотите кофе? – предложила Лена, щелкая кнопкой чайника.

– Спасибо, нет, – отказалась женщина. – Я давно не пью кофе, это портит цвет лица. Господи, о чем я думаю… – осеклась она, прикрыв рот ладонью. – Поли больше нет, а я о цвете лица…

– Ничего, Алиса Викторовна, это такой способ самозащиты у мозга. Иногда лучше отвлечься на какие-то мелочи, так легче. Вы извините, но я вынуждена буду задать вам несколько вопросов…

– Да-да, конечно… конечно… – повторила Покровская, выпрямляя спину. – Если это поможет поймать ублюдка, который сделал это… я готова…

Лена вынула из стола фотографии с места преступления и разложила их перед Покровской:

– Алиса Викторовна, посмотрите, пожалуйста, на этих снимках ваша дочь в своей одежде?

Едва бросив взгляд на фотографии, Покровская зажмурилась и затрясла головой:

– Нет, нет! Конечно, нет! Это наверняка образ… для проб, понимаете? Полю пригласили участвовать в пробах на главную роль в фильме, специально из Москвы приехал ассистент режиссера и кастинг-директор…

Паровозников, тихо сидевший на диване и, как казалось Лене, дремавший, вдруг вскинулся:

– Из Москвы? А вы видели их?

– Нет, что вы… Поля переписывалась с ними, пару раз ей звонили. И в тот день, когда… когда она не пришла домой… она должна была встречаться с ними как раз для проведения проб.

– Но кто это был – мужчина, женщина?

– Ах, я не знаю… Поля не называла имен в разговоре, и мне не хотела ничего подробно рассказывать, пока не будет какой-то ясности… Я пыталась расспрашивать, но она боялась, что сглазит… мы, актеры, люди суеверные… ролей мало, а актеров, как вы понимаете, значительно больше… каждый боится конкуренции… И потом из провинции довольно сложно выбиться, это такая редкая удача…

– Ну почему же, – заметила Лена, – ваша ученица Юлия Воронкова, например…

– Ах, оставьте! – вдруг брезгливо поморщилась Покровская. – Воронкова обычная профурсетка, о чем там говорить? Улеглась в нужный момент в нужную койку, вот и все. Какая из нее актриса?

– Ну, видимо, не настолько плохая, если «Золотую маску» получила, – чувствуя вдруг неприязнь к Покровской, сказала Лена. – Но мы отвлеклись. Значит, точно сказать, кто и откуда были люди, предложившие Полине пробы, вы не можете?

– Нет. Но последние несколько дней Поля постоянно слушала вальс Доги – знаете? – И Покровская, плавно двигая в воздухе рукой, напела несколько нот.

Лена с Андреем переглянулись.

– У Полины были подруги? Такие, с кем она могла бы поделиться новостью? Ну те, что не из мира искусства? – спросила Крошина, по привычке перенося чужие отношения на собственные. Ей бы Воронкова рассказала о любом событии в своей творческой жизни, а уж о пробах-то непременно.

– Что вы… Поля была погружена в свой мир, она репетировала главную роль в театре, это требовало большой отдачи… А в театре подруг не бывает.

– А молодой человек? Какие-то поклонники?

– Тоже нет. У нее просто не было времени на эти глупости. Если хочешь сделать карьеру, нужно оставить все эти женские глупости.

– Но вы ведь как-то сочетаете…

Покровская вздернула брови:

– Что?! Я никогда не была замужем и не жалею об этом ни секунды. Поля не знает своего отца… не знала, – поправилась она и вдруг снова растеряла весь апломб и сникла: – Как вы думаете, я должна… сообщить ему?

– Алиса Викторовна, вы должны поступить так, как считаете для себя правильным.

– Я не хотела, чтобы они общались… он всегда помогал Поле материально, присылал деньги, хотя я ничего у него не просила. Наверное, он имеет право знать… да-да, конечно… нужно позвонить… нужно… пусть хотя бы на похоронах… – забормотала Покровская.

– Алиса Викторовна, я понимаю, что вам неприятно, но мне необходимо задать этот вопрос. Кто отец Полины? – спросила Лена. – Он имеет отношение к кино или театру?

– Что? – Покровская подняла голову. – А… нет, что вы… отец Поли не имеет никакого отношения к искусству, наоборот… но я бы не хотела называть его имя, это неудобно.

– Я спрашиваю не из праздного любопытства. Возможно, мне придется допросить и его.

– Я же сказала вам – они с Полей не были знакомы! – взвилась вдруг Покровская. – Этот человек никакого отношения к моей дочери не имел, кроме того что являлся биологическим отцом! Я обещала ему, что не побеспокою никогда, и сдержала свое слово! Поля выросла в уверенности, что ее отец умер!

– Вы только что сказали, что он материально помогал вам растить дочь.

– Это была его инициатива! Я никогда ни о чем его не просила! И не попросила бы, будьте уверены! – запальчиво произнесла Покровская. – Моя дочь была только моей! И даже сейчас я не уверена, что должна сообщать ему печальную новость.

Она снова сникла, как будто эмоции высосали из нее всю энергию, обмякла на стуле и закрыла руками лицо.