Текст книги "Последнее японское предупреждение"
Автор книги: Марина Крамер
Жанр: Остросюжетные любовные романы, Любовные романы
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
Евгения
Силы заканчивались, Женя ощущала это с каждым шагом, приближавшим ее к зданию больницы. Неподъемная сумка, ноющие плечи, заплетающиеся от недосыпа ноги. «Сколько я еще смогу выдержать в таком режиме? Мне нельзя заболеть, слечь, потому что как тогда Лена? Кто будет ухаживать за ней? Я не могу себе этого позволить».
В палате неожиданно оказалась свободная койка, и Женя, повернувшись к дежурившей медсестре, поинтересовалась:
– Перевели?
– В морг, – коротко отозвалась та, и Женя вздрогнула.
За все время, что она находилась здесь с сестрой, это была уже не первая смерть, но она все еще не могла привыкнуть, что из этой палаты существует два выхода – вниз и вверх. В морг или в обычную палату, ближе к выздоровлению и выписке. За эти месяцы Женя и сама уже понемногу научилась отличать тех, кто выйдет «вперед ногами», как называли это медсестры, а кто сможет еще пожить. Она увидела столько человеческого горя, что хватило бы на пятерых. Эти несчастные матери, жены – и никогда мужья. Не попалось ей пока ни одного мужчины, способного пожертвовать собой и сидеть возле неподвижного тела некогда любимой жены.
– А чего ты хочешь? – однажды сказала ей пожилая санитарка. – Баба мужику нужна здоровая, а больная на фиг не сгодится.
– И что – никогда не было, чтоб муж за женой ухаживал? – не поверила Женя.
– Может, и было когда, да я вот не помню. Разве что Леня…
Леня «случился» на Жениных глазах. Его жена, совсем молодая девушка, попала в автомобильную аварию и каким-то чудом осталась жива. Дома у Лени осталась пятимесячная дочка и дочка от первого брака – первая жена, по злой иронии, тоже погибла в аварии. Днем Леня сидел рядом с женой, подменяя тещу, которая в это время возилась с маленькой дочкой, а потом несся домой. Они платили санитаркам, чтобы присматривали за Катей ночью, а с утра непременно кто-то приезжал. Катю, неразговаривавшую, ничего не соображавшую, но живую выписали не так давно. Женя разговаривала с ее матерью, приходившей к врачу, и та рассказала, что Леня не отходит от сидящей в кресле жены, держит за руку, кормит с ложки и словно не понимает, что она навсегда останется такой – безмолвной, почти неподвижной куклой. Но Леня был исключением…
Глядя на него, Женя все время думала: «Нет, я выйду замуж только за того, кто сможет почувствовать чужую боль. Кто поймет то, что творится у меня в душе». Пока же кандидатов не было, зато была тяжелобольная сестра без всяких надежд на улучшение, постоянное безденежье и мучительная, невыносимая усталость.
Александра
Никогда я не ждала телефонного звонка с таким нетерпением, как сегодня. Время близилось к вечеру, скоро вернутся мои домочадцы, а Ольга так и не звонила. Неужели ничего не вышло? Нет, этого просто не могло быть – не зря ведь Паршинцева работала теперь в детективном агентстве, да и Савва был рядом с ней, а уж он-то мог разговорить любого. Почему же не звонят?..
Я нервничала все сильнее, много курила, то и дело спускалась в кухню за чаем, чем нервировала Галю, не любившую, когда ее отвлекали от приготовления ужина. Но я не находила себе места в огромном доме, не могла ничем заняться, потому что в голову ничего не шло.
К тому моменту, когда Ольга позвонила, я была уже совсем невменяема и почти не контролировала себя.
– Алло! – заорала я в трубку, и Паршинцева недовольно попросила:
– А ниже на пару тонов? Ты меня оглушила.
– Извини, я нервничаю. Что так долго?
– Так сложилось. Слушай… мы не могли бы где-то встретиться и поговорить?
– А по телефону что? – не очень довольным тоном поинтересовалась я, потому что объяснять, что сегодня мой выезд невозможен, не хотелось.
– Савва просил по телефону не обсуждать.
Вот так… Не только мне запрещают. Правда, в ситуации с Ольгой Саввин запрет продиктован, скорее всего, соображениями безопасности – мало ли кому придет в голову отсканировать телефон сотрудницы детективного агентства! Не лишено логики. Значит, разговор придется откладывать как минимум до понедельника, потому что к нам Ольга не поедет – это она мне объяснила давно и в очень корректной форме. И я не осуждала приятельницу – не каждый может сломать стереотипы и свободно приехать в дом человека, известного своим криминальным прошлым. В городскую квартиру, где мы не так давно жили втроем, она приходила с удовольствием, даже когда у нее не было занятий японским с Акелой, но ездить в дом, хозяином которого значился мой отец, не хотела. Я не обижалась.
Надо было срочно что-то придумывать, я даже застонала от невозможности узнать все новости немедленно, сейчас, когда так интересно.
– Может, завтра в городе пересечемся? – предложила Ольга, не имевшая понятия о моих проблемах с мужем.
– Вряд ли… если только… – Я хотела было взять Соню и поехать в город с ней, но потом подумала, что это совсем уж неприлично – прикрываться ребенком, да и Соня непременно расскажет, что мы виделись с Ольгой, а это повлечет за собой новую порцию ненужных вопросов. Нет, так не получится.
– Послушай, – поняв мои затруднения, сказала Ольга, – ты можешь сослаться на необходимость что-то купить – ты женщина, в конце концов, или как? И даже не будет нужды скрывать, что пойдешь со мной – мы как-никак подруги, я вполне могу помочь тебе с покупкой, скажем, платья.
Версия годилась. Осталось только придумать, как отделаться от обязательного присутствия охранника, которого муж или папа непременно дадут «в нагрузку». Но это я решу…
– Договорились. Тогда я тебе позвоню утром, хорошо? – Конечно, жаль, что придется терпеть всю ночь, но это лучше, чем до понедельника.
– Конечно. Буду ждать.
Мы попрощались, и я, положив трубку, едва не взвыла от досады. Очевидно же, что Ольга нашла что-то интересное, а я должна выкручиваться и придумывать поводы, чтобы получить информацию. Но в принципе сама виновата, чего уж…
Вернувшийся муж продолжил вчерашнюю обструкцию. Я как-то даже растерялась – никогда прежде Саша не молчал со мной больше нескольких часов, если только не был занят. Справедливости ради скажу, что и сегодня он, едва сменив одежду на домашнюю, прихватил из шкафа несколько толстых книг, ушел в кабинет и щелкнул там замком. Не сдержавшись, я посмотрела, с каких полок муж брал книги, и вдруг поняла, что Сашка думает о том же, о чем и я. О якобы похищенном из музея клинке. Это был мой шанс помириться и заодно прояснить кое-какие вопросы.
Я подошла к двери кабинета и осторожно постучала.
– Я занят, – раздалось из-за двери.
– Саша, открой, пожалуйста, это важно.
– Аля, я действительно занят.
– Я тебя очень прошу. – Я заскреблась сильнее, и Акела не выдержал, открыл:
– Ну, что?
Я проскользнула мимо него в кабинет, забралась с ногами на диван и спросила:
– Что ты читаешь?
– Если ты зашла поговорить, то время не очень удачное, я на самом деле занят, – проговорил он недовольно и вернулся за стол, на котором были разложены открытые книги.
– А я как раз, кажется, по поводу твоего занятия, – начала я осторожно. – Вышло так, что я узнала содержание статьи, из-за которой бушевал папа… Не спрашивай, как именно, но узнала. Это неважно. Важно другое. Клинок из музея никто не крал.
Акела, до этого не особенно прислушивавшийся к моим словам, вдруг оторвался от чтения:
– Что? Как это?
– Пока не знаю. Но я позвонила Маросейкину, и тот меня обхихикал – мол, опровержение было по поводу той новости о краже клинка несколько месяцев назад, помнишь?
– Я об этом вообще ничего не знал.
– Да я и сама краем уха только слышала. Но суть не в том. Если, как утверждает Маросейкин, никто ничего не крал, то на основании чего автор статьи о папе утверждает, что клинок хранится в банке? – Я вытянула затекшую ногу и осторожно посмотрела на мужа.
Он сидел, выпрямившись, и словно готовился к броску. Я видела, как он напряжен, как взволнован – моя информация явно ошеломила его.
– Дальше? – сухо бросил он, и я продолжила:
– А дальше я ничего сказать не могу, хотя информация есть.
– Не понял.
– Я попросила Савву и Ольгу – ты ведь помнишь Олю Паршинцеву? – Муж нетерпеливо кивнул. – Ну, вот. Я их попросила сходить сегодня в музей и расспросить ту старушку, которая своими глазами видела пропажу клинка, как все было.
– То есть клинок все-таки пропадал? – уточнил Акела, делая какие-то наброски на листе бумаги.
– Там история какая-то темная. Вот слушай. Смотрительница замечает пропажу клинка со стенда, бежит, чтобы вызвать полицию, но когда те приезжают – оп-па, клинок висит себе на прежнем месте. Понимаешь?
– А не могло бабуле померещиться?
– Могло, – вздохнула я, – вот потому я и попросила Ольгу с Саввой все разузнать. И Ольга что-то узнала, но встретиться с ней сегодня я, по понятным причинам, не смогла, – не удержалась я и слегка уколола мужа.
Акела стремительно поднялся, захлопнул книги и скомандовал:
– Собирайся, мы едем к Паршинцевой.
– А… папа и Соня?
– Ничего, не маленькие, приедут и без нас поужинают. Хотя, зная Бесо, не думаю, что им это будет нужно.
Да уж. От гостеприимного и хлебосольного грузина еще никто никогда не выходил с прицелом на домашний ужин, это точно.
Я побежала к себе, наскоро оделась и позвонила Ольге:
– Ты дома?
– Да, где мне быть-то? – удивилась она.
– Мы к тебе приедем минут через сорок, спустишься, чтобы маму твою не пугать, хорошо?
– Спущусь, не проблема. Только… ты с кем приедешь?
– С Сашкой. Мне нужно, чтобы он услышал все, что ты расскажешь.
– Хорошо, я вас жду.
Когда я вышла во двор, Сашкин старый «Прадо» уже стоял у ворот, а сам Акела сидел за рулем. Я забралась на сиденье рядом с ним и пристегнула ремень – в состоянии такого возбуждения Акела запросто может вдавить педаль газа в коврик, а мне не хотелось выйти через лобовое стекло.
– Как ты додумалась до всего этого? – спросил Сашка, не отрывая взгляда от дороги.
– Да не додумывалась я. Просто проанализировала. Кстати, я вообще не уверена в том, что клинок подлинный. Думаю, что ты тоже, потому и рылся в справочниках.
– Ты права. Но непонятно тогда, с чего автор статьи решил, что в банке есть какой-то клинок? У нас и хранилищ такого размера нет, это ведь не коробочка с бриллиантами, даже если его разобрать, все равно лезвие в ячейку не войдет.
– Саша, надо все проверить и в банке, понимаешь? Это неспроста. И клинок – тоже неспроста. Тот, кто сделал ставку именно на это, прекрасно осведомлен о твоем увлечении.
– Это не секрет, – отозвался муж, – о моем увлечении в городе любая собака знает.
– Так тем более это было сделано с умыслом. Например, скомпрометировать тебя в папиных глазах, – вдруг сказала я. Эта мысль пришла мне в голову уже давно, но озвучить я ее решилась только что. Ведь действительно – чего проще? Рассорь отца с Акелой и дальше спокойно веди атаку на моего родителя, потерявшего поддержку.
Дядя Моня и Бесо уже не особенно идут в расчет. Конечно, они не бросят, но такой маневренности, как у Акелы, у них уже нет, один старый авторитет, а на нем далеко в нынешней ситуации не уедешь.
– Я не совсем понимаю.
– Это, конечно, в порядке бреда, но подумай… Клинок мог оказаться у тебя – ну, тот же похититель принес, продал, отдал – что угодно… А ты в обход папы…
– Аля, это настолько глупо, что я и слушать не хочу, – перебил Акела. – Ты просто представь, какая нужна подготовительная работа для такой операции. Кто будет возиться? Все можно решить проще и быстрее, если пришла охота меня убрать.
– А тебя никто не хочет убрать физически. Тебя хотят убрать из нашей семьи, понимаешь? – не отступалась я, хотя в словах мужа, на мой взгляд, было больше логики, чем в моих.
Мы проехали пост ГИБДД, на парковочной площадке которого почему-то оказалось много фур с прицепами, въехали в город и направились в противоположный его конец, там и жила Ольга.
– Может, мы в кафе посидим? – предложила я, но Сашка отрицательно покачал головой:
– Давай втягивать в это дело как можно меньше народа, хорошо? И так уже и эта девочка в курсе, и Никитин брат. Зачем нам лишние уши в кафе? Мало ли кто окажется по соседству, а ты иной раз плохо держишь себя в руках и говоришь громко совершенно недопустимые вещи.
Я отметила про себя, что никогда не говорила мужу о наличии у Никиты брата-близнеца, а Акела это откуда-то знает. Хотя чему я удивляюсь? Человек всю жизнь добывает информацию для других, особенно такую, которую не всякому под силу, так почему не добыть ее для себя лично?
– Я попросила Ольгу спуститься, у нее мама больна, к чему волновать женщину?!
– Молодец. В машине и поговорим.
Район, в котором жила Ольга, довольно плохо освещался, и это производило неприятное, даже гнетущее впечатление. Серые однотипные дома-коробки высились по обе стороны от трассы, а под крышей одной из автобусных остановок, сохранившейся, видимо, еще с советских времен, я с удивлением увидела стайку «девушек-потаскух легкого поведения», как говаривал дядя Моня.
– Надо же, я думала, что на трассе уже сто лет никто не работает, – пробормотала я, но Акела услышал:
– Откуда тебе это знать? В таком районе, как этот, такой товар стоит копейки, да и контингент соответствующий – им не до «салонов» и «кабинетов массажа».
– Оно и видно, – буркнула я.
– Осуждаешь?
– Ты научил меня не судить людей за их выбор, помнишь? Вот я и не сужу. Наверное, они иначе не могли.
Акела невесело усмехнулся, но больше никак не прокомментировал.
– Ты знаешь, кому принадлежит «Фараон»? – кивнул он на здание торгово-развлекательного комплекса, которое мы проезжали.
– Откуда? Конечно, не знаю, а это важно?
– Как знать… а хозяин тут как раз Витя Меченый.
А вот это уже кое-что… Значит, Акела всерьез принялся «разрабатывать» версию о Меченом, которую я ему подбросила, вот и выяснил, что недавно построенный и открывшийся с большой помпой торговый центр – Витина вотчина. Непонятно только, какой смысл строить подобное заведение в рабочем районе с очень дешевым жильем. Народ тут проживал далеко не самый обеспеченный, и из всего изобилия магазинов, пожалуй, спросом пользовался только супермаркет низшей ценовой категории. А весь этот «кричащий гламур» явно мимо… Это все равно что открыть казино в пустыне Сахара, например.
Ольга уже ждала нас у подъезда – прохаживалась туда-сюда, сунув руки поглубже в рукава пуховика и надвинув отороченный мехом капюшон на самые глаза. Акела припарковал машину, и я, открыв дверку, поманила Паршинцеву:
– Забирайся скорее, замерзла ведь.
Ольга запрыгнула на заднее сиденье и пробормотала:
– Господи, ну и холодина, а ведь октябрь только начался… Здравствуйте, Александр Михайлович, – поприветствовала она Акелу, и тот улыбнулся:
– Комбанва, Ольга. Не забыли еще?
– Ой, что вы! Конечно, нет. Стараюсь повторять, если есть время.
– Мы не про уроки говорить приехали, – напомнила я, и Ольга оживилась, вытащила блокнот:
– Слушайте, граждане, а ведь в музее-то какая-то ерунда происходит! Клинок искомый действительно висит в экспозиции. Я все иероглифы срисовала, вот они. – Она протянула блокнот Акеле, и тот сунул его за пазуху. – Бабульку-смотрительницу Савка нашел, она как раз домой собиралась, так мы ее в кафе затащили и все из нее вытрясли аккуратно. В общем, клянется бабушка, что клинка на стене не было, она несколько раз проверила – нет, пустые крюки. Поэтому и кинулась полицию вызывать, а когда вернулась – висел он.
– А полицейские клинок осматривали? – спросил Акела, нахмурившись.
– Осматривали. Но что они понимают в этом? – махнула рукой Ольга, и Сашка напрягся:
– То есть вы думаете, что клинок подменили?
Паршинцева покачала головой:
– Я не уверена… Но ведь можно отличить подделку, правда?
– Можно – если видеть перед этим оригинал, – вздохнул Акела. – Дело в том, что изначально клинок мог быть не старинным. Да, времен Второй мировой – но не представляющим ценности. Так что это не великая потеря для искусства, хотя для нашего музея, конечно, ощутимо.
– А как-то иначе разве нельзя подделку отличить? – вклинилась я. – Ты же говорил, что на каждом мече есть имя мастера.
– Ну и что? И я же, кстати, говорил тебе, что зачастую даже в старину кто-то мог изготовить подделку и поставить на ней имя мастера, а не свое. Да и позже подарочные клинки маркировались маститыми клеймами. Это ничего не значит, нужна экспертиза.
– А ты смог бы отличить настоящий клинок от поддельного? – не отставала я, и Сашка поморщился, не понимая, видимо, к чему я клоню:
– Нужно видеть оба.
– Ты забыл маленькую деталь, – с неким торжеством в голосе заявила я, втайне радуясь, что смогла додуматься до чего-то и без подсказки мужа, – в банке-то что-то все-таки хранится!
– Или нет, – резонно вставила Ольга, – ведь это же не факт, правда? Может быть, просто обычная «утка».
Слова Паршинцевой чуть подпортили мне торжество – как-то не продумала я этот момент, а ведь могло так и быть. Журналист мог просто «для затравки» написать о хранящемся в банке клинке. Не факт, что он там есть. Как говорится, на заборе тоже много чего написано…
– А никак нельзя проверить это? – спросила Ольга, видимо, почувствовав, что я расстроилась.
Акела чуть приоткрыл окно, заметив в моей руке сигарету, и покачал головой:
– Официально – нет. Я же не могу открывать все ячейки, да и невозможно это. А отследить каждого, кто входит в хранилище, – ну, сами понимаете. Да и когда придет тот, кто положил – если положил – клинок в ячейку? И придет ли вообще?
Н-да… До этого разговора мне казалось, что все куда проще. Какой-то тупик.
Акела замолчал и принялся рассматривать иероглифы в блокноте, отданном Ольгой. Мы с Паршинцевой молчали и ждали – ну а что нам еще оставалось?
– Если я правильно все понял, – нарушил через какое-то время молчание Сашка, – то клинок, который выставлен в музее, действительно может быть старинным. Что, однако, не мешает ему быть подделкой.
– Почему? – в голос поинтересовались мы с Ольгой, и Акела, пряча блокнот в карман, объяснил:
– На клинке выбито имя Канэмицу, да. Но на один иероглиф больше. Кстати, на эту тему есть даже легенда. Говорят, что однажды Канэмицу лег отдыхать после тяжелого дня и сквозь сон услышал, как сосед его, тоже кузнец-оружейник, стучит долотом. И в этих звуках ему что-то не понравилось. Тогда Канэмицу вбежал в мастерскую соседа и схватил клинок, над которым тот работал. «Как ты посмел выбить на клинке мое имя?» – спросил он соседа, и тот удивился: «Вы наблюдали за мной?» Канэмицу ответил: «Нет, но я услышал, что ты использовал большее количество ударов, чем необходимо для того, чтобы поставить твое собственное имя».
Мы с Ольгой завороженно слушали. От Акелы, когда он что-то рассказывал, невозможно было оторвать взгляд – настолько он погружался в историю и перевоплощался в ее героев.
– Хорошо. Но даже если это так – что это нам дает? – первой стряхнула с себя магию рассказа Ольга.
Акела пожал плечами:
– Пока не знаю. Но сбрасывать со счетов эту историю не стал бы.
– Ты думаешь, что все-таки существует еще один клинок? – спросила я, почему-то заранее зная ответ.
И муж не разочаровал:
– Думаю, что существует. Понять бы только, где именно!
– Но ведь все-таки можно попытаться проверить банк…
– Аля, это практически невыполнимо.
– Но ведь возможно? – уперлась я, сама не понимая, что именно заставляет меня делать это. Но какое-то внутреннее чувство толкало меня, и я даже не особенно сопротивлялась.
– А я бы сначала попыталась осмотреть клинок, который выставлен в музее, – вдруг сказала Ольга, и мы с Акелой повернулись к ней. – Ну, в том смысле… если вы разбираетесь, то ведь наверняка можно понять… – чуть смутившись под пристальными взглядами, проговорила она. – Ведь могут же быть какие-то признаки, что клинок не подлинный.
– Разумеется, – кивнул Акела, и в его голосе я услышала некое уважение к словам Паршинцевой, – есть ряд дефектов, которые выводят клинок из категории ценных.
– А их на глаз можно определить? – Ольга снова оживилась.
– Можно. Есть дефекты, которые возможно исправить опытному полировщику, и тогда это не скажется на цене, а есть такие, которые не исправляются, это называется фатальные кидзу, – объяснил Акела.
– А можно понять, подвергался ли клинок такой обработке с целью скрыть дефекты? – не отставала Паршинцева, и это уж точно сильно добавило ей веса в глазах моего супруга.
– Для этого нужно быть специалистом высшей категории или иметь знакомых в экспертизе, – улыбнулся он. – Но я не думаю, что кто-то стал бы так возиться с неподлинным клинком, чтобы скрыть кражу настоящего, к примеру. Это все-таки довольно дорого, да и мастеров таких не так уж много. У нас в городе их точно нет, за это я ручаюсь.
– А где могут быть? – не унималась Ольга, и мне вдруг пришло в голову, что у нее созрел какой-то план, в который она не спешит посвятить моего мужа.
– Точно знаю одного мастера в Москве, лучшего, пожалуй.
– Ну, в Москве… – неопределенно протянула она, давая понять, что уж в столице-то непременно отыщется человек, владеющий техникой полировки мечей.
– Чем богаты, – развел руками Акела.
– Понятно. Ну, что, я думаю, все вам рассказала. Пойду, там мама одна, а ей нездоровится, сердце, – извиняющимся тоном произнесла Ольга и открыла дверь. – Саша, я тебе позвоню завтра, можно?
– Лучше в понедельник. – Я справедливо рассудила, что секретничать лучше всего в отсутствие мужа, а еще лучше и безопаснее – на кафедре в перерыв, и Ольга, кажется, поняла.
– Хорошо, тогда в понедельник. До свидания, Александр Михайлович.
– Саёнара, – с улыбкой попрощался Акела, и Паршинцева, негромко хлопнув дверцей, побежала к подъезду, чуть ссутулившись и спрятав в рукава руки. – Зря она криминалистику бросила, – задумчиво сказал Сашка, заводя двигатель, – из нее толк вышел бы, очень цепкая девушка.
– Она и в агентстве себя неплохо чувствует. Ты же помнишь, какой был неприятный инцидент на кафедре, когда ей пришлось уйти. Ее же тогда в краже денег обвинили – что может быть отвратительнее? Конечно, разобрались, извинились – но осадок-то какой… Я бы тоже не вернулась. Я к нам ее звала, на нормальную анатомию, но Ольга сказала, что вообще не хочет больше порог академии переступать.
– Я ее понимаю. Несправедливый приговор вдвойне тяжел. А ее заведующий глупость совершил, по-моему. Лишился хорошего специалиста.
Не знаю, жалел ли о произошедшем заведующий кафедрой криминалистики Нарбус, но я бы на его месте точно жалела. Ольга была дотошной и очень внимательной, умела замечать мелочи, мимо которых зачастую остальные эксперты просто проходили. Именно она косвенно была причастна к тому, что в серии ритуальных убийств заподозрили моего мужа, и именно она помогла его реабилитировать и доказать, что все произошедшее было жестокой, но талантливо устроенной имитацией. Да, Акела прав – таких специалистов нужно ценить. Он сам, привыкший к любому делу относиться со всей серьезностью и дотошностью, безмерно уважал тех, кто поступал так же.
– Ты прогуляться не хочешь? – вдруг спросил он, и я кивнула:
– Можно. Только погода… – Снова моросил дождь, но желание побыть вдвоем, без посторонних глаз, пересилило мое отвращение к сырости.
Мы доехали до набережной, припарковали машину и вышли. Кроме нас, разумеется, на улице никого не было – только иногда шумели по мокрому асфальту шинами автомобили. Люди в такую погоду предпочитали места более уютные, чем набережная. Но нам было все равно. Акела обнял меня за плечи, крепко прижал к себе, и мы тихонько пошли вдоль резной оградки, украшавшей закованный в мрамор берег.
– Ты помнишь, когда мы тут с тобой впервые гуляли? – вдруг спросил муж, и я даже опешила слегка, так как не думала, что он помнит такие мелочи, как первая совместная прогулка на рассвете после моего выпускного вечера.
– Конечно.
– Хорошее время было, правда?
– А нынешнее тебе чем нехорошо? – усмехнулась я, чувствуя почему-то острое желание закурить, как будто разнервничалась.
– И нынешнее хорошо. Просто тогда я был моложе, наверное.
– Тоже мне, большое горе!
– Не горе, конечно. Только обидно немного. Годы идут…
– Не говори этого, – попросила я, второй раз за несколько дней испуганная его словами, – у меня вот уже который день ощущение, что ты со мной прощаешься.
– Ну, что ты, малышка! Как я могу? Я обещал быть с тобой рядом.
– Ты опять?! Мне все время кажется, что ты сейчас добавишь «до самой смерти», и я этого не переживу.
– Аля, не нужно, – мягко попросил Сашка, целуя меня в макушку.
– Но тогда и ты перестань! – потребовала я, останавливаясь и разворачиваясь лицом к нему. – Перестань, слышишь?
– Хорошо, не буду.
Мы гуляли молча еще около сорока минут, на улице совсем стемнело, а мелкий моросящий дождь наконец закончился. Было удивительно тихо и даже как будто тепло – или это я согрелась в объятиях мужа. И почему-то впервые за долгое время я поймала себя на мысли, что не хочу возвращаться домой, а могу гулять вот так, вдвоем, вечно.
В понедельник ровно в час, когда у меня начался перерыв в занятиях, позвонила Ольга. Я закрылась в своей аудитории, села на подоконник и приготовилась к длинному разговору.
– Я тут подумала… а ведь можно вполне официально получить заключение о подлинности клинка в музее, – начала с места в карьер подруга, – это ведь совсем просто. Савва может сделать запрос, якобы клиент подозревает, что клинок украден у него и все такое.
– Я не понимаю только, что нам это даст. Ну, хорошо, проведем экспертизу, убедимся в том, что клинок фальшивый. Дальше что? Даже если это так – то ведь не факт, что его подменили, не факт, что бабуле действительно не померещилось. Чтобы отталкиваться от клинка, надо точно знать, что есть второй. И только в этом случае можно будет думать о том, что вся эта сложная схема направлена против моего мужа, – вздохнула я.
– А ты сама… Ты сама не можешь как-то тихо в банке поискать? Ты ведь можешь туда прийти?
– Прийти могу. Но попасть в хранилище – нет. Для этого нужно как минимум завести там ячейку, а как я сделаю это? Акела начальник службы безопасности, ты представляешь последствия?
– Вполне, – голос Ольги зазвучал удрученно. – Слушай, а если я?
– Очень смешно! Акела обязательно сам просматривает все документы, я точно это знаю. Как ты думаешь, твое имя не наведет его ни на какие мысли, а?
– Не подумала, – призналась она, – надо с Саввой обсудить, вдруг он что-то посоветует?
– Ты попробуй, конечно, но я не уверена, что выйдет.
– Саш, скажи… у вас дома неприятности? – осторожно спросила Ольга, и я не сразу ответила на ее вопрос, прикидывая, стоит ли посвящать постороннего, по сути, человека в наши дела. Но Ольга была надежной, хоть и относилась к моему отцу слегка предвзято, и я не могла осуждать ее за это. А мне иной раз очень хотелось поделиться с кем-то, не вхожим в нашу семью так, как, допустим, Бесо или дядя Моня.
– Д-да, – решившись, вывернула я, – у папы что-то непонятное происходит, и Сашку в это пытаются втянуть, я чувствую. Но пока не могу понять, откуда угроза.
– Тебе не бывает страшно?
– Ты рассуждаешь, как типичная жертва стереотипов, – улыбнулась я, открывая большую фрамугу окна и вдыхая прохладный воздух, – если человек сидел в тюрьме, то дома все непременно как на зоне – нары, порядки, параша, да? Я тебя сто раз приглашала – приезжай, познакомлю. Папа любит общаться с молодыми девушками, разговаривает, когда надо, на хорошем русском, пусть и не на литературном. Но ты предпочитаешь жить чужими представлениями. Так вот: мне не страшно и никогда не было.
Повисла пауза. Я даже подумала, что Ольга обиделась на меня за эти слова, но вдруг Паршинцева заявила:
– А ты рискни меня пригласить еще раз, а? Может, я избавлюсь от стереотипов?
– Да легко! Давай в ближайшие выходные шашлыков пожарим. Папа это любит.
– Тогда договорились!
Мы поболтали еще о какой-то ерунде и попрощались – у меня начиналось очередное занятие у первокурсников, а это на первых порах всегда испытание. Студенты оказываются в непривычной обстановке, ощущают запах формалина из ванн с препаратами, весьма, надо заметить, специфический, видят в буквальном смысле расчлененные трупы, части человеческих тел, трупы целиком с выделенными венами и сосудами. Это, естественно, выбивает многих из колеи. Бывают случаи, что и в обморок падают, и мучаются от тошноты, и выбегают в туалет, не в силах удержать рвотные позывы. И девчонки размазывают по лицам косметику – от испарений формалина слезятся глаза. Но со временем все привыкают, даже в перерыве могут булочек поесть с кефиром. Я все это понимала, но все равно не всегда могла удержать раздражение. Знала, что студенты за глаза зовут меня Железякой, но не особенно расстраивалась по этому поводу.
Вечером меня ждал сюрприз. Я задержалась в городе, внезапно поддавшись желанию поправить форму стрижки, и из салона вышла на уже темную улицу. Пока ехала домой, несколько раз успела поговорить с Соней и Галей – они волновались и спрашивали, где я и что со мной. Надо было, конечно, предупредить, но я так спонтанно рванула в салон, что забыла обо всем. Но главным оказалось не это…
Дома я обнаружила отца и мужа с такими хмурыми лицами, как будто они только что с похорон. Папа курил в гостиной у камина, задумчиво смотрел на огонь и барабанил пальцами по подлокотнику. Акела, скрестив руки на груди, стоял у окна, штора на котором была отодвинута в сторону, и сосредоточенно разглядывал двор. Во всей его фигуре чувствовалось напряжение.
Я вошла в комнату и остановилась на пороге. Они, кажется, даже не заметили моего появления.
– А вы чего тут с такими лицами? – поинтересовалась я, чтобы привлечь внимание.
– Что – не нравимся? – не отрывая взгляда от камина, спросил папа. – Других найди, если мы рожами не вышли.
– Пап, ты чего? – Я подошла ближе, села на подлокотник и положила руку ему на плечо. – Случилось что-то?
– А вот верь не верь, не знаю, доча, – сообщил отец, отправляя окурок в камин. – Земля горит под ногами, а кто поджег – поди разберись.
– Не поняла…
– Обыск был в банке, – не оборачиваясь, сказал Акела, – с прокурорской санкцией.
– А мотив?
– Клинок, – коротко бросил муж, и по недовольному движению папы я поняла, что из-за этого они и поругались.
Отец, конечно, сразу обвинил Сашку в пристрастии к оружию и в том, что всегда есть повод зацепить его именно на этом увлечении. Мне папины выпады тоже никогда не нравились, но перечить я, понятное дело, особенно не смела. Сашку жалко…
– Нашли?
– Конечно, не нашли, – папа хлопнул меня по коленке, – либо твой муж его хорошо прибрал, либо не там искали.
– Либо его там просто не было, – с вызовом сказала я, и папа удивленно вздернул брови, а лысина его вдруг пошла красными пятнами.
– Да? А ушастые просто так нагрянули, да еще с портянкой прокурорской? Делать нечего?
Внимание! Это не конец книги.
Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?