Текст книги "Золотой Трон"

Глава XII

1

«Рости – расти» – «Если будешь справедлив, во всем встретишь удачу». Эту мудрость повторял Тимур всякий раз, когда брал в руки коралловый перстень, подаренный ему духовником Заинуддином. Когда-то тот благословил им юношу на правое дело во благо Мавераннахра. Это была новая ступень, стоять на которой Тимуру еще только предстояло учиться.

В долине реки Аму немногочисленные слуги Тимура пасли скудные отары овец и верблюдов, получая оплату за труды четвертью того, что можно было взять с этих животных – молоком и шерстью.

Он все еще пребывал в бедности. Лишь четверо нукеров да верный служка Анвар – вот и вся его свита. Да и кто он такой – Тимур бин Тарагай Бахадура? Кто он, чтобы одним именем притягивать к себе людей? Он пылал жаждой сражений. Пытаясь выбраться из оков молчания, голос его сердца рвался наружу, воплощаясь в повелительных жестах, царственной осанке. Его сердце, сердце вожака, стучало громко. Его хладнокровный гипнотический взгляд увлекал за собой безотчетно. Его манера держаться, повелевать словно арканом притягивала людей, сплачивая их вокруг него рабской верностью.

Тимур – барлас, а барлас – воин, с малолетства в седле. Чувствуют ноги стремя, чует конь седока. Пришпорит Тимур рысака, тот и несется во весь опор. Пьяный вольным воздухом, бьющим в лицо, Тимур жаждет битвы. Жестокое сердце его алчет разбоя. И с ним верные друзья его детства, те, с кем когда-то таили они свои мальчишеские секреты в высокой скальной пещере.

Уже не в первый, не во второй и не в третий раз совершает Тимур свои набеги на соседей, на караваны проезжих купцов. Добыча! Кровью наливаются глаза Тимура, когда он предвкушает ее. Одна овца, две… десять… С каждым грабежом знатнее добыча, с каждым набегом многочисленнее войско. И вот уж триста душ, триста всадников готовы пойти за Тимуром и в пекло, и в бездну вод.

Но Тимур не Чингисид, и эта непринадлежность его к роду Чингисхана отнимает у него право на лидерство. Так гласят земные законы. А по законам Неба еще с рождения над Тимуром сияет его путеводная звезда. Она ведет его небесными путями, определяя пути земные.

Да, он не Чингисид, оттого вдвойне не простится ему, коли стрела его не поразит цель, конь утратит резвость, а сам он не будет ловок и тверд. В состязаниях на право зваться сильнейшим сотни глаз испытующе смотрят на него, оттого и нет у Тимура права, не позволяет твердое сердце его умалить звание доблестного воина, вопреки желающим низвержения ему. И нельзя не заметить его, не выделить среди многих. Черный орел, хищник, воспаривший над соплеменниками на недосягаемую высоту.

Эмир Казган. Когда-то он был эмиром одного из многочисленных ханов Чингисидов. Служил в те времена, когда потомки Чингисхана ослабили власть над наследием великого предка. Казган воспользовался этим и восстал против своего хана, став правителем Самарканда.

Эмиру Казгану нужен Тимур. Как и Казган, этот храбрый юноша – не тюрра – в нем не струится кровь Чингисида. Но этот молодой целеустремленный барлас может повести за собой тысячу. Он отважен и честен, за ним идет народ. Да, он беден, но в двадцать два года это нельзя считать недостатком. Главное, его уважают и чтут многие. А чтобы был Тимур ближе к Казгану, чтоб не умчался как вольный ветер от Созидателя Эмиров (так прозвали Казгана за его умение укрощать эмиров – потомков Чингисхана), тот отдал в жены ему одну из своих внучек – прекрасную Алджай.

Как и все женщины Мавераннахра, Алджай не знала паранджи и с раннего возраста привыкла к седлу. Теперь она сопровождала Тимура в его многочисленных походах и поездках. Он любовался Алджай, когда взмыленная под грациозным станом кобыла несла ее во весь опор. Словно степные ковыли, развевались на ветру конская грива и длинные волосы Алджай. Она была первой женщиной Тимура. Он любил ее всем сердцем, большой чистой любовью, как только мог любить молодой барлас.

На земли Мавераннахра не первый год зарился потомок Чагатая – монгольский хан Тоглук-Тимур. Как и ханство кыпчаков, ослабленное Великим булгаком, Мавераннахр безнадежно слабел. Его раздирали на куски враждующие между собой многочисленные беки и эмиры. И некому было защитить эту прекрасную страну от поработителя, ибо в раздоре – слабость.

Дойдя до Кеша, хан Тоглук не встретил в Мавераннахре никакого сопротивления. Тоглук-Тимур расположился между реками Сыр и Аму. Страшась его могущественной армии, многие владетельные вельможи подались на хорасанские земли. Вместе с ними спешно бежал и Хаджи-Барлас.

Тимур не чувствовал под собой твердой опоры. Сын вождя барласов, он все еще был среди тех незначительных владетелей земель, которые не имели должного влияния у соотечественников. Однако Тимур обладал способностью вести за собой людей. Он уже сплотил вокруг себя сотни барласов. Осторожность и хитрость заставляли его быть предусмотрительным. Он не затевал ни одного предприятия, не посоветовавшись с теми, кому доверял. Однако в каждом совете он слушал голос сердца. Теперь ему нужно было выбирать: бежать вместе с эмирами в Хорасан или остаться. Сомнения тяготили Тимура. Единственным человеком, чье мнение могло сейчас развеять его нерешительность, был духовный отец – шейх Заинуддин. Сейчас Тимур искал у духовника совета и поддержки, и эти две благодати не заставили себя ждать. В своем спешном послании Заинуддин отвечал Тимуру словами Платона: «Как-то раз спросили халифа Али: “Если бы твердь небесная была луком, тетивой была бы земля, если бы козни были стрелами, имеющими целью детей Адама, а сам Всевышний был бы стрелком, то где несчастные смертные могли бы найти убежище?” – “Возле самого Бога”, – отвечал Халиф”. Так и ты, возлюбленный мой Тимур, прибегни к самому себе и примкни к Тоглук-Тимурхану, так как он – Божья тень. Заставь его выронить из рук лук и стрелы».

Тимур отложил письмо и взял в руки Писание, в расчете найти там подтверждение словам духовника. Будучи набожным магометанином, Тимур часто обращался к Корану, чтобы отыскать в нем ответ на вопрос. В этот раз Коран открылся на главе об Иосифе. «Да будет Бог милостив к нему!» – прочитал Тимур строки священной книги. Его последние сомнения развеялись словно пепел по ветру. Лучше покориться монгольскому хану, а не враждовать с ним. И пусть эта покорность всего лишь иллюзия!

Тимур поступил на службу к Тоглук-Тимуру, но чтобы спасти свои земли от разорения, он пришел в армию Тоглука не с пустыми руками. Он принес с собой щедрые подарки.

Тимур – барлас, а хитрость барласа способна творить чудеса. Оставаясь покорным радетелем интересов Тоглука, Тимур сумел посеять между его воинами раздоры, а во владениях хана населить смуту. За спиной Тоглук-Тимура зрели один заговор за другим. Ни в чем не подозревая молодого барласа, хан покинул земли Мавераннахра, оставив править Трансоксанией своего неопытного сына Ильяза-Ходжу-Аглана. Напротив, покорность Тимура подкупила Тоглука. Уходя, он не только сделал его тюмен-баши – начальником десятитысячного тумена, но и доверил ему управление делами.

2

Изучение Корана с давних пор было одним из излюбленных занятий Тимура. Хотя суры священной книги давались ему нелегко, он не оставлял чтения до тех пор, пока не постигал смысла повествования. Преклонение перед исламом Тимур перенял от отца, который часто рассказывал ему о греховности мира и законах шариата, впадая в размышления о смысле бытия. Тарагай напутствовал сына никогда не уклоняться от пути, предначертанного Аллахом. Объясняя истинные ценности веры, Тарагай нередко наставлял Тимура, чтобы тот уважал сейидов, испрашивал благословения для дервишей. «Пусть укрепят тебя четыре столпа шариата – молитва, пост, паломничество и жалование милостыни. Держись за исламскую веру, она убережет тебя», – вспоминал Тимур наставления Тарагая.

Подолгу проводя время в мечети, слушая беседы отца с имамами и шейхами, Тимур внимал молитвам и мудрым словам старейшин. С каждым годом, с каждым днем и часом срастался молодой барлас с учением Магомета, становясь ревностным сторонником мусульманства.

Трудно было Тимуру находиться в армии Тоглук-хана. Почти все его воины поклонялись языческим богам. Трудно было Тимуру начальствовать над туменом, в котором воины – узбеки-язычники, своевольничали и не подчинялись своему тюмен-баши. На равнинах реки Аму люди Тоглук-багадура, совершая самовольные набеги на земли чагатайских вельмож, грабили мирных жителей-мусульман – соплеменников Тимура.

Тимур понимал, что не может выказывать своего недовольства, поскольку, пусть даже затаившись до времени, сам служит монгольскому хану. Однако набеги узбеков на его соотечественников приводили Тимура в ярость. Невзирая на опасность, он всякий раз сводил с ними счеты. Одинокий черный орел среди стаи воронья. Одинокий черный орел, претендующий на поживу.

Тимур никак не мог смириться с тем, что Тоглук-хан отдал власть Ильязу-Ходже. Червь досады все время точил его сердце, заставляя искать все новые пути утверждения. Но Тимур – командующий десятитысячным туменом, и вчера ему доложили, что его воины-узбеки схватили семьдесят его соплеменников-мусульман.

– Кто посмел без моего повеления заточить этих несчастных в оковы и бросить в темницу на съедение крысам? – Тимур изрыгал негодование на своего давнего друга Насира. Тот служил ему верой и правдой еще с детства, когда поклялся в вечной преданности. – Прикажи немедленно освободить несчастных! – неистовствовал Тимур.

Постоянные столкновения Тимура с узбеками, его запреты совершать набеги на жителей Трансоксании вызывали недовольство среди подчиненных ему воинов. Сначала роптание было едва слышным, разве что на ухо собеседнику. Потом шепот недовольства усилился. Узнав о том, что Тимур приказал освободить пленных мусульман, узбеки взбунтовались. Однако этот бунт походил скорее на тихое наушничество. Против Тимура исподволь плелись губительные сети. И Ильяз-Ходжа был на стороне возмущенных.

3

К Тимуру вошел Насир. Внешне он был совершенно спокоен, но по тому, как едва заметно дрожали кончики его пальцев и подергивались уголки губ, Тимур понял – его друг принес ему дурные вести.

– Вот, – Насир протянул Тимуру свиток, – перехватили случайно.

Тимур сорвал печать и развернул пергамент. Перед ним было письмо Тоглук-Тимура сыну. В нем монгольский хан выказывал возмущение по поводу дерзко развернутого Тимуром восстания. В письме монгольский хан повелевал Ильязу-Ходже умертвить своего тюмен-баши. Прочитав послание, Тимур отбросил его в сторону:

– Они сумели оговорить меня! Тоглук-багадур слишком доверчив. Он поверил клеветникам.

Сейчас Тимуру угрожала реальная опасность. Кольцо интриг смыкалось. Тимур всеми силами пытался приобрести доверие соотечественников, однако при таком обороте дела это становилось невозможным. Его жизнь висела на волоске. Но Тимур – барлас, и он не любил отступать.

– Они хотят меня убить, – глядя в пустоту, усмехнулся Тимур, – что ж, пусть попробуют…

Угроза, нависшая над Тимуром, заставила его задуматься о собственной безопасности. В его незавидном положении он вынужден был либо спасаться бегством, либо предпринять попытку восстановить свое влияние. Однако интриги, которые плел против него Ильяз-Ходжа, прочно овладели сознанием Тоглук-богадура. Поэтому из всего, что приходило на ум Тимуру, самым резонным было собрать силы и двинуться на узбеков. Тимур – барлас, и помощи ждать он может только от барласов. В результате Тимур не сомневался. Природная притягательность никогда не оставляла его в одиночестве. С тех пор, как Тимур в седле, многие, видя в нем вожака, присягали ему на верность.

Итак, клич брошен. Весть о том, что Тимур собирает собственное войско, разнеслась по Самарканду с быстротой летящей птицы. И почти тут же клятву верности принесли Тимуру двое влиятельных барласов – эмир Джаку-Барлас и Ику-Тимур. В скором времени под знаменем Тимура уже стояло доброе число молодых барласов.

С каждым днем ряды тимуровской рати росли. Тимур чувствовал в себе силы. Он знал, что при правильном расчете его намерения разбить язычников-узбеков принесут плоды. Однако прозорливым взором он все же приглядывался к вставшим на его сторону. Среди молодых, крепких и таких же сильных, как он, барласов ему приглянулся немногословный юноша. Он хорошо чувствовал стремя и знал цель. Ахмед-Барлас, как звали его товарищи, вызывал у Тимура невольное уважение. Он видел в нем ревностного, как и он сам, мусульманина, почитающего Коран и законы шариата. Присматриваясь к Ахмеду, Тимур уже возымел на него виды. Чтобы сделать для себя более определенные выводы, Тимур решил проверить Ахмеда в предстоящей битве.

Однако человек предполагает, а Аллах располагает. В ту минуту, когда Тимур обдумывал свое желание приблизить к себе Ахмеда, тот находился у Ильяза-Ходжи. Правитель Трансоксании внимательно слушал, что тот, несмотря на то что они были вдвоем, шептал ему вполголоса. Слушая осведомителя, Ильяз-Ходжа то и дело теребил подбородок.

– Время нападения уже назначено, – сообщил Ахмед правителю Трансоксании, – но Тимур держит его в тайне ото всех.

– Кто-нибудь видел, как ты вошел сюда? – не глядя на Ахмеда, спросил Ильяз-Ходжа.

– Никто. А мне Тимур доверяет.

Однако в Самарканде даже стены имели глаза и уши. Как просчитался Тимур, доверяя Ахмеду, так и Ахмед не подозревал, что его тайный донос раскрыт…

Воочию столкнувшись с предательством, Тимур не доверял теперь ни одному человеку, присягнувшему ему в эти дни. В каждом своем союзнике он видел врага. Как казалось Тимуру, каждый, кто клялся ему в верности, мог в любой момент изменить свое мнение, начни только Тимур восстание против узбеков.

Не видя иного выхода, Тимур срочно покинул Самарканд. Вместе с любимой Алджай и шестью десятками проверенных воинов ночью он перешел Аму. До срока он решил укрыться в ущелье бадахшанских гор, чтобы переждать нависшую над ним опасность, а потом вновь двинуться на узбеков.

Тимур надеялся, что в Самарканде все же остались те, кто был на его стороне. Он решил ждать. Однако дни тянулись за днем в бесполезном томительном прозябании. Горный воздух звенел бездушной тишиной. Казалось, даже птицы не залетали сюда. Тимур прислушивался к безмолвию гор: не упадет ли где камень, не хрустнет ли ветка. Однако прошла целая неделя, но ничей след так и не нарушил спокойствия горного ущелья.

Надежды на пополнение таяли у Тимура с каждым днем. Начинать восстание против узбеков с малочисленной кучкой воинов было бессмысленно. Небезопасно было и оставаться в горах. К тому же, глядя на свою немногочисленную свиту, Тимур понимал – ему нужны новые союзники.

4

Хижина Эмира Холала спряталась в небольшом ущелье бадахшанских гор. К ней вела узкая каменистая тропа, приютившаяся вдоль крутого косогора. Густые заросли деревьев, наводя на путников холодок опасения, оберегали жилище пустынника от человеческого взгляда. Не всякий осмеливался заглянуть сюда.

Целую неделю Тимур потратил на бесплодные ожидания пополнения. Потеряв всякую надежду, он покинул свое укрытие и двинулся на Бадахшан. Однако Тимур не оставил затеи сразиться с узбеками. Напротив, упрямый нрав Тимура вел его в Бадахшан, чтобы склонить местных князей и эмиров на свою сторону. Тимуру нужны были преданные люди. Ему нужна была победа. Но пока у него было всего шестьдесят воинов. С ними и с любимой Алджай они пробирались узкими горными путями.

Тимур знал тропу, которая вела к жилищу Эмира-Холала. Прежде этот благочестивый отшельник был в приятельских отношениях с отцом Тимура – Тарагаем. Еще мальчишкой Тимур слушал его рассказы о подвигах правоверных отшельников. Он учил его молитвам и помогал постигать суть Корана.

С тех пор, как Эмир-Холал добровольно обрек себя на затворничество, Тимур не видел его. Сейчас, по пути в Бадахшан, он решил проведать старого пустынника.

Эмир-Холал не сразу узнал сына своего давнего приятеля. С тех пор, как они не виделись с Тимуром, тот возмужал и заматерел, в то время как Эмир-Холал заметно состарился. Его седовласая борода, обрамляющая нечеткий овал морщинистого лица, ниспадала на истрепанный халат редкими нечесаными прядями. Дряблые веки нависали на глаза, оттого взгляд его казался усталым.

Радушный хозяин пригласил Тимура разделить с ним ужин. Извинившись за скудное угощение, отшельник положил перед гостем разломленную на куски лепешку. Тимур доверял Эмиру-Холалу. За трапезой он рассказал старику о своих злоключениях.

Слушая Тимура, отшельник еле слышно вздыхал и теребил подбородок:

– Удача отвернулась от тебя, сын мой. Но поверь, это лишь на время. Наступит срок, и ты сможешь победить узбеков. А пока тебе нужно затаиться и переждать трудные времена. Отправляйся в Хоразмию. В том степном краю тебя вряд ли кто отыщет. Там ты сможешь все хорошо обдумать и набраться сил.

Ночь Эмир-Холал провел в молитве. Тимур тоже почти не сомкнул глаз. Он размышлял над словами старца. Ранним утром, лишь солнце обагрило горизонт, он приказал своим немногочисленным воинам седлать коней.

– Я решил последовать твоему совету, благочестивый Эмир-Холал, – прощался с отшельником Тимур, усмиряя поводьями коня, который под седоком в нетерпении бил копытом землю, – я пережду это время в степях Хоразмии. Если твой совет поможет мне победить узбеков и стать полноправным правителем Самарканда, я обещаю тебе годичный доход с этих земель.

– Да сохранит тебя Аллах. – Эмир-Холал вознес руки к небу.

…Тимур пришпорил коня. Пыль из-под копыт скрыла от взора путников жилище старого отшельника, но вслед им все еще звучала его молитва о победе Тимура над язычниками-узбеками.

С детства привыкший к конной езде, в седле Тимур чувствовал себя еще уверенней, чем на земле. Однако он удивлялся, с какой завидной легкостью преодолевала этот опасный переход Алджай, насколько терпеливо переносила она трудности. Любуясь, как правила кобылой его жена, Тимур забывал обо всем. Он любил эту женщину.

Чем дальше уходили они от жилища старого пустынника, тем ровнее становился ландшафт, тем дальше отодвигался окоем, позволяя взору созерцать окрестную даль.

Зоркий глаз Тимура уловил на ровной линии горизонта еле заметную черную точку. Дух воина заставил его насторожиться. Точка росла, и Тимур уже мог различить всадников. Небольшой отряд двигался прямо на тимурово войско.

Путники поравнялись. И настороженность Тимура рассеялась. Войско, которое он принял за неприятельское, вел брат его жены – эмир Хусейн. Так же, как и Тимур, он был недоволен узбеками. Так же, как и Тимур, он хотел свести с ними счеты. Тимур с облегчением вздохнул. Молитва Эмира-Холала дошла до Всевышнего. Он послал ему на пути верного союзника.

5

Как бы Тимур не скрывался от глаз Ильяза-Ходжи, чьих бы советов не прислушивался, правитель Трансоксании никогда не выпускал своего тюмен-баши из вида. Им руководило одно желание – избавиться от Тимура любыми путями. В то время, как Тимур с Хусейном кочевали по хорезмийским степям, Ильяз-Ходжа приказал Текель-Багадуру избавиться от ненавистного ему барласа.

Собрав войско, правитель Хорезма двинулся на Тимура. Его тысячная конница тоже предстала взору Тимура лишь небольшим темным пятном на степном горизонте. Однако вскоре она разлетелась по степи стаей черного воронья. Тысяча – против шестидесяти человек Тимура. Но Тимур – барлас, и люди его – отчаянные, опытные воины, умеющие держать ногу в стремени и саблю в руке.

Ржание коней, запах пота, поверженная плоть и стоны раненых. Лязг металла стремительно сокращал численность несметной конницы Текель-Багадура и всадников Тимура. Воздух замер. Ни дуновения ветра, ни шелеста травы. Лишь тяжелое дыхание оставшихся в живых: из тысячи Текель-Багадура всего пятьдесят, у Тимура, вместе с верной Алджай – семеро конных и трое пеших. Но Тимур – барлас, и он не остановится перед неприятелем до конца. Текель-Багадур это знает. Чтобы не рисковать собственной жизнью – лучше уйти.

А победителю Тимуру нет места ни под луной, ни под солнцем. Куда бы он ни пошел, всюду чувствует неусыпный взор Ильяза-Ходжи. Уже много дней скитается Тимур с оставшимися в живых, по туркестанской степи. Он, Алджай, Хусейн и десяток воинов.

Всех мучила жажда. Путники уже потеряли всякую надежду найти воду, как вдруг внезапно на их пути, словно мираж, возник колодец. День клонился к закату, и Тимур решил заночевать здесь.

Ночь была безлунная и темная. Звезды словно скрылись за гранью видимого небосвода. Кромешная мгла поглотила все вокруг. Спали прямо на земле. Сон настиг Тимура сразу. Сказались долгий переход и тяжелое сражение с Текель-Багадуром. Тимуру показалось, он едва смежил глаза. Но кто-то тряс его за плечо, стараясь всеми силами разбудить.

– Нас ограбили, – голос Хусейна заставил Тимура забыть про сон, – трое хорасанцев взяли лошадей и сбежали.

Судьба вновь нанесла Тимуру удар. Казалось, фортуна совсем отвернулась от барласа, оставив ему для существования скудные крохи. Их осталось всего семеро. И снова они вынуждены скитаться по степи, в надежде укрыться от всепроникающего взора Ильяза-Ходжи. Однако если не сам правитель Трансоксании, то его люди, стараясь ему угодить, вновь загнали Тимура в западню. На сей раз это была яма, кишащая насекомыми, в которую бросили несчастных. Стоит ли перечислять все мучения, которые вынесли они за шестьдесят два дня, проведенных в подземелье? Обилие прыгающих и кусающихся тварей приводило пленников в отчаяние. Тимур старался в уме составить план побега, однако мысли его путались от беспрестанно снующих по телу муравьев. Измученный бессонными ночами, Тимур, казалось, утратил способность принимать решения.

В одну из таких ночей Тимуру, как обычно, было не до сна. Он поднял голову. Сквозь деревянную решетку каземата светила яркая звезда. Внезапно звезду закрыла чья-то голова.

– Эй, внизу! – шепотом окликнула голова пленников. Тимур замер. Между тем деревянная решетка откинулась и на дно ямы упала толстая скрученная веревка. Под покровом ночи пленники один за другим оказались на свободе.

– Идите за мной, – чуть слышно скомандовал незнакомец. Человек вывел их к небольшой хижине, где их ждали четверо конных. Еще восемь свободных лошадей были приготовлены для пленников и их освободителя. Тимур всегда верил в Провидение. Он знал, что его путеводная звезда воссияла над ним в момент его появления на свет. Она сияет над ним и сейчас, освещая земные пути. И действительно, ему снова улыбнулась удача. Их уже двенадцать. А на следующий день внезапно напавшие на них люди, узнав Тимура, примкнули к нему всем отрядом. Чем дальше двигался Тимур, тем больше людей присоединялось к нему. И вот в его войске уже двести человек. Тимур вновь почувствовал силу. В нем опять проснулось желание отомстить узбекам. Он грезил изгнанием Ильяза-Ходжи из Самарканда.

Недовольство правителем Трансоксании росло. По мере того, как Тимур приближался к Самарканду, готовя восстание, его войско ширилось с каждым днем. И вот уже не двести человек, а две тысячи насчитывали ряды преданных ему людей. Однако стоит ли вступать в борьбу с Ильязом-Ходжой, если армия его в десять раз многочисленнее? Тимур не хотел просчитаться еще раз. Он видел – его время еще не пришло. И нужно ждать, пока недовольство узбеками не пополнит ряды его воинов новыми людьми. А пока ему стоит удалиться от Самарканда как можно дальше. На это раз его выбор пал на Кандагар.