Текст книги "Очерки православной психотерапии. На пути в землю Обетованную"

§ 3.3. О пятой заповеди и о прощении обиды. Психологический аспект

Библейские заповеди даны нам не случайно. Мы делаем ошибку, если начинаем воспринимать их как чисто нравственный императив – некое этическое предписание, придуманное людьми для облегчения их взаимоотношений в социуме.

Пятая заповедь – это первая из шести заповедей декалога, касающихся взаимоотношений между людьми: Почитай отца твоего и матерь твою, как повелел тебе Господь, Бог твой, чтобы продлились дни твои, и чтобы хорошо тебе было на той земле, которую Господь, Бог твой, дает тебе (Втор. 5:16).

Прощение обид и почитание родителей очень важны для успешного результата психотерапии (как и соблюдение других заповедей). Следует заметить, что психологически это можно объяснить приблизительно так: на протяжении всей нашей жизни образы матери и отца продолжают так или иначе существовать в нашем сознании. И хорошо, если это – целостное положительное восприятие обоих родителей. Но, как правило, в реальности это не всегда так. Противоречивое, полярное восприятие родителей – это скорее норма в нашей жизни, чем исключение. Что означает эта противоречивость и чем она вредна? Она нехороша тем, что мы испытываем одновременно сложные противоположные (амбивалентные) чувства к родителям: любим родителей и в то же время не можем им простить свои детские обиды, детские травмы. Вот такое состояние (оно бывает разной степени выраженности) может приводить к внутреннему расщеплению, к невротическому конфликту, к нарушению внутренней целостности. Это состояние может отбирать энергию, силы у человека, лишать его творческого отношения к своей жизни, спонтанности, смелости в преодолении жизненных трудностей и неурядиц.

Можно сказать, что психическая энергия расходуется на то, чтобы удержать эти расщепленные части внутреннего человека, чтобы не позволить личности полностью рассыпаться и дойти до крайней степени – до шизофренического расстройства. Эти состояния обязательно оказывают влияние и на тело. Тело начинает болеть.

В психотерапии процесс примирения с родителями дает вполне очевидные результаты. У человека меняется общее состояние, часто уходит болезненная симптоматика, начинает проявляться творческий потенциал, улучшаются отношения с близкими людьми. Не имеет значения – живы ли родители или их уже нет. Примирение необходимо не только с живыми, но и с уже ушедшими из жизни.

Необходимо прощать обиды не только родителям, но и братьям, и сестрам, и даже «врагам».

Любой практикующий психотерапевт знает, как тяжело переживаются детские травмы, связанные с психологическим, физическим или сексуальным насилием. Как правило, неокрепшая детская психика вытесняет эти переживания в зону бессознательного. Вспоминать о них, соприкасаться с ними бывает для человека просто невыносимо. Зачастую эти травмы оказывают влияние на человека в течение всей его жизни, калечат судьбу. В этом случае обиды особенно тяжело прощать. Трудно представить, каким образом терапевту выстраивать работу по прощению, если не опираться на помощь Божию. Прощение, которое опирается на гуманистические ценности или на моральные императивы, совершается на поверхностном, интеллектуальном уровне. Можно почти с уверенностью сказать, что это «прощение» не приведет к внутренней свободе, к истинному исцелению.

В психотерапевтической практике существуют определенные критерии, как внешние, так и внутренние, на которые вполне можно ориентироваться для определения – насколько прощение состоялось.

Всегда следует помнить, что мы часто готовы обманывать себя, уговаривая, что мы уже всех простили. Но на самом деле истинное, глубокое прощение подменяется самовнушением. Вот почему невротические состояния могут присутствовать и у людей, посещающих церковь. Это особенно характерно для тех, кто церковную жизнь связывает больше с обрядовой стороной и пренебрегает глубокой работой по выстраиванию личных отношений с Богом.

По-настоящему простить глубокую обиду можно только с помощью Божией. Это дар Духа Святого.

Примирение с родителями, прощение в целом – это всегда шаг к освобождению, конкретный шаг в направлении к земле Обетованной.

Выстраивание личных отношений с Богом приводит человека к удивительному открытию. Оказывается, есть состояние, необыкновенное по своему творческому потенциалу. И называется оно смирением. О нем следует поговорить отдельно.

§ 3.4. Несколько слов о понятии смирения и результатах, к которым оно приводит. Психологические аспекты смирения

В акте истинного смирения перед Богом неврозы отступают. Им просто нет места. Логотерапия, опирающаяся только на тот единственный смысл человеческой жизни, который мы можем определить как обожение, исцеление от страстей, приобретение внутренней свободы, осуществление себя в Боге дает возможность работать с такими состояниями, как страх смерти, панические атаки, тревога и так далее. В этом случае метод парадоксальной интенции наполняется иным содержанием, а именно – благоговейным смирением перед Богом и одновременно дерзновенной решимостью пойти до конца.

Смирение – это одно из основополагающих понятий святоотеческой аскетики. И истинный смысл его становится понятен далеко не сразу. В нем заключаются и радость обретения благодати, и освобождение от страстных привязанностей, и доверие Божиему Промыслу о себе. В нем присутствует примирение со своим прошлым и отсутствует тревога за будущее.

Как и все другие христианские добродетели, это удивительное творческое состояние можно познать только опытным путем. Это процесс сотворчества, так же как и процесс покаяния – сотворчества человека и его Создателя.

Иногда запрос, формулируемый клиентом, звучит как переживание кризиса среднего возраста. По сути это не что иное, как сопротивление человека своему духовному развитию. Страх перед необходимостью оставить позади своего «ветхого человека» и пойти осознанно и смело на рождение в себе «новой твари». Это действительно страшно. Иногда приходится отказываться от всех ценностей, на которых строилась предыдущая жизнь, окунаться в бездны собственной души, а там, как известно, можно встретиться с чем угодно. И если мы желаем прожить этот кризис во всей его полноте, то без покаяния, без причащения Святых Христовых Таин вынести этот процесс крайне сложно. Такую возможность предоставляет христианство, где человек выходит на уровень личностных отношений с Богом.

Необходимо обратить внимание на следующий существенный момент. Секулярная психотерапия по своей сути ведет к укреплению «эго», усилению самости. Ее цель – приспособить человека к земному существованию, сделать это существование вполне себе комфортным и удобным. Такой подход прямо противоположен православной аскетике, идущей по пути смирения самости и к стяжанию благодати.

Если у человека сильное «эго», оно не позволяет ему простодушно довериться призывам Бога, отказаться от привычки всегда и все контролировать, сравнивать и оценивать, а также перестать оглядываться назад. Именно оно заставляет совершать это длительное «блуждание по пустыне» в невротической замкнутости на самом себе.

В то же время необходимо отметить, что в случае осознанного изменения ценностных приоритетов в сознании личности именно сильное «эго» способно пробиться сквозь пустыню к земле Обетованной. Человек как бы меняет вектор направленности своего развития, делает это добровольно и осознанно. Как до сих пор он шел по пути укрепления своего «эго», так он начинает идти по пути смирения и покаяния.

Ценным опытом в развитии представления об удивительной силе смирения стала для автора работа в медицинском центре, специализирующемся на лечении людей от наркотической и алкогольной зависимости. В силу особенностей данного медицинского центра за психологической помощью туда обращались не только люди с проблемой зависимости, но и супружеские пары по поводу семейных взаимоотношений, люди, страдающие депрессиями, неврозами, жертвы насилия и с другими проблемами.

Под категорию «зависимых» попадали люди с наркотической и алкогольной зависимостью, а также с зависимостью от игровых автоматов. Потом это определение стало распространяться и на другие формы зависимости.

В православной аскетике есть понятие страсти. По своей сути зависимость – не что иное, как страсть. Работать со страстями психологи не любят: это забирает массу сил, но редко дает удовлетворительные результаты. Для специалиста такая работа еще и опасна эмоциональным выгоранием. В тех же случаях, где есть положительные результаты, обязательно присутствует духовный аспект.

В 1990-х годах начали появляться публикации о созависимости. Это довольно широко распространенное явление характеризуется тем, что в проблему вовлекаются близкие люди зависимых, члены их семьи. Их эмоциональные состояния, уклад семьи – все начинает подчиняться состоянию их страдающих различными зависимостями родственников. Рассматривая созависимоть как психотерапевтическую проблему, мы можем увидеть, что духовные корни ее кроются в нарушении приоритетов ценностей и в неверном понимании заповедей. Да, человек любит своего ближнего, но часто не задумывается о характере своей любви. Для него совсем не очевидно, что, не имея любви к Богу, сама наша человеческая любовь приобретает искаженную форму. В такой любви много себялюбия, желания удовлетворения собственных потребностей, в том числе и эмоционального характера. Мы помним, как Господь сказал, что первая заповедь – возлюбить Бога, вторая заповедь – возлюбить ближнего (см.: Мф. 22:37–39). Это тема требует особого рассмотрения. Желающие проникнуть в истинную ее сущность могут обратиться к творениям преподобного Исаака Сирина – одного из глубочайших знатоков динамики развития духа в человеке. Изучение святоотеческих трудов не может не сопровождаться одновременно работой души. Для того, чтобы эта внутренняя работа началась, необходимо сперва научиться точно ставить вопросы, осмысливать ответы на них, сопоставляя со своим личным опытом, доходить до той степени понимания, на которую способен человек. В этом случае чтение таких текстов может стать удивительным открытием. Оно помогает нам глубже понять себя, подтвердить свои собственные интуитивные догадки, найти слова для формулирования не до конца осознанных своих собственных внутренних процессов, тем самым расширить степень нашего самосознания. При таком подходе знание не воспринимается дидактически, как предложенное нам сверху. Оно способно интегрироваться внутрь личности, преображая человека.

Однако вернемся к теме зависимостей и созависимостей. Опыт работы с зависимостями оказался для меня важным, потому что результаты этой работы подтверждали, что смирение, как оно представлено в христианстве, способно приводить к исцелению. Реальное смиренное принятие пациентом своего бессилия перед ситуацией, принятие своего состояния зависимости могло стать началом излечения.

Примеры вышеописанных случаев приходилось наблюдать и в индивидуальной консультации, и в работе психотерапевтической группы. Это удивительные моменты: ощущение, что именно сейчас, на твоих глазах происходит некий переворот в душе клиента. Человек именно опытно, всем своим существом осознаёт, что он бессилен освободиться от зависимости. Все силы на борьбу с этой страстью у него исчерпаны. И вот он понимает, что у него нет иного выбора – только смириться. «Эго» должно перестать сопротивляться Богу.

Эти перемены были настолько явны и очевидны, что вопросы «Что это за процесс такой в душе человека, который приводит к смирению? Какова динамика этого процесса?» требовали исчерпывающего ответа. Очевидно одно: смирение не может быть просто бессилием. Оно не может быть просто покорностью судьбе…

Психология не может ответить на этот вопрос. Ответ на него дает христианство. Понятие «нищеты духа», обнищание собственного «эго», доверие Богу, а не себе, добровольное отпускание контроля и, соответственно с этим, тревожности и беспокойства – вот результаты опытного понимания смирения.

Смирение – одно из условий, которое позволяет человеку выйти из рабства неврозу.

О смирении много думал Ф.М. Достоевский, особенно во время работы над романом «Идиот». В подготовительных записях к роману дважды встречаем одну и ту же мысль: «Смирение – самая страшная сила, какая только может на свете быть»[15]15
  Цит. по: Габалов Н. Неизвестное об известном: «Держаться корней» // Север: [журнал]. Петрозаводск, 2011. № 1–2. С. 18.


[Закрыть]. Если исходить из того понимания слова «смирение», которое зачастую свойственно обывательским умам, как рабская покорность чужой воле, то эти высказывания Ф.М. Достоевского должны показаться странными, парадоксальными. Но это говорит лишь о том, что в XX веке, в советскую эпоху, слово «смирение» в русском языке как бы утеряло часть своих возможных смыслов, и нам теперь предстоит эти смыслы обретать вновь.

Смирение неравносильно внешнему самоуничижению. Оно есть самый источник возможности действия, и в том числе – спокойно и терпеливо выносить скорби. Это истинный момент веры, когда вся забота о себе возлагается на Бога в полном доверии Его Промыслу. Происходит как бы капитуляция нашего «эго» перед Богом. И в какой-то момент для человека открываются новые возможности, до этого для него сокрытые. Если гордым Бог противится, смиренным Он дает благодать (см.: Иак. 4:6).

Выражаясь языком психологии, смирение дает свободу выбора, наполняет энергией, уводит от невротической беготни по кругу, давая возможность начать поступательное движение к цели (осуществлять свою целостность). Смирением человек приходит к своему исцелению от страстей.

В процессе работы в этом убеждаешься все больше и больше. Как уже говорилось, лечение зависимости начинается с того, что человек смиренно признает свое бессилие перед заболеванием. Пока этого нет, начинать работу с ним малопродуктивно. Этот постулат следует перенести и на лечение невротического состояния. Иначе можно сказать, что человеку необходимо осознать, что выход из рабства может быть начат только после «пребывания в пустыне». Это такое состояние, когда к прежним ценностям уже нет возврата, а новые духовные ресурсы в человеке еще полностью не открылись, не сформировались.

Нам остается только смиренно довериться Богу в этом непростом психологическом состоянии. Выдержать его достойно, смиренно следовать голосу своего «внутреннего Моисея». И если мы понимаем, что возрастание в нас духовного ресурса происходит через падения, то мы способны терпеливо выдерживать искушения унынием и маловерием, при этом продолжать идти к намеченной цели до тех пор, пока на горизонте ни проявятся очертания земли Обетованной.

Глава 4
Выстраивание психотерапевтического процесса на основе христианского представления о человеке. Основные положения

Нет дома подобного этому дому!

В нем книги и ладан, цветы и молитвы!

Но, видишь, отец, я томлюсь по иному,

Пусть в мире есть слезы, но в мире

есть битвы.

О счастье! О пенье бунтующей крови!

Отец, отпусти меня… завтра… сегодня!..

Н. С. Гумилёв

§ 4.1. Притча о блудном сыне как метафора выстраивания психотерапевтического процесса

Православная психотерапия уникальна в том смысле, что ее нельзя рассматривать вне решения тех задач, которые перед человеком ставит христианство. Само решение поставленных задач благодаря евангельским заповедям происходит иначе, нежели оно могло бы произойти в ветхозаветной традиции или в других религиях, опирающихся в первую очередь на закон. А также иначе, чем это происходит в секулярных психотерапевтических направлениях. В этих случаях опора делается на сильное «эго», поскольку подразумевается, что человек может волевым решением изменить свою жизнь при условии, что он осознал причины своих проблем. Покаяние, смирение, терпение, послушание, любовь к ближнему, обретение добродетелей – все эти понятия используются светскими психологами утилитарно, выборочно или вообще не рассматриваются.

Даже если что-то из вышеперечисленного и обсуждается между терапевтом и его клиентом, то тема, рассмотрению которой не уделяется должного внимания в секулярной практической психологии – это стремление к взращиванию в себе евангельских добродетелей.

Внимание секулярного психотерапевта привлечено к тому, чтобы помочь человеку избавиться от мешающих ему внутренних состояний, научиться избегать конфликтных ситуаций, наладить взаимоотношения с людьми из ближайшего окружения, достигать поставленные перед собой цели… При этом подразумевается, что все перечисленное возможно сделать усилиями самого человека.

Если психологи и готовы решать глубинные внутренние человеческие проблемы, они все-таки в большинстве случаев не рассматривают возможность решения проблемы с двух сторон. Как правило, их взор направлен внутрь проблемы (вниз). Примером этому служит психоанализ. Даже такие направления психологии, как трансперсональные, по сути своей скорее уводят человека от проблемы в некое состояние отрешенности, нежели ведут к исцелению.

Соединить опытно два вектора, объединить взгляд внутрь себя и взгляд ввысь в направлении самоосуществления – эту возможность дает человеку христианство в покаянии.

Таким образом, мы приходим к выводу, что покаяние как внутренний процесс не может оставаться за рамками психотерапии. А следовательно, для психотерапевта недостаточно направлять взгляд клиента в глубь его проблемы. В его сознании как терапевта православного должна всегда иметь место направленность на ту задачу, которую поставил перед человеком Господь – обожение. В этом случае мы смотрим на процесс покаяния как на метанойю (изменение сознания). И тогда сам процесс исцеления – это путь покаяния.

Для рассмотрения этого процесса будет уместно изложить его на конкретном примере.

Итак, для решения определенных конкретных задач используется так называемая «оптимальная стратегия достижения результата». Такой подход – как бы с двух сторон – не является для нас новым. Мы еще вернемся к тому, как это рассматривается в православной церковной культуре при борьбе со страстями.

Оптимальная стратегия достижения результата основывается на следующем положении:

•это всегда направление к достижению поставленной цели;

•и одновременно обязательно уход от чего-то.

Достижению результата способствует конкретная формулировка цели. Это означает, что необходима не просто словесная формулировка, но и ощущение тех положительных наших внутренних состояний, которые будут сопряжены с достижением цели. Это помогает нам не упускать цель из виду.

Слово «цель» имеет родственные слова: «целостность», «исцеление», «прицелиться». А русское слово «грех», как и греческое αμαρτία, буквально означает «промах», «попадание мимо цели» (ср.: «огрехи», «погрешности»).

Грех – понятие не психологическое, а духовное. Исходя из Божественного замысла человек должен стремиться к обожению, преображению своей души. Если же он не стремится к этой цели – это и есть грех, промах. Уводят в сторону от цели наши грехи, неопытность в духовной жизни; соблазны и искушения, если мы поддаемся им. Приближают к цели добродетели. Для сравнения: если человек стреляет из лука – он должен поразить стрелой определенную мишень. Такова его цель, такова задача, которую ему предстоит выполнить. Если же он, пренебрегая этой целью, выстрелил не в мишень, а в пролетающую мимо ворону, его выстрел может быть очень точным и по-своему удачным, но он все равно будет мимо цели. Стрельба мимо цели (в духовном смысле) может происходить по разным причинам.

Чем яснее осознана наша цель, тем больше вероятность ее достижения, тем сильнее мотивация в ее достижении. И тем сильнее мы можем противостоять различным соблазнам. В приведенном выше примере пролетающая мимо ворона, к сожалению, явилась как раз таким «соблазном».

Давайте снова вернемся к цели как понятию задачи человека перед собой и перед своим Творцом. В процессе достижения цели от нас требуется наше целостное участие, то есть участие всей личности. Стремиться к цели мы должны всем своим существом – целостно. Если цель осознана и четко сформулирована на духовном уровне, то на психологическом (душевном) уровне происходит приблизительно следующее: сам процесс достижения цели ведет к интеграции разрозненных наших психических частей. Таким образом, сам процесс достижения цели – уже исцеляющий процесс. Но это только в том случае, если цель достойна человека, если она наполнена высшим смыслом. Нахождение для себя смысла мы определяем как задачу стратегическую.

Тактическими задачами (целями) в этом процессе может быть развитие в себе добродетелей. Условно обозначим этим понятием все те качества, которые наполняют нас любовью, радостью, привносят мир и покой в сердце.

Имеет смысл сейчас поговорить о мотивации. Итак, в рамках главной цели, которая может быть сформулирована христианином как обожение, мы ставим перед собой цель конкретную: достижение добродетелей. Для того чтобы цель была достигнута, мы должны этого желать. И тут возникает, пожалуй, самый важный вопрос православной психотерапии: чем может быть мотивировано приобретение добродетелей?

Было бы абсурдом ожидать, что к психологу придет человек и сформулирует свой запрос так: желаю стяжать добродетель. Как правило, он приходит с иной мотивацией – освободиться от беспокоящей его проблемы. Да еще как бы это сделать побыстрее и не особо напрягаясь.

Как мы знаем, мотивация может быть внешней и внутренней. Внешняя мотивация часто формируется под определенным давлением обстоятельств или людей, которым мы вынуждены подчиняться или чьим мнением и авторитетом мы дорожим. Внутренняя мотивация – это намерение изнутри человека, его личное, глубинное желание. Понятно, что внутренняя мотивация всегда сильнее внешней.

Какова может быть внутренняя мотивация достижения добродетели?

В данном параграфе я не ставлю себе задачей рассматривать каждую добродетель в отдельности. Ветхий и Новый Заветы призывают нас к развитию в себе добродетелей. В некотором обобщенном виде мы можем заметить, что Ветхий Завет основан, опирается на внешнюю мотивацию запрета, за которой стоит страх нарушить закон.

Новый Завет опирается на мотивацию внутреннюю. Исходя из любви ко Христу человеку хочется развивать в себе добродетели. Он это делает не столько из страха наказания или неодобрения окружающих, сколько из внутреннего желания. Он уже вырос настолько, что опытно понимает: приобретение добродетелей – это радость полноты бытия, радость любви, радость творческой и полноценной жизни, радость общения с Богом. И слово обожение для него наполняется уже реальным содержанием и конкретным смыслом.

Читая творения святых отцов, мы можем прийти к выводу, что онтологически каждый человек повторяет весь путь человечества, начиная с пребывания в раю и грехопадения, через Ветхий Завет к Евангелию. Все мы в какой-то момент совершаем грех Адама. Это наш личный грех отпадения от Бога, от любви Его. Об этом хорошо говорится в Великом покаянном каноне святого Андрея Критского.

Итак, любой человек, проживая свою жизнь, свою личную историю, может пережить момент отпадения от Бога. Он начинает опытно проверять на себе границы дозволенного ему, временами далеко переходя за них.

Специалисты, занимающиеся возрастной психологией, знают эти моменты, когда подросток, прежде послушный и покладистый, выполнявший с радостью и доверием поручения родителей, вдруг начинает противиться, бунтовать, делать по-своему.

Господь наделил человека душой, способной соприкасаться с Богом. Господь наделил человека разумом. Но Он наделил его и безусловной свободой. Это очень важно помнить.

Когда ребенок начинает взрослеть, у него возникают вопросы относительно самого себя: какой он, что он есть на самом деле? И ему важно найти ответы на эти вопросы, чтобы стать самим собой, а не вырасти в какую-то ожидаемую от родителей или от общества модель. И, чтобы по-настоящему понять себя, обрести свою идентичность и стать тем, кем он должен стать, молодой человек начинает отделяться от родителей. Он начинает самостоятельно исследовать понятия добра и зла, устанавливать для себя границы дозволенного. Он может познать себя только опытным путем – в соприкосновении с другими людьми, в различных жизненных обстоятельствах. Душа человека ищет возможности взросления. Этот процесс происходит в жизни каждого человека, даже если он не осознает динамики внутренних своих состояний до конца. Процесс этот трудный, но и необходимый.

По опыту работы с молодыми людьми, страдающими невротическими нарушениями, можно предположить, что их невроз сформировался именно тем, что они не прожили активный путь отделения от родителей. Как такового «подросткового периода развития» у них не было. Ребенку не хватило внутренних сил (интенции) прожить подростковый кризис. Этот конфликт не был решен. Он как бы был загнан вглубь – перерос в обостренный внутренний конфликт, выразившийся в невротическом состоянии. Это как раз тот случай, когда человек, стремясь быть внешне добродетельным, изменил самому себе. Чтобы уйти от давления родителей, ребенок уходит в невроз, а иногда в состояние, которое в психиатрии называют пограничным. Он таким нездоровым образом все-таки ищет способ отделиться от родителей, уберечь от них свое глубинное «я».

В данном аспекте нам представляется уместным поговорить об этом на примере притчи о блудном сыне (см.: Лк. 15:11–32). Однако в контексте заданной темы рассмотреть ее не только в духовном, но и в психологическом плане. Рассматривая именно психологический аспект, мы можем увидеть, что в этой притче показаны, условно говоря, два варианта развития человека.

Младший сын проходит через серьезный реальный кризис отделения от родителей, от отца. Старший сын избегает этого. Он старается все время быть так называемым хорошим парнем, не рискует соприкоснуться с самим собой, с соблазнами и трудностями жизни. Каким же образом происходит их становление?

Младший сын, опытно узнав, где есть истинные ценности, прожив ряд кризисов, возвращается осознанно к этим ценностям. Но это уже другой человек, более зрелый в личностном плане. Он делает свой собственный личный выбор в принятии этих ценностей, он делает выбор в принятии добродетелей. Он опытно познаёт негативные стороны страстей и радость от приобретения добродетелей. Стремление младшего сына на пути возвращения к отцу – к добродетелям – это его внутренняя мотивация.

Вряд ли теперь он будет сомневаться в том, где есть истина. Он познал это опытно. И теперь, лишенный сомнений на ценностном уровне, он для себя определяет новые ценности, новый смысл. Он нашел этот смысл опытно, используя в полной мере дар свободы. Внутренний конфликт исчерпан. Сомнения и соблазны остались в прошлом. Смысл жизни, цель для него теперь заключаются в Боге. Начался путь исцеления, путь приобретения добродетелей.

Путь этот начинается с покаяния. Самое ценное здесь – это личный опыт человека. Он не только знает, чего он не хочет. Одновременно он знает, куда следует двигаться дальше. Это его внутренняя интенция.

Рассуждая таким образом о внутреннем опыте, который пережил младший сын, мы можем предположить, что он становится более зрелой и ответственной личностью. Он приходит к состоянию целостности. Внутренние конфликты остались позади. Вся его психическая энергия сосредоточена теперь в одном направлении: уйти от порока и вернуться в дом отца.

Что же касается сына старшего – его можно посчитать старшим еще в том плане, что он сформирован на ветхозаветном послушании, на законничестве (надо делать – и все, без рассуждений), в отличие от младшего, которого заставили вернуться в дом отца, с одной стороны, покаяние, с другой – вера, надежда и любовь.

Старший сын, находясь все время при отце и оставаясь как бы хорошим и послушным сыном, не исцелился от страстей. Мы видим, что ему свойственна и соревновательность (возможно, ревность), и зависть к младшему своему брату. Он так и остался, несмотря на всю свою хорошесть, личностью незрелой в духовном отношении. Стремление к добродетелям у него основано, видимо, больше всего на внешней мотивации, на похвале, на одобрении, возможно, на трусости. И мы в очередной раз убеждаемся, что таким путем в полную свою меру человек не вырастет.

Святые говорят, что, не познав ада, не познаешь и рая (ср. слова, сказанные Христом преподобному Силуану Афонскому: «Держи ум свой во аде и не отчаивайся»). Это совсем не означает, что каждый человек должен проходить через жесткие внешние испытания. Но свой «внутренний ад», думается, необходимо исследовать каждому, кто решительно намерен прийти к исцелению.

Согласно притче о блудном сыне Господь терпеливо дает человеку возможность испытать границы его свободы. Даже если по неопытности своей человек перепутает свободу со своеволием, Господь не перестанет любить Свое создание и ждать, пока его блуждание вдали от Истины закончится, пока он осознанно не развернется к Богу. И вот тогда происходит истинная радостная встреча, которая реально напоминает праздник, пир. Ведь все ответы на вопросы в этот момент для человека найдены. Он получает ответ на самый важный вопрос: в чем заключается смысл жизни, в чем смысл бытия?

И уже с найденного ответа на этот вопрос начинается служение Богу исходя из внутренней мотивации. И стремление приобретать добродетели становится радостной, желанной необходимостью.

После возвращения младшего оба сына продолжают служить отцу. Но зададим себе вопрос: как они это делают? Даже в том случае, если их служение внешне выглядит одинаково, служить отцу они будут по-разному, поскольку их личная мотивация служения различна. Можно предположить, что у младшего сына этот процесс будет протекать радостно, смело, мощно – при участии всей его более целостной ныне личности.

Каким образом это знание о человеке мы можем включать в психотерапевтический процесс консультирования? Причем нужно учесть, что сам процесс психотерапии – это, образно говоря, не только помощь «младшему сыну», но зачастую и «старшему». И способы работы, и цели тут будут различными. Понятно, что приведенная притча и некие типы личностей, обозначенные как «старший сын» и «младший сын», – все это довольно условно. Однако психотерапия – вещь конкретная. В дальнейшем для более полного понимания изложенного материала будут приведены примеры из психотерапевтической практики – описание конкретных случаев работы с реальными людьми и их проблемами.

Вернемся к притче о блудном сыне как к метафоре, к тому ее моменту, когда сын решает возвратиться в дом отца. Очевидно, что человеческая душа, совершая свой духовный путь, одновременно движется как бы в двух направлениях – движение как удаление и движение как приближение. Душа удаляется от порока, от греха, и в то же самое время она приближается к Богу. В процессе прохождения своего пути человек обретает добродетели. Трудности исцеления возникают именно тогда, когда одно из этих двух направлений как бы выпадает из сознания человека, ему не уделяется должного внимания. Фиксация сознания и напряжение психологических сил сосредоточиваются при этом или только на «уходе от», или только «на достижении».