Текст книги "Пьесы для провинциального театра"

– Пётр, ты в этих краях живёшь? – обратился Павел Алексеевич к надсмотрщику.

– Ага, тутошний.

– Христом Богом прошу тебя, Пётр, забери моих внуков к себе в дом на время холодов: мальчика-трёхлетку, двум другим детям по два годика.

– И не проси, дед! У меня и так тридцать ссыльных живут, первых-то раскулаченных мы к себе брали. А ещё жена у меня на сносях, да пятеро своих деток, а комнатьёв-то в доме две! Уж и в сенях живут ссыльные, и в бане, и в сарае, и на чердаке. А ежели твоих забрать, остальные тоже просить за детей станут. Нет, не могу!

– Может, другой кто согласится, ты узнай у местных.

– Без толку спрашивать, у всех по тридцать, а то и по сорок человек напихано. Не возьмут. Вот построите себе дома и тогда будете в них жить.

– Сколько же мы их строить будем?

– Да года два или поболе.

– За два года, Петя, мы все поляжем в эту землю, не дождёмся домов.

– Ничо, других ссыльных понавезут, дед, – ответил Пётр и засмеялся.

Тем временем простуда Женечки приняла устрашающую форму.

Щёчки мальчика полыхали, днём и ночью он заходился в сухом кашле. Под утро, когда холод становился нестерпимым, мучения его усиливались.

– Пресвятая Дева Богородица, не оставь раба Божьего Евгения без благословения, уврачуй раны телесные его, умоли Господа нашего, Сына Твоего, спасение подарить малютке. Не для себя, для дитятка малого прошу, птенчика нашего, – Евдокия неустанно молилась о здоровье племянника, уповая на Божью помощь.

Она поила мальчика тёплой водой, кормила рыбной похлёбкой, но вот уже сутки он отказывался от еды.

Женечка умер в полдень.

Его похоронили рядом с новорожденным братиком.

В этот же день умерли ещё десять детей.

– Молочка бы горяченького раздобыть, хоть кружечку. Евгешечка, родненький, что же ты так кашляешь? Филипп, сделай что-нибудь, видишь, как плохо нашему сыночку? – разум Татьяны отказывался верить в произошедшее.

Она говорила вслух сама с собой, просила, умоляла, но никто не мог помочь ей.

– Одного сына потеряла и следом второго. Как бы умом не тронулась, эх горе-то какое! – плакала Пелагея Ивановна. – Что же делается? Дуся Ванечку похоронила, и вот теперь у Филиппа нет сыночков. Услышь меня, Господи! Пусть наш род христианский, крещёный, прощёный, воскреснет и смерть победит. Как церковь твоя крепка, так пусть и род наш мужской пусть будет крепок. Аминь. Аминь. Аминь.

Вскоре снежные холмики устилали всю местность вокруг церкви.

Безутешные матери неподвижно сидели возле могилок своих детей.

Издалека казалось, что огромная стая больших чёрных ворон, невесть откуда залетевшая в эти места, завладела заснеженной лесной поляной.

Глава тринадцатая

К началу апреля морозы ослабели, народ потянулся на улицу.

Прасковья и Шурочка стали выходить на короткие прогулки. Они бесцельно бродили вокруг церкви или наблюдали за рекой: закованная в плотный ледяной панцирь, засыпанная снегами, она была сказочно красивой.

Ближе к полудню девочки возвращались и ещё немного прогуливались вместе с тётей Леной, которая выводила подышать свежим воздухом Витю и Капу.

В этот раз они не увидели их на улице и поспешили внутрь здания.

– Привет, а вот и мы с мамкой приехали, – сказал им паренёк, встретившийся у входа.

Девчонки остановились в недоумении.

– Вань, ты что ли? – спросила Прасковья.

– Ага, я самый. А мамка вон, с бабушкой и тётей Дусей разговаривает.

– И давно вы здесь?

– Да только что.

Очередную партию ссыльных доставили тихо, без предупреждения. Леночка вывела детей и неожиданно повстречала на улице свою золовку Елену Павловну с сыном Ваней.

– Предчувствие меня не подвело: как отъехали, задуло в вагоне. Я так и поняла, на север едем, – делилась впечатлениями Елена Павловна.

Пуховые платки и плед, привезённые ею, были кстати: несмотря на ослабление морозов, в церкви было по-прежнему сыро и холодно.