Текст книги "Однажды была осень"

«Господи, почему он со мной так всегда говорит – будто я ему не жена, не ровня, а тупая и нерадивая прислуга, для которой вежливые слова подбирать – слишком много чести, – вдруг возмутилась Лина. – Со мной давно уже никто так не разговаривал. Только Сергей… да еще эта вот, с овощебазы».

– Ты, Сережа, даже двух жен прокормишь, – вдруг неожиданно весело сказала она. – Как там у тебя дела с блондинкой твоей? Ее прическа тебя устраивает? Как в Праге отдохнули? Как новую квартиру обживаете? Она всем говорит, что у вас и создание семьи не за горами, раз гнездышко уже свито.

Выпалив все это, ошарашенная своей храбростью Лина уставилась на Сергея: у него вдруг покраснели уши и задергался уголок рта. Такой богатой мимики у своего мужа она прежде никогда не наблюдала.

– Замолчи… Замолчи немедленно! Эта тварь все разболтала, да? Ну я устрою веселую жизнь дорогой соседке! – прошипел он, зачем-то оглянувшись по сторонам.

– Да при чем тут соседка, – заступилась за бедную риелторшу Лина. – Мало ли добрых людей на свете. Ты же понимаешь, Сережа, не в этом дело. Знаешь, Раневской говорили: Фаина Георгиевна, нельзя так выражаться, нет такого слова – «жопа». А она удивлялась в ответ: странно, жопа – есть, а слова – нет.

– Чего-о? – изумился Сергей, никогда не слышавший ничего подобного из уст своей супруги, тщательно следившей за культурой речи всех членов семьи. – Ты где этого нахваталась?! У меня прорабы на стройках так говорят!

– В книжке. Хорошая книжка, между прочим. Не я, Сережа, виновата, что называю вещи своими именами. Если уж они есть, – объяснила Лина и не без удовольствия добавила: – Раз уж жопа есть, то и слово есть. Есть любовница – я так и говорю: любовница.

– Понятно… – протянул муж и посмотрел на нее как-то странно. – Вот теперь понятно.

– Что именно?

– Ты там себе завела кого-то, в этом Карасьем, да? Ну понятно, там такие крутые дяди… Ишь, какая храбрая стала. Море по колено, да?

– Сереж, ты что? – удивилась такому повороту Лина. – Какая связь?

– Раньше помалкивала да дулась по углам, мол, перебесится мужик и домой приползет, знаю я эти ваши бабские теории. А теперь – козыри выкладываешь? Учти, дорогая: я разводиться не собираюсь!

– Чего так? – поинтересовалась Лина и, вспомнив Веронику, спросила: – Не хочешь все делить на два? В смысле, пополам?

– Я тебе покажу пополам! Фигу с маслом! – для большей наглядности Сергей изобразил упомянутую фигуру. – Ты моя жена и никакого развода не дождешься! А если я что, не дай бог, узнаю, то козлу твоему я ноги повыдеру и в задницу вставлю, ясно?!

– Отличная перспектива! – злорадствовала Лина. – Когда я решу завести себе любовника, я непременно его об этом предупрежу, чтоб он знал, на что идет. Сережа, а можно еще один вопросик?

– Ну?

– А вот почему тебе можно иметь любовницу, жена и возмущаться не моги, а мне – нельзя? Разве у нас не равноправие?

– А ты не путай конфуз с б…вом! – запальчиво отрезал Сергей.

Вопреки общему драматизму ситуации Лина согнулась пополам от смеха, а Буська залилась отчаянным лаем – ей все происходящее очень не нравилось, и во всем этом она винила хозяина.

– Тихо! На место иди! Смешно ей! – сразу в два адреса возмутился Сергей. – Это вот что такое, а?

Он достал из-за спины и сунул Лине под нос подаренную Плюсиком тетрадку, которую она держала в ящике туалетного стола в спальне.

– Что это за фигня, я спрашиваю? Что за шпионские штучки? Плюсик-минусик, вопросы-рисуночки, зачем-почему, каракули. Прибежит домой и пишет, пишет. Причем фигню. Ты скоро с ума свихнешься с этой работой своей.

Лина разом прекратила смеяться и замолчала, чувствуя, как теперь уже у нее неудержимо краснеют щеки.

– Сергей… Но это же моя тетрадь… Нельзя же так… – забормотала она.

– То есть тебе можно залезать в мой кабинет и рыться в моем столе, а мне твою тетрадь и открыть нельзя? – муж приободрился, явно чувствуя, что вышел победителем из всесторонне неприятной ситуации – как всегда. – Короче, все, ты меня поняла? Давай завязывай с работой своей.

– А ты? – не глядя на него, еле слышно спросила Лина. – А ты тоже… завяжешь со своей… любовницей?

– Да! Да! Да! Достали уже! – закричал Сергей и, резко повернувшись, вышел из гостиной.

Лина слышала, как он поднялся по лестнице, как хлопнула дверь кабинета. Ей было ужасно стыдно, что он посмел вот так рыться в ее вещах. И гадко оттого, что в ее заочные разговоры с Плюсиком вмешался кто-то посторонний. Посторонний?! Она впервые в жизни подумала так о муже. О человеке, который еще недавно составлял смысл ее жизни. Как она тогда думала – центр ее Вселенной.

Но ведь и в самом деле, она сама не так давно проделала то же самое – раскопала в его столе альбом, который он прятал от нее. Альбом, где были фотографии его бывшей жены и дочери. И Лина точно так же ревновала его к прошлому, как он сейчас ревновал ее к несуществующему любовнику. «Он ревнует – я ревную, – уныло думала Лина. – Он не любит – и я не люблю. Тогда зачем все это?» Взгляд ее упал на злополучную тетрадку (какое счастье, что она, ленясь писать, выводила лишь отдельные слова и рисовала всякие значки вдогонку своим мыслям). Она погладила ее, как живую, и пробормотала, смахивая слезы, от которых картинка на обложке расплывалась и двоилась:

– И что же мне теперь делать? Ведь это ты же во всем виноват! Я тебя только помочь просила, а ты…

На следующий день Вероника, приведя утром в детский сад свою Кэти, уже на правах старой подруги дала Лине сложное и деликатное поручение:

– Галя, очень тебя прошу – подлижись, пожалуйста, к Наташе, пусть она Катьку в порядок приведет. Я знаю, что у нее очередь на месяц вперед. Но ты ее попроси очень-очень и денежек побольше предложи. Нам же на день рождения идти к Харламову, а Катька на репей похожа, хоть стриги ее налысо, как этого, дружка ее, Алекса, что ли. И еще… – Вероника понизила голос. – Ты поговори с Наташей, она у этого Харламова дома вроде была, когда его Алиску стригла, она же всех наших йорков стрижет. Короче, узнай, что да как.

– А зачем? – не поняла Лина.

– Я хочу его склеить, – напрочь забыв о конспирации, объявила Вероника. – Он из самых крутых в нашем Карасьем, не женат, живет один, ни с кем не знается. Короче, подхода не найти. А тут такой случай.

– А как подстриженная Кэти поможет тебе этого Харламова склеить? – заинтересовалась технологией процесса Лина.

– Мужика хорошо ловить на том, чем он интересуется, ну типа для каждого свой червяк должен быть на удочке. Нацепил, закинул, подергал, он – ам! И тащи его. Тем более в Карасьем озере.

– Ну и?.. – засмеялась Лина. – Ты же не будешь Кэти на удочку цеплять, я надеюсь?

– Он вроде на йорках помешан, Наташа мне сама говорила, – деловито пояснила Вероника. – Я про породу в Инете почитаю, Катьке марафет наведу, и никуда он от нас не денется. Ну поможешь, а?

– Не знаю… – засомневалась Лина. – У Наташи ни минутки свободной, к ней едут и едут целый день. Пошлет она меня, и все.

– Ты что – сама его хочешь заарканить? – предположила Вероника. – Нет? Честно? Тогда попроси Наташу, ты же ее начальник, она тебе не откажет.

– Хорошо, – сдалась Лина. – Попрошу. Но не обещаю.

Не откладывая дела в долгий ящик, Лина, едва дождавшись приезда грумера Наташи, отправилась к ней в комнату. Но, как назло, первые клиенты были не из поселка, поэтому хозяева сидели тут же, в комнате, отвлекая Наташу разговорами. Только перед обедом Наташе привели цвергшнауцера Бакса, которого оставили на попечение Лины и обещали забрать вечером. Баксик был псом идеально воспитанным и чуть трусоватым, но Лина все же решила воспользоваться ситуацией и, прихватив цверга поперек пуза, опять отправилась в зал для груминга, который все называли парикмахерской.

– Наташа, я вам Баксика привела, давайте помогу его держать? – предложила она.

– Да что вы, Галина Борисовна, – рассмеялась Наташа. – Его держать не надо, он умница.

– А йорков у вас держали, я видела.

– Так йорк же ни минуты на месте не стоит, как ртуть. Надо же ровно подстричь, только примеришься, а он дерг – и полчелки нету, – улыбнулась Наташа.

– Можно тогда я просто так посижу, – не отставала Лина. – Мне посмотреть интересно. Цвергов же по-другому как-то стригут?

Неизвестно, понравилось ли Наташе это предложение, но Вероника была права, Лина – какое ни есть, а начальство. Поэтому Наташа согласилась и, поставив Бакса на столик, принялась быстрыми движениями выщипывать ему шерсть специальной расческой – пес аж присел от такого напора. А Лина стала задавать наводящие вопросы, начав с самого простого, чтобы сперва узнать побольше о Харламове.

– На день рождения? К Алиске? – улыбнулась Наташа, не прерывая своего занятия. Улыбка у нее была хорошая, открытая. – Это на него похоже.

– Я слышала, что он просто помешан на йорках…

– Не знаю… Вряд ли. Он на Алиске своей помешан, это точно. Пока стригу – сидит рядом, шерстинки считает, все рассказывает, какая она умница. А потом не отпустит, пока все ее новые одежки-игрушки не покажет. Я час стригу – полчаса смотрю. Потом уже сказала, чтоб Маша ее сюда приводила, к вам. А им понравилось, и они стали в садик ходить.

Лина невольно залюбовалась тем, как летают Наташины руки, теперь уже вооруженные чем-то вроде ножниц. Щелк-щелк, летит на пол шерсть, а пес прямо на глазах из лохматого бобика превращается в породистого красавца.

– Наташа, вы такая искусница! – искренне сказала она. – А где вы этому научились? То есть я понимаю, что теперь вы повышаете квалификацию на курсах, вон вся стенка в сертификатах. А сначала? Этому же не учат нигде, да?

– У меня свой ризен был, сперва на нем экспериментировала. Потом у знакомых стригла. А потом стали со стороны приходить. Так вот и получилось, – сквозь щелканье ножниц пояснила Наташа.

– А кем вы раньше работали? Если, конечно, не секрет?

– В школе, – коротко ответила Наташа и стала брызгать на Баксика спреем.

– Вы учитель? – несказанно удивилась Лина. – А как…

Но ее прервал звонок мобильника.

– Да, нежнуля? – весело откликнулась Наташа. – Как ты там? Хорошо, куплю, конечно. Димка не заходил? А Леночка? Нет, милый, сегодня не раньше десяти. Ну, в субботу, может быть. Нежнуля, ты прости, у меня тут собака… Целую!

– Сын? – улыбаясь, спросила Лина.

– Муж, – и по интонации опять понятно, что пояснений не будет.

– Наташа, у вас так много работы, и все на ногах, вы же, наверное, так устаете, – посочувствовала Лина.

– Сейчас еще ничего, теперь я только здесь работаю. А вот раньше, когда еще приходилось по всему городу мотаться, – вот тогда да. Да еще если перед выставками – тогда вообще бывало за полночь приходила, – Наташа улыбалась, и от этого не было ощущения, что она жалуется.

– Да, кстати, я все хочу вам сказать, – вдруг вспомнила Лина. – У нас теперь клиентов все больше, к вам запись на месяц вперед, не попасть. Рада Григорьевна собирается брать второго грумера и хотела вас спросить насчет графика. Вам как удобнее – через день или через два?

– Как… Зачем? – Наташа перестала щелкать ножницами, и Баксик посмотрел на нее вопросительно. – Зачем второго?

– Как зачем? Чтобы очередь не создавать, – удивилась Лина. – И вам полегче будет.

– Галина Борисовна… Не надо второго грумера. Я буду каждый день работать, меня любой график устраивает, – Наташа смотрела на нее умоляюще.

– Так вам же и так тяжело, а тут еще нагрузка возрастет.

– Понимаете, мне деньги нужны. Очень, – пробормотала Наташа, постукивая ножницами по столу. – У меня муж болеет. Лекарства, и все такое. Сын учится на платном. Да вот женился еще. Надо им помогать…

– У вас такой взрослый сын? – изумилась Лина. Она считала, что Наташе не больше тридцати пяти – стройная фигурка, джинсы, волосы, всегда тщательно и аккуратно собранные в «конский хвост». А тут вдруг взглянула внимательнее и разглядела: и морщинки вокруг глаз, и складочки возле рта…

– То есть, конечно, я поговорю с Радой, – заторопилась она, мысленно упрекая себя за бестактность. Ведь говорил же ей Валя, что надо интересоваться людьми, а она вот с Наташей с осени работает, но узнать о ней хоть что-то не пожелала, просто в голову не пришло – ну стрижет и стрижет. – Вы не беспокойтесь, Наташа. И еще простите меня, так неловко получилось, но раз мы про деньги заговорили… Вот мамочка Кэти просила, если у вас будет окошко, привести девочку в порядок, раз уж мы на день рождения идем. Тут она и деньги просила вам передать. – Лина положила на подоконник конверт и добавила: – Только если у вас время будет. И знаете что – заходите ко мне кофе пить. У меня кофеварка стоит, и кофе отличный. Правда, приходите!

Под вечер приехал Валентин, у которого был назначен прием. На этот раз Лина знала клиентку: Ольга Васильевна, мамочка йорка Любочки, еще одного гостя, приглашенного на день рождения к Алисе Харламовой. Ольга ей не особенно нравилась: невысокая, подвижная до вертлявости и разговорчивая сверх меры брюнетка, которую приходилось выслушивать до тех пор, пока не возникал весомый предлог прервать поток ее речи. Говорила она исключительно про Любочку: расхваливала ее проделки и привычки, наряды, бантики, прически и прочее. К тому же Любочка время от времени «подрабатывала» моделью в одном из зоомагазинов, и это тоже служило неиссякаемым источником вдохновения для ее мамочки. Причиной визита Ольги к зоопсихологу стало недопустимое поведение ее обожаемой Любочки: вдруг стала капризничать сверх меры и – о ужас! – даже огрызаться на свою «мамочку». Чем дальше в лес, тем больше дров! В результате какой-то ссоры вполне мирная и безобидная до сих пор Любочка укусила Ольгу за палец. А малипусечка и обаяшечка йорк, кусающий свою «мамочку», – это такой же невозможный абсурд, как лазающая по деревьям корова.

– Замучила собаку! Ее счастье, что у нее йорк и что он только кусается. Был бы питбуль – загрыз бы. И поделом. По-хорошему, у таких «мамочек» собак отнимать надо, да куда вот их девать потом, – ворчал Валентин, проводив наконец Ольгу, у которой был крайне задумчивый вид. – Ничего, и против лома есть приемы…

– А что там такое? – заинтересовалась Лина.

Собак уже почти всех разобрали, остались только Фредик и Вася, пара «белобрысых», за ними вот-вот должен был приехать Игорь. Сотрудники разъехались по домам, рабочие, делавшие уборку по ночам, еще не пришли. В доме было непривычно пусто и тихо. Лина с Плюсиком сидели в кабинете и пили чай, подводя итоги трудового дня. («Ему тоже домой не хочется! – с затаенной радостью думала Лина. – Вот и отлично!»)

– Ольга Васильевна любит свою собаку, – устав возмущаться, печально сообщил Плюсик. – И в этом весь трагизм ситуации.

– Для хозяйки или для собаки? – уточнила Лина.

– Поскольку я зоопсихолог, то в первую очередь – для собаки. Хозяйка не дает ей ни минуты покоя, теребит, целует, наряжает, таскает с собой повсюду…

– Я тоже Буську везде таскаю, и что? Пожалеть ее, что на помойке не роется? – обиделась Лина.

– Да с чего вы взяли, что вашим собакам нравится то же, что и вам? – неожиданно распалился Валентин. – Ходить по магазинам, торчать на тусовках, мерить тряпки, носить сапоги? Они собаки, понимаешь? Собаки, а не люди! По-хорошему, им, кроме лежанки, косточки и прогулки с хозяином во дворе, больше ничего не надо.

– Ты подрываешь основы! – всплеснула руками Лина, сделав испуганное лицо. – Если мы не будем покупать заколки и попонки для наших собак, устраивать для них дефиле, катать их на такси, водить в детский сад, в бассейн и на фитнес, а также на консультацию к зоопсихологу, то ваш с супругой совместный бизнес рухнет! И мы с тобой оба останемся без работы.

– Если честно, у меня этот, прости господи, бизнес уже давно вот где! – Валентин в сердцах взмахнул рукой и попилил себя ребром ладони по горлу. – Особенно мое в нем участие. Начиналось все неплохо, ради прикола, как говорится, но как-то слишком уж далеко зашло. Это далеко за гранью здравого смысла. Ты знаешь, что я ей посоветовал, Ольге этой? Поменьше заниматься конкретно Любочкой, оставлять ее в садике не на полдня, как сейчас, а до вечера. И еще заняться вот этим… Иди сюда, покажу. Здесь есть такие сайты, где хозяева йорков проводят всякие конкурсы, пишут про своих собак рассказы и размещают фотографии. Это, я тебе доложу, такая «Сага о Форсайтах»! Вот любопытный экземпляр, глянь-ка.

Валентин повернул к себе монитор стоящего на столе компьютера, нашел нужный сайт и отодвинулся, давая Лине возможность прочитать.

– Как вы называете свою собаку? «Девочка» – потому что у нее мордочка, как у девочки, «изюминка» – потому что изумительная, «голубочка» – потому что она прекрасна, как голубка, «кисонька» – потому что она теплая, мягкая и пушистая, как котенок. Еще есть «лялечка», «куколка», «маковка», «принцесса», «бусинка», «ребенок», «дочура»… – Лина остановилась, пожала плечами. – Ну… это, может быть, и перебор. Но мы же зовем их «детки», что уж такого?

– Читай-читай! – подбодрил ее Валентин. – Посмотрим, что ты дальше скажешь.

– «Что любит ваша собака больше всего на свете? Своих мамочку и папу, то есть нас с мужем. Соленые огурцы, чипсы и шашлык. Шопинг с мамочкой. Шоколадки из Германии и рыться у мамы в сумке. Целоваться. Мячик. Обновки. Орешки из шоколадки, облизанные мамочкой…» Фу, гадость! – Лина брезгливо поморщилась. – «Гулять в людных местах, где оценят наманикюренные лапки, красоту, поступь, ум и наряды». Елки-палки! Ой, смотри, тут еще лучше: «А моя любит, когда папа чешет ей животик, а она за это вылизывает ему шею и уши». Нет, ну это точно гадость!

– А им так не кажется. Смотри, тут рассказов уйма: как они на море ездили, как в гости ходили, как под елочкой подарки нашли.

– «Сначала мы летели в самолете. Для меня покупали отдельный билет, и мне в ветеринарной клинике выписали справку о том, что я здорова и могу ехать на море. Наши документы проверяли дядечки в форме, мама сказала, что это пограничники и таможенники. Меня хотели отобрать у мамочки и куда-то унести, но я стала так плакать, что все дяди и тети стали просить еще одну красивую тетю (мамочка сказала, что это стюардесса), чтобы меня оставили в салоне. Она послушалась, и я летела у мамочки на ручках. Мне было не страшно, только ушки болели при посадке, и я опять плакала. Зато в самолете я познакомилась с тетями и дядями, которые тоже летели на море. Я им очень понравилась, потому что я милая и воспитанная. На море я меняла наряды каждый день. Мама накупила мне целую сумку купальников: и голубой, и розовый, и желтый с зеленым. На пляже нас с мамочкой все хвалили и говорили, что мы – красавицы. Особенно я! Мама говорит, что я как-то по-особенному виляю попкой, когда мне делают комплименты. Я не специально – просто мне нравится внимание, я же – барышня!!!» – Лина отстранилась от экрана и спросила у Валентина: – Слушай, они что – ненормальные?

– Ты себе противоречишь, Галина. Только что ты говорила, что это в порядке вещей. Теперь тебя что-то не устраивает, – проворчал Плюсик.

– Но ведь всему же есть мера!

– А где мера любви? Она безбрежна! – вредничал Плюсик.

– Валя, но они же – собаки! И не делай вид, что ты меня не понимаешь! – Лина едва не топнула ногой.

– Собак проще любить. Вот, смотри, они сами пишут, – он подвинулся поближе к экрану (Лина не отстранилась), прочитал: – «Почему мы любим нашу Жанночку? Потому что она всегда нас понимает и принимает, она готова разделить с нами радости и огорчения, она так много отдает просто так, а не за что-то, она умеет ценить и доверять, она никогда нас не предаст». Вот тебе и ответ. Понимаешь? Друг – предаст, а собака – нет. Ребенок вырастет и уйдет, а собака с тобой, пока ты сам этого хочешь. Подруга разделит с тобой твое огорчение, но не всегда сможет спокойно пережить твою радость. Жена любит мужа за то, что он умен или богат, а пес хозяина – просто так.

– Валь… Ты зачем мне это все показываешь и объясняешь? – насторожилась Лина, услышав последнюю фразу. – В терапевтических целях? Это ты со мной работаешь как психолог? В смысле, я такая же дура, как они, и собаку от человека отличить не могу, да?

– Ты, Галка, на грубость нарываешься. Все, Галь, обидеть норовишь. Тут за день так накувыркаешься… Я сам рассуждаю. Ну не с собаками же мне работать, в самом деле. Их жалко бывает, конечно. Может, им еще труднее, чем дворовым, которые на помойках роются. Опять же все как у людей. Я тебя не имел в виду. Взял, да и подкинул идею Ольге – писать на нашем сайте такие же рассказы про ее собаку, посулил ей армию поклонников и единомышленников, а ее Любочке – всемирную известность. Она вдохновилась, сказала, что еще лучше, чем вот эти, все вместе взятые, там понапишет. Глядишь, и Любочке полегче жить будет. Да и «мамочку» Ольгу пожалеть нужно. Ее бы энергию да в мирных целях – на наш поселок электричества бы точно хватило. Пусть пишет, фотографирует, переписывается с сестрами по разуму.

– Ты вот всех жалеешь. Ты добрый, – проворчала Лина, которая отчего-то, несмотря на все заверения Валентина, сегодня все принимала на свой счет. – Обычно все говорят – с жиру бесится. Или дурью мается. Мне муж примерно так про Буську говорил.

– Про тебя не знаю. По-моему, у тебя лично все в порядке. Все как надо – или поправимо. А у Ольги… видишь ли, у них с мужем нет детей. А все остальное в толстом слое шоколада. Киндер-сюрприз такой. Шоколадная скорлупа, дышать нечем, и ничего не видно. Людям всегда отдушина нужна, свежий воздух. Не полететь, так хоть разбежаться или подпрыгнуть.

– А твоя Рада говорит, что ты уже больше не подпрыгиваешь. Остепенился и успокоился, – поддела его Лина и с невинным видом пропела: – Пускай стучатся в мой ангар, я ни за что не отворю…

– …в нетрезвом виде авиатор не летает! – тут же подхватил Плюсик, и они оба рассмеялись, довольные тем, что, как раньше, понимают друг друга с полуслова и по-прежнему любят одни и те же песни. – Ладно, тебе, можно сказать, повезло: у меня как раз завтра полеты по расписанию. Мы же с тобой вечером в ресторан идем – ты не забыла?

В субботу утром перед Линой стояло два архиважных вопроса: как выглядеть сногсшибательно и как уйти из дома, не привлекая лишнего внимания. Второй решился без ее участия: Сергей сообщил, что ему надо уехать на работу и что к ужину он вряд ли вернется. Лина покивала и огорченно вздохнула, что означало: а я рассчитывала провести субботу, занимаясь вместе с тобой домашними делами, но надо – значит, надо. Получилось вполне убедительно (сказались годы тренировок), хотя душа ее ликовала – надо отдать ей должное, впервые в жизни при таком раскладе. «Вот будет здорово, если я встречу его с подружкой в том же ресторане, получится чудная сцена для телесериала», – подумала Лина и, проводив мужа, стала готовиться к встрече с Плюсиком.

Если бы кто-то спросил ее – на что она рассчитывает и почему так волнуется, придавая обычной вечеринке со старым приятелем такое значение, Лина вряд ли смогла бы внятно ответить на эти вопросы. Скорее всего, отмахнулась бы: «Я женщина, и мне всегда хочется быть красивой». Возможно, рассердилась или обиделась бы. А может, задумчиво сказала бы, что она уже так давно никому не нравилась просто так, ради игры и флирта, и ей уже давно ни с кем из представителей мужского пола не было так просто и хорошо, как с Плюсиком. И что ей хотелось бы закрепить эти отношения. Зачем? А просто так, назло самоуверенной Раде. Все-таки Плюсик – это друг ее детства, она имеет на него куда больше прав, чем неизвестно откуда взявшаяся Рада! Которая ему, кстати сказать, совершенно не подходит с ее самоуверенностью, нахрапом и предпринимательской жилкой. Он же сам вчера сказал, что его уже достал это ее собачий бизнес. Плюсик, ее Плюсик, которого она знала, – умнее и тоньше Плюсика Рады. Во всяком случае, Лине именно так нравилось думать.

Но, разумеется, ее никто ни о чем не спросил.

И поэтому Лина готовилась быть неотразимой, сногсшибательной, самой-самой – просто так, из любви к искусству. Полдня провела в салоне красоты, а вернувшись домой, принялась придирчиво выбирать платье и туфли, устроив в примыкавшей к спальне гардеробной невиданный беспорядок. Задача стояла непростая: одеться так, чтобы все подчеркнуть и в то же время ничего не выставить напоказ. Сдержанно, эффектно, респектабельно. «Когда в глаза бросается размер груди, цвет колготок, объем бедер или кошелька вашего мужа – значит, вы одеты неграмотно, – твердила модельерша, у которой Лина одевалась уже много лет. – Одеваться надо так, чтобы вас хотелось рассматривать, оценивая все постепенно, причем объем кошелька мужа – в самую последнюю очередь». Лина смеялась, запоминала и старалась соответствовать. Поэтому все годы ее муж, не скрывая, гордился тем, как смотрят на Лину его приятели и знакомые. Хм, теперь, похоже, у него есть и другой объект для гордости. Лина подначивала сама себя, с удивлением прислушиваясь – отчего-то сегодня мысли о проделках дорогого супруга вызывали у нее не злость и досаду, а только скептическую усмешку: что ж, поживем-увидим, как ты любишь говорить, дорогой. И этот вывод тоже ей очень нравился.

Старые приятели договорились встретиться в городе, возле входа в университет – это был центр, до любого места рукой подать, и в молодости они часто именно там назначали свидания друг другу и прочим персонам своей студенческой жизни, ныне давно и напрочь забытым.

Валентин ее уже ждал. Заботливо придерживая спутницу за локоток, пока она с грацией и легкостью кошки садилась в его машину, он не скрывал восторга, лишившего этого неисправимого балагура дара речи, что Лину вполне устроило для начала. Она одарила его ослепительной улыбкой, чем избавила от необходимости говорить комплименты.

– А нам далеко ехать? – поинтересовалась Лина, устраиваясь поудобнее в широком кожаном кресле рядом с водителем. Она любила вот такие большие мощные машины, сидя в которых как бы плывешь над потоком другого транспорта. Ей нравилась тихая музыка, которая ненавязчиво мурлыкала в динамиках, – Нино Рота, очень мило, правда, не ново, ну и слава богу. И даже запах его сигарет неожиданно понравился, хотя муж давно уже перешел на электронные, и она всегда думала, что не выносит сигаретного дыма.

– Недалеко, но за городом.

– Жаль, я бы хотела куда-нибудь далеко поехать, – честно сказала Лина. – Просто сидеть и разговаривать, а то все бегом да по делу.

– Давай разговаривать не по делу, – разрешил Плюсик, выруливая со стоянки. – Время позволяет.

Но вопреки своим благим намерениям Лина тут же выбрала тему, все равно имеющую отношение к работе.

– Валь, а я вчера с Наташей поговорила, ну, которая у нас собак стрижет. Она так много работает, с утра до ночи, а Рада хочет второго грумера брать, чтобы ей легче было, и чтобы больше клиентов обслуживать. А Наташа просила не брать, потому что ей очень деньги нужны. У нее, оказывается, муж болеет, лекарства дорогие. Слушай, а ты не знаешь, что с ним? Мне неудобно было спрашивать, я, может быть, врача бы им нашла, у меня есть знакомые. Знаешь, она его так любит! Называет – «нежнуля». Даже странно как-то.

Если сказать совсем уж честно, то, затевая этот разговор, Лина больше всего радовалась тому, что у нее теперь есть темы, касающиеся не только ее самой. И что она может ненавязчиво показать Валентину, что она послушалась его совета и теперь искренне интересуется окружающими людьми, более того – она готова им помогать. Собственный портрет Лина рисовала исключительно акварельными красками и в приятных глазу тонах.

– Да нет, вряд ли им врач поможет, – вздохнул Валентин. – Он инвалид.

– Авария? – ахнула Лина, мимоходом укорив себя за любопытство.

– Маниакально-депрессивный синдром. Уже много лет. Это лечению не поддается, можно только контролировать… в какой-то степени. Бывают обострения, бывают ремиссии.

Лина помолчала, обдумывая информацию, потом удивленно пробормотала:

– То есть он… А она вкалывает, как негр. То есть она его так любит? Нежнулечка… Но он же… Валь, странно?

– Бывает, Дюймовочка, – откликнулся он, глядя на дорогу: начиналась метель, а впереди должен быть пост ГИБДД.

Лине его интонация не понравилась.

– Не называй меня так, – потребовала она. – У тебя как-то… уничижительно получается. Я уже давным-давно не Дюймовочка.

– Жаль, – откликнулся Валентин, по-прежнему не глядя на нее. – Она мне нравилась. И к тому же у вас много общего. Она тоже все время делала открытия и всему удивлялась, вот как ты сейчас. И тоже делила все на «правильно» и «неправильно». Милая девочка.

Лина немедленно надулась и отвернулась, глядя в свое окно. Деревья стремительно летели назад, сливаясь в сплошную темную массу.

– Чего молчишь? Обиделась? – нарушил молчание Валентин.

Лина промолчала, давая понять, что, разумеется, да, она обиделась. Нечего делать из нее девочку-дурочку. Любой человек делит поступки окружающих и свои на «правильные» и «неправильные», и ничего наивного и глупого в этом нет.

– Не надо, – попросил Валентин, свободной правой рукой нащупав ее руку. – Ты же знаешь, что я никогда не хочу тебя обидеть. Мы просто разговариваем. А ты не Дюймовочка, я больше не буду. Ты умница и красавица. Ну хочешь, я даже буду звать тебя Линой?

– Не хочу, – великодушно отказалась от такой жертвы Лина. – Я уже и к Галине привыкла.

– Галка, Галчонок, Галинка, – задумчиво пробормотал Плюсик, по-прежнему не убирая правую руку с ее руки. – А о чем думаешь?

– Я думаю… Думаю, что я бы так не смогла, – честно призналась Лина. – Может быть, это и нехорошо, с твоей точки зрения, но я могу любить только сильного и успешного мужчину. Мужчина – глава семьи, защитник. Да, и добытчик. А если не так – то зачем он?

– Здрасьте! А куда же его? – присвистнул Плюсик. – Выкинуть, что ли? Сдать в утиль? Черт возьми, накупили прав, я понимаю, так здоровья не жаль, что ли?!

Он схватился за руль двумя руками и стал рывками тормозить, чтобы дать возможность обгонявшей его машине успеть вернуться в свой ряд со встречки.

– В лоб ведь летел, придурок! – возмутился Валентин. – Так что ты там говорила?

Лина, растерявшая от неожиданной встряски свой запал, помолчала, собираясь с мыслями.

– Не передергивай, Валя. Я же не про то говорю, что надо от него избавиться, тем более что он не просто тунеядец и лентяй, а больной человек. Безнадежно больной. Жить, терпеть, делать что возможно. Но так любить? Так, как будто все в порядке? Пахать на трех работах, обеспечивать его, носить домой продукты – и называть его нежнулечкой?! Вот этого я не понимаю.

– И в самом деле, – поддержал ее Валентин. – Пользы от него – шиш, забот – море. Перспективы, совершенно верно, никакой. Да еще и «нежнуля». Ужас!