Текст книги "Не родятся на яблоне груши"

Не родятся на яблоне груши.

Глава 1. Ниночка.

Ниночка родилась в деревушке с красивым пахуче-сладким названием Ягодное. Видимо Новгородские поселенцы еще в далеком пятнадцатом веке, собирали в здешних местах ягоды, грибы и прочие дары природы. Впрочем, не смотря на смену веков, властей и социального уклада, до наших дней дары эти не перевелись. Может быть потому, что деревушки российского Нечерноземья натыканы в пихтово-еловых лесах чрезвычайно редко. Добраться до них непросто, тем более, по нашим известным своей непроходимостью, дорогам.

Деревушка Ягодное и вовсе находилась на самых задворках цивилизации. От центральной усадьбы можно беспрепятственно добраться разве что в сухую погоду летом, и по санному пути, зимой. Основным транспортным средством на многие десятилетия оставалась лошадь. Деревушка насчитывала не более двух десятков домов. Кормились люди от своего хозяйства, пару раз в месяц наезжала к ним продуктово – хозяйственная лавка. «Лавкой» называлось торгово-транспортное средство, перевозящее продукты питания и хозяйственные принадлежности, необходимые в быту. В зависимости от времени года и погоды на дворе, «лавкой» мог быть караван из двух подвод с установленными на них, своего рода контейнерами, трактор с санями или бортовая машина с крытым верхом. Товары привозила в основном под заказ. Когда возникала срочная необходимость в каком-либо инструменте, материале или ином товаре, ехали на центральную усадьбу сами.

Деревенские, не смотря на удаленность от правления колхозом, вносили свою лепту в благосостояние родного предприятия. На их полях выращивали картошку, морковь, капусту, свеклу. Осенью собранный урожай вывозили и сдавали в овощехранилища. Разводить крупный рогатый или мелкий рогатый скот, а также птицу при таком удалении и сложностях проезда, не рентабельно. Да и кому здесь обслуживать колхозное стадо?

Молодежь не задерживалась на своей малой родине, Богом забытой деревушке, где нет ни клуба, ни медицинского пункта, ни магазина. Из власти только бригадир полеводческой бригады. Он тебе и начальство, и милиция, и судья при необходимости. Нет, руководство наведывалось регулярно, но исключительно с контролирующими полномочиями.

Деревенские, не привыкшие к заботе и вниманию, особенных требований не выдвигали, жили тихо, мирно. План по сдаче овощной продукции выполняли, необходимые собрания, или там политинформации, проводили. Спиртным особенно не злоупотребляли. Да и кому злоупотреблять то? Мужское население еще в войну ушло на фронт, вернулись с полей брани только двое. Один из них бригадир Кузьмич. Воевал в пехоте, как сам говаривал: «От Москвы до Берлина прополз на брюхе». Ушел молодым мужиком, вернулся седым стариком.

Все остальные мужики уже поднялись и вошли в силу после войны. Колхозу требовались умелые и здоровые. Разрушенное сельское хозяйство нужно восстанавливать. Вот и переманивали лучшими условиями проживания в большие села и деревни. Вставали на крыло в основном молодые ребята и девчата те, кто еще не обременены семьями.

Ниночка помнила себя лет с трех. Самое обычное босоногое детство, ничем не отличалось от других. Мать всегда занята, всегда на работе. Домишко у них маленький, достался от родителей покойного отца, которого девочка, практически не помнила. Отец утонул совсем молодым на рыбалке. Как водится, выпили у костра, и что взбрело в голову Сашке, ночью искупаться в реке? Сбросил одежду и кинулся в воду, а там течение, будь здоров, да еще воронками крутит. Вообщем, в темноте, в изрядном подпитии, потеряли из вида дружка. Бегали вдоль берега, звали, даже на лодке заплывали. Сгинул мужик в одночасье.

Лидия, мать Ниночки, долго кричала по мужу. Жили они не плохо, дружно. Мужиком был добрым, заботливым. Осталась молодая женщина рано вдовой. Тело утопленника так и не нашли, поэтому не суждено ей печаль-тоску к могилке отнести. Повторно замуж Лидия не вышла. Молодым девкам, после войны, не просто семьей обзавестись, а она с маленькой дочкой на руках. Кому нужна?

Сама Ниночка никакими внешними особенностями не отличалась. На русой головке повязана выцветшая косыночка, таким же выцветшим казался весь облик девочки. Бесцветное личико, с бесцветными глазками, бровками и ресничками. Аккуратный ротик с узкими губками. Небольшого росточка. Лидия дочку не напрягала. Та помогала по мере необходимости, когда выпадала возможность сачконуть, сачковала и при этом угрызениями совести не страдала.

Девочке исполнилось семь лет. В отличие от сегодняшней детворы, умеющей читать, писать, объясняться с компьютером в самом начале «трудовой деятельности», Ниночка пошла в первый класс абсолютным недорослем. Она ничего не умела и не знала. На просьбу учительницы исполнить что-нибудь по памяти, спела частушку, где русские слова связывались в предложения отборным матом. После ее выступления, прослушивание талантов прекратилось.

В школу детей из Ягодное возили на центральную усадьбу. Центральной усадьбой считалось большой поселок, где размещалось руководство колхоза. Большая контора, ремонтные мастерские, склады, овощехранилища, ферма, птичник и много чего еще. Жизнь в поселке заметно отличалась от жизни в глухой деревеньке. Здесь размещались два магазина. Один с продуктами, другой с хозяйственными товарами. Какая никакая больничка, клуб, школа.

Ученики, которых привозили для обучения из отдаленных деревень, жили в интернате на полном колхозном обеспечении. Интернат располагался сразу около школы. Там дети спали в комнатах по пять и более человек, находящихся на втором этаже здания. Отдельно комнаты мальчиков и девочек. Причем в одной комнате могли обитать ребята разных возрастов. Мест не хватало, и было уже не до сантиментов. Питались в столовой на первом этаже, здесь же находилась комната для занятий и игровая.

Учителя, работавшие днем в школе, вечером по переменке становились воспитателями. Нельзя же, в самом деле, «беспокойное хозяйство» оставлять без присмотра. Под их началом готовились уроки, проводились дополнительные занятия и кружки. Те, кто жили в поселке тоже приходили в интернат, участвовали во всех мероприятиях. Только дети, что жили в близлежащих деревнях, вынуждены были курсировать после уроков домой, а утром в школу.

Ниночка росла активной девочкой, коммуникабельной. С детьми сходилась быстро, без проблем. Легкая на подъем, без каких-либо претензий, она сразу нашла общий язык с ребятами в классе. Единственное из-за чего могла вспылить и даже подраться это, когда ее личные вещи брали без разрешения. К личным относила все вещи, которые выдавали в процессе обучения ей персонально.

У нее всегда были свои карандаши, ручки, альбомы, тетради, учебники. Когда учебные пособия выдавались на группу одноклассников, девочка старалась обратить их в личное пользование, и если удавалось, то взять их становилось возможным исключительно по ее согласию. Справедливости ради, необходимо отметить, что чужое брала только с разрешения владельца. Откуда у девочки взялась подобная отличительная черта, сказать трудно.

Жили они вдвоем с матерью, не голодали. Делиться с братьями и сестрами едой или одеждой необходимости не было по одной причине. Родных братьев и сестер у девочки не имелось. Родственников пол деревни, а близких нет. Приучила, видимо, Лидия дочку беречь свое и не брать чужого. Так приучила, что на всю жизнь Ниночка это правило усвоила.

Каждый год в Ягодное за детьми приезжали одиннадцатого сентября. Почему одиннадцатого? Просто деревенские ребята помогали своим родителям в поле убирать урожай. Когда основная работа сделана, приходило время учебы. На подводах, с вещичками доставляли в интернат. Прощались с отчим домом до ноября. Возвращались на каникулах между первой и второй четвертями на неделю. В каждом доме с нетерпением ждали своих отпрысков. Пекли пироги, готовили еду повкусней, старались угостить ребятишек. Потом все повторялось. Четыре четверти. Четыре встречи и четыре расставания.

Ниночке нравилось учиться в школе и жить в интернате. Она, конечно, очень любила свою мать, но постоянно находиться рядом с ней год от года становилось утомительней. В интернате много народа, весело, интересно. В процессе обучения она узнавала больше, открывала для себя этот необыкновенный мир. С удовольствием читала книги, особенно нравились исторические романы. Достать их было совсем не просто. Поскольку читающими слыли, в основном, школьные учителя, она старалась под любым предлогом попасть к ним в дом. Там, по месту ориентировалась, проявляя интерес к художественной литературе.

Еще одним серьезным увлечением стали занятия в колхозном ансамбле художественной самодеятельности. Коллектив состоял из взрослых парней и девушек, интернатских брали неохотно. Однако, для Ниночки невозможного не существовало. Она не блистала ни слухом, ни голосом, но постоянное присутствие на репетициях и ненавязчивое подпевание из зала, сделали свое дело. Худрук позволил ее подняться на сцену.

Жизнь Ниночки изменилась коренным образом в восьмом классе. Случилось это под воздействием самого сильного, светлого и в тоже время, сжигающего дотла чувства, любви. Девочка влюбилась. Нет, не в одноклассника и не в того, кто учиться постарше. Она влюбилась в учителя – преподавателя химии.

Ученица впервые увидела его прямо на уроке. Он, торопясь, вошел в класс, проследовал к столу и представился: «Меня зовут Игорь Андреевич. Буду преподавать у вас химию». Эти слова она запомнила на всю жизнь потому, что с них началась ее неразделенная и оттого печальная, первая любовь.

Восьмиклассница на первом уроке поняла, что наука химия, как таковая неразрывно связана с молодым симпатичным учителем. Полюбить следует одновременно науку и учителя. Одно без другого невозможно. Игорь Андреевич с упоением рассказывал об институте, который только что закончил, о веселых, интересных студенческих годах, о строгих и требовательных преподавателях, о совершенно уникальной истории создания учебного заведения.

Рассказ произвел ошеломляющее впечатление. Слушая восторженного вчерашнего студента, а сегодня настоящего, взрослого учителя, Ниночка заочно полюбила этот педагогический институт. Она уже хотела учиться только в нем, в одном из самых старейших вузов России, расположенных в их области, история которого начиналась с одна тысяча девятьсот четырнадцатого года. Учебному заведению хорошенько досталось за время его существования. Первые четыре года он имел статус учительского института, с октября одна тысяча девятьсот восемнадцатого реорганизован в высшее учебное заведение – педагогический институт, с одна тысяча девятьсот девятнадцатого года действовал, как институт народного образования, с одна тысяча девятьсот тридцать четвертого года – государственный педагогический институт имени В. И. Ленина.

Каждый урок химии был долгожданным. Учебник химии не просто прочитан, внимательно изучен в первую же неделю обучения. Шестое чувство подсказывало, что с любимым человеком необходимо говорить на одном языке и в данном случае, общим может быть только «химический» язык, язык законов, формул, уравнений. Но для завоевания сердца любимого нужно, во что бы то ни стало, обратить на себя внимание, восхитить его собственными достоинствами.

Конечно, в первую очередь молодые мужчины обращают внимание на внешность и чем краше девушка, тем больше шансов понравиться предмету воздыханий. Внешние данные Ниночки желали оставлять лучшего. Точнее сказать, данных никаких не было. Самая заурядная внешность. Несколько широкое, скуластое лицо, узкий лоб, небольшие почти бесцветно серые глаза, белесые ресницы, брови, волосы. Единственное яркое пятно на лице – две полосочки малиновых губ. Худенькая, невысокого росточка, с короткими чуть кривоватыми ногами, она не обращала на себя внимания представителей мужского пола.

До появления в жизни Игоря Андреевича, девочка не задумывалась о своей некрасивости. И вот теперь, проблема внешности стала «во весь рост». Возможности решить ее отсутствовали целиком и полностью. В самом деле, не пойдешь и не купишь новое лицо в сельпо или не обменяешь свои ноги на чужие. Раз даны природой такие «дары», пользуйся и не причитай. Впрочем, из каждого положения можно найти выход. Поскольку «предметы физического тела» не подлежат ни возврату, ни обмену, то недостатки можно если уж не скрыть совсем, то прикрыть более-менее приличной одежкой.

Хорошенько обдумав возможности, Ниночка пришла к выводу – у матери в сундуке лежат отрезы на платья, которые та готовила дочери в приданное к свадьбе, нужно уговорить мать пошить из них наряды уже сейчас. Лидия будет сопротивляться, возможно, даже побьет дочь за настырность, но отступать некуда. Иначе внимание учителя химии на себя не обратить.

Вторым пунктом программы по завоеванию сердца Игорька, так про себя называла учителя восьмиклассница, безукоризненное знание предмета. Не беда, что в школе отсутствовала химическая лаборатория и опыты проводить негде. Теорией требуется владеть в совершенстве. Сложность состояла в трудном восприятии предмета. Ниночка не все понимала в химии. Сказывалось продолжительное проживание в отдаленной от цивилизации деревеньки, отсутствие информации и литературы, молодость и неопытность преподавания учителем. Больше всего мешала сама любовь.

Школьница с обожанием смотрела на учителя, любовалась им. Его рассказ для нее не имел никакого значения. Достаточно просто приятного, завораживающего голоса. Объяснения пролетали куда-то мимо ушей. Только увидеть стройного, черноволосого, с греческим профилем Игорька и окружающий мир теряет свои очертания. Существует один он и никого больше. Урок пролетал мгновенно. К жизни возвращал звонок, сообщающий об окончании гипнотического воздействия «миража». Прямо как в сказке «Золушка». Бал, принц, карета. Бой часов, и нате вам – не карета, а тыква, не кони, а мыши.

Задавать вопросы Ниночка не решалась. Да, и как задавать, если он десять минут назад усиленно «разжевывал» новый материал, спрашивал класс всем ли понятно и народ утвердительно кивал головами. Теперь она, бестолковая, вылезет на глазах у всех со своими непонятками. Какое мнение сложится у Игорька об ее умственных способностях? Нет, такого позора не пережить. Приходилось обращаться к помощи одноклассников.

Ниночка со страхом и нетерпением ждала окончания первой четверти. Приближалось время реализации задуманных планов. Чтобы разжалобить мать, самое верное средство – прикинуться больной и немощной. Сострадания к чужой боли всегда вызывают в Лидии моменты «оттепели» и тогда женщина становится пластилиновой. Лепи любой образ. Этим качеством матери, дочь частенько пользовалась в своих интересах.

В Ягодное добрались уже в потемках. Встречать детей из интерната в деревне не принято. Приехали и приехали. Подумаешь, большое дело. Каждый тащил свои пожитки домой сам. Ниночка закинула походный мешок за плечи и поспешила к своему дому. Свет горел в комнате. Значит, мать уже закончила с готовкой и ждала дочь с рукоделием в руках. «Тем лучше, – подумалось девочке, – Не заставит помогать по дому». Толкнула калитку и ловко увернувшись, прошмыгнула во двор.

На улице холодно. Начало ноября в Нечерноземье, по обыкновению, сопровождается снегом. Земля уже замерзла и выпавший накануне снег не тает. Днем еще не морозно, к ночи температура заметно падает. По деревне разносится лай собак. Видимо приехавшие школьники, своим возвращением внесли переполох в спокойный, размеренный семейный быт.

Девочка по темным сеням, прошла в горницу. Через дверной проем, Лидия видела, вошедшую с улицы, дочь, но не поднялась, не отложила рукоделие. Проявление внимания, нежности, участия не принято в их с Ниной семье. Ее саму никогда родители не обнимали, не говоря уж о поцелуях, не гладили по голове, не называли «доченькой». Она не знала что такое любовь и ласка. Раз не знала сама, как может дать своему ребенку то, чего не имеет и не понимает. Однако, спартанское воспитание, совсем не означает равнодушие. Лидия до глубины души любила дочь, девочка была смыслом ее вдовей жизни, и главной драгоценностью.

Женщина много работала, жила скромно, себя ограничивала во всем. Ребенка воспитывала в строгости, иногда баловала сладостями. Заработанные деньги не прятала, покупала разные нужные в хозяйстве вещи и складывала в огромный сундук, что занимал значительную часть комнаты. Она не скрывала от Нины, что покупки, хранящиеся в сундуке, предназначены для нее в качестве преданного.

Девочка не понимала, зачем собирать сейчас вещи, тратить на них деньги, если они пригодятся в далеком будущем. Не лучше ли в настоящем тратить деньги на себя, покупая разные красивые вещи и вкусности, а когда настанет это «потом», тогда и определятся с необходимым. Мать за непонятливость дочери, махала на нее рукой и гнула житейскую линию, установленную веками.

В доме натоплено, даже жарко. Обычно экономная Лидия расстаралась для дочери, не пожалела дров. Густо пахло кислыми щами. Мать наварила щей с кислой капустой и томила чугунок в печи. Ниночка скинула мешок на лавку около самодельной вешалки, повесила легонько пальтишко на свободный гвоздь. Из комнаты появилась Лидия.

– Что-то на этот раз долго ехали, – обратилась она к дочери, – Вроде дорога встала. Или случилось что?

– Поздно выехали. Михеич в сельпо отоваривался. Пока по бумажке всем купил, много времени потеряли. Наши подводы последними ушли, – успокоила мать Нина.

– Хороший мужик Михеич. Никому не отказывает. Люди просят привезти – везет. Люська, продавщица из сельпо, говорит, что он заставляет заказы выполнять полностью и в точности. Если нет чего нужного, требует, чтобы записала и непременно к следующему приезду раздобыла.

– Хороший то хороший. Да, только нас всех за целый день на холоде совсем застудил. У меня до сих пор ноги не отойдут, – подтверждая сказанное, девочка прижалась к теплой печке.

Лидия хлопотала на кухне, накрывая стол.

– Сейчас горячих щец навернешь и согреешься. Я сегодня баню не топила, как знала, что поздно приедешь. Истопим завтра. Соседи в баню обещались прийти. Всем вместе веселее. Ты как, не против?

– Конечно, не против. Мне помнится, в последний раз, перед отъездом мы у них парились. Все правильно, – одобрила дочь.

– Давай, умывайся и садись.

Нина нехотя отошла от печки, помыв с мылом лицо и руки, села за стол. Лидия села рядом. Взяла было в руку ложку, но передумала и ничего не говоря, скрылась в комнате. Послышался скрип дверцы шкафа, шуршание, и наконец, женщина вернулась на свое место с бутылкой настойки в руках.

– Я подумала. Раз целый день на морозе, продрогла до костей, давай налью тебе немножко настоечки брусничной. Выпьешь, поешь хорошенько и спать. Пропотеешь и завтра, как новенькая встанешь.

– Не надо. Поем и согреюсь, – возразила девочка.

– Ну, уж нет. Согреешься ли щами неизвестно, а от настоечки наверняка пропотеешь. Слушай мать. Средство верное, – разливая в стопки самодельную настойку, поучала мать.

Ниночка махнула стопку одним глотком, как научила мать и зашлась кашлем. Горло обожгла «огненная вода» и в следующую минуту она почувствовала разливающееся по всему телу тепло. Молча принялись за еду. Щи казались неземного вкуса. В интернате кормили хорошо. Мясомолочные продукты свои, хлеб тоже со своей пекарни. Но разве домашняя еда сравнится, пусть даже с качественной, все равно казенной? Да еще, когда приготовлена с особым старанием, для родного ребенка.

По второй стопке Лидия налила иначе. Себе полную, до краев, а дочери на самое донышко, за компанию. Выпили. Ниночка опьянела. Целый день в пути. Устала, замерзла. Выпила, согрелась. Голова сладко закружилась. Жизнь наладилась, все вокруг стало близким и дорогим. Язык развязался, и подвыпившая девочка поведала матери историю своей любви.

Всю ночь Лидия проворочалась на скрипучей кровати. В то время, как дочь крепко спала на теплой печке. Рассказ о внезапной влюбленности насторожил мать. Она хорошо знала своего ребенка и понимала, что девочка ко всему относится крайне серьезно. Если молодой учитель, действительно запал в душу, то она «ляжет костьми», чтобы заполучить его. Никто и ни что не остановит дуреху. Безусловно, рано или поздно, любовь посетила бы Нину. Мать прекрасно понимала. Но надеялась, что произойдет это много позже. Избранником станет кто-нибудь из местных парней.

Рисовалось абсолютно реальное будущее. Ниночка закончит в городе сельскохозяйственный техникум, и вернется на центральную усадьбу зоотехником или агрономом. Выйдет замуж. С домом Лидия дочери, конечно, поможет. Не только с домом. Родит деток, будет бабушка нянчить внучат. Всем хорошо, все при деле. В свете последних событий рисунки резко поблекли. Устроенная в будущем старость, давала трещину.

«Откуда этот, чертов химик взялся, на мою голову? – натягивая одеяло до самого подбородка, сокрушалась Лидия, – Принесла его нелегкая в нашу глухомань. Нинка – девка с характером, если уж вцепилась, не отпустит. Прямо собака охотничья, не разожмет зубов, пока не удавит зверя. Будет за учителем ходить, как привязанная. Не начудила бы чего. Голова у нее соображает хорошо, да только любовь – дело не простое. Кто угадает, куда девку перекорежит? Надо бы с ней обстоятельно поговорить. Отговорить отказаться от учителя не получится. Хоть предупредить, предостеречь, девку. Городские то, они прыткие. Не успеет глазом моргнуть и уже в койке. Ему чего, отряхнулся и был таков, а нам здесь жить».

От этой мысли женщина даже вспотела, откинула конец одеяла, перевернулась на другой бок. «Сколько их, городских, охочих до девичьей чести. Испоганит, испохабит, девку, сломает ей жизнь. Кому порченая нужна? – от жалости к родной кровинушке, у Лидии слезы навернулись на глаза, – Я ее не брошу, из дома не выгоню, а народится ребетеночек, вырастим».

От волнительных переживаний во рту пересохло. Женщина поднялась с постели и, шлепая голыми ногами по полу, пошла в кухню, к ведру с водой. Зачерпнула ковшиком и большими глотками осушила его. Почувствовала себя много спокойнее. «Что это я завелась? Напридумывала себе всякой хрени. Никто на мою Нинку не покушается. Ну, понравился девчонке симпатичный, интеллигентный молодой человек. Обычное дело. Повздыхает, поохает о нем и пройдет любовь. Поймет, что они не пара. Да и надолго ли он в школе? Хорошо, если год выдержит, не сбежит. Сколько в школе учителей сменилось и не сосчитать. А поговорить все же надо. Лишним не будет». На этой позитивной мысли, Лидия, наконец, заснула.

Разговор начала сама Ниночка следующим вечером. Правда, сначала, он вроде, как сердечных дел не касался. Речь шла об обновках к Новому году. Днем, когда Лидия вместе с другими, уехала на лесозаготовки. Нина залезла в сундук. Раньше, самостоятельно не решалась открыть окутанный тайной сундук. Хотя знала, где мать прячет ключ от навесного, амбарного замка, что охраняет имущество от посторонних глаз. Лидия открывала сундук только, когда убирала в него вновь приобретенное дочернее приданное, старалась это делать без посторонних. Однако, вездесущая Нина умудрилась подглядеть и знала о наличии тканевых отрезов в семейных запасниках.

Она ловко справилась с замком, с трудом открыла тяжелую крышку. Сундук оказался заполнен наполовину. Сверху, один на другом лежали два отреза шерсти. Один из них темно синего цвета, другой черного. Бесспорно, ткань предназначена для юбок. Два отреза ситца. Нина вытащила оба и приложила к себе. По размерам, скорее всего, из них предполагалось пошить кофты. Один кусок в красный мелкий горошек на белом фоне. Нина закрыла глаза и представила себя в кофточке, как у Глашки из ансамбля, но только в нарядный, красный горошек. И рукав будет также приподнят и рюши на груди, также подчеркнут только теперь уже Ниночкину грудь.

Второй отрез ситца отличался нежно голубым фоном, по которому густо рассыпаны синие васильки и незабудки. В такой кофточке хочется кружиться в танце, положив одну руку на плечо Игорьку, другую снисходительно опустив в его левую руку. Повеяло легкостью движения, романтикой отношений. Последним лежал кусок цветного штапеля. Девочка развернула его и расстелила на полу. Получился радужный, нарядный ковер. Из этой ткани запросто можно выкроить целое платье или две кофточки.

Дальше в сундуке лежало нижнее и постельное белье, полотенца, скатерти, платки, посуда, другие, совершенно не интересующие ее, вещи. Словом, все без чего в хозяйстве не обойтись. Нина вернула найденное на прежние места, закрыла сундук, и ключ положила туда, откуда взяла. Откладывать разговор не имело смысла. Каникулы продлятся всего неделю, за это время нужно успеть пошить обновы.

Сама девочка шить не умела, иголку в руках не держала, зато мать выполняла работу виртуозно. Много лет назад, по молодости, ей подарил швейную машинку на свадьбу, тогда еще жених. В то время подарок считался царским и ко многому обязывающим. Лидия бережно относилась к своему «богатству», холила и лелеяла механизм.

Ткань раскраивала без всяких выкроек, на глаз. Не было случая, чтобы ошиблась. Деревенские бабенки обращались к ней частенько. Кому юбку, кому кофту сшить. Шила в основном зимой, летом в поле, да, в огороде работы хватало. Не до нарядов. Ближе к зиме на сундуке вырастала разноцветная стопка из отрезов ткани. В каждом куске лежала записочка с именем заказчицы и кратким описанием вещи. Просили ушить, перешить, перелицевать. От вознаграждения не отказывалась, разве, что уж, если совсем бедные обращались. Бывало, таким не только делом поможет, еще еды даст. Расплачивались, в основном, продуктами. Кто яиц принесет, кто масло, кто мукой поделится.

После бани, вечером, мать и дочь сели почаевничать. Пока Лидия работала днем, девочка напекла блинов, достала из подполья малиновое варенье. Чай пили с удовольствием, не торопясь. Момент случился для разговора самый подходящий. Нина не хотела называть настоящую причину своей просьбы. Она уже пожалела, что под воздействием алкоголя «развязала язык», осведомленность матери в сердечных делах могла сослужить злую службу.

Женщина много лет прожила в гордом одиночестве и могла не понять состояния девичьей души. Лидия давно перестала обращать внимание на внешний вид, носила выцветшие, безразмерные вещи. Удивительно, сама портниха, создательница новой одежды, не испытывала потребности позаботиться о себе. В ее гардеробе только один «праздничный» наряд – темно серая шерстяная юбка и в цвет ей, такая же серая простенькая кофта с длинным рукавом. Наряд на все случаи жизни. Разомлевшая после бани Лидия была не готова к серьезным рассуждениям. Тем не менее, дочь не давала ей выбора.

Ни в общении между собой, ни с каким-либо третьим лицом, мать и дочь не сюсюкались. Правду матку резали прямо и без предупреждения. Понятия не имели о дипломатии. Не потому, что отличались дремучестью, а в силу сложившейся обстановки. В их, забытой Богом деревне, отношения между людьми простые, бесхитростные. Нужна помощь – приди, скажи. Есть возможность, помогут. Нет – не обессудь. Всякое лицемерие пресекалось на корню.

Ниночка наполнила опустевший стакан чаем. Молча, выразительно посмотрела на мать, мол, добавить горячего? Лидия также молча отрицательно мотнула головой. Дочь села за стол, на свое место у окошка. Осторожно, чтобы не обжечься, налила в блюдце чай и откусив от сахара, смачно «швыркнула» из блюдца.

– Слушай, мам, помнишь, я рассказывала о нашем ансамбле? Ну, в котором пою и танцую? – бодрым тоном начала девушка.

– Говорила, что по вечерам в клубе собираетесь и песни поете. Помню, – кивнула мать.

– Так вот, у нас на новый год будет в клубе лекция. Приедет лектор, аж из самой области, районное начальство и разные там гости. Потом, после лекции будет концерт, силами колхозной самодеятельности. Я тоже, вместе со всеми выступать буду, – похвасталась было дочка.

– На фига тебе это надо? Ты вместо своих выступлений больше бы занималась, училась, старалась. От того, что глотку дерешь, да ногами дрыгаешь, в кармане не прибавится. Делом нужно заниматься, а не козой в клубе скакать, – наставляла «непутевую» дочь Лидия, – У меня возможности не было. И то мало-мало выучилась, а ты должна хорошенько выучиться. Грамотный человек, он везде нужен. Жизнь живет припеваючи. Работа чистая, сама чистая, зарплата не чета нашей.

Нина предполагала подобные разговоры, они служили обязательным сопровождением всех семейных встреч. Теперь главное, заверить мать в обязательном выполнении ее наказов.

– Мам, ты же знаешь, учусь хорошо. Поведение хорошее. Занятия в художественной самодеятельности это же дополнительный плюс при поступлении в институт. Мне ведь будут давать характеристику, мол, общественница, участвует в жизни родного колхоза, – оправдывала свое увлечение Нина.

– Так то оно так. Только в институт берут за хорошие знания, а не за луженую глотку, – сомневалась мать.

– Что же мне теперь и головы от учебников не поднимать?

– Ты не обижайся на мать, Нинка. Мать в жизни – первый друг, от ошибок убережет, на правильный путь наставит, когда надо, защитит. Конечно, пока молодая петь, танцевать хочется. Я ведь не против. Только меру всему знай. Помни, учеба для тебя главное сейчас в жизни.

– Я помню, мам. Стараюсь, честное слово.

– Это хорошо, старайся, Нинка, – удовлетворилась ответом дочери женщина.

Она надеялась на свою Нинку. Увлечение дочери художественной самодеятельностью, уменьшало риск возникновения любовных отношений с химиком. Настораживало не желание дочери, теперь уже на трезвую голову, поговорить о предмете своих воздыханий. Сама проявлять инициативу в столь щепетильном деле не хотела. Зачем из души клещами тянуть? Захочет – поделится, расскажет, совета спросит. Между тем, Нина упорно гнула свою линию.

– Ты меня сбила. Я ведь хотела попросить у тебя новую кофточку и юбку к выступлению. У меня все старое, застиранное. Люди нарядятся, будут красивые перед начальством, и только я одна без обновы. Давай пока неделю буду дома, ты сошьешь мне кофточку и юбку. Я буду все делать по дому, что скажешь. Могу даже печку побелить и баню от копоти отмыть.

– Ты, Нинка, совсем сдурела. Зачем зимой то обновляться? Это богатые могут себе позволить наряжаться. У меня лишних денег нет. Вещи у тебя хорошие, добротные. До лета ты одета, обута. Летом к новому учебному году справим тебе новое школьное платье, юбку, да, пару кофтенок, – рассердилась на дочь Лидия.

От этих слов губы у девочки затряслись, из глаз хлынули слезы. Она схватила лежащее рядом на столе полотенце и уткнулась в него лицом. Как-то сжалась вся, сгорбилась, плечи затряслись. Мать невозмутимо смотрела на страдания.