Текст книги "Иероглиф зла"

– Что-что? – спросила я, по-прежнему не понимая причины странной реакции присутствующих на посылку. – Хи… хингабана? Что это?

– Хиганбана, – поправила меня Маргарита, все еще бледная, как будто вот-вот готовая упасть в обморок. – Цветок смерти. В японских поверьях хиганбана отождествляется с миром мертвых и символизирует загробный мир. Это новая угроза сэнсэю, понимаете?!

Я посмотрела на Кузьмина, но тот, ничего не сказав и не объяснив, положил цветок в конверт и убрал его в ящик стола. Видимо, чтобы не пугать и так ошарашенных студентов, Юрий Алексеевич как ни в чем не бывало продолжил разливать чай по стаканам. Он обратился к Рэне-сан с просьбой взять тряпку и вытереть со стола разлитый чай, потом что-то сказал на японском языке, обращаясь к иностранным гостям. Маргарита пояснила, что он назвал посылку чьей-то шуткой, но я видела, что и Марико-сан, и ее подруга по-прежнему казались напуганными. Красивая японка проговорила тихо какое-то слово, и Маргарита перевела, что она называет послание предвестником беды. Кузьмин постарался разрядить обстановку, что-то начал рассказывать про достоинства зеленого листового чая, привезенного прямиком из Японии. Я подняла руку и попросилась выйти из аудитории. Преподаватель жестом разрешил мне покинуть кабинет, и я, плотно закрыв за собой дверь, вышла в коридор.

Парень, который принес конверт, вроде говорил, что занимается индивидуально, в соседней аудитории. Из пятьсот восьмой комнаты доносился монотонный голос, очевидно принадлежавший учителю английского. Я тихо постучалась и заглянула в кабинет.

Молодой человек, который ранее отдал конверт сэнсэю, сидел за партой и что-то писал в тетрадке. Преподаватель, мужчина лет сорока пяти, одетый в темно-синюю рубашку и серые брюки, кивнул мне с вопросительным видом. Я извинилась за беспокойство и попросила ученика выйти в коридор на пару минут. Учитель разрешил студенту отлучиться из аудитории, и тот с недоумевающим видом покинул кабинет.

– Я хотела поговорить по поводу конверта, который вы принесли Юрию Алексеевичу Кузьмину, – сразу перешла я к делу.

– Я ошибся, да? – спросил парень. – Конверт ведь был не подписан, не знаю, кому он еще мог быть адресован. Я подумал, что раз иероглифы, значит, в пятьсот девятую, но вы извините, раз неправильно понял…

– Скорее всего, вы правильно решили, что посылка адресована нашему преподавателю, – заверила я его. – Только я хотела бы узнать, как выглядел человек, который принес вам конверт. Вы сказали, что дожидались своего учителя и видели посыльного?

– Ну да, видел, – пробормотал молодой студент. – Только я особо его не разглядывал, ну, мне надо было много повторить к занятию. Я ведь экзамены вступительные провалил, теперь надо усиленно заниматься, чтоб во второй раз в университет наверняка поступить…

– Пожалуйста, расскажите, как выглядел этот посетитель с конвертом, во что он был одет, какое у него было лицо, – попросила я настойчиво. – Поверьте мне, это очень важно!

– Да какое лицо, не скажешь! – помотал головой парень. – Он в очках солнечных был и в кепке, больно-то не разглядишь ничего! А, и борода у него была, вроде так. Черная такая, густая. Наверно, пожилой он был, раз борода. Или нет, у стариков ведь волосы седеют…

– Рост какой? Высокий, низкий?

– Точно помню, он невысокий, – сразу же сказал молодой человек. – Гораздо ниже меня. И не толстый, даже немного худой.

– Во что он был одет? – продолжала я свои расспросы. Парень напряг память.

– А, вот еще. У него была рубашка с длинными рукавами, хотя на улице жарко, – заявил он наконец. – Помню, это показалось мне странным, хотя кто его знает, может, мерзнет он часто. Ну и джинсы обычные, без всяких там заклепок или цепочек. Синие простые джинсы.

– Что-нибудь еще вспомнить можете? – спросила я. – Во сколько он приходил?

– Да недавно совсем, – сказал юноша. – У нас занятие начинается в три часа, а учитель опоздал. Андрей Владимирович хотел словарь достать и увидел конверт, ну и попросил меня отнести в вашу аудиторию…

– То есть посетитель пришел примерно без десяти три? – я сверилась с часами на мобильном телефоне. Парень неопределенно пожал плечами.

– Где-то так, – проговорил он наконец. Ни слова не сказав, я ринулась на первый этаж – если мне повезет, то удастся догнать этого неизвестного посыльного!

Однако по дороге мне никто не встретился – похоже, летом занимались только наша группа и ученик на индивидуальных уроках. Однако на четвертом этаже кто-то ходил по коридору и разговаривал. Я заглянула в проход и увидела такой же кофейный автомат, как и на пятом этаже. Разговаривали две женщины лет тридцати-сорока, одетые в строгие брючные костюмы. Я увидела, что на дверях висят таблички с указанием комнат, и сделала вывод, что здесь, скорее всего, находится какой-то офисный центр. Ладно, позже обязательно осмотрю весь четвертый этаж, сперва надо добраться до первого…

Вахтерша у входа читала какой-то женский журнал и сперва не обратила на меня внимания. Когда я окликнула ее, дама подняла голову и вопросительно посмотрела на меня.

– Простите, – обратилась я вежливо. – Вы не видели, проходил ли кто на улицу в ближайшие пятнадцать-двадцать минут? Меня интересует невысокий человек с черной бородой, в кепке и солнцезащитных очках.

– Вроде я никого подобного не видела, – задумалась вахтерша. – А в чем дело?

– Поверьте, это очень важно! – настойчиво заявила я. – Вспомните хорошенько, кто проходил или выходил из здания в этот промежуток времени? Вы не могли не заметить этого человека!

– Да здесь много народу ходит! – растерялась женщина. – Хоть и лето, иностранными языками почти никто не занимается, только японским и английским… Но четвертый этаж всегда работает, там и турфирма, и бизнес-центры. Может, кто за туристическими путевками и заходил, кто знает…

Понятно, скорее всего, работница вахты все время штудирует популярные журналы, а не смотрит за входящими и выходящими людьми. Я все-таки настояла на том, чтобы женщина хорошенько вспомнила всех посетителей за сегодняшний день.

– Да разве их всех запомнишь! – посетовала женщина. – Я же не компьютер какой, и пропусками пока не пользуются… Все обещают ввести пропускную систему, тогда и в журнал каждого придется заносить, по паспорту пропускать…

Я поняла, что больше ничего от вахтерши не добьюсь, даже если приставлю ей ко лбу дуло пистолета. Если б женщина что и помнила, то наверняка бы сказала мне – зачем ей скрывать информацию! Остается надеяться на то, что человек, который принес конверт, из здания не выходил. Я настоятельно попросила вахтершу следить за тем, кто будет покидать здание, и даже дала ей номер своего мобильного, чтобы та сразу же оповестила меня, если кого увидит. Женщина пообещала мне позвонить, спросила было, что произошло, но я, не удостоив ее ответом, помчалась наверх.

Я досконально прочесала весь второй и третий этажи, заглянула в туалеты, поставила «жучки». Однако коридоры пустовали – наверно, эти этажи предназначены для занятий иностранными языками. Обследовала четвертый этаж, постучалась во все офисы, спросила даже в турфирме, не приходил ли к ним человек с бородой. Однако никто подобного персонажа не видел – слишком запоминающаяся внешность, такого человека трудно не запомнить. Одновременно я понимала, что сейчас и бороду, и солнцезащитные очки можно приобрести где угодно, и скрыть свою настоящую внешность особого труда не составит. Тем более что из-за кепки и, как я могла судить наверняка, накладной бороды установить истинную внешность посыльного невозможно. Среди примет, которым можно доверять, оставался лишь низкий рост. Если высоты добавляют каблуки или высокая платформа, то сделать низкий рост практически невозможно, разве что придется ходить на полусогнутых ногах. Только это сразу стало бы заметно – ведь на человеке были надеты джинсы, а не юбка. Даже если штаны свободного покроя, в них не удастся настолько замаскировать согнутые ноги, да и походка при этом заметно изменилась бы. Итак, у нас остаются только две приметы таинственного инкогнито – это низкий рост и худощавое телосложение.

Мне не оставалось ничего другого, кроме как поставить везде «жучки» и вернуться в пятьсот девятую аудиторию, где присутствующие уже пили чай. В моем стакане тоже была налита прозрачная жидкость. Я попробовала напиток на вкус – как и говорила Маргарита, чай японцы пьют весьма и весьма специфический. Горький вкус, полное отсутствие сахара. Сэнсэй предложил мне взять мармеладную конфету, но и она не спасла дела. Я кое-как залила в себя остатки этого ужасного чая, поблагодарила Кузьмина и заверила его, что напиток просто потрясающий. Маргарита, которая до сих пор пребывала в какой-то прострации, к чаю даже не притронулась. Рядом с ее стаканом лежала мармеладная конфета, которую, по всей видимости, девушка и не заметила. А вот японцы и остальные учащиеся нашей группы разговаривали весьма оживленно, только уже не на японском языке, а кто на каком. Так, Дима и Лена обсуждали какое-то новое анимэ на русском, юноши японцы лопотали что-то между собой, и только Александр с Марико общались, пользуясь наполовину японским наречием, наполовину английским. Сэнсэй не настаивал уже ни на чем, дав своим ученикам волю говорить кому с кем хочется. Наверно, Кузьмину удалось убедить иностранных гостей, что посылка – это всего лишь чья-то неудачная шутка, и даже насмерть перепуганная Марико-сан сейчас улыбалась и смеялась, наслаждаясь беседой с Александром. Только мы с Маргаритой не разделяли всеобщего веселья – девушка, погруженная в мрачные думы, ни о чем меня не спросила, а я продолжала раздумывать над тем, кому было так необходимо угрожать сэнсэю и во что могут вылиться все эти угрозы…

Наконец сэнсэй решил, что на сегодня занятие пора заканчивать – несмотря на то что традиционной репетиции не проводилось, мы засиделись на целый час дольше, чем обычно. К концу этого своеобразного урока атмосфера совсем разрядилась: Александр вовсю развлекал Марико-сан, японским молодым людям, очевидно, не требовались русские собеседники – мне удалось понять, что они вместе занимаются софтболом или каким-то популярным в Японии командным видом спорта, и ничего, кроме соревнований между школами, этих товарищей не интересует. Наоко-сан, видя, что ее подруга увлечена разговором с русским великовозрастным студентом, проявила всю свою общительность и, как мне показалось, даже заинтересовалась общением с русскими учениками сэнсэя. Маргарита, которая все еще переживала происшествие со зловещим «цветком смерти», потихоньку увлеклась беседой, которую сперва вели Катя и Наоко-сан. Правда, Кате словарного запаса не хватало, да и английский ее, признаться, хромал не хуже, чем у японцев. Девушки разговаривали на какой-то исковерканной языковой смеси, причем было видно, что Наоко-сан с трудом подбирала английские эквиваленты японским выражениям. Я уловила общую суть беседы – Катя интересовалась, как проходят учебные занятия в японской школе, в каком классе японцы учатся и куда собираются поступать. Мне удалось понять, что Наоко-сан в будущем мечтает стать врачом – вроде ее родители стоматологи (девушка красноречиво показала на белоснежные зубы, поясняя характер работы своих родных, и изобразила мучительную боль), но она больше интересуется психиатрией или психологией. Наоко-сан также очень любит путешествовать – она уже ездила по европейским городам и мечтает забраться в какие-нибудь горы – лучше всего на Урал или на Кавказ. Маргарита поддержала беседу, она живо заинтересовалась природой Киото, куда, как мне говорила, мечтает когда-нибудь поехать на стажировку. Попутно девушка переводила мне разговор с Наоко-сан, чтобы я тоже была в курсе темы разговора. Японка призналась, что сама она живет в Токио, но Киото ей нравится куда больше – ведь в древней столице Японии очень много старинных буддийских и синтоистских храмов, а Токио сейчас – просто мегаполис с развитой системой метро и высотными зданиями. Осенью, по словам Наоко-сан, она вместе с родными отправляется на праздник любования луны – оказывается, в Японии и такой есть. Я-то полагала, что все жители Страны восходящего солнца устраивают лишь ханами – праздник любования сакурой. Но нет – японцы не прочь полюбоваться и луной, и звездами, и кленовыми листьями – в общем, всем подряд, и устраивают по этому поводу настоящие празднества. Наоко-сан простыми японскими односложными предложениями – чтобы легче было понять – описывала, как они собираются в дорогу, что берут, как мама готовит бэнто. Маргарита коротко пояснила мне, что пикник – неотъемлемая составляющая любого праздника любования природой. Без бэнто японцы вообще не выходят из дома, а во время созерцания хрупкой красоты весенних цветущих деревьев или наслаждаясь полной осенней луной, вовсю уплетают приготовленные сладости. Наоко-сан призналась, что больше всего на свете она любит шоколад, поэтому с нетерпением ждет праздника под названием Белый день – своеобразный аналог Дню святого Валентина. Только если на Западе и у нас принято в один день, 14 февраля, обмениваться подарками и сладостями, то в Японии этот праздник как бы разделен на две части. Так, 14 февраля женщины дарят мужчинам подарки, в основном это шоколад или шоколадные конфеты, а месяц спустя, в марте, мужчины в ответ одаривают своих дам. Наоко-сан поведала нам, что ее молодой человек, который остался в Японии, учится с ней в одной школе, только на год старше, и ухаживал за ней около года, прежде чем официально предложил встречаться. Маргарита объяснила мне, что у японцев принято делать торжественные заявления, прежде чем начинать романтические отношения, а этому предшествуют долгие ухаживания, совместные походы в кино, аквапарки и в кафе. На Белый день парень Наоко всегда преподносит ее самый любимый шоколад, и они вместе отправляются в какой-нибудь парк, чтобы там торжественно отпраздновать этот веселый день.

Когда чай был выпит – сэнсэй заварил напиток несколько раз, утверждая, что от этого он раскрывается и приобретает еще более насыщенный вкус и пряный аромат, – беседа плавно подошла к концу. Кузьмин объявил, что завтра, в пятницу, он ждет свою группу, то есть нас шестерых, к двенадцати дня у входа в языковой центр. Юрий Алексеевич нанял специальный автобус, чтобы все мы доехали до турбазы организованно и никто никуда не потерялся. У ребят из Японии, как выяснилось, свой собственный транспорт, и они должны подъехать немного позже. К этому времени мы должны будем поставить лагерь, организовать «Японский квартал» и подготовиться к торжественному открытию фестиваля, которое назначено на девять вечера. Сэнсэй добавил, что вместе с нами в автобусе поедут ученики из других групп – в том числе и некий Ален, организатор показа кинофильмов на японскую тематику.

– Кроме установки палаток нам нужно будет еще успеть отрепетировать весь спектакль полностью, – предупредил сэнсэй. – Сегодня у нас нет времени, а завтра утром тоже не успеем, надо ведь загрузить все необходимые вещи для сценки и мастер-классов. Да, я уже спрашивал, у всех есть спальники и палатки?

Как оказалось, палаток на нашу группу было целых три штуки – Маргарита согласилась подселить в свою меня и кого-нибудь из девушек, также походная палатка была у Александра, который предложил разместиться в ней Диме-сан и кому-нибудь еще из учеников. Катя тоже пообещала, что возьмет палатку у родителей – у них есть хорошая и вместительная, которая подходит как для летнего отдыха, так и для осенних пикников. Рэна-сан договорилась с Катей, что будет ночевать вместе с ней, и таким образом вопрос нашего существования на фестивале был решен. Спальники, правда, имелись не у всех, но Кузьмин заверил ребят, что Ален возьмет нужное количество, так как он с детства занимается походами и даже организовал некое подобие туристического клуба. Я сказала сэнсэю, что мне тоже нужен спальник, так как я в походы не выбираюсь, а покупать спальник ради двух дней смысла не было. Про себя я подумала, что будет удивительно, если я смогу воспользоваться спальником – что-то мне подсказывало, что на фестивале отдыхать мне не представится возможности. Хотя бы по той причине, что придется постоянно следить за сэнсэем, дабы наш зловещий шутник не выкинул что-нибудь чересчур «веселое»…

Глава 4

Рано утром в пятницу – я проснулась, как обычно в свои рабочие дни, в шесть утра, – я занялась приготовлениями к предстоящему фестивалю. Проверила все свои рабочие инструменты. «Жучки» и отмычки показались мне лишними, так как я еду на природу и открывать никакие двери, за исключением входа в палатку, мне не придется. Но, немного поразмыслив, я вспомнила, что Маргарита говорила, для фестиваля организатор снимает домики на турбазе, а значит, электричество на мероприятии будет, в том числе и может понадобиться открыть дверь в какой-нибудь домик. Поэтому я закинула в сумку весь «набор юного шпиона», проверила и зарядила свой револьвер. Уж с ним я никогда не расстаюсь, можно сказать, огнестрельное оружие – неотъемлемая часть моей персоны. Во время обучения в Ворошиловке я считалась одной из лучших учениц, и без ложной скромности скажу, стреляю я метко и наверняка. К тому же владею разными восточными единоборствами – с детства питала к ним страсть, поэтому знаю много превосходных приемов по обезоруживанию любого противника. Раздумывая, что еще положить в свой походный рюкзак – имелся у меня и таковой, несмотря на то что я выбиралась на природу раза два-три от силы и стремления к романтической ночевке в палатке с комарами и прочей живностью не испытываю. Посмотрела прогноз погоды на выходные – Интернет обещал летнюю июньскую жару и отсутствие дождя. Что ж, это радует – не хотелось бы тоскливо мокнуть под ливнем и месить размокшую грязь. Одеться я решила в максимально удобные спортивные штаны и куртку, прихватила с собой пару легких футболок и кепку от солнца. Немного подумав, закинула в рюкзак складной походный нож, положила кружку с миской и ложку – вроде обещали в лагере питание, надеюсь, не острое кимчи или сырую рыбу. Не хотелось бы искать по всей турбазе противорвотные таблетки или активированный уголь.

Тетушка Мила вовсю готовила что-то на кухне – она тоже просыпается рано, а узнав, что я собираюсь провести несколько дней вдали от цивилизации, затеяла состряпать нечто грандиозное. Я с трудом отговорила заботливую родственницу, чтобы та не нагрузила меня десятком контейнеров с непортящейся едой, как будто я намереваюсь жить на природе как минимум месяц.

– Как же ты, Женечка, без еды-то? – сокрушалась тетушка. – Там же, на вашей турбазе, магазинов, поди, нет, да и готовить ты сама не будешь…

– Нам обещали походную кухню, – успокоила я тетю Милу. – И вроде готовить собираются любимую тобой восточную еду. Думаю, рис там будет в любом случае – и корейцы, и японцы, и китайцы без него прожить не могут.

– Давай я все-таки с собой тебе что-нибудь дам? – сделала очередную попытку позаботиться о моем пропитании тетушка. – Вот гренки хоть возьми, свеженькие, поджаренные…

Мне все-таки удалось отговорить тетю Милу от идеи снарядить меня продуктами, успокоив ее тем, что сегодня я плотно позавтракаю. Правда, моя обожающая готовить родственница восприняла мое обещание по-своему и постаралась положить в мою тарелку едва ли не всю сковородку жареного в каком-то изысканном соусе мяса с картошкой, а в отдельное блюдо сложила едва ли не с десяток подрумяненных гренков. Запихнуть в себя такое немереное количество еды я не смогла бы при всем своем желании, и мне пришлось битые полчаса убеждать тетушку в том, что у меня не бесконечный желудок, и лучше, если недоеденное блюдо будет дожидаться моего возвращения в воскресенье, если, конечно, его не прикончат до этого.

Оставшееся время до отъезда из дома я посвятила изучению японских легенд касательно последней посылки сэнсэю. Вчера я не успела проштудировать сайты, зато сегодня занялась этим вплотную. Как говорилось на первом же сайте, куда я залезла, хиганбана – это красивая лилия огненно-красного цвета с закрученными лепестками. Цветет она в конце сентября, и в Японии цветение совпадает по времени с празднованием фестиваля осеннего равноденствия Хиган.

Я остановилась и задумалась. Сейчас у нас июнь месяц, а значит, цветок сорвали и засушили прошлой осенью! Таким образом, можно сделать вывод, что к отправлению посылки готовились заранее или существует вероятность, что где-то можно достать редкий японский цветок и засушить его. В Тарасове полно цветочных магазинов, кто знает, может, там и продают его? Судя по картинке и по виду цветка, лилия очень красивая, поэтому в России ее могут запросто продавать, ведь кому какое дело до японских легенд!

Я продолжила чтение. На сайте указывалось, что вплоть до двадцатого века изображение цветка смерти не встречается ни в литературе, ни в других видах искусства. То есть почему-то японцы издавна не любили эту лилию, а в настоящее время хиганбану невозможно найти ни в одном магазине или саду, ее не дарят никогда возлюбленным или родственникам.

Фестиваль осеннего равноденствия Хиган переводится с санскрита как «уход в небытие», а потому и цветок, распускающийся в это время, стал символизировать смерть и отождествляться с миром мертвых. Этой лилии японцы дали свыше 900 наименований, но все они так или иначе отождествляются с загробной жизнью. Цветок называют «цветок мира мертвых», «цветок преисподней», «цветок западного рая Будды»… Впрочем, общая идея понятна, осталось выяснить, почему так невзлюбили жители Страны восходящего солнца такое красивое, на мой взгляд, растение.

Оказалось, что отвращение японцы испытывают к этой лилии неспроста – цветок является ядовитым и имеет крайне неприятный запах. В древности луковицы хиганбаны высаживали на кладбищах возле могил, дабы умерших не потревожили лисы или падальщики. Поэтому цветок и ассоциировался с могилами и покойниками. Распространилось даже поверье, что хиганбана охраняет покой мертвых.

Таким образом, я сделала вывод, что цветок стал символом смерти в первую очередь из-за того, что является ядовитым, к тому же не благоухает, как роза. Дальше говорилось, что в настоящее время цветок хиганбана пользуется популярностью у создателей анимэ и манги. К примеру, очень часто этот символический цветок любят использовать в сериалах про вампиров и прочую нечисть. И конечно же, все японцы поголовно знают легенду о лилии хиганбана, поэтому японские студенты и пришли в ужас, когда сэнсэй вытащил из конверта засушенный цветок, символизирующий смерть.

Я ввела в поисковик запрос «купить хиганбана в Тарасове». Оказалось, что научное название лилии смерти – ликорис лучистый, причем встречаются цветы как оранжево-красного цвета, так и белые или розоватые. Ликорис – это имя одной морской нереиды, которая в греческой мифологии была очень красива. Купить хиганбану можно в Московской области, при желании легко заказать цветок по Интернету, и его доставят в любой конец России. Иногда и не знаешь, радоваться ли достижениям научного прогресса и техники – с одной стороны, можно раздобыть абсолютно все, что угодно, но с другой – такая доступность может здорово помешать расследованию. Ликорис распространен не только в Японии, но и в Китае, Корее, Вьетнаме и Иране, а в США и других странах выращивается как декоративное растение. Таким образом, неизвестный злоумышленник мог отправить конверт с лилией абсолютно из любой страны, так же как из нашего города. Если б у меня было время, то прошлась бы по самым большим цветочным магазинам города. Уверена, сейчас и у нас полным-полно разнообразных декоративных растений, а огненно-красную лилию по незнанию может приобрести любой садовод-любитель. Да и зная легенду о цветке, может статься, что лилию купят ради мрачного японского поверья – чтоб при случае похвастаться гостям редкой штуковиной.

Я успокоила себя тем, что хотя бы знаю, что за цветок прислали Кузьмину. Конечно, я надеялась, что смогу предположить хотя бы, из какой точки мира действует неизвестный шутник. А теперь получалось, что злоумышленник мог находиться как в далекой Японии, так и в нашем Тарасове, кроме того, я пока не установила ни его пол, ни возраст. Да, маловато информации для трех дней, что тут сделаешь. Сегодня до отъезда надо хотя бы снять «жучки» и вместо них установить новые – вдруг за время нашего отсутствия в здании произойдет нечто важное для меня? Я взглянула на часы – десять тридцать утра. Самое время для того, чтоб выезжать.

Я еще раз проверила, все ли на месте, сердечно попрощалась с тетушкой Милой и набрала телефон службы такси. Пользоваться своим «Фольксвагеном» смысла не было – я же не могла оставить автомобиль на несколько дней рядом со зданием языкового центра! А на турбазу все равно добираться на автобусе, поэтому придется пользоваться частным извозом.

На улице уже вовсю палило солнце. Утро обещало знойную жару, и я надеялась только на то, что в автобусе непременно должны быть кондиционеры. Сэнсэй говорил, что ехать не особо долго – часа три, может, чуть больше, но мы собирались стартовать в самую жару, и даже полтора часа сидеть в духоте мне совершенно не хотелось.

Около здания языкового центра я оказалась за час до назначенного времени. Спокойно прошла мимо пункта охраны, и вахтерша даже не поинтересовалась, куда я направляюсь. Я сняла все «жучки», а взамен поставила новые. Надеюсь, что на турбазе мне удастся как-нибудь их прослушать, главное, найти место, где была бы розетка. Но если на фестивале будут включать музыку, розетку по– любому я найду, нужно только уловить подходящий момент.

Когда я поднялась на пятый этаж, то сразу же услышала какой-то шум, доносящийся, по-видимому, из аудитории японского языка. Я быстро установила «жучки», а потом прошла по направлению к кабинету. Незнакомый мне высокий молодой человек в свободной летней белой футболке, на которой красовался большой красный шар – стало быть, японский флаг, – запаковывал какие-то коробки. Я поздоровалась, парень улыбнулся в ответ.

– На фестиваль? – догадался он. Я кивнула. – Меня Ален зовут, а вас? – поинтересовался словоохотливый собеседник. Я назвала свое имя.

– Вы тоже с нами едете? – полюбопытствовала я. Ален снова улыбнулся.

– Конечно, сейчас вот помогаю сэнсэю паковать вещи, необходимые для «Японского квартала». Палатки и спальники вчера отправили, сегодня всякие предметы антуража и то, что нужно для мастер-классов и постановки.

– Вы тоже японский язык изучаете? – спросила я, но Ален ответить не успел: я услышала, как его позвал Кузьмин. Парень извинился и вошел в аудиторию, спустя несколько минут вышел, держа обеими руками громоздкую перевязанную веревками коробку.

– Зонтики и бумажные фонарики, – пояснил Ален, осторожно ставя коробку на пол. – С этими всеми вещами надо быть осторожнее, не дай бог что разобьется или погнется. А за веерами вообще глаз да глаз нужен, они из Японии, сэнсэю подарили. Представляете, сколько один такой стоит?

Из кабинета вышел Юрий Алексеевич и, завидев меня, поздоровался и заметил:

– Евгени-сан, вы что-то рано. И вещей у вас немного, вы насчет палатки с кем-нибудь договорились?

– Да, еще вчера, – кивнула я. – Рита-сан говорила, что у нее найдется место.

– С Аленом вы уже познакомились? – скорее утвердительно, нежели вопросительно произнес Кузьмин. – Он – организатор японского киноклуба «Ямакуни», что переводится как «горная страна». Фильмы Ален показывает хорошие, на нашем сайте вы можете посмотреть расписание, и если будет желание, приходите! Киноклуб работает по пятницам, с шести вечера.

– Ой, я просто обожаю смотреть кино! – сказала я чистую правду. – Все свободное время за компьютером сижу, фильмы просматриваю. Думаю, с удовольствием воспользуюсь вашим предложением!

– Вот и отлично! – улыбнулся сэнсэй. – Да, Женя-сан, раз вы раньше приехали, может, поможете нам немного? А то вдвоем с трудом успеваем, надо бы кимоно сложить. Только последите, чтобы к каждому было оби, иначе актеры останутся без японского антуража…

Оби, как выяснилось, – это широкий пояс, который завязывается каким-то хитрым образом. Пока я аккуратно складывала кимоно, Ален, паковавший рядом бумажные зонтики, рассказал, что эти кимоно – упрощенный вариант, больше напоминающий квадратный халат с прямоугольными рукавами. Главная трудность заключается именно в завязывании оби, а в остальном такие кимоно легко надеть самостоятельно.

– А вот в древности все было совсем по-другому, – сказал парень. – Мужское и женское кимоно отличались друг от друга, так, женское состояло из двенадцати частей, а мужское – из пяти. Все кимоно шились, да и сейчас шьются одного размера, но если человек слишком низенький или высокий, можно подогнуть рукава. Кимоно надевается с запахом направо, главное – не перепутать сторону, так как с запахом налево кимоно надевают лишь на похоронах. Японцы говорят, что «мир после смерти противоположен нашему миру».

– Вот как! – протянула я. – Постараюсь не ошибиться! Ух ты, какая красота!

Я вытащила из пакета шелковое светло-голубое кимоно, по всей длине которого были вышиты красивые нежные бабочки. Присмотревшись повнимательнее, я поняла, что это – ручная работа, а не машинная вышивка.

– Да, это самое лучшее кимоно! – кивнул Ален. – Во время встречи в Киото с представителем японского университета Юрию Алексеевичу преподнесли его в дар. Даже не знаю, как сэнсэй согласился везти такое драгоценное кимоно на фестиваль! У него есть еще одно, которое сэнсэй надевает сам. Вот, внизу…

Я увидела черное кимоно, на котором были вышиты красивые восточные ярко-красные драконы. Материал для кимоно сэнсэя был более плотным и отличался от того, что использовался для голубого с бабочками.

– А узоры на одежде, они что-нибудь означают? – поинтересовалась я, краем глаза наблюдая за Кузьминым, который осторожно протирал специальной салфеткой лезвие сувенирной катаны.

– Конечно! – подтвердил парень. – В Японии каждое кимоно надевается в соответствии с сезоном. Например, то кимоно с бабочками, которое тебе… – ведь можно на «ты»? – понравилось, предназначено для весны, летом обычно надевают одежду с изображениями воды и водных узоров. Для осени подходят рисунки или вышивка с кленовыми листьями, а зимой традиционно кимоно украшается изображением сосны или бамбука.

– А почему кимоно сэнсэя черного цвета? – продолжала я расспрашивать Алена. – Кажется, в Китае белый цвет считается траурным, в Японии так же?

– Не всегда, – покачал головой Ален. – Мужское кимоно всегда имеет темную расцветку. Его шьют из темно-синих, черных и коричневых тканей. Иногда черное кимоно надевают на похоронах, но также такую расцветку выбирают замужние женщины. На свадьбу невеста облачается в белое кимоно, так как белый символизирует духовную и физическую чистоту. Черное кимоно у мужчин олицетворяет мудрость и просвещенность. Раньше монахи носили красное кимоно, а простолюдины надевали синее, потому что синяя краска всегда была более доступной. А император Японии носил сумаховое кимоно, то есть цвета охры.