Текст книги "Вранье высшей пробы"

Нашла я и аварийную бригаду, вызванную в тот день к застрявшему лифту. Два угрюмых, небритых мужика все в точности подтвердили и опознали по фотографии Геннадия. Теперь сам он вне подозрений. Но, может быть, у него был сообщник, который, собственно, и натравил собаку на несчастную старушку? Этим сообщником, вернее сообщницей, запросто могла быть его мачеха. Если, как я предполагала, записку действительно писала она, то этот факт еще более очевиден. А Геннадий Делун, предусмотрительный молодой человек, опасавшийся, что подозрения падут на него, специально создал себе алиби на это время. Имея прямой мотив для убийства своей бабки, таким образом он фактически оставался в стороне.

А что, если лифт остановился не в связи с технической неисправностью, а с чьей-то дружественной помощью? Может, у Делуна был еще один сообщник? Со стороны Геннадия, будь он преступником, это выглядело бы более чем разумно.

С кем же из хозяев могла быть собака в то злополучное утро? Если не с Геннадием, значит, либо с Инессой, либо с Романом.

И тут я удивилась самой себе. А почему, собственно, под мое подозрение не попадает сам Евгений Константинович? Вдруг история с его болезнью лишь уловка, фарс, разыгранный перед собственным братом для того, чтобы снять с себя подозрения? Или не так: болезнь имеется, но не смертельная. Да, собственно, при любом заболевании для лечения нужны деньги. С медиками одним статусом полковника милиции не расплатишься.

Итак, с кого начать проверку? Полковника, пожалуй, оставлю «на сладкое» – это самый трудный вариант. Самым легким мне представлялся Роман. С него и начну. Чем быстрее сузится круг подозреваемых, тем легче будет работать.

* * *

В одну из типовых городских школ города я вошла уже через двадцать минут и по времени попала к звонку на перемену. Оголтелая толпа школьников понеслась по коридорам, создавая вокруг себя неимоверный шум и гвалт.

Первым делом я посетила учительскую. Представилась старшей сестрой одного из учеников десятого «А» класса и сказала, что родители попросили разобраться, почему их сын гуляет во время уроков.

– Фамилия вашего брата? – строго спросила седая учительница. Я назвала фамилию, которую увидела в стенгазете, висевшей на стене. Редактором этого средства школьной информации являлся некто Андрей Тимофеев из десятого «А» класса. Произносить фамилию Делун я не решилась, подумав, что состав семьи полковника в школе, может быть, хорошо известен. Оставалось надеяться, что глава семьи Тимофеевых не столь значимое в городе лицо и учительница, решившая мне помочь, не знает всех членов этой семьи.

– Какое число вас интересует? – спросила она, подойдя к огромному листу с расписанием, висевшему на стене.

– Двадцать первое. Андрей утверждает, что у них не было первого и второго уроков.

Говоря наобум, я, оказывается, угадала.

– Он вам не соврал, – доложила седовласая женщина. – Заболел учитель литературы, и у десятого «А» не было сдвоенного урока.

Ну и что получается? Я начала прикидывать, рассчитывая время. Уроки начинаются с восьми утра. Полутора часов вполне достаточно для того, чтобы зайти домой, взять собаку, добежать до дома бабки, живущей от дома полковника не столь далеко, натравить пса, отправив последнюю на тот свет, и проделать обратный путь. И быть в школе на следующей «паре».

– Какой урок сейчас будет у десятого «А»? – спросила я.

– Алгебра, – отчеканила учительница, – тридцать второй кабинет.

Я поняла, что вести этот урок будет она сама. Пока переменка не закончилась, я заглянула в указанный кабинет и сразу обнаружила Романа Делуна. Он стоял у доски и писал какие-то иероглифы, одновременно споря о чем-то с одноклассником. Как ни странно, иероглифы никакого отношения к алгебре не имели. Встретившись со мной взглядом, Роман замолчал и замер. Я поманила его пальцем, и мальчишка вышел в коридор, неся на челе печать удивления.

– Вы, кажется, племянница Любови Сергеевны… – начал он, сопоставляя виденный им образ размалеванной девицы с моим нынешним культурно-эстетическим обликом.

– Совершенно верно, – не стала я его разубеждать. – А по совместительству еще и детектив. Отойдем в сторонку, мне нужно с тобой поговорить.

Брови Романа взлетели вверх, и пока он переваривал информацию, я отвела его за угол, чтобы появившаяся математичка не смогла нас увидеть, и задала парню вопрос в лоб:

– Где ты был двадцать первого сентября в девять утра?

– Я что-то не понял… – начал он. – Дядя Толя поручил тебе спросить это у меня? Почему у меня?

Возникшее в голове Романа предположение, что родной дядя подозревает его черт знает в чем, повергло парня в легкое оцепенение.

– Отвечай, пожалуйста, – настойчиво потребовала я. – Догадки будешь строить потом.

Вся семейка Делунов вызывала у меня странное чувство. Вроде не хотела мальчишке грубить, а получилось. Или сегодня я просто не в настроении? Да еще вчерашняя встреча с Геннадием растравила мне душу…

– У нас отменили два первых урока, и я пошел домой, – послушно ответил Роман.

– И все полтора часа сидел дома? – саркастически спросила я.

– Нет. Забросил сумку, а потом направился в Интернет-кафе, где и просидел все время.

– Ты пошел туда один? – продолжала допрос я.

– Да, один. Но свидетели найдутся, не сомневайся. Один из них – Виталий Скопцов, бывший квартирант моей бабушки. Он там работает, спроси у него.

Опять этот Скопцов! Опять его угораздило встретиться на моем пути!

Освоившись с ситуацией, Роман принял вид незаслуженно обиженного и теперь смотрел в окно, демонстративно не удостаивая меня взглядом.

– Хорошо. Ты пришел домой… Собака была там?

– Какое это имеет значение? – еще больше ощетинился парень.

– Ты сам прекрасно понимаешь, что большое, – наступала я, так как знать это было для меня очень важно.

Роман медлил. Что-то не давало ему покоя. Вероятно, он чувствовал: если скажет правду, то тем самым подтвердит виновность кого-то из членов семьи. Наконец он решился.

– Нет, Рофа не было, когда я пришел домой. Но он уже был, когда я вернулся за сумкой, чтобы пойти в школу.

– Утром все члены семьи присутствовали дома? – продолжала я расспрашивать парня.

– Генки не было. Он вообще не ночевал дома. А мать с отцом, как обычно, ушли на работу еще раньше меня.

– Так кто же из них брал собаку?

Роман вышел из себя.

– Откуда я знаю! Вам надо, вы и вынюхивайте! – почти крикнул он.

А я вдруг поняла, что злости в нем на самом деле ничуть не меньше, чем в его мамаше. От беззаботного пай-мальчика, каким парнишка мне показался во время похорон, не осталось и следа. Если он сам не участвовал в убийстве, то определенно кого-то подозревает.

– Мне пора на урок, – бросил Роман, удаляясь.

Звонок действительно уже прозвенел, и мы находились в коридоре одни.

– Адрес Интернет-кафе! – крикнула я ему вслед.

Он ответил, уже стоя возле класса, после чего исчез за дверью.

Так, но придется все же пообщаться со Скопцовым, хоть мне и не хотелось. Надо ведь проверить алиби Романа Делуна.

* * *

Застекленное Интернет-кафе пестрело красочными рекламными вывесками, утверждавшими, что только здесь и нигде больше вы сможете получить доступ в Интернет по самым низким расценкам.

Скопцова я увидела сразу. Он что-то терпеливо объяснял сидящему за компьютером тинейджеру. Характерными и неизменными чертами Виталия были худоба, высокий рост, гладко зачесанные назад волосы и большая родинка на мочке правого уха. С тех пор как я последний раз его видела, он стал больше сутулиться. Стоя рядом с посетителем, Виталий согнулся чуть ли не в три погибели.

Я остановилась неподалеку, и когда Скопцов выпрямился, наши взгляды встретились. По его лицу стало заметно, что Виталий растерялся. Попытался было изобразить беспечность, но плохо с этим справился. Вместо этого на его лице появилась жалкая гримаса. Неужели он был мной увлечен так серьезно, а я этого не заметила?

– Не могу поверить, – как-то потерянно проговорил он, совершенно не реагируя на очередную просьбу тинейджера. – Это ты?

В мою задачу сейчас входило не позволить ему удариться в сентиментальные воспоминания и сразу же отмести все заигрывания, если таковые появятся. Я была настроена решительно, поэтому сразу приступила к главному, заговорив коротко и слегка отстраненно:

– Привет. У меня мало времени, я к тебе по делу.

Скопцов буквально пожирал меня глазами, чего я старалась не замечать.

– Да, конечно, – покивал он головой и пригласил за стойку, где продавались напитки.

– Это правда, что Роман Делун двадцать первого сентября утром, то есть два дня назад, сидел здесь, в кафе?

– Дай-ка вспомнить, – произнес он. Кажется, я озадачила растерявшегося Виталия. – Ну как же, отлично помню. Кафе вообще-то открывается в девять, но он пришел минут двадцать девятого. Я тут часто с восьми часов бываю, поэтому на правах старого знакомого его и впустил.

– Сколько он просидел за компьютером?

– Ушел где-то в половине десятого.

– И на протяжении этого времени никуда не отлучались ни ты, ни он?

– Да нет.

– Вы были вдвоем?

– Нет. В половине девятого подошел мой напарник. Он тоже Ромку хорошо знает, только сегодня его нет, заболел. А что случилось?

– Ксению Даниловну убили.

– Как? – пришел Скопцов в крайнее изумление. – Кому такое могло понадобиться?

– Вот это я и пытаюсь выяснить. А ты же вроде ветеринарный институт закончил, – резко перевела я тему. – Если я и надеялась тебя где-нибудь встретить, так только в ветлечебнице.

– А ты надеялась? – сразу среагировал Виталий, свернув разговор на свое, как видно, наболевшее.

«Похоже, мне самое время удалиться», – подумала я, отхлебывая кока-колу, но не встала. Моя теория «подозревать всех» подмяла под себя и Скопцова. Хотел он того или нет, но оказался замешанным в эту историю, потому что был квартирантом Ксении Даниловны Делун и являлся свидетелем алиби Делуна Романа. Так что стоило прощупать и его тоже.

– Ну, хотелось, конечно, встретиться, поболтать на правах старых знакомых, – дипломатично ответила я, соврав, чтобы не обидеть Виталия. И почему в этом деле число подозреваемых выходит за разумные пределы?

Скопцов был несмел от природы. Перед женщинами вообще терялся и робел, хотя виду всячески старался не подавать. Как только он тогда решился предложить мне с ним «встречаться», до сих пор не пойму.

– Компьютерами я давно занимаюсь. А рогатно-копытный институт был мне нужен лишь для корочки. Сама понимаешь, без высшего образования сейчас никуда.

Виталий немного помялся, потом, покосившись в зал, произнес:

– Ты извини, я не могу уделить тебе много времени, мне нужно работать. Давай встретимся вечером. Я знаю хороший бар, где можно посидеть. Как ты на это смотришь?

Его просительный взгляд вызвал во мне жалость. Я соображала, нужна мне или нет еще одна встреча с ним. Допив до конца газированный напиток, утвердительно кивнула.

– Только не сегодня. Когда смогу – не знаю. Дай мне свой телефон, я позвоню.

Глаза Виталия потухли. Он расценил мои слова как вежливый отказ, но тем не менее достал из нагрудного кармана листок, ручку и начеркал два телефонных номера: рабочий и домашний.

– Ты уже кого-то подозреваешь в убийстве Ксении Даниловны? – спросил Скопцов, проводив меня до двери.

– Профессия у меня такая – подозревать. Поэтому подозреваю я практически всех, – открыто ответила я, улыбнувшись. – Вот и на тебя пало подозрение в том, что ты очень редко… стираешь свои сорочки.

Перехватив мой взгляд, брошенный на грязный ворот его рубашки, Скопцов смутился.

– Смотри, – предупредила его я, – как бы тебя за неопрятность с работы не выгнали.

Эту нетактичность я допустила только для того, чтобы сгладить остроту его последнего вопроса. Помахав Скопцову ручкой, я скрылась за дверью.

У двоих Делунов уже есть проверенное алиби, теперь на очереди Инесса. С ней разговор состоится вечером, а пока… прежде всего следовало положить в свой отощавший желудок что-нибудь съестное.

* * *

Невесть откуда взявшийся холодный ветер змеей заполз мне под свитер и пробрал насквозь. Сидеть в салоне я устала, поэтому продолжала ожидание стоя, облокотившись локтем на крышу своей «девятки». Наблюдать за тем, как бомжи, готовые от жадности набить друг другу морду, копались в мусорных баках, было неприятно, но больше ничего на глаза не попадалось.

Наконец я ее увидела. Инесса Делун несуразной походкой вышагивала на высоких каблуках, раскачиваясь из стороны в сторону, словно лодка в шторм. Меня всегда удивляло стремление некоторых женщин, совершенно не умеющих плавно и грациозно двигаться, напяливать на ноги туфли с высокими каблуками. От этого они смотрелись еще более неуклюжими.

Увидев перед собой знакомое лицо, Инесса смерила меня долгим взглядом и уже готова была пройти мимо, но я преградила ей дорогу.

– Уделите мне немного времени, – довольно вежливо обратилась я к ней, разглядывая ее растрепавшуюся на ветру прическу.

Инесса остановилась, и ее лицо тут же приняло выражение неприступного высокомерия.

– Я вас слушаю, – холодно произнесла она. – Только побыстрее, если можно.

На лавочке перед подъездом, несмотря на пронизывающий ветер, отдыхали местные бабушки-старушки, поэтому нам пришлось отойти в сторону.

– Где вы были в девять часов утра двадцать первого сентября? – не стала я подготавливать почву, а задала вопрос сразу, так же, как поступила и с ее сыном.

Мне показалось, что мои слова оказались равносильными красной тряпке, которой тореадор размахивает перед носом разъяренного быка. Инесса завелась с пол-оборота.

– Кто вы такая, чтобы задавать мне подобные вопросы? – Она злобно сузила глазки и зачем-то оголила свои некрасивые желтые зубы.

– Я – детектив, расследую дело об убийстве вашей свекрови.

– Убийство? – скривила она лицо. – Первый раз слышу. Это Толе пришла в голову такая замечательная мысль? Вы ведь с ним на похоронах тусовались.

Последнее слово покоробило мой слух. В устах этой женщины оно прозвучало как матерное ругательство. Разве можно «тусоваться» на похоронах?

– Так что вы мне скажете? – настаивала я.

– Отвяжитесь от меня! – потребовала Инесса таким резким тоном, что головы всех сидящих на скамейке разом обратились в нашу сторону. – Будете еще приставать, скажу мужу, и он по-другому с вами разберется!

С этими словами мадам Делун, гордо вскинув голову, проследовала в подъезд.

Проводив ее взглядом, я думала. Что явилось причиной столь негативной реакции на мои слова? Поговорить со мной нормально ей не давал скверный характер или сознание того, что у нее рыльце в пушку? Кстати, есть и другой вариант: Инесса знает, кто из их семьи совершил убийство, но говорить об этом не желает.

Жаль, что простым и быстрым путем общий язык с этой женщиной установить не удалось, придется последить за ней, чтобы узнать, чем она живет. А пока… Рабочий день на сегодня я считала законченным, можно было отправляться домой.

* * *

При появлении хозяина пес заворчал, и было совершенно непонятно, радуется он или недоволен. Евгений Константинович Делун медленно расшнуровывал ботинки, присев на маленькую складную табуретку в прихожей.

Сегодня у него выдался трудный день. Нескончаемый поток звонков от начальствующих персон, которым срочно зачем-то понадобилась статистика дорожно-транспортных происшествий и прочие цифры и данные за этот год, замучил его вконец. Но, несмотря на это, домой идти не хотелось. Он бы с удовольствием и ночевал в управлении, если бы это было возможно.

Полковнику не давали покоя мысли о Ромке. Каким он вырастет? Что будет с ним, если не удастся победить болезнь? Хорошо, что получилось помириться с Анатолием. Он уже думал, что брат никогда не забудет ту историю с украденным у него барахлом и отказ его, Евгения, посадить за кражу собственного сына в тюрьму. Но разве он был не прав? Анатолию никогда его не понять, ведь у него нет собственных детей. Вот если бы были… Тогда Евгений посмотрел бы, что стало бы с ультимативностью брата, если бы его ребенок не оказался таким примерным, каким его воспитывали. Все-таки в качестве замены ему, Евгению, Анатолий подходил плохо. Но лучше так, чем вообще никак.

Евгений разогнул больную спину, и тут возникла она. Как ему не хотелось ее видеть! Когда Инесса вот так встречала его в прихожей, это вовсе не свидетельствовало о том, что любящая жена за день успела соскучиться по мужу. Нависшая сейчас над полковником костлявая фигура Инессы предвещала лишь одно: жена опять начнет загружать его своими немыслимыми проблемами, в неисчислимом множестве роящимися у нее в голове.

– Что на ужин? – спросил он в надежде перекрыть поток того неприятного, что готово было уже сорваться с ее уст.

– Пельмени, – скрестив руки на груди, недовольно ответила она. – Мне нужно кое-что тебе сказать.

Неужели покой ему будет только на том свете?

Тяжелой походкой Евгений проследовал в спальню, чтобы снять начавший на нем болтаться мундир. За последнее время, проведенное в тревогах и волнениях, он сильно похудел. Синие круги под глазами, сильно осунувшееся лицо… Да, теперь он совсем не тот, что прежде.

Инесса следовала за мужем по пятам, дыша в затылок.

– Твой братец совсем спятил, – доложила она ему, когда Евгений начал натягивать толстовку, которую носил дома.

Он молчал. По большому счету ему было все равно, что она скажет.

– Ты просто не представляешь… – готовила Инесса мужа к сенсации, – он подозревает нашу семью в убийстве твоей матери!

Ее слова прозвучали как ругательство. Откуда она выкопала такие сведения? Но задавать вопросов Евгений не стал. Сама все расскажет, ведь это ее гвоздь программы на сегодняшний вечер. Полковник переоделся и прошел на кухню.

– Сегодня ко мне подошла та фифа, что была рядом с Толькой на кладбище. Помнишь, он представил ее как племянницу жены? Так вот: она пытала меня, где я находилась утром двадцать первого сентября.

Внутри у полковника все заныло и ухнуло куда-то вниз. Он рукой вытер выступивший на лбу холодный пот и, снедаемый гнетущим чувством, опустился на стул.

– Что ты ей сказала? – не глядя на жену, хриплым голосом произнес Евгений.

– Ничего. Послала подальше. Я тебя предупреждала, что Толик когда-нибудь подложит тебе такую свинью.

Дальше, как водится, ее понесло. Полковник рассеянно ковырял вилкой в тарелке с пельменями, которые поставила перед ним жена. Он ее совсем не слушал и думал о своем.

Услышав, о чем идет разговор между родителями, на кухне появился Ромка. Евгений Константинович взглянул сначала на жену, потом на сына, затем в памяти его всплыло ухмыляющееся лицо Геннадия, и он с тревогой подумал: «Кто из них троих?»

В длинной зеленой футболке Ромка казался худым и нескладным. Несмотря на это, Евгений знал, что по нему сохнут многие девчонки из его класса. В свои пятнадцать сын был очень начитанным, сообразительным и шел на золотую медаль. Усевшись напротив отца, он виноватым голосом произнес:

– Пап, она приходила сегодня ко мне в школу.

Евгений не стал уточнять, кто «она». И так все понял.

– Что хотела? – отрывисто спросил он так, как обычно общался с подчиненными.

– Хотела знать, где я был утром двадцать первого числа.

– И где ты был? – поднял отец на сына тяжелый взгляд.

Ромке пришлось пересказать отцу все, о чем сегодня он сообщил приходившей в школу длинноногой блондинке. Не сказал лишь, что блондинка теперь знает то, что знают они, – Рофа в момент смерти бабушки не было дома. Ему не хотелось, чтобы отец думал, будто он, Ромка, доносчик. Если он и подозревает Генку в совершении убийства бабушки Ксении, то все должно остаться внутрисемейным делом и не выходить за пределы их дома. Это Ромка отчетливо осознавал. Все-таки Генка ему брат, пусть и непутевый. И зачем только он проболтался про Рофа блондинке? Кто его за язык тянул? Если отец вдруг узнает, он ему не простит.

Ромка пытался разобраться, зачем он рассказал незнакомой женщине то, чего не следовало рассказывать. В глубине души парень чувствовал: несмотря на то что Генка его брат, ему давно хотелось, чтобы тот наконец ответил за все свои ужасные поступки и оставил хотя бы на время их семью в покое. Мать постоянно на Генку злится, из-за этого на всех срывается, а тому все нипочем. Отец тоже с ним измучился. Если Генка исчезнет из дома, то некому будет приводить в квартиру сомнительного толка дружков, обзывать его балбесом и надевать его вещи.

Ромка понимал: отец никогда сам, добровольно не сдаст своего старшего сына, поэтому, боясь самому себе в этом признаться, Ромка решил ему помочь. Теперь, если Генка действительно виноват в смерти бабушки, он должен ответить за содеянное.

Ромка давно знал заветную мечту брата уйти из семьи, где ему все опостылело. Несмотря на то что Генка нигде не работал, деньги у него водились, и если он поселился бы в бабушкиной квартире, то зажил бы, как король. Только в создавшейся ситуации имелось одно «но». Ромке было жалко бабушку Ксению, убранную кем-то с дороги таким зверским способом. Этим «кем-то», Ромка не сомневался, был его брат.

Инесса пребывала в своем обычном состоянии – на взводе.

– Не нужно было держать перед ней отчет! – выговаривала она сыну. – Пусть катится со своими расспросами и подозрениями!

Аппетит у полковника пропал. Он сидел и ждал. Вот сейчас жена опять заговорит про Генку и обвинит его во всех смертных грехах. В том числе и в убийстве его матери. Но Инесса почему-то не затрагивала эту тему.

– Где Генка? – спросил полковник, так как действительно хотел знать, где находится его сын.

Вопрос прозвучал довольно глупо, потому что никто обычно не знал, где тот проводит свое время. Генка не имел привычки докладываться, вопреки стремлению отца контролировать передвижения сына. Но как ни странно, на этот раз Инесса знала, где ее пасынок.

– Собрал свои вещи и ушел жить в освободившуюся бабкину квартиру, – сообщила она со всем присущим ей ехидством.

Евгений нахмурился.

– Я ему не позволял.

– Ну, послушай, – начала канючить Инесса, – всем будет лучше. Сколько этому уголовнику можно сидеть на твоей шее? Пусть живет своей жизнью, отстань от него!

Полковник покосился на жену. Трудно было ее понять. То она в бешенстве требовала засадить Генку за решетку, а теперь неожиданно предлагает оставить его в покое…

– Генке нечего делать в той квартире, – заявил Евгений Константинович. – Я ее продаю.

В кухне воцарилась тишина. Было лишь слышно, как Роф царапает когтями пол.

– Как? – охнула Инесса. – Ты же обещал…

– Да, я обещал, что, когда квартира матери освободится, Генка сможет в ней пожить, – ледяным тоном произнес полковник, требуя, чтобы ему не возражали. – Но обстоятельства изменились.

– Что случилось? – недоумевала Инесса, не понимая, почему муж так кардинально изменил свое предыдущее решение.

Полковник испытующе посмотрел на жену и сына и опять подумал: «Кто из них?»

Он вспомнил тот день, когда получил окончательное заключение от врача. Тогда он вернулся домой совершенно убитым. Бланки с результами анализов и диагнозом лежали во внутреннем кармане его пиджака. На следующий день Евгений Константинович намеревался оставить их на работе, подальше от глаз своих близких. Но он точно знал, что кто-то из домашних вынимал из пиджака и читал эти бумажки, сыгравшие в его жизни роковую роль. Этот «кто-то» теперь делал вид, что ничего не знает, и полковник, как ни старался, не мог его вычислить. Внешне отношение к нему всех троих – жены и сыновей – никак не изменилось. Инесса все так же не переставала скандалить, Генка сохранил пренебрежительные нотки во время их редких разговоров, а Ромка оставался ровным и спокойным.

И пока обнаружить, кому из домашних известно о его болезни, не удавалось.

На вопрос жены резко ответил:

– Ничего не случилось. Просто я так решил.

Ромка для себя мог объяснить это только одним: отец по-прежнему не желает отпускать от себя старшего сына, хочет контролировать каждый его шаг. А все предыдущие его разговоры о «вольной» для Генки, после того как не станет в живых бабушки, не больше, чем несбыточные обещания.

Инесса была сильно потрясена услышанной новостью, поэтому задалась целью во что бы то ни стало заставить мужа изменить свое решение.

– Да когда ж это кончится! – в истерике крикнула она, пуская в ход «тяжелую артиллерию». – Когда ты, наконец, освободишь меня от присутствия своего сынка-уголовника!

Воздух в кухне накалился до предела. Ситуация напоминала наполненное газом помещение, в котором достаточно чиркнуть спичкой, как все тут же взлетит на воздух.

Под вопли матери Ромка поднялся и пошел в свою комнату. Ему хотелось включить магнитофон, закрыть уши наушниками и ни о чем не думать.

* * *

Поставив машину в гараж, я не спеша двигалась в сторону своего подъезда, размышляя по пути, чем на данный момент богат мой холодильник. Как ни силилась, точно вспомнить, что же у меня там еще осталось, не удалось. Наверное, там ничего не осталось, потому и вспомнить не могу. Неожиданно меня окликнули.

Ого! Как это я могла не заметить Гришкин сорок первый «Москвич»? Посетившая меня рассеянность совсем мне не нравилась.

– И сколько ты здесь намеревался ждать? – с ласковым упреком спросила я друга. – Ты же знаешь, что у меня ненормированный рабочий день. Я ведь домой и под утро могла вернуться.

– Иногда ожидание распаляет, – парировал Гриша, довольный, что все-таки меня дождался.

– Ну почему ты никогда не звонишь мне на мобильник? Что за нигилизм?

– Должно же в твоей жизни быть место сюрпризам, – ответил Гриша, считая, что поступает правильно.

– А что это за огромный пакет в твоих руках? – несколько театрально обратилась я к своему другу-любовнику.

– Здесь еда, – сообщил он, и у меня отлегло от сердца. Заботливый Гриша! Сегодня я не останусь голодной.

Взяв приятеля под ручку, я покосилась на его новый буклированный пиджак, мужественное выражение лица, уверенную походку и подумала: что такого я отыскала в сомнительной персоне Геннадия Делуна? Скорее всего меня привлекли флюиды животного происхождения, которые он распространял в мою сторону. Больше ничем свою тягу к этому уголовному элементу я объяснить не могла.

Пока мы ехали в лифте, Григорий красочно расписывал, какие невероятные блюда сотворит из продуктов, имеющихся у него в сумке. Моего слуха коснулись такие волшебные названия, как «цыпленок, фаршированный по-трансильвански», «филе миньон с грибами» и «мусс шоколадный». После всего перечисленного я совсем размякла и тщетно пыталась уговорить свой взбунтовавшийся желудок подождать.

Гриша умел и любил готовить. Я искренне восхищалась этим его талантом. Тут в моей голове возникла совершенно крамольная мысль – почему бы не сделать так, чтобы меня каждый день кормили, как в Кремле? Для этого всего лишь нужно… Именно то, что для этого нужно, меня и не устраивало. Ни о какой регистрации отношений с кем бы то ни было и речи быть не может! Даже с Гришей, который подходил на роль мужа лучше всех. «Не позволяй чревоугодию задушить твою свободу!» – приказала я себе и перестала думать об этом.

Мы вышли из лифта. Доставая ключи из сумки, я бросила мимолетный взгляд вниз и остолбенела. Пролетом ниже, около подъездного окна, стоял Геннадий Делун и курил. Завидев меня, он затушил о подоконник сигарету и, прыгая через ступеньки, двинулся мне навстречу. Что он здесь делает? Об этом я могла только догадываться. Тем не менее ситуация складывалась неприятная.

– Привет, – сказал Геннадий насмешливо, нарочно не замечая моего провожатого. – Я пришел продолжить наш разговор.

Приказав себе набраться терпения, я уныло подумала: почему именно сегодня этим двоим приспичило меня ждать, да еще в одно и то же время?

Я передала Грише ключи от квартиры и попросила подождать меня там. Григорий не двинулся с места, всем своим видом давая понять, что, если мне не удастся разобраться с этим парнем, он выполнит эту миссию сам. И как, скажите, мне теперь все это разруливать? Кого из них начать убеждать первым?

Животные флюиды Геннадия, которые я буквально пару минут назад вспоминала, исходили из каждой его поры и опять пробудили во мне желание. Ну уж нет! Необходимо отделаться от этого наваждения раз и навсегда! Чувства должны – просто обязаны! – повиноваться разуму! Нельзя скатываться в доисторическое прошлое, где всем правили одни лишь инстинкты.

– Гриш, со мной все будет в порядке, уверяю тебя, – обернулась я к своему спутнику. – Мне нужно пять минут.

Мой просительный взгляд не оставил ему другого выбора.

– Хорошо, – согласился он, – через пять минут я выйду.

После того как за Гришей закрылась дверь моей квартиры, я выкатила из орбит глаза для большей острастки и принялась, наверное, не хуже, чем Инесса, шипеть на непрошеного гостя.

– Зачем ты сюда явился? Все, что я хотела знать о твоей причастности к убийству, я уже выяснила. Если что-нибудь понадобится еще, сама тебя найду. – Я старалась говорить отстраненным тоном, чтобы не сокращать дистанцию между нами.

– А твой бой-френд староват, – вдруг брякнул Геннадий, бросив недобрый взгляд в сторону скрывшегося за дверью Григория.

– Какое тебе дело? – возмутилась я. – Ты не мог бы оставить меня в покое?

– А ты уверена, что действительно этого хочешь? – испытующе глядя мне в глаза, произнес Геннадий. – Может, лучше попросим уйти перезревшего петуха, зашедшего в твою квартиру?

Шумно выдохнув, я потерла виски. Хамству этого парня, кажется, нет предела. Должен же быть какой-нибудь железный довод, после которого его отсюда ветром сдует!

– Как ты мне надоел! – пошла я на крайнюю меру. – Этих слов достаточно?

– Ладно… – Геннадий сплюнул сквозь зубы на ступеньку, и в его глазах появились колючки, холодные и злые. – Главное – потом не пожалеть.

Не говоря больше ни слова, он развернулся ко мне спиной и, вальяжно перебирая ногами, стал спускаться по лестнице.

В дверь просунулась голова Григория.

– Жива, как видишь, – грустно проговорила я, переступая порог. От Делуна отделалась, но радости мне это не прибавило.

Пока Гриша колдовал на кухне, я утопила свое тело в кресле, задрала ноги выше головы и включила на прослушивание автоответчик. Все сообщения, кроме последнего, были малозначительны и не относились к делу, которым я сейчас занималась. Одноклассники хотели видеть меня на очередную годовщину по случаю окончания школы, один бывший клиент просил дать ему консультацию, с телефонной станции напоминали о неоплаченных счетах. Последнее сообщение было от Анатолия Константиновича Делуна. Он просил зайти. Но я так уютно и комфортно устроилась в кресле, что предпочла вместо маршировки по лестнице просто набрать его телефонный номер.

Голос клиента был холодным, как могильная плита. Ну вот, после недавнего присутствия на похоронах мне на ум приходят сравнения, связанные с кладбищенской тематикой.