Текст книги "Мост самоубийц"

Глава 3

Туристической площади на карте не существовало – так ее называли только местные жители. В топонимике города это место носило скромное название парк Водников. Его пересекал приток реки, который был довольно широк, но неглубок. Раньше парк представлял собой лохматые кусты, необрезанные деревья и протоптанные между ними дорожки, заплеванные бычками и шелухой от семечек. Но несколько лет назад администрация позаботилась о благоустройстве сквера, чтобы создать зону притяжения для туристов, приезжавших в летнее время. Часть деревьев вырубили, а между оставшимся парком и ближайшим жилым кварталом втиснули новую улицу – дома на ней напоминали маленькие замки и кукольные домики. Создавалось ощущение, что архитекторы хотели оживить иллюстрацию из книжки сказок. В самом парке замостили дорожки, выкорчевали лишние насаждения и подстригли все оставшиеся. Место получилось приторным, искусственным и совсем не вписывалось в эстетику города, но местным жителям и туристам оно нравилось. Тут были дорогие кофейни, пара бутиков и ювелирных, а летом на выложенных брусчаткой дорожках устанавливали красочные ларьки с мороженым, булочками, прохладительными напитками и яркими сувенирами.

Жемчужиной парка был Мост Влюбленных, который перекинул свою картинно изогнутую дугу через речку. Это было излюбленное место для свадебных и семейных фотосессий. К нему я сейчас и приближалась.

Спина снова начала болеть, и я пошла чуть медленнее, разглядывая гуляющих людей и на всякий случай выглядывая пустую скамейку, на которой можно было бы отдохнуть, если дело станет совсем плохо.

Дорога к мосту вела одна – по ней, как я понимала, шла Полина в день своей смерти. Перед мостом парк расступался, площадка вокруг была выложена плиткой, украшена декоративными фонарями, скамейками, статуями и клумбами. Здесь было открытое место – обзор на мост был у всех домов, окружавших площадь. Если бы девушку кто-то сопровождал, это бы заметили свидетели, а они утверждают, что она была одна. Но перед выходом на площадь, в парке, с ней мог кто-то быть. Деревья скрывали от посетителей «туристических домиков» тех, кто гулял в парке. Да и за дождем никто бы ничего не разглядел. Может, она все же была не одна? Может, кто-то заставил ее сделать это? Но ведь она могла позвать на помощь.

Перила моста были увиты цветами: розами, гвоздиками, ромашками, герберами. Большая часть из них была увядшей, но лежали и свежие букеты. Сначала я не поняла, что происходит, но потом мне пришла в голову мысль, что это мемориал в честь погибшей девушки. В Сети писали, что у влюбленных появилась новая традиция – прежде чем повесить на мостик замочек, молодые люди возлагали цветы к месту гибели Полины, принесшей, по их мнению, жертву во имя любви. Мне подобное казалось перебором.

Выйдя на мостик, я встала на том месте, откуда предположительно прыгнула Полина Усольцева. Течение тут было довольно сильным. Приток чувствовал реку и стремился к ней все сильнее. Я глянула дальше – напротив шла, изгибаясь, полоса неухоженного берега. На него выходили окна квартала, застроенного старыми панельными пятиэтажками. «Удивительный контраст», – подумала я. Почему никто из архитекторов не позаботился, что было бы неплохо обновить фасады домов напротив? Или вообще скрыть их, высадив деревья или построив детскую площадку. А так получалось, что с одной стороны отдыхающим предлагалось посмотреть на пряничную площадь из голливудского мультика, а с другой – на постапокалипсис с руинами и хлопающим на ветру стираным бельем. Фотографы уставали замазывать неприглядный фон на снимках новобрачных.

На том берегу и выловили тело Полины. Вчера я просмотрела в Интернете все новости, что нашла об этом деле. На главном новостном портале города была размещена фотография: толпа любопытствующих, пара полицейских и труп, накрытый черным брезентом. Фото было снято издалека, скорее всего, с той точки, где я сейчас стояла. Я запомнила имя фотографа – Олег Серов, но не была уверена, что мне это пригодится.

Итак, вот оно – место действия. Я медленно оглядела обстановку, повернувшись кругом. Слишком открытое место. Никто не решился бы столкнуть девушку в воду: свидетелей могло оказаться по десять человек в каждом доме. Я подумала, что непогода, накрывшая город в тот злополучный день, сыграла на руку Полининой смерти. Будь день солнечным, тут прогуливалось бы много народу, даже с учетом того, что туристический сезон закончился. Кто-нибудь заметил бы, как она забирается на перила, и не дал бы ей спрыгнуть. Или привлек внимание других людей, и ее раньше вытащили бы из воды, может быть, успели бы даже спасти. Интересно, почему официанты не бросились ей на помощь? Неужели заметили так поздно? Надо будет спросить.

Я сошла с моста и направилась в сторону кафе, откуда обслуживающий персонал видел прыжок Полины. Навстречу мне попалась парочка. Парень говорил по телефону, а девушка тащила его за руку и возбужденно говорила:

– Пойдем, щелкнешь меня на Мосту Утопленницы…

Я печально усмехнулась. Похоже, недолго мостику оставалось быть Мостом Влюбленных.

Кафе «Авокадо» было наполовину заполнено. Наверное, для осени это был аншлаг. Играла легкая инструментальная музыка и в воздухе разливался приятный терпкий запах свежесваренного кофе. Я тут же идентифицировала двоих официантов. Один, постарше и повыше, что-то считал на кассовом аппарате. Тот, что помоложе, нес на подносе два высоких фигурных бокала с разноцветным содержимым. Он ловко опустил поднос на стол перед женщиной, которая сидела за столиком с двумя своими детьми. Дети радостно завизжали, а их мать устало кивнула и продолжила листать ленту в телефоне.

Я выбрала последний незанятый столик у окна. Он находился у самого входа и от остального зала был отделен декоративной стенкой. Может, поэтому и был свободным – его просто никто не замечал. Я убедилась, что один из официантов заметил мое появление, и прошла к окну. Почти сразу на столик легло аляпистое одностраничное меню.

– Добрый день, меня зовут Михаил, сегодня я буду вашим официантом, – парнишка на одном дыхании выпалил привычную скороговорку и посмотрел на меня с приклеенной дежурной улыбкой, – посмотрите меню или закажете что-то сразу?

– Кофе, – попросила я, пытаясь устроиться поудобнее. Поясница снова дала о себе знать. – Доппио, если можно. И ваш фирменный сэндвич с авокадо.

Парень кивнул и исчез за стенкой. Я снова посмотрела на Мост Влюбленных. Да, обзор из кафе был роскошный. Словно нарочно рассчитанный на свидетелей. Может, это не случайность? Кому-то потребовалось привести девушку в такое место, чтобы ее смерть не осталась незамеченной. Но зачем? Человека можно просто убить.

Я одернула себя – господи, понятно, зачем. Убить человека – значит, подвергнуться риску быть раскрытым. А если девушка, пребывающая в депрессии из-за расставания с парнем, сиганет в воду на глазах у свидетелей, будучи при этом совершенно одна, – никто не заподозрит убийство. Можно спать спокойно. Хотя с такой же долей уверенности можно утверждать, что дело было в простом самоубийстве. Девушка, любовь невзаимная, а способ покончить с собой весьма драматичный. Я, наверное, пытаюсь найти темную кошку в комнате, где ее нет.

От размышлений меня оторвал официант, который с легким стуком поставил на столик чашку кофе.

– Прошу.

Я поблагодарила юношу и попросила его:

– Подождите.

– Слушаю, – учтиво улыбнулся молодой человек.

– Это же вы дежурили в кафе, когда девушка спрыгнула с моста напротив?

Легкое недоумение пробежало по лицу официанта.

– Ну… да. Какие-то проблемы?

– Никаких. Я только хотела узнать кое-что поточнее. Дело в том, что я помогаю полиции в раскрытии дела.

– Раскрытии? – удивился парень и сжал поднос двумя руками. – Это что, прям расследование? Она же просто спрыгнула…

– Вас зовут Михаил? – спросила я.

– Да.

– Присядьте, пожалуйста.

– Мне нужно работать.

– Это ненадолго. Если надо, отпроситесь у администратора.

– Ладно. – Официант выглянул из-за декоративной стенки и оглядел зал. В его помощи никто пока не нуждался. – Только я не могу сесть за столик с клиентом.

– Хорошо… – Я помедлила. Если парень будет стоять и стараться побыстрее ответить на все вопросы, чтобы вернуться к работе, он может пропустить важные детали. – Ну а перекур у вас бывает?

– Бывает. Мой – через полчаса, когда закончится обеденный наплыв.

– Я пока попью кофе и сэндвичем, а когда будет можно поговорить, дайте мне знать. Это важно.

Через полчаса мы с Михаилом стояли на улице у служебного входа. С обратной стороны череда кукольных домиков была уже не такой парадной. Двор был не прибран и засыпан подгнивающими листьями. Штукатурка на фасаде отличалась от той, которой была отделана парадная сторона, и местами уже начала отставать от стены и трескаться. Михаил затянулся модной электронной дымилкой и сел на скамейку, стоявшую у входной двери. Я узнала старую скамейку из парка: такие тут стояли до того, как все отреставрировали и благоустроили.

– А где второй официант? – спросила я. – Вас же, согласно протоколу, двое было? Тот человек, что сейчас обслуживает с вами зал, не похож по описанию.

– Мироныч-то? Он уволился. – Миша-официант беззастенчиво рассматривал мои ноги. Заметив, что от меня это не укрылось, он подобрался и отвел взгляд: – Переехал в Москву. У него друг там в ресторане работает, обещал устроить по знакомству.

– Ну что ж. Придется вам отдуваться самому.

– Прям отдуваться? – испугался молодой человек, но тут же сделал вид, что ему безразлично, и закинул ногу на ногу. Укороченные брюки задрались и обнажили смешные носки с черепами. Молодежь во все времена одна и та же.

– Расскажите в деталях, как это произошло?

– Да я уже рассказывал все. В кафе было пусто. Мы стояли у окна и ее увидели. Девчонка какая-то в вечернем платье. Подошла к мосту и спрыгнула. Буль-буль.

– Полегче, – разозлилась я. – Девушка все-таки погибла.

– Так я тут при чем? Не я же ее столкнул.

– А кто?

– Никто. Она была одна.

– Точно?

– Точно.

– В какой момент вы ее заметили? И кто увидел ее первым?

Парень задумался, отведя взгляд.

– Это был я. Шел дождь, а я стоял у окна. Мы с Миронычем, со Славкой то есть, разговаривали о том, что в кафе нет посетителей. В то утро в зале только один мужик сидел. Ну и днем парочка на обед пришла. Но в общем и целом был тотальный глушняк. Славка сказал, что в первых числах сентября всегда так бывает.

– Хорошо. Значит, вы ни на что не отвлекались.

– Я заметил ее, когда она уже стояла у перил.

– А откуда она шла, не заметили?

– Не заметил. Наверное, из парка. С нашей стороны, чтобы на мост подняться, надо мимо окон кафе пройти. Я бы увидел.

– Отлично, Шерлок. Что дальше было?

– Ничего. Она прыгнула.

– Вы видели момент прыжка?

– Сам момент не видел. Там посуда на кухне упала, мы отвернулись. А когда повернулись, ее уже не было.

– Давайте предположим, что кто-то ее столкнул. Это было бы возможно? Хватило бы времени?

– Нет, это точно. Мы обернулись секунды на три-четыре. За это время на мост не забежишь. А уж столкнуть…

Парень был прав. Ведь в этом случае убийце пришлось бы не просто столкнуть девушку, а сначала перекинуть ее через довольно высокие перила. Как это сделать, не привлекая внимания?

– Что произошло потом? – спросила я.

– Я выскочил на улицу и добежал до моста. Увидел в воде туфлю – она всплыла в месте, где она булькнулась… в смысле упала. Потом мы вызвали полицию.

– И больше ничего? Ничего подозрительного?

Михаил пожал плечами и снова потянулся за своей курилкой.

– Ничего. Она просто спрыгнула. Так бывает ведь иногда.

– И людей вокруг вы не заметили?

– Сначала никого не было. А потом они сбежались, когда ее доставали из воды на том берегу. Затем полиция приехала, «Скорая».

– А других свидетелей не было?

– Не знаю, – пожал плечами Миша. – Но вроде нет. Дождь был сильный, настоящий ливень. Отсюда даже деревья парка, как в тумане, еле просматривались. Думаю, кроме нас никто и не заметил, как она пришла на мост.

– А на той стороне, получается, люди заметили плывущее тело?

– На той стороне она застряла, – объяснил официант. – Я слышал, что зацепилась за какое-то бревно на дне. Там уже мелко совсем, вот она и качалась в своем ярком платье у берега. Мы вызвали полицию, но пока ждали, на той стороне кто-то мимо шел – дождь уже закончился. В общем, народ сбежался, вытащили.

– И никого подозрительного ты или твой друг не заметили?

– Ну. Говорю же, нет. Но мы и не смотрели на подозрительных. Она прыгнула сама, зуб даю.

«Идеальное самоубийство, – подумала я. – Свидетели, дождь и ни одного постороннего лица рядом».

– Последний вопрос, – вдруг запнулась я, осененная внезапной мыслью. – Почему ты за ней не прыгнул? Прошло меньше минуты, ее можно было вытащить и спасти. Хотя бы попытаться. Но ты не прыгнул…

Миша нелепо вытаращил глаза и стал похож на филина:

– Куда? В воду? Она же сама решила крякнуть, при чем тут я? Если что, я не дебил прыгать в воду под дождем.

– Хуже, Миша. Ты трус, слабак и дегенерат. – Я сплюнула и направилась к двери.

– Эй! А вам точно можно так со мной говорить? – донеслось мне вслед. Я не обернулась.

– А если бы я тоже утонул?

Сознание того, что девушку можно было бы спасти, будь это чудо в официантской форме чуть посмелее и человечнее, заставило кровь в моих ушах зашуметь от гнева. Подумать только! Не было бы этого разговора, прыгни он в воду за девушкой. Почему, интересно, этому надутому юнцу не инкриминируют «оставление в опасности»?

Пройдя насквозь через кафе к парадному входу и выйдя из него, я вновь оказалась на Туристической площади и направилась к мосту. Дождь, который так долго собирался пойти, похоже, наконец собрался. По тротуару застучали первые звонкие капли. Природа словно сама хотела воссоздать для меня сцену трагедии.

Холодные струи чуть остудили мой гнев. В конце концов, это чудо в коротких штанах могло и вовсе не уметь плавать. Конечно, он бы не прыгнул за Полиной в этом случае. Правда, официант был не один. Неужели все, кого позвали в итоге свидетели, не умели плавать? А может, никому даже в голову не пришло, что ее можно спасти? Люди в наше время стали такими равнодушными. Поток моих мыслей было уже не остановить. А если все это – один большой заговор? Может, эти официанты сами ее и столкнули, а потом назвались свидетелями? Поэтому второй официант так спешно покинул город…

Нет, Иванова, остановись. На площадь выходят окна нескольких домов, а представить, что официанты оставили свое рабочее место и побежали топить девушку в вечернем платье, просто невозможно. Это абсурд.

И тем не менее момента прыжка никто не видел. Официанты отвлеклись на звук падающей посуды. А если кто-то уронил посуду специально, чтобы их отвлечь? Нет, это бред!

А почему она была в вечернем платье? Полиция, кажется, объяснила это желанием красиво уйти из жизни. Такая версия тоже мне казалась спорной. Судя по тому, что мне рассказала сестра Полины, девушка не была такой инфантильной… У меня даже голова заболела от нахлынувших мыслей, так что я прижала ладони к вискам.

Между тем дождь испортил гуляющим планы. Люди начали разбегаться, и скоро я осталась на мосту одна. Поток воды усилился. Я почувствовала, как она льется за шиворот, и мгновенно озябла. Но это было даже к месту: погружение в сцену трагедии было полным. Так же и Полина шла на мост под дождем, ощущая, как намокает красивое платье. О чем она думала? Почему выбрала именно мост?

Нет, что-то тут не то. Внутри меня все противилось мысли о самоубийстве девушки. Слишком открытое место, слишком драматичная сцена. Может, этот мост имел какое-то значение для бывших влюбленных? Тогда, конечно, произошедшее имело бы какой-то смысл. Надо будет узнать подробнее.

Наверняка я смотрелась странно – на меня косились из всех кафешек и магазинов. То, что Полину заметили только в «Авокадо», было случайностью, которая объяснима резким оттоком туристов и праздных гуляющих в начале сентября. Но, если бы некий убийца существовал, он не мог быть уверен, что его не заметят. А парни в кафе могли и не обернуться. Значит, не было никого около девушки. И даже рядом не было. Если бы ее привели к мосту и какой-либо угрозой заставили сброситься с него, могли найтись свидетели, которые бы заметили эту парочку. Убийца не мог так рисковать.

Я снова мысленно усмехнулась: уже сама говорю «убийца», хотя никакого убийцы нет на горизонте. Поясница заныла. Господи, а если это теперь навсегда? Я превращусь в старую бабку, которая больной спиной может предсказывать погоду? Надо немедленно поймать такси и ехать домой, пока я не простыла окончательно.

Повернувшись, чтобы двинуться в сторону выхода из парка, я вдруг краем глаза заметила, что уже не одна. На мост, придерживая воротник плаща, поднимался мужчина. Стройный, невысокий, симпатичный и такой знакомый. Я не поверила глазам.

– Господин следователь, какими судьбами? Вам промокшая совесть не дает покоя?

Лев Марсович Морошин отвел глаза. Он явно не ожидал меня тут увидеть.

– Или у вас просто есть милая привычка гулять в проливной дождь на местах убийств?

– Самоубийств, – машинально поправил Морошин.

– Допустим, самоубийств. Но привычка у вас все равно странная.

– Это не привычка.

– Тогда что же?

Морошин молчал.

– А я вам скажу что. Вы засомневались, что все сделали правильно. И пришли убедиться, что ничего не пропущено. Только поздновато вы спохватились. Надо было работать месяц назад.

Морошин поднял бровь и, по-прежнему глядя на воду, спросил:

– А разве здесь есть что-то, указывающее на убийство?

– Нет, но, возможно, было.

Морошин опять не ответил. Он по-прежнему не смотрел на меня и таращился в воду, испещренную кругами от дождевых капель. Я от злости перестала замечать, что вымокла до нитки. Мне хотелось сказать этому чудику в строгом сером плаще еще что-нибудь обидное, но я понимала, что эту каменную скалу ни одно слово не потревожит. Пора было двигаться домой, пока вода окончательно не превратила меня в рыбу. Или самой придется прыгать в речку.

Не попрощавшись с Морошиным, я сделала два шага от перил, но вдруг остановилась, пораженная мыслью.

– Вода…

– Что? – машинально переспросил Морошин.

Я забыла обо всем и снова подошла к перилам.

– Вода!

– Что вода?

– Насколько глубокая эта речка?

Морошин пожал плечами, смаргивая капли с ресниц.

– Да ни на сколько. Неглубокая совсем. Приток же. Ну, метра два-полтора. Тут встречаются глубокие омуты, но в основном в этой части глубина небольшая.

– И что же это за место для самоубийства?

Лицо Льва Марсовича выразило недоумение.

– В каком…

– В прямом. Кто прыгает в лужу, чтобы покончить с собой?

– Утонуть можно и в луже, – возразил следователь. Поразительно – на его лице было все то же спокойное выражение, словно речь шла не о мертвой девушке, а о погоде.

– Хорошо, не спорю, господин Упертая Задница. – Я решила: раз следователь не хочет содействовать, то не стоит с ним церемониться. – Но если бы вы твердо захотели покончить с собой, неужели не выбрали бы какой-нибудь более надежный способ, стопроцентный?

– Я бы не покончил с собой ни при каких обстоятельствах, – невозмутимо ответил Морошин.

– Не сомневаюсь. Но попробуйте посмотреть на это дело глазами живого человека.

– Я уже смотрел. Она не умела плавать, – сказал следователь. – Для погибшей прыжок в воду был стопроцентным вариантом.

– Все равно ситуация сомнительная. Девушка даже не барахталась в воде, хотя это элементарный инстинкт. Когда подбежали свидетели, она уже утонула. Это произошло практически мгновенно. Может быть, в ее карманах были обнаружены камни или какие-то тяжелые предметы, которые помешали ей всплыть на поверхность?

– Нет, – удивленно ответил Морошин. Это была первая искренняя эмоция, которую я услышала в его голосе.

– Тогда что же? Что обеспечило гарантию результата для нее или ее убийцы?

Морошин молчал. По его лицу пробежала только легкая тень недовольства, когда я произнесла «убийцы». Ну хорошо, смысла поддерживать этот разговор нет. Тем более как бы я ни пыталась обвинить следователя в работе «спустя рукава», твердых доказательств того, что Полина не хотела уходить из жизни, у меня не было.

Я развернулась и пошла по мосту к парковой дорожке, судорожно вытаскивая на ходу телефон и набирая номер такси.

* * *

Меня трясло до самого вечера – от дождя, злости или усилившейся боли в спине, трудно было понять. Я позвонила Саше и выяснила, что Полина действительно не умела плавать.

– Летом она всегда сидела на берегу, когда я ныряла, – со вздохом объяснила Саша, – трусишка такая была. Очень боялась воды.

Положив трубку, я опять задумалась. Человек боится воды, но выбирает именно ее, чтобы свести счеты с жизнью. Что это? Попытка последний раз посмотреть своему страху в глаза и побороть его? Сомнительно. В этот момент человек выбирает то, что проще, и то, что не заставит отступить.

Я заварила себе кофе и, завернувшись в одеяло, положила ноутбук себе на колени. Около получаса я изучала информацию в Сети, и наконец набрала номер знакомого патологоанатома, Рудольфа Вениаминовича. Он был уже на пенсии, выращивал розы в деревне под Тарасовом, но иногда консультировал меня в вопросах, касающихся жизни и смерти.

– Самоутопление? – удивился он, когда я наконец до него дозвонилась. – Крайне маловероятно, деточка. Хотя в наше неспокойное время я уже ничему не удивляюсь.

– А почему маловероятно, Рудольф Вениаминович?

– Дело в том, деточка, – я услышала в динамике скрип двери, стук трости о дощатый пол и звук чиркающей спички, – дело в том, что у нашего организма потрясающая воля к жизни. Даже если человек все уже для себя решил, тело сопротивляется этому решению. В дело вступают инстинкты. При нехватке воздуха человек, что бы он ни задумывал изначально, будет стремиться его восполнить и всплыть на поверхность.

– Я так и думала.

– Если человек решил покончить с собой именно таким способом, он позаботится о том, чтобы помешать себе сохранить жизнь. Обычно связывают себя веревкой по рукам или ногам, перед тем как погрузиться в воду. Либо как-то еще нагружают себя тем, от чего трудно избавиться в воде.

– Камни, например, как Вирджиния Вульф?

– Совершенно верно. Но вот так, просто прыгнув с невысокого моста, еще и в неглубокое место…

– Именно…

– Маловероятно, деточка, – повторил Рудольф Вениаминович.

– А если человек не умеет плавать?

– Все равно. Он бы так или иначе всплыл на поверхность, хватая воздух ртом. Его, конечно, погубила бы паника и неспособность держаться на воде, если бы никто не подоспел. Но он бы не ушел под воду тихо и спокойно, как девушка, которую ты описываешь.

– Ясно. Значит, не могла она сама.

– Почему не могла? Помогла себе как-то. Камни могли выпасть из кармана в реке. Да и вообще, я же не сказал: невозможно. Я сказал: маловероятно. Есть люди с такой сильной волей и таким сильным желанием уйти из жизни, что могут довести до конца и такое сложное дело. Но опять же – речь о девушке. Не знаю. Я бы как минимум сомневался.

– Спасибо, Рудольф Вениаминович.

– Да не за что. Ты давно не заглядывала, – спохватился он, – моя Анна Ильинична наварила твоего любимого вишневого варенья.

Я замурлыкала от удовольствия. Сладкое не люблю, но вишневое варенье у Анны Ильиничны божественное.

– Заеду как-нибудь, – пообещала я, – вот распутаюсь со всеми делами и заеду.

– Ну, давай не забудь. Мы ждем.

Я откинулась на подушки, которых подложила под свою спину целую гору, включая диванные.

– Значит, маловероятно.

Я, конечно, не могу быть уверена в том, что творилось в чужой душе. Может быть, там была такая сильная любовь, что Полина действительно решила драматично уйти из жизни. Но с каждым часом мне все меньше в это верилось. Надо поговорить со свидетелями.

* * *

Лучшие помещения офисного центра «Калина» выходили окнами на реку. Алексей Южный как раз размышлял над тем, как ее неторопливое, но неумолимое течение напоминает течение человеческой жизни, когда секретарь по коммутатору сообщила, что к нему пришла посетительница. Оторвавшись от банальных мыслей (сам себе он никогда не признался бы в том, что они банальные), Алексей устало нахмурился. С утра его опять мучила головная боль. Тонкая складка появилась над переносицей, и он попытался разгладить ее пальцем.

– Лена, разве у меня назначена встреча?

Секретарь в ответ понизила голос до грудного и прошептала:

– По-моему, Алексей Павлович, это из полиции.

– Пригласи.

«Этого еще не хватало! – пронеслось в голове Алексея. – Какого черта им опять нужно?» Почти месяц прошел со смерти Полины, а он до сих пор не мог забыть невысокого, худощавого следователя, который равнодушно его расспрашивал о том, как вела себя Полина последнее время и не было ли у нее депрессии. О смерти девушки он сообщил Алексею таким будничным тоном, будто она не покончила с собой, а перешла дорогу в неположенном месте. Алексей перед этим вернулся в офис в приподнятом настроении – его компании удалось заключить очень выгодный контракт, и он решил устроить для коллектива корпоративную вечеринку. Секретарь как раз обзванивала рестораны и загородные гостевые дома в поисках подходящего места, а он раздумывал, с кем появиться на вечере. Промелькнула даже мысль пригласить Полину, но он сразу отмел ее как плохую. Она бы обязательно решила, что он пытается вернуть отношения, а ему никаких отношений уже не хотелось. Просто она была очень эффектной и соответствовала его статусу. Появиться с Полиной – значит выиграть негласное пари. Ни у кого из партнеров или топ-менеджеров компании не было такой сногсшибательной подруги. Уже через десять минут после появления равнодушного полицейского Алексей проклинал себя за эти мысли. Ему было очень стыдно, ведь Полина, оказывается, была мертва, а он думал о ней как о куске хорошего мяса. И вот теперь этот каменный истукан в застегнутом наглухо плаще опять явился, чтобы разбудить боль и оживить воспоминания. При этой мысли голову словно пронзили тысячи раскаленных игл.

Однако, к удивлению бизнесмена, в дверь заглянул не капитан Морошин. На пороге возникла ослепительная блондинка с длинными ногами и осиной талией, рядом с которой его секретарша (между прочим, как он думал, тоже ничего) смотрелась словно деревенская дворняжка рядом с породистой борзой. Он еле удержался от привычного оценивающего взгляда и жестом пригласил гостью сесть в кресло напротив его стола.

– Алексей Павлович? – уточнила блондинка и протянула ему тонкую руку, сквозь бледную, мраморную кожу которой просвечивали сероватые жилки. – Меня зовут Татьяна Иванова. Ваш секретарь ошиблась. Очевидно, не вчиталась в мое удостоверение. Я не из полиции.

– А кто же вы? – Алексей попытался улыбнуться, но головная боль, которая преследовала его вот уже много дней, стерла мимолетную улыбку с его лица. Вместо нее черты исказила болезненная гримаса, и бизнесмен невольно схватился рукой за переносицу.

– Я частный детектив.

Алексей открыл было рот, но блондинка его опередила, поспешив успокоить:

– Не волнуйтесь, я работаю с полицией. В данный момент мы только уточняем детали дела.

– Какого дела? Позвольте, я переговорю с адвокатом. – Алексей потянулся к телефону.

– Можете, конечно, его позвать, но я ничего не записываю, как видите. – Девица подняла ладони, словно демонстрируя ему чистоту своих намерений. Алексей заметил только отсутствие кольца. Интересно, она действительно не замужем или это уловка, чтобы втираться в доверие к мужчинам?

– У нас с вами просто личный разговор, который нигде не будет зафиксирован.

– Речь о Полине?

– Совершенно верно. О Полине Усольцевой, вашей бывшей девушке.

– В чем дело? Что я еще могу сказать? – спросил Алексей. – Насколько я понял, дело закрыто.

– Дела и не было, – уточнила блондинка, – следователь счел смерть Полины банальным самоубийством, но теперь у нас возникли некоторые подозрения. В общем, есть основания полагать, что ваша бывшая девушка не покончила с собой.

– Что? – Алексей всегда гордился тем, что в любых обстоятельствах умеет контролировать себя и «держит лицо», но сейчас он напрочь об этом забыл и вытаращил глаза. Головная боль усилилась. Блондинка начинала его раздражать. – Уж не хотите ли вы сказать, что я ее убил?

– Этого я не говорила, – мягко ответила девушка. Он видел, что она изо всех сил пытается не замечать его раздражения и продолжать беседу в конструктивном ключе. Но, черт возьми, почему он должен это слушать?

– Тогда кто же, по-вашему?

– Это я и пытаюсь выяснить. Дело в том, что сестра погибшей уверена в том, что смерть Полины не случайна. Поэтому она и обратилась за помощью ко мне. Вполне возможно, мое расследование лишь докажет правоту следствия. Но на данный момент у меня уже появились сомнения. Скажите, пожалуйста, вы виделись с Полиной перед трагедией?

Алексей покачал головой.

– Нет. Прямо перед… перед тем, как это случилось, я ее не видел.

– А когда вы встречались последний раз?

– Я не помню.

– Постарайтесь вспомнить.

– Зачем? Это важно? Что вам даст эта информация?

Татьяна замялась. Потом все же решила не юлить и ответить честно.

– Следствие считает, что Полина покончила с собой из-за несчастной любви к вам.

Алексей болезненно закатил глаза.

– Встреча накануне действительно могла спровоцировать девушку на крайности. Но если вы встречались давно, то самоубийство по такой причине уже становится сомнительным.

– Мы точно встречались не накануне, – наконец ответил он, собравшись с силами, – это было недели за две до ее смерти.

– О чем вы говорили?

– Ну, знаете! – Алексей почувствовал раздражение, которое тут же отдалось болью в переносице. Он хотел было сказать этой девице, что все, что они обсуждали с Полиной, было их частным делом, но осекся.

– Погодите. Да, – он поморщился, обираясь с мыслями, – мы встретились, потому что она хотела мне что-то сказать. Что-то важное.

– Это она уточнила, что тема важная?

– Да. Она позвонила и сказала, что дело срочное и важное.

Татьяна подобралась и стала похожа на охотничью собаку, почуявшую след:

– И о чем шла речь?

Алексей сокрушенно покачал головой:

– Я не знаю.

– Как это? – не поняла собеседница и устремила на него такой пронзительный взгляд, что Алексею стало некомфортно – эти глаза словно пронзали его насквозь, и все это было сродни той боли, которую он испытывал. Скрывать свое болезненное состояние от гостьи становилось все труднее. Быстрей бы отделаться от нее и лечь спать. Похоже, он подхватил инфекцию, и она начинала завладевать организмом.

– Понимаете… я решил, что она в очередной раз нашла повод со мной увидеться и возобновить наши отношения. Я к этому был не готов. И поэтому слова не дал ей сказать.