Текст книги "Пустое воскресенье. Иронический детектив"

Выплеснув всю энергию, мы наконец то успокоились и на меня вдруг нахлынула такая усталость! Ну скажите, зачем мне это все нужно? Джипы, клады, Питер в конце концов? Ну хочет он что то найти, пусть ищет, я то тут причем. Я хочу спокойного отпуска, ленивых дней, когда никуда не нужно спешить, разговоров с котом, чая с малиной по вечерам. Может просто встать и уйти, пусть они тут как хотят, так и разбираются. Может быть… я уже даже нацелилась на дверь, но Зинка присекла мою попытку на корню. Она вцепилась в меня, как клещ в собачье ухо, какой джип, что за мужики? Пришлось в красках описывать двух лбов из джипа, Питер кивал головой в такт моего рассказа. Да, да, это они, номер точно три семерки и у одного голос тонкий, а у другого толстый. А что совершенно правильное сравнение, голоса именно такими и были -толстый и тонкий, вот только от того, что я соглашалась с Питером в его определениях, легче мне не становилось! Ведь присмотреть то это парочка собиралась за мной! За мной, а не за кем нибудь другим, следовательно просто встать и уйти уже не получиться. Говорила моя бабушка, коготок увяз, всей птичке пропасть, так оно есть, любопытство как впрочем всегда, сыграло со мной злую шутку. Теперь ничего не остается, кроме того чтобы разобраться в этой истории до конца, хотя бы для того, чтобы спокойно спать и не бояться «толстого» и «тонкого»!

Утром Владимира разбудил запах свежего хлеба, он плыл по всей избе, забирался во все щели, был он таким душистым, что есть захотелось нестерпимо! За столом сидели Андрей и Варя, они пили чай и хихикали, что то обсуждая. Эта картина была такой мирной и радостной, что если бы ему дали возможность, он так бы и лежал глядя на них. Но надо было вставать и решать вопрос с переходом, время поджимало, Силантий сказал, что если выйдет донник, болота станут непроходимыми до середины лета. Ну что братцы-кролики, а меня покормить слабо? Папа, а мне белочка сегодня ягод принесла, вот посмотри, Андрюшка разжал кулак, на ладошке лежало несколько ягод смятой клюквы. Правда, правда, закивала Варя, мы утром проснулись, а ягоды на пороге лежат, улыбнулась она лукаво. Как же он был благодарен этой девушке за то, что она старается порадовать его сына, за то что она не равнодушна к этому маленькому мальчику, идущему не известно куда, за то что она вообще есть. И вдруг он понял что просто влюблен, влюблен как мальчишка! Что больше всего на свете ему сейчас хочется дотронуться до нее. Погладить по пушистым волосам, прижать к себе, почувствовать ее запах. Но он так боялся ее испугать, боялся, что она оттолкнет его. Еще не время говорил он сам себе, моясь во дворе и сам себе отвечал, а когда оно будет это время? Может оно совсем не наступит. И тут ему вспомнился сон и мама, которая говорила: люби сынок, люби!

И правда, раз она пришла к нему эта любовь, которая молчала и спала столько лет, почему он должен чего то бояться, почему? Нет он будет любить и Владимир решительным шагом направился в дом.

И так, господа, обсудим наше незавидное положение, я поднялась с дивана и встала к окну, поглядывая через занавеску на дорогу. Питер, еще раз четко рассказывай, что ты им говорил? Питер подумал не много: нет ничего лишнего не говорил, только то что хочу найти подтверждение своим предположениям. Зина, где мы можем взять машину, чтобы поехать в «Пустое Воскресенье» и самое главное где мы возьмем такого же дурного как мы сами водителя, который согласиться ехать с нами куда то ночью? А ночью то почему? Спросили в два голоса. Как будто заранее тренировались. Да потому то днем мы обязательно подцепим эту парочку к себе на хвост, они же не совсем идиоты, и если собрались за мной следить, то навряд ли не проследят за машиной в которую я сяду. Ферштеен? Парочка переглянулась и потом закивала головой, как два китайских болванчика. Я внимательно посмотрела на них, так мне кажется я что то упустила, что то очень важное, что происходит между этими двумя. Уж больно как то они синхронно действуют! Что то тут не так. Но забивать голову всякими лирическими отступлениями мне было некогда и я решила, разбираться с проблемами по мере их поступления. В настоящий момент главными проблемами были машина и водитель, которых нужно было найти до сегодняшнего вечера. Пришел Митя, он выслушал все наши новости, подумал немного и нашел решение данного вопроса. Зинка в корне не права, когда разоряясь орет что сын её бестолочь, весь в своего папашу и толку с него не будет! Будет с него толк! Особенно когда выйдет последняя бестолочь! Дядя Петя, вы же водите машину? Ну да, вожу, только моя машина в Латвии. Это не важно. Машина есть у моего друга, это правда совсем старенькие « Жигули-копейка», но они на ходу и Женька мне ключи оставил (Женька уже полгода благополучно служил в армии),сказал что я могу их взять, если захочу девчонок покатать. Зинка закатила глаза к потолку и приготовилась спеть военные песни, но мы на пару с Митькой прервали ее на полуслове. Мам, ну погоди ты! Зин, завязывай воспитательный процесс, потом! Зинка махнула рукой и пошла наливать всем супу. Я же просочившись между двумя сараями перебралась на свой участок, была у нас там тайная тропа, которой мы с Зиной не пользовались по простой причине, наши фигуры, увы, были великоваты для лаза из двух оторванных досок, но сегодня я со скрипом там протиснулась. Давая себе слово, что завязываю жрать сладкое, я шла мириться с котом.

Варя на кухне помогала Агафье готовить обед, Андрюшка вертелся у них по ногами, стягивая со стола то морковку, то кусок капусты, громко ими хрустел и попискивал, когда его пытались оттереть от стола. Дед Силантий сидел в горнице в глубокой задумчивости, он только что вернулся из леса, снега начали подтаивать, появились черные проплешины, весна была не за горами. Уходить надо, паря, уходить, иначе будет поздно. Когда? Я и пришел узнать, когда мы сможем выйти. Сегодня понедельник, выйдем в воскресенье. За неделю нога у Вари под заживет и двинете в путь. И то что Силантий не разделял их, а был уверен, что Варя пойдет с ними, добавило Владимиру сил для разговора который он задумал. Варя собирайся ка пойдем пройдемся. А я? Папа, а я? Я тоже хочу с вами. Андрюшка, ну ка не бузи! Иди ка я тебе лучше сказку расскажу, забирайся вон на верх, Силантий подхватил малого на руки и понес к печке, не мешай взрослым. Андрюшка сидел на печке и болтал ногами: деда, ну давай сказку, ты же обещал. Хорошо, расскажу я тебе только не сказку, а быль, давным давно стояла в глухом лесу деревенька, жили в ней добрые люди, кормились охотой, да ягодами с болот, делали туеса на продажу, да вырезали из липы ложки, расписывали их красочными узорами, тем и жили. Далеко шла молва об их ложках, так и звали их ложкарями, да не обижались они, только еще ярче цвели цветы на их ложечках. Построили они у себе в деревни храм белокаменный и молились богу, за то что заботится о них и оберегает. Да случилась беда, пришел к ним за ложками купец – коробейник, да больной пришел, умер на вторые сутки. А с ним пришла хворь страшная, не было на нее управы, не щадила она не малых, не старых. За две недели по умирали все в деревни, остался только батюшка в церкви, записал он историю деревни, да положил в церкви на место видное, около аналоя, сел на крылечко да так на нем и умер. Что дедушка, все -все по умирали? Андрюшка спрятался под одеяло, только глазенки торчали. Все, Андрейка, никого не осталось! И забылось то место, заросло кустарником, ольхой да красноталом, в открытую дверь церкви занесло семечко березы и проросло оно там. Выросла березка, пробила крышу церкви, раскинула свои ветви над входом до земли. Шли годы, разрушились избы и только ветер шевелил крону березы, да птицы залетали в гости, даже звери обходили заброшенную деревню стороной. И даже белочки не заходили? И белочки тоже не заходили, только если волки. Волки злые! Они бабушку у Красной Шапочки съели, дедушка мне рассказывал. Злые, злые, сынок. Дедушка, а что дальше то было? А дальше то, забыли люди, что была на краю болот деревня ложкарей, что рождались под их руками диковинные цветы и звери. Прошло много-много лет, пас как то на обочине леса мальчишка – сирота хозяйских овец, когда вечером пригнал стадо домой, одной овцы не досчитались, хозяин рассердился и послал парнишку искать овцу. Страшно было идти в лес на ночь глядя, но заступиться за мальчишку было не кому, а хозяин кричал и бранился. Делать было ничего, собрался мальчик в дорогу. Кухарка тихонько, чтобы никто не видел сунула ему в руки узелок с хлебом и водой. Лес стоял стеной, шумел грозно и могуче, даже взрослые мужики опасались ходить к болотам, а уж ночью и подавно. Входить в чащу было страшно, но вернуться было еще страшнее и вошел он под темный свод сосен, шел долго пока совсем не выбился из сил, совсем стемнело и залез тогда мальчик на высокое дерево, устроился там между сучьев, как в колыбели, съел хлеб, запил его водой и сразу уснул. Ни чего не слышал он ночью, дерево осторожно покачивало его в своих ветвях, как будто боялось уронить. Первое что он услышал утром, было блеяние бестолковой овцы, он нашел ее через несколько минут, она зацепилась веревочным ошейником за ветки березы, которая росла из белого храма! И пришли в деревню люди, восстановили храм, отстроили новые избы и стали здесь жить, назвав и деревню и храм « Пустым Воскресением». А мальчик тот стал потом старостой этой, найденной им деревни. Он был моим прапрадедом и все рассказал моему деду, а мой дед мне, а я тебе. Деда, а мальчику было не страшно в лесу одному? Я бы ни в жисть не пошел один, мне папа говорит, что я маленький и сладенький, меня бы точно волки слопали– Андрюшка передернул плечами и покачал головой – не, не пошел бы, волков страшно! Ну тогда и деревня не нашлась бы, а так видишь стоит, живет и мы тут с тобой сидим и ни чего не боимся. Я подрасту маленько и тоже стану смелым, а сейчас я еще маленький. И сладенький– засмеялся Силантий, с печки ему заливисто вторил Андрейка.

Кот решил сменить гнев на милость, или понял что фокус с бойкотом не прошел, или задумал какую то очередную пакость. Во всяком случае сейчас он распушив хвост, клялся мне в вечной любви и привязанности, подставлял спинку, чтобы его погладили и даже не возмущался отсутствием еды. Я ни сколько этому не удивилась, поскольку уже говорила, что животина живущая в моем доме совершенно не предсказуема, впрочем как и все мужчины, никогда не знаешь, что в их голове возникнет в следующую минуту и хотя все они считают, что это у нас женщин странная логика, но у нас она хотя бы странная все же присутствует, а у них доля непредсказуемости составляет девяносто процентов, даже у котов! Ладно, заканчиваю философские размышления и начинаю собираться в путь дорогу дальнюю. Как бы вот только не привела она меня в казенный дом. Тьфу-тьфу-тьфу! Натянув свободный спортивный костюм, я обула тапочки на резиновом ходу, прихватила фонарик, положила его в карман ветровки и двинулась к двум отодвинутым доскам! Удивительно, но обратно я проскочила гораздо легче. Еще парочку таких нервных дней и может я стану, нет ни как дюймовочка, это конечно мимо, но хотя бы как мама дюймовочки. Ну что же, мечтать конечно не вредно, ну это уж как пойдет, во всяком случае мне никогда не удавалось похудеть больше чем на пять килограмм, причем это давалось с таким трудом, слезами и нервами, а потом эти же килограммы обязательно возвращались, прихватив с собой еще парочку, что я уже давно плюнула на всякие диеты, решив для себя, что кому я не нравлюсь, то это их проблемы. Зина, Митя и Питер ждали меня на крылечке. Мить, давай ключи от гаража и от машины, я протянула руку, но Митька стоял насупившись и ключей не отдавал. Чего это вдруг, я тоже с вами поеду. Нина, ну убеди ты этого балбеса, что это опасно. Ничего опасного в этом нет, ну поедем по лесу прокатиться, самое опасное здесь! И это мы поручим как раз Мите. И что тут опасного то? Понимаешь, Мить эти мужики из джипа ведь следят за домом. – Ну, следят и что? Значит надо сделать видимость, что в доме ничего не изменилось, надо включить свет, телевизор, иногда выходить из дома и возвращаться, чтобы они думали, что все дома и занимаются своими делами. Ты меня понимаешь, Митя, я погладила мальчишку по плечу. Ведь не можем мы это поручить твоей маме, ты же знаешь, она обязательно, что нибудь напутает. Да уж, напутать она может, вчера вот мне чай посолила, тяжело вздохнул Митька. Я удивленно глянула на Зинку, интересно чем же у нее была забита голова, когда она сыну чай наливала? Будем все таки надеяться, что кладом, а то как то начали меня беспокоить взгляды, которые эта парочка бросала друг на друга, ни к чему это все, Питер уедет, а я потом вытирай Зинкины слезы, плавали, знаем. Зинка пожала плечами и мы двинулись дружной гурьбой к лазу на мой участок, а Митя пошел в дом имитировать присутствие большой и дружной семьи.

Владимир и Варя молча шли по улице, не сговариваясь они повернули к церкви, за ней была березовая роща, и хоть еще везде лежал снег, в роще уже чувствовалось приближение весны, березы стояли в какой то строгой задумчивости, будто прислушивались к себе, готовясь к новой жизни, сюда из деревни не долетали никакие звуки, словно церковь закрывала рощу от людей, или наоборот людей оберегала от леса, от его дыхания, его шорохов, его запахов и туманов. Варенька, нам надо поговорить, Владимир вдруг стал косноязычным, казалось, что слова застревают где то в горле и не хотят выходить наружу, в голове билась одна единственная мысль: не согласится, не согласится! О чем? Понимаешь, Варенька нам в воскресенье надо уходить дальше, мы с Андрюшкой собираемся добраться до Гамбурга, там живет знакомый моего отца, у него перед отцом какие то давние обязательства, он поможет нам устроиться в Германии. Ты хочешь уйти без меня, хочешь меня здесь оставить? Нет, Варенька, нет! Я хочу чтобы ты шла с нами, я хочу чтобы ты всегда была с нами! Варенька, я понимаю, что это звучит странно, что мы знаем друг друга несколько дней, но я прошу тебя подумать, а не отказываться сразу. Я не понимаю, что ты хочешь? Варя испуганно смотрела на Владимира, а он все никак не мог вытолкнуть из себя главные слова, а потом закрыл глаза и как будто в прорубь нырнул: Варенька, выходи за меня замуж? Он так и стоял с закрытыми глазами, взрослый испуганный мужчина, ждущий ответа. Варя поднялась на цыпочки и поцеловала его в колючую щеку, а потом вложила свою маленькую ладошку в его жесткую ладонь. Слова были не нужны, они так и шли по деревни взявшись за руки и улыбались друг другу. И не было ни кого счастливей на свете в этот момент, чем эти двое, которые шли по чужой деревне на окраине болот, на окраине войны, жизни и весны! На следующее утро их обвенчал батюшка в белой церкви на окраине березовой рощи. Собралась вся деревня, все желали им счастья и любви! А маленький Андрюшка все дергал деда Силантия за рукав и спрашивал: Варя, что будет теперь моей мамой? Будет с нами жить? Агафья накрыла в горнице стол, все кричали «горько», а эти двое все улыбались и улыбались друг другу.

«Жигули» не хотели заводится, не хотели и все! Питер разводил руками: Я никогда не ездил на такой машине, никогда! Я не знаю, что делать, я не понимаю в ней ничего! Он стоял перед открытым капотом, Зинка заглядывала через его плечо, как будто разбиралась в технике. Я даже и не пыталась подойти, а просто толклась около открытой двери гаража. А может свечи посмотреть? Зина я не механик, я кондитер, я не знаю где здесь свечи? Я свою машину всегда отдаю в ремонт в мастерскую! Но свечи то ведь где то есть, резонно заметила Зинка! Я устала от их препирательств и решила сама заглянуть под капот доставшейся нам по случаю « ласточки». Собственно заглянуть я шла, чтобы ни слышать Зинкиных умных речей, поскольку где там под капотом находятся свечи, я знала довольно приблизительно. И все же мои крохотные познания устройства двигателя автомобиля привели нас к успеху! Клемма идущая к аккумулятору была снята, наверное Митькин друг снял ее специально, чтобы аккумулятор не разрядился, пока аппарат ждет его прихода из армии, я накинула клемму и машина завелась! В глазах Питера мой авторитет вырос до небес! Он смотрел на меня с таким почтением и уважение, что пришлось его срочно заверить, что я зато не умею печь такие булочки как печет он и жарить такие воздушные блинчики, как Зинка. Мы загрузились в машину и выехали из города, смеркалось, осенний день клонился к закату, полоска света впереди нас скатывалась за горизонт, тени становились все гуще, они удлинялись и густели, как черничное варенье, разливаясь вдоль дороги глубокой синевой. Дорога ведущая к « Пустому Воскресению» шла через лес, сосны обступали ее со всех сторон, кусты выходили прямо на дорогу, царапая бока машины, пытались нас задержать. Проехав несколько километров Питер остановил машину и вышел на дорогу. Решив, что опять что то сломалось, мы выбрались следом. Что случилось? Зина крутила головой прислушиваясь к ночному лесу. Нет, ничего. Я просто хочу посмотреть где шел мой дед, когда ему было пять лет. Но ведь прошло сто лет, все вокруг изменилось. Изменилось конечно, но он говорил, что и тогда здесь был лес, а сосны живут очень долго, видите какие они толстые, значит им много-много лет и они могли видеть маленького Андрюшку, слышать как он разговаривает, могли видеть моего прадеда, я хочу послушать их, вдруг они мне о них расскажут. Мы замолчали и стали прислушиваться, бор шумел, где то в верхушках сосен гулял верховой ветер, оттуда иногда шурша что то падало, пахло хвоей и влагой, мхом и грибами. Ну что тебе сосны сказали, поежилась Зинка. Они рады, что я пришел, в голосе Питера звучала такая уверенность, что я почему то вдруг ему поверила, а вдруг и правда деревья помнили маленького мальчика и узнали его внука и сейчас радуются его приходу, кланяются ему, взмахивая тяжелыми, мохнатыми лапами.

Каждый день, уложив Андрея после обеда вздремнуть Владимир и Варя уходили в свою березовую рощу, чтобы наговориться, нацеловаться наконец то наедине, потому что в избе у Силантия остаться вдвоем было совсем негде. Пес спасенный Владимиром каждый раз сопровождал их в этих походах, весело гоняя по роще какую то мелкую живность и лая на сорок, те взлетали повыше и возмущались его поведением от души, стрекача на всю рощу, нарушая её тишину. Сегодня дед Силантий хитро улыбаясь сказал Владимиру, что за рощей у болота есть заимка и он с утра там был, болото смотрел, да заимку то протопил, чтобы совсем не отсырела. Заимка оказалось небольшой приземистой избушкой с трубой набекрень, сзади за ней на многие километры простирались болота. В избушке была натоплена печурка, на столе лежала прикрытая чистым полотенцем коврига хлеба и туесок с медом, на печке попыхивал тонким носиком чайник. Владимир помог Варе снять пальто, налил в кружки чаю, положил в него мед. Варя прихлебывала чай, согревая руки о кружку. Замерзла? Не много. Дай погрею, он стал дуть на ее руки, потом начал целовать пальчики, один за другим, у него так давно не было женщины, что эти простые прикосновения вызывали в нем бурю, сотрясающую его изнутри, он так боялся напугать Варю своим состоянием и сдерживался из последних сил. Владимир отлично понимал, что перед ним молодая неискушенная девушка и если он сейчас сделает, что то неверно, то первая их близость может оказаться для его юной жены потрясением, а Владимиру очень хотелось, чтобы это было счастьем! Подхватив на руки он отнес любимую на кровать и начал осторожно раздевать, Варя пыталась закрыться руками, но Владимир медленно развел ее руки. Варенька, ты же моя жена, я люблю тебя и никогда не сделаю тебе больно, никогда! Ты такая красивая, такая красивая! Он начал целовать ее, и уже Варя постанывая начала стягивать с него свитер, Владимир очень боялся сделать больно своей любимой девочке и когда увидел, что Варя пытается отстранится, не впустить его в себя, вошел в нее резким толчком, Варя коротко застонала, но он закрыл этот стон поцелуем и начал двигаться в ней, сначала медленно, а потом все ускоряя и ускоряя темп. Звезды плясали в его голове, они подхватили и понесли его, огибая вселенную, рядом с ним летела Варя с прикушенной губой, за эти годы он и забыл уже какое это счастье– обладать женщиной, любимой женщиной! Владимир скатился с Вари, лег поудобнее устраивая ее головку у себя на груди, она тяжело дышала, всхлипывая. Малыш, ты что плачешь? Нет, не знаю. Скажи мне, а что это было? Это была любовь, ты стала моей женой, настоящей женой. А так будет всегда? Всегда. Ну что же, я согласна! Ах ты мой маленький бесенок! Он обнял и прижал ее к себе, они еще долго любили друг друга в этом маленьком, почти игрушечном домике. И только ветер да болото слышали их тихие разговоры и стоны, их песню любви!

Молча мы сели в машину и поехали дальше, часа через полтора показалась деревня, кое где в окнах горел свет. Все Питер, останавливайся, дальше пойдем пешком. Чего пешком то, законючила Зинка, темно и страшно. Ничего, дойдешь, не рассыплешься, а машину вон за дом загоним, чтобы видно не было с дороги, если кто за нами и поедет, ногами здесь уйти легче. Да кто поедет то, откуда они узнают? Поверь, они тоже ни дураки и если Питер дал им хоть какую то зацепку, они сюда приедут, поэтому как миленькая пойдешь дальше пешком. Зинка больше не сопротивлялась, она отлично знала дурную черту моего характера, если уж я чего решила, то сделаю это обязательно и других заставлю сделать, так что лучше просто согласится, а не идти против лома. Живя столько по соседству мы давно изучили все слабые и сильные стороны друг друга и Зина знала, что проще уступить, чем спорить, доказывать мне мою неправоту, а потом все равно плюнуть и сделать так как приспичило уважаемой Нине Павловне. Питер загнал машину в темный проулок заброшенного дома, мы вышли на дорогу и пошли через всю деревню к церкви. Сказать, что идти было не приятно, просто не сказать ничего! Вдоль улицы выстроились с обоих сторон дома, они нависали над нами, будто хотели нас удержать, я ежилась под их пустыми взглядами, ни где не было ни огонька, стояла такая тишина, что звенело в ушах. Все это напоминало фильм ужасов, казалось, что сейчас из кого нибудь переулка выскочит чудовище и начнет нас ловить, давить и есть. Зинка вцепилась в рукав моей ветровки и шла как на заклание. Мы дружно молчали, то ли от страха, то ли просто боялись нарушить эту зловещую тишину. Поэтому когда из переулка нам под ноги вывалилась собачонка, мы были готовы ее расцеловать, присутствие собаки давало нам уверенность, что люди здесь все таки обитают и это просто ночная деревушка, а не пристанище злых чудовищ и духов. Питер погладил песика, тот завилял хвостом выражая нам признательность и скрылся в своем проулке. Меня это смутило и насторожило, обычно такие собаки провожают чужаков через всю деревню, подымая своим лаем всех друзей и сотоварищей. Наверное здесь много чужих людей бывает, вот он и привык, успокоил меня Питер. Ну что же много, так много, только бы не сейчас, уж очень не хотелось мне встретить сейчас кого нибудь на этой сонной улице, любая встреча несла в себе неприятности, лишние вопросы и подозрения, а нам сейчас не до этого, самим бы хоть что нибудь понять в этой истории, которая свалилась нам с Зинкой на голову в виде Питера Дина.

Позади осталась избушка давшая им приют, уже видна была церковь, когда из кустов со страшным треском им навстречу выскочил волк. Откуда его принесло на их беду! Волк прыгнул, навстречу ему прыгнул пес, силы были не ровны, еще в полете волк разорвал псу брюхо, пес рухнул, кровавя подтаивающий снег, но прыжок верного пса дал Владимиру минуту, чтобы развернуться и сбил полет волка, тот не допрыгнул до человеческого горла, а вцепился в его руки. Владимир рвал пасть волка, понимая, что если он отпустит зверя, вторым прыжком тот собьет его и тогда итог схватки будет непредсказуем. Кровь текла по рукам, боль туманила глаза, за спиной тонко кричала Варя, хрипел волк, время застыло, минуты текли как густая сметана из кринки, медленно-медленно. Волк рухнул рядом с издохшим псом, так и лежали они вместе – защитник и убийца. Владимир тяжело осел на снег, окровавленные руки горели огнем, Варя рыдая в голос, пыталась перевязать их платком, но кровь не останавливалась. Заслышав ее крики от церкви бежали люди, Владимира подхватили под руки и повели в деревню, Варя спотыкаясь бежала следом, уже перед избой Силантия он потерял сознание, мертвенно бледное лицо запрокинулось, нос заострился. Ох, не жилец, не жилец шептала сзади какая то бабка, на нее шикнули, но холод заполз в Варину души и остался там лежать, свернувшись в клубок. Андрюшку выгнали на кухню, все вокруг суетились мешая друг другу, пока дед Силантий не выгнал всех лишних из дома. Агафья обмыла пораненные руки, перетянула запястья, чтобы остановить кровь, Варя сидела на стуле в каком то столбняке. Жизнь как будто смеялась над ней, дала ей кусочек счастья и тут же накрыла горем и болью. Пришла деревенская знахарка, баба Маня, посмотрела руки, намазала их какой то вонючей мазью и пошла на кухню к Силантию. Плохо, врача надо, надо зашивать, очень раны глубокие, да и крови много потерял. Маруся, ты же знаешь нету врача и взять не где, попробуй как нибудь сама справиться. Я то попробую, но уж как Бог даст, плох малец, плох, если начнется горячка, не справимся.

Митька изображал бурную деятельность, он несколько раз выходил из дома, хлопал дверьми, включил музыкальный центр и фальшиво подпевал своему любимому Трофиму, потом решил перекусить, взяв блюдо с булочками и большую кружку чая он устроился у окна и поглядывал на улицу из за занавески, темнело, улица была пустой, нигде не было видно ни джипа, ни подозрительных мужиков. Митька расслабился, налил в свою любимую кружку чая, забрал со стола тарелку с булочками и устроился на стуле у окна, булочки одна за одной исчезали с тарелки, чай был сладкий и ароматный, и тут раздался звонок в дверь. Чай из кружки пролился на пол, булка выпала из рук, ах как не хотелось идти к калитке, но идти было надо. Ноги шаркали по полу и никак не хотели отрываться от половичин, как будто их приклеили клеем « Момент». Может пересидеть, но звонок заблямкал еще настойчивее, деваться было не куда. Около калитки стоял высокий толстомордый дядька. Малец, мамку позови, пробасил он. А, это «толстый» решил Митька и страх хоть и не ушел совсем, но отступил. Мама в бане моется, а вы чего хотели, хотите я папку позову, только он пьяный, а когда пьяный он злой, вон слышите музыка у нас орет, сейчас вот напоется песен и будет бузить, нас с мамкой воспитывать и Митька шмыгнул носом, как будто собирался расплакаться. А если еще узнает, что вы к маме пришли, то и вам мало не покажется. Позвать? Да не, малец, не надо, иди домой, плохо когда батя такой дурной, у меня такой же был. «Толстый» похлопал Митьку по плечу и отвалил. Пронесло! Митька закрыл калитку и перекрестился, вроде никогда раньше не крестился, а тут рука сама сложилась в щепоть и осенила мальчишку крестом, как будто делал он это множество раз.

За поворотом показалось кладбище, церкви видно не было, я знала что она в центре кладбища, надо его обогнуть и церковь будет видна. Но я была тут днем! А сейчас в темноте было очень страшно! Сколько себя не уговаривай, что бояться нужно живых, но прогулка по ночному кладбищу, к тому же расположенному практически в лесу, не для слабонервных. Мы шли молча, не произнося ни звука, круг света от моего фонарика выхватывал из темноты то крест, то часть ограды. Господи, хоть бы луна взошла, может стало бы не так страшно! Кусты расступились и показалась белокаменная церковь, даже в темноте она была видна, как будто стены подсвечивались изнутри. С каким бы удовольствием я сейчас развернулась бы и уносила отсюда ноги, только тапки мелькали бы! Но если я сейчас побегу, Зина с Питером стоящие за мной, побегут еще быстрее и мы ничего не узнаем, и уж не знаю как они, а я потом буду мучиться всю жизнь, что струсила. Когда то, очень давно я решила для себя, что лучше сделать и пожалеть, чем не сделать и пожалеть, этот своеобразный девиз помогает мне жить, поэтому отступать было некуда и, обмирая от страха, я пошла дальше.

В себя Владимир пришел только ночью, его сильно знобило, левая рука висела плетью. Варя сидела рядом, увидев что он открыл глаза, она хотела позвать бабку Маню, которая прикорнула тут же на лавке. Нет, Варя, погоди, голос больного был слаб и прерывист. Послушай меня, Варенька, я скорее всего не поправлюсь. Нет не говори так, ты не можешь нас здесь бросить, что мы с Андреем будем делать без тебя? Я прошу тебя, выслушай меня, я же не говорю, что обязательно умру, он улыбнулся бескровными губами, пытаясь утешить жену. Я просто хочу, на всякий случай, рассказать тебе, что ты должна сделать, если со мной что нибудь случиться. Ты же ведь не бросишь Андрюшку? Ты же меня не бросил там в лесу одну, меня бы уже дано сожрал бы вот такой же волк, если бы не ты. Варя, это все разговоры, поклянись мне, что ты не бросишь моего мальчика одного, если случиться беда, он совсем еще малыш и пропадет в этом мире, кроме вас у меня никого больше нет, прошу тебя, поклянись! Варя встала, сняла с божницы икону, положила руку на лик богородицы: я клянусь тебе, что никогда не брошу Андрея, все что у меня есть это вы – ты и Андрейка, я всегда буду с вами и в горе и в радости, она поцеловала икону и перекрестилась. Владимир слабо улыбнулся и опять потерял сознание. Варя поставила икону на место, села к столу и горько заплакала.

Митька зашел в дом на негнущихся ногах, упал на диван, лежал и думал, поверил ему мужик или не поверил, вернется или не вернется, незаметно для себя он так и заснул, свернувшись калачиком и ему ни сколько не мешал распевающий над ухом Трофим. И снилось ему чудное пирожное, белое воздушное, политое золотой глазурью, оно было такое красивое и аппетитное, что даже во сне у Митки текли слюнки, и самое главное, что во сне он понимал, что это пирожное испек он, что такую красоту сделали его руки! И чей то голос за спиной говорил ему – молодец, Митя! Не пойдет все прахом – будет продолжение!

«Толстый» и « тонкий» сидели в машине под забором дома уже несколько часов, ночь опустилась на улицу, в домах один за другим гасли огни и только в доме рядом с которым они сидели продолжала играть музыка. Что то тут не так, сказал потягиваясь « тонкий», если он там пьяный, должен уже или уснуть или скандал с мордобоем закатить. Да уж, точно должен, мой батяня больше часа музон не слушал, а тут одно и тоже уже третий час, хотя может он под музыку спит. Может, а может ты опять лохонулся, устал я уже от тебя, позвоню вот Трубецкому. Чего я то лохонулся заныл «толстый», мы тут между прочим вместе сидим. Вместе, вместе, два идиота! Скажи, а ты машину никакую на улице не видел? Тут нет, а вот от того дома какие то « Жигули» отъезжали. Да, оба мы лохи! Думай куда они могли поехать. Ага, как думай так я, вот ты сам и думай. Да, а ты только по голове бить, пока еще ничего не узнал. Слушай, лоб « толстого» морщился от напряжения, как будто в нем были не мысли, а ржавые шестерни, он чего то про какое то «воскресенье» говорил, чего «воскресенье» то, если сегодня среда. Воскресенье, воскресенье… а ведь мы когда сюда ехали, я видел знак – церковь « Пустое Воскресенье», какая то совсем старая церковь, поехали ка туда. Ночью? Может до утра подождем. Чего, покойников боишься? И « тонкий» визгливо засмеялся, ты Антоша лучше живых бойся, Трубецкого например. Антоша, передернул плечами и смирился с неизбежностью посещения церкви в два часа ночи. Уж лучше ночная церковь, чем Трубецкой.