Текст книги "Зовите меня Медведем"

На улицах уже зажгли тусклые фонари, постепенно становилось немного прохладнее. Живот урчал от голода, но заходить никуда не хотелось – это означало бы новые контакты с людьми.

Я прислонил рюкзак к стене обветшалого здания с заколоченными окнами и сел прямо на тротуаре. Над головой раскачивались мириады спутанных проводов, они находились в катастрофическом состоянии, и стекались к столбам со всех концов города. Одно из окон было заколочено плохо, и фанера жутко скрежетала, хлопая о прогнившие остатки рамы, нагоняя тоску и мысли о призраках. Люди, проходившие мимо, спотыкались о мои ноги и недовольно что-то восклицали, но мне было все равно. Я закурил и задумался, опершись на бетонную прохладную стену.

Напротив меня раскинулась ярмарка, пестревшая лавочками с поношенной одеждой и перезрелыми фруктами в прогнивших деревянных ящиках. Воздух состоял сплошь из резких ароматов, которые несли с собой прохожие, спотыкавшиеся об меня. Я различал выхлопные газы, пот, пропавшие фрукты, дешевые духи, свежий зеленый лук и тошнотворный мясной бульон. Из кондитерской, расположенной за углом, выходили с пакетами, из которых торчали длинные палки батонов, и пахло дрожжами и сырым тестом. Кто-то из прохожих пролил мне на ботинки пиво, а в закоулке напротив бездомный справил свою нужду. Ароматы поистине будоражащие.

Не знаю, как долго я там просидел, но судя по всему, достаточно, так как за это время мне еще дважды успели облить ботинки, а кто-то даже плюнул в мою сторону, но промахнулся. Я собирался уже подняться и отправиться на поиски еды и ночлега, когда рядом со мной приземлилась довольно крупная девушка, на вид – лет двадцати. Она сразу пошла в наступление, несмотря на то, что я никак не отреагировал на ее появление.

– Ты самый настоящий бездельник.

– Точно так же говорила моя мать.

– И она была права, судя по всему.

– Нет, у меня два высших образования.

– Это ничего не доказывает. Нелегкий день?

– Тебе какое дело?

– Обычно только неудачники сидят на тротуарах и не замечают, что их обувь облита пивом, а футболка провоняла насквозь.

– Можешь взять себе. Заодно постираешь.

– Это дискриминация. Думаешь, раз я девушка, значит, у меня руки чешутся приласкать какую-нибудь свинью, и постирать ему футболку, а заодно заштопать носки?

– Не помешало бы. Думаю, ты бы не отказалась разделить со мной кровать в своем отеле. – Я снова начал злиться, устав от бессмысленного разговора, и заметив, что она-то точно не похожа на неудачницу.

Одета она была лучше некуда, в ушах довольно крупные серьги, на левом запястье тонкие часики, явно не из дешевых. Странно было видеть ее, нарядную и сияющую, рядом со мной на грязном вонючем асфальте.

– В современном обществе патриархальные нравы уже неприемлемы. Это дискриминация по половому признаку, ты не только бездельник, но еще и хам. Ни одна уважающая себя девушка не станет прислуживать мужчине, тем более – такому, как ты.

– Больно нужно. Что ты вообще привязалась? Прицепись со своей эмансипацией женщин к тому, кто захочет тебя слушать. Катись-катись.

Пару минут она сидела молча, я подумал, что зря на нее сорвался, но нельзя же вот так вторгаться на чужую территорию и лезть с нравоучениями, да еще такими тупыми, к первому встречному. Я слушал движение улиц, крики лавочников, топот ног и бесконечные сигналы автомобильных гудков. Шум отвлекал от урчания живота. Мне почти удалось забыть о надоедливой соседке, как она снова напомнила о своем присутствии.

– У тебя живот урчит громче, чем старый тракторный мотор.

– Ага. Он не переваривает глупых девиц.

Она пропустила мое замечание мимо ушей.

– Пойдем, я угощу тебя пивом и орешками.

– Зачем тебе это? Просто оставь меня в покое и пожертвуй деньги на благотворительность.

– Не могу, я уже сделала пожертвование вчера, сегодня день помощи голодным неудачникам.

– Во всем городе не осталось никого подходящего под это описание, кроме меня?

– К сожалению. Я Энга. – Она поднялась с земли и замерла, явно ожидая от меня того же. Нехотя я повиновался, накинул рюкзак на плечи, ойкнул от боли, когда он врезался в избитые ребра, и отправился следом за Энгой.

Мы долго петляли по старым районам Дананга. Улицы выглядели дикими и запущенными. Людей становилось меньше, зато все чаще встречались пьяные уроды. Наконец девушка остановилась у неприметного заведения, перед которым, шатаясь, курило человек восемь, примерно ее возраста. Энга поздоровалась с каким-то парнем, в ответ тот лишь покачнулся и схватился за урну, чтобы не упасть. Мы прошли внутрь, Энга что-то крикнула и растворилась в толпе. Я стоял как истукан, думая, что нужно бежать, пока еще есть возможность. Вскоре моя спутница вернулась с подносом, на котором возвышалась горка чесночных гренок, сомнительного вида сэндвичи и что-то еще, не поддающееся идентификации. В левой руке я заметил связку пивных жестянок. Во Вьетнаме их приносят, не дожидаясь, пока вы закажете, и выставляют новые, как только гора смятых банок под столом начинает разрастаться. Все кругом плюют и стряхивают мусор прямо на пол. Звуковое сопровождение у подобных мероприятий соответствующее.

Энга кивнула головой в сторону столика, за которым спал в стельку пьяный вьетнамец лет сорока. Я протиснулся сквозь посетителей, что-то шумно выяснявших, и сел по правую руку от спящего бездомного. Воняло от него страшно, но я уже привык к подобным ароматам. Спросив, можно ли здесь курить, я достал последнюю сигарету и попытался перебить запах соседа. Энга тоже подкурила какую-то ментоловую дрянь.

– Ты путешествуешь?

– Убегаю.

– Убил кого-то?

– Просто похоронил.

– И куда бежишь?

– Прочь. – Я открыл первую банку пива и закинул в рот большую горсть арахиса, давая понять, что не хочу об этом говорить.

– Так как ты сказал, тебя зовут?

– Я не говорил.

– Сейчас самое время! – Энге приходилось кричать, чтобы я мог хоть что-нибудь расслышать.

– Можешь звать меня Медведем. А что ты здесь делаешь? Ищешь любовь, или смысл жизни?

– Работаю.

– Что, прямо здесь? – Я обвел взглядом неприглядный бар, и меня передернуло от мысли, что девушка может работать в подобном месте. Пусть даже такая надоедливая. Но она кивнула. – Как тебя угораздило?

– Мой отец совладелец этого заведения, раньше весь дом принадлежал отцу, но после смерти матери он задолжал крупную сумму, и продал первый этаж своему старому другу под бар. Я помогаю ему здесь по ночам, а днем преподаю английский.

– Значит, ты вьетнамка? У меня никогда не было с вьетнамской девушкой, но ты не подходишь под строгие стандарты. Должна быть более экзотическая внешность. – Энга закатила глаза и залпом опустошила свою банку пива.

– Нет, отец швед, он приехал сюда двадцать пять лет назад, вместе с какой-то фирмой, которая развалилась через год, оставив его ни с чем, даже денег на обратный билет не было. Вьетнамцы сами нищие, но все же помогли ему встать на ноги. Отец решил остаться. Сказал, что ему климат понравился. А мама из Австралии.

– Ясно. – Я кивнул и посмотрел на часы. – Очень интересно, но мне уже пора. Нужно еще найти, где переночевать. Спасибо за пиво, и все такое.

– Можешь остаться у нас. Папа уехал на несколько дней в Ханой, так что никто ничего не скажет, если ты поспишь в гостевой комнате.

– Я не ошибся, ты и правда маньячка. Не кровать в отеле, так диван в гостевой комнате.

– Ты меня раскусил. – Энга скорчила недовольную гримасу. – Но я обещаю не домогаться. Мне действительно нравится помогать людям.

До закрытия бара она рассказывала истории из своей короткой, но такой нудной и пустой жизни, что я перестал слушать, когда допивал всего четвертую банку пива. В общей сложности мы уговорили штук двадцать, если не больше. Мне давно не доводилось напиваться, так что изрядная партия алкоголя сильно ударила по мозгам. С трудом я поднялся по лестнице на второй этаж, по ходу отпуская недвусмысленные комплименты, и свалился, как подкошенный, на застеленный для меня диван.

Я проснулся посреди ночи в холодном поту. Почти каждую ночь Кора приходила в мои сны, но стоило мне напиться, они становились настоящими кошмарами. Не до конца понимая, где нахожусь, я сел на кровати и застонал. Живот скрутило со страшной силой. На ощупь я добрался до двери, из-под которой пробивалась полоска света, и подергал ручку – закрыто. Я продолжил пробираться в темноте, но не сделал и пары шагов, как споткнулся о журнальный столик или тумбочку, или черт пойми что, и грохнулся наземь.

Закрытая дверь распахнулась, Энга в одном нижнем белье подбежала ко мне, потом метнулась к выключателю, и снова опустилась передо мной на колени. Я потирал ушибленную ногу, свет раздражал уставшие глаза, а живот скрутило еще сильнее.

– Туалет.

– Идиот!

– Где туалет? – Снова процедил я.

– Следующая дверь. – Энга помогла мне подняться и села на диван.

Я же закрылся в ванной и чуть не расплакался. Все тело ломило, голова раскалывалась.

Через полчаса мне полегчало. Покачиваясь из стороны в сторону, я вышел из ванной. Энга сидела в том же положении, которое приняла полчаса назад. От вида загорелого крупного тела меня снова замутило. Не то чтобы после гибели Коры я стал святым, но девушки вызывали у меня спутанные чувства, и за два года у меня не было почти никаких связей, несмотря на неизменные пошлые шутки и подкаты. Я подумал, что Марта была права, назвав меня идиотским ежом, причиняющим боль самому себе. Все это – защита от окружающих, непробиваемая броня самоуверенного придурка, у которого все в полном порядке по мужской части, но одна мысль о близости вызывает рвотные спазмы.

– Легче?

– Нет. – Я плюхнулся на диван рядом с Энгой и снова сложился пополам. – Который час?

– Пять. Ты кричал, как раненый слоненок. Никогда не видела, чтобы человек так быстро пил, а потом так сильно мучился.

– Это не только из-за выпивки. Еще и неутоленная жажда старого доброго перепихона. – Я попытался улыбнуться, но получилась жуткая гримаса.

– Все-таки, хочешь, чтобы я начала домогаться? – При этих словах она положила руку мне на бедро и еле касаясь, провела подушечками пальцев вверх. Меня словно током ударило. Я поспешно отодвинул руку, и внезапно положил голову ей на плечо.

– Можешь просто посидеть?

– Мало того, что ты не слушал ничего из того, что я говорила, оказался самым неблагодарным из всех, кого я выручала, так еще и спать со мной отказываешься?

– Вроде того.

– Тогда ты не совсем потерян для общества.

– Спасибо.

Она зачем-то принялась гладить мне волосы, а я даже не пытался сопротивляться, в голове все плыло. Комната двоилась, противный желтый свет от старого абажура вызывал неприятные воспоминания о времени, когда мы с Корой только съехались, сняв гостинку в жутком общежитии. Лампочки там были точно такие же, по вечерам нам не хватало освещения, так что приходилось зажигать свечи и тесниться у коричневого стола, вдоль и поперек изрезанного перочинным ножом, исписанного инициалами прежних жильцов этого убого уголка. Утром по растаявшему воску ползали целые колонии тараканов, Кора запиралась в душевой и торчала там до тех пор, пока мне не удавалось справиться со всеми усатыми соседями. Когда я расправлялся с последним, она выходила, устраивалась рядом со мной на кровати и принималась гладить меня по голове. Ей нравились мои волосы, темные и жесткие, но с тех пор, как ее не стало, я стал бриться под ноль, и возненавидел прикосновения. Сейчас не было ни тараканов, ни Коры, грозящей вернуться к тетке, с которой она жила раньше. Но тошно все равно стало.

– Энга.

– Мм?

– Перестань, пожалуйста.

– Перестать – что?

– Волосы. Не трогай волосы. – Я поднял голову и посмотрел на нее, она тоже раздвоилась и показалась мне симпатичной.

* * *

Утром меня выворачивало, я помнил, что притянул Энгу к себе, дальше – мог только представлять. Но когда я проснулся, в комнате никого не было, я свалился во сне с дивана и ударился журнальный столик. Так что теперь болело еще и плечо. На столе стоял простенький завтрак из порезанного багета, мармелада и маргарина, несколько фруктов в вазе, наполовину наполненный кофейник, стакан какого-то сока. На диване лежало полотенце. Я принял ледяной душ, выпил весь кофе и заварил себе еще. В квартире стояла умиротворяющая тишина. Не было ни тикающих часов, ни домашних животных, никакой музыки. С улицы долетал легкий гул, окна были закрыты, а кондиционер работал бесшумно. Все в квартире выглядело чистым и аккуратным, не считая тумбы, которую я перевернул ночью.

После трех кружек кофе я пришел в себя, написал неровными буквами записку и положил ее в вазу с фруктами. Рюкзак стоял у входной двери, на мои призывы никто не откликался, так что ничто не мешало мне уйти незаметно.

Правда, я забыл, что внизу находится бар, в котором работает Энга. Но, хвала небесам, ее там не оказалось. Я пробрался через гущу вялых утренних посетителей, которые были не в пример тише вечерних буянов, отмахнулся от бармена, что-то крикнувшего мне вслед, и выскользнул в уличный поток. Не имея ни малейшего понятия, где нахожусь, я просто пошел прямо.

Через пару кварталов я наткнулся на парочку туристов и спросил, не знают ли они, как попасть на пляж. На ломаном английском парень объяснил, где и куда поворачивать, даже попытался посоветовать хороший ресторан, но я уже зашагал прочь.

* * *

Прошло несколько недель с тех пор, как я познакомился с ненормальной четверкой, мне становилось все хуже. После Китая на меня накатила волна депрессии, замечать красоту окружающего мира становилось все сложнее. Города казались пресными, природа – унылой, люди внушали отвращение, а девушки, после знакомства с Энгой, стали отталкивать с удвоенной силой. Я питался одними фруктами, которыми вьетнамские рынки изобиловали, а местные продавцы делились с большим удовольствием. Раньше я любил манго, питахайи, личи и рамбутаны, но теперь мне не хотелось даже видеть их. Блокноты и открытки, которые я продавал по вечерам на шумных улицах приносили копейки, которые сразу же улетучивались, так как постоянно хотелось пить. Я покупал ледяное пиво в придорожных забегаловках, запивал ими сэндвичи и глотал похлебку с лапшой.

Попутчики попадались самые что ни на есть заурядные. Разговаривать я отказывался наотрез, так что водителям приходилось делать вид, что меня не существует.

Автобусы одним своим громким пыхтением и запыленными окнами вызывали отвращение. Воздух стал сухим и несносным, пот лил ручьями, вся моя одежда превращалась в грязное месиво.

По дороге во Вьентьян меня остановили лаосские полицейские, они хотели выяснить, не беженец ли я, а мне не было никакого дела до того, что они подумают, так что я просто смеялся над их обезьяньими рожами и жалкими попытками выражаться на ломаном английском. Ничего от меня не добившись, они махнули рукой и разрешили воспользоваться туалетом, где воняло травкой, использованной туалетной бумагой и одеколоном. Я переменил футболку, выглядевшую так, точно меня изваляли в грязи на футбольном стадионе, на относительно свежую. Немного подержав голову под ледяной струйкой воды, я посмотрелся в зеркало и скорчил рожу. Настоящий медведь. Мне вспомнилось серьезное лицо Джереми, когда он говорил, что я хороший человек. Вспомнились Мопс и Клюква. Марта в обтягивающей футболке темно-бежевого цвета. На секунду мне показалось, что я жалею о своем отказе поехать вместе с ними. Но это чувство быстро прошло, и я снова разозлился на полицейских, из-за которых потерял несколько часов.

По Лаосу ехать было очень тяжело, никто не хотел останавливаться, машин было мало, дороги разбитые и пыльные. Зато все водители реагировали на чужака, стоящего на обочине. Одни разводили руками, другие махали, третьи мигали фарами, а остальные сигналили, некоторые даже кланялись, как бы оправдываясь. Я вышел из туалета, взял свой рюкзак, сильно полегчавший за три недели, и, кивнув недотепам, покинул полицейский участок.

Дорога плавилась от жары, мухи лениво перебирали лапками, сидя на листьях низких кустов. Я поблагодарил Таня за его щедрый подарок, натянул соломенную шляпу пониже и увидел, как на обочину съехал чистый красный пикап. Оттуда выскочил довольно молодой парень необычной наружности, махнул водителю и решительным шагом направился в сторону полицейского участка. Пикап заехал на заправку, расположенную на противоположной стороне.

Парень быстро прошел мимо меня, потом резко остановился и сдал назад. Оказавшись на расстоянии метра, он сделал вид, что не смотрит в мою сторону, рассмеялся, а потом оглядел меня с головы до пят и хмыкнул. Какой-то ненормальный, – решил я, покосился еще раз на чудака и попятился к трассе. Парень в это время достал из кармана пачку «Мальборо» голд и заговорил слишком высоким голосом для такого крепкого телосложения.

– Уже уходишь? Жаль. Я бы с удовольствием угостил тебя сигаретой, если ты куришь, немного поболтал бы.

– О чем?

– О том же, о чем и все люди, ничем конкретным не занятые. О жизни, о дороге, о женщинах.

– Я не откажусь от сигареты, но времени болтать у меня нет. Мне хочется добраться до Вьентьяна засветло.

– Туда-то мы и направляемся. Если подождешь здесь минуту, возьмем тебя с собой. Автостоп-то здесь не ахти, а? – Сказав это, он кинул мне только что начатую пачку сигарет и с силой дернул дверь участка. Такие подарки судьба дарит нечасто, особенно неисправимым пессимистам вроде меня, так что я решил подождать и уселся на ступенях, в жидкой тени от низенького деревца. Я успел выкурить две сигареты, и собирался уже тронуться в путь, когда парень выскочил из отделения, ругаясь по-лаосски с придурками, которые меня сюда привезли. Красный пикап стоял, припаркованный на обочине. Водитель тоже курил, разговаривая с кем-то по телефону и активно размахивая длинными ручищами. Значит, они не местные. У тех-то ручки коротки.

Парень стрелой пронесся мимо меня, не обратив никакого внимания. Только поравнявшись с машиной, он обернулся и крикнул:

– Решил здесь остаться, а? Тогда верни сигареты!

Я поспешно ринулся вслед за ним.

В салоне работал кондиционер, но даже он не спасал от жары, проникавшей сквозь опущенные стекла. Водитель курил без передышки, все время ругаясь с кем-то на другом конце провода.

– Не обращай на него внимания, он что-то вроде главного лаосского мафиози, весь в делах, даже во сне. – Парень сказал это с какой-то необъяснимой нежностью и посмотрел на здоровяка, одновременно пытающегося подкурить новую сигарету от той, что дотлевала у него в руке, и коленями управлять автомобилем. Я не был уверен в том, что это хорошая затея.

– Ян. А ты?

– Медведь.

– Тебе подходит. Путешествуешь?

– Что-то в этом роде.

– Рассказать что-нибудь увлекательное об этой прекрасной стране?

– Избавь, пожалуйста. Мне не интересно.

– Странный ты путешественник. – Ян прищурился и слегка наклонил голову влево, точно подыскивал удачный ракурс, чтобы сделать фотографию. – Едешь в какое-то конкретное место, или просто гоняешься за свежими эмоциями?

– Просто бегу от прошлого.

– Криминального? Впрочем, не отвечай. Что тебе дали эти поездки?

– Ненависть.

– И ничего больше? Я думал, люди, которые ездят автостопом, обретают нирвану, углубляются в культуру и жизнь других народностей, познают жизненную мудрость.

– Я просто ненавижу автобусы.

Ян хмыкнул и отвернулся, сделав вид, что изучает однообразный пейзаж, мелькавший за окном, хотя тот не менялся с тех пор, как я пересек границу с Вьетнамом, а мой попутчик, судя по всему, жил здесь, так что это была просто поза. Через какое-то время он нарушил молчание, прерываемое лишь выкриками водителя.

– Чем ты зарабатываешь на жизнь?

– Раньше я был экологом, защищал права животных, боролся со свалками, и все такое.

– А сейчас?

– Я понял, что материальные ценности – преходящи, и важны только духовные богатства.

– Совсем другое дело. А говорил, что поездки дали тебе только ненависть.

– Я ненавижу материализм.

Разговор явно не клеился, но я ничего не мог с собой поделать. С чего вдруг этот парень вызвался мне помогать? Кто они такие, эти позитивные сектанты, пристающие к людям на трассах? Я закурил и закашлялся.

– Воды? – Спросил водитель, впервые положивший телефон на пассажирское сиденье, и рассматривавший меня в зеркало заднего вида. Он показался мне намного старше Яна, с начавшей проступать сединой, которая была ему к лицу. Я удивился тому, что такой красивый мужчина – глава мафии, но не стал ничего говорить, а просто кивнул. – Меня зовут Мэл.

Я смог ответить только после того, как одним махом осушил пол-литровую бутылку воды.

– Спасибо, Мэл.

Но он уже не слушал, поскольку снова зазвонил телефон.

Ян повернулся ко мне и подмигнул.

– Хочешь ограбить заправку?

Такого поворота событий я не ожидал. Все равно, что он плеснул бы мне в лицо серной кислоты. Язык прилип к небу, в голове снова всплыли слова Клюквы и Джереми о том, что они считают меня хорошим, хотя даже не знают. Ян, видимо, посчитал, что я являюсь полной противоположностью понятия «хороший». Может, мой вид и не был самым презентабельным, но мне всегда казалось, что даже в худшие времена я не смахиваю на бандита. Что же, мои спутники тоже не похожи на опасных преступников.

– А ты, значит, этим на жизнь зарабатываешь?

– Нет, это работа Мэла. Но он не грабит, просто собирает дань. А я иногда хожу с ним и набиваю полные карманы всем, что придется по вкусу. Нечего так пугаться. Это противозаконно, но не опасно.

– Я не боюсь, но…

– Так и скажи, что боишься.

– Зачем ты ходил в тот участок?

– Догадайся.

– Подкуп?

– Ты сообразительнее, чем кажешься.

Мэл свернул к заправочной станции, взял что-то из бардачка и спокойно вылез из машины, не прерывая телефонный разговор. Ян подергал меня за рукав, как маленький мальчик, умоляющий маму купить ему новый игрушечный джип, или вертолет на радио управлении.

– Черт с тобой.

На улице стало еще жарче, чем когда мы садились в машину. Солнце стояло в зените и жалкие низкие кусты не отбрасывали тени, на лбу сразу же выступили крупные капли пота, желудок свело от волнения. Ноги у меня затекли от долгой езды, а одежда пропахла сигаретным дымом. Так всегда бывает, когда куришь в замкнутом пространстве.

– Тебе не о чем беспокоиться. Они меня знают. Мэл скажет, что ты со мной, без проблем.

Ян уверенным движением толкнул массивную дверь и ввалился внутрь с видом победителя.

– Здорово, ребята, как ваше ничего? – Кассирши уставились на него с недоумением, пришлось продублировать на лаосском. Все заулыбались и закивали. Он снова что-то сказал, и старшая из продавщиц замахала на него руками, стала громко и возмущенно что-то говорить, но Ян грубо оборвал ее на полуслове. Понурив головы, две девушки и парень-уборщик скрылись в недрах помещения.

– Выбирай. Мэлу понадобится минут десять, а пока эта забегаловка в нашем распоряжении.

Он прошелся вдоль полок, скинул несколько пачек печенья на пол и прыгнул на пакет сока, с шумом и брызгами разлетевшийся на части. Мне стало не по себе. Одинокий вентилятор гудел под потолком, неуклюже поворачиваясь из стороны в сторону и гоняя слабые потоки затхлого воздуха. Ян тащил с полок все подряд, рассовывал по карманам презервативы, сигареты, жвачки, энергетики. Перехватив мой испуганный взгляд, он ободряюще кивнул и обвел рукой торговый зал, а затем показал на часы.

– Поторопись.

Я тоже стал рассовывать по карманам жвачки и печенье. Ян заметил, что я копаюсь, подлетел к стойке с сигаретами, приказал оттянуть футболку, а затем сгреб туда все содержимое витрины. Несколько пачек упали, но мы не успели их поднять, так как в этот момент вышел Мэл. На его лице явственно читалось недовольство.

– Уходим.

Быстрым шагом мы покинули магазин, и чуть ли не бегом добрались до автомобиля. Стоило Мэлу тронуться, двери заправки распахнулись, и на улицу высыпал весь персонал. Впереди всех бежали двое невысоких мужчин в смешных ковбойских шляпах. Я прижался к заднему стеклу, чтобы лучше их разглядеть, но в этот самый момент Ян крикнул: «пригнись!», и я услышал стрельбу. Мэл выругался, рванул вперед, и мы наконец смогли выпрямиться.

– Что за хрень это была, Мэл?

– Они заявили, что больше не собираются подчиняться правилам нашей игры, обещали натравить копов. Если те ничего не сделают, то они сами с нами разберутся. Я им пригрозил, напомнил, кто здесь главный, но, видимо, не помогло.

– Оставим их в покое на какое-то время?

– Как бы не так!

Мэл хотел добавить что-то еще, но в это время ему опять позвонили, и Ян откинулся на сиденье, закрыв глаза тыльной стороной ладони. Меня словно не существовало. Сначала угостили крадеными сигаретами, подбили на воровство, а потом подвергли риску быть убитым. Прекрасно. Я отшвырнул все, что мы забрали, и Ян посмотрел на меня с укором.

– Такое случается. Не паникуй, Медведь. Серьезные дяди вроде Мэла делают свой бизнес, а мальчики вроде меня им помогают.

Тут до меня дошло, я даже передумал орать на него за то, что из-за них моя жизнь висела на волоске.

– Он твой папик, да? Богатенький папочка, который спонсирует своего мальчика? – Я говорил шепотом, но на всякий случай покосился в сторону Мэла – как бы он не услышал.

– Закройся, ладно?

– Я торжествую.

– Твое право.

Почти до самого Вьентьяна мы не разговаривали. Я уже упоминал, что люди, обратившиеся ко мне даже с самыми добрыми намерениями, обычно через часок-другой страстно мечтают поскорее избавиться от моего общества. На въезде в город мы встали в пробку. Все сигналили, как сумасшедшие, и Мэлу пришлось закрыть окна, но курить он не перестал, так что в машине стало совсем нечем дышать. Глаза слезились, а в легкие проникало слишком много табачного дыма, голова начала кружиться. Я рванулся, чтобы вылезти из машины, но Ян меня удержал.

– Подожди. Мэл, время запрещенных приемов.

Тот неопределенно повел плечом, что Ян воспринял как призыв к действию. Он вытащил из-под водительского сиденья мегафон и мигалку, которую водрузил на крышу. Затем дождался, пока Мэл положит трубку, высунулся в окно и заголосил. Машины, стоявшие перед нами, начали перестраиваться и расступаться. Через три минуты мы свернули с центральных улиц и поплелись по окраине.

– Мэл сегодня устраивает небольшую вечеринку. Вряд ли тебе есть, куда идти, так что можешь заглянуть к нам. Как бывшему экологу, тебе, возможно придется не по душе богемная жизнь, но преступникам обычно нравится.

– Ты меня в это втянул.

– Теперь я торжествую, – отпарировал этот говнюк моей же фразой, и что-то сказал Мэлу. Тот кивнул и улыбнулся мне в зеркало. – Он не возражает. Так ты подумаешь?

– Нет.

– Высадить тебя здесь, или отвезти в центр? Там кошмарно интересно. Грязная река, никакой архитектуры, две жалкие церквушки, и буддийский монастырь. О, еще конечно, улица для туристов, с хостелами и прочей хренью.

– Не нужно.

– Мм? Ты говоришь загадками.

– Я не буду думать, потому что я уже решил. Если Мэл не против, то я принимаю приглашение.

– Вот и чудненько. Там будет еще несколько ребят, твои ровесники, или около того. Так что не заскучаешь.

– Ненавижу людей.

– Тогда уединишься с бутылкой вина, а потом еще немного с тобой поболтаем.

– Идет.

Ян удовлетворенно заколотил по спинке водительского кресла и присвистнул. Мэл поглядел на него в зеркало, покачал головой и продолжил свои телефонные препирательства. На низкий азиатский город опускалась ночь, улицы зажигали свои фонари, люди постепенно покидали свои дома, чтобы насладиться вечерней свежестью, пропахшей жареным рисом с морепродуктами, винными парами, туристическими рюкзаками, грязными работягами, спешащими в бары на окраинах, чтобы выпить пива и вернуться к своим семьям. Мы миновали центральные улицы, не сворачивая ни на одну из них, но все же проезжали достаточно близко, чтобы я смог разглядеть зазывал, сомневающихся туристов и путешественников, бродивших от хостела к хостелу, выбиравших заведение подешевле, чтобы перекусить после утомительного дня. Город жил своей жизнью. Когда мы выехали на разбитую дорогу, ведущую вдоль реки, Ян нетерпеливо заерзал на сиденье.

– Обожаю вечеринки у Мэла. Готов поспорить на что угодно, что в таких особняках тебе еще не доводилось бывать.

– Я никогда к этому и не стремился.

– Каждый хочет прикоснуться к роскошной жизни, разве нет?

– Только взглянуть одним глазком, чтобы затем высмеять.

– Ненавидишь все материальное, да?

– Просто не вижу смысла в богатстве и роскоши, если внутри при этом пустота, которую не заглушить ни деньгами, ни драгоценностями.

– Хочешь сказать, у тебя внутри зияющая рана, кишащая червями воспоминаний? – Ян посмотрел на меня и цокнул языком. – По тебе и не заметно.

– Я над этим как раз работаю. А у тебя нет? Или у Мэла?

– Дай-ка подумать.

– Если ты умеешь.

– Не смешно.

Но подумать он не успел, мы уже свернули на подъездную дорожку, с обеих сторон окруженную манговыми деревьями. Конец ее тонул в темноте, чуть поодаль отстоял залитый светом особняк, больше напоминавший родовое гнездо в Англии начала девятнадцатого века, чем жилье лаосского мафиози. Мне бы и в голову не пришло, что в Азии можно выстроить подобное сооружение. Тут были и колонны, и античные статуи, и фрески, и фонтаны, и даже живая изгородь, и беседки, увитые виноградом. На земле валялись спелые манго, лопнувшие от зрелости, усеянные голодными насекомыми, которых привлек их терпкий сладкий аромат. Мэл высадил нас у большой мраморной лестницы, а сам скрылся где-то в глубине бесконечного сада. Ян похлопал меня по вспотевшей спине, и двинулся вперед, попутно рассказывая историю этого дома. И да, он был прав – никогда раньше мне не доводилось бывать в подобных зданиях.

– У тебя есть приличная одежда?

– Нет, мой портной не смог сопровождать меня, но я могу надеть самые чистые джинсы, если нужно.

– Что-нибудь найдем. – Мои шутки ему явно не нравились, или он их просто не понимал. А я всегда считал – чтобы жить в таком доме, нужно обладать хорошим чувством юмора.

Судя по шуму, доносившемуся из-за высоких дверей матового стекла, вечеринка уже началась, но мы даже не остановились, чтобы заглянуть внутрь, а проследовали сразу на второй этаж. Кондиционеры работали на полную мощность, так что мокрая от пота футболка, прилипшая к телу, остыла, и по спине побежали мурашки.

Комната Яна напоминала скорее гримерную кинозвезды, нежели жилище молодого парня. Не было ни постеров с футболистами, ни плакатов с голыми женщинами, зато повсюду валялась дорогая одежда, лучшие импортные часы, а все стены были увешаны зеркалами. Прикроватный столик скрывался под горой сигаретных пачек, а пол был устелен пеплом вперемежку с журнальными вырезками и еще каким-то мусором.