Текст книги "Зовите меня Медведем"

– Если честно, я надеялся, что вы четверо относитесь ко мне сносно.

– Так и есть. Ладно. Я устала сегодня. – Марта залезла в палатку и улеглась, голос ее доносился издалека, как будто нас разделяло несколько километров. – Ты идешь? Я не могу спать одна.

– Целоваться будем?

– Обязательно.

Но мы не целовались. Пока я располагался, Марта успела заснуть, и мне оставалось только пристроиться рядом с ней и смотреть, как кончик ее носа едва заметно шевелится, точно она что-то вынюхивает. Мне хотелось устроиться поудобнее, разбудить ее, спросить, куда она едет, зачем ей это, но стоило мне протянуть руку, она схватила ее во сне, и крепко сжала, а потом перевернулась на другой бок. Я обнимал ее сзади, и чувствовал, что не могу сопротивляться желанию хотя бы попытаться, несмотря на грядущий гнев Клюквы. Нужно было просто объяснить ей все, когда мы снова останемся наедине. Я еле ощутимо коснулся губами ее виска, в нос ударил запах шампуня, соленой воды, хвои и зубной пасты, перед глазами возникла Кора, но я отогнал видение, и тоже уснул.

Меня разбудила возня и громкие голоса. Сначала я подумал, что нас все-таки обнаружили и пришли, чтобы прогнать с чьей-то частной собственности. Мне удалось выбраться из спального мешка, аккуратно сняв с себя руку Марты, отяжелевшую ото сна, и выглянуть наружу. Уже рассвело, но определить, сколько времени, было сложно. Трейлер стоял на том же месте, где Клюква припарковал его вчера, дверь была закрыта, из соседней палатки не доносилось ни звука, и я решил, что мне померещилось. На всякий случай я вышел на разведку, и заодно покурить и опорожнить переполненный мочевой пузырь. Стоило мне выпрямиться в полный рост, на меня обрушился шквал довольно сильных, но нечетких ударов, как будто нападавший был пьян. Мне удалось схватить его за руку и рассмотреть.

Пэт выглядел просто ужасно, вся одежда в чем-то выпачкана, лицо в грязных потеках, перемешанных с кровью, по щекам катились крупные слезы, колени, торчащие из-под шорт, все в ссадинах. Он продолжал размахивать кулаками и что-то орать, но я не мог сосредоточиться на словах – рот его был перекошен от ярости, глаза метали молнии, но он не источал воинственность. Клюква был напуган, жалок и беспомощен. После трех неудачных попыток мне удалось усадить его на раскладной стул, плеснуть в лицо холодной водой, и запихнуть в рот сигарету. От него ужасно воняло, пот смешался с алкогольными парами и одеколоном. Ему с трудом удавалось даже сидеть ровно. Я влил в Пэта литра полтора воды, подождал, пока он очистит желудок, и опустился на соседний стул.

– Ненавижу тебя.

– Взаимно. Что ты творишь?

– Какого хрена ты делал в палатке Марты? Ты спал с ней, ублюдок?

– Не твое дело.

Клюква попытался кинуться на меня с кулаками, но не удержал равновесие, и грохнулся наземь. Я терпеливо водрузил его на место, хотя у самого руки чесались врезать по его и без того разбитому носу.

– Где ты был?

– Не твое дело, – он огрызнулся и растянул губы в измученной злобной улыбке.

– Ясно. Хочешь, чтобы я убрался подальше, я правильно понимаю?

– Правильнее некуда.

– Тогда я пошел.

– Проваливай.

Я поднялся, чтобы уйти, но в этот момент Марта выглянула из палатки.

– Какого дьявола вы тут орете?

– Я сваливаю. Мне надоело, что вы меня терпите только потому, что Реми наплел вам какую-то ересь, хотя никто из вас не согласен с его словами. Вот этот только и мечтает, чтобы я сквозь землю провалился, а ты изводишь нас обоих. Счастливо оставаться.

– Ты никуда не пойдешь, – Марта произнесла это очень спокойно, но так жестко и холодно, словно кто-то провел ножом по стеклу. – А ты…ты сейчас же отправишься спать. Поговорим, когда протрезвеешь.

* * *

На следующий день Клюква мучился с похмельем, Мопс сел за руль, Марта злобно нас всех оглядывала, а Реми, вырванный из страстных объятий Полины не понимал, почему мы так внезапно сорвались в путь, хотя собирались задержаться в Бангкоке на несколько дней. Смеха стало меньше, обстановка была угрюмой, первые тучи сгущались над нашими головами и омрачали и без того непростое путешествие. На заправке, где мы остановились в обед, было людно и шумно, все разошлись в разные стороны, и затерялись в толпе. Я стоял, облокотившись на раковину в уборной, и размышлял о том, как быть дальше. Всеобщие настроения мне не нравились, вместо того, чтобы обрести друзей и начать радоваться жизни, я начал снова уходить в себя и все время злился.

Больше всего бесило то, что Клюква ненавидел меня за действия, которых я не совершал, и мне хотелось назло ему все чаще и чаще оставаться с Мартой наедине, пока мы не выясним, как относимся друг к другу. Притяжение становилось все сильнее, но были подозрения, что она просто продолжает свою жестокую женскую игру, которую я не мог понять, а Пэт – простить. Кто-то вошел в туалет, я резко обернулся, споткнувшись о свои же ноги, и чуть не упал прямо Клюкве в объятия.

Он казался подавленным, не глядя на меня и мои неуклюжие танцы, склонился над писсуаром и оперся о стену, чтобы не шататься.

– Ты как?

– Отвали, – прошипел Пэт, и сплюнул через плечо в мою сторону.

– Поймешь ты, наконец, что ничего не было?

– Меня не это волнует. – Он закончил свои дела и подошел к раковине, на которую я вновь облокотился, вымыл руки, и посмотрел на меня. Мы стояли друг напротив друга, не мигая, и думали каждый о своем. Устав от игры в гляделки, Клюква еще раз смачно сплюнул и двинулся к выходу, развивая свою мысль на ходу:

– Ты внезапно возник у нас на пути, помешал нам уехать, Реми, едва завидев тебя, завел свою шарманку, что мы должны помочь тебе, хотя бы предложить поехать с нами. Мне ты сразу не понравился, было ясно, что проблем с тобой не оберешься. Я возликовал, когда ты отклонил наше предложение. Потом, когда мы встретились на вечеринке у Яна, я подумал, что стоит дать тебе шанс. Мы неплохо поболтали, выпили вместе, но я уже знал точно, что ты неравнодушен к Марте, и предупредил тебя. А ты наплевал на наше доверие, и начал рушить все.

Для человека с похмельем, он говорил слишком долго и внятно, но на большее сил не хватило, так что он плюхнулся на скамейку и протянул мне сигарету. Мне не оставалось ничего, кроме как сесть рядом с ним. Я действительно хотел узнать причину, докопаться до истины, почему этот влюбленный параноик мечтает от меня избавиться.

– Ты параноик. По-твоему, каждый, кто видит Марту, сразу же готов кинуться на нее, как голодный пес на кусок мяса?

– Может, не все. Но ты – точно.

– Дело не в этом, – произнес я. Пускай Клюква говорил уверенно, но мне показалось, что он сам себя пытается убедить в собственной правоте. – Мое отношение к Марте тут ни при чем. Ты не дурак. Мне не было, и нет до сих пор до нее никакого дела.

Пэт закрыл глаза и выпустил изо рта колечко дыма, затем обратил взор на меня. Когда он заговорил, в голосе его слышались нотки раскаяния.

– Реми был прав, ты умнее, чем кажешься. Но проблема все равно в тебе. В том, как Марта к тебе относится. Я заметил это сразу же. Она пошла уговорить тебя передохнуть с нами, тогда, в Китае, а вернулась с блестящими глазами, и видом заговорщика. Что-то в тебе ее зацепило. И я никак не возьму в толк – что.

Я шумно выдохнул. Это меня-то они упорно продолжают называть идиотом. Клюква – вот настоящий придурок. Руки сжались в кулаки, и я грохнул по скамейке, чтобы не врезать Пэту.

– Ты придурок, ясно? Что бы ты ни думал, вы четверо помогли мне почувствовать вкус к жизни, я точно из комы вышел в тот вечер у Яна, и во многом это произошло благодаря тебе. Марта меня не привлекает, – я немного покривил душой, но оно того стоило, – и я не стану ни разрушать вашу дружбу, ни подрывать ваше доверие ко мне. Я многого не понимаю в жизни, но сейчас я знаю точно – мне не нужна твоя ненависть и недоверие. Хочешь, чтобы я ушел – пожалуйста, но я бы предпочел остаться. Взамен на перемирие обещаю, что дальше дружбы мои отношения с Мартой не пойдут. Она просто пытается выбесить тебя, понимаешь?

– Ты ей приглянулся. И я хочу, чтобы ты ушел. Но ребята меня не поймут. Интуитивно я тоже чувствую, что ты не такой уж идиот, но обещать пламенной любви к тебе не могу.

– Тогда постараемся просто наладить контакт?

– Посмотрим, – фыркнул Пэт, и нетвердой походкой заковылял к фургону.

Жизнь начала приходить в норму после того, как мы поговорили. Марте надоело нас изводить, и она начала придумывать развлечения, Джереми отложил укулеле и присоединился к нам. Клюква перестал меня и Марту игнорировать, хотя по-прежнему смотрел подозрительно, а Марту называл исключительно по фамилии. Мопс отчаивался, потому что мы единогласно проголосовали против заезда на Пхукет, а я расслабился и начал улыбаться.

Таиланд радовал погодой, еда везде была одинаково вкусной, люди со всех сторон скалили белые зубы и махали нам руками, вечерних заработков хватало на еду и бензин, готовили по очереди. Лента дорог разматывалась и вела нас к границе с Малайзией, на которую у всех были большие планы. Но сначала нам предстояло сделать остановку в Сураттхани, откиснуть в морской воде, сходить на пляжную вечеринку, выпустить пар и высказать все, что у нас накопилось. Нужно было принять решение, как быть дальше, и только потом трогаться в путь.

Когда мы въехали в курортный городок, Клюква опустил все окна, впуская внутрь соленый морской воздух и влажную тропическую жару, солнце было еще высоко, дома, казалось, тоже плавились от духоты, людей на улицах почти не было. Мопс заныл, что хочет остановиться в отеле и помыться по-человечески, полежать под кондиционером и сходить в нормальный туалет. Лишних денег у нас не было, так что об отеле и думать не стоило. Я уже привык за время своих одиночных странствий к лишениям и неудобствам, прохладная соленая вода – все, что мне было нужно, чтобы почувствовать себя лучше. И немного холодного пива, разумеется.

Пэт припарковал наш дом на колесах в паре метров от береговой линии, и Марта первая выскочила из машины. Реми сошел вслед за ней, а Мопс продолжал гундосить, что ему надоело спать в палатке и не иметь возможности постираться.

– Зачем ты вообще тогда путешествуешь, если тебе это не нравится? – не выдержал я.

– Он ищет любовь всей своей жизни, – прыснул Клюква, и Уинз покраснел.

– Я не просил трепать об этом всем подряд.

– Все и так знают.

– Кроме меня, – напомнил я, – а у тебя на родине без вариантов, что ли?

– Хочу поискать во всем мире, чтобы уж точно встретить самого лучшего человека, и потом с уверенностью заявлять: ты прекраснее всех на свете.

Реми и Клюква схватились за животы, но мне не было смешно, наоборот – грустно и жалко Мопса. Он классный парень, несмотря на то, что не контролирует себя, когда напивается, и часто бывает бит. Мне и в голову не приходило сравнивать Кору с кем бы то ни было. Я не знал никого замечательнее ее, хотя и не бывал нигде, кроме пары стран, но я был уверен, что даже если обойду всю планету и познакомлюсь с каждой девушкой в мире, ни одна из них не выдержит никакого сравнения. Я похлопал ноющего Уинзора по плечу и тоже выпрыгнул из машины. Сонная влага послеполуденного зноя ударила в ноздри, и голова закружилась от ярких цветов, надвигавшихся со всех сторон. Вот как выглядит свобода – пустые улицы, одинокие цветные зонтики уличных торговцев, спящих в тени, лазурные воды, спокойные и мягкие, безоблачное небо и друзья, уже забежавшие в море прямо в одежде. Они беззаботно плескались, сталкивались, брызгались и хохотали как безумные. Я стянул футболку через голову, крикнул Мопсу, чтобы тот кончал занудствовать, и ринулся в воду.

Через пару часов, разморенные, красные от соли и солнца, мы повалились на раскаленный песок и шумно задышали, пытаясь восстановить дыхание. Мопс, вылезший раньше всех, сидел чуть в отдалении, и строил башни из песка. Марта сняла мокрую одежду, выжала и кинула рядом с собой, Реми и Клюква последовали ее примеру. Они улеглись на животы, подставляя заходящему солнцу и без того обожженные тела. Джереми захрапел, Клюква пытался его расшевелить, но бесполезно. Оставив бесплодные попытки, он просто отодвинул Реми чуть подальше и улегся на его место.

– Так какой у нас план?

– Давайте проведем блиц-опрос, – предложила Марта. Каждый раз, когда кто-то начинал говорить о дальнейшем маршруте, она резко становилась серьезной и меняла тему.

– Но нам нужно уже что-то решить, нельзя бесконечно избегать этого разговора.

– Ску-у-учно, – протянула Марта, и перевернулась на бок. – Если вы не хотите, я начну. Медведь. Любимая книга?

– «Зеленая миля», – не задумываясь, выпалил я, хотя и не был уверен в том, что это так. Но усталость брала верх над рациональным мышлением, и ассоциации появлялись сами собой.

– Хорошо. Пэт?

– Избавь меня, – он закрыл голову руками и сделал вид, что тоже храпит.

– Как знаешь. Страна?

– Исландия.

– Как звали твоего воображаемого друга в детстве?

– Не было такого.

– Врешь.

– Беннет.

– Первый поцелуй?

– В пятнадцать.

– В чем для тебя смысл жизни?

– Не растолстеть.

Марта засмеялась, и мне показалось, что я еще никогда не слышал смеха чище и звонче, чем у нее. Она лежала совсем рядом, разгоряченная, живая, хохочущая, в одном нижнем белье, такая загорелая и стройная, и я подумал, что она, пожалуй, дала бы Коре пять очков вперед. Я почувствовал, как сознание застилает туман, и перестал отдавать себе отчет в происходящем, рука словно вышла из-под контроля и легла Марте на плечо, погладила шею, задержалась на губах. В ушах звенело, и я не слышал, что Марта пытается сказать. Мне хотелось притянуть ее к себе и целовать, пока планета не остановится, или не свалится какой-нибудь метеорит.

Небо не обрушилось. Вообще ничего не произошло. В ту самую секунду, как я вознамерился совершить самый безрассудный поступок за последние пару месяцев, Марта грубо оттолкнула мою руку и показала мне за спину. Я нехотя перевалился на другой бок и увидел нависшего над нами Мопса, сурово раздувающего ноздри.

– Чем это вы тут занимаетесь?

– Познаем истинную природу вещей, – парировала Марта, поднялась, и, многозначительно на меня посмотрев, с разбегу нырнула в воду.

Мопс сел рядом со мной и выждал драматичную паузу, прежде, чем приступил к допросу.

– Ты собирался ее поцеловать?

– Мы играли в «блиц-опрос».

– Это не ответ на мой вопрос.

Я покосился на притихшего Клюкву, вряд ли он спал, и мне стоило быть внимательнее к тому, что говорю.

– Нет, ей в глаз залетело несколько песчинок, – я говорил не слишком уверенно, но Мопс, кажется, проглотил эту ложь. По сути, я и не соврал. Ничего же не было, верно? А за желание пока никого не расстреливают.

– Вы оба доиграетесь, помяни мое слово.

– Давай лучше покурим, – я достал сигареты, и протянул одну Уинзу.

– Я решил бросить. Хватит губить свое здоровье. И тебе тоже советую.

– Ага. Как же. Это на тебя одиночество так действует, или ты медитировал, и из башенки появился дух Будды, направивший тебя на истинный путь?

– Не будь придурком.

– Может, ты еще и пить перестанешь?

– Не дождешься, – засмеялся Уинз, и все-таки взял предложенную сигарету, – но это последняя!

– Все так говорят. Никогда не знаешь, какая действительно станет последней.

– Вы обсудили, что делать дальше?

– Марта отразила атаку. Что на нее нашло?

– Не хочет, чтобы мы разделялись. Она боится, что Пэт будет настаивать на своем, а ты не откажешься от изначального плана, и уплывешь в Индонезию.

– Черт. Я привык к тому, что вы все время рядом. Но Клюкве вряд ли понравится, если я передумаю и объявлю, что послал к чертовой бабушке домик на Яве, и буду неотступно следовать за вами.

– Этого-то Марта и пытается избежать.

– Поехали со мной, – внезапно предложил я, – почему меня раньше не посетила эта мысль? Вам всем пора передохнуть от дороги. Уинз, только представь, как это будет здорово – дом в нашем распоряжении, тишина, все мы, ванная, и ничего больше.

– Предложишь остальным?

– Когда все выспятся.

Мопс улегся на песок рядом со мной, и мы проводили взглядом солнечный шар, скрывшийся за крышами домов. Приятно было молчать и смотреть, как Марта одна плещется в соленой воде, как ее силуэт темнеет и перестает быть четким. Мысли вертелись, как надоедливые мухи, я представлял себе, как целую Марту, она превращалась в Кору, Клюква начинал меня бить, но я смеялся и успокаивал его, приговаривая, что в моем доме на Яве все будет иначе, и я стану командиром.

Меня разбудил Реми, принесший из фургона покрывала, пиво и ужин. Было уже совсем темно, Марта переодевалась неподалеку, Пэт курил, а Мопс ворочался во сне. Мы напились и кто-то предложил сыграть в бутылочку, но Марта отвергла идею из-за неравного количества представителей обоих полов. Уинзор прикинулся расстроенным и поклялся, что не будет с нами разговаривать, если никто его не поцелует сию секунду. Джереми потянулся к нему, но в последний момент уклонился, сделал захват и повалил Мопса на землю. Через несколько минут ожесточенной борьбы Клюква и Реми волокли отчаянно вопящего Уинза в воду. Марта подкурила и испытующе на меня посмотрела.

– Что?

– Или иди до конца, или вообще не лезь.

– Не понял?

– Когда-нибудь поймешь.

– Когда вырасту? – ухмыльнулся я.

– Например.

– Поговорим о плане действий? Нельзя же все время избегать этой темы.

– Считаешь, это неизбежно? Мне неплохо удавалось, но теперь я чувствую себя загнанной в угол.

– Давай все обсудим. В противном случае мне придется применить пытку поцелуями.

– Не думаю, что Пэту это понравится. А вот и они.

Парни плюхнулись рядом с нами.

– Где Уинз?

– Барахтается, – крякнул Реми и добавил: – сначала кричал, что не умеет плавать, а потом вошел во вкус.

– Придурки. А вдруг он правда не умеет плавать? – Марта притворилась, что рассержена не на шутку, и на миг я в это поверил, но мне почудилось, что с Мопсом это не связано.

– Ты не хуже нас знаешь, что умеет, просто выделывается, он же полдня проторчал в воде – вступился за Реми Клюква.

Я решил, что нужно хватать быка за рога, и выкладывать план, пока все они в хорошем настроении. Угостив всех сигаретами из предпоследней пачки «Мальборо», которая у меня оставалась, я придвинулся поближе к Пэту и заговорил.

– В общем, Мопс убедил меня предложить вам пожить вместе в доме, который я сниму в Индонезии. Лично мне эта идея нравится.

– А мне – не очень, – воспротивился Клюква. Все время, пока я говорил, он рисовал что-то куском ракушки на песке. – Как ты себе это представляешь?

Марта не дала мне ответить.

– Отличная идея. Мы же и так, считай, живем вместе. Только теперь у нас будет возможность принимать ванную и никуда не ехать. Ты сам отдохнешь от роли водителя, и все смогут привести себя в порядок. Лично мне это необходимо. Уинзу тоже. Да и Реми не откажется.

Реми оторвал взгляд от ракушки, которую вертел в руках Клюква.

– Обычно я сохраняю нейтралитет, но сейчас поддержу Марту и Медведя. Мне тоже осточертела дорога. Это перестало быть приключением. Чувствую себя преступником в бегах. По-моему, вместо того, чтобы злиться на всех, ты мог бы отблагодарить Медведя за такую возможность, и за его предложение тоже.

– В жопу эти ваши возможности. Я не для того путешествую, чтобы обзаводиться уютным гнездышком, и сидеть сложа руки, – Клюква перешел на крик, затем швырнул ракушку, затоптал ногой свой рисунок, и двинулся в сторону прибрежных ресторанов.

– Опять напьется, – вздохнула Марта, потом посмотрела на меня и сказала: – мне правда нравится эта идея.

– И мне, – поддержал Реми, – если ты не возражаешь, я с удовольствием приму твое приглашение. Клюква тоже передумает, вот увидишь. Он устал сильнее всех нас.

Сердце забилось радостно, и я осушил свою банку пива тремя большими глотками. Мы все напились и уснули на пляже. Мне снилось индонезийское побережье, большой дом с садовыми качелями, Марта, качающаяся на них с миской хлопьев в одной руке и сигаретой – в другой. Клюква пришел под утро, от него несло спиртным, судя по виду, несколько раз он упал в песок. Он не стал ничего объяснять, только махнул рукой и завалился спать в доме на колесах. Еще три дня мы нежились на пляже Сураттхани, без конца плескались и пили пиво в тени пальм. В самом городке не было ничего примечательного, тайки зазывали на массаж, предлагали пиявочные ванны для ног, развлечения для взрослых, расхваливали меню ресторанов. Мы бродили, как призраки, пьяные, разгоряченные, с красными носами, Мопс спер три пары солнцезащитных очков, и ему пришлось трижды обежать по всем центральным улицам, чтобы его не поймали. Реми в это время спрятал к себе в карман еще две штуки, а я напялил на голову три панамы сразу, так как моя вьетнамская уже потеряла товарный вид. Мы воображали себя настоящими туристами, фотографировались, пили кокосовую воду прямо из кокосов, обмазывались кремами от загара и даже взобрались на холм, с вершины которого открывался колоссальный вид. Клюква снова подобрел, перестал бухтеть, и все наслаждались беспечными днями.

Мы договорились, что в Куала-Лумпуре проведем денек-другой вместе – я хотел посмотреть город, и Мопс меня поддерживал – а потом разделимся. Реми поедет со мной в Малакку, Марта, Клюква и Мопс останутся, чтобы дождаться виз. А в это время я встречусь со своим старым приятелем Йиржи, который должен был уже получить деньги от моей матери и договориться насчет дома. Затем мы с Реми отплывем на Яву, а через какое-то время троица к нам присоединится, и мы счастливо заживем в индонезийском захолустье.

Джереми мечтал дорваться до ноутбука и застучать по клавишам, описывая все свои, а заодно и наши совместные приключения, Мопсу не терпелось понежиться в ванной и поспать на огромной мягкой кровати. Пэт и Марта не делились своими соображениями, но по их мечтательным лицам было понятно, что они тоже предвкушают жизнь в тишине и покое, а не в трясущемся, хотя и весьма комфортабельном доме на колесах.

Я уже и сам не мог сказать, зачем мне нужен этот дом. Раньше это была мечта Коры, я думал, что достигнув цели, сумею ее понять, почувствовать, ради чего она жила, о чем мечтала. Но мне удалось отпустить Кору из своего сердца раньше, чем я добрался до Индонезии, и теперь было не совсем ясно – что продолжает меня туда манить, если очищение уже произошло.

* * *

Куала-Лумпур мне, как и Реми, не понравился, Мопс был в восторге. Марта, истосковавшаяся по торговым центрам, отделилась от нас, Клюква вызвался ее сопровождать. Без них стало легче дышать, точно с нас сняли кандалы, Джереми разговорился, освободившись от гнета Пэта, и у нас с Уинзором настроение тоже поползло вверх.

Весь день мы глазели на индианок, китайцев, малазийцев, вышедших на пробежку, прогулку, назначавших встречи, смущенно целующихся в парке, который мы избрали своим наблюдательным пунктом. В центре парка располагался небольшой бассейн, Реми попытался искупаться, но злобная надзирательница преградила ему путь, строго отчитав и указав на табличку с надписями на малазийском. Очевидно, барахтаться в освежающей водичке могли только дети.

Наплевав на воинственную охранницу, мы развалились на траве. Над нами возвышались куала-лумпурские башни-близнецы, туристы сновали мимо, фотографировали друг друга, переговаривались на разных языках, знакомились и уходили прочь, уступая место следующей группке путешественников. Реми лениво жевал травинку, похожий на сонную корову. Пахло свежестью и сочной зеленью, находиться на солнце было нереально, и нам приходилось переползать вслед за тенью от деревьев.

– Медведь, – позвал Реми, и я с неохотой открыл глаза, – у тебя ведь два высших образования?

– Угу, – протянул я, не понимая, к чему он клонит.

– Что они тебе дали?

– В смысле?

– Тебе как-нибудь помогло то, что ты учился, окончил приличные учебные заведения?

– Нет. Разве что доказать родне, что я не безнадежный лоботряс. Хотя это тоже не имело смысла. Когда я уехал, мои дипломы не спасли меня от шквала обвинений в безответственности и эгоизме. Почему ты спрашиваешь?

– Я нигде не учился. Не потому, что не смог, или не захотел. Знаешь, я думал, что нужно сперва узнать мир, в котором живешь, увидеть людей, помочь тем, кому сможешь, и тогда уже определяться, чего ты хочешь.

– Это верный подход, – одобрил Мопс, вернувшийся к нам от ларька с мороженым, – я тоже почти не учился. И считаю, что можно прекрасно обойтись без университетской нудятины. Жизнь – лучший учитель, ни один профессор не научит тебя настоящей дружбе и любви. Так что, отказываясь плыть по течению, ты экономишь время и получаешь счастливый билет в настоящий мир. Вместо того, чтобы учиться бесполезному, учишься всему сразу, и к тому времени, как твои одноклассники заканчивают учебу, будучи неоперившимися юнцами, ты уже паришь высоко над землей, подобно гордому орлу. Так, Медведь?

– Когда ты успел напиться?

Мопс засмеялся.

– Я правда так считаю. Реми, ты зря переживаешь. Ищи своих хороших людей, и сделаешь для мира гораздо больше, чем поступив на экономический факультет, или куда-то там еще.

– А врачи?

– Это предназначение. Ты бы сразу понял.

Джереми кивнул и принялся за мороженое.

– Вы слышали про бассейн на тридцать четвертом этаже? Говорят, оттуда шикарный вид на город.

– Нет, – покачал головой Мопс.

– Туда, вроде, не пускают кого попало.

– Так мы же не кто попало, – Реми поднялся и протянул нам руки, помогая встать, – хватит валяться, нужно взять от города все, пока мы еще здесь.

– А как же Марта и Пэт?

– Они первые от нас отделились. К тому же, без них немного проще, не находите? Имеем же мы право развлечься и передохнуть друг от друга.

По дороге мы несколько раз сворачивали не туда, блуждали по одинаковым улицам, забрели в какой-то неблагоприятный район, и в довершение всего попасть в бассейн оказалось не так-то просто. Охранник никак не хотел нас пропускать, потому что мы не были постояльцами роскошного отеля, в здании которого находилась эта достопримечательность. Иначе не назовешь. Только ленивый не пытался пробраться в открытый бассейн, из которого открывался панорамный вид на столицу Малайзии. Договориться мирным путем не получалось, и Реми пришлось пойти на маленькую хитрость. Он прикинулся, что у него припадок, и пока суровый страж порядка метался в растерянности по этажу, вызывая медицинскую помощь, мы скинули с себя одежду и прыгнули в прохладную воду. Вскоре Джереми присоединился к нам, со смехом рассказывая, как перепуганный охранник понесся по лестнице вниз, забыв, что можно воспользоваться лифтом.

Наплававшись, мы незаметно проскользнули мимо недовольных медсестер и спасателя, прибежавших оказывать первую медицинскую помощь лже-эпилептику Реми. Оказавшись на улице, мы были вынуждены сесть на поребрик, иначе бы просто попадали от смеха.

– А что за фрукт этот Йозеф, Ежик, или как его там зовут? – отдышавшись, обратился ко мне Реми.

– Йиржи. Он из Чехии. Мы с ним знакомы лет десять. Когда я учился, его направили к нам по обмену, и поселили у моей хорошей знакомой. Отличный парень, немного с приветом, но тебе понравится. На него можно положиться. Я долго его не видел, не слышал ничего о том, куда он запропастился, а три года назад ему удалось у кого-то выведать мою электронную почту. Сказал, что перебрался в Малакку, звал в гости, и все такое. Мне раньше трудно было решиться на путешествия. Кора мечтала поехать, а я колебался. Доколебался.

Реми сочувственно похлопал меня по плечу, а Мопс протянул сигарету.

– Я до позапрошлого года и не был нигде толком, а потом, когда все случилось, написал Йиржи, попросил об одолжении, и он согласился помочь.

– Ясно. Ты меня заинтересовал. Я рад, что еду с тобой. Эти олухи мне уже порядком надоели.

Мопс обиженно надулся, и в шутку замахнулся на Реми. Я рассмеялся и подумал, что тоже рад, что именно он познакомится с Йиржи и поедет вместе со мной смотреть дом.

* * *

Рано утром мы собрали рюкзаки, наспех позавтракали и выбрались из Куала-Лумпура, толком не попрощавшись с ребятами. Они обещали держать нас в курсе и сообщить, когда получат визы и смогут приехать. Не успела дверь за нами закрыться, из фургона раздался храп. Реми рассмеялся и подкурил.

– По-моему, это легендарно. Новый жизненный этап, знаешь?

– Если будешь пороть херню, я тебя верну на место, и возьму Мопса с собой.

– Марта его не отпустит.

– Он же не ручная собачка.

– Конечно, нет, у них намного больше свободы, чем у Уинза.

– Это не смешно, – выдавил я, – но я не могу перестать смеяться.

Дорога до Малакки заняла два дня. Мы голосовали по очереди, Джереми уставал намного быстрее меня, зато говорил без остановки, как будто кто-то вытащил кляп у него изо рта, и он спешил поделиться всем, что накапливалось долгое время, но не могло быть высказано в присутствии Клюквы. Нам удалось остановить всего четыре машины в первый день. И когда нас высадил последний водитель, солнце подмигнуло и скрылось за горизонтом. Пришлось ночевать в поле за заправочной станцией, которая размерами превосходила даже самые крупные тайские заправки. Во сне Реми беспрестанно ворочался, и вымотал меня сильнее, чем за день своими разговорами. Не удивительно, что на следующий день настроение мое было хуже некуда, и я начал жалеть, что согласился ехать вместе с ним. Одному было удобнее и привычнее. Я не сомневался – если бы я поехал один, то управился бы еще до заката, и оттягивался с Йиржи, который тоже был весьма словоохотлив, но с ним хотя бы не пришлось спать в одной палатке.

Со второй попытки нам все же удалось добраться до Малакки. Словесный понос Джереми стих, и ко мне вернулась былая жизнерадостность. Нас высадили на въезде в город, и Реми, не приспособленный, судя по всему, к длительной ходьбе, заткнулся. Город показался мне неплохим, с налетом колониального блеска, старинные здания, уютные районы с цветными домиками, микс различных культур и туристические улочки придавали ему особый шарм. На каждом углу сидели путешественники в выгоревших футболках, прислонившись к своим огромным походным рюкзакам, и торговали рукодельными безделушками. Несколько человек пытались нас остановить и завязать разговор, но я успел наговориться за бесконечную дорогу. Желудок сводило от голода, и я предложил зайти куда-нибудь пообедать. Реми сгибался под тяжестью рюкзака, ему определенно хотелось избавиться от поклажи куда больше, чем есть, но поймав мой укоризненный взгляд, он согласился. Я выбрал довольно неприметное заведение, больше напоминавшее баптистскую церковь, чем забегаловку. Цены у них оказались даже ниже, чем я рассчитывал, и мы с Реми закатили царский пир. Пожилой индус принес нам две огромные порции острого риса, вареные яйца, которые я отдал Джереми, целую тарелку жареной рыбы, миску салата и графин с соком гуаявы.