Текст книги "Зовите меня Медведем"

– Я весь внимание.

– Мне было известно, что он тут, и я долго думала над тем, как мы будем путешествовать впятером. Поэтому я решила попросить его об одной маленькой услуге…

– А расплатилась натурой, или нам всем по очереди придется его благодарить?

– Да что с тобой не так сегодня?

– Ты же сам говорил, что своих не обижают, – я тоже не выдержал. Конечно, мне и самому порой хочется пошутить, но не откровенно же насмехаться, тем более – над подругой, которая придумала, как решить нашу проблему. Мопс подскочил, видимо, чтобы учинить физическую расправу, но Клюква поднял правую руку и помахал салфеткой, как белым флагом, и пообещал заткнуться.

– Спасибо, – буркнула Марта, но дальше говорить не стала. Обстановка становилась напряженной, Клюкве было не по себе, и нам всем передалось его раздражение. Я понимал, что он просто бесится от ревности, но Реми и Мопс, казалось, готовы были взорваться, видимо, подобные сцены он устраивал всякий раз, когда речь заходила о каких-то знакомых Марты.

Официант/ка, пришедшая узнать, готовы ли мы сделать заказ, заговорила грубым голосом с легкой хрипотцой, и я с трудом удержался, чтобы не заржать, увидев, как челюсть Мопса, первый раз бывшего в Тае, поползла вниз. Он вытаращил глаза и не мог совладать с собой от удивления, так что Джереми пришлось несколько раз пнуть его под столом. Мы заказали том-ям с морепродуктами, жареный рис и коктейли с питахайей и манго. Покачивая бедрами, обтянутыми коротким розовым платьем, транс-девушка удалилась, а Уинзор все еще не мог прийти в себя. В конце концов он выдавил слабым голосом:

– Что это было?

– Я не заметила ничего необычного.

– Шутишь? У нее… у него… у них… кадык. Да вы что, издеваетесь?

Лица у всех покраснели от сдерживаемого смеха.

– Да что с вами со всеми?

– Наверное, перец в нос попал, правда, мальчики?

Мы замотали головами, а Марта продолжила, как ни в чем ни бывало:

– Что тебя так напугало, Уинз?

– Хорош уже! Это не смешно! Не могли вы не заметить этот огромный, как перезрелое манго, кадык!

Клюква сдался первым, он засмеялся так громко, что тайцы за соседними столиками обернулись и заулыбались, не понимая, над чем потешаются эти странные туристы. Мы с Реми тоже не выдержали, я скатился под стол, а Джереми колотил кулаками по животу, завывая, как раненый койот. Мы смеялись до тех пор, пока не принесли том-ям, и только тогда Марта, наконец, сдалась.

– Я думала, ты знаешь о трансвеститах.

– Я их не встречал раньше.

– Ты не был в Таиланде?

– Как-то не довелось.

Мы снова прыснули, и атмосфера разрядилась. Дождавшись, пока мы успокоимся, Марта вернулась к своим баранам. Точнее, к своему Райнеру. Клюква больше ее не перебивал.

– Короче, он согласился нам помочь, узнав, что мы путешествуем. Завтра утром он подыщет самый комфортабельный дом на колесах, и сдаст нам его с условием, что мы возвратим его в идеальном состоянии. Это как аренда, но вместо платы он хотел познакомиться с моими друзьями и поболтать о том, о сем. Он тоже мечтал путешествовать, но не сложилось. Поэтому он дал нам немного денег на ужин, а взамен я пообещала, что мы наведаемся к нему в гости и поделимся своим жизненным опытом.

Она выразительно посмотрела на поверженного Клюкву и принялась за еду. Все последовали ее примеру, кроме Мопса, все еще не оправившегося от шока. Когда тарелки опустели, Пэт вышел покурить, я встал вместе с ним. До меня донесся голос Джереми, на все лады расхваливавшего Марту. Мне подумалось, что нужно будет тоже ее поблагодарить. Клюква облокотился на столик, выставленный на улице, и протянул мне пачку сигарет.

– Я сигаретный магнат, забыл? – Я похлопал себя по маленькому рюкзачку, доверху набитому пачками, – обнес заправку, и все такое.

– Точно, мы пригрели на груди змею. Нужно будет внимательнее за тобой следить.

– Чтобы я ничего не спер, или не подкатывал к Марте?

– И то, и другое, и можно без хлеба.

– Почему ты так бесишься?

– Сам не знаю. Мы ведь пробовали встречаться, но у нас ничего не вышло.

– Вот именно.

– Но это не меняет того, что я чувствую к ней. Всякий раз, когда она заводит разговор о каких-то своих парнях, меня всего начинает трясти. Кажется, если кто-нибудь из них войдет в этот момент, я его размажу по стенке голыми руками.

– Но она, по-моему, не благоволит никому сейчас? Ты же говорил, что Марта неприступна.

– И переменчива. Сегодня у нее никого нет, а завтра ее не остановит даже то, что Мопс по мальчикам.

– Ясно. А ты не пробовал с ней поговорить об этом?

– Она четко дала понять, что мы просто друзья, и все разговоры ни к чему не ведут.

Он затушил бычок, яростно втоптав его ногой в землю, и ушел в туалет. Я вытащил еще одну сигарету из пачки, повертел ее в руках, и засунул обратно. Воздух хранил дневной зной, но дул прохладный ветер и дышать стало намного легче, вокруг суетились торговцы различной снедью, бродили парочки, откуда-то доносились звуки музыки, живот настаивал на том, чтобы я вернулся внутрь и прикончил свою порцию жареного риса. Но мне хотелось сохранить этот момент в памяти. Я жив, где-то на другом конце земли, так далеко от дома, и так близко к цели путешествия. У меня появились друзья, и, возможно, совсем скоро я найду то, что хотела найти Кора. Или даже нечто большее. Желудок свело от волнения и радости, я представил себе небольшой дом на побережье, тихий зеленый уголок на террасе и легких джаз, доносящийся из глубин моего бунгало. Только Коры рядом не будет. Я буду там один. От этой мысли внутри все похолодело. Я попытался воскресить в памяти корины руки и лицо, но она расплывалась и ускользала от меня, превращаясь то в Энгу, то в Марту, то в полячку, с которой я познакомился в Пекине, и которая просила, чтобы я обзывал ее каким-то странным польским словом, пока она извивалась на мне в нелепых акробатических позах. И снова Марта.

– Ну уж нет. Не хватало мне нарваться на праведный гнев Клюквы, – я стукнул кулаком по столику, и тот перекосился. Я сделал вид, что не имею к этому отношения, отошел и закурил, пытаясь отогнать глупые мысли.

– За что это Клюква должен на тебя гневаться? – Реми тоже подкурил и встал рядом со мной. – Если ты запал на Марту, то одумайся, пока не поздно. С такими вещами не шутят.

– Ни на кого я не запал.

– Тогда в чем дело?

– Сам не знаю.

– Хочешь поговорить?

– Скажи мне, с чего ты взял, что я хороший человек?

– Интуиция. Я чувствую людей. Уже объяснял.

– Типа магический дар? И зачем я вам понадобился?

– Нет, просто чутье. Ты нам не нужен. В смысле, нет никакой секты, или тайной миссии, которую мы собираемся возложить на тебя. Но мы нужны тебе. Я поехал путешествовать, потому что знал, что на свете очень много добрых и светлых людей, но они блуждают во тьме, борются со страхами и одиночеством. И я хочу им помогать.

– Значит, это и есть конечная твоя цель – осчастливить всех на свете?

– Только тех, кому это нужно. Я верю в людей, и не верю в страдания.

– Ты боишься тишины, Реми?

– Иногда.

– А я – постоянно. Кто-то боится темноты, или высоты, а я – тишины. Из нее рождаются самые страшные образы и фантазии. Когда вокруг тихо, начинает казаться, что ты уже умер.

Реми вздохнул и потушил сигарету.

– Поэтому мы и нужны тебе. Как ты умудрялся путешествовать один? Одиночество – та же самая тишина.

– Я верил, что смогу с ней справиться. Но чуть не свихнулся.

– Понимаю.

– А что насчет остальных? Им тоже нужна твоя помощь? – спросил я.

– И да, и нет.

– Как это?

– Марта справляется сама, хотя ей и нужна постоянная поддержка. Клюква слишком поглощен вынашиванием идеального образа своего отца, но в одного он бы не справился, я здесь ни при чем, ему куда больше помогает Марта. А Мопс…он тоже хороший, но не страдает от этого.

– А я, по-твоему, страдаю?

– Ты мне скажи.

– Я тебе скажу, что проголодался, и если ты не поторопишься, то съем и твою порцию риса тоже.

– На здоровье. Для того и нужны друзья, чтобы делиться.

* * *

После ресторана мы отправились к выходу из города, где нас должен был встретить Райнер. Настроение у всех было подавленное, Клюква шаркал ногами, Реми насвистывал какую-то песню, Мопс находился под впечатлением, а Марта опиралась на мой локоть, чтобы не упасть от усталости и трех довольно крепких коктейлей. Я тащил тяжелый пакет и смотрел себе под ноги, стараясь не пялиться в вырез облегающей бордовой майки, которая подчеркивала все природные достоинства Марты. Мне казалось, что Клюква вот-вот кинется на меня и начнет пинать, но он даже не оборачивался.

Райнер подъехал на огромном блестящем доме на колесах, который уже завтра должен был стать нашим. На всякий случай я уселся на переднее сиденье и заговорил с ним о путешествиях, жизни в Тае и подержанных автомобилях. Ребята тоже о чем-то болтали, но из-за паранойи я боялся вслушиваться, и говорил нарочно как можно громче, стараясь перекричать свои собственные мысли. Райнер оказался приятным собеседником, внешность у него была чисто арийская, глазам молочно-голубого цвета не хватало глубины, и оттого создавалось неприятное ощущение, что он подслеповат. На английском он говорил с сильным акцентом, и когда не мог вспомнить какое-нибудь слово, переходил на немецкий и начинал ругаться, напоминая мне бездомных вьетнамских псов.

Его апартаменты занимали два с половиной этажа в новостройке, вокруг которой громоздились такие же бездушные, претенциозные здания, в которых невозможно жить из-за слишком тонких стен и количества бедных соседей, удачно попавших под распределение жилплощади. Внутри все было иначе, можно было подумать, что Райнер ограбил антикварную лавку, а интерьером занимались ведущие немецкие дизайнеры. Был там и встроенный камин, и джакузи, и панорамные окна, огромный бар, доверху набитый дорогим алкоголем, для каждого из нас отвели отдельную комнату. Сам хозяин квартиры уехал после полуночи, заметив, что мы рассказали все, что могли, и начали клевать носом. Он оставил нам инструкции, как попасть в бассейн на крыше, кому оставить ключи от апартаментов, когда будем уходить, каким бензином заправлять наш новый дом на колесах, и еще какие-то бытовые мелочи.

Фургон оказался просто огромным, чуть ли не с автобус размером. Салон был укомплектован всей необходимой мебелью, посудой, холодильником, имелся даже небольшой душ. Правда, спальных мест не хватало на пятерых. Все были в восторге, Мопс бегал туда-сюда и верещал, Реми завалился на кровать и закурил, но Марта стащила его оттуда, выкинула сигарету и строго-настрого запретила кому бы то ни было курить в машине.

– Тогда нам придется останавливаться каждые пятнадцать минут.

– Будете меньше пыхтеть.

– Но ты же сама куришь, – взвыл Джереми, потиравший локти после падения.

– Я тоже буду терпеть.

Клюква сразу же уселся за руль и заявил, что никому не уступит свою капитанскую рубку. Автомобиль шел плавно, сочная зелень мелькала за окнами, то сменяясь рисовыми полями, то подступая к самому краю дороги, так что ветки начинали хлестать по окнам. Всем хотелось как можно скорее добраться до побережья, поэтому договорились, что Мопс и Клюква будут подменять друг друга, и пока один из них будет за рулем, другой сможет размяться и перекусить. Ни Реми, ни я не умели водить, а Марта категорически отказалась садиться за руль, заявив, что собирается всю дорогу пить и играть в «Я однажды чуть было не…»

– Что это за игра?

– Похоже на «Я никогда не…», только правила я сама выдумала. Играем?

– Обязательно пить?

– Идиот. Конечно! Зачем же играть, если не пьешь?

– Чтобы лучше узнать друг друга.

– Когда ты успел стать таким наивным? Мне не интересно узнавать тебя получше, хватит того, что Реми считает тебя нормальным парнем.

Правила игры действительно оказались простыми. Кто-то один заканчивает фразу «я однажды чуть было не…», и ждет реакцию остальных. Им нужно вспомнить, случалось ли с ними такое. Если никогда не случалось, человек назначается святошей и пьет, тот, кто однажды тоже чуть не сотворил подобное, спаивает «святошу», а тот, кому довелось совершить озвученный проступок, становится грешником, и чтобы искупить свою вину, кается, то есть – исполняет желание ведущего. На трезвую голову варианты не отличались ни откровенностью, ни разнообразием. После первой бутылки пошло веселее. Клюква, отказавшийся отдать руль Мопсу с самого начала, злился, что все развлекаются в салоне, и включил диск с тайскими песнями на полную громкость, чтобы не слышать наш безудержный смех.

– Реми, твой черед.

Он нахмурил брови, пытаясь вспомнить достойную историю из своей бурной жизни.

– Я однажды чуть не попался, целуясь с учителем в классной комнате.

Мы прыснули.

– Значит, Уинзор не был твоим первым мужчиной?

– Что еще ты от нас скрываешь?!

– Это не по правилам, сначала исповедуйтесь, а потом судите.

Мопс поднял руку, что означало – он «грешник», Марта присоединилась, Клюква спросил, считается ли учительница, но Мопс отрицательно помотал головой.

– Вы попались?

– Да.

– Да. Медведь?

– В этом кону я свят.

– Тогда придется тебя споить, а нам покаяться.

Фантазия у Реми не пошла дальше того, чтобы все выпили.

– Слишком просто! Тебе нужно спаивать святошу, а не всех подряд.

Но он настоял на своем. Я разлил ром по пластиковым стаканчикам, и задумался над своим выступлением. В голову ничего не шло, и мне пришлось пропустить Марту вперед, выпив штрафной стакан.

– Я однажды чуть было не выскочила замуж.

– Нифига себе, – Клюква подскочил на водительском сиденье и присвистнул.

– Я думала, ты нас игнорируешь.

– Вы же орете на всю машину.

– Сделай музыку громче.

– Это максимум.

– Тогда просто не слушай. Итак?

Мопс отрицательно помотал головой.

– Мне никогда не везло. Хорошо еще, что за домогательства в суд никто не подавал. Отношения как-то не складывались, так что я свят.

– Я тоже чуть было не женился, налью тебе, Мопс, если приставать потом не станешь.

– Мы с бывшей девушкой жили в гражданском браке, думали пожениться, но не сложилось. Я тоже тебе налью, Мопс.

– Вы расстались?

– Она погибла.

Марта виновато опустила глаза, а Реми положил руку мне на плечо, но ничего не сказал. Клюква посмотрел на нас в зеркало, вздохнул и выпалил:

– Я был женат.

– Что?

– Когда?

– На ком?

Мои слова были забыты, и я почувствовал несказанное облегчение. Клюква наотрез отказался говорить об этом до тех пор, пока ему тоже не дадут выпить. Алкогольное опьянение все сильнее давало о себе знать, и нам пришлось сбавить обороты. Мы уже не следили за ходом событий, просто рассказывали самые тупые и странные истории, приключавшиеся с нами. Марта призналась, что чуть не подожгла дом своего отчима, и чуть не улетела с обрыва, чудом избежав столкновения со школьным автобусом. Мопс, напившийся сильнее всех, долго и нудно пытался объяснить, как один раз его почти съел медведь, но все время путался в показаниях, так что никто ему не поверил. Джереми расплакался и выпил половину бутылки сладкого ликера, пока вспоминал историю про то, как ему угрожали где-то в Сибири.

– А я чуть было не просрал свой шанс поехать вместе с вами.

– У тебя все равно ничего бы не вышло, это судьба, Медведь.

– Вот именно. Мы бы тебя из-под земли достали.

– Звучит немного страшно, если честно.

– Но это правда, – сказал Мопс и кинулся меня обнимать.

– Полегче, Уинз, я еще не настолько пьян.

– А уже такой красивый!

– Уложите его спать, прошу.

– Я в порядке! – Он попытался погладить меня по щеке, но Марта перехватила его руку и попросила Клюкву притормозить на ближайшей заправке.

– До нее еще километров десять.

– Так поднажми. Код красный, Пэт.

Наконец, Клюква свернул к заправочной станции. Мы вылезли из салона, и я почувствовал, насколько пьян. В машине работал кондиционер, и было прохладно, а на улице, несмотря на закатное время, духота стояла нереальная. Уинзор, видимо, тоже понял, что перебрал, и склонился над ближайшим мусорным баком, Марта гладила его по коротким жестким волосам и уговаривала немного потерпеть, пока мы не дойдем до уборной. Реми вышел из магазина с ледяным кофе в пакетах, я жадно накинулся на свой, и залпом выпил больше половины. Клюква разминал затекшие ноги и курил одну за одной, обещая никогда не соглашаться везти нас, если мы будем так много пить без него. Марта пыталась купить молоко из черного кунжута за лаосские деньги, а я вдыхал полной грудью горячий воздух, пытаясь справиться с приступами тошноты.

Заправка была огромная, с туалетами, магазинами сувениров, кофейнями, столовыми, передвижными ларьками с едой, грилями, от которых воняло пережаренными сосисками и горелыми булками, стояли фруктовые лавки и столики с периодическими изданиями. Я проголодался и взял себе целый кулек соевых шариков в панировке, но закинув один в рот, понял, что погорячился, и отдал добычу Клюкве, который благодарно пожал мне руку. Я вспомнил, что за весь долгий день это была наша первая остановка, и поразился тому, что никому не приспичило сходить в туалет, поесть или даже покурить.

Когда мы ездили с Корой в другую область, чтобы навестить ее кузину, или отправлялись в поход на несколько дней, мы курили прямо в машине, но все равно каждые два часа останавливались, чтобы перекусить, пописать или сфотографироваться на фоне какого-нибудь места, казавшегося ей красивым. Я редко понимал, что она находит в развалинах древних храмов, необъятных полях, покосившихся деревенских домиках, но она настаивала на том, что нам нужно запечатлеть момент в этой живописной местности. Ей намного чаще меня удавалось видеть прелесть в чем-то обыденном, где я бы и не заподозрил намек на красоту, а промчал бы мимо.

* * *

Дни стали размеренными и похожими друг на друга. Мопс сменял Клюкву за рулем, ром заканчивался, мы покупали виски, Клюква садился за руль, заканчивалось пиво, мы закупались сидром. Сигареты и бензин подходили к концу, мы устраивали представления на заправках, Марта пела, а Клюква пытался подбирать аккорды на старенькой гавайской гитаре. Когда я не был слишком пьян, а наш фургон не подпрыгивал на кочках, мне удавалось смастерить пару-тройку безделушек, которые стали расходиться немного лучше. Мы говорили о музыке, городах, в которых были, о странах, которые хотели бы посетить. Марта рассказывала о волонтерской работе на севере, Реми делился впечатлениями от жизни на Кубе, Клюква по-прежнему не говорил ничего о своей бывшей жене, Мопс сожалел о всех парнях, что его отшили, и мечтал о том, как встретит наконец своего принца на белом коне. Мы пели все песни, которые только могли вспомнить, поочередно готовили на встроенной кухне немудреные блюда. По ночам останавливались прямо у обочины, ставили палатки и, чередуясь, спали то в салоне, то в тесных и жарких тентах. Я силился вспомнить, когда в последний раз чувствовал себя настолько наполненным и вовлеченным в происходящее, но мне не удавалось. Города оставались позади, дорога вилась серо-зеленой лентой, простираясь на много километров вперед. Мы шумели, выдумывали все новые и новые игры, и вели себя как дети. Кора перестала мне сниться, и только при пробуждении я ощущал горький осадок ее присутствия.

Марта выглядела раздраженной, и несмотря на то, что она была веселее нас всех вместе взятых, я чувствовал, что ей грустно. Клюква с ней не разговаривал, но мы делали вид, что ничего особенного не происходит. Мотор работал отлично, ехали мы быстро, часто подбирали случайных попутчиков, среди которых не было ни одного по-настоящему интересного человека. Или мне так казалось, поскольку весь мой мир был сосредоточен на этих четырех ненормальных, заменивших мне всех и вся.

В Бангкоке мы решили сделать остановку, шатались по улицам, ели мороженое, сидели на зеленой сочной траве возле храмов, заглядывали во все парки, кормили игуан и покупали фрукты на огромных крытых рынках. На улицах чайнатауна нам повстречалась девчонка, с которой когда-то давно Реми ехал вместе из Дели в Бангалор. Они отделились от нас, чтобы предаться ностальгии, а мы вчетвером отправились в центр города.

– Она симпатичная, правда? – ни с того ни с сего обратилась ко мне Марта.

– Ничего. Немного не в моем вкусе.

– А кто в твоем вкусе?

Клюква явно напрягся и покосился в мою сторону.

– К чему ты клонишь?

– Давно у тебя никого не было?

– В эмоциональном, или физическом плане?

– В любом.

– В Дананге ко мне пристала одна девица.

– Может, пообедаем уже? – Мопс почувствовал, что надвигается гроза, да и мне тоже не хотелось говорить о моих победах, и признаваться Марте, что она была как раз в моем вкусе, учитывая гневные взгляды Клюквы, чье настроение в последние дни было хуже некуда.

– Сначала Медведь признается, какие девушки ему нравятся, и когда в последний раз ему обламывался кусочек клубничного пирога.

– Это мерзко. И зачем тебе это знать? Ты-то сама уже давно ни с кем не была. – Клюква обернулся и сурово посмотрел на Марту. – Нам оставить вас наедине? Я-то вижу, к чему ты клонишь.

– Тебя это не касается, ясно?

– Еще как касается. Мне надоело делать вид, что все отлично, хотя ты сама знаешь – это не так.

– По-моему, все в порядке. И из нас двоих только ты был женат, и никогда об этом не упоминал. Вылетело из головы?

– Ты мне мстишь за это? Если вы с этим, – он разъяренно махнул рукой в мою сторону, – когда-нибудь…вы меня больше не увидите.

Выпалив это, Пэт развернулся и быстрым шагом пересек улицу, Мопс кинулся за ним, но Марта его остановила.

– Он отойдет. Я не зла на него, просто он возомнил слишком много о себе. Стоит мне упомянуть о каком-нибудь парне, с которым мы были знакомы, Пэт готов убивать, а когда он внезапно выкладывает такие новости, как женитьба, я должна притворяться, что все в норме.

Марта сжала кулаки, посмотрела на нас, и тоже ринулась вперед. Я ничего не мог понять. Если эти двое так друг друга ревнуют, какого хрена разыгрывают из себя друзей, и не общаются неделями. Меня подмывало спросить, но Марта дала понять, что расспросы ни к чему не приведут, и зашла в ресторан. Я остался на улице, чтобы покурить и все обдумать, а когда присоединился к друзьям, они уже сменили тему.

– О чем речь?

– Я хочу съездить на Пхукет. Там, говорят, лучшие пляжи Таиланда, – Мопс поднял на меня глаза, полные надежды и мольбы, – но они заладили про плотный график, и слышать не хотят об отклонениях от намеченного маршрута. Но мы же никуда не торопимся! На кой черт какая-то спешка и маршрут? Разве смысл путешествий не в том, чтобы побывать там, где хочется побывать?

Марта погладила его по руке и участливо произнесла:

– Мы это уже обсуждали. Все мы были на Пхукете, там нечего делать. Нет никакой спешки, но Пхукет – отстой, и Клюква с Реми не согласятся делать такой крюк.

– Тогда я поеду один! Только вы говорите, что там нечего делать, все, кто бывал на этом острове, утверждали обратное! Медведь, поддержишь?

– Не знаю. Меня тоже не тянет на Пхукет, но вы же и впрямь никуда не торопитесь?

– А ты?

– Мне хотелось добраться до Явы как можно скорее, но это было до того, как я встретил вас. Думаю, сейчас можно не спешить.

– Идиот, – прошипела Марта, чтобы услышал только я, но получилось громко, и Мопс накинулся на нее.

– Это торопится Клюква, и мы все должны ему потакать, вечно он все решает – куда едем, куда не едем, когда и где останавливаемся, кого подбираем, – он посмотрел на меня, – а кого игнорируем. И все должны плясать под его дудку. Тебе причиняет боль быть рядом с ним, потому что он вытащил тебя из депрессии, а заодно из лап твоего бывшего, но ты все равно продолжаешь его лелеять и повиноваться.

Это был неожиданный поворот, я знал, что Марта доверят Мопсу больше, чем остальным, и не ожидал, что однажды он воспользуется ее чувствами в корыстных целях. Почему ему так хочется попасть на Пхукет? Или его просто достал постоянный командирский тон Клюквы, или надоело смотреть, как они с Мартой цапаются, подобно старой семейной паре? Я посмотрел на Марту, она складывала лебедя из салфетки, но руки дрожали не то от гнева, не то от обиды, и ничего не выходило. Нам принесли заказ, в тишине мы приступили к трапезе. Мопс виновато косился на Марту, а она так низко склонилась над тарелкой, что концы рыжих прядей то и дело окунались в тарелку с острым том-ямом.

Остаток дня прошел в напряженном молчании, меня это злило, я никак не мог взять в толк, что с ними со всеми происходит, от Клюквы не было никаких вестей, Реми с Полиной присоединились к нашей похоронной процессии ближе к вечеру. Полина и впрямь была миленькой, на плохом английском сообщила, что приехала из Словении, чтобы пожить в буддийском монастыре, медитировать и познавать дзен, или что-то в этом роде. Марта что-то спросила, но с такой явной насмешкой, что даже мне стало обидно за подружку Реми. Она смутилась, и больше не проронила за весь вечер ни слова.

– Неужели Джереми хочет, чтобы мы потеснились ради этой дурехи? – Марта отвела нас с Мопсом в сторону, воспользовавшись не очень убедительным предлогом, но Реми и Полина были увлечены друг другом, и не придали этому значения.

– Я не возражаю. Клюква, видимо, не собирается возвращаться. Могу лечь в его палатке, вы с Уинзом – в твоей, а этим кроликам уступим фургон.

– Еще чего! – Марта гневно уставилась на них, желая испепелить силой мысли, – и Пэт вернется. Просто чтоб ты знал.

– Ладно, только не нужно на меня огрызаться.

– Прости. Я сама не своя. Пускай они уединяются в палатке Пэта, он этого заслужил. Уинз, хочешь поспать в фургоне?

– А вы? Пэт будет в ярости.

– Пошел он в жопу. Мы поспим в моей палатке.

– Сама потом будешь жалеть, – он посмотрел на меня, – и тебе достанется.

Я вспомнил кровожадный вид Клюквы, когда он говорил, что готов размазать по стенке любого, кто приближается к Марте, но предложение было слишком заманчивым, чтобы от него отказываться. Я неопределенно пожал плечами и пообещал, что буду благоразумным.

– Вы сами нарываетесь. Я вас предупреждал. Потом не нужно сваливать вину на меня, идет?

– Мы полностью осознаем все риски, и готовы пойти на столь опрометчивый шаг. Торжественно клянусь, что ничего такого не будет. – Марта ткнула меня локтем в ребро.

– Клянусь. Торжественно.

Мопс втянул широкими собачьими ноздрями остывающий воздух и отправился к Реми и Полине, чтобы огласить решение. Им было мало дела до наших многоходовок, Джереми, кажется, хотел растянуться прямо на земле и приступить к исследованию тела симпатичной распаленной подружки. Та недовольно отскочила в сторону, когда Мопс приблизился, одернула платье, и нервно курила, пока Реми пытался самостоятельно справиться с палаткой. Уинзор посмотрел в нашу сторону, пробурчал что-то неразборчивое, и скрылся в доме на колесах. Марта взяла меня под руку и предложила прогуляться.

Наша стоянка располагалась на пустыре, неподалеку от города, смотреть было не на что, так что мы просто обошли несколько раз место ночевки и принялись ставить палатку. Марта была тише травы, и несколько раз мне послышалось, что она хлюпает носом, точно пытается сдержать поток слез, весь день стремившийся хлынуть из ее огромных, по-детски широко распахнутых, глаз. Наконец мы закончили приготовления и уселись на раскладные стулья у входа в наш тент.

Я делал вид, что внимательно изучаю звездное небо и ждал, что Марта заговорит первая, но она лишь курила одну за одной, разглядывая свои огромные походные ботинки, так не подходившие к ее утонченности и хрупкости. Молчание начало мне надоедать, я не мог понять, что с ними творится.

– Что за хрень?

Марта не сразу пришла в себя, и мне пришлось позвать ее несколько раз.

– Прости, я задумалась. Что ты хотел?

– Спрашиваю, что за хрень у вас происходит?

– Ты о чем?

– О тебе и Клюкве. Вообще о вас всех.

– Не знаю. Может, просто устали друг от друга.

– Ты его любишь?

– Конечно, нет. Он как мой младший брат, глупый и нервный младший брат, который считает, что все на свете хотят обидеть его сестричку. Они все для меня как младшие братья.

– Тогда совсем запутался. Мопс говорит одно, ты – другое, Клюква молчит, а Реми развлекается со своей словенкой. Мне-то как быть? Мне все чаще начинает казаться, что я лишний, и это все из-за меня. Пэт бесится, потому что чувствует мое влечение к тебе, ты раззадориваешь нас обоих. Мопс злится на вас, потому что Клюква хочет как можно скорее от меня избавиться.

– Он не хочет от тебя избавиться.

– Марта, вы никуда не торопитесь, у вас есть вся жизнь, и никакого конкретного плана. А потом встречаете меня, и Клюква вдруг решает мчать, не останавливаясь, в надежде, что я не начну подкатывать к тебе раньше, чем свалю в Индонезию.

– Значит, тебя ко мне тянет?

– Нет, я просто так сказал. Это Клюква так думает, а ты даешь ему еще больше поводов в это уверовать. Зачем эти заигрывания, намеки, вопросы?

– Ты прав. Угостишь сигаретой? Мои закончились, – она показала пустую пачку.

Я достал новую и кинул ей. Снова воцарилось молчание. На самом деле, меня к ней не тянуло. То есть, не больше, чем к любой другой девушке. Да, Марта была красива и притягательна, с ней было весело, но мне не хотелось обременять себя. К тому же, все они стали моей семьей за такой короткий срок, напомнили, за что стоит любить жизнь. Ни одна, даже самая сексуальная девушка, не смогла дать мне столько, сколько они. И разрушить все это было бы глупо. Мысль о том, что Клюква хочет вышвырнуть меня, и вернуться к их привычной размеренной жизни, не давала покоя, сидела, точно заноза под ногтем. Ни Ява, ни уединение не казались мне такими манящими, когда я думал, что магия может рассеяться, что я не смогу смеяться с ними больше, делиться мнениями по поводу всего, что есть в этом треклятом мире.

– Нет, – я бахнул кулаком по коленке, – я не хочу испортить все. Вы друзья, и вы стали моими друзьями тоже. Если дело во мне, то я могу убраться, или объяснюсь с Клюквой, но я не стану подкатывать к тебе, потому что это может все загубить.

Марта водила ногой по земле, и, кажется, не слышала меня. Она улыбнулась какой-то потусторонней улыбкой, в свете луны ее белые зубы показались крупнее обычного, и я испугался. Когда она заговорила, голос ее был тихий и ровный, как будто она только что вышла из часовой медитации.

– Что ты хочешь оставить после себя?

– Что?

– Ты, наверное, думал о том, что останется после нас, когда мы умрем? Какая-то книга, подвиг, открытие, изобретение, дети, в конце концов.

– Только не дети.

– Не любишь детей?

– Не могу думать о них без содрогания. Это одно и то же? Не знаю, Кора не оставила ничего после себя, кроме моей боли. Я хотел бы уйти, не сделав больно тем, кто меня любит.

– Весьма благородно с твоей стороны. Думаешь, тебя кто-то любит?