Текст книги "Соль. Судьба первородной"

Негодуя и тяжко вздыхая, я готовилась к вечеру. И как бы мне ни хотелось обратного, время пролетело слишком быстро. Вскоре за окном сгустились легкие сумерки, словно вуалью прикрыв кричащую буйными красками великую империю мира Айрис. Я осторожно сложила то, что у меня получилось, в мешок и вышла из комнаты, чтобы застать ассистента мирно сопящим в своей постели. Детский разум прекрасен. Он способен забывать и не думать о том, о чем можно поволноваться и позже. В этот момент я искренне позавидовала его непосредственности, а еще пожалела его, ведь однажды и юный Кит не сумеет уснуть по причинам, от которых прежде был способен отмахнуться.

Стоило мне выйти из комнаты, как в коридоре тут же показались мои давешние сопровождающие. Молчаливые и хмурые, они на приличном расстоянии следовали за мной до покоев Рэйнхарда. Точно так же, не произнеся ни слова, один из них обогнал меня, когда до двери оставалось не больше десяти шагов, тихо постучал в дверь и, не задерживая меня ни секундой дольше, позволил войти.

Внутри царил полумрак, развеваемый лишь пламенем свечи, одиноко стоявшей на письменном столе, за которым сейчас и сидел Рэйнхард. Выглядел он донельзя неаристократично сегодня. Укутавшись в одну простынь, свободно развалившись в кресле, он слюнявил указательный и большой пальцы, чтобы перевернуть страницу книги. На мой приход пациент никак не отреагировал. Лишь мазнул равнодушным холодным взглядом и тут же вернулся к чтению.

– Ложись на кровать, – сказала я, опуская мешок на пол у его постели.

– Я еще не закончил, – холодно обронил он.

– Зато я уже начал, – просто ответила я.

Некоторое время мы мерили друг друга взглядами. Рэйнхард смотрел строго, жестко, холодно. О да, этот парень знал толк в гляделках с целью устрашения. Ну а я… Я просто человек, который прожил интересную, разнообразную, порой столь горькую, что и вспоминать страшно, жизнь. Если говорят, что глаза – это зеркало человеческой души, то лучше никогда не смотрите в глаза тем, кому не вспомнить свою жизнь и за несколько недель. В таких глазах живет бездна, а она имеет свойство смотреть в ответ.

– Ну, – нахмурилась я, когда мне показалось, что он несколько смутился, не ожидая подобного эффекта от любимой игры, – живо! Я что, по-твоему, сюда на рожу твою пялиться приперся? Я б лучше спать лег, чем твои телеса полночи натирать. Сегодня весь день, как малолетка, шлялся по рынку вместо того, чтобы начертать, что надобно, и ассистенту поручить за покупками сходить. Устал, как скотина, еще ты тут решил ослепнуть для полного моего счастья, а то мне лечить больше нечего. И так без слез не взглянешь, так он еще себе свечечку зажег и пялится в книгу, а сам-то, поди, ничё, кроме фигу, впотьмах и разобрать не может!

Рэйн тяжело вздохнул, прикрыл глаза, усмехнулся, а уже после как-то обреченно покачал головой.

– Просто, – вновь вздохнув, заговорил он, – у меня болят глаза.

– Да ладно, с чего бы? – притворно изумилась я. – Я, конечно, понимаю, что мне, старому дураку, не понять, но ты-то должен был додуматься, что раз что-то болит, то сие не просто так! Иди ложись, – уже серьезно сказала я, – глаза твои болят потому, что третий этап отравления Серой Морой – это слепота, а следом и глухота. Каждый орган твоего тела будет отказывать один за другим, так что не стоит затягивать с лечением, пока это еще обратимо.

Устало прикрыв глаза, Рэйн кивнул, а после осторожно поднялся с кресла и подошел ко мне, протянув обе руки. В этот момент простынь опала к его ногам и глава дома Ариен предстал передо мной в своем первозданном виде. Что же, должна признаться, даже в своем плачевном состоянии он выглядел… Нет, не так: я могла представить, каким этот мужчина был прежде, и посмотреть было на что.

Но поскольку я не была практиканткой-третьекурсницей, то стыдливо румяниться не собиралась, как и думать о том, что к делу не имело ни малейшего отношения. Есть тело, которому нужна рука целителя, и между двумя этими составляющими не может быть ни смущения, ни стыдливости, ни брезгливости.

Сняв перчатки, я тут же коснулась его запястий, убирая боль. Рэйнхард, казалось, даже затаил дыхание в ожидании тех ощущений, что несло с собой мое прикосновение.

– Ложись, – отойдя от него, я начала доставать из мешка все то, что мне удалось приготовить сегодня. Сначала нужно было принять то, что полагалось внутрь.

– Что это? – осторожно понюхав бутылочку, предложенную мной, и смешно сморщив нос, поинтересовался Рэйн.

– Какая-то хрень, – пожала я плечами.

И надо было видеть, как вытянулось его лицо в этот момент и округлились глаза, чтобы осознать, чего мне стоило сохранить невозмутимость!

– Что, – развела я руки в стороны, – разве это я задаю глупые вопросы?

– Я не считаю, что мой вопрос – глупый, – отчеканил он каждое слово.

– Он бесполезный, а стало быть, глупый. Что ты спрашиваешь всякую ерунду, как будто я должен поверить в то, что твои люди не следят за тем, что я покупаю, а впоследствии делаю у «себя» в комнате. Ты прекрасно знаешь и что это, и из чего сделано.

– Да, – зло ответил Рэйн, – как и то, что ты намешал туда дорогущей травы от поноса!

Ну наконец-то он озверел!

– И что? Тебе жалко, что ли? Подумаешь, денек-другой воздержишься…

– Я последний раз нормально спрашиваю…

– Не-не-не, – помахала я указательным пальцем, – не так. Ты должен сказать: «Я спросил в последний раз и просто буду делать то, что говорит мой целитель». Помнишь же пункт нашего договора о том, что ты «не будешь меня доставать глупыми вопросами»?

– Я…

– Забыл? Так и знал, – печально вздохнула я. – Как тебя во главе Ариен только поставили-то, – ну вот я и шагнула на ту самую заповедную землю, которая была способна лишить привычного равновесия столь замкнутого и уравновешенного типа.

После этих моих слов он нарочито медленно отставил бутылочку, поднялся на ноги, подошел ко мне бесшумной, хищной походкой. Его взгляд будто впился в меня, как если бы ему было по силам одним только им удержать меня на месте и раздавить. Его дыхание было частым и прерывистым – как раз то, что мне нужно! Он был зол, как демон из преисподней Айда! Тут же его руки стальными тисками вцепились в полы моей куртки, и я с каким-то детским восторгом ощутила, как взмываю вверх. Серьезно говорю, так весело мне давно не было! Нет, слава Двуликому, он не стал меня швырять, а вместо этого встряхнул туда-сюда, так что я едва не расхохоталась в голос. Так меня в детстве подкидывал отец… потом как-то все стеснялись.

– Да что ты о себе возомнил?! Ты, – зарычал он, готовясь к возмутительной по своему содержанию тираде, когда я уже легко могла дотянуться до нескольких точек на его груди и шее, которые позволили бы его ненадолго обездвижить. Что я, собственно, и сделала. Мужчина как-то накренился – и едва не погреб меня под своим телом, но, вовремя изловчившись, я все же толкнула его на бок, а сама, не тратя времени даром, схватила бутылочку и, открыв ему рот, влила содержимое внутрь, заставив проглотить. Рэйнхард явно был ошарашен. Всего за несколько секунд его оглушили, тело перестало его слушаться, он упал, ему в рот влили лекарство, а теперь заботливо гладили по голове, приговаривая:

– «От поноса»… Ну скажешь тоже, – покачала я головой, – кто ж такую траву на г…о переводить будет. Это особая трава, Рэйнхард Эль Ариен, которая в сочетании с теми компонентами и твоей злостью выведет из организма уже накопленный яд. Двуликий знает почему, но именно когда ее употребляешь при стрессовых ситуациях или нагрузках, она лучше действует. Так что можешь еще покипеть от злости, сейчас это полезно, как раз хватит на то, чтобы твое сердце успело разнести ее по всему организму, пока она не потеряла своих свойств, – усмехнулась я.

Он уснул, так и не придя в себя после моих… процедур. Это, должно быть, и хорошо, потому как одно дело – объяснить, почему так поступила, и совсем другое – понять, почему именно так поступил этот мерзкий гадливый старикашка. Голова Рэйна покоилась на моих коленях, а я продолжала механически гладить его по волосам, параллельно вплетая через это действие нити собственной силы. Мысли мои были далеки и концентрировались лишь на том, что необходимо сделать за эту ночь. Но все же было и еще кое-что, что беспокоило меня.

Вторые сутки моего пребывания под крылом Ариен подходили к концу. И то, что я ощущала сейчас через прикосновения к этому мужчине, мне не нравилось совершенно. Вчера я хорошо почистила его кровь. Очень хорошо почистила! Сегодня оставалось вывести остатки яда из организма и начать восстановительный процесс в полном объеме. Но сейчас я ясно ощущала, что картина в общем-то не изменилась. То, что я убрала вчера, было вновь на своем месте. А это могло значить лишь одно, учитывая то, что своей комнаты он не покидал: то, что травило его, принесли сюда.

Глава 4

Как это странно, необыкновенно и приятно – просыпаться не потому, что твой организм пробыл в отключке столько, что вновь ощущает боль, а потому, что ты просто спал достаточно. Эта томная нега в расслабленном теле… Вот только почему такой твердый матрац? Он вроде бы не менял его? Точно, не менял. А засыпал где? Вроде бы…

После этой мысли мужчина широко распахнул глаза, чтобы обнаружить себя… в гробу?!

Толком не понимая, что происходит, он попытался привстать, но затея оказалась неудачной, поскольку он тут же ударился головой о деревянную плиту над собой. Сбоку что-то всколыхнулось, пропуская лучик света, и только теперь он понял, где находится. Если вчера ему показалось, что он на грани бешенства, то сейчас он был вне себя от ярости и готов был действовать! Тем более что объект его злости обнаружился тут же и был хорошо виден в образовавшуюся щель! А учитывая, что Рэйн нашел себя под собственной кроватью, совершенно голым, бережно укутанным в одеяло и даже с подушечкой под головой, а простынь дед использовал не хуже балдахина, чуть приспустив ее по бокам кровати, то злиться было на что! Да еще эта его вчерашняя выходка!

И что же старый мерзавец вытворял уже с утра? В комнате было все вверх дном. Дед скатал все ковры, ободрал обивку на его любимом кресле, расшвырял на столе книги, которые почему-то выглядели обгрызенными, и теперь уныло таращился на небосвод, взгромоздившись на его подоконник.

– Что все это значит? – прорычал Рэйн раньше, чем сумел полностью выбраться из-под кровати.

– Значит… значит… – пробормотал дед, не обратив на него ровным счетом никакого внимания. – Значит, что я что-то упускаю, – вопреки всему дед говорил спокойно и вдумчиво, в то время как Рэйнхард едва сдерживался, чтобы не довершить начатое вчера вечером. Что сделал с ним этот старик, что из невозмутимого, замкнутого мужчины он спустя всего двое суток превращается в кого-то, слишком напоминающего его младшего брата. Надо с этим завязывать! Он не может себе позволить быть таким. Подобная несдержанность приведет лишь к ошибкам!

– Объясните мне, что все это значит и почему вас никто не остановил?!

– А, – отмахнулся дед, – они спят, – глубоко вздохнул он.

– Что? Как – спят?!

Дед опять уныло вздохнул и посмотрел на Рэйнхарда так, что тот невольно ощутил себя надоедливой блохой.

– Они меняются каждые четыре часа, – пояснил дед совершенно секретную информацию, о которой знать ему не полагалось. – После того как они в последний раз поменялись, я начал заниматься этим, – обвел он рукой комнату. – Они прибежали, теперь спят, – кивнул он в сторону двери, где мирно посапывали двое лучших людей Рэйнхарда. – Следующие придут не раньше чем через полтора часа.

Старик вновь замолчал, устремив свой взор в окно.

– Зачем вы разнесли мою комнату и засунули меня под крова… – На этих словах Рэйн запнулся, так как взор его упал на ту самую кровать. – Вы разодрали мой матрац… – как-то устало пробормотал он.

– Гм, – кивнул дед, – разодрал… Устал я.

– Надо думать, – пробормотал Рэйнхард, медленно осматривая разгромленную комнату.

Старик вновь погрузился в собственные мысли, позволяя Рэйну лицезреть масштабы причиненного вреда. А посмотреть было на что! Пострадало не только кресло. Казалось, старик отодрал все возможные обивки, до которых сумел добраться. Он вскрыл не только его матрац, но и подушки, перевернул его малый гардероб, в котором хранилось белье и кое-какая повседневная одежда, выпотрошил ящики стола, книжные полки теперь пустовали, а ворох книг возвышался горой посреди комнаты, отдельно валялись выдранные изжеванные листы…

– Вы что, пытались есть мои книги? – монотонно поинтересовался он.

– Нет, я их только попробовал, – пояснил дед.

– Зачем? – несколько обреченно посмотрел Рэйн на старика. Такого вредоносного целителя он в жизни своей не встречал. Это был древний пакостник-вредитель, который будет похлеще стихийного бедствия, если захочет. Старик связал его по рукам и ногам всего за несколько суток и сам прекрасно знает, что ничего ему не будет не только потому, что он нужен, но и потому что у Рэйна рука не поднимется причинить ему вред. Но ведь его можно изолировать? Тогда какой от него прок… Тем более у этого ума хватит навредить и самому себе, если это будет нужно.

– Ты облизываешь страницы, когда читаешь, – тяжко вздохнул дед. – Было бы идеально, если бы тебя травили твоими же книжками.

– Я проверял, – в точности повторив вздох старика, поделился Рэйн.

– А чего не сказал? – встрепенулся Соль и уже было собрался идти в наступление.

– А вы спрашивали? – изогнув бровь, спросил Рэйн. – Могли бы поинтересоваться прежде, чем меня… – закатил он глаза, явно пытаясь неуклюже изобразить способ своего вчерашнего пленения.

– Я боялся, ты не разрешишь…

– Жевать мои редкие, баснословно дорогие книги?

– Ну, что-то типа того, – кивнул старик. – Да и не такие уж они и дорогие, я тебе подарю лучше, если вернусь домой…

– Зачем изодрали стены, кресло, постельное белье, подушки, мое исподнее?

– Затем, – обиженно засопел старик.

– Их я тоже проверял, – поделился Рэйн. – Я не идиот, – зачем-то добавил он.

– У тебя брат идиот, так что у меня не было полной уверенности в тебе…

– Это способ сказать «Простите за погром»?

– Типа того, – не став препираться, согласился дед. – И… это… сегодня я от тебя ни на шаг не отойду, – немного запинаясь, пробормотал он.

– А что так?

– Есть причина.

– Мне не становится лучше? – как бы легкомысленно ни прозвучал этот вопрос, таковым для Рэйна он вовсе не был.

– Становится, – возразил дед, – пока я не выхожу за пределы этой комнаты. Поэтому я хочу еще раз позавтракать вместе с твоими родственниками, а заодно и походить за тобой по пятам.

– Хорошо, – просто ответил Рэйнхард, с удивлением понимая, что чувствует нечто сродни уверенности рядом с этим человеком, а может, даже и доверие к нему? Хотя… ерунда все это.

Сифилиция, Молчаливый-болтун, Двое-из-ларца и Поганец были уже на месте, когда мы спустились в столовую дома Ариен. Стоило переступить порог комнаты, чтобы поразиться тому, как выглядела эта семья в лучах утреннего солнца, что сквозь широкие окна проникали внутрь помещения. Женщины казались воздушными неземными созданиями в своих легких струящихся тогах, что словно были сотканы из тысяч нежнейших лепестков. Их золотые кудри убраны в высокие прически, кожа казалась такой сияющей и нежной, что до боли хотелось к ней прикоснуться, при этом страшно бы было осквернить нечто столь идеальное. Они казались чистыми и невинными, и сердце невольно начинало трепетать в груди от одного только взгляда на них. На лицах безмятежные, немного легкомысленные улыбки.

В то время как мужчины выглядели особенно мужественно и благородно рядом с такой беззащитной красотой. В воздухе кружил нежный аромат свежесрезанных фрезий и легкий флер лимонной травы. Младший брат Рэйна отпускал ничего не значащие шутки, и столовая наполнялась нежным перезвоном женского смеха. Мужчины реагировали более сдержанно, при этом показывая, что им нравится происходящее. Они были похожи на героев романа, сказки или картины о том, как выглядит идеальная светская семья. Реальность вокруг них преображалась, словно наполняясь волшебными, едва слышимыми звуками таинственных мелодий. Казалось, не солнце проникает в комнату, а от каждого из присутствующих исходит это самое прекрасное сияние.

Вот о чем я говорила, когда предупреждала о том, чем отличаются аланиты от простых людей. Они могут ослеплять. Их магия сочится из каждой клеточки их тела. Если вы до сих пор не знаете, что такое настоящая любовь, счастье, искушение и страсть, то испытаете все это непременно, стоит им лишь слегка задеть вас своим магическим флером. Люди выдумывают небылицы о том, как прекрасны Крылатые. О том, сколько юных дев и парней теряло голову от одного только метко брошенного взгляда. Разумеется, в людском прочтении такие истории всегда заканчивались брачной церемонией и прекрасной фразой «Жили они долго и счастливо». Но, как известно, желаемое и реальность частенько разнятся. В реальности аланиты с легкостью добивались взаимной симпатии, использовали жертву по назначению, хотя для любого из них это было всего лишь частью флирта или же чем-то, что люди назвали бы обаянием, то есть частью натуры, которая просто была дана им от природы и стыдиться которой не пристало. Хотя если спросите меня, это не что иное, как завуалированное принуждение. Когда Крылатые прекрасно знали, как действуют на существ, обделенных магией, и продолжали этим пользоваться. Возможно, среди царящих ныне нравов в империи, где рабство – это норма жизни, когда твой господин тебе приятен – это не что иное, как благость? Я не знаю. Но человеческие женщины и мужчины теряли головы от своих господ. Их образы воспевали, восхваляли и приравнивали к божественным. Люди говорили: «Красива, как юная аланис» – и это было лучшим комплиментом девушке.

На деле же все гораздо проще: не столь уж красивы они были, сколь опьяняла простых людей магия, что пела свою песнь в крови каждого аланита. Сейчас, похоже, никто из присутствующих не пытался чуть пригасить свой магический фон. Разве что Эрдан казался просто медным чайником среди золотых кувшинов. У него все еще были заблокированы его энергопотоки. Рэйнхард был болен, и ошеломляющей разницы между нами я не ощущала. Его люди привыкли быть незаметными и понапрасну свои силы не тратили. Но, похоже, его родственники решили просто ошеломить меня в это утро…

Им это удалось – у меня заболела голова.

– Ох, Соль, – воскликнула мать семейства и тут же расплылась в лучезарной улыбке. Я болезненно сощурилась. – Так рада видеть вас! Почему вас не было с нами вчера? Я скучала! – проворковала она.

В этот момент я заметила на себе сосредоточенный взгляд Рэйнхарда, который выглядел несколько обеспокоенным. Ну еще бы, его псевдоматушка решила меня охмурить… похоже. А может, и сестра тоже? Шучу, конечно, но что-то было не так. Единственным человеком за столом была я, а стало быть – единственной, кто мог остаться под впечатлением от подобного. Хотя, может быть, им хотелось показаться радушными и очаровательными хозяевами? Ага.

– А ты ведь оставался вчера дома? – обратилась она к Рэйнхарду. – Мог бы и поприсутствовать с нами на ужине, – обиженно поджав губы, укоризненно посмотрела она на него. – Нельзя жить только работой!

– Я не работал, – возразил Рэйн. – Соль занимался мной.

– Да? – встрепенулась женщина. – Это правда? Соль, умоляю, скажите мне, что вы можете помочь моему несчастному сыну! – живо обратилась она уже ко мне. – Вы не представляете, как я себя чувствую, стоит мне только подумать о моем мальчике!

Мне стоило невероятных трудов сдержаться и не рассмеяться в лицо этой женщине. Разве может мать переставать думать о своем больном ребенке?!

– Так, может, лучше не думать? – осведомилась я.

– Вы, вероятно, шутите?!

– Вероятно, так, – пожала я плечами, не дожидаясь приглашения сесть за стол и занимая первое свободное место, впрочем, это было то самое место, которое досталось мне и в первый раз.

– Как вам новое место жительства? – подал голос мой первый пациент в этом семействе. – Не находите, что жить в доме, где у вас есть не только удобная кровать, но и своя личная ванная, гораздо удобнее? – мило улыбнулся парень, а я подумала, что некоторые мужчины смотрелись бы гораздо симпатичнее, не будь у них передних зубов. Они хотя бы щериться стеснялись бы на людях.

– Кто тебе сказал, что в моем доме не было ванной? – мрачно поинтересовалась я.

– Я прожил у вас не один день…

– Ты провалялся в прихожей, можно сказать, в зоне карантина. Или ты думаешь, я всех подряд приглашаю пользоваться моими предметами для личной гигиены? – поинтересовалась я.

Эрдан как раз набрал побольше воздуха в грудь, чтобы сообщить мне, как он признателен за спасение собственной жизни, как в разговор вновь вклинилась его несносная мать.

– Вам не очень приятен мой сын? – прибавив жалобных ноток в голос, поинтересовалась она. – Почему бы вам не перестать на него злиться, ведь он поступил так лишь с мыслью о своем брате…

На этот раз я прямо посмотрела на нее, сбрасывая тот налет человечности, что обычно присутствовал в цвете моих глаз, – глазами первородного.

– Почему бы тебе, дочка, не перестать указывать мне, как и к кому относиться? А еще – притуши свой магический фонарь, в моем возрасте даже мысль о том, что ты ничаво, – неуместна. Есть будем или как?

– Вы… – еще одна дама благородного семейства набрала в грудь побольше воздуха, дабы высказать свое восхищение моей персоной.

– Я старше тебя, твоего мужа, детей и племянника, вместе взятых, и то, что ты продолжаешь проверять мои нервы на крепость, меня безумно раздражает. Прекрати зудеть и ешь молча. Устал я. Коли уж приволокли меня сюда, то будьте так любезны не нервировать ради своего дражайшего сына и его болезни, разумеется.

– Рэйнхард! – наконец собравшись с мыслями, воскликнула мамаша, обратив взор, полный негодования, к сыну.

– Позже, – коротко бросил он и, дав знак слуге подавать на стол, тем самым прекратил любые разговоры.

Странная эта семья Ариен. То, что сегодня в этом мире у меня стало на одного врага больше, я понимала со всей ответственностью. Надо сказать, я хотела, чтобы маски были сброшены как можно скорее и мы бы перестали играть в добросердечие. Я ставила на то, что отравителем была именно мать Рэйнхарда. У нее было больше всего возможностей и средств для подобного. Разумеется, ей кто-то помогал. Возможно, даже ее собственный муж. Но все это, конечно, были мои домыслы ввиду того, кто получил бы бо́льшую выгоду от смерти старшего Дома. Хотя по большому счету мне казалось, что проиграли бы все. Зачем сознательно ослаблять собственный Дом? Выходила какая-то ерунда! Ведь каждый из присутствующих жил и особенно не тужил, пока рядом существовал Рэйнхард. Разве нет?

– Ай, – неожиданный вздох юной Джеммы привлек всеобщее внимание.

Как это нетрудно представить, я отвлеклась от процесса поглощения пищи, поддавшись стадному инстинкту.

– Что такое, милая? – участливо проворковала мать семейства.

– Ничего, – смущенно пробормотала девушка. – Просто ты уверена, что мое платье действительно из ис’шерского шелка? – капризно изогнув губки, поинтересовалась она.

– Разумеется. К чему подобный вопрос?

– Просто, – пожала плечами девушка, поведя ими так, будто пытаясь почесаться между лопаток. – Не важно, – отмахнулась она.

– Твоя кожа слишком чувствительна, дорогая, – улыбнулась женщина и вновь обернулась ко мне с таким выражением лица, будто бы ничего не было. – Наша Джемма совершенно не выносит сложных тканей, такая нежная девочка, даже не могу представить, что однажды мне придется отпустить ее в другой Дом, – тягостно вздохнула она, перескочив с одной темы на противоположную.

– Брось, мама, – встрял ее старший сын, – Джемма сумеет о себе позаботиться. Тем более ей предстоит лучшая партия из возможных! Ее ждет Дом Варис – разве где-то ей будет лучше?

– Это правда, Варис – наши соратники, они не дадут мою малышку в обиду. Не то, что Дриэллы… Как вспомню, что у них хватило наглости просить руку моего сокровища, – мороз по коже! Отвратительно! Никогда кровь Ариен не будет разбавлена гнилостной жижей из Дома Дриэллов!

– К чему эти разговоры? – неожиданно агрессивно вступил в разговор младший брат Эрдана. – До ее брака еще пять лет, а вы постоянно наседаете на нее, не позволяя думать ни о чем другом.

– Зачем моей малышке забивать свою прелестную головку чем-то бесполезным, когда впереди столько приятных открытий? – захихикала женщина. – Все, что нужно будущей хозяйке Дома, – это стать отличной хозяйкой! Тогда и проблем в ее жизни не будет.

– Мама! – капризно воскликнула малолетняя невеста. – Хватит!

– Какое же ты все-таки дитя, – нежно улыбнулась женщина.

Вот за такими разговорами о том, кому с кем жить до скончания времен, и прошел этот завтрак. Оказалось, что Поганец, так же как Джемма и Аргус, уже давно сосватан, но точно так же, как и младшие брат с сестрой, в храм Пресветлой не спешит. Рэйнхард же, напротив, судя по словам матушки, которая, похоже, не обладала излишним чутьем и тактичностью, недавно разорвал желанную помолвку с любимой женщиной, и несчастная Филиция просто не понимала, как он справлялся с навалившимся на него горем. Все это было высказано при всех без малейшего уважения к его чувствам. Рэйн же, казалось, и вовсе удалился на совещание с собственным разумом, потому никак не реагировал ни на слова матери, ни на поддакивания младших.

– Вы даже не представляете, насколько прекрасна эта девушка, Соль, – сокрушалась матушка. – Такая надолго в невестах не засидится. Эх, если бы только не болезнь, мой ребенок сейчас был бы счастливейшим из мужей! Но я верю, что у них еще все получится! Вы ведь здесь! А значит, у него есть шанс на семейное благополучие!

– Я подобные дела не организовываю, – буркнула я.

– Ох уж этот ваш колючий нрав, – вновь расплылась в улыбке Филиция. – Вы знаете, мне даже нравится! – воскликнула она.

На данное замечание слов у меня уже не нашлось. Я решила, что пусть болтает, ведь чтобы ее заткнуть, мне, похоже, придется ее убить. Потому я просто занялась тем, зачем, собственно, пришла. Я перепробовала все, что было на столе. Но ничего так и не нашла. Потому все, что мне осталось, – так это предаться самой мрачной меланхолии. Когда же уже этот Рэйнхард встанет и возвестит всех, что поел, мать его за ногу! Но вместо этого он с задумчивым видом счищал шкурку с ярко-алого сочного яблока и, похоже, намеревался еще и нарезать его тонкими ломтиками прежде, чем съесть.

– Конечно, Елена надолго одна не останется, – с толикой презрения в голосе вклинился в разговор Эрдан, – ведь не просто так она племянница императора…

Я едва не поперхнулась от такой новости, но вовремя успела запить ее водой.

– Да, второй такой партии нам уже не устроить, – покивала Филиция. И можно было на самом деле подумать, что эта дамочка имела непосредственное участие в устройстве будущего своих детей. – Хоть и рождена была от младшей сестры, но все же императорская кровь, – мечтательно причмокнула она. – Гербы Ариен и Гридас, какое чудное цветовое сочетание…

Я устало прикрыла глаза. Более бредового разговора, чем происходил на данный момент, я, пожалуй, в жизни не слышала. А если учесть, что, помимо всего прочего вслух озвученного идиотизма, цветом Ариен был красный, а Гридас – зеленый, то «чудесное цветовое сочетание» было бы чудесным, даже если сочетать пришлось буро-коричневый и нежно-розовый. Стоило матери Эрдана открыть рот, как меня начинало ощутимо потряхивать от едва сдерживаемого раздражения. И с каждым произнесенным ею словом оно лишь нарастало.

– Ах, – печально вздохнула она, – если бы не эта треклятая болезнь! Так не вовремя…

И именно это слово, брошенное ею как нечто само собой разумеющееся, окончательно разбило остатки моего самообладания. С силой обрушив сжавшийся кулак на стол, я и не заметила, как жалобно взвизгнула фарфоровая посуда вокруг меня. Все, о чем я могла думать сейчас, – с каким бы удовольствием вмазала бы этой полоумной.

– Как жаль, – усмехнулась я, – что ваш…

– Я закончил, – оборвал меня на половине фразы Рэйнхард, поднимаясь из-за стола. – Пойдемте, Соль, у нас еще дела.

Да что за на хрен!

– Сынок, позволь Соль договорить, я уверена, ему хотелось сказать что-то очень важное, – этот тошнотворно приторный голос был хуже клинка в сердце.

– О, – елейным голосом ответила я, встречаясь взглядом с этой женщиной, – всего лишь хотел согласиться, что это охренеть как удобно – знать точно, когда кто-то решит скопытиться. Можно столько всего запланировать заранее. Спасибо за завтрак, – кивнула я.

– О… конечно, – пробормотала Филиция, все еще улыбаясь и оборачиваясь к собственному мужу, который, похоже, с ней не общался из принципа самосохранения: – Дорогой, я не поняла…

Дальше слушать я уже не могла.

– Твоя приемная мать точно не умственно отсталая? – поинтересовалась я, стоило дверям закрыться за нашими спинами.

– Моя мать… – задумчиво проговорил он, – самое жестокое и прекрасное создание моего дома. И я вас очень попрошу, Соль, не тревожить ее.

– Что, прости? – прищурилась я.

– Она… обладает двойственной природой – и никогда не знаешь, как она отреагирует на те или иные вещи.

– Так все же с головой у нее нелады? – прямо поинтересовалась я.

– С головой, – с нажимом сказал Рэйн, – у нее все в порядке, с реакциями – беда. Она не всегда такая, но бывают периоды, когда с ней лучше соглашаться и не спорить лишний раз. В такие дни Димитрий обычно просто молчит. Это все из-за дисбаланса силы…

– Она нестабильна?

Рэйн лишь коротко кивнул.

– Ее источник не был готов, когда ее выдали замуж и она начала половую жизнь, потому…

– Фон силы скачет, а с ним меняется и характер…

– Конечно, вы должны были слышать о подобном, – кивнул он.

– Я знаю, что это такое, но в такой ярко выраженной форме встречать не приходилось.

– Мы не афишируем это, просто стараемся подстраиваться…

– Вы поощряете ее дурь, – жестко оборвала его я. – Нестабильность не выражается так, поверь мне на слово, сынок.

Зрелость аланита измерялась не годами, а сформированностью крыльев. Именно крылья, суть их магии и силы, сотканные из энергии, что делала их теми, кем они были, определяли их способность состоять в браке, иметь детей, быть самостоятельными членами общества. На мальчиков такой момент, как незрелость, не влиял, когда им хотелось плотских утех. Яркий пример – «Эрдан-Уродливый-Поганец-и-Потаскушник». Девочкам же, напротив, следовало себя беречь до полной зрелости. В противном случае была вероятность поведенческих отклонений и нестабильности энергетического фона. Иными словами, у Филиции было обострение. Ее энергетический фон на данный момент зашкаливал, потому мне и показалось, что она самая сильная в этой семье.