Текст книги "Арена заблудших"

– Не скажу, что твой ответ меня успокоил, – хмыкнул Вит.

– Я тоже, – мрачно согласился Фьор.

А что, если в следующий раз он сам не заметит, как задумается, и случайно спалит весь цирк?

Фьор вздрогнул. Хватит, он уже достаточно сжег в своей жизни. Свое собственное прошлое. Свои обиды на судьбу. Тот клуб, где была Ира… Он не может сжечь еще и то место, которое стало для него самым близким к тому, что называют домом!

Но как можно быть уверенным, что это не случится вновь?

Как это всегда бывало в моменты сложных раздумий, Фьор начинал прищелкивать пальцами, то вызывая, то гася огонь, словно играя с зажигалкой.

Раньше пламя никогда не выходило из-под контроля, это началось после того, как Крис вернула ему огонь.

Крис… Это все-таки ее рук дело? Но что она могла сделать не так? Если никто прежде не делал ничего подобного, ни о каком «не так» не может быть и речи. Она искренне хотела помочь – и помогла; у него снова есть огонь, не так ли? Конечно же, это не ее вина, что он теряет контроль над пламенем. Возможно, это потому, что он получил дар во второй раз. Возможно, это месть цирка за нарушение правил: сначала лишить дара, провести через круги ада, а затем вернуть – но только для того, чтобы показать, что дар-то бракованный!

Фьор заставил себя успокоиться. Его теории ничего не стоят, потому что у него нет способа их проверить. Значит, вместо того чтобы тщетно размышлять, почему это происходит, нужно сфокусироваться на том, как это можно предотвратить.

И ответ Фьор уже знал. Нужно просмотреть видение от начала до конца. Узнать, что происходило на той поляне, кто был в костре – и почему этот взгляд все переворачивал в его душе. И тогда контроль над огнем должен будет вернуться.

* * *

После ужина Графиня объявила, что ночевки не будет и им предстоит ехать без остановок. Город, где у них намечено следующее выступление, довольно далеко, и надо поспешить, чтобы успеть.

Эти слова были встречены недовольным ворчанием циркачей и громкими, демонстративными претензиями Кабара. Графиня не подавала вида, что ее это как-то задевает, но Кристина прекрасно помнила подслушанный разговор и больше не покупалась на обманчиво невозмутимый вид директора.

Стройный, изящный Лас, как всегда, стоял чуть позади Графини, с этим своим отрешенно-одухотворенным выражением лица, – и, как всегда, помалкивал и не вмешивался. Кристина увидела, как Ковбой насмешливо вздернул бровь и, демонстративно выплюнув соломинку на землю, послал Графине выразительный взгляд.

Когда Кристина вернулась к своему трейлеру, то увидела рядом с ним Мануэля и Вита, которые о чем-то спорили.

– Нет, я поеду! – донеслось до нее восклицание Мануэля. – У тебя уже был шанс. Да у тебя была уйма шансов, Риона в цирке давно! Почему тебе приспичило именно сегодня?

Ответа Вита Кристина не разобрала, услышала только ответную реплику гимнаста:

– Ну раз так, значит, сегодня моя очередь. Я, в отличие от тебя, не жду удачного момента до бесконечности, я его сам создаю.

Тут Мануэль заметил Кристину, повернулся к ней и шутливым жестом предложил зайти в трейлер. Вит стоял рядом, скрестив руки на груди; вид у него был недовольный, на скулах играли желваки.

Воздушный гимнаст зашел вслед за Кристиной и уселся в кресло водителя.

– Сегодня ночью мой черед вас катать, – весело сообщил он девушкам, а потом повернулся к Кристине: – Хочешь составить мне компанию, Крис? – предложил он.

Взгляд Джады, ударивший в спину, словно нож, Кристина ощутила почти физически, даже не надо было оглядываться. Но от предложения Мануэля сердце уже сплясало залихватскую ирландскую джигу, и отказываться не хотелось. В конце концов, какого черта она вечно должна подстраиваться под других? Чем более удобной пытаешься стать для всех вокруг, тем больше от тебя требуют и ожидают; это Кристина уже давно поняла, только у нее не хватало духу разом решиться изменить поведение. Что ж, у Кристины не хватало – а у Крис хватит!

– Ну как, привыкаешь потихоньку к нашей жизни? – спросил Мануэль, когда Кристина устроилась на маленькое сиденье рядом с креслом водителя, завел мотор, и трейлер мягко заурчал.

– Сложно сказать, – ответила Кристина, пытаясь утихомирить порхание бабочек в животе. «Только не веди себя как восторженная идиотка просто потому, что с тобой говорит парень, который тебе нравится. Только не веди себя как идиотка!» – Да и я, честно говоря, не слишком стараюсь привыкать. Мне, знаешь ли, светит скорое удаление, и раз так, то задача привыкания для меня совсем неактуальна.

– Цирк не стал бы тебя выбирать просто для того, чтобы сразу же удалить. Наверное, у него для тебя приготовлена какая-то особенная роль.

Как всегда, Кристина чуть вздрогнула от слова «особенная».

– Ты давно здесь? – спросила она, меняя тему.

– В «Колизионе» – полгода.

– В «Колизионе»? – сразу обратила внимание на это уточнение Кристина. – А раньше?

– А раньше я был в другом цирке.

– Значит, это правда? – ахнула она. – Есть и другие? И много их?

Мануэль как-то странно на нее покосился, но все же ответил:

– Не знаю. Но точно больше одного.

– А почему оттуда ушел?

– Я не ушел. От меня, скажем так, избавились.

Кристина молча ожидала продолжения. Мануэлю же, казалось, не слишком хотелось распространяться на эту тему.

– У меня вышли разногласия с некоторыми коллегами, и мне дали понять, что больше не хотят меня там видеть, – тщательно подбирая максимально обтекаемые формулировки, сказал Мануэль. – К счастью, мне повезло оказаться на пути «Колизиона», и Сол меня принял.

– И как там было? В твоем прежнем цирке?

– А почему тебя это так интересует?

В голосе Мануэля прозвучал намек на настороженность, но Кристина не поняла причины.

– Странный вопрос, – ответила она. – Всего пару дней назад все, что мне было знакомо и привычно, рухнуло, и я оказалась в совершенно другом мире. По-моему, вполне естественно, что мне хочется узнать о нем как можно больше. Тем более когда оказывается, что этот мир не ограничен одним только нашим цирком.

Мануэль молчал, не отводя глаз от темной дороги.

– Да ничего особенного там не было, – наконец сказал он. – То же самое, что и здесь: дороги, тренировки и представления, представления, тренировки и дороги… Расскажи лучше про себя. Что у тебя за жизнь была? И что в ней было не так?

Кристина замялась, вспомнив отповедь Джады по поводу прежних имен.

– А я думала, тут не принято обсуждать свое доцирковое прошлое.

– Если кем-то и принято, то точно не мной, – усмехнулся Мануэль. – Я лично ни под чем таким не подписывался.

– Да нечего особо рассказывать, – пожала плечами Кристина, успокоенная тем, что тон Мануэля вроде бы снова стал легким и дружеским. – У меня в жизни не было ничего интересного или заслуживающего внимания. Обычная семья: мама, папа и Кирюша, младший брат с… – Кристина споткнулась, – с особенностями развития. В этом году я должна была окончить школу и собиралась уехать из своей родной дыры как можно дальше.

– Что ж, этот пункт ты выполнила блестяще! Дальше, чем в «Колизион», и не придумаешь!

– Да уж, – фыркнула Кристина. – А ты? Кем ты был до того, как оказался здесь?

– Единственным сыном одного влиятельного политика.

– Да ладно! Не верю.

Мануэля, казалось, позабавила ее реакция.

– Почему?

– Почему? – Кристину переполнило возмущение. – Я еще понимаю, как могла стать лишней я: жила в полной дыре, родители пашут с утра до ночи, чтобы свести концы с концами, никакого просвета и никаких перспектив. Но как можно оказаться лишним в жизни, когда у тебя все есть?

– Под «все» ты понимаешь связи, деньги и то, что на них можно купить? – сухо осведомился Мануэль.

– Ну да!

– Есть только один маленький, но важный нюанс: даже самые большие деньги не гарантируют тебе счастья, любви и спасения от одиночества.

– Я тебя умоляю! – презрительно фыркнула Кристина. – Говорить на полном серьезе «не в деньгах счастье» могут только те, у кого этих денег полно!

Мануэль только пожал плечами в ответ.

– Извини, – сбавила обороты Кристина. – Я не хотела тебя обидеть. Мне просто сложно представить, как можно быть несчастным и чувствовать себя лишним и ненужным, если ты богатый.

Мануэль не ответил, но Кристина почти сразу почувствовала, что от непринужденной атмосферы не осталось и следа. Сидя в неловкой тишине в кабине водителя, Кристина размышляла, стоит ли пытаться реанимировать разговор – или лучше и не пробовать. Призвав на помощь новую версию себя, она решила, что Крис не станет снова пытаться оправдываться. Она уже извинилась и сказала, что у нее не было плохих намерений. А извиняться за свои взгляды и убеждения, пожалуй, не стоит – она их не стыдится.

– Что ж, поздно уже, я, пожалуй, пойду, – сказала наконец Кристина.

Мануэль молча кивнул, не отрывая взгляда от темной дороги.

Чувствуя себя растерянной и почему-то потерпевшей поражение – хотя не было никакой битвы, Кристина вернулась в салон и с облегчением отметила, что соседки уже выключили свет – значит, не придется ни с кем поддерживать разговор. Растянулась на узкой кровати, вздохнула – и попыталась избавиться от ощущения, что буквально минуту назад по собственной неосторожности испортила нечто чудесное, что могло бы случиться.

Потом почувствовала, что ей ужасно неудобно лежать и что-то колется. Включив подсветку на телефоне, она увидела в постели песок.

Вопроса о том, откуда он взялся, не возникло. Если уж на то пошло, это даже смешно, что Джада выбрала такую мелкую, прямо-таки детскую месть. Впрочем, пусть уж такая, чем месть серьезная и взрослая.

Экран телефона медленно тускнел, и Кристина хотела позволить ему погаснуть, но не удержалась. Соцсети ее больше не интересовали, а вот посмотреть фотографии семьи вдруг очень сильно захотелось, и она открыла папку с картинками. Только… почему же здесь столько ненужных фотографий? Столько казавшейся ей важной ерунды, столько бессмысленных селфи, которые она почти никогда никуда не выставляла, – и практически нет фотографий мамы, отца и Кирюши… Как жаль.

Кристина выключила телефон, обняла подушку, подавила ставший привычным тяжелый вздох и попыталась заснуть.

Глава 16

Проснувшись среди ночи, Кирюша снова не увидел Тину в кровати. На этот раз он первым делом проверил балкон, но ее там не было. Кухня и ванная тоже пустовали. Неужели она все-таки ушла? Может, тогда настоящая Кристина скоро вернется?

Кирюша на цыпочках возвращался в спальню, когда заметил, что входная дверь слегка приоткрылась. Мама забыла ее запереть? Или это Тина куда-то ушла и специально оставила дверь открытой, чтобы вернуться никем не замеченной?

Выглянув в щель на лестничную площадку, Кирюша никого там не увидел.

Он вышел и осмотрелся. Лампочка на втором этаже не горела, а она срабатывала на движение. Значит, Тина наверх не поднималась. А может, и поднималась, но уже давно, и лампочка выключилась. А вот дверь возле почтовых ящиков, ведущая в подвал, была приоткрыта. И как только Кирюша это увидел, он понял: Тина там.

Прямо в нелюбимых тапочках-собачках Кирюша подошел в двери в подвал. Подвала он не то чтобы боялся – темнота его не пугала, он знал, что никаких чудовищ в тенях не прячется, ведь монстров не существует, – но очень не любил. Однако ради того, чтобы узнать, кто такая на самом деле Тина, он был готов переступить через себя.

Ступени оказались влажными, и пахло сыростью. Под низким потолком мигала слабенькая лампочка. Где-то в углу кто-то пищал. Может, новорожденные котята бездомной кошки, а может, мыши или крысы.

Кирюша пошел вдоль тянущихся у стены клеток с решетчатыми дверьми. За одними хранились искусственные елки и лыжи, за другими – велосипеды и удочки, а за третьими – банки с соленьями и вареньями и мешки с картошкой; словом, все, что не помещалось в квартирах жильцов.

А потом он увидел Тину. Она опустилась на корточки в самом углу, возле толстых труб с проплешинами ржавчины и, склонившись над чем-то, что-то бормотала. Кирюша не понимал слов, это был какой-то другой язык, но речитатив звучал ритмично, словно Тина напевала какую-то языческую песню. Или произносила заклинание.

Слова постепенно набирали мощь, хотя голос Тина не повышала. В воздухе сгущалось напряжение и даже стало потрескивать, словно вокруг накапливалось электричество.

– Сестры и братья, отзовитесь, – внезапно услышал Кирюша знакомые слова. – Сестры и братья, отзовитесь!

На полу перед Тиной появился небольшой светящийся бледно-голубым купол, на котором тут и там вспыхивали и гасли желтые искры, а внутри что-то темнело. Очень хотелось получше рассмотреть, что происходит, но мешала присевшая на корточки Тина. Подходить ближе Кирюша не решился: он не знал, как с ним поступит эта… это существо, когда поймет, что он увидел то, что ему видеть явно не полагалось.

– Фамильяры, только фамильяры, – пробормотала себе под нос Тина. – Что ж, я и не сомневалась.

От резкого броска ее руки Кирюша вздрогнул. И едва подавил вскрик, когда понял, что Тина не глядя поймала крысу. Подняла ее над куполом, взяла обеими руками – так, словно собиралась сломать пополам.

– Значит, придется будить яггера, – сказала она то ли крысе, то ли себе под нос и снова начала напевать ритмичный речитатив из незнакомых слов.

Крыса пищала и дергалась, пытаясь вырваться из хватки. Речитатив ускорился, и Тина начала делать такие движения, словно выжимала мокрое белье.

Писк превратился в визг, а потом затих. На светящийся купол закапали темные капли. Там, где они падали, по голубоватой поверхности шла рябь, раздавалось шипение и поднимался легкий дымок. А вскоре на поверхности вспыхнуло несколько ярко-черных огоньков.

– Прекрасно, – довольно протянула Тина.

Кирюша медленно попятился. Что бы тут ни происходило, оно подходило к концу. И ему лучше убраться отсюда, прежде чем Тина его заметит.

Холод пробрался под пижаму, ноги в теплых тапочках-собачках замерзли, по всему телу ползали противные мурашки. Кирюша бесшумно – спасибо нелюбимым тапочкам – пронесся мимо клеток с елками, выскочил на площадку, больно задев плечом открытую дверку одного из почтовых ящиков, вбежал в квартиру и едва подавил желание захлопнуть дверь, чтобы не впустить Тину. Но ее закрытые замки не остановят.

Проскользнув в спальню, Кирюша сбросил тапочки, нырнул под одеяло и укрылся с головой. Он никогда не прятался под одеялом от монстров, потому что знал, что их не существует. Но сейчас он отчаянно хотел спрятаться от Тины. Она была страшнее монстров.

* * *

Шатер раскидывали на футбольном поле возле спортивно-оздоровительного комплекса, на удивление приличного для столь скромного городка.

Решив, что отсутствие дара – не помеха тому, чтобы быть полезной, Кристина помогала устанавливать ларьки и киоски, расставлять в них мягкие игрушки и раскладывать леденцы. Рядом крутился Апи, то помогая, то мешая попытками помочь. Кристина снова попыталась с ним заговорить, но он, как обычно, молчал и только смотрел на нее блестящими карими глазами. В очередной раз она сделала себе мысленную зарубку: расспросить кого-нибудь об «обезьяныше». Он был единственным ребенком в цирке. Как вообще вышло, что он оказался лишним в своей жизни? Хотя… она может не пережить сегодняшнее представление, и тогда все это перестанет иметь для нее значение: и прошлое Апи, и загадочное отсутствие клетки с ягуаром, который тем не менее откуда-то появляется к каждому представлению, и тяжелые армейские ботинки, которые Летун не снимал даже на ночь, – она как-то видела его в окне автобуса, в котором он жил, он спал на постели прямо в них… Она так и не узнает, к какой же северной народности принадлежит Те и почему на дорогах, по которым они ездят, никогда нет других машин.

Неподалеку, отделенные дорогой и широкой парковкой, текли рутинные будни. Люди входили в спортивный комплекс и выходили из него, ждали на остановке автобусы и маршрутки, ехали куда-то по своим делам. Как же им везет! Живут обычной человеческой жизнью, с ее радостями и горестями, – и даже не осознают, какое это счастье!

Из разъехавшихся в стороны стеклянных дверей спорткомплекса появилась стайка девочек с мокрыми волосами и следами прищепок на переносицах. Синхронистки. Кристина ностальгически вздохнула. Кто знает, отпусти ее тогда родители в другой город, может, сейчас бы она уже была чемпионкой! Ну или, во всяком случае, точно не стала бы лишней в собственной жизни и не оказалась бы в «Колизионе», выкинутая фамильяром!

От мрачных мыслей Кристину оторвал Фьор.

– Как дела?

– Нормально, – соврала Кристина. – А у тебя?

– Почти как новенький.

– Будешь сегодня выступать?

– Да. Только надо будет наложить побольше краски на тело, чтобы не пугать зрителей ожогами. А как насчет тебя?

В графитово-серых глазах Фьора светилось неподдельное беспокойство и искреннее участие. Это задело Кристину до глубины души – и мгновенно раздуло тлеющие угли тревоги до самого настоящего пожара. Еще немного – и она того и гляди расплачется! Представление уже сегодня вечером, а у нее по-прежнему никакой ясности насчет своей судьбы!

– А я смогу в лучшем случае выйти на арену в самом начале и громко объявить: «Здравствуйте! Рассаживайтесь поудобнее, представление начинается! Не кидайтесь попкорном в артистов и не используйте фотоаппараты со вспышкой!» – резко, почти грубо ответила Кристина. – Как думаешь, это потянет на номер?

Фьор остановил признаки начинающейся истерики, взяв Кристину за руку, отчего по ладони тут же побежали мурашки – отголоски того странного момента, который она пережила в цыганской кибитке.

– Я уверен, что у цирка на тебя свои планы; зачем тебя сразу удалять, ведь ты только что здесь оказалась!

Кристина слышала слова Фьора словно издалека; большая ее часть сосредоточилась на будоражащих ощущениях и отсветах видений, которые вызывало его прикосновение. Неужели это только у нее одной? Или он тоже это чувствует?

Она уже решила спросить у Фьора, не испытал ли он чего-нибудь необычного, когда они соприкоснулись руками вчера в кибитке, но не успела – фаерщик заговорил первым:

– Скажи, ты ничего со мной вчера не сделала?

– Что? – опешила Кристина и от неожиданности закашлялась.

– Вчера, в кибитке, – терпеливо пояснил Фьор. – Ты вернула мне огонь. А больше ты ничего со мной не сделала?

– А что я с тобой сделала?

– Я об этом тебя и спрашиваю!

Разговор стремительно зашел в тупик. Кристина встряхнула головой, пытаясь перезагрузиться и начать заново.

– Так, давай сначала. Я не понимаю.

– Ты вернула мне огонь.

– Ну… сказать, что я это с тобой сделала, будет большим преувеличением; у меня получилось совершенно случайно.

Фьор недоверчиво наклонил голову.

– Ты уверена?

– Абсолютно!

– И больше ничего?

– Ничего. Во всяком случае, сознательно я точно ничего не делала. А что такое?

– Просто был один момент… Когда ты передавала мне огонь и наши ладони соприкоснулись, я испытал что-то… Даже сам не знаю, что это было. Какие-то расплывчатые видения и отголоски очень сильных ощущений. Будто флешбэки из прошлого, да еще и с эффектом погружения. Только прошлое – чужое, не мое. Не знаю, как лучше объяснить. А теперь ко мне снова вернулись…

Фьор резко замолчал. Кристина же не заметила, что его речь оборвалась на полуслове.

– Значит, ты тоже это почувствовал? – с облегчением спросила она. – Да, как флешбэки! И я их видела! И это до сих пор продолжается! Вот сейчас ты взял меня за руку – и я ощутила словно слабое эхо того, что было в кибитке. Но что это такое?

Фьор разочарованно покачал головой.

– Не знаю. А ты не заметила в себе после этого чего-то необычного?

– Вроде способностей? Нет.

– Я не про способности. Может, какие-то видения. Или… сны…

– Нет, пока ничего такого не заметила. Ну, если не считать этой странной реакции на прикосновение… Что, думаешь, мы начинаем сходить с ума? Как все и предупреждали?

– Пока не очень похоже на сумасшествие. Хотя… – Фьор вздохнул и сменил тему: – Что ж, пойду готовиться к представлению. Грим сам себя не наложит.

– Удачи, – пожелала Кристина. – И ты это, осторожнее там! Не обожгись!

Фьор усмехнулся.

– Спасибо! Увидимся после представления!

– Угу, – кивнула Кристина и нервно сглотнула. Кто знает, возможно, лично для нее никакого «после представления» уже и не будет.

* * *

Каждый из циркачей сделал все, что мог, и даже немного больше.

Мануэль, в черном трико, с посеребренным обнаженным торсом, летящий из-под купола к земле на черных крыльях, был сногсшибателен. Как, впрочем, и остальные воздушные гимнасты, выгодно оттенявшие белыми костюмами его черноту.

Риона благополучно протанцевала свой завораживающий танец среди летящих в нее блестящими молниями ножей Кабара.

Джада и Себа с Кьярой в какой-то момент будто и впрямь превратились в многоголовую змею; лично Кристине зрелище по-прежнему казалось немного отталкивающим, но нельзя было не признать, что оно все равно завораживало.

Ягуар снова поразил своей смертельной грацией и хищной красотой и продемонстрировал чудеса дрессировки – как обычно, без дрессировщика на арене и без защитной сетки перед немного напуганными и восхищенными зрителями.

Канатоходец ловко катил на своем странном велосипеде, держа в левой руке фарфоровую чашечку с чаем, а в правой – веер, которым он комично обмахивался. Апи, висящий в воздухе на канате, привязанном к раме велосипеда, вертелся и крутился словно волчок.

Ковбой стрелял по хаотично летящим над ареной мишеням с какой-то совершенно невероятной даже для него скоростью, а зрительница, рискнувшая выйти на арену и зажать в зубах ромашку, не успела даже охнуть, как один за другим все лепестки были ювелирно отстрелены.

Стоящая посреди погруженной в темноту арены, Графиня – в своем сценическом образе: пышное черное платье с кружевом, обилие серебряных украшений, броский макияж – создавала красочные визуальные иллюзии, такие яркие и живые, что казалось, будто она мультипликатор, прямо в воздухе рисующий картинки. Они оживали, стоило только Графине нанести последний штрих, и уносились прочь, жить своей собственной жизнью.

А Фьор выступал с такой отдачей, словно у него удвоились силы, и, глядя на то, как он исполнял свой завораживающий, немного первобытный ритуальный танец в кольце огненных стен, Кристине было невозможно поверить, что еще совсем недавно он с трудом передвигался.

Для финального номера, который раньше исполнял Сол, ставя внушительную точку в представлении и увлекая за собой еще оставшихся лишних людей, вышли все артисты сразу. Не особенно затейливый, но зато тщательно скоординированный, с продуманной хореографией, впечатляющими световыми эффектами и точно подобранной музыкой, групповой номер достойно завершил выступление «Колизиона». Бегло оглядев темный зал, Кристина не увидела ни одного «светящегося» зрителя.

Впрочем, сегодня Кристину куда больше волновала ее собственная судьба. Это уже третье представление, в котором она не участвует. Сколько еще у нее есть времени, прежде чем цирк ее удалит?

Сердце колотилось все два часа представления, сжимаясь от страха и каждое мгновение ожидая, что вот сейчас случится худшее. Кристина время от времени непроизвольно задерживала дыхание и только тогда, когда погасли все прожекторы и шатер покинул последний зритель, выдохнула. Она все еще здесь. Значит, не сегодня. Значит, у нее еще одна отсрочка.

Зрители расходились медленно: кто-то хотел еще разок покататься на каруселях, кто-то – пострелять в тире, кто-то – купить сладкой ваты, кто-то – сфотографироваться с артистами. И все же на «улицах» раскинутого циркового городка уже не было такой шумной, тесной толпы, как перед началом представления.

Усталые, но довольные, с чувством выполненного долга и хорошо проделанной работы, циркачи расходились по своим автобусам и трейлерам, чтобы переодеться – и начать сворачивать цирк. Глядя на них, Кристина вдруг с невероятной силой ощутила себя здесь лишней. Это происходило уже не в первый раз с тех пор, как она оказалась в «Колизионе», но никогда еще не было так остро, как сейчас. Забавно получается: ее выкинуло из жизни, потому что она стала в ней лишней, но и там она никогда не чувствовала себя настолько невидимой и ненужной, как здесь и сейчас.

Как и всякий раз, когда Кристине не нравилось то, что с ней происходило, накатили раздражение и злость, захотелось выкрикнуть любимое «бесит!» и излить на кого-нибудь свое недовольство. Но срывать свое разочарование было не на ком, а вместо привычного «бесит!» Кристина лишь тихо всхлипнула, когда прорвались ее настоящие чувства.

– Не хочу быть лишней…

Эта мысль, слабая и неуверенная, задержалась, словно надеясь, что Кристина обратит на нее больше внимания.

– Не хочу быть лишней, – повторила Кристина, а потом еще раз, уже тверже: – Не хочу быть лишней!

Эти слова оказали совсем иной эффект, чем беспомощное злобное «бесит!». Не хочешь? Прекрасно! Тогда не будь! Сделай что-нибудь!

«Так, хватит, сколько еще можно ждать? Пора брать дело в свои руки!» – под влиянием неожиданного порыва решила Кристина. Раз у нее не вышло с выступлениями на арене, значит, надо найти себе другое занятие! Что угодно, лишь бы не обмирать от ужаса из-за всей этой неопределенности с ее судьбой. Например, стать поваром. Кушать хочется как минимум три раза в день, а это уйма готовки! Правда, Кристина не умеет готовить, но серьезно, это же не космическое ракетостроение! Научится! Или пойдет в разнорабочие – или как они тут называются. То принеси, это подкрути, то переставь, это подай… Должен же кто-то и этим заниматься! Если можно «индейцу» и Летуну, то почему бы и не ей?

Воодушевленная тем, что наконец-то перешла от пассивного ожидания и бессмысленных жалоб, которые все равно никто не слышит, к действиям, Кристина решила немедленно сообщить о своем решении Графине – и отправилась на ее поиски. И пусть только попробует ей не разрешить! Она больше не желает быть лишней – и не будет!

* * *

Дверь маленького белого фургона была слегка приоткрыта, и изнутри доносились голоса Графини и Ковбоя. Кристина непроизвольно замедлила шаг. Внутренний голос укоризненно поцокал языком и напомнил, что подслушивать – это неэтично. Кристина парировала доводом, что на самом деле она просто хочет подождать, не возникнет ли у нее снова то странное состояние, в котором она видела ауры предметов и ощущала чужие эмоции. Ведь в прошлый раз все было так же, как сейчас: трейлер Сола, приоткрытая дверь и Графиня с Ковбоем внутри.

Кристина перевела взгляд на круглый коричневый след на ладони с линиями, повторяющими рисунок медальона; сейчас он больше походил не на ожог, а на отпечаток или метку, которая останется навсегда. На этот раз он не нагревался, не обжигал руку, как в прошлый. Видимо, никаких необычных видений ждать не стоит… Но и без этого Кристина слышала доносящиеся из трейлера голоса, и этого вполне хватало.

– А афиши так и нет…

– Сол тоже не всегда получал их заранее.

– Да, но уже после окончания представления у него всегда была новая афиша. А у меня нет. И каждый раз я боюсь, что вообще ее не получу.

Медленнее идти было уже невозможно, и Кристина просто остановилась возле тюков с наспех засунутыми туда игрушками из тира, делая вид, что чем-то занята.

Ковбой молчал. То ли ему нечего было ответить, то ли он ждал продолжения.

– А знаешь, что хуже всего? – снова заговорила Графиня. – Я чувствую себя самозванкой. Я же директор, я должна знать! А я ничего не знаю! Кабар прав, я не гожусь на эту роль.

– Он, что ли, годится? – фыркнул Ковбой.

– Серьезно тебе говорю, чем дальше, тем больше я убеждаюсь, что вовсе не я должна была становиться директором! – продолжила Графиня, будто не услышав его слов. – Понятно, что ни о какой преемственности у нас речи и не идет, и никто не мог заранее подготовить меня к этой задаче, но все же мне кажется, что, если ты внезапно становишься директором, цирк должен дать тебе хоть какой-то набор знаний. Вроде того, как каждый из нас получает дар по приходе сюда.

– Ты считаешь, Сол все знал? – насмешливо спросил Ковбой.

– Даже если и нет, он удачно делал вид, будто знает.

– Вот и ты делай вид!

– Прекрасный совет! – раздраженно выпалила Графиня. – Ну, положим, вид-то я сделаю. А что дальше? Афиши как не было, так и нет! Куда ехать? Может… – Графиня заколебалась, – спросить совета у другого цирка?

Кристина беззвучно ахнула. Цирки между собой общаются?

Следом сразу потянулась цепочка мыслей: если есть другие цирки, возможно, место Кристины в одном из них, а не в этом. Неспроста же она единственная все никак не может понять, что за дар ей достался. Наверное, она просто должна быть в другом цирке, а не в «Колизионе», вот и все!

Голос Ковбоя так и сочился иронией.

– Как ты себе это представляешь? У тебя есть их телефонный номер? Или, может, электронный адрес? Или, может, цирки собираются в условленное время в условленном месте на этакий цирковой шабаш?

– Если ты собираешься насмехаться, – раздраженно сказала Графиня, – то иди лучше помогай сворачиваться.

– Все, понял, не сердись, – тут же пошел на попятную Ковбой. – Просто с чего вдруг такая мысль? Цирки же никогда между собой не общались!

– А может, директора общаются, просто мы об этом не знаем? А если не общаются, то, может, зря? Может, если бы мы поддерживали связь, это помогло бы нам решать наши проблемы… С другой стороны…

– Да? – подстегнул Ковбой, когда пауза затянулась.

– Возможно, цирки не контактируют неспроста. Вдруг два цирка физически не могут находиться рядом по каким-то своим мистическим законам? Или между цирками есть какая-то неизвестная нам конкуренция и нам лучше не пересекаться? Тот же Пропавший цирк – говорят же, что к его исчезновению приложил руку один из других цирков.

– Это всего лишь легенда, – фыркнул Ковбой.

– У каждой легенды есть реальное основание.

– Даже если – повторюсь, если! – предположить, что это правда, о какой конкуренции может идти речь? Чего нам делить? Лишних людей куда больше, чем могут вместить арены всех наших цирков, вместе взятых. Или ты думаешь, есть некие квоты на количество тех, кому дадут вернуться обратно в жизнь, и чем меньше конкурентов, тем выше шанс получить эту возможность себе?

– Не знаю! И я ужасно устала ничего не знать! – воскликнула Графиня, тяжело вздохнула, а потом продолжила, но уже совсем другим тоном, твердым и решительным: – Но я собираюсь это изменить!

– Как? – скептически поинтересовался Ковбой.

– Попробую связаться с другими цирками.

– Повторю свой вопрос – как?

– Для начала поговорю с Мануэлем. Он был в другом цирке, может, расскажет что-то, даст мне зацепку.

– А это хорошая идея.

– Не верю своим ушам! Ты – и одобряешь? Без всяких своих шуточек и комментариев?