Текст книги "Отступники"

– И можно ли их воспроизвести, – озадаченно выпятила губу Ингрид.

Фобия не ответил.

Испустив долгий вздох, Нова перекатилась на спину. Много лет назад какой-то любитель граффити изрисовал потолки из баллончика, и теперь на нее, высунув язык, смотрела сверху мерзкая демоническая рожа.

Они правы. Если Страж создан Советом, как знать, не появятся ли и другие, подобные ему? Это давало пищу для сомнений и тревог. Если они могут наделять кого хотят сверхспособностями, даже силой вызывать огонь и управлять им… кто знает, чего еще от них можно ждать?

С одним Стражем Нова может справиться. Но если их будет целая армия? Это сделает Анархистов как бы это выразиться… бессильными.

Шевельнувшись, Нова почувствовала что-то под бедром. Она сунула руку в карман и нащупала там скомканный листок бумаги.

– Надо было его убить и дело с концом, – сказала Ингрид, потом до Новы донесся шорох и стук: они начали раскладывать продукты по полкам. – Всех их пора поубивать.

– И окончить дни за решеткой? – Лерой поцокал языком. – Недальновидно.

– Зато я отомстила бы за своих бедных крошек, – вздохнула Хани.

– Ничего не изменилось, – раздался голос Фобии, – В Совете наши враги. Когда их не станет, Отступники долго не продержатся.

Нова развернула смятый листок. Это оказалась листовка, которую ей сунули на празднике, реклама испытаний Отступников. Наверху большими буквами было написано: Есть ли в тебе то, без чего не стать героем?

Зло скривив рот, она начала рвать бумагу на клочки.

Фобия ошибается. Сегодня все изменилось. Из-за атаки Уинстона и ее неудавшегося покушения Отступники многократно усилят бдительность.

И теперь у них есть Страж.

Если сутки назад шансы Анархистов вызывали у нее оптимизм, то сегодня, кажется, улетучилась всякая надежда, что когда-то они смогут зажить нормальной жизнью. Существование Стража доказало, что они слишком мало знают о своих врагах, тогда как Отступникам все известно о них. Где они живут. На что способны.

Впрочем, они ничего не знают о ней.

И если это их единственное преимущество, она им воспользуется.

Глава десятая

Из всей их группы только Лерой когда-то учился вождению. Большинству жителей города это было ни к чему – до любого места они могли дойти пешком, к тому же, особенно после того, как система общественного транспорта рухнула, многие зарабатывали на жизнь, перевозя людей.

И все же, хотя Цианид утверждал, что получил права еще до наступления Века Анархии, Нова иногда подозревала, что он говорит это просто, чтобы вселить уверенность в пассажиров – но если так, то уловка не достигала цели. Наверное, причина была в том, что, когда он сидел на месте водителя, из-за низкого роста его почти не было видно – а может, все дело было в радостной лягушачьей улыбке. Она не сходила с лица Лероя с начала до конца поездки, и неважно, что другие водители сигналили ему и честили, проезжая мимо, что из-под колес летели таинственные предметы, а пешеходы вопили и увертывались.

– Так где она живет, эта женщина? – спросила Нова, поглядывая на Лероя с бокового сиденья его желтого спортивного автомобиля. Он уверял, что такие тачки очень ценились в былые годы, когда он ее угнал. (По словам Лероя машина принадлежала адвокату, который прославился, защищая человека, почти до смерти забившего Одаренного. Благодаря адвокату преступник отделался громадным штрафом и какими-то общественными работами. Так что угон авто был актом возмездия, а не только жадности.)

Спустя тридцать лет и при полном отсутствии автомоек автомобиль походил на перезревший банан и был совершенно лишен привлекательности – по крайней мере, на взгляд Новы. Ржавчина со всех сторон, бесчисленные царапины и вмятины на дверях, рваная обивка с запахом затхлости и плесени.

– У яхтенного причала, – откликнулся Лерой, барабаня пальцами по рулю.

Нова рассматривала дома, мимо которых они проезжали. Они выехали из центра и теперь путь их лежал по промышленному району, мимо складов и пакгаузов, когда-то ломившихся от грузов, которые грузили на корабли или развозили по стране на бесчисленных поездах и грузовых фурах. Хотя международная торговля мало-помалу восстанавливалась, большая часть этих зданий до сих пор пустовала, оставаясь прибежищем для крыс да бродяг, которым по тем или иным причинам Совет не предоставил крова. Или для тех, кто предпочитал самостоятельно решать, где и как жить, чего бы это им ни стоило.

В узких просветах между бездействующими складами мелькал залив Хэрроу Бэй с горсткой рассыпанных на воде суденышек. Взгляд Новы поднимался к горизонту, где море незаметно переходило в такое же темное небо. Они еще не выехали из города, но здесь было куда меньше света, и кое-где в небе можно было разглядеть мерцающие звезды. Нова пыталась найти известные ей созвездия. Павший Воин. Большой Кипарис. Охотник и Олень.

В детстве звезды завораживали Нову. Она сочиняла целые истории о небесных существах, представленных в созвездиях. Она даже вбила себе в голову, что все Одаренные, такие же, как она и дядя Ас, родились на звездах и именно там обрели свои сверхспособности. Она никогда не обдумывала в деталях, как это могло случиться, но тогда это казалось ей вполне логичным и осмысленным.

И неизвестно еще, что было удивительнее – ее детская теория о происхождении Одаренных или правда – то, что каждая из этих звездочек на самом деле была солнцем, тысячи световых лет назад. Что смотреть на звезду все равно что смотреть в прошлое, в те времена, когда никаких Одаренных не было и в помине.

Лерой свернул за угол, и машина долго ехала вдоль железнодорожных рельсов, пока дорога не уткнулась в подножие длинной пологой насыпи перед причалом.

– Так откуда ты знаешь эту женщину? – спросила Нова.

– Да я ее и не знаю толком. Хотя с другой стороны – насколько мы все вообще знаем людей? Можем ли мы сказать с уверенностью, что действительно знаем друг друга?

Нова сделала большие глаза.

– И все же. Откуда ты ее знаешь?

Лерой усмехнулся и крутанул баранку. Разозлившись, Нова молча отвернулась, но за окном было ничего не разобрать. Через секунду он направил машину в проулок.

– Она была одной из Духов, – это было название одной из банд, набравших силы в Век Анархии и входивших в своего рода союз с Анархистами. – Я продавал ей исчезающие чернила для фальшивых документов. И сейчас еще, бывает, продаю.

– Так она, значит, Одаренная.

Лерой что-то пробурчал утвердительно.

– Что мне нужно знать о ее способностях? – даже встречаясь с предполагаемым союзником, Нова предпочитала подготовиться.

– Психометрия. Ничего опасного.

Психометрия. Способность видеть прошлое человека.

– Верней, – Лерой хихикнул, – ничего опасного в том случае, если тебя не завалит всем ее добром. Она как-то мне сказала, что трудно расставаться с вещами, когда знаешь, через какие передряги они прошли.

– Хлама я не боюсь, – сказала Нова, – если хозяйке можно доверять.

– Ну, я бы так не сказал, – возразил Лерой, – Но из всех своих она больше других заслуживает доверия. К тому же, – он вздохнул, – боюсь, у нас нет другого выхода.

Нова вжалась в сиденье, глядя на ошарпанные пакгаузы, видневшиеся позади.

Ее мысли крутились вокруг одного вскользь брошенного слова.

Семья.

Когда-то у нее была семья. Мама. Папа. Эви. Когда их не стало, она думала, что потеряла все. Большая часть ее детства тонула в дымке боли и одиночества, тоски и ярости, грусти и ощущения, что ее предали – настолько острого и выматывающего, что порой выпадали дни, когда у нее не было сил не только поесть, но даже плакать. А ночами тогда ее пугали тени, казавшиеся монстрами и убийцами.

В те долгие первые месяцы у нее был только один источник света. Единственная семья, какая у нее осталась.

Дядя Ас.

Он крепко прижал ее к себе, не давая увидеть тела родных, и унес прочь из квартиры, задержавшись лишь на минуту, чтобы забрать не оконченный отцом браслет. Он не отпускал ее, пока не принес в огромный кафедральный собор, который он сам и другие Анархисты звали тогда своим домом. То была самая большая церковь в городе, которую Ас занял еще задолго до рождения Новы. Сначала собор показался ей пугающим и зловещим, каждый шаг здесь эхом отдавался под сводчатыми потолками. Колокольня давно смолкла и была густо затянута паутиной, а со стен за девочкой осуждающе следили лики древних святых.

Но Ас постарался сделать так, чтобы собор стал домом и для нее. Она не помнила, чтобы дядя много разговаривал, зато всегда оказывался рядом, когда ей нужна была поддержка. Иногда он брал ее за руку или гладил по спине, пока она плакала, уткнувшись ему в плечо. Иногда, чтобы отвлечь ее от грустных мыслей, дядя пользовался своими способностями и превращал статуи, стоящие вдоль стен в часовне, в веселые марионетки. А когда любознательность в ней пересилила горе, он показал ей все уголки и закутки собора. Захоронения под фундаментом, доверху полные костями и историей. Огромный орган, на клавиши которого ей разрешалось нажимать, наполняя воздух величественными, трогавшими ее до глубины души, аккордами. Он водил племянницу на колокольню и позволял дергать за веревки, отчего самые маленькие колокольчики звенели. А потом показывал, как силой мысли приводит в движение самый большой колокол. ИХ музыка летела над крышами окрестных домов.

Боль не уходила совсем, но, когда Ас был рядом, она как будто слабела, потихоньку стихала.

Потом однажды Ас рассказал ей, что на самом деле случилось с ее семьей.

Нова обследовала раки с мощами, которые обнаружила в одной из боковых часовен. Ас разыскал ее и усадил на деревянную скамью. Он рассказал, что одна из разбойничьих шаек – Тараканы – заставила ее отца с помощью своего дара делать для них оружие. Они пригрозили, что если Дэвид не выполнит требований, то его жене и дочерям не поздоровится.

Когда ее папа понял, что бандиты от него не отстанут, он отправился к Отступникам и умолял защитить их. Сам Капитан Хром лично обещал, что ни Дэвиду, ни его семье никто не причинит вреда, но только при том условии, если он прекратит делать оружие для их врагов.

И ее отец перестал его делать. А Тараканы, как и грозились, прислали киллера.

Но только Отступники не выполнили обещаний. Капитан Хром не сдержал своего слова, так и не явился защитить семью Дэвида, когда она больше всего нуждались в защите.

Когда Ас закончил свой рассказ, он дал Нове чашку холодного молока и достал два ванильных печенья из оглушительно хрустнувшей пластиковой упаковки. Нова, шестилетняя девчушка, такая мелкая, что ноги у нее не дотягивались до пола, сидела на скамейке и молча пила молоко с печеньем. Нова помнила, что не заплакала. Она помнила, что в эти минуты не чувствовала грусти.

Она ощущала только гнев.

Слепящую ярость, от которой перехватывало дух.

Поднявшись, чтобы уйти и дать ей время осмыслить услышанное, Ас сказал простым, будничным тоном:

– В банде Тараканов было сорок семь человек. Прошлой ночью я убил их всех.

Это был один-единственный раз, когда они разговаривали о гибели ее родных. Что сделано, то сделано. Бандиты убили семью Новы. Ас убил бандитов. Справедливость восторжествовала.

Но еще были Отступники, не выполнившие свое обещание.

Через два месяца после этого жизнь Новы опять сделала крутой поворот.

В День Триумфа ей велели оставаться в склепе среди могил. Она сидела в темноте, прислушиваясь к крикам и грохоту битвы, чувствуя, как сотрясается земля и дрожат стены. Это продолжалось долгие часы. Целые века.

Первой ее нашла Хани. Или это пчелы привели ее к Нове. Вместе они убежали через потайной ход, тесный, сырой и затхлый, освещенный только фонариком, который Нова брала с собой в склеп. Хани так тревожилась, что Нова долго не решалась с ней заговорить. Только когда ход наконец вывел их на заброшенную станцию метро, она отважилась спросить, что случилось.

В ответ она услышала всего два слова.

– Отступники победили.

* * *

– Ну вот и добрались.

Нова очнулась от своих мыслей. От тяжелых воспоминаний по спине бежали мурашки.

Выпрямившись на сиденье, она выглянула в окно. Лерой остановил машину на съезде с тихой узкой дороги, неподалеку от залива. В неверном лунном свете поблескивали каменистые россыпи, бурунами пенились волны, вдоль берега тянулись доки. Бо́льшая часть доков пустовала, но рядом с некоторыми покачивались на воде рыбацкие суденышки, стукаясь бортами о пирс.

Не вставая с места, Нова осмотрелась. Справа от нее возвышалась высокая скала, поросшая какими-то колючками, отчаянно цеплявшимися за крутой склон, У подножия собралась груда принесенного прибоем побелевшего плавника. Сзади вилась и пропадала вдали темная дорога, ведущая вглубь берега.

Здесь не было домов. Квартир. Складов. Вообще зданий.

– Прелестно, – буркнула Нова.

Лерой заглушил мотор. Отвернувшись, он смотрел в сторону воды.

– Вообще-то плевать я хотел на этот океан, – торжественно заявил он – Его вид всегда наполняет меня тоской.

– Тоской? – переспросила Нова. – Почему?

– Потому что умей я управлять кораблем, давно уплыл бы отсюда. На корабле можно отправиться куда захочешь.

– У тебя есть машина, – возразила Нова, косясь на него. – Ты мог бы уехать куда глаза глядят.

– Это не то же самое, – Лерой повернул голову, но не взглянул на Нову, а уставился на свои узловатые пальцы на руле. – Нет такого места в цивилизованном мире, где бы обо мне не знали, да и об остальных тоже. Дурная слава бежит впереди нас. А поскольку анархия для всех – это синоним хаоса и безысходности, Анархисты всегда будут восприниматься как злодеи и преступники.

Он свесил голову набок и на этот раз искоса посмотрел на нее, хотя в машине было так темно, что Нова различала только слабые отблески лунного света в его глазах.

– Но не ты, Кошмар. Ни одна живая душа пока не знает, кто ты есть. Ты, знаешь ли, можешь нас покинуть. Можешь пойти куда угодно.

Нова усмехнулась.

– И куда же мне идти?

– Куда только пожелаешь. В этом прелесть свободы.

Лерой улыбнулся, но улыбка была печальной, полной той самой тоски, о которой он только что говорил.

Нова сглотнула. Свобода.

Она понимала, что Лерой прав. Эта мысль, честно говоря, приходила ей в голову тысячу раз. Никто не знает, как выглядит Нова Артино, не знает даже, что она жива. Никто не знает, что ее вырастили Анархисты. Никто не знает, что Кошмар – это она.

– Что ты сказал?

– Мы здесь потому, что ты сказала, что хочешь внедриться к Отступникам, чтобы в один прекрасный день мы сумели с ними покончить, – напомнил Лерой. – И никто сильнее меня не будет радоваться, когда этот план осуществится. Но, будучи в здравом рассудке, я просто не имею права отпускать тебя, не предложив вначале выбор. Через пару часов у тебя будет новое имя, новые документы. Ты сможешь уехать из Гатлона. Или… остаться. Получить работу, квартиру. Начать нормальную жизнь, как у всех остальных. Если выберешь этот вариант, у тебя появится много новых друзей.

Нова шевельнулась на сиденье и скрестила руки на груди.

– И что же? Допустить, чтобы вы, ребята, победили Отступников без меня? И не мечтайте.

Лерой покачал головой.

– Нам их не победить без тебя и тех сведений, которые ты можешь добыть. Без того, что ты сможешь изменить, – Он понизил голос. – Я уж и надежду потерял увидеть свободу, за которую мы когда-то боролись. За которую убивали. Но ты эту жизнь не выбирала, Нова, в отличие от нас. Ты могла бы сделать другой выбор.

Выпятив подбородок, Нова глядела на какое-то суденышко. Оно качалось на волнах, бесконечно, туда и обратно.

– Анархисты – моя семья, – заговорила она. – Другой у меня не осталось. И я не буду свободна, пока вы не освободитесь. Я не успокоюсь, пока Отступники не понесут наказания. За то, как они с вами обошлись. За то, что они предали мою семью. За то, что они сделали с Асом.

Лерой смерил ее испытующим взглядом.

– А если месть не принесет тебе радости?

– Я не радости ищу.

Лерой протянул руку и, выключив фару, вынул ключ из зажигания.

– Ну, давай поглядим, вдруг сможем найти то, что ты ищешь.

Глава одиннадцатая

Чувствуя, что голова у нее идет кругом, Нова пробиралась за Лероем по темной обочине. Разговор в машине все еще занимал ее мысли. Ради кого она хочет это сделать – ради них? Ради Аса или Эви, или для себя?

Или она делает все это из любви к людям? Всем людям, слишком слепым, чтобы увидеть, что их жизнь станет неизмеримо лучше без Совета. Без Отступников.

Возможно, сказала она себе, верно и то, и другое.

Она и не помнила, когда стала думать об Анархистах как о своей семье. Уж точно не в те первые месяцы, когда она любила только Аса и думала только о родителях, сестренке и самой себе. Хотя Анархисты были ничуть не менее материальными, чем она сама, тогда в соборе они казались Нове призраками, проходящими мимо нее по галереям или о чем-то спорящими во внутреннем дворике. Тогда их было больше, чем сейчас. Многие погибли в сражении, и она даже не знала имен некоторых из них. Никому из них по большому счету не было дела до девочки-найденыша, которую притащил с собой Ас. Ее не обижали – этого Ас не потерпел бы – но ни один из них не нисходил до того, чтобы проявить к ней доброту.

После переселения в туннели, однако, это начало меняться. Их осталось слишком мало и все они тяжело переносили поражение – это связало их крепче, чем когда бы то ни было, даже с маленькой Новой. Оставшиеся в живых Анархисты внезапно стали проявлять к ней интерес.

Лерой, узнав о ее интересе к наукам, начал обучать ее химии, позволяя возиться в лаборатории и исследовать всевозможные зелья. Ингрид учила драться, голыми руками и любыми видами оружия, какие им только удавалось стянуть или выменять. Хани, не желая, чтобы у них выросла такая же дикарка, как Уинстон, вознамерилась сделать из Новы истинную леди… или, хотя бы, такую леди, которая сможет смешать мартини и ровно подвести глаза, не уколовшись карандашом. Что касается Уинстона, то он надолго стал ее единственным товарищем по играм, рассказывал ей сказки, показывал театр теней, учил играть в прятки – тем более, что в новом обиталище было не счесть потайных мест.

А Фобия был… ну ладно. Фобия был Фобией.

Он никогда не проявлял теплых чувств к ней, как, впрочем, и ни к кому другому, так что Нова сызмальства научилась не принимать его безразличия на свой счет.

Лерой подошел к небольшому обшарпанному доку. Пробираясь следом за ним по шатким доскам, мокрым от брызг морской воды, Нова видела сквозь щели, как под ними пенятся и бушуют волны. Воздух пах солью и водорослями, и какими-то мертвыми существами, вынесенными на берег.

В конце дока была пришвартована единственная лодка – длиной двадцать футов, и почти всю ее длину занимала крытая кабина. Стены ее были усеяны ракушками, а на крыше были закреплены деревянные дорожные сундуки и ржавый велосипед. На маленькой палубе, ближе к носу, стоял пластиковый стул, рядом валялась пустая винная бутылка, а в кувшине из-под молока рос чахлый кустик томатов.

На палубе и в кабине не горело ни единого огонька, и Нова засомневалась, что их здесь ждут.

Перегнувшись через перила дока, Лерой дотянулся до темного окошка и постучал.

Нова услышала в лодке шаги и скрип старых половиц. Оконце, в которое постучал Лерой, приоткрылось на пару дюймов. На палубу упал луч теплого желтоватого света, и Нова поняла, что раньше света не было видно, потому что все окна наглухо закрашены черным.

Из отрытого окна высунулось дуло пистолета.

– Кого там принесло?

– Это всего-навсего я, Милли, – отозвался Лерой. – Мы пришли за бумагами.

Пистолет исчез, и его место в щели занял женский глаз, маленький, утопающий в морщинах. Он пристально уставился на пришедших.

– Где я была и что делала, когда впервые встретилась с Лероем Флинном? – голос женщины был полон подозрительности.

Лерой ни на миг не замешкался.

– Рылась на складе художественного отдела университета. Искала дизайнерские ножи и ламинатную пленку, если я ничего не путаю.

Тихонько что-то буркнув, женщина захлопнула окно.

Нова покосилась на Лероя.

– Она как-то нарвалась на перевертыша, меняющего обличье, – пояснил Лерой шепотом, – Тогда ее дело чуть не накрылось. С тех пор у нее по этому поводу легкая паранойя.

Дверь в кабину распахнулась, и на воду упал луч света.

– Ну так заходите, – сказала женщина, – Да поживее, пока никто вас не увидел.

Нова осмотрелась. Всюду, куда ни глянь, только скалы, пустынная дорога, да океан. Одинокая желтая машина Лероя была единственным напоминанием о цивилизации.

Лерой перешагнул через ограждение на палубу и скрылся в кабине. Нова скользнула за ним, закрыв за собой дверь.

Кабина оказалась тесной и до того набитой барахлом, что Лерою пришлось пробираться боком, следуя за женщиной, которая уверенно направилась в сторону кормы. Вдоль стен стояли открытые полки, забитые всякой всячиной, от моющих средств до консервных банок и бутылок вина. Дровяная печурка в дальнем углу служила источником света, а грела так, что в комнате было нечем дышать. Слева от нее высились еще полки и ящики всевозможных форм и размеров, полные тарелок, кастрюль и полотенец, аккуратно сложенных стопками. Справа было скопище старых принтеров, компьютерных мониторов, сканнеров, а также офисный ксерокс, ламинатор, коробки с голубыми латексными перчатками и пачки, пачки, пачки бумаги разнообразнейшей плотности и всех цветов. Под потолком были протянуты веревки, настоящий лабиринт веревок, на которых сушилось белье и сохли бумажные документы.

– Милли, – Лерой обратился к женщине, которая, положив на ящик с папками свой пистолет, стала снимать с веревки листы бумаги. – Познакомься, это Нова. Она племянница Аса.

– Я знаю, кто она такая, – бросила Милли, выравнивая края стопки. Затем она вынула из ящика пустую папку и вложила листы в нее. – Добро пожаловать на борт, Нова Маклейн.

– Эээ. Вообще-то, я Артино.

Милли переглянулась с Лероем и протянула ей пакет.

– Больше нет.

Нова приняла пакет, раскрыла папку и посмотрела на верхний лист. Это было свидетельство о рождении, простое и незамысловатое, как и полагалось документу времен Века Анархии. Тогда родильные отделения позакрывались, так что многие женщины рожали дома с помощью повитух, зачастую не имевших даже профессиональной подготовки. Приняв роды, далеко не все они заморачивались оформлением хоть каких-то бумаг, особенно учитывая, что государственные учреждения тогда не функционировали и никому не было дела до подобных документов. Нова знала, что она, как и Эви, появилась на свет дома, но, насколько ей было известно, родители так и не озаботились получением свидетельств о рождении дочерей.

А этот документ выглядел весьма достоверно и был снабжен печатью и подписью некой Дженис Кендалл, акушерки. Имелись там и подписи ее воображаемых родителей Роберта и Джой Маклейн. Здесь был указан день ее рождения, и он совпадал с ее настоящим днем рождения – 27 мая – видимо, для того, чтобы Нова случайно не ошиблась, если кто-то спросит.

А в центре страницы, напечатанное красивым «рукописным» шрифтом, красовалось ее имя.

Почти ее.

Нова Джин Маклейн.

– Я что, похожа на шотландку?

– Шотландцем был твой отец, – сказала Милли, открывая крышку сканнер и доставая оттуда листок, – Ты пошла в мамашу.

Нова уже открыла было рот для возражений – ее отец был итальянцем, а мама филиппинкой, и ей хотелось думать, что она унаследовала черты обоих – но остановилась. Какая разница, что мир подумает о ее имени или о том, от кого ей достались черные волосы и голубые глаза? Какая разница, что кто-то подумает, будто ее родители – какие-то Роберт и Джой.

С фамилией Артино она не смогла бы получить доступ на испытания Отступников, а Нова Джин Маклейн было ничем не хуже любого другого поддельного имени.

Она приподняла свидетельство о рождении. На следующей странице была заявка на участие в испытаниях, заполненная на старенькой пишущей машинке.

Имя: Нова Джин Маклейн

Псевдоним: Бессонница

Сверхспособность: Не нуждается в сне или отдыхе; остается бодрой и активной без снижения работоспособности при полном отсутствии сна.

– Бессонница, – пробормотала Нова. Не совсем то имя, которое способно поразить страхом ее потенциальных недругов – но, в общем, не так уж плохо. Интересно, это Лерой выдумал или Милли.

– На последней странице тебе нужно расписаться, – Милли протянула ей шариковую ручку. – Смотри, не ошибись с именем.

Нова, не отрывая глаз от бумаги, взяла ручку. Волны мерно, с силой бились о борт лодки.

– Я живу на углу Восточной Девяносто четвертой и Вэллоуридж? – Она нахмурилась. – В том районе вообще-то есть дома, пригодные для жилья?

– А что, лучше было бы указать заброшенный туннель на бывшей станции метро «Мишн-стрит»? – усмехнулась Милли.

Нова подняла голову.

– Просто не хочу, чтобы кто-то, начав меня проверять, явился по адресу и вместо жилого дома обнаружил там магазин, сгоревший двадцать лет назад, или что-то в этом роде.

Милли раздраженно взглянула на Лероя, а тот умиротворяюще улыбнулся в ответ.

– Я вам не дилетант, – сказала она как плюнула. Согнувшись над письменным столом, она принялась раскладывать по коробочкам разбросанные ручки, клейкие листочки и бритвенные лезвия. – Если кто-то явится с проверкой по адресу, обнаружит домик на две спальни, который больше сорока лет назад приобрел Питер Маклейн.

– Это еще кто такой?

– Это твой дядя, – был ответ, – На третье странице ты найдешь сочинение на двести слов о том, как ты благодарна дядюшке, который приютил тебя после безвременной кончины твоих родителей.

– Хорошо, но кто это такой на самом деле?

– Никто. Игра моего воображения. Фантом, существующий только на бумаге. Но не волнуйся – по бумагам концы с концами сойдутся. Насколько все знают, этот дом действительно принадлежал мистеру Маклейну, он в нем и жил, а теперь живет его племянница.

Нова глянула на Лероя, но тот не сводил глаз в Милли.

– Помнится, для заявки нужны были личные рекомендации. Как у нас с этим?

– Учительница начальной школы, которая отзывается о Нове как о прекрасной ученице, – ответила Милли, – и бывший начальник, для которого уход Новы с работы стал ужасным ударом, но который радуется, глядя, как его любимица исполняет свою мечту, влиться в ряды Отступников.

– Бывший начальник? – на следующей странице Нова обнаружила, что Нова Джин Маклейн до прошлого месяца трудилась в парке развлечений Космополис. – Я – оператор аттракциона? Что за хрень? С такой тупой работой даже бурундук справится.

– Обе рекомендации, – продолжала Милли, словно Нова не раскрывала рта, – совершенно подлинные. Реально существующие граждане, живущие и работающие в этом населенном пункте, с радостью засвидетельствовали, что подтвердят знакомство с мисс Маклейн, если к ним обратятся с расспросами. – Она повернулась к Лерою. – Разумеется, за такую честь ты должен им заплатить.

– Естественно, – сказал Лерой, изучая заявку. – Уинстон, помнится, подрабатывал в Космополис-парке. Думается, он знает этого достойного господина.

Милли кивнула.

– И дела у него шли намного лучше при анархии, чем при Совете. Было нетрудно уговорить его провернуть наше дельце.

У Новы все внутри сжималось, пока она изучала заявку – и дело вряд ли было в качке. Ей казалось, что в этой наспех состряпанной жизни уж слишком много нестыковок. Дядя, которого она никогда не встречала. Родители, не имевшие к ней никакого отношения. Учительница и работодатель, дом и работа, и легко понять, что все это ложь, если кто-то даст себе труд копнуть чуть поглубже.

Ей пришлось напомнить себе, что у всех рожденных в Век Анархии было полно пробелов в личных документах. Все, на чем раньше держалось общество, было развеяно по ветру – истории болезни и школьные аттестаты, налоговые декларации и банковские выписки. Все это исчезло. Остались только люди, пытающиеся выжить. Бьющиеся, чтоб хоть как-то наладить жизнь.

Никому не придет в голову проверять, где она живет, с кем живет и лжет ли старая учительница, называя Нову своей любимицей.

Для Отступников важно искать лучших Одаренных, чтобы сделать свою организацию сильнее, умнее, лучше. Оказавшись на испытаниях, она должна только убедить их, что стоит взять ее к себе – и тогда никому не будет дела до ее прошлого и ее связей.

Им в голову не придет копать глубже, пока не станет слишком поздно.

– Надеюсь, вы удовлетворены? – спросила Милли, глядя не на Нову, а на Лероя.

Кивнув, он вытащил из внутреннего кармана плотную пачку денег. Сняв резинку, Милли пересчитала банкноты, после чего снова свернула их в трубочку и перевязала. Нова следила, как деньги исчезают в кулаке Милли, чувствуя, что на плечи ложится новый груз. Она как-то не задумывалась о плате или о том, откуда эти деньги – хотя Милли, конечно, не стала бы помогать за красивые глаза. Только сейчас, при виде денег, она вдруг осознала, что все это взаправду. Эти деньги Лерой зарабатывал – и неважно, продавал ли он легальные химикаты для борьбы с вредителями или сбывал менее легальные наркотики и яды на подпольных рынках. Так или иначе, заработок дался ему тяжким трудом, и Нову кольнуло чувство вины при виде того, какую малость им удалось получить за эти деньги.

Одно фальшивое удостоверение. Имя, адрес, прошлое.

Единственный шанс для Новы попасть на испытания Отступников и стать шпионкой.

– Не забудь подписать заявку, – напомнила Милли.

Перевернув страницу, Нова положила заявку на крышку ксерокса и щелкнула шариковой ручкой.

– Маклейн – повторила Милли.

Набрав полную грудь воздуха, Нова нацарапала свое имя на нижней строчке. Нова Джин Маклейн.

Она протянула Милли ручку, но та, вместо того, чтобы забрать ручку, схватила Нову за запястье и рванула ее к себе. Нова напряглась всем телом, готовая дать отпор, но женщина просто поднесла к глазам ее руку с браслетом.

– Работа Дэвида Артино? – благоговейно прошептала она и провела пальцем по браслету. Ресницы ее трепетали, брови сосредоточенно сошлись к переносице. – Воистину он был мастером.

Перевернув руку Новы, она лукаво взглянула на девушку и постучала розовым ногтем по застежке браслета.

– А этот определенно был красавчик, верно?

– Что, простите? – пролепетала Нова.

Лерой с интересом посмотрел на Нову.

– Какой еще красавчик?

– Я не… – замялась Нова, изобразив улыбку, а теплые пальцы мягко сжали ее запястье. Она вырвала руку у Милли. – Никакой. Никакой не красавчик. Просто парень.

Поцокав языком, Милли забрала у нее ручку.

– Ну, тогда все. Удачи тебе, Бессонница.

Все еще хмурясь, Нова захлопнула папку.

– Ага, спасибо.

Она стала пробираться к выходу. Лерой медленно двигался за ней, стараясь не задевать шаткие конструкции.

– Чисто ради любопытства, – спросила Милли, когда они были уже у двери, – а с отпечатками пальцев вы что будете делать?