Текст книги "Кино, вино и домино"

И пианист Иванов, уперев щелочки глаз в романтический горизонт, с грустью признался:

– Совсем не могу играть. Вот видите, в каком состоянии пальцы… Предлагают операцию, но таких денег у меня нет.

Это был пароль «купи меня», и Наташа не стала анализировать, что если он приехал в эту клинику даже один раз поставить клизму, то деньги у него немереные, и начала обрывать телефоны детям. Дети покупали ей все понравившиеся игрушки, но тут напряглись, потому что о доходах пианиста Иванова смачно писали гламурные журналы.

Кончилось обидой, бойкотом и наконец сдачей позиций. Наташа получила от детей требуемую сумму, составлявшую годовой бюджет нескольких провинциальных детдомов, и поднесла ее в изящной шкатулке. После чего стала вхожа в гостиную Иванова.

В условиях жестокого бойкота в одном доме ничего не знающая о цене на входной билет, но услышавшая, что сестра принята у пианиста, Даша встретила Иванова сидящим в ночном берлинском аэропорту.

Она подкралась, села рядом, зашуршала черными кружевами, бросила на Иванова томный взор из-под шляпы, по которой ползла гадюка из драгоценностей в натуральную величину, и выдохнула:

– Никогда не мечтала о счастье встретить великого пианиста среди простых смертных! Чем вы так огорчены? Могу я помочь?

– Благодарю вас, – ответил Иванов, скользнув по шляпе с гадюкой и прочим призывам «Освободите меня от денег». – Я так огорчен потому, что совсем не могу играть. Вот видите, в каком состоянии пальцы… Предлагают операцию, но таких денег у меня нет.

Аттракцион повторился с Дашиными детьми точно по схеме младшей сестры: отказ, обида, бойкот и наконец сдача позиций. Сумма была вручена в похожей шкатулке. Все-таки они были сестрами-погодками и вели себя в жизни очень похоже.

Узнав о том, что Даша с Наташей враждующие сестры, Иванов чуть не получил инфаркт и вынужден был приглашать их по очереди, устраивая двухсерийные дни рождения.

Дети Сестер Бери переживали, что количество потраченных мамами денег увеличивается, а качество их жизни ухудшается. И продолжали еще больше увеличивать сумму вместо того, чтобы приставить к бабкам постоянного психолога, готового возиться лопатой в помойной яме их неврозов. И врача, следящего за тем, чтобы они хотя бы просто меньше жрали и делали зарядку.

Через два часа автобусы остановились у заправки с магазинами.

– Вы можете купить воды, кофе и посетить туалет, – мягко предложила Лера.

– Зачем, если мы через час приедем? – насторожилась Наташа.

Она по-прежнему была в розовой шляпе, занимавшей полмикроавтобуса, из-под которой текли струйки пота. Ей хотелось скорее в душ.

– Маленькая накладка, мы очень долго разбирались с потерянным чемоданом. И плюс дорожные работы… так что будем добираться немного дольше, чем три часа.

– Я этого не вынесу! – предупредила Наташа.

Автобус затормозил. Ольга вышла на улицу и бросилась фотографировать сочные кактусы ростом с человека. Из большого автобуса выходили фестивальцы. Хохоча, выпорхнула Лиза Золотова и завопила:

– Люди, смотрите, какая красотища вокруг!

Степенно выгрузился народный артист Шиковский и заметил:

– Я хотел экзотики! Я ждал игривого поцелуя страны, создавшей комедию дель арте! Но я не планировал провести остаток жизни в автобусе!

Осторожно ставя ноги, выполз народный кинокритик Сулейманов с обезоруживающей улыбкой и молодой любовницей. А молодая любовница выбрала Ольгу, подошла к ней и по-детски призналась:

– Вы не поверите, я впервые в настоящей загранице!

Вывалился бард Андрей Николаев. И, загадочным образом удерживаясь на ногах, побрел в сторону магазина. Спустилась Наташина старшая сестра Даша в черном, расшитом серебряными летучими мышами. За ней на итальянскую землю брезгливо поставила ногу жена бывшего министра, наперсница Даши, Галя Упырева, со своим риторическим:

– Какого хуя я сюда поехала?

Вышла красавица всех времен и народов Печорина и капризно закричала:

– Нас когда-нибудь будут кормить?

Танцовщица Вета побежала к начальнице фестиваля Дине Окоповой:

– Дин, ну че там с моим чемоданом?

– Лера все время созванивается. Не волнуйся. Пока мы все тебе купим! А потом его привезут! – успокоила Дина.

– Как же, Дольче Габбану вы мне купите… держи карман шире! – усомнилась Вета. – Дин, а что за девка с нашим Ашотиком?

– Не представляю! Встречаю вас с табличкой, подходит эта сопливка, говорит, я к Ашоту из Лондона! Главное, дед привез кино, которое жена сняла по его сценарию! Мы еще до отеля не доедем, его жене уже позвонят! Все ж добрые! А потом я буду с его сердцем возиться! – вздохнула Дина.

– Не бойся, с нами Инга. Она ж всех вылечит! – напомнила Вета.

– Я ее только что видела. Ее бы кто вылечил… Никогда не думала, что она может быть настолько пьяной!

– А кстати, скоро приедем?

– Ну куда спешить? Смотри, какая красота вокруг…

Через два часа пути была точно такая же остановка, и народ взбунтовался, собравшись вокруг Дины.

– Я дальше не поеду! – кричала Наташа. – Меня укачало! Просто останусь здесь! Кто-нибудь скажет нам правду, сколько еще ехать?

– От правды отель приблизится? – утихомиривала ее Ольга.

– Ты на халяву едешь, а я за свои деньги не могу в своем возрасте сидеть четыре часа в самолете, а потом еще шесть часов в автобусе! – У Наташи иногда сносило крышу, и она начинала считать все в деньгах, как мартышка в попугаях.

– Скоро приедем. Произошла накладка, поехали другим маршрутом, ремонтные работы и вообще… – уклончиво объясняла Дина.

– Вы не имеете права! Я не желаю ехать сутки! – верещала Печорина. – Немедленно верните меня в Москву! Вы сказали по телефону, что автобус идет три часа!

– С закусками и вином! Нас всех просто кинули! – встревала Инга, хотя дополнительного вина ей уж точно не требовалось.

– Ну теперь-то, когда мы уже здесь, какой выход? – спросила Лиза, закрывая собой Дину. – Мы все попали, давайте переносить это мужественно.

– Как говорил Леонид Ильич, выхода всегда как минимум два. – Шиковский изумительно спародировал Брежнева: – Один через Спасские ворота, другой – через Боровицкие!

Смеркалось, хотелось есть и двигаться. Красоты Италии сначала стали казаться однообразными, а потом и вовсе начали раздражать.

– Лера, как же мы так вляпались? – спрашивали переводчицу.

– Да ведь тут на машине действительно три часа, просто автобус идет намного медленней, да еще и дорогу начали ремонтировать, – снова отвечала она. – Вы не волнуйтесь, скоро приедем.

– Ну хоть экскурсию нам проведите какую-нибудь!

– Да я ж не экскурсовод. Тут, правда, какие-то листки остались от экскурсовода. Сейчас… – Она села к микрофону и, запинаясь, прочитала: – На сказочных землях Южной Италии люди селились с третьего века…

– До нашей эры, – подсказал Руслан Адамов.

– Тут про эру не написано… Потом Наполеон… – вчитывалась она в темноте в текст, за окном уже темнело изо всех сил.

– А что было между третьим веком и Наполеоном? – хором заорали пассажиры.

– А я откуда знаю? – удивилась Лера.

– Но вы же тут живете? – назидательно напомнила Наташа.

– Я тут пятнадцать лет живу, а не с Наполеона…

– Лерочка, а ты лучше расскажи нам про себя. Нам про тебя интересней, чем про Наполеона, – предложил Ашот Квирикян, девушка которого давно перебралась к нему на колени, расстегнула рубашку на его груди и перебирала там седые волосы маникюром дикого цвета.

– Ну… я… разве это интересно?

– Интересно!!!!! – заорал микроавтобус. – Это самое интересное!

– Я приехала сюда… потому, что у меня… тут… короче… появился любимый человек, – сказала Лера смущенно.

– Удачно сняла итальянца на Тверской, – перевели журналисты с камчатки микроавтобуса так, чтобы Лере возле водителя не было слышно, и все прыснули.

– Работала официанткой. Подучила язык, закончила курсы. Теперь работаю в суде. Перевожу русским и украинцам. Трудовым мигрантам. С ними тут много проблем. Ровно половина итальянских заключенных – трудовые мигранты!

– Ух, как интересно! Лера, а какое ваше самое интересное, самое запоминающееся судебное дело? – спросила Ольга.

– Было такое смешное дело… но с плохим концом. Одна хохлушка… Ну, очень большая. Метра два. И такая толстая! Работала прислугой у очень маленького старичка. И подала в суд, что он ее изнасиловал! А это было невозможно. Физически невозможно, что доказал судебный эсперимент. – Лера, рассказывая, жестикулировала, как итальянка. – А он так был ошарашен, что у него во время разбирательства случился инфаркт. И он умер!

– Какая свинья! А зачем она подала в суд? И что, его не могли спасти от инфаркта? – спросил Ашот Квирикян: тема инфаркта была ему ближе темы изнасилования.

– Хотела так получить гражданство. Как пострадавшая. Но ей не дали, а оштрафовали. И выслали.

– А много тут русских?

– Ой, полно. Но хохлушек и молдаванок больше. И все время жалуются, что хозяева им в душе мыться не разрешают. С водой на юге проблемы, они им сразу говорят: до пояса моешься в раковине, ниже пояса – в биде. – Лера показала на себе, разрубая себя загорелой рукой пополам. – А голову – раз в неделю в парикмахерской.

– Да тут же море! Мы на гастролях, когда без душа оказывались, в луже мылись, и то ничего, – возразила Вета. – А нам как без душа? Навкалываешься – потная, как лошадь. Близко к человеку подойти стыдно!

– Так у нас же жарче, чем… у нас… – напомнила Лера, и все засмеялись. – У приезжих баб тут жизнь собачья. Итальянец зовет в гости, а потом начинается: мол, надо присмотреться, у нас так принято… Оформляет тебя домработницей. И имеет днем и ночью за одну зарплату! И сидят, дуры, ждут, пока он женится. А годы идут. А он потом лет через десять привезет себе девку помоложе! А ты домой вернешься! А некоторые каждый год из России по новой девке выписывают! И мозги ей пудрят!

– Надо просто сразу замуж выходить! – пискнула Куколка с колен Ашота.

– Да поди их тут с женами разведи! У них Ватикан за мафией следит, а мафия – за разводами! Их бабы после развода мужиков голыми в Африку пускают! Он ее пожизненно содержит и детей содержит, пока те работу не найдут! А у нас на юге три четвертых всегда без работы! – жаловалась Лера. – Так что хрен их на себе женишь, это вам не русский Ваня!

– Вот у кого учиться надо, – воскликнул Ашот. – А мы-то своих баб распустили!

– Ашотик, тебе пора учиться, как в гроб ложиться, – посоветовала Инга, пьяно икая; и всем стало неловко.

Автобусы затормозили, снова предложили выйти, выпить кофе и забежать в туалет.

– У меня жопа затекла от сиденья! А она у меня не казенная! – кричала наперсница Даши, Галя Упырева.

– А я вообще без вещей! Я сейчас в автобусе платье засалю, мне на ужин будет пойти не в чем! – подпевала Вета.

– Я старый солдат и не знаю слов любви, – басил Шиковский. – Но я не чувствую себя Суворовым, готовым покорять Альпы на автобусе!

– Это просто безобразие! Это чистое свинство! Я объехала все кинофестивали мира, но нигде надо мной так не издевались! – дребезжал голос Печориной.

– Тут люди в автобусе больные! Им нужен покой и комфорт! Это я тебе как врач говорю! – кричала Инга, цепляясь за Дину, потому что самостоятельно стоять уже не могла.

– Девки, хватит орать! – скомандовала Лиза. – Вы в маленьком автобусе едете, а мы в большом. У нас этот вой нон-стопом! Дайте ушам отдохнуть! Не нравится, давайте меняться. Будете Печорину и Шиковского слушать. Не знаю, надолго ли вас хватит! Никто не виноват, что ближе аэропорта нет и что автобус прется медленнее, чем автомобиль!

Ольга увидела в бунтующей толпе незамеченного прежде известного режиссера Бабушкина, поклонницей которого всегда себя считала. Он был милейший человек и лучший комедиограф своего поколения. С копной рыжих кудрявых волос, в очках с огромной старомодной оправой, Бабушкин казался значительно моложе своих шестидесяти лет.

– Здравствуйте, Игорь! Как я рада вас видеть!

– Здравствуйте, Ольга! Ну, если доедем, то на этот раз обязательно спасем Мировой океан! – Он поцеловал ее руку. – Знаете, мне внучка говорит: «Дедушка, а ты же уже ездил на фестиваль, зачем ты опять едешь? Разве вы тогда воду не спасли?»

– К сожалению, она еще долго будет права!

– А вы в маленьком автобусе едете? Сразу с двумя гениями?

– Да. С Русланом Адамовым и Ашотом Квирикяном, – кивнула Ольга. – Пересаживайтесь к нам. Есть свободные места.

– Нет. Боливар не вынесет троих. Записывайте все, что они говорят, потом продадите на мемуары! Разбогатеете! – ехидно посоветовал он.

По прошлым фестивалям Ольга знала, что при внешнем «сю-сю» все вип-персоны ненавидят друг друга, и поспешила сменить тему:

– Видела ваш последний фильм!

– И что?

– Как всегда, фантастика. Приятно жить в одно время с гением, – улыбнулась она. – Но вот только…

– Что только? – грозно переспросил он.

– Главная героиня ужасна. Такая непластичная, крикливая, пустая. Зачем вы ее взяли на центральную роль? Ее бы поменять, и тогда бы не оторваться от экрана!

– Запомните, Оля! – напрягся он. – Я в вашу воду не лезу… И не делаю вид, что понимаю в ее спасении! И вы в моей воде не командуйте!

– Извините, я только свое мнение… обывательское… – залепетала Ольга.

– Я не снимаю для обывателей! Я работаю на горний ангелов полет! И делаю только то, что мне интересно! И я срал на «Оскары» и подтирался «Пальмовыми ветвями»! Понимаете? А эта актриса, она – гениальна! Запомните – гениальна! – выкрикнул он, повернулся и пошел в автобус.

– Оль, ты совсем рехнулась? Это ж его новая молодая жена! – шепнула Дина, оказавшаяся рядом.

– Блин… – простонала Ольга, – да что ж они все по молодым бросились…

– Стареют, – развела руками Дина и побежала в большой автобус, где сидел ее молодой муж.

Двинулись дальше. Дорога поднималась, опускалась, виляла и вдруг нырнула в густое молоко тумана. Ни машин спереди, ни машин сзади не стало видно. Дамы завизжали, мужчины деланно заострили.

– Зато будет шикарный коллективный некролог! – предположил Руслан Адамов.

– Ага, – подхватил Ашот Квирикян, – несколько тонн деятелей культуры безвременно ушли в итальянский туман!

– Водитель же не видит дороги! – воскликнула испуганная Наташа.

– Он чувствует, – заверила совершенно спокойная Лера.

– Лерочка, – спросил Ашот Квирикян, – интимный вопрос!

– Ну? – напряглась Лера.

– А ты тут за пятнадцать лет живых мафиози видела?

– Мафиози? – Лера расхохоталась. – Ну как вам объяснить… Здесь другая жизнь, чем в России. Совсем другая. Там мафия отдельно, власть отдельно.

– Кто тебе сказал? – расхохотался в ответ автобус.

– Ну, я в том смысле, что тут по-другому… тут мафия везде. Все всех знают, но при этом карабинеры никого не ловят…

– И у нас знают и не ловят, – вздохнул Руслан Адамов.

– Знаете, какая разница между центральной властью и преступностью? – риторически спросил Ашот Квирикян, обведя всех мудрыми армянскими глазми. – Одна из них – организованная!

– Да они у меня, как зайки, в соседних палатах лежат! – бурно закивала Инга. – Я им всем штопаю сердечную мышцу! Они без меня – никто!

– Все равно здесь не так. Здесь мафиози может быть и губернатор, и пастух. Они внутри связаны семьями. В какой семье родился, так тебе на роду и написано. Это ж Южная Италия! – начала терпеливо объяснять Лера. – Вот у нас есть солнцевские, тамбовские, медведковские… Все это свежак, сдают друг друга за деньги. А здесь веками наработано: каморра, коза ностра… Вас, например, принимает калабрийская мафия. Она одна из самых серьезных.

– Нас принимает мафия? – воскликнула Наташа. – Я не могу себе этого позволить, у моего сына серьезный бизнес.

– У Путина тоже серьезный бизнес, но он же тусует с Берлускони, – заметил Руслан Адамов, и все заржали.

– Вот именно, – кивнула Лера. – А еще здесь есть файда – война кланов. Это значит, если ты родился в семье, которая воюет с другой семьей, то цель твоей жизни месть. И никаких вопросов и сомнений, иначе убьют за предательство интересов семьи. Здесь даже есть телепрограммы, на которых пойманные мафиози дают интервью, рассказывают о своей жизни. В костюмах самых дорогих марок! А когда карабинеры кого-то арестовывают, это месяц идет по всем газетам и всем каналам.

– Так тут мафиози, как у нас звезды? – осенило Ольгу.

– Практически да. Они все контролируют, но пока не арестованы, стараются не светиться. У них в крае полный порядок. Здесь не так часто стреляют друг в друга, как у нас. Но если кто наехал на чужой интерес, он с утра обнаружит у своего порога пустой гроб. Это предупреждение. Если не понял, убьют. Но до этого никогда. Дело чести. – Лера говорила почти с гордостью.

– Благородно! – согласился Ашот Квирикян, цокнув языком. – Представляю, в каких домах они живут!

– Дома крутые! Виллу одного нашего арестованного босса… ну, калабрийского… превратили в детский сад! Ой, да вы их всех завтра сами увидите, – пообещала Лера. – В отеле местная политическая конференция. Все и приедут. Им сказали, что на фестивале будет много одиноких красивых женщин! Они тут же конференцию наметили! Здесь же ужас как скучно! Вы себе не представляете, как скучно! Чужую курицу на велосипеде задавили, так все побережье это полгода обсуждает!

– Ну, блин! Мафия приедет, а я в одном занюханном платьишке!!! – взвыла Вета.

– Я тебе дам на открытие вечернее платье. Мне дочка кучу всего в чемодан насовала, – успокоила ее Ольга.

Вета была болтливым, суетливым, бестолковым, добрым созданием. Ей было под сорок, но как профессиональная танцовщица, да и по причине инфантильности, она смотрелась моложе. И как ни старалась, все никак не могла найти богатого мужика, а размножаться от бедного не желала.

– Мой следующий сценарий будет о калабрийской мафии! – пообещал Ашот.

– Фафик, а ты меня снимешь в главной роли? – мурлыкнула Куколка на его коленях. – Вон Бабушкин молодой жене две главные роли дал!

– Так Бабушкин кино делает, а Фафику кино жена снимает, а он только на фестивалях публике кланяется, – напомнил Руслан Адамов.

– Как говорят армяне, очень хорошо, когда над тобой смеются, – миролюбиво ответил на это Ашот Квирикян. – Гораздо хуже, когда над тобой плачут…

– Подумаешь, жена… – надула губки девушка. – А может быть, Фафик решится и на мне женится!

– Дура, – повернула решительное пьяное лицо Инга. – Думаешь, дело в том, чтобы его затащить в постель? Дело в том, чтобы выдержать конкуренцию с его женой!

И все замолчали, обдумывая это, и уставились в молоко за окнами.

– Да при чем тут конкуренция, если есть закон? – раздосадованно включилась Лера. – И жена может быть никакой старой коровой, но ты ее не обойдешь, хоть на уши встанешь!

– Так стань лучше старой коровы! Стань личностью! Нарасти извилины! Сделай карьеру! Покажи ему что-нибудь, кроме молодой пиписьки! И нет проблем! – махала руками пьяная Инга.

– Да хоть президентом Италии! Хоть Мадонной! Их законы на броневике не объедешь! – почему-то продолжала спорить с ней Лера.

– Ты вообще кто? Я тебя в упор не вижу! – вдруг заорала Инга. – Ты почему на меня орешь? Ты вообще переводчица! Что ты меня учишь жить? Ты хоть знаешь, кто я? Я завтра распоряжусь, и тебя тут не будет!

– Ингусик, малыш, не кричи. Успокойся. Скоро приедем! – залепетала Наташа.

Лера почему-то встала в полный рост и громко сказала:

– Если вы не уймете свою алкашку, то я сейчас открою дверь автобуса и высажу ее на дороге. И законы Италии меня оправдают!

– Да я… – попыталась вскочить Инга, но Наташа, Ольга и Вета уже прижали ее к сиденью и показали кулак.

Инга объявила:

– С завтрашнего дня она тут не работает! Все слышали? Все запомнили? Мое слово – закон!

И вскоре обиженно заснула.

В отель приехали мертвые от усталости, чувствуя себя шахтерами, поднявшимися на поверхность. Никто уже не видел ни мраморов, ни пальм, ни фонтанов, ни бассейнов. Никого не интересовало ни переодевание, ни душ. Бросили чемоданы по номерам и собрались в ресторане.

Ресторан сиял. В центре стояли холодные закуски и салаты, хотя после суточной сухомятки народ жаждал супа и пасты. Ольга виновато прошла мимо стола режиссера Бабушкина с наполненной тарелкой.

– Оля, идите к нам! – закричал он. – Простите, что наорал на вас. Художника обидеть легко…

Ольга присела к нему за круглый стол.

– Погорячился. Вам совершенно не обязательно видеть мир таким, каким его вижу я, – добавил Бабушкин, сверкая стеклами очков. – Знакомьтесь, мой продюсер Борис. Точнее, Борисио! Он много лет живет в Италии.

Рядом с лохматым, немного поплывшим Бабушкиным сидел загорелый ухоженный мужчина лет сорока с отличной фигурой, очень длинным носом и пройдошливым взглядом. Ольга почему-то подумала, что если бы он родился женщиной, давно бы сделал себе приличный нос и был бы симпатичнее.

– Борис, – протянул длинноносый руку, – или как вам удобнее. Можно Борисио, можно Борюсик! Игорь сказал, что вы руководите крупным экологическим проектом. Это очень важно, наши люди тоже занимаются экологией.

– Я бы не называла его крупным, – пожала плечами Ольга. – Он скорее стабильный и добропорядочный. Поэтому евросоюзовские чиновники относятся к нему с симпатией.

– Мы обязательно поговорим потом про это. У меня к вам будет выгодное предложение, – подмигнул Борюсик.

– А вы продюсер нового фильма? – спросила Ольга.

– Да. Мы будем с Борюсиком снимать новый фильм. В Риме. Послезавтра едем на переговоры. И смотреть натуру, – ответил Бабушкин.

– Как я вам завидую! Лет десять не была в Риме! – выдохнула Ольга.

– А кстати, почему эти твои калабрийские урки не дали горячего? – спросил Бабушкин.

– Да потому что мы вас ждали пять часов назад! – вспыхнул Борюсик и замахал руками так же, как переводчица Лера. – Сидели тут как идиоты, в окно смотрели, на мобилы тюкали! Итальянцы не разогревают макароны и ризотто. Они просто все выбрасывают. Приезжает человек с фермы и забирает скот кормить.

– Чтоб я жил как этот скот! – ухмыльнулся Бабушкин. – А говорили, что на юге Италии половина безработных.

– Три четвертых. Но это южная безработица. Это совсем другое. Государство все время вкладывает в юг деньги, а потом не может докопаться, куда они делись. Северных так достало кормить южан, что они даже хотели отделяться, – пояснил Борюсик с набитым ртом. – Северные считают южных халявщиками, а южные разводят их, как лохов, и говорят, что северные хуже немцев, не умеют дружить, отдыхать и веселиться… А сами все здоровые бычары на пособии по инвалидности!

– А можно присесть? – подошла с тарелкой Вета.

– Это было бы для нас большой честью! – Борюсик отодвинул стул, но Вета даже не взглянула на него и потянулась к Бабушкину:

– Видела ваш последний фильм! Гениально! Только танцы поставлены плохо. Позовите в следующий раз. Я вам поставлю танцы! За совсем небольшие деньги…

– Спасибо, Веточка. – Бабушкин поцеловал ей руку. – Борюсик, так ведь у нас в России точно так же. Тоже все северные деньги идут на юг и исчезают!

– У нас не так. Здесь жесткач. Возникло политическое движение за независимость севера. Если бы не вперлись миллионы эмигрантов, точно бы разделились. Просто теперь север и юг объединила ненависть к эмигрантам. Что-то вроде национальной идеи.

– Борюсик, ты просто давно не был в России! У нас та же фигня! – хлопнул его по плечу Бабушкин.

– Вета! – подбежала Дина к их столу. – Кричи ура! Твой чемодан нашелся! Его детдомовские дети с собой по ошибке увезли. А потом открыли, увидели там «Хрустальные слезы» и повезли обратно!

– Ура!!! Жизнь налаживается! – Вета вскочила на радостях и опрокинула бокал красного вина на скатерть; вино начало живописными ручейками обтекать тарелки и приборы. – А зачем они, суки, выпускают людей с чужими чемоданами из аэропорта? А если бы им моя Дольче Габбана приглянулась?

– Здесь ничего не крадут у своих. Здесь все под контролем, – многозначительно заверил Борюсик. – Это ж Калабрия, здесь можно номера не запирать!

– Только если что, кровь льется по столу, как это красное вино! – усмехнулся Бабушкин.

Подбежали два официанта и начали поспешно менять скатерть.

– Ольга, завтра вас ждет сюрприз. Борюсик на открытие привезет известного итальянского певца Массимо. Золотой голос. Когда он начинает петь, на дорогах останавливается движение, – пообещал Бабушкин.

– Он будет петь в вашем новом фильме? – обрадовалась Ольга.

– В каком фильме?

– Ну, который вы будете снимать в Риме!

– А, ну да! Конечно, будет петь! – засмеялся Бабушкин. – А Вета будет танцевать…

– В Белом зале сейчас начнется просмотр фильма французского режиссера о Мировом океане! – звонко закричала Лиза, и никто не шелохнулся на эту новость.

Но тут вынесли метровый в диагонали свежий живой пармезан, и все забыли об усталости и бросились копать его ножами.

Когда Ольга зашла на балкон номера, чуть не заплакала от счастья. Внизу было то, что она любила больше всего на свете, – ночное море… и если бы осталась хоть капелька сил, бросилась бы по ступенькам вниз и упала в него.

Но сейчас смогла только сесть в плетеное кресло и набрать эсэмэс: «на моем балконе море до горизонта». И получить в ответ от дочери: «далеко не заплывай», а в ответ от сына: «клево». Муж не ответил, наверное, уже лег спать.