Электронная библиотека » Мария Барыкова » » онлайн чтение - страница 9


  • Текст добавлен: 10 октября 2018, 20:40


Автор книги: Мария Барыкова


Жанр: Исторические приключения, Приключения


Возрастные ограничения: +12

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 9 (всего у книги 34 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Шрифт:
- 100% +
Глава шестая. A la Comedie Francaise[16]16
  Как в «Комеди Франсез» (фр.), – парижском театре.


[Закрыть]

На следующий день виконт вновь не сообщил ничего нового, и Клаудиа поняла, что не в силах больше переносить эту пытку надеждой. Она усадила юношу напротив и, взяв его за руку, тихо сказала:

– Буду с вами откровенной, виконт, в конце концов, вы заслужили это. Вероятно, внутренне вы давно уже поняли, что граф Аланхэ мертв, однако, не имея на то достоверных сведений, только оттягиваете окончательный приговор, не решаясь сказать мне правды. – Де Ламбер попытался было что-то возразить, но Клаудиа взглядом остановила его. – Не говорите. Я знаю, что списки все еще не полны. Но дальнейшее уже не в ваших силах. Если мне суждено узнать о его смерти, пусть эту весть принесете не вы. Вы сделали все, что могли, и большего я требовать от вас не вправе… да и не хочу. Не мучьте себя и меня более… – Затем она отняла руку и отвернулась, чтобы скрыть слезы, и подумала: «Лучше я сама скажу себе это…»

Юный Ламбер, из этой речи понявший лишь то, что отныне его лишают повода приезжать сюда каждый день, нахмурился и опустил голову, но Клаудиа ласково приподняла его за подбородок.

– Не надо расстраивать меня еще больше, виконт. Положимся на судьбу, как делают русские. Рано или поздно все выяснится само, как и когда…

– О, да, – с трудом скрывая облегчение, выдохнул юноша и поспешно добавил. – Во французской армии все-таки пока еще есть порядок, и скоро все точки над «и» будут расставлены.

– Надеюсь, что так, виконт, – с болью в сердце согласилась Клаудиа и снова повернулась к окну. Где-то за кремлем опять полыхало пламя, а еще ближе, видимо, на соседней улице снова раздавались крики каких-то подвергавшихся грабежу людей и истошный детский плач. «Но что же все-таки лучше – точки над «и»… Или все-таки неведение?» – теперь вдруг засомневалась она. Нардо ни разу за эти дни не спросил об отце, но, когда бывал с нею наедине, то смотрел так, что душа Клаудии буквально разрывалась на части. Дитя, зачатое в смерти и осужденное испытывать такие недетские страдания. Она вспомнила, как она сама пережила смерть матери, но ей было уже десять, и потом – ее мать всегда жила отдельной жизнью, посвященной, в основном, Богу и отцу… – Послушайте, виконт, – наконец, очнувшись от своих горьких размышлений, обратилась она к Ламберу, отгоняя печальные воспоминания. – Вы по-прежнему нужны мне. Скажите – могли бы вы исполнить одну мою просьбу?

– Приказывайте, моя королева. Почту за честь, – сразу же вновь оживился загрустивший, было, юноша.

– Но просьба моя может показаться вам несколько странной.

– Я счастлив сделать все, что угодно, лишь бы доставить вам хотя бы малейшее удовольствие.

Клаудиа грустно улыбнулась.

– Многого я не попрошу. Мне необходимо всего лишь послать русского пленного по одному московскому адресу, который он знает, и там кое-что выяснить.

Несмотря на свою искреннюю готовность сделать для Клаудии все на свете, юноша все же несколько опешил от столь неожиданного предложения, опять густо покраснел и попытался переиграть ситуацию.

– Но я готов сам отправиться по какому угодно адресу…

– Нет, виконт. Во-первых, вы не знаете русского языка, а, во-вторых, вам там просто никто ничего не скажет. Здесь нужен именно русский человек. – Юноша обиженно поджал губы. – Как скоро это можно устроить? – поспешила облегчить ему согласие Клаудиа.

– К сожалению, – вяло начал оправдываться виконт, но затем довольно бодро закончил, – мне необходимо для этого отдать кое-какие распоряжения и… я смогу сделать это не раньше завтрашнего утра.

– Хорошо, мой друг. Так значит… завтра?

Ламбер, окончательно справившись с собой, прижал к губам ее исхудавшую прекрасную руку и твердо отрапортовал:

– Ровно в одиннадцать часов.


На следующий день виконт прибыл в сопровождении двух гусар. В городе, несмотря на все попытки властей навести порядок, царил хаос, и де Ламберу совсем не хотелось из-за какой-нибудь нелепой случайности упустить русского и оказаться виноватым перед Клаудией в его смерти или исчезновении.

Как бы ни уверяла его эта загадочная женщина в благородстве русского, юноша мало доверял этому пленному капитану, адъютанту генерала, что перед Смоленском целый день водил за нос самого Мюрата и, в конце концов, ускользнул от него с самыми ничтожными потерями.[17]17
  Речь идет о Дмитрии Петровиче Неверовском, 2 августа 1812 года прикрывавшем со своей дивизией отход русских войск из-под Красного и на следующий день благополучно соединившимся на окраинах Смоленска с генералом Раевским.


[Закрыть]
Может быть, он и не станет убегать от женщины, но уж обмануть французского офицера, должно быть, почтет для себя за честь.

Поэтому, гарцуя по улицам Москвы рядом с этим пусть еще и не совсем оправившимся, но все же русским офицером, бывшим старше не только по возрасту, но и по званию, виконт был чрезвычайно озабочен последним требованием Клаудии. Она несколько раз повторила, что отпустить русского надо одного еще за несколько кварталов до нужного ему адреса, обеспечив ему безопасность и не подав при этом виду, что тот находится под конвоем.

Во всей этой ситуации виконта де Ламбера беспокоило не только и даже, может быть, не столько то, что русский, воспользовавшись возможностью, просто скроется. Это, в конце концов, откроет, наконец, графине глаза на московских варваров. Но его коробила та вынужденная мера, к которой пришлось ему прибегнуть – дать русскому капитану зеленый с голубыми выпушками мундир французского лейтенанта конноегерей, который юноша под вымышленным предлогом любовных похождений одолжил у приятеля. Предложить ему свой мундир юноша оказался решительно не в силах.

«А вдруг он русский шпион? – мучительно думал виконт. – И мне следовало бы его препроводить куда надо, вместо того, чтобы сопровождать по его прихоти. Что, если он сейчас передаст русским какие-нибудь секретные сведения? Впрочем… – осаживал сам себя де Ламбер, – в этом случае русским служит и сама графиня. – Против последней мысли восставало все его благородное существо, двадцать лет и вся романтика первого сильного чувства. К тому же, ее муж только что погиб смертью героя – сейчас, наедине со своими мыслями, виконт не сомневался в этом. – Да и, в конце концов, – лихо сбрасывал он с души последние сомнения, – до сих пор она приносила мне лишь удачу. Я и в бою-то проявил замеченную начальством отвагу лишь потому, что летел впереди всех наших на поддержку португальцам… в надежде впоследствии заслужить ее благосклонный взгляд, – решительно признался он сам себе. – И если бы не двойная рана я, черт побери, быть может, смог бы выручить самого графа!»

– Мы пришли, виконт, – обратился к нему по-французски Стромилов и неожиданно твердым, привыкшим командовать голосом приказал. – Извольте ждать меня на этом месте…

– Если через пятнадцать минут… – вскинулся Ламбер, хватаясь за эфес, но русский властно и решительно перебил его.

– Вы будете ждать меня здесь столько, сколько понадобится. – Затем, вероятно, пожалев столь незаслуженно униженного молодого человека, немного мягче добавил. – Я должен во что бы то ни стало доставить ее светлости ответ, – после чего спокойно, ни разу не оглянувшись, русский двинулся вперед по улице и через несколько домов скрылся за углом в переулке.

Когда минут через сорок Стромилов появился в конце улицы и спокойно направился в сторону виконта и его гусар, на Ламбере уже не было лица. Однако юный штаб-ротмистр обрадовался рано: по мере того, как проклятый русский подъезжал все ближе, становилось ясно, что он делает вид, будто не знает этих истомленных долгим и неопределенным ожиданием одиноких всадников. Отчаяние виконта все больше начинало переходить в недоумение и гнев, которые достигли критического предела, когда пленный, приблизившись, небрежно приветствовал его и совершенно явно собирался как ни в чем не бывало проехать мимо. Однако не успел окончательно растерявшийся виконт найти слов, чтобы выразить все свое возмущение, как услышал тихие, но отчетливые слова проезжающего мимо русского:

– Виконт, если вы не хотите тут же все испортить, сделайте вид, что мы незнакомы, и присоединитесь ко мне квартала через два-три, покружив немного по городу, – после чего Стромилов заставил рядовых, даже не подозревавших в этом бравом офицере русского и пленного, отдать себе честь и небрежно добавил. – Vive l’Empereur!

– Vive l’Empereur! – привычно отсалютовали те, и виконту не оставалось ничего иного, как зло крутанув своего коня, рвануть в ближайший переулок.

Около десяти минут бешено крутился виконт со своими людьми по кривым московским улочкам, стараясь прийти в себя и уже почти желая побега русского. «Пусть, пусть сбежит, только рад буду! Тогда-то она поймет…» Оставив себе эту сладкую месть и немного успокоившись, Ламбер однако вдруг испугался, что теперь и в самом деле просто не найдет Стромилова, поскольку совершенно запутался в лабиринте кирпичных остовов и закопченных домов. Еще несколько минут он метался из переулка в переулок, уже теряя рассудок от обиды и злости и проклиная себя за то, что позволил чувствам затмить рассудок. Но вот из-за очередного поворота сзади вылетел одинокий всадник.

Виконт обернулся и увидел, наконец, того, кого искал.

– Еле нашел вас, господин штаб-ротмистр, – откровенно усмехались в лицо Ламберу синие глаза. – Вы, пожалуй, даже переусердствовали. Мне, право, вовсе не улыбается тащиться через весь город в одиночестве… – с этими словами русский издевательски приложился к зеленому киверу. – С вами как-то спокойнее.

– Вперед, – смог только нервно ответить де Ламбер, сразу же пустив коня рысью. Юный виконт совсем не знал, как теперь вести себя, и хотел уже лишь одного: как можно скорее избавиться от этой чертовой миссии и вернуться в часть.

– Спасибо за доверие, – вдруг сказал ему примирительно русский, догнав его и пустив своего коня рядом. – Мне тоже было двадцать лет, виконт, и я прекрасно понимаю, каково вам. К тому же, милостивый взгляд вашей королевы в награду, а? – Еще одно слово, и Ламбер забыл бы, что перед ним пленный, и вызвал бы его. Однако Стромилов неожиданно совсем уже дружеским взглядом смягчил колкость своих последних слов и серьезно закончил. – Но, слово чести, я не задержался ни минутой дольше и не сделал ничего, что было бы излишним.

В ответ Ламбер, сначала решившийся молчать, не вступая с этим русским, ни в какие объяснения, вдруг, как бывает только в юности, проникся к пленному мгновенно возникшей симпатией. Они посмотрели в глаза друг другу, один с надеждой, другой с пониманием, улыбнулись и, осадив лошадей, двинулись дальше уже спокойнее, как добрые старые приятели.


И вот после двух недель томительного ожидания в этом странном полуспаленном городе события стали разворачиваться стремительно. На следующий день после визита Стромилова в московский дом графа Строганова в Барыковский переулок явился странный на вид человек, явно не дворянин, но и не мужик, и, не смущаясь присутствием вооруженного Гастона, отчасти знаками, отчасти на ломаном французском потребовал свидания с генеральшей. Клаудиа сразу же позвала Стромилова и встретила странного посетителя в столовой. Туда же на всякий случай вошел и Гастон.

Но визитер огладил черную бороду и, заложив руки за широкий шелковый кушак, передал, что граф рад был узнать о нахождении герцогини в Москве и непременно просит нанести ему визит.

– Передайте графу большое спасибо за приглашение, я с удовольствием им воспользуюсь. Когда его светлости будет угодно принять нас с сыном?

Посыльный несколько замялся, прежде чем ответить на этот, казалось бы, простой и естественный вопрос, но потом, бросив взгляд на стоящего неподалеку Стромилова, и внутренне на что-то решившись, спокойно сказал:

– Видите ли, ваше сиятельство, его светлость хочет принять вас сообразно вашему положению, а это при нонешнем состоянии Москвы возможным не представляется, – перевел Стромилов.

Клаудиа растерянно посмотрела на Владимира. Что может значить подобный ответ, и действительно ли визитер говорит от лица графа? Стромилов в ответ только улыбнулся и слегка пожал плечами.

– Но я прекрасно понимаю ситуацию, город наполовину уничтожен, а сохранившиеся дворцы заняты французскими штабами и маршалами… – неуверенно и по-русски начала Клаудиа.

Однако посланец не обратил на ее слова внимания и степенно продолжил.

– Но у нашего графа так не принято. Посему он велел передать, что примет вас в своем дворце в Питербурхе, для чего и отправился туда сам нонче же в ночь.

– В Петербурге?! – вырвалось у Клаудии.

– Именно что там.

– Но…

– Не извольте беспокоиться, его светлость велел снабдить вас лошадьми и проводить вас. Будете в полной безопасности. Домчим мигом.

В столовой повисла напряженная пауза. Клаудиа снова растерянно посмотрела на Владимира, но на этот раз он только опустил голову и по-военному щелкнул каблуками.

– Я готов сопровождать вас.

– Ни о чем не беспокойтесь, – видя замешательство, снова забасил посланный. – Лошадки знатнейшие, я ж говорю, домчим мигом.

– Когда же мы должны выехать? – все еще не веря услышанному, но понимая, что другого выхода у нее теперь, скорее всего, нет, тихо спросила Клаудиа.

– А сегодня же и отправимся, чего время-то тянуть. Больно уж ноне неспокойно в нашей Москве-матушке.

– Но мне надо собраться… мой сын… – растерянно возразила Клаудиа, однако таинственный фактор уверенно подхватил.

– Вот и собирайтесь, ваше сиятельство. А мы ждем вас на Питербурхской заставе в семь часов, вон барин знает, – кивнул он в сторону Стромилова. – Вот здесь пашпорта на вас и на барина.

После чего, передав паспорта, посланец раскланялся и ушел, весьма довольный собой, оставив после себя странный запах из смеси конопляного масла и дорогого одеколона. Клаудиа вертела в руках два желтоватых пергамента, на которых стояла подпись самого Даву, причем, Стромилов был назван там французским подданным господином Оливье Луасси, актером московской французской труппы, направляющимся для поправления здоровья на марциальные источники под Петербургом.

Владимир взял у нее паспорт, прочел и рассмеялся.

– Вот уж не думал, что придется побывать не только французом, но еще и актером.

Клаудиа вдруг тоже засмеялась в ответ.

– Ничего, было время – и я жила под именем французской подданной Женевьевы де Салиньи целых восемь лет! Правда, ловила меня не жандармерия князя Экмюльского, а святая инквизиция… Но откуда эти документы?! – вдруг только сейчас задумалась она о их таинственном происхождении.

Однако Владимир сделал вид, что не слышал ни первой, ни последней фразы. Он сложил паспорт, спрятал его во внутренний карман и, глядя куда-то мимо Клаудии, сказал:

– Вам несказанно повезло. Этот отъезд – самое лучшее в вашем положении, так что, не раздумывайте ни минуты. Скажу вам откровенно: скоро здесь начнутся морозы, начнется ад. Ваш сын ни в чем не виноват, а он не вынесет отступления армии. Я знаю, вы мечтаете поехать на место боя и искать там тело генерала – не надо. Похоронить своих героев не успели ни мы, ни вы, а волков в России предостаточно. – Однако, увидев, как мертвенная бледность начинает заливать лицо Клаудии, Стромилов поспешил добавить. – Хотя, быть может, ваш муж в плену – тогда, оказавшись в Петербурге, вы будете полезны ему гораздо больше. Ведь он все-таки генерал. Я сейчас позову Дуню.

Клаудиа с благодарностью посмотрела на своего хозяина-пленника и отправилась собирать вещи.

Впрочем, вещей почти не было, если не считать хотя и изрядно растаявшего в помощи погорельцам, но все же еще вполне изрядного гардероба Нардо, шкатулки с немногими, взятыми с собой драгоценностями и трех миниатюр на кости – портретов отца, Игнасио и дона Гарсии. Заботы о провианте взял на себя Гастон, а Стромилов принес вновь извлеченные из каких-то таинственных чуланов две огненные лисьи шубы, крытые бархатом: для Клаудии и для Нардо.

Все сборы заняли не больше пары часов, и к полудню Клаудиа сидела у бюро, бессильно опустив руки, как бывает, когда все уже сделано, а времени до отъезда еще много. Неужели впереди у нее очередная новая жизнь? Сколько их она уже прожила, начиная с того холодного утра, когда кура Челестино оставил ее одну на скрипучей песчаной дорожке за церковью Сан Иеронимо де ла Муртра? А сколько часов беспечного счастья может насчитать она за эти восемнадцать лет? И что ждет ее впереди? Клаудиа почти машинально протянула руку и взяла первую попавшуюся книгу.

 
Все на свете сем превратно,
Все на свете суета,
Исчезает безвозвратно
Всякой вещи красота:
Младость и лица приятство,
Сила, здравие, богатство,
И порфира, и виссон,
Что в очах нам ни блистает,
Все то, яко сон растает
И минется, яко сон…[18]18
  В. Майков «Ода о суете мира…»


[Закрыть]

 

«И минется, яко сон…» – повторила она шепотом. Снизу вдруг раздался какой-то шум, рев Бетуньи и громкие ругательства. Клаудиа не верила своим ушам: звонкий женский голос клял Россию, французов, медведей и солдат на чистейшем мадридском арго. Бегом она спустилась во двор, где увидела, как Гастон сдерживает Бетунью, сверлящего своими крошечными яркими глазками девушку в меховом плаще с капюшоном.

– А-а, вас-то мне и надо! – увидев Клаудиу, крикнула она весьма развязно, сразу же потеряв интерес к предыдущей перепалке. – Где он?!

– Прошу вас, успокойтесь, медведя сейчас заберут да он и не кусается, – с любопытством глядя на девушку, – не обратила внимания на ее тон и на ее вопрос Клаудиа. – Где маркиз, пусть успокоит своего любимца. – Пройдемте, и вы спокойно объясните мне, кто вы и что вам нужно, – закончила она уже по-испански, смутно припоминая, что однажды где-то уже видела эту девушку.

– Так-то лучше, – буркнула та и сбросила с головы мех. И только тут Клаудиа поняла, что это та самая бойкая маркитантка с паперти в Смоленске.

В пустой передней первого этажа они сели на огромный кожаный ларь и какое-то время молча оценивающе глядели друг на друга. Ни одна не желала отвести глаза первой, и в черном жарком взгляде девушки Клаудиа вдруг прочла не только просьбу, но и непонятную ей, глубоко затаенную ревность и даже злость.

– Слушаю вас, – как можно мягче обратилась герцогиня к своей неожиданной гостье.

Девушка вскинула голову, так что роскошные кудри ее плеснулись по плечам черной птицей. «Как у Педро…» – с болью на миг подумала Клаудиа и опустила глаза.

– Как меня звать, вам, думаю, все равно, достаточно и того, что я, как вы видели, была маркитанткой седьмого неаполитанского легкоконного полка. Пять дней назад он ушел к вам, будь проклят этот город, и не вернулся. Где он?

– Кто? – не зная, что и подумать, и не позволяя себе ни на что надеяться, прошептала Клаудиа.

– Только не надо меня обманывать! – с укоризной воскликнула девушка. – Он все мне рассказал, и я смогла побороть себя, а вы… – Она вдруг побледнела до ставших голубоватыми тяжелых век. – Вам завидно, что он спит не с вами, а с простой мадридской девчонкой!

Клаудиа, как от удара, закрыла лицо руками, и дикая мысль о том, что дон Гарсия не убит, а променял ее на эту красавицу-маркитантку, вдруг пришла ей в голову. О, пусть так, только чтобы он был жив… Однако в следующее же мгновение морок разрушился.

– Я спрашиваю, разумеется, о Санчо Арандано или, если вам больше нравится, о ротмистре Педро Сандовале…

– Боже… – прошептала Клаудиа, с облегчением отнимая от лица руки. – Так он здесь? Он жив? – и в лице ее было столько оживления, что в ответ раздались лишь уже ничем не сдерживаемые рыданья…


К пяти часам тяжелый дормез стоял запряженным и готовым к выезду, и Клаудиа боялась только одного, что Ламбер, появлявшийся обыкновенно еще задолго до этого времени, а сегодня почему-то сильно запаздывавший, не успеет прийти, и она уедет, даже не попрощавшись с юношей.

Но вот в четверть шестого из-за угла показался знакомый силуэт на караковом коне.

– О, виконт, какое счастье, что вы, наконец-то, появились, – Клаудиа уже привычно вновь сама спустилась к нему навстречу. – Теперь я могу уехать спокойно.

– Что? Уехать? Куда? – изумился Ламбер. – Вам не нравится это место, графиня? По-моему, здесь одно из самых очаровательных мест в этом городе…

– Нет, виконт, дело не в этом. Я… – Клаудиа сбилась, но, словно на что-то решившись, быстро закончила. – Мне неловко просить вас еще об одной услуге, но это крайне для меня важно, безумно важно. Я не могу уехать, не выяснив этого. Прошу вас, используйте все свои связи, все возможности, но достаньте любые сведения о ротмистре седьмого легкоконного неаполитанского полка корпуса Мюрата Педро де Сандовале. Сейчас же, я умоляю вас, не теряйте ни минуты, и… я не уеду до тех пор, пока вы не вернетесь, даю вам слово! – горячо закончила она.

– Куда же вы? – снова растерянно повторил юноша, покорно занося ногу обратно в седло.

Но ответила ему не Клаудиа, а внезапно подошедший русский:

– Рад вас видеть, виконт, – коротко улыбнулся он штабротмистру, как приятель. – Женщине с маленьким ребенком оставаться в сожженном городе, при армии, судьба которой покрыта мраком неизвестности, дальше небезопасно. Ни до Парижа, ни, тем более, до Мадрида ей сейчас не добраться, ибо все дороги перекрыты если не нашими казаками, то вашими, мягко говоря, фуражирами. В России же есть много мест, где благородная женщина с маленьким сыном смогут в полной безопасности переждать это неспокойное время.

Виконт в растерянности переводил взгляд со Стромилова на Клаудиу и не мог поверить услышанному. «Куда он хочет увезти ее? К себе в деревню?! Что это?! Ловушка?»

– Но я не уеду, не уеду до тех пор, пока вы не привезете мне известия! – пылко повторила Клаудиа.

– В таком случае, – разыграл юноша свою последнюю карту, – возьмите вот это. – Он наклонился с седла и протянул Клаудии две плотные прямоугольные картонки. Это… приглашения в театр, мне с трудом удалось достать их у адъютанта самого герцога Ауэрштедского[19]19
  Маршал Бертье, начальник штаба Наполеона.


[Закрыть]
, и я хотел… я надеялся пойти туда с вами. Вы должны развеяться… – лепетал он.

Клаудиа печально улыбнулась.

– Обещаю вам, что мы пойдем туда вместе.

– Но вряд ли посланец графа будет ждать вас так долго, – вдруг обеспокоенно взглянул на нее Стромилов.

– Значит, вы пойдете туда и сообщите посланцу, что я не уеду до тех пор, пока не узнаю то, что мне надо, – твердо ответила Клаудиа и махнула тронувшему лошадь Ламберу. – Поймите, – она невольно взяла русского за руку, – человек, о котором я прошу узнать, мне больше, чем брат, я не могу уехать, покинув его на произвол судьбы!

– Я уважаю ваши чувства, – сухо ответил Стромилов. – Только, как правило, однажды исчезнувшие в этом городе люди уже не воскресают. – И, неожиданно вновь сильно припадая на раненую ногу, он, не торопясь, скрылся за поворотом, противоположном тому, куда уехал виконт.


Справки о ротмистре Сандовале оказалось навести не так трудно. В штабе Мюрата, куда де Ламбер был вхож не только благодаря своему короткому знакомству с адъютантом командующего, но и салону своей матери, где король Неаполитанский проводил немало часов, бывая в Париже, ему дали ответ через полчаса. Ответ извещал, что указанный ротмистр исключен из списков полка после Можайского сражения в связи с тем, что считается пропавшим без вести. Среди пленных, убитых и раненых его нет.

Понимая, что такой ответ, по сути, не объясняет ничего, Ламбер помчался во дворец к Даву, чтобы проверить, нет ли искомого лица среди жертв ненависти горожан, все увеличивавшиеся списки которых каждый день представляли коменданту. Но и там он ничего не нашел. «Господи, – думал юноша, то и дело вытаскивая часы и боясь опоздать к началу спектакля. – Ну, почему все ее мужья и друзья исчезают так бесследно?! Что стоило найтись хотя бы этому! Как я снова скажу ей, что ничего неизвестно? – И он, стыдясь самого себя, понял, что сказать это будет не в силах. – Господи, – снова взмолился он, – пусть хоть один вечер я проведу с ней в разговорах не о ее пропавших близких… Тем более, что, скорее всего, я вижу ее в последний раз». Словом, Ламбер решился на неслыханное для себя – солгать, что окончательные данные он получит только поздно вечером, после спектакля.

Но даже это решение, давшееся ему с большим трудом, не успокоило юношу. Неужели он никогда теперь больше не увидит «свою королеву»?! Неужели она вот уже через несколько часов исчезнет с его горизонта столь же неожиданно, как и появилась когда-то? И это в те дни, когда фортуна так улыбнулась ему, ведь еще одно подобное сражение, и он уже ротмистр, а дальше… Всем известно, как быстро под командованием самого Наполеона можно дослужиться до генерала, а то и до маршала! И вдруг эта женщина, с присутствием которой он так прочно и надежно связал свою удачу, ускользает от него, исчезает где-то в бескрайних просторах дикой страны. А если с ней что-нибудь случится, а он не сможет даже прийти ей на помощь! О, дьявольщина!

Сердце юноши разрывалось на части. Дилемма казалась ему неразрешимой – военная карьера, слава и Наполеон, о которых он мечтал с детства – и необыкновенная женщина необычайной красоты, приносившая удачу. «А вдруг после ее исчезновения я не только не стану генералом, а не получу даже ротмистра? А то и еще хуже: в первом же сражении получу пулю в лоб, и на этом все кончится. С другой стороны, она, судя по всему, очень влиятельная женщина. И, кто знает, на службе ей, я, быть может, достигну гораздо большего? – Множество соображений о том, что благородно в этом мире, а что нет, боролось в голове юного виконта. – И этот русский, судя по всему, человек вполне благородный и не трус. И звание у него выше, чем мое. К тому же, он был адъютантом Неверовского, и шансов сделать военную карьеру имел отнюдь не меньше, чем я. Однако он совсем не торопится вернуться в строй и не видит в этом ничего неблагородного. А главное… – и при этой мысли у юноши даже перехватило дух, – при этом я не могу назвать его дезертиром. И он в любой момент при случае может вернуться в строй… И я! Да мало ли нашего брата пропадает сейчас в Москве без вести, – с бравадой малолетнего проказника подумал он, из последних сил стараясь не признаваться себе, что не только не хочет больше воевать, но и не представляет себе, как останется в этой глуши без надежды и счастья каждый день хотя бы полчаса видеть свою загадочную любовь. – Ну, их всех к дьяволу! Жизнь заключается не только в военных баталиях… и мама… мама будет счастлива, что мне больше не угрожает смерть; ведь она так не хотела, чтобы я участвовал в этой кампании».

Последняя мысль, как ни странно, решила все.


Они с Клаудией едва успели к началу спектакля. Театр оказался домом какого-то богатейшего купца-мецената с ничего не говорящей Клаудии фамилией Позняков. Дом этот больше походил на дворец. Вся улица была уже запружена колясками, дрожками, ландо и каретами, собрался весь генералитет. Ламбер, дрожа от счастья и гордости, вел по широкой лестнице свою спутницу, которую многие провожали глазами. Клаудиа была одета все в то же простое серое платье, но выглядела несравнимо с остальными женами штаб-офицеров, да даже и с местными француженками. Наверху уже рябило в глазах от пестроты мундиров, однако и в этой пестроте отчетливо выделялся неаполитанский король в своих желтых сапогах, розовых чакчирах, с барсовой шкурой на левом плече и буйными каштановыми кудрями. Увидев Клаудиу, он поспешно проложил к ней дорогу и восхищенно склонился к ее руке. Ламбер замер: неужели тогда, на берегах Днепра это был действительно он? Но смуглое лицо Мюрата и бледное Клаудии оставались непроницаемыми.

– Счастлив видеть, что вдова столь достойного генерала решила нарушить свое скорбное уединение ради выступления наших соотечественников… и ради нас. Мы так страдаем от отсутствия настоящих женщин.

И, подмигнув Ламберу, дескать, мол, молодец, так держать! красавец король умчался дальше.

«Вдова… – камнем упало на сердце Клаудии. – Но я не имею права перестать надеяться…» – Она поспешно поклонилась и незаметно потянула Ламбера в сторону.

Билетов как таковых не было, и каждый давал, сколько считал нужным. Герцог Тревизский[20]20
  Маршал Мортье.


[Закрыть]
прямо при них высыпал на серебряное блюдо, слегка подрагивавшее в руках хорошенькой француженки, сразу несколько горстей золота, и все в подражание ему стали сыпать еще щедрее. Клаудиа почти с материнской улыбкой смотрела на раскрасневшегося Ламбера. Ах, как сама она любила придворные спектакли там, в другой жизни! Этот запах пудры и кулис, шорох кресел и платьев, сверканье мишурных и подлинных драгоценностей, эта надежда на сказку, на чудо… А пьесы герцогини Осунской!

– Что сегодня дают? – ласково спросила она у виконта, играя в его игру и не желая расстраивать ни в чем не виноватого мальчика.

– «Guerre ouverte»[21]21
  «Война начата» (фр.)


[Закрыть]
 – восторженно ответил Ламбер. – Играет сама Аврора Бюрсе, говорят, ей покровительствовал император Александр! – при этих словах у Клаудии невольно вырвался возглас не то одобрения, не то удивления. – Да! Да! – еще более оживился виконт. – И еще Фюфи, самая смелая из всей французской труппы, то есть, я имею в виду смелая не в смысле костюмов, а в действительности. Барон Дессуи рассказывал, что она одна ходила по горящему городу и даже ночевала в пустом доме без охраны…

– Несомненно, она удивительная девушка, – с улыбкой откликнулась Клаудиа.

– Еще бы! – воодушевленно продолжал виконт. – К тому же будет петь сам Тарквинио. У него прекрасное сопрано, и он уже дважды пел лично для императора в Кремле.

– Все это прелестно, виконт. Но откуда же они берут сейчас костюмы, декорации? Мсье Стромилов сказал мне, что несколько театров сгорело здесь в первые же дни…

Виконт несколько смутился.

– Говорят, что они играют почти совсем без декораций, а костюмы… Я слышал, будто их шьют из украденных риз, что хранились русскими в их главной церкви – Иване Великом.

Клаудиа прикусила губы: ей вспомнились рассказы о разграблении храма пресвятой девы дель Пилар в Сарагосе маршалом Ланном. Тем самым маршалом Ланном, Роландом французской армии, который был так любезен с ней во время бала в замке д’Альбре, а потом отдал приказ о бомбардировке города… Закончилась же вся его блистательная карьера, как говорили, мучительной смертью в Вене.

От этих грустных мыслей ее отвлек начавшийся спектакль. Пропел хор, прогремело музыкальное вступление, и на сцену, наконец, выскочила долгожданная Фюфи, привычно вертясь на все стороны, словно заведенная во всех членах игрушка. Но не успела она прощебетать и пары слов, как весь зал заволновался, заскрипели сиденья, пошел гул, и все головы быстро повернулись к сцене затылками.

Клаудиа, сидевшая в боковой ложе, невольно скосила глаза и сразу же узнала появившегося невысокого живого человека в белом мундире. Он почти не изменился за минувшие четыре года, только из под жилета теперь выглядывал довольно внушительный круглый живот.

«Похоже, война не вытягивает из него жизненных соков, – невольно подумала она. – Скорее, наоборот; он, и впрямь, словно вампир, сам сосет из нее свою кровь, наливаясь и оживляясь».


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации