Текст книги "У Персидской границы"

Под взглядом Рахили, как под фокусом линзы, всё хорошее становилось лучше, а плохое – хуже.

От неё ничего невозможно было скрыть: тонко чувствуя и понимая людей, она всегда готова была прийти к ним на помощь. Люди чувствовали её доброту и тянулись к ней – тем более теперь, когда она стала, как и они, субботницей. К религии Рахиль относилась с любовью и почтением, за что снискала уважение сельчан. Обладая от природы острым и цепким умом, она схватывала все на лету, быстро запоминала молитвы и прочно хранила их в своей памяти.

Увидев хозяина, вытаскивающего из подвала котёл, Рахиль подошла к нему.

– Рахиль, я сейчас разожгу горно, а ты принеси мне со скамьи ведро с соком, – сказал он.

– Хорошо, – ответила Рахиль и повернула голову к улице, услышав топот конских копыт.

Подъехав к дому попа, у самых ворот остановились два всадника.

– Дядя Яков, к вам казаки приехали, – крикнула Рахиль попу, раздувающему костёр.

– Α…а! Вот и жильцы мои приехали. А ты, Рахиль, переживала, кто это будет кушать тыкву у нас. Я же говорил тебе, что едоков у нас много, только готовить поспевай, – произнёс довольный поп и пошёл открывать калитку.

– Здравствуйте, дядя Яков, – сказал один казак.

– Здравствуй, Никита. А где Володя? – спросил поп.

– Вместо него прислали Степана, – ответил он.

– Хорошо, пусть будет Степан, – сказал поп и открыл калитку.

– Рахиль, принимай гостей, – сказал поп и подвёл к ней казаков.

– О! Если бы я знал, что здесь живут такие красивые женщины, то давно бы приехал сюда, – с интересом рассматривая Рахиль, произнёс Степан.

– Степан, ты, я гляжу, прямо из огня да в полымя, – недовольно произнёс Никита.

Оба казака были высокими молодыми парнями лет двадцати пяти. До села Привольного Степан проходил службу в Петербурге, но произошла довольно неприятная история между Степаном и женой одного полковника. Скандала избежать не удалось, и Степан был вынужден уехать, а точнее сказать, был просто выслан к персидской границе.

Поп сразу же заметил, что Степан чрезмерно заинтересовался Рахилью и строго произнёс:

– Вот что, ребята, хочу сразу вас предупредить, что у меня новая работница, Рахиль, чтобы сильно не заглядывались на неё и относились с почтением.

– Иначе мы и не можем, – произнёс Степан, не отрывая глаз от Рахили.

– Идите и располагайтесь, изба чистая, Рахиль вымыла пол и всё перестирала.

– Пошли, – сказал Никита и дёрнул Степана за руку.

Поп надавил ещё виноградного сока, слил его в ведро, принёс к горну и сказал:

– Рахиль, сейчас я пойду на собрание в молельный дом, а ты тут посматривай за сиропом. Как только немного упарится, так сразу же подливай свежий сок, да гляди, чтобы дюже не кипел. Много дров сразу не подкладывай, а то подгореть могёть.

– Не беспокойтесь, дядя Яков, я сделаю всё так, как вы мне сказали.

Казаки быстро поели и ускакали. Следом за ними ушёл и хозяин.

Дивора играла во дворе с соседским мальчиком, Илюшей, который был такого же возраста, как и она. На руках у неё был маленький котёночек, к которому Илюша часто подбегал и дёргал за хвост. Диворе не нравилось, что мальчик дёргал котёночка за хвост, и она стала убегать и прятаться от Илюши. По-видимому, котёночку тоже не нравилось, что его дёргают за хвост, и он царапнул своими маленькими коготками пальчики Диворы, выскользнул из её ручек и спрятался в колючем гранатовом кусте. Дивора, раздвигая ветки, стала тянуть свои ручки к котёнку, но он забился в куст ещё глубже, и девочка никак не могла к нему подступиться.

– Дивора, ты что там делаешь? – крикнула Рахиль, увидев её в кусте граната.

Девочка стала вылезать из куста и растрепала о колючки свои косы. Она с трудом их оттуда вытянула, развязав банты.

– Мама, заплети мне косички, – с виновным видом произнесла она.

– Гребешок принеси, – ответила ей мать.

Девочка быстро сбегала за гребешком и отдала его матери. Рахиль села на бревно недалеко от горна и стала расплетать девочке косы.

В это время с ведрами винограда в руках мимо проходил Абдула и сказал:

– Рахиль, можно мне сесть на бревно?

– Уж у тебя?

– Нет, я его в саду оставил.

– Тогда садись, – ответила Рахиль.

Абдулла сел на другой конец бревна.

– Ко, ко, ко, – неожиданно подбежал к нему петух.

– Кыш, – сердито крикнул на него Абдулла и с силой пнул его ногой.

Петух убежал к ходившим по двору курам и больше не вернулся.

Рахиль снова засмеялась, вспомнив, как петух напал на Сафара.

– Ты чего смеёшься, Рахиль? – спросил Абдулла.

– Вспомнила, как этот петух на Сафара напал.

– Петух Сафара клевал?

– Ещё как клевал, – ответила Рахиль.

– Хорошо, что клевал, надо было больше клевать, – недовольно произнёс Абдулла.

– Абдулла, сразу видно, что разбойники обидели тебя.

– Они не только меня, но и других людей обидели.

– Я думала, что они не обижают своих мусульман.

– Ещё как обижают! После неудачной попытки угнать ваш скот они перешли границу и напали на один аул в Персии. Там они убили несколько человек и угнали весь скот, который пасся возле аула.

В действительности разбойники никого не щадили, особенно если это были курды. Они жили и в Персии, и в Турции, и на территории России. Все они промышляли грабежом и постоянно пересекали границу. Они не признавали никаких границ и грабили всех, кто попадётся на их пути.

Бороться с ними было очень трудно, потому что, перейдя границу, некоторое время они прятались в густых, трудно проходимых талышских лесах, выжидая удобный момент для нападения.

– Абдулла, откуда ты всё это знаешь?

– Мне моя бабушка сказала.

– А кто бабушке сказал?

– Гюляра, её сестра. Она живёт в Персии у самой границы.

– И она перешла границу для того, чтобы рассказать всё это твоей бабушке?

– Зачем перешла? Границу совсем не надо переходить.

– А как же они общаются, если границу не переходят?

– У них есть свой способ общения.

– И какой же?

– А вот какой: по самой границе протекает река. С одной стороны реки стоят российские пограничники, а с другой персидские, только персидские пограничники охраняют границу совсем плохо. Они сказали, что границу пусть русские охраняют. А сами вырыли пещеру в горах и спят там. В пещере им хорошо, дождь не мочит, ветер не дует, солнце голову не греет.

– Значит, персы границу плохо охраняют?

– Да, Рахиль, совсем плохо – вот и Алихан со своей бандой свободно перешёл границу и напал на аул.

– Неужели пограничники не пытались защитить своих людей?

– Нет, совсем не пытались. Их там мало и если они попытались бы противиться разбойникам, то они сразу убили бы их всех. А так, увидев банду Алихана, они спрятались в пещеру и всё.

– Но есть же над ними хозяин. Неужели он им не сказал ничего?

– Вай! Хозяин есть, только они сказали хозяину, что не видели разбойников и всё.

– Хорошо, Абдулла, а теперь расскажи мне, как общается твоя бабушка со своей сестрой.

– Моя бабушка берёт грязное бельё, складывает в таз, затем таз ставит на голову, в руки берёт вёдра и идёт к реке стирать бельё. С бабушкой идут ещё несколько соседок. Гюляра тоже собирает грязное бельё и идёт к реке его стирать, с ней идут её соседки. Там они разжигают костёр, греют воду и стирают бельё. И тогда они на глазах у пограничников начинают друг с другом разговаривать. Только когда бабушка разговаривает с Гюлярой, то смотрит не на неё, а на свою соседку. Пограничники думают, что моя бабушка разговаривает со своими соседками, а Гюляра со своими. А когда уходят домой, то говорят, когда встретятся в следующий раз.

– Неужели российские пограничники такие недогадливые?

– Они все русские. Наш язык не понимают и только ходят мимо них туда сюда, туда сюда и всё.

– А в другом месте, где нет пограничников, можно стирать?

– Можно. Только там опасно – волков много, а возле пограничников безопасно, потому они идут туда.

– Интересные вещи ты мне рассказываешь, Абдулла. А если твоя бабушка не сможет прийти туда в назначенное время, то связь прекратится?

– Нет, Рахиль, если моя бабушка не сможет пойти, то пойдут её соседки. Они всё узнают и расскажут бабушке.

Рахиль заплела девочке косы, завязала банты, и она снова побежала к своему котику, а Абдулла с вилами и лопатой пошёл разбрасывать перегнивший навоз по саду.

Увидев казаков, открывающих калитку, Рахиль пошла к печи, чтобы накрыть стол и накормить их. Она взяла рогач и вытащила из печи горячий борщ в большом чугуне, затем сделала салат из свежих помидор, огурцов, перца, укропа и понесла к столу.

– Рахиль, позвольте помочь вам, – встретив её на полпути, произнёс Степан.

– Извольте, – улыбнувшись, ответила Рахиль.

Степан взял из её рук деревянную миску с салатом и понёс к столу. Никита посмотрел на него недовольно и покачал головой, на что Степан не обратил никакого внимания. Объект для ухаживания им был избран, и никто не в силах был свернуть его с намеченного пути. Поставив на стол миску с салатом, Степан снова пошёл к Рахили. В это время она наливала половником борщ в деревянные тарелки.

– Рахиль, позвольте отнести мне этот борщ, – пытаясь заглянуть ей в глаза, произнёс Степан.

– Только осторожно, не пролейте, – сказала Рахиль.

– Не беспокойтесь, Рахиль, ловкости мне не занимать, – самоуверенно произнёс Степан.

Он аккуратно, пальчиками двух рук взял тарелку и осторожно понёс её к столу. Степан дошёл уже почти до стола, как неожиданно выскочил петух и прыгнул сзади ему на плечи. От неожиданности и испуга руки у Степана задрожали, он сделал сильный рывок вперёд, затем с силой ударил клевавшего ему голову петуха, облив горячим борщом свой новый казацкий костюм.

– Кыш, – закричал Никита, отгоняя петуха от Степана.

Петух, признав Никиту, убежал в сад и больше не возвращался.

Степан стоял с пустой тарелкой в руке и рассеяно смотрел то на Рахиль, то на свой костюм с остатками борща.

Рахиль прыснула со смеху, но тут же приняла серьёзный вид, подошла к Степану и сказала:

– Степан, костюмчик снимите свой, мне его выстирать нужно – не ходить же вам облитым борщом.

– Вот гад, – приходя в себя от неожиданного нападения, выругался Степан.

– Больше рот разевай да на баб заглядывай, – с усмешкой произнёс Никита.

В это время, вернувшись с собрания, во двор входил поп Яков. Он увидел Степана, облитого борщом, и с удивлением произнёс:

– Степан, это кто тебя так борщом окатил?

Он неловко откашлялся и, изображая беспечный вид, произнёс:

– Видите ли, дядя Яков, небольшая промашка произошла, хотел петуха с плеч согнать, да немного не рассчитал, борщ на костюм пролил.

– Вот баламут, никому покоя не даёт. Допрыгается он у меня! – досадливо произнёс поп и помахал кулаком в сторону петуха, усиленно разгребающего ногами небольшую кучу навоза и сзывающего к себе кур.

– Дядя Яков, вы кушать будете? – спросила Рахиль.

– Буду, Рахиль, налей мне борща, поем с ребятами.

Рахиль налила ещё одну тарелку борща и поставила на стол. Поп сполоснул руки колодезной водой, затем вытер их рушником, висевшим рядом на столбике, и пошёл к столу.

Переодевшись, подошёл к столу и Степан.

– Господи, благослови пищу на моём столе, – стал молиться поп.

– Господи, благослови пищу на моём столе, – вслед за попом произнесли казаки и перекрестились.

Пообедав, казаки вновь ускакали и вернулись через час.

– Ну что, дядя Яков, поборемся послезавтра за первенство на скачках? – с удовольствием потирая руки, произнёс Степан.

– А я с этим петухом и забыл вам сказать, что скачки будут, – ответил поп, – поборемся, только я уж стар для борьбы, а молодые пускай потешатся…

– Скачки – это здорово, – с удовольствием произнёс Степан.

– Степан, ты чего так радуешься? Думаешь, раз приехал из Питера в глушь, значит всех за пояс здесь заткнёшь? Гляди, чтобы облом как с борщом не получился, – произнёс Никита.

– В Питере я пронимал участие в скачках перед самим государем, – заносчиво произнёс Степан.

– И каков же результат? – с интересом спросил поп.

– Получил медаль и лавровый венец из рук самого государя, – ехидно произнёс Никита.

– Лавровый венец с медалью не получил, но вторым прискакал, – ответил Степан, ничуть не смутившись.

– Я думаю, что здесь ты прискачешь первым, – с необычайно серьёзным видом произнёс Никита.

– Мы, казаки, народ особый, гордый, свободолюбивый. Любовь к коням и гонкам впитываем в себя вместе с материнским молоком, и я считаю за честь соревноваться только с казаками, – высокопарно произнёс Степан.

– Вы отказываетесь принимать участие в предстоящих скачках? – с удивлением спросила Рахиль.

– Нет, почему же? Я не упущу случай, чтобы защитить казацкую честь.

– Я думаю, что наши мужики тоже могут постоять за себя, – уверенно произнесла Рахиль.

– Будем надеяться, – самодовольно ответил Степан.

Рахиль взяла с лавки два пустых ведра и пошла к колодцу за водой. Она опустила в колодец верёвку с ведром и стала с помощью лебёдочного приспособления вытягивать воду из колодца.

– Рахиль, позвольте мне помочь вам, – произнёс Степан, который пошёл следом за ней к колодцу.

– Спасибо, Степан, сама управлюсь, – ответила Рахиль, переливая воду в ведро.

Она снова бросила ведро в колодец, отчего лебёдка пронзительно завизжала и бешено завертела крюком. На этот раз Степан не позволил Рахили самой вытянуть воду. Своим рыцарским жестом он остановил руку Рахили и перехватил крюк лебёдки. Вытащив из колодца ведро с водой, он аккуратно перелил воду пустое ведро и спросил:

– Куда нести?

– Вылей в корыто уткам, – ответила Рахиль.

Степан взял ведра и понёс их к корыту.

В это время Рахиль услышала сильный треск. Она повернула голову и увидела Данила, который стоял возле скирда сена и ломал руками толстую корягу, не сводя своих глаз с Рахили. Рахиль отвернулась и пошла под навес.

– Рахиль, положи вот в эту корзиночку яйца и дай Степану с Никитой, пусть казакам в казарму отвезут.

– Отвезёте? – спросила Рахиль Степана, который стоял рядом и слышал всё, что сказал хозяин.

– С удовольствием, если эту корзиночку получу из ваших прелестных ручек.

Рахиль пошла под навес и стала перекладывать яйца из большой корзины в маленькую. К ней сразу же подошёл Степан и услужливо предложил свою помощь. Рахиль посмотрела на Степана и улыбнулась. Вдохновлённый присутствием Рахили, Степан протянул руку к яйцу, но, опередив его на секунду, Рахиль выхватила именно то яйцо, которое намеривался взять Степан.

– Надо же, именно то яйцо я и хотел взять, – с удивлением произнёс Степан.

– Ха, ха, ха! Степан, а сейчас какое яйцо ты хочешь взять? Только подумай. Подумал?

– Да, Рахиль, подумал.

– Тогда бери.

Степан потянул руку к выбранному им яйцу. Но Рахиль, оставив его руку на полпути, быстро схватила намеченное им яйцо. Так продолжалось раз за разом, пока они не переложили все яйца. Степан думал, какое яйцо он возьмёт, а Рахиль всякий раз опережала его и спокойно уводила от него намеченное яйцо. Поражённый происходящим, он спросил:

– Рахиль, почему вы всякий раз брали именно то яйцо, которое хотел взять я?

Она таинственно улыбнулась и произнесла:

– Это не вы, это я хотела взять.

– Нет, Рахиль, я с вами не согласен. Я очень сосредоточенно думал о том, какое именно яйцо возьму. Я даже не смотрел в ту сторону, чтобы вы случайно не догадалась, какое именно яйцо я выбрал, но мне не удалось взять ни одного яйца, выбранного мною.

– Это сложная наука, и я боюсь, что вы, Степан, этого не поймёте. Возьми лучше корзину с яйцами и отвези казакам.

– Да, со мной действительно произошло что-то невероятное, – тихо пробормотал Степан и взял корзину из рук Рахили.

На следующий день после завтрака поп ушёл в молельный дом. Рахиль наложила из печи в утюг раскалённые угли и стала разглаживать выстиранное бельё на большом столе, который стоял на крыльце. Рядом на кровати сидела Сара. Разглаживая льняную скатерть, Рахиль услышала стук калитки и посмотрела во двор.

В это время во двор входила младшая сестра Сары по имени Мария. Неторопливой походкой она прошла через весь двор и, поднимаясь на порог, издали спросила:

– Сестра, как ты тут?

– Ох! Ничего, Мань, скриплю помаленьку, – ответила Сара.

– Слава Богу, что хоть на крыльцо сама выходишь, – с сочувствием произнесла Маня.

– Спасибо Отцу Небесному, на всё его воля, – ответила Сара.

– Да, Сар, против Его воли ничего не сделаешь.

– Всё в руках Господних, – ответила Сара.

– Сар, я хочу тебе одну новость рассказать, – сказала Маня, когда поднялась на крыльцо.

– Какую новость, Мань? – с тенью любопытства спросила Сара.

– А вот какую. Значить едуть нынче утром казаки с границы по лесу. Едуть, едуть, проехали весь лес, выезжають на опушку, а один казак остановился, прислушался и говорить, что где-то рядом дитё плачеть. А другой отвечает: «Откуда сюды дитё? Это волки ды шакалы воють». Глянули казаки в ту сторону и обмерли: лежить сбоку на травке ребёночек маленький, только что рождённый и плачеть. Спрыгнули казаки с коней, взяли его на руки, развернули, а он чистенький, сухенький весь и обмочиться даже не успел. Видно мать услыхала, что казаки скачуть, взяла да и подбросила свово дитя, а сама спряталась где-нибудь в кустах и наблюдала за ними, потому что долго лежать там он не мог, волки съели бы его там. Они вон на конных нападають, а чё там с дитя взять.

– Ну и взяли его казаки? – с нетерпением спросила Сара.

– Взяли, Сар, взяли, да и в Привольное привезли.

– Ну и чё с ним?

– Хана Баева взяла.

– Ох! Хана взяла? – скрестив руки на груди, с изумлением произнесла Сара.

– Да, Сар, взяла. Как только услыхала, что казаки дитя нашли, так сразу и прибегла. Глянула на ребёночка, схватила его на руки, да как заголосить: «Детёночек, ты мой! Чадышко родненькое…е!» Прижала его к сердцу и понесла домой.

– Ох! Пожалел всё-таки Бог Хану. А уж как она молилась, как Бога просила, чтобы дитя ей послал.

– Да, Сар, если молитва от души, то Бог всегда её услышить, – сказала Маня.

– А мужик её согласился?

– Сначала ни в какую не соглашался. Говорил, что не нужен ему татарчёнок, что его татарка родила. А он и на самом деле чёрненький, сразу видно, что не русский.

Тады заголосила Хана и сказала мужу, что какого Бог дал, такого и возьмёть. Дал Бог чёрного ребёнка, значить возмёть чёрного.

– А он чё?

– А куды ему деваться? Взял, ды и согласился.

– Ну, если так, то ничаво, а если эдык, то чё жа?

– Вот и я так сказала, Сар, – ответила Маня.

В этот день все разговоры в селе люди начинали с новости о найденном ребёнке. Одни ругали непутёвую мать, которая родила ребёнка и бросила его в лесу на произвол судьбы, а другие радовались за Хану, которой Бог, наконец, послал ребёночка.

Глава седьмая

Потихоньку Рахиль стала привыкать к привольненской жизни. Она просыпалась на рассвете, молилась и приступала к своим обязанностям. Работа её не пугала. Она готова была работать за троих, лишь бы только её дочь и бабушка были сыты и жили в тепле. Субботническая жизнь начинала ей нравиться, она с удовольствием стала посещать молельный дом и усердно там молиться. Благодаря отличной памяти Рахиль быстро запоминала молитвы и пела их на память, чем вызывала к себе большое уважение старшего поколения, молодых же восхищала своей красотой и необычайно редким терпением: она несколько раз могла объяснить человеку одно и то же, не изменив ни одну интонацию в своём голосе. Вместе с размеренной жизнью постепенно стала восстанавливаться и внутренняя гармония её души, сердце полностью распахнулось перед людьми, которые протянули ей долгожданную руку помощи. Она полюбила своих добродушных хозяев, которые относились к ней как к родной дочке, читали ей Законы Божьи и рассказывали о библейских героях. Хозяева говорили, что Рахиль очень хорошо поёт.

Рахиль собиралась на собрание в сельскую Управу. Ей не очень хотелось туда идти, так как она понимала, что решаться там будут в основном хозяйственные вопросы, а у неё не было никакого хозяйства. Она была простой работницей, но староста Семён персонально пригласил её на собрание и сказал, что хозяйство – это дело наживное и чем глубже Рахиль будет вникать в их жизнь, тем быстрее к ней привыкнет. Рахили ничего не оставалось, как с ним согласиться.

Рахиль быстро вычистила самовар, переоделась и пошла на собрание. Когда она открыла дверь Управы, собрание уже шло. Выступал староста села Семён Семёнович. Говорил он неторопливо, слегка заикаясь:

– М…мы все должны быть сильными и состоятельными людьми, а для этого нужно работать, работать и работать, пока не уберём весь урожай. Должны думать и о будущем своих детей, а для этого нужно учить их грамоте. Все мальчики, как будущие главы семей, должны уметь читать, писать и знать Закон Божий, а что касается девчат, то я настаивать не стану – решайте сами. От себя могу обещать одно: мест в школе хватит всем.

Тут он обвел взглядом своих голубых глаз весь зал, остановился на Иване Морозове и строго произнёс:

– Иван, почему ты не оформил в школу своих сыновей?

– А работать кто будет? – недовольно ответил Иван.

– У тебя есть работники и несколько часов ты вполне можешь обойтись без сыновей.

– Нечего им ходить туды штаны протирать. Школа кормить их не будет.

– Иван, пришло то время, когда детей обязательно нужно обучать грамоте, для этого мы и построили школу.

– Учатся только лодыри – те, кто не хочет лопатой и вилами работать, – всё тем же недовольным тоном произнёс Иван.

– Иван, а ты подумал о том, что твоих сыновей могут забрать в Армию в Россию, и они не смогут прислать тебе весточки только лишь потому, что ты не обучил их грамоте? А Россия-матушка далеко от нас находится!

– Не пущщу сыновей в Россею. Отцы наши ушли оттуда и сынам нашим нечего делать там. Не нужна нам Россея, – с чувством брезгливости произнёс Иван.

– Широкий ты, Иван, пока казаков у нас полное село, а ты подумал, что будет с нами, если они уйдут отсюда вместе с российской армией? Да на нас со всех сторон татарва попрёт. От них и так никакого спасу нет, – чётким, напористым тоном произнёс Фёдор Бочарников.

– Верно говорит Фёдор: задушит нас тут татарва без казаков и российской армии. И как бы ты, Иван, не упирался, был и останешься русаком. И ничто не сможет изменить цвет твоих голубеньких глазок и русую бородку, – не вставая с места, выкрикнула Огончиха.

В зале загудели и засмеялись.

– Тихо! – стукнул по столу Семён.

Зал замолчал.

– Мы как были полвека назад Россией, так ею и остались, – громко произнёс Семён.

– Тада почему на нас не распространяется рекрутчина? – выкрикнул кто-то из зала.

– Это временная мера, и она в любой момент может быть отменена – так что мы всегда должны быть готовы к тому, что наших детей призовут в российскую Армию.

– Мы не Россея, – с вызовом крикнул Морозов.

– Мы Россия, потому что Талышский хан Мир-Мустафа, ища защиты от турецкой и персидской орд, обратился к российскому царю с просьбой взять его народ под своё покровительство. Он заключил договор с Россией и принял российское подданство – так что мы как были россиянами, так ими и остались. И охраняет нас российская армия и казачье войско.

– Нечего нам на казаков рассчитывать, мы должны сами защищать и себя и своё добро, – ответил Иван.

– Я согласен с тем, что мы должны сами защищать себя. Для этого мы создали все необходимые условия.

Вон за Верхней улицей оборудовано стрельбище, где наши дети могут обучаться боевому искусству, но с Россией мы должны жить мирно. Этот вопрос для нас давно решён и обсуждать его больше не будем, – строго произнёс Семён.

Зал зажужжал, как взбесившийся пчелиный рой.

– Тихо! – громко крикнул Семён и с силой стукнул кулаком по столу.

Жужжание тут же прекратилось.

– А сыновей своих ты, Иван, чтобы завтра же оформил в школу, – голосом, не допускающим прекословия, произнёс Семён.

В ответ Иван что-то тихо произнёс, но никто из окружающих этого не расслышал.

Семён обвёл глазами зал и, убедившись, что люди успокоились, произнёс:

– А теперь приступим к последнему вопросу. Как вам известно, в среду мы едем в Персию на базар продавать овёс и пшеницу. Чтобы всё подготовили заранее: засыпали зерно в мешки, мешки уложили на подводу и сверху укрыли, чтобы в случае дождя зерно не промокло, все колёса у подвод смазать, чтобы не скрипели, всем вооружиться и иметь запасные патроны. На рассвете, в пять часов, всем выезжать на готовых подводах на Большую улицу. Ждать никого не будем, каждый знает своё место и кто за кем едет. Вопросы есть?

– Всё ясно, не впервой едем, – раздались голоса из зала.

После собрания Рахиль вышла из зала первой, так как сидела ближе всех к двери и быстро пошла домой. Она торопилась, потому что всегда испытывала беспокойство, когда не было рядом Диворы. Мимо проскакали три казака, слегка обдав её пылью.

– Рахиль, – услышала она знакомый голос за спиной.

Повернув на ходу голову, она увидела в метрах двух от себя Данила, который пытался её догнать. Рахиль пошла ещё быстрее: ей не хотелось, чтобы жители села, идущие позади неё, обсуждали её отношения с Даниилом. Она всячески избегала его, а он каждый раз выслеживал её и оказывался рядом в самом неподходящем месте. Рахиль свернула в переулок, Данил последовал за ней.

В переулке он всё-таки догнал Рахиль и тихо произнёс:

– Швыдко ходишь ты, Рахиль, еле догнал.

– Данил, не ставь меня в неловкое положение перед людьми.

– Прости, Рахиль, но по-иному никак не получается – ты всё время убегаешь от меня.

– Данил, это всё напрасно, не ходи за мной.

– Рахиль, я бы и рад, но сердцу не прикажешь – ты всё нутро мне перевернула.

– Но своим поведением ты травишь на меня людей.

– Рахиль, выходи за меня, и всё встанет на свои места. Замужнюю бабу никто не посмеет тронуть.

– Данил, не гневи людей, – убедительно произнесла Рахиль и быстрым шагом пошла домой.

– Рахиль, завтра скачки. Ты придёшь?

– Приду, – ответила она и пошла ещё быстрей.

В день скачек поп с попадьей проснулись рано утром, долго стояли перед столом и молились за наездников, обратив свой взор на восток. Они молились за них так усердно, будто каждый из них был их родным сыном. За всё время молитвы Сара ни разу не почувствовала боли ни в сердце, ни в ногах, и только после окончания молитвы она застонала и медленно поплелась к кровати. Уложив на кровать уставшую Сару, поп пошёл в молельный дом.

С самого утра по селу разъезжали казаки, возбуждённые предстоящей скачкой. Степан с Никитой тоже проснулись рано. Они побрились, позавтракали и куда-то уехали. Рахиль тоже стала думать о предстоящих скачках: она мыла посуду и невольно поймала себя на мысли, что очень желала, чтобы скачки выиграл Данил, – и неожиданно сама удивилась своему желанию.

К обеду вернулся домой поп. Он с мельчайшими подробностями рассказывал своей Саре о предстоящих скачках, о преградах, которые предстоит преодолеть всадникам, об их устройстве: как уложены брёвна и какой глубины и ширины канавы.

Сара внимательно слушала рассказ своего мужа, а когда он закончил, покорно произнесла:

– Жаль, что я не смогу пойти на скачки, но, видно, на то воля Божья.

– На всё воля Божья, – ответил поп.

Они вместе пообедали, поп вздремнул немного на лавке возле печи и, покряхтывая, начал вставать.

– Ну, как ты, Яков, отдохнул? – заботливо спросила Сара.

– Отдохнул, легче стало, – ответил поп.

– Яков, я думаю, что тебе пора одеваться. Покеда оденешься, покеда до скачек дойдёшь – и пора будя. Иди потихоньку, не спеши, а я буду тут молиться за вас.

– Сара, долго не стой, лучше сидя молись, – заботливо произнёс поп.

– Хорошо, Яков, ты за это не переживай, мне легче стало. Дай Бог здоровье старухе, поставила она меня на ноги с божьей помощью, я будто на свет заново народилась. Дюжа хорошо мне, када она рядом со мною. Вот умная старуха, всё на свете знает, прямо я диву дивлюсь. Откуда она всё это знает? Зайдёть ко мне утром, глянеть мне в лицо, в глаза и тут же скажеть, как я спала, и что у меня болело, и что меня мучило ночью. И прямо тут же пойдёть, приготовить мне снадобье, заговорить его и принесёть. Да швыдко делает всё – видно, что смолоду этим занимается. Я думаю, что вся сила у неё от любви к человеку.

– Вся добрая сила к человеку от Бога идёть.

– Бога не обманешь, только он один видит души человеческие, – ответила Сара.

– А бабушке я сейчас скажу, чтобы одну тебя она не оставляла, – сказал поп и вышел из избы.

Поп долго копался в своём гардеробе, прежде чем нашёл праздничный чёрный костюм. Переодевшись, он вышел на крыльцо и громко крикнул:

– Рахиль, заканчивай работу, народ на стрельбище пошёл.

– Дядя Яков, подождите немного, мы быстро переоденемся и пойдём, – ответила Рахиль, снимая с верёвки высохшие простыни.

– Не спеши, Рахиль, я пока схожу в конюшню и посмотрю как там нога у жеребёночка.

– Мама, мы уже идём на скачки? – радостно крикнула девочка и побежала в дом.

– Дивора, а про ванночку ты забыла?

– Ой, забыла! – произнесла девочка и побежала назад.

Она быстро разделась и прыгнула в ванну, стоявшую за стогом сена. Летом для того, чтобы искупать ребёнка, родители грели воду под солнцем: они наполняли ванну водой и несколько часов держали под солнцем.

Вымылись и переоделись они быстро. Дивора выбежала из дома первой, чтобы продемонстрировать деду своё новое ситцевое платьице с розовыми цветочками. Два розовых банта красиво возвышались над её головкой.

– Ο…χ! Ну и нарядная же ты, Дивора. Ты где такое красивое платье взяла? – с улыбкой произнёс поп, увидев бегущую навстречу девочку.

– Это мне мама сшила, – звонко, с радостью ответила девочка.

– Молодец твоя мама, хорошо шьёт, – ответил поп.

Следом за Диворой вышла и сама Рахиль. На ней была бледно-розовая блуза и пышная чёрная юбка.

Старик посмотрел на Рахиль и задумчиво произнёс:

– Красивая баба ты, Рахиль. Всё Бог дал тебе: и красоту и ум. Только почему ты одна с дитём осталась?

– Так получилось, дядя Яков.

– Неужели бросил?

– Не совсем так, – нехотя ответила Рахиль.

– А сам-то он живой?

– Живой, – тихо ответила Рахиль.

– Вы с Диворочкой обе такие красивые, что когда идёте по селу, люди выходят из дома, чтобы поглядеть на вас.

– У нас в селе много красивых женщин.

– Вы совсем другие, на наших баб не похожие, – уверенно произнёс поп.

Рахиль взяла дочь за ручку, и они втроём направились к калитке. Бабушка осталась дома с Сарой.

Бабушка взяла мазь и пошла к Саре.

– Сара, как твои ноженьки? – войдя в избу, спросила она.

– Ох! Каждый день благодарю Отца Небесного, что послал мне исцеление через руки твои, – произнесла Сара.

Бабушка внимательно осмотрела её ноги. Все язвы на ногах очистились и зарубцевались.

– Сара, теперь будем оживлять твои ноги, чтобы лучше ходили, – дотрагиваясь до точек под чашечкой колена, сказала старуха.

– Бабушка! – позвала её Сара.

– Чего, Сара?

– Как тебя зовут? Что я тебя всё бабушкой зову? А ведь ты не дюжа старше меня.