Текст книги "Герой должен умереть"

Я завесил в воздухе мираж третьей степени, типовая голограмма 34* из общего справочника по установлению контакта с предположительно разумной расой. Затем прислушался к ментальным реакциям аборигенов, увидевших ее.

– Ух ты, – восхитился Юлер, подходя ко мне.

Он спохватился и посерьезнел.

– Иньяр сказал, чтобы ты дал мне излучатель, – сообщил Юлер.

– Я дам тебе и кое-что еще, – усмехнулся я.

– Мибл, тебе моя помощь не нужна? – спросил Яньар.

Я послал отрицательный импульс. Яньар тихонько пополз по стене в башню, в которой уже скрылись остальные.

Чистоплюй.

Ведь будет трахать ребенка вместе со всеми – если отойдет к тому времени, конечно. А смотреть, как я перемешиваю мысли этому ребенку, загоняя их в стальной каркас необходимости и интересов расы – это мы слишком добрые.

Я завесил следующую по инструкции оптическую иллюзию, считал ментальные реакции.

– Нравится? – спросил я, указав на небо.

– Очень, – признался Юлер.

Я положил руку ему на плечо – в момент физического контакта и ментальный осуществляется легче. Я не успел даже сформулировать мысль, которую хотел внушить Юлеру, как меня ожгло.

не надо его трогать не надо его трогать не надо…

Я отдернул руку. Юлер ничего даже не заметил. Он стоял и восхищенно глазел на миражи. А я уже подумал было, что это он меня шарахнул. Я не Провидец, но такими вспышками интуиции я никогда не пренебрегаю. Я отдал ему излучатель.

– Я буду приходить к тебе, – сказал я. – Когда смогу. И буду показывать такие штуки, и даже еще лучше. Договорились?

– Договорились, – кивнул он, прикрепил излучатель к поясу и ушел.

* * *

К исходу третьего дня на новой планете взрывы в долине с башнями – местные называют ее Шамболором – стали реже, а потом наступила тишина. Иньяр сообщил, что все Хранители уничтожены. Перед гибелью им удалось уничтожить часть информации, хранившейся в этом огромном банке данных, и Иньяр очень сокрушался по этому поводу. Не удалось узнать даже, к какой сфере относились уничтоженные сведения.

Отряд приступал ко второй фазе операции. Все, кроме Элиша, Фюрита и Эцьу. Трое последних роботов пытались бежать из Шамболора. Попытка не удалась, но Хранители повредили значительный участок защитного контура. Техники ушли его восстанавливать. Нам только не хватало, чтобы в Шамболор просочились аборигены.

Я восхищаюсь Иньяром. Оказаться в совершенно неожиданной ситуации, моментально ее просчитать и вывернуть в нашу пользу – это может только Высший Кэцэр, безусловно.

Однако о второй фазе операции мне думать не хотелось.

Я слушал мысли аборигенов третий день и уже знал, что толпа, собравшаяся перед воротами в нашу маленькую долину – Сторожевую, – это местные правители. Совет Трехсот. Шамболор и его обитатели, Хранители, были чем-то вроде их богов, к которым они всегда обращались за советом и помощью. В отличие от деревянных идолов тарков, роботы оказались намного надежнее и всегда помогали местным аборигенам. Их проблемой сейчас являлись мутанты в реке, на берегу которой стоял их город. Что-то случилось с озером, из которого вытекала эта река, и вода в нем стала гораздо более радиоактивна, чем раньше.

Вот мне очень интересно, кто подарил аборигенам эту механическую шкатулку исполнения желаний. Неужели их Творец? Думается мне, что нет.

Яньар попросил меня раздобыть ему еды. Мы можем есть все – металлы, минералы, а четверка Фиолетовых способна питаться даже жестким излучением. Но Яньару совсем плохо – он попросил у меня мяса. Его может переварить даже кэцэр, не прошедший первую линьку.

Ночью я спустился в долину, где у нас был заперт Совет Трехсот. Крупной живности здесь не водилось, и я решил взять пару-тройку членов Совета. Аборигены оказались существами солярного цикла, и по ночам спали, что должно было облегчить мне охоту. Повлиять на спящий разум легче, чем на бодрствующий. После того, как в Шамболоре загрохотали взрывы, местные пытались покинуть Дираз – так называется эта долина. Убедившись, что это невозможно, они обосновались в небольшом поселке на берегу озера Шэрд. Старое Поселение, как я выяснил, было сакральным местом. Впрочем, тут шагу ступить было нельзя, чтобы не вступить в какую-нибудь святыню. Когда я приблизился к Старому Поселению, то обнаружил, что аборигенов тоже не смутила святость этого места. За три дня они успели окопаться по всем правилам фортификационного искусства. Это немало развеселило бы меня, если бы мои мысли не были заняты другим.

Кэцэрами, не прошедшими первую линьку.

Я просочился сквозь линию укреплений, приняв вид большой змеи, миновал часовых и пробрался в центр поселения. Внушительный монумент, занимавший центр главной площади, показался мне идеальным местом для засады. Я примостился на голове статуи, изображавшей огромную змею с крыльями. Я подозреваю, что это изображение одного из первобогов, идол аборигенов, которому они поклонялись до того, как узнали Хранителей. Рядом со змеей, тем более, стоял и вполне человекообразный идол. Раньше или позже мы делаем своих богов похожими на нас, даже если изначально догадываемся об их иной сути.

Либо становимся богами сами для себя, как стали мы.

Я настроился на сканирование. Мне нужно было не абы какое мясо, а по возможности мягкое и свежее. Особенно рассчитывать на это не приходилось. В любом обществе особи достигают верхушки социального пирога примерно к моменту потери собственной фертильности.

А то, что сейчас происходило с Юлером, было проблемой нашей собственной фертильности.

У меня детей нет и не может быть, по причинам, которые теперь уже не важны. Иньяр поэтому и оставил меня здесь.

Мы, кэцэры, становимся способны к воспроизводству себе подобных после первой линьки. У нас нет полов. Аборигены Руткэцэглен, которые были гермафродитами, очень подходили нам. Но мы и не гермафродиты. У нас попросту нет полов, как я уже сказал. Каждый из кэцэров может произвести на свет ребенка. В самом жестком варианте можно обойтись и без партнеров. Тогда ребенок будет точной генетической копией родителя. Но чем больше у ребенка родителей, тем лучше. Качество генетических комбинаций напрямую зависит от многообразия вложенных генов. Хотя генов у нас тоже нет, но других слов в языке местных, чтобы выразить эту мысль, я не нашел. Если у существ, состоящих из клеток, число родителей должно быть четным, то у нас оно может быть любым. У меня, например, семеро родителей. У Фиолетового их было одиннадцать, хотя он ни за что не признается в этом. У Высшего Кэцэра, захватившего Руткэцэглен, по преданиям, родителей было вообще семнадцать. Именно поэтому официальная мораль Руткэцэглен была категорически против большого количества участников сексуальных игр. Всячески насаждались предрассудки вроде того, что если партнеров больше шести, то один – а то двое участников – при слиянии могут просто раствориться в своих партнерах. Это чушь, конечно. Просто правящему клану – сами-то они меньше чем вдесятером не сливались – был совсем ни к чему еще один Высший.

У нас, несомненно, будут дети и здесь. Тринадцати кэцэров во главе с Высшим, пусть и разделенным, вполне хватит, чтобы захватить эту планету. По сути, мы уже захватили ее. Эти поклонники механических богов были главенствующей расой на единственном обитаемом континенте, и они уже были у нас в руках.

Но тринадцати кэцэров недостаточно, чтобы удержать планету. Однако, как показывает опыт кэцэрских поселений на Тарке, первые дети в семьях колонистов появляются лет через десять – пятнадцать. Даже такому совершенному организму, как наш, требуется время, чтобы приспособиться к местной силе тяжести, климату, радиационному фону. Таким образом, мы оказались перед дилеммой – завоевать планету, власть над которой нам будет некому оставить, либо потратить первые пятнадцать лет на то, чтобы увеличить собственную численность. Но никому неизвестно, как изменится обстановка к тому времени. Сможем ли мы захватить планету тогда? К тому же, и это было главной трудностью – лет через пятнадцать практически все члены нашего отряда потеряют фертильность.

Кэцэр, еще не прошедший первую линьку, чрезвычайно гибок и приспособляем. Если с ним сольется большое количество партнеров одновременно, подросток превращается в биологическую фабрику по производству детей. Отметав сотни две личинок, он умрет от истощения. Так поступил Высший Кэцэр со всеми подростками при высадке на Руткэцэглен.

Так сейчас решил поступить и Иньяр.

Юлер был смышленым, и немного стеснительным. Он родился на Тарке и вряд ли знал эти старые предания – а не то бежал бы от нас сразу, как только мы приземлились.

Я обнаружил двоих аборигенов, которые вполне подходили в качестве закуски для Яньара. Один из них был староват, но что поделаешь – привередничать не приходится. Я овладел их разумами, заставил покинуть постели, в которых они спали, и направиться к выходу из поселения.

Я сполз с монумента и последовал за своими жертвами. Часовым я отвел глаза заблаговременно, и они не заметили нас. А вот один из загипнотизированных аборигенов чуть не сломал себе ногу, когда пробирался через окоп, и едва не пришел в себя от боли. Я чуть усилил мощность воздействия, и до Ступеней Ожидания перед Шамболором мы добрались без всяких приключений.

– Яньар, открывай, – сообщил я. – Наша кормилица пришла, молочка принесла…

В ответе Яньара не было четких символов – только тревога, страх, усталость. Ну, а что он еще мог испытывать, оставшись один на чужой планете в совершенно разжиженном состоянии?

Ворота между двумя декоративными башнями – Привратниками, – распахнулись. Я, подбадривая запыхавшихся аборигенов видениями еды, денег и женщин (местная раса оказалась разделена на два пола, как и тарки, а в Совет Трехсот входили только мужчины) прогнал их через Сторожевую Долину. Уж больно слабо отвечал Яньар, надо было поторопиться. Мы вошли в башню, где обосновался Яньар, и поднялись на второй этаж. Первый был нежилым, там находилась автоматика, отвечавшая за контроль защитного контура над Диразом.

Тут меня кто-то так огрел силовым полем, что меня чуть не разбрызгало по стене.

* * *

Юлер на миг отвлекся от главного компьютера, управлявшего башней, оглянулся и оторвал руку одному из аборигенов. Тот завопил. Его товарищ по несчастью заорал тоже. Я перестал разглядывать железную кувалду у себя в брюхе. В воплях аборигенов слышалась последовательность звуков. Я уже заметил, что они были телепатами, как и мы. Но параллельно существовал фонетический язык, с которым неплохо было бы познакомиться.

Из плеча первого аборигена хлынула кровь. Юлер припал к плечу и жадно напился.

– Ты голоден, Юлер? – мягко спросил Яньар.

Яньара Юлер тоже пригвоздил к стене, обломком стальной рамы, настроил излучатель на электромагнитное поле и накрыл нас обоих. Теперь мы не могли сменить облик, да и вырвать кувалду из стены мне было не под силу.

– Нет, отрыжка только какая-то тухлая, – рассеянно ответил Юлер и закусил рукой.

– А что ты ел? – спросил Яньар.

– Плутоний, – хмуро ответил Юлер.

Еще один Высший Кэцэр, совсем еще юный. Что-то Крогт расщедрился в последнее время.

Я смотрел, как он нажимает что-то на клавиатуре. Аборигены были меньше нас, и как следствие, пальцы у них были заметно тоньше. Юлеру пришлось превратить нижнюю часть своей руки в пучок тонких щупалец для того, чтобы иметь возможность пользоваться их клавиатурой.

– Сырой? – уточнил Яньар.

– Там бомба была, – сообщил Юлер.

– Что с остальными? – спросил Яньар.

Юлер наконец отвлекся от компьютера и обернулся к нам. Вот мне очень интересно, что за программу он там пытался запустить.

– Трахаются друг с другом! – выкрикнул он. – Все вместе! Ясно? И будут трахаться еще часов пять, я им внушил на полную…

– Что ты собираешься делать? – спросил я.

– Открою ворота и выдам вас местным, – ответил он. – А пока они будут с вами развлекаться, приму вид кого-нибудь из них…

– Понятно, – пробормотал Яньар. – Если ты не будешь доедать этого аборигена, отдай его мне, будь добр.

Юлер подтолкнул туземца. Тот сделал несколько неверных шагов и упал на Яньара, который занялся им без излишних проволочек. Юлер же переключился на меня.

– Ты знал, что они хотят со мной сделать! – воскликнул он. – «Я буду показывать тебе эти картинки»! И ты не сказал мне! Ты…

– Ну, убей меня теперь, – сказал я.

Юлер в бешенстве укусил меня в плечо. Сам-то он сохранил облик хитинового чудовища, а я изображал из себя мягкого белкового аборигена. Короче говоря, не могу сказать, чтобы мне это сильно понравилось.

Яньар разделался с туземцем. Первым делом он отшвырнул от себя стальную раму. Ему, Высшему, хоть и разделенному, это было раз плюнуть, как выражаются аборигены. Я думаю, он прикинулся беспомощным только для того, чтобы не нервировать Юлера и выяснить его планы. Яньар оказался рядом с Юлером и отодрал его от меня. Затем он вырвал у него излучатель, как следует приложил излучением и швырнул в угол. Юлер стек по стене.

– Наш друг Мибл любит боль, – сказал Яньар меланхолично. – Но не думаю, что до такой степени.

Он дотронулся до меня. Боль сразу утихла, хотя смотреть на свое изуродованное плечо мне не хотелось. Если бы в нем действительно находился сустав, как у туземцев, я бы больше никогда не смог шевелить рукой. Я ощущал странный зуд в голове, словно кто-то пытался передать мне телепатемму с очень большого расстояния.

– Да, Мибл не предупредил тебя, что мы хотим с тобой сделать, – продолжал Яньар. – Но он и не внушил тебе, что высшее счастье в жизни – стать королевой-маткой.

Он перевел взгляд на меня.

– Хотя должен был… Чем и сорвал всю затею. Эх, Мибл, Мибл… Это непрофессионально.

– Я знаю, – ответил я.

– Иньяр убьет тебя, скорее всего, – сообщил Яньар любезно.

– Что-то многовато желающих последнее время, – усмехнулся я.

В этот момент я, наконец, услышал телепатемму, которую никак не мог принять. Причина оказалась не в расстоянии. А в том, что на контакт со мной выходил совершенно иной разум.

– Вы можете и меня съесть, – передал мне туземец.

В этой суматохе я совсем позабыл о нем. Он так и стоял у стены, и вид у него был бледноватый. Я с интересом посмотрел на него.

– Яньар, ты слышишь? Этот кусок мяса говорит, – заметил я.

Яньар повернулся к нему и тоже настроился на прием. Пленный тем временем продолжал:

– Вы можете съесть всех, кто находится в долине, всех нас. Но если вы меня отпустите, вы будете иметь достаточное количество еды – так часто, как вам это будет нужно.

И тут мы с Яньаром подумали резонансно – бывает, хотя и очень редко, что мысли совпадают.

«Ворота любой осажденной крепости легче открыть изнутри, чем снаружи», – гласит наша старинная мудрость.

Туземец ошибался.

Белковая пища не являлась нашим излюбленным лакомством и даже не входила в перечень самых необходимых для нас продуктов. Для нас это нечто вроде кашки, которой здесь кормят младенцев. Однако наибольший ужас у любого вида вызывает тот, кто стоит выше в биологической пирамиде. Козы безумно боятся аиребов, и так далее. Мы должны выглядеть кровожадными, непостижимыми чудовищами… К тому же, человеческие жертвоприношения разлагают отношения в любом обществе. Оно деградирует, возвращаясь на архаичную ступень развития собственной нравственности. Зачем это нужно самому аборигену, я тоже понимал. Возможность послать на смерть кого угодно, прикрываясь именем инопланетных чудовищ, дорогого стоит.

Я решил продолжить переговоры, и Яньар согласился. В конце концов, он был уже сыт.

– Как тебя зовут? – осведомился я у туземца.

– Ксир Лиарег, – ответил он и протянул руку.

Это, видимо, входило в ритуал приветствия. Откуда ему было знать, что во время драки мы выделяем слизь – практически единственная атавистическая реакция защитного характера, до сих пор сохранившаяся в нас. Эта слизь состоит из концентрированной серной кислоты. Когда она вступает в реакцию с водой, которая всегда в некотором количестве содержится в воздухе, мы согреваемся и начинаем и двигаться, и соображать быстрее.

Так что если бы я коснулся его сейчас, от его кисти вряд ли бы что-нибудь осталось.

– У нас так не принято, – сообщил я. – Меня зовут Мибл, и…»

* * *

На этом месте чтение Мибла прервали. За ним пришел Эцьу, принес скафандр и сказал, что все готово. Захватив с собой свиток, Мибл надел скафандр и вместе с Эцьу направился в Дираз.

* * *

«Где же вы присмотрели мне местечко?», с интересом спросил Мибл, когда они пролетали над Сторожевой Долиной.

"Нам было из чего выбрать. В этой долине, Диразе, было три больших поселения местных", неторопливо начал объяснять Эцьу. – "Первое – у источника, который они называли Мэдин, на юго-востоке. Второе – на юго-западе, около заброшенного нефтяного месторождения. Но мы решили разместить тебя в самом ближнем к нам. Оно находится на северном берегу озера Шэрд".

«Значит, именно там некогда сидели попавшие в ловушку аборигены», подумал Мибл, и спросил:

«Там нет случайно статуи в виде летающего чудовища?»

«Есть», кивнул Эцьу. – "А рядом с ним стоит изображение аборигена. Ты, помнится, сам говорил мне, что это Тсилад и Рану, что бы это ни значило… Во всяком случае, все поселения были оставлены задолго до нашего появления здесь. Нам с ребятами пришлось попотеть, пока мы нашли мало-мальски уцелевшее сооружение и приспособили его под жилье".

"Спасибо", смутился Мибл. – "Спасибо, друзья!"

"Не стоит", отмахнулся Эцьу. – "Здесь все равно нечем заниматься. Хоть какое-то развлечение. Тебе, однако, здесь скучно не будет", усмехнувшись, продолжал он. "Я объясню тебе все правила и приемы охоты и приготовления мяса. Земля здесь не очень плодородная. Так что охота, рыбалка, собирание диких, но съедобных плодов с деревьев – тебе все придется освоить".

"Я бы предпочел освоить программирование пищевого синтезатора", ответил Мибл.

«Лень – двигатель прогресса», одобрительно кивнул Эцьу. – «Не забывай, что после ранения ты ослаб и тебе надо научиться владеть этим телом. Придти в форму, как говорят туземцы».

Впереди показалось озеро Шэрд. Кэцэры плавно спикировали.

Глава вторая

Кэцэры не признавались в этом сами себе, но массивные башни чуждой архитектуры угнетали их. Теперь последние представители погибшей расы с большой охотой проводили время в полукруглом домике на берегу озера – Миблу не понравилась затея жить на развалинах, и кэцэры построили новый дом для своего пострадавшего товарища. Чумф украсил стены дома изящными очаровательными голограммами – в лучших традициях империи, как шепнул на ухо Миблу Юлер. До войны, как выяснилось, Чумф был художником.

Мебель кэцэры притащили из объемистых запасников своих башен – хранилищ, отбирая самую изысканную и удобную. Поскольку Мибл пока еще не был сильным телепатом, Юлер установил связь с башней Иньяра. А уж оттуда можно было переключиться на любую другую. Так же Юлер собственными руками смонтировал музыкальную установку, взяв в качестве основы схему, которой пользовались местные. Чумф сочинил несколько мелодий. В доме Мибла всегда звучала музыка, и было чем заняться. Эцьу придирчиво наблюдал за тем, как исполняются его предписания. Миблу действительно пришлось научиться охоте – втанйе он надеялся, что это его минует. Впрочем, крупных хищников в этой долине не водилось. Охота сводилась к установке и проверке капканов. Шлот и Карот помогали Миблу свежевать шкуры, у Элиша хорошо пошла разделка тушек.

Таким образом, кэцэры проводили в Старом Поселении больше времени, чем в Шамболоре. Недоволен таким положением дел оказался только Эцьу. Он признал, что ему не стоило забывать про организаторский талант Мибла. Даже удару молнии оказалось не под силу выбить его из бывшего разведчика, после визитов которого горели деревни и брат шел на брата.

Как-то вечером они сидели вдвоем с Юлером, слушали музыку и пили напиток, который Мибл варил из кисловатых ягод.

«Ты еще ничего не вспомнил?», осведомился Юлер. – «Про меня, про тот разговор?»

«Нет», ответил Мибл.

Он отставил чашку из синего фарфора и растянулся на ковре.

«Я уже вспомнил почти всю жизнь этого мяса», пожаловался он. – «А свою жизнь не помню вообще».

«Да», согласился Юлер. – «Некоторые воспоминания этого аборигена вижу даже я».

«Например?», заинтересовался Мибл.

Юлер медленно сменил облик. Мибл задумчиво смотрел на темноволосого и темноглазого туземца, стоящего перед ним. Да, он определенно был знаком с тем, кого пытался скопировать Юлер.

«Это его любовник», сообщил Мибл.

«Любовник?», удивился Юлер. – «Что я не пойму, как же они… Ведь в этом теле нет…»

«Показать?», спросил Мибл.

«Ну, покажи», согласился тот.

Мибл ухватил его за ногу и осторожно повалил на ковер. Юлер тихо засмеялся.

«Безумный ты кусок мяса…».

* * *

«Подумать только», мечтательно передал Юлер. – «А я всегда относил ограниченные возможности для слияния к недостаткам фиксированного пола».

Мибл устало улыбнулся.

«Слияния у тебя больше никогда не будет. По крайней мере, со мной. То, что мы с тобой делали сейчас – жалкая пародия на него».

«Так ты помнишь, как мы…».

«Нет. Я догадался».

«По крайней мере», заметил Юлер. – «Это приносит гораздо более острое наслаждение».

Мибл пожал плечами:

«Возможно, тут вся причина в особенностях электрохимических связей».

Юлер фыркнул:

«Конечно. Всегда, все дело именно в них. Знаешь, чего кэцэры на самом деле никогда не могли простить таркам? Они думали быстрее, чем мы. Может быть, не о том и не туда… но быстрее. Ну, знаешь, как если сравнивать компьютеры – у тарков была более высокая частота, число операций в секунду было больше. Никакой личной заслуги, чистая биохимия».

По обнаженному плечу Юлера прошла судорога – он собирался вернуться в привычное тело. Мибл сжал его плечо.

– Поговори со мной, – неожиданно сказал он вслух. – Я хочу услышать твой голос.

Юлер приподнял голову, насмешливо посмотрел на него.

«Ты вспомнил и их язык, как я вижу. Но я-то никогда его не знал».

Мибл сообразил, что Юлер понял его лишь потому, что параллельно с фонетическим посылом принял его телепатемму. Но к Юлеру телепатировал не только Мибл.

«Меня Иньяр вызывает», сообщил Юлер. – «Боится, что будет буря. Что охранный контур разнесет».

«Ну, иди», неохотно согласился Мибл.

Вот так и получилось, что Мибл впервые остался один в своем маленьком и уютном жилище.

Иньяр оказался прав – вечером началась буря, каких Мибл еще не видел.

Или не помнил.

Буря ревела и клокотала над озером. Потоки воды с неба с грохотом обрушивались на гладкие стены дома, говорливыми потоками стекали на землю. Ветер выл, как безумный. Мибл лежал под одеялом и содрогался каждый раз, когда небо раскалывалось пополам.

Ему все-таки удалось заснуть. Любовь – дело не только азартное, но и чрезвычайно энергоемкое. Дневная усталость взяла свое.

И в первый раз после ранения Миблу приснился сон. Точнее сказать, впервые в жизни. Кэцэры не видели снов, и поэтому в первые несколько мгновений Мибл думал, что все, происходящее с ним – явь.

Он увидел огромные глаза, золотисто-огненные, светящиеся, а секунду спустя разглядел и их обладателя.

Огромное крылатое чудовище сидело на центральной площади заброшенного поселения, в котором жил Мибл. Он догадался, что статуя летающего ящера, находившаяся там, каким-то образом ожила. Сам Мибл стоял рядом с древним идолом, положив руку ему на шею. Он посмотрел на свои руки. Они оказались сделаны из потертого мрамора. Мибл понял, что стал фигурой, изображавшей второго бога местных существ. Стояла тихая теплая, почти прозрачная ночь. Чудовище наблюдало за ним. Но Мибл не почувствовал опасности. Скорее, странное и могучее создание смотрело на него с горечью и грустью. У Мибла внезапно заныло в груди.

Словно он что-то позабыл. Позабыл что-то важное. Он знал, как называется это чудовище, и он знал даже, как его зовут, но он все забыл!

"Я Инедирт", услышал Мибл голос дракона.

Коротенькие огненные язычки вылетели из его пасти вместе с дыханием. Шаловливые блики осветили огромные безукоризненные клыки толщиной с руку.

"Ты забыл не только то, что называл меня просто Диртом. Ты забыл очень многое".

Огромная лапа выдвинулась к Миблу. Она остановилась в нескольких шагах. Дракон согнул ее так, что она стала похожа на лесенку.

"Забирайся", сказал Инедирт.

"Ты вернешь мне то, что я позабыл?" с надеждой воскликнул он.

Дракон отрицательно покачал огромной головой, покрытой шишковатыми наростами и шипами.

"Я не могу этого сделать. Я могу лишь показать тебе ".

Он, больше не колеблясь, взобрался по шероховатой и горячей лапе дракона и уселся на шее. Инедирт взмахнул могучими крыльями и взмыл в ночное небо.

Земля сразу провалилась и исчезла в черноте. Он невольно сильнее вцепился в жесткую чешую. Впрочем, он понимал по направлению движения, что они летят к выходу из Дираза. Уныло и безнадежно засвистели голоса призраков в узком ущелье. Справа блеснуло серебром Священное озеро. Но Инедирт точно знал, куда он направляется. Пролетев над Рарера у самого истока, дракон бесшумно, как огромная летучая мышь, помчался над сияющей в ночи Тринадцатой дорогой. Посмотрев вперед, всадник увидел огромное скопление огней, светившееся, как огромный факел. Он ощутил приступ бешенства того, что не мог произнести название, которое он знал. Ощущение собственной немоты еще сильнее распалило его гнев.

"Это Цачес", грустно сказал Инедирт. "Ты не помнишь даже этого?"

"Я помню, я помню!", хотел воскликнуть он, но Инедирт не дал ему открыть рта.

"А кто ты?", спросил дракон.

Липкий ужас охватил наездника.

"Я помню!", закричал он в отчаянии. "Я помню!"

Дракон заложил над городом крутой вираж и резко снизился. Перед всадником промелькнуло открытое освещенное окно какой-то мансарды. Он увидел прекрасную полуобнаженную девушку. Роскошные светлые волосы закрывали ее тело подобно плащу. Всадник успел заметить, что черты ее лица отличались редким изяществом. Рослый парень стоял перед ней на коленях. Парень плавно стягивал с девушки платье. В ее светлых глазах мелькнул ужас – девушка увидела дракона и его всадника. Она вскрикнула и закрыла лицо руками. Парень обернулся, и всадник увидел

СЕБЯ!

Лицо парня исказилось от невыносимого страха. Всадник в ту же секунду с неимоверным облегчением понял, что это не он сам. Чего-то не хватало в этом жестком лице, чего-то важного…

"А кто он?" спросил дракон. И снова мучительные спазмы скрутили горло всадника, не пуская на волю рвущиеся слова.

"Ты ничего не помнишь", сказал Инедирт с откровенной брезгливостью. "Ты больше не ты. Что ж, оставайся там, где ты есть!"

И, неожиданно встряхнувшись, словно огромная собака, выходящая из воды, дракон сбросил с себя всадника.

"Скажи мне, кто я!", в ужасе завопил тот, падая в кромешную тьму.

Несчастного крутило и кидало воздушным потоком. Тепло алеющее огромное тело осталось в безумной вышине. А земля, твердая и безразличная, приближалась с устрашающей скоростью. Первые ветви деревьев хлестнули его по лицу. И вдруг Миблу вспомнился тот облик, что принял сегодня Юлер. В следующий миг Мибл понял, что именно так – как темноволосый и темноглазый мужчина лет тридцати – выглядит дракон, когда покидает реальность снов. Повинуясь горячему импульсу, толкнувшему его в грудь, Мибл крикнул:

"Ради нашей любви, Дирт, я прошу тебя!"

"Ради нашей любви?», переспросил дракон. – «Так, значит, ты все-таки еще кое-что помнишь?"

"Да, Дирт! Кто я?"

В следующую секунду он ощутил себя яйцом, которое трут на терке. Но прежде, чем измельченные кусочки плоти брызнули в разные стороны, прежде, чем потерять сознание окончательно, он услышал с неба грохочущий голос дракона:

ТЫ – ВЭДАН ДАРЭНГ!

Мибл дико завопил, бросился вперед и упал на пол. Небеса откликнулись раскатом грома, подобному россыпи огромных камней. Шрам на щеке горел, будто был зашит проволокой.

Дрожа, Мибл сидел в темноте, уставившись на свои руки.

"Разве это руки кэцэра?", прошептал в голове вкрадчивый голос. – "Да у них и вообще нет рук. Так кто же ты?"

Зарычав, как от боли, Мибл обхватил свою голову руками и начал медленно раскачиваться. В мозгу мелькала цветная каша обрывков, голосов, ощущений. Он снова увидел того странного парня из сна, что был так похож на него самого. Красивую девушку, перед которой его двойник стоял на коленях… Все сильнее в нем крепло чувство, что это был не сон.

Мибл каким-то непонятным образом видел то, что сейчас происходило в Цачесе, городе аборигенов, на самом деле.

"Постой – постой, а что он делал с этой девушкой?" мучительно щурясь, словно пытаясь снова увидеть это, и кусая губы от напряжения, думал Мибл. – "Снимал с нее одежду. Так. Зачем?"

Вспыхнувшая за окном очередная молния безжалостной короткой вспышкой высветлила все закоулки его сознания. Он вскочил, сжимая кулаки.

– Ну, Тэнир, дай мне только до тебя добраться! – яростно воскликнул он.

Но его голос потонул в реве обезумевшей стихии.

* * *

Утром дождь все еще стоял стеной. Иньяр связался с Миблом. Выяснив, что ночная буря не причинила домику Мибла никакого вреда, он сообщил, что сегодня кэцэры не придут его навестить. Как и опасался Иньяр, охранный контур долины не выдержал натиска разбушевавшейся стихии. Сегодня они все займутся его починкой, а завтра собираются посетить Мост. Надо было проверить исправность установки, сделанной кэцэрами для сареасов. Той, которая задерживала мутантов из Священного Озера.

Вэдан растопил камин. Он уселся перед ярко пылающим огнем со стаканом освежающего напитка в руке, который он делал из лесных кисловатых ягод. "Если я хочу убраться отсюда, то лучше всего это сделать завтра. Другой возможности может и не представиться", размышлял он. – "Но как я оказался здесь? Я знаю, что я был на берегу и схватился с кэцэром, Миблом, знаю, что в нас попала молния – наверное, у меня был нитсек…".

Ременную петлю от нитсека он и правда нашел в кармане. Вэдан бросил взгляд на свое запястье – браслет по-прежнему был там, и значит, "обреченным" он не был. Но балахон, который был на нем, серый балахон чуть ниже бедер, с уже порядком растрепавшимися рукавами, совершенно точно был униформой обреченного.

"И зачем я оказался в Священной Роще?"

Этого он не помнил. Но здраво рассудил, что любой сареас, оказавшийся на его месте, постарался бы узнать, как можно уничтожить кэцэров, и вернулся бы домой как можно скорее. Вряд ли бы даже Шэдан Харбогадан справился с ними в одиночку. "А они вовсе не бездушные, жестокие твари, какими их представляют", думал Вэдан. – "Впрочем, никто о кэцэрах ничего толком не знает. Их никто никогда и не видел, не считая Лиарега и кое-кого еще из Совета Трехсот…"

И тут Вэдан вспомнил про дневник Мибла. С того момента, как он перебрался в Старое Поселение, у него все как-то не доходили руки дочитать свиток. Вэдан вспомнил и о том, что в день его появления в Шамболоре был траур – тринадцать лет назад один из обреченных убил Яньара. Того самого кэцэра, который попросил Мибла написать свой последний отчет.