Текст книги "Татуировки. Неизгладимые знаки как исторический источник"

Но в 440 г. до н. э. во время войны Самоса с Афинами татуирование военнопленных становится нормой. «Самосцы, в отмщение афинянам за их издевательство, ставили на лбу у пленных клеймо в виде совы, потому что и афиняне ставили на пленных самосцах клеймо – “самену”. Самена – это корабль, у которого выпуклая носовая часть имеет форму свиного рыла, а сам корабль широк, так что напоминает полость живота; он годится для перевозки товаров и быстро ходит. Такое название он получил оттого, что впервые появился у самосцев и был построен по приказанию тирана Поликрата. На это клеймо, говорят, намекает Аристофан в стихе:

Народ самосский ввел куда как много букв»

[Плутарх, 1961, с. 215].

В 413 г. до н. э. афиняне, возглавляемые Никием, потерпели поражение от жителей Сиракуз. Многие попали в плен. «Их продавали в рабство и ставили на лбу клеймо в виде лошади. Да, были и такие, кому вдобавок к неволе привелось терпеть еще и это». Плутарх исполнен сочувствия к побежденным и спустя четыре столетия [Плутарх, 1963, с. 236].

Вновь подчеркнем, что использованное при переводе на русский язык слово «клеймо» правильнее заменить на «татуировку». В этих событиях V в. до н. э., если они исторически достоверны и не искажены более поздней практикой, известной летописцу, видна двойная функция наколки, символизировавшей наказание и неотъемлемую принадлежность определенному владельцу. Такое употребление татуировки мы встречаем у персов, оно широко распространилось среди самых цивилизованных их противников. То, что татуировки наносились на лоб, выглядело еще более унизительным[13]13
    Как подчеркивают некоторые ученые, древняя средиземноморская культура была особенно ориентирована на общение «лицом к лицу». Греки черпали очень важную информацию о человеке, исходя из его внешних особенностей, отсюда научная дисциплина – физиогномика [Gustafson, 2000, p. 25]. Наверное, неслучайно классические для нас театральные маски родились именно в греческой среде.


[Закрыть].

В сборнике комедий писателя II в. до н. э. Герода под названием «Мимы» есть история о свободной женщине Битинне и ее неверном возлюбленном Гастроне, бывшем по совместительству рабом этой дамы. Схваченный и приговоренный к порке Гастрон умоляет свою госпожу татуировать его (stixon), если он обманет ее еще раз. Безжалостная Битинна приказывает доставить Гастрона в городскую тюрьму для порки, но потом уступает его мольбам и вместо этого посылает за татуировщиком Косием, «с его иглами и чернилами». Когда одна из рабынь пытается заступиться за Гастрона, то получает ответ «пусть он носит надпись на лбу». Но это комедия, и, в конце концов, обманщик раб остается невредимым (цит. по: Jones, 2000, p. 8).

В античное время «письмена» на лбу жертвы были способом обнаружить непокорного раба где угодно. Скрыться с таким заметным «украшением» было непросто. При попытке уйти от хозяина наносили фразу «Останови меня, я беглец» (kateche me, pheugo). По словам философа-киника Биона Борисфенского, его отец был вольноотпущенником, «кто вместо лица носил знак жестокости владельца».

Поскольку у греков татуировка почти всегда была наказанием[14]14
    Об этом свидетельствуют и Платон, и Цицерон, и, позднее, Светоний [Gustafson, 2000].


[Закрыть], неизбежно появились искусные доктора, способные удалить без следа позорные знаки с тела и тем более с лица.

Одна из дошедших до нас историй об удалении татуировки относится к IV в. до н. э. Она сохранилась в надписи на стене святилища, посвященного Асклепию Эпидаврскому, одного из первых крупных медицинских центров Греции. Благодарные пациенты часто выражали свою признательность богу врачевания, оставляя на стенах истории болезней, от которых им удалось избавиться.

История «болезни и исцеления» Пандария

Итак, некто Пандарий имел несчастье носить на лбу татуировку и хотел от нее избавиться. Как это было принято, начал он с того, что провел ночь в святилище. Когда он заснул, бог закрепил повязку на его лице и велел снять ее на следующее утро. О чудо! Наутро лоб Пандария оказался чист, а ненавистные буквы татуировки отпечатались на повязке. Вне себя от радости, «исцеленный» доверил дальнейшее общение с божеством некоему Эсхедору. Тому было поручено передать в дар храму Асклепия некую сумму. Но Эсхедор пожадничал и деньги прикарманил (точнее, присвоил, ведь в его хитоне вряд ли были карманы). И вот, когда жадный Эсхедор заснул, к нему явился Асклепий и положил ему на лицо повязку… А когда неразумный Эсхедор проснулся, у него на лбу красовалась татуировка, от которой избавился Пандарий… Что, по греческим меркам, означало «ненадежного» раба.

Несмотря на полумифический характер этой «истории болезни» (не исключено, ее записали сами служители святилища), можно видеть, что жрецы храма Асклепия применяли метод сведения татуировок, много позже описанный в энциклопедии византийского врача Этия.

Вообще татуировка, все больше распространяясь в древнегреческом обществе, активно проникает в античную литературу, где становится метафорой и даже предметом для шуток.

Аристофан устами раба говорит о татуировке в комедии «Осы».

Греческий писатель римского периода Элий Аристидес упрекает Платона в клевете на таких героев Афинской истории, как Перикл:

«Ты никогда не татуировал своих рабов, но ты заклеймил одного из самых уважаемых греков».

До сих пор мы в основном говорили о греках. Но примерно с момента первой Пунической войны, то есть с середины III в. до н. э., Греция все больше вовлекалась в орбиту растущей мощи Рима. Копирование римлянами основ греческой культуры общеизвестно. Но вот как обстоит дело с татуировками? Ведь у римлян, по-видимому, сперва не было такого обычая.

Они переняли его у греков одновременно с обозначающим словом «стигма». Но параллельно использовали выражения вроде «отпечаток» (imprint) или «клеймо» (brand), имея в виду татуировку.

От греков римляне усвоили и отношение к татуировке как к казни провинившегося раба.

Это наглядно видно в эпизоде из литературного произведения под названием «Сатирикон», написанного Петронием. Герои этого рассказа, запутавшись в сложных любовных взаимоотношениях и пытаясь скрыться от третьего персонажа (а дело происходит на плывущем корабле), придумывают разукрасить себя чернилами, «как будто они наказаны татуировкой».

Тем не менее римляне немного изменили греческую традицию. Все-таки они основали гигантскую империю и познакомились с обычаями слишком многих народов. Наносить татуировки стали не только пленным или непокорным рабам, но и солдатам (398 г. н. э.). Римский «военный историк» Вегетий писал, что рекрутам вводили под кожу чернильные точки в соответствии с номерами их боевых единиц.

С другой стороны, латиняне активно использовали татуировки как средство казни. В римском праве каждому предопределялось наказание за преступление в соответствии с его социальным статусом. Рабы и наиболее низко стоящие свободные граждане подвергались наиболее тяжелым физическим способам казни. Представители высших социальных слоев могли быть приговорены к конфискации имущества, к поражению в избирательных правах. Но они были избавлены от наказания металлом (под этим подразумевалось татуирование).

Еще одно новшество, которое использовали римляне по сравнению с греками, – выжигание знаков на теле человека, клеймение (branding). Эта болезненная процедура была известна еще со времен Старого Царства древнего Египта. Греки и римляне клеймили свой скот: быков, лошадей, на востоке – верблюдов. У греков клеймо обозначалось словами charagma, отсюда английское character, т. е. собственно «знак». Другое слово, встречаемое в текстах, kauterion – ожог.

Если соблюдать точность, то грекам тоже была знакома процедура каутеризации человеческого тела, но использовалась она в специфических лечебных целях, и не самими греками, а современными им варварскими народами. Главный медицинский авторитет Гиппократ (ок. 460–377 гг. до н. э.) в трактате «О воздухах, водах и местностях» оставил в высшей степени курьезное описание скифов и их обычаев, которое мы считаем своим долгом воспроизвести подробно:

«…Ты найдешь большинство всех скифов, в особенности номадов, с прижиганиями на плечах, руках и кистях рук, на грудях, на бедрах и на пояснице, и это только по причине влажности природы и слабости. Действительно, они не могут вследствие влажности и слабосилия натянуть лук, ни бросить плечом дротик. Когда же они прижигаются, тогда из членов высыхает обилие влаги, и их тела делаются здоровее, способнее к питанию и более гибкими» [Гиппократ, 1994, с. 299].

Оставим на совести Гиппократа рассуждения о слабосилии скифов. Но что он имел в виду, говоря о прижиганиях? Мы уже знаем, что в Сибири найдены мумии богато татуированных представителей племен скифского круга. Но, поскольку в V в. до н. э. понятие татуировки было уже слишком хорошо известно грекам, по-видимому, в этом тексте имеется в виду именно каутеризация.

И здесь нам на помощь вновь приходит Геродот с сообщением о прижиганиях, распространенных в Северной Африке, где они производились в профилактических целях, «для укрепления здоровья».

«Эти-то ливийские кочевники – все ли они (я не могу утверждать достоверно), но во всяком случае многие – поступают с детьми вот как: четырехлетним детям они прижигают грязной овечьей шерстью жилы на темени (а некоторые даже на висках). [Это делается для того], чтобы флегма, стекающая из головы в тело, не причиняла им вреда во всей дальнейшей жизни. Поэтому-то они, по их словам, исключительно здоровы. И действительно, насколько мне известно, ливийцы отличаются наилучшим здоровьем среди всех людей» (Herod., IV, 187). Такая забота о детях в строго определенном возрасте сильно смахивает на инициацию. Ведь зачем, в конечном счете, ребенка, позже подростка, посвящают в тайны мира взрослых? Чтобы, выдержав ритуальные испытания, он был здоров, благополучен и укреплял своим благополучием могущество своего рода. Вот и получается, что «лечение прижиганием» очень похоже по смыслу на некоторые разновидности татуировок. А как мы знаем из работ палеоантропологов, традиция наносить глубокие шрамы на голову в определенных местах существовала уже у кроманьонцев.

Итак, в римское время помимо собственно татуировок появляется клеймение (прижигание тела) среди граждан империи. Авторы из Восточного Средиземноморья сообщают в этот период о добровольном нанесении себе клейма некоторыми религиозными фанатиками, например последователями богини Атаргатис в Сирии. По словам Лукиана, так вели себя последователи философа-киника Перегрина, основавшие культ в его честь, «с бичеваниями, прижиганиями и прочими ненормальностями» [Gustafson, 2000]. Как видно, рациональный римский автор высказывает неприкрытое неодобрение самобичевателям.

Из античного мира образы татуировок плавно переходят в раннехристианскую литературу.

В шестом из «Посланий к галатам» проповедующий христианство Павел говорит о своей неуязвимости, покуда несет знаки Господа Иисуса на теле своем (Gal. 6:17, английский перевод). Этот отрывок традиционно вызывал споры, имеется ли здесь в виду настоящая татуировка или выжженное клеймо как символ высшего подчинения и самоотречения. Если верить Британской энциклопедии, Павел действительно имел на теле «неизгладимые знаки». В то же время есть ученые, считающие это выражение сильной метафорой, в переносном смысле передающей значение «раб Христа». И такое толкование тоже имеет право на существование. Апостол Павел долго путешествовал по Сирии, где мог познакомиться с языческой практикой религиозных татуировок. Он, вероятно, использовал образ священной стигмы как литературный прием в своей проповеди, и этот образ был понятен его слушателям. Появившиеся позже богословские толкования усматривают связь этого высказывания с идеей причастности к страданиям Христа и даже говорят о самобичевании.

Рис. 2.6. Стигматизация св. Франциска Ассизского. По преданию, Франциск настолько отождествлял свою жизнь со страданиями Христа, что на его теле проступили раны, символизировавшие Распятие (стигматы). (Италия, XIV в., по «Панорама Средневековья. Энциклопедия средневекового искусства», 2002, ред. Р. Бартлетт, М.: Интербук-Бизнес, с. 89)

В синодальном переводе Библии на русский язык греческое слово stigmata заменено словом «язвы»: «Впрочем, никто не отягощай меня, ибо я ношу язвы Господа Иисуса на теле моем» (Гал. 6:17). По мнению некоторых комментаторов, руки и ноги апостола были отмечены ранами, наподобие ран Христовых.

В Откровении Иоанна Богослова (Откр. 17:1) отрывок о великой блуднице некоторые исследователи тоже связывают с интересующей нас темой.

«И пришел один из семи Ангелов, имеющих семь чаш и, говоря со мною, сказал мне: подойди, я покажу тебе суд над великой блудницею, сидящею на водах многих; с нею блудодействовали цари земные, и вином ее блудодеяния упивались живущие на земле. И повел меня в духе в пустыню; и я увидел жену, сидящую на звере багряном, преисполненном именами богохульными, с семью головами и десятью рогами. И жена облечена была в порфиру и багряницу, украшена золотом, драгоценными камнями и жемчугом, и держала золотую чашу в руке своей, наполненную мерзостями и нечистотою блудодейства ее; и на челе ее написано имя: тайна, Вавилон великий, мать блудницам и мерзостям земным…» (выделено мной. – М.М.).

Падшая женщина из экспрессивного текста Иоанна обычно интерпретируется как олицетворение Рима. Но, как подчеркивает Джонс, она изображена не просто как блудница, а как самая ничтожная рабыня, на лице которой запечатлены все следы ее прегрешений, в полном соответствии с античной традицией [Jones, 2000, p. 10].

В правление первого христианского императора Константина начинают складываться новые нормы поведения, пронизанные тем, что мы называем теперь христианской моралью. Влияние собственно античной традиции ослабевает, и, напротив, усваиваются некоторые ветхозаветные идеи, перешедшие от иудеев.

Вспомним тексты Библии, с которых мы начали этот раздел. Почему Левит запрещает татуировки, ведь это столь очевидный и наглядный способ оплакать умершего? Одно объяснение мы уже предложили – это борьба с древней магией. Другая возможная причина запрета: человеческое тело создано Богом и является его подобием, поэтому татуировка – кощунственное вмешательство и искажение образа божественного создания. Идея оказалась очень близка ранним христианам и, со временем трансформировавшись, в частности, привела к полному отказу от хирургической помощи при средневековых монастырях. Церковь заботилась о спасении души, а не о спасении тела, предпочитая скальпелю травяной настой.

А император Константин издал закон (316 г.), в котором повелел не наносить более татуировку на лоб закоренелым преступникам, а только на плечо или запястье. Это было сделано для того, чтобы не нарушить образ божественной красоты, каковым является лицо.

Эдикт первого христианского властителя Рима и подобные ему распоряжения породили к жизни производство оригинальных изделий, вызывающих сегодня споры ученых. Речь идет о металлических ошейниках с надписями вроде: «Я убежал, приведите меня обратно к дому его превосходительства Потита рядом с банями на Авентинском холме». Некоторые специалисты считают, что такие конструкции надевали на шею животным. Носят же ошейники современные домашние любимцы, кошки и собаки. Но, исходя из размеров этих предметов, относящихся к тому же к христианской эпохе, другие исследователи полагают: ошейники надевали на рабов, дабы не портить им лицо татуировкой.

Вообще поздняя Римская империя в период распространения христианства демонстрирует много противоречивых письменных свидетельств об использовании татуировок.

В конце 250-х гг., во времена гонений императора Валериана, африканский епископ Киприан писал к христианам, сосланным на нумидийские рудники. Его дьякон и биограф Понтий позже вопрошал:

«Кто были они …приговоренные к вторичной татуировке на лбу [frontium notatarum secunda inscriptione signatos]?» Как объясняет американский специалист по позднеримской литературе Марк Густафсон, этот текст означает, что заклейменные в виде наказания Валерианом ранние христиане свою первую татуировку получили как символ крещения, и знак этот был скрыт от непосвященных [Gustafson, 2000, p. 18].

Получается, что исказить божественный образ можно было первоначально лишь нанесением наколки на лицо, а нанесение стигм на другие части тела использовалось христианами в момент наивысшего приобщения к религии, так же как религиозные татуировки применялись до этого в Сирии и Египте. Значит, запретам Ветхого Завета ранние христиане предпочли проповедь апостола Павла.

С другой стороны, римским императорам было трудно отказаться от татуировок на лице как от средства казни. Чем другим объяснить отрывок из послания епископа Хилари, направленный против императора Константина II (ок. 360 г.):

«Жалоба хорошо известна: …они [епископы] были татуированы надписями на их католических лбах (in ecclesiasticis frontibus scriptos) и обесчещены словами “приговорены к рудникам”». И это происходило уже после запрещения трогать лицо в качестве наказания…

В 373 г. император Валенс приговорил дьякона римского первосвященника к тяжелой работе на медных рудниках в Палестине. Спустя 80 лет христианский историк Теодорет записал, что на лбу дьякона был выжжен священный крест (epi metopou characterisas).

И все же в конце римской эпохи гуманизм победил. В своде законов 438 г. можно прочитать:

«Если кто-либо приговорен к гладиаторской школе или к рудникам за преступление, пусть не наносят ему знаки на лицо, а только на руки; и так его лицо как подобие божественной красоты не пострадает».

Итак, подведем некоторые итоги. Памятники древней письменности неоднократно говорят о татуировках, значит, традиция была широко распространена в Старом Свете. Так же очевидно, что и применялась она в разных целях. В странах Ближнего Востока татуировка и шрамирование – традиционные спутники траура по покойному. Особые знаки могли наноситься служителям некоторых религиозных культов. У персов, греков, римлян татуировка обозначала деградацию и понижение социального статуса. Напротив, у современных им балканских и причерноморских «варварских» племен, у кельтов неизгладимые знаки на теле служили подтверждением высокого положения в обществе.

В заключение этого раздела перенесемся на Дальний Восток, культурные традиции которого развивались совершенно независимо и тем не менее иногда обнаруживают поразительные аналогии с античным миром.

В китайской «Хронике трех царств» («Сань-го чжи»), написанной в конце III в., сообщается о том, что обитатели Японского архипелага наносили татуировку, которая покрывала все их тело, для того чтобы избежать проклятия бога моря. Это сообщение подтверждается находками глиняных статуэток с некими рисунками на лице. Сами же жители Поднебесной, вплоть до 167 г. татуировали преступников и рабов (цит. по: Мещеряков, 2004, с. 478–479)[15]15
    Возможно, здесь лучше опираться на рассказ известного писателя и дипломата Ван Гулика: «В истории поздней династии Хань (25–220 гг.), написанной около 445 г., упоминается, что народ Ва, и мужчины, и женщины, татуируют лица и украшают тела в соответствии со своим статусом». Глиняные фигурки вообще принадлежат культуре Дзёмон (10000–300 гг. до н. э.) (цит. по: Takahiro Kitamura, 2003, p. 14).


[Закрыть]. Так вновь возникает противопоставление «цивилизованного мира», где татуировка служит унижением и наказанием, и мира «варварского», того, где татуировка – оберег, украшение и знак отличия.

Свидетельства средневековых летописцев

Письменные свидетельства, оставленные средневековыми авторами, – важный исторический источник, хотя, конечно, тоже не все упоминаемое в этих текстах заслуживает абсолютного доверия. Среди летописцев раннего Средневековья – писатели, продолжающие описывать жизнь на руинах Римской империи, и представители совсем иной культурной традиции, крепнущего арабского Востока.

По сообщению Боэция, в 523 г. остроготский вождь Теодорик в наказание двум жуликам повелел, «если они сами не покинут Равенну в указанное время, будут татуированы на лбу и изгнаны» [Gustafson, 2000, p. 20]. Как видно, варвары-завоеватели вполне восприняли к этому времени античную традицию наказания.

В жизнеописании почитаемой на Британских островах святой Бригиты есть упоминания о неких «знаках дьявола» (stigmatibus malignis или signa diabolica), от которых Бригита помогает избавиться язычникам, наставляя их на путь истинный. Историк Чарльз МакГуэрри считает, что речь идет о племенных татуировках, распространенных среди ирландцев в раннем Средневековье [MacQuarrie, 2000, p. 32]. Ирландцы раньше всех в северной Европе приняли христианство, поэтому больше всего мы узнаем о местных традициях от летописцев, живших при монастырях. Около 750 г. комментатор Библии из Кентербери записал, имея в виду современные ему ирландские обычаи: «Знаки: это то, что вы делаете, татуируя на ваших телах драконов и змей, как многие люди делают». В 786 г. папский легат докладывал в Рим о дьявольских татуировках среди островитян. Сейчас считается, что не только кельты, но и англосакские язычники, то есть германцы по происхождению, населившие в середине I тысячелетия Нортумбрию и более южные земли, тоже расписывали и разукрашивали тело [Meaney, 1992].

В «Хрониках королей Англии», написанной в XII в. Уильямом Мэйлбэри, о тех временах сообщается, что «кожа людей была покрыта наколками».

Среди наиболее авторитетных летописцев своего времени стоит имя Ахмеда Ибн-Фадлана, оставившего весьма ценные записки о жителях Восточной Европы Х в. Ибн-Фадлан путешествовал с посольством аббасидского халифа Аль-Муктадира в Волжскую Булгарию. Просвещенный арабский путешественник подробно описывал привычки и внешний облик встреченных им народов – гузов, башкир, булгар и хазар.

Списки рукописи Фадлана получили широкое распространение в странах арабского Востока и в Персии. Лишь в 1937 г. копия варианта записок Фадлана, хранившегося в библиотеке при гробнице иранского имама Али ибн-Риза в Мешхеде, была подарена Академии Наук СССР. Уже через два года до читателя дошли слова Ибн-Фадлана, переведенные на русский язык.

«Книга Ахмада Ибн-Фадлана Ибн-Аль-‘Аббаса Ибн-Рашида Ибн-Хаммада, клиента Мухаммада Ибн-Сулаймана, посла Аль-Муктадира к царю славян:

…я видел русов, когда они прибыли по своим торговым делам и расположились (высадились) на реке Атиль. И я не видел (людей) с более совершенными телами, чем они. Они подобны пальмам, румяны, красны. Они не носят ни курток, ни хафтанов, но носит какой-либо муж из их числа кису, которой он покрывает один свой бок… И от края ногтя (ногтей) кого-либо из них (русов) до его шеи (имеется) собрание деревьев и изображений (вещей, людей) и тому подобного…» [Путешествие Ибн-Фадлана, 1939, с. 55].

В комментариях переводчика А. П. Ковалевского к этому отрывку высказывается мнение, что слово «изображения» имеет достаточно узкий смысл. «Собрание деревьев» – скорее всего, означало растительный орнамент; «изображения» – фигуры животных, людей и т. п.

Русы, которых встретил Фадлан, – это отнюдь не славяне. Это скандинавы, варяги, активно осваивавшие в Х в. водные артерии «на пути в греки» и еще восточнее, там, где до недавнего времени простирался Хазарский каганат. Поэтому описания арабского источника объективно отражают традицию нанесения татуировок, принятую у мужского населения в северогерманских племенах.

Теперь перенесемся в столицу тогдашнего цивилизованного мира Константинополь, проделаем свой путь «из варяг в греки».

Византия унаследовала от Рима, от Греции (а если смотреть еще глубже – от Персии) отношение к татуировкам как к наказанию и символу ограничения, несвободы. Мы как наследники Византии, и шире – европейский христианский мир как наследник античного в целом, – восприняли «неизгладимые знаки» именно таким образом, совместив понятия стигмы и каторжного клейма. Уже при императоре Константине, как мы могли убедиться, на античное восприятие татуировки как чего-то постыдного наслоились близкие взгляды ранних христиан, воспитанных страстными проповедями библейских пророков. Что же удивляться, что для глубоко верующего христианина насильственное нанесение татуировки могло стать свидетельством особо циничного глумления?

В IX в. император-иконоборец Феофил (829–842 гг.) наказал монахов Феодора и Феофана, осужденных за идолопоклонство, точнее, за поклонение иконам. По словам византийского летописца (Zonaras), сперва братья были сильно избиты, потом татуированы (katestixe) с помощью чернил, и письмена покрыли их лица. На лбу у каждого было вытатуировано стихотворение из 12 строк, описывавшее «преступление» и наказание несчастных. Позже Феодор и Феофан были канонизированы.

Итак, в раннем Средневековье, судя по письменным источникам, сохраняется противопоставление, заметное еще в эпоху эллинизма. В цивилизованных странах татуировка, как правило, – жестокое наказание, в варварском мире – средство украсить себя. Но, по-видимому, обе традиции восходят к древней архетипической вере в действенность манипуляций со своим телом (мы поговорим об этом в следующей главе). Поэтому так ужасна татуировка на лбу раба или преступника – она освящена вниманием сверхъестественных сил. Поэтому так прекрасна татуировка на теле скифа, фракийца, кельта или руса – она не просто украшает, а оберегает своего владельца, демонстрируя всем его статус и могущество рода.