Текст книги "За гранью дозволенного"

– Нет, Николь, боюсь, не пройдет, не в этот раз, – хмуро произнесла Лиза, и её лицо стало мрачно задумчивым.

– Нет? – удивилась Николь. – Но что ты тогда будешь делать? – по её телу пробежал неприятный холодок.

– То, что, наверное, давно следовало. Мы с Мишель вернемся в Москву, – заключила она.

– Что?! – вырвалось у Николь. Для нее это прозвучало, как гром среди ясного неба. – Постой, ты уверена? Когда ты решила? – Николь почувствовала, что ей становится плохо и схватилась за сердце. Воздуха резко перестало хватать, а ноги почти не держали.

– Сегодня, – спокойно ответила Лиза и даже не шелохнулась.

– Но такие вещи не делаются спонтанно! – воскликнула Николь, пораженная словами Лизы. – Когда ты собралась уехать в праздники или после Нового Года? – запаниковала она. Одна мысль, что она не увидит больше Мишель, приводила её в неописуемый ужас.

– Летом, когда у Мишель завершится учеба, – казалось, Лиза произносила эти фразы, не испытывая никаких эмоций, когда у Николь, напротив, всё бушевало внутри.

– Отлично! А она об этом знает? Как ты объяснишь это дочери? – возмущалась Николь. Ее потрясал тот факт, насколько Лиза не считалась со своим ребенком.

– Пока ей незачем об этом знать, так что ничего ей не говори.

Позже она сама всё поймет, – с безразличием сказала Лиза. – Не думай, мне не плевать на Мишель, просто я не смогу здесь больше жить. Слишком много всего… Кроме разочарований мне этот город ничего не принес, – грустно добавила она. – Да и тебе без нас будет свободнее.

– Но вы меня не стесняете… – не договорила Николь.

– Николь, не скромничай, – перебила ее Лиза. – Мы и так злоупотребили твоим гостеприимством. К тому же своя квартира у меня здесь вряд ли появится, а жить вечно у тебя, согласись, не вариант, – настаивала она.

– Да, но теперь вы могли бы жить отдельно. Совсем скоро я перееду в студию над кафе, и вам двоим здесь будет гораздо просторнее, – не сдавалась Николь, пытаясь хоть как-то переубедить Лизу.

– Тем более, аренда постоянно растёт, и одна я её точно не потяну, – покачала она головой. – Я тебе очень благодарна, но пора что-то менять, – Лиза нежно её обняла и вышла из комнаты, а Николь так и осталась сидеть в растерянности.

Новость об отъезде её шокировала и крайне огорчила. И мало того, Лиза попросила её ничего не сообщать Мишель, но как ей самой теперь жить с этим грузом. В отличие от Лизы ей не нужна была свобода, присутствие других людей ее не напрягало. Напротив, ей это даже нравилось, а за столько лет она привязалась к ним, как к родным. Фактически они и были ее семьёй все эти годы. Но вот теперь из-за какого-то не сложившегося романа, всё это должно прекратиться. Николь знала, что Лиза редко учитывала чужое мнение, но такое решение было слишком жестоким. Она не представляла, как это перенесет Мишель, да и сама не хотела думать о грядущем расставании. Николь изо всех сил старалась не отчаиваться и верила в чудо. Ведь есть в запасе время, а значит, есть шанс. Жизнь непредсказу*ем*а*, и всё ещё может измениться.

Прошло полгода. Как и было запланировано, Лиза дождалась окончания учебного года и стала потихоньку готовиться к отъезду. С Эриком она больше не виделась, на работу ходила без особого энтузиазма, да и в принципе ее здесь уже ничего не держало. Что касалось Мишель, с ней Лиза оттягивала разговор, как могла. Она знала, какая реакция будет у дочери, и не хотела портить себе настроение заранее. Тем более, что жалобы со стороны Мишель придется выслушивать в любом случае. Было воскресное утро, Мишель с подругами отправилась на пляж, Николь работала, а Лиза, воспользовавшись отсутствием дочери, начала собирать вещи. Она достала из гардероба чемодан и принялась стаскивать с вешалок кофты и платья. Какую-то одежду просто следовало выкинуть, а с какой-то она расставалась из принципа. Например, газовый платок, подаренный Эриком, или вечерний туалет, в котором она была в казино. Занимаясь разбором, Лиза не переставала следить за временем, однако она не рассчитывала, что Мишель может вернуться раньше. Лиза не успела опомниться, как дверь в квартиру открылась, а через пару секунд в комнате показалась Мишель. Увидев разложенный чемодан на полу и разбросанные вещи, Мишель искренне удивилась и с недоумением посмотрела на неё.

– Мама, а что ты делаешь? Ты куда – то уезжаешь? – нахмурилась она.

– Мы уезжаем, – поправила ее Лиза. – На следующей неделе мы покидаем Францию и перебираемся в Москву, – коротко пояснила она.

– Мы едем на летние каникулы? – обрадовалась девочка.

– Нет, Мишель, мы едем навсегда, – раздраженно произнесла Лиза и закатила глаза. Порой наивность дочери выводила её из себя.

– Mais pourquoi?44
  Но почему? (фр.)


[Закрыть] – вновь спросила Мишель, явно чего-то не улавливая.

– Потому что так надо. Я так решила. И еще, привыкай говорить по-русски, теперь это твой основной язык, – строго добавила Лиза и продолжила складывать одежду в чемодан. – Завтра мы пойдем в школу и заберем твои документы, так что можешь прощаться с друзьями, – она холодно взглянула на дочь.

– Но, мама, у меня тут мальчик! – возразила Мишель, и её голубые глаза округлились.

– Мальчик, – ехидно усмехнулась Лиза. – Этих мальчиков у тебя за всю жизнь ещё столько будет, успеют надоесть, – заметила она с пренебрежением.

Шокированная её словами, Мишель, похоже, не знала, что на это ответить. Она просто стояла посреди комнаты и молчала. Однако Лиза не испытывала к ней жалости, ей было важно вернуться в Москву, и чувства дочери её мало тревожили.

– Мама, а можно я останусь? – неожиданно прозвучал вопрос.

– Нет, нельзя. Я – твоя мать, и твоё место рядом со мной, – отрезала Лиза, теряя терпение.

– Но где мы там будем жить? – не унималась Мишель.

– У твоей бабушки, – твёрдо проговорила она.

– У бабушки?! – недоумевала Мишель.

– Да, у твоей бабушки Татьяны! – разгорячилась Лиза, швырнув в чемодан кофту.

– Но ведь я ее не знаю! – воскликнула Мишель. – Она мне бабушка чисто формально. Это всё равно, что ехать к чужому человеку, – противилась она.

– Ничего, заодно познакомишься, – Лиза была несгибаема. – Ты же хотела поехать в Россию, – и она сердито посмотрела на дочь.

– Ну, а что будет с Николь? – голос Мишель зазвучал прерывисто, и она шумно сглотнула.

– В смысле? – наивно переспросила Лиза и вскинула брови. – Мама, мы ведь прожили с ней четырнадцать лет, – теребила она в руках пёстрое парео. – Как же так? Получается, мы ее бросим? – негодовала Мишель.

– Дочка, послушай меня внимательно, – процедила Лиза сквозь зубы. Вся эта мелодрама ей до смерти надоела, и участвовать в ней она больше не собиралась. – У Николь своя жизнь, а у нас – своя. Она останется жить здесь, в Ницце, а мы с тобой поедем в Москву, и это не оговаривается. Тебе понятно? – прикрикнула она.

– Да, – прошептала Мишель и в слезах бросилась из квартиры.

В глазах всё плыло, словно в тумане, яркие улицы старого города сливались в одно цветное пятно. Не разбирая лиц прохожих, Мишель бежала и безутешно плакала. Всё казалось настолько странным и абсурдным, и в то же время неимоверно пугающим. Мишель не хотела никуда уезжать, её дом здесь, и она не понимала, почему мать настолько жестока, и что ей мешает поступить иначе. Похоже, кроме собственного эгоизма Лизу в этой жизни вообще ничего не трогало. Мишель подозревала, что мать вряд ли начнёт о ней заботиться, как это всегда делала Николь, не говоря о том, что никого из своих родственников она не знала. Какая-то мифическая бабушка, которую она никогда не видела, а как же Матьё, как же её друзья, как же Николь, в конце концов!

Мишель не представляла, что будет с ней без Николь. Даже трагичное расставание с Матьё не шло ни в какое сравнение, как разлука с дорогой сердцу Николь. Конечно, и любовь обрести крайне не просто, но вот маму точно никто не заменит. Мишель считала Лизу матерью только по крови, все остальные заслуги бесспорно принадлежали Николь. Мишель не знала, как справится без неё в чужой стране. Её угнетало осознание несправедливости и невозможность противостоять матери. Да, сейчас ей мало лет, сейчас она от неё зависит, но в глубине души Мишель верила, что однажды всё получится именно так, как она хочет, и тогда Лиза уже не сможет ни на что повлиять.

Вбежав в расстроенных чувствах в кафе, Мишель застала Николь на кухне и кинулась ей на шею. Она так и не переставала плакать, с тех пор, как покинула квартиру. Крепко обнимая Николь, она всхлипывала через каждое слово и печально твердила:

– Мама сказала, что мы возвращаемся в Москву, она стояла посреди комнаты и собирала чемодан, а мне велела прощаться с друзьями. Зачем, зачем она меня туда везёт? Ведь я не хочу! Пусть она едет одна, а я останусь здесь, с тобой.

– Тише, милая, тише, – Николь ласково гладила ее по голове. – К сожалению, твоя мама склонна принимать решения в одиночку, – обречённо вздохнула она.

– Николь, я не хочу уезжать, понимаешь? Не хочу! – Мишель отчаянно затрясла головой. – Может, ты попробуешь её переубедить? – с надеждой спросила она.

– Милая, прости, я пыталась, но всё бесполезно, – призналась Николь, и Мишель мгновенно похолодела. У неё закралось неприятное чувство, что от неё что-то скрывают, а ведь между ней и Николь никогда не было секретов. – Мишель, ты же знаешь, твоя мама вообще никого не слушает, тем более меня, – продолжала она.

– Как? Выходит, ты всё знала? – удивилась Мишель и недоверчиво на неё взглянула. – Но почему ты мне ничего не сказала? – разочарованно произнесла она. Неужели Николь тоже хотела, чтобы она уехала? Только от одной мысли об этом Мишель становилось страшно. Она искренне верила, что Николь не способна ей предать.

– Мы обсуждали с твоей мамой эту тему, и я, правда, надеялась, что она передумает, поэтому ничего не говорила, как она меня просила. Но в итоге, как видишь, она всё равно сделала по-своему, – пояснила Николь, и её лицо приняло ещё более удручённый вид. – Если бы ты знала, как мне горько, что я не могу ничего изменить, но она – твоя мама, и она вправе поступать так, как считает нужным, даже если мы с тобой не согласны, – с досадой заключила она.

– Но это же не честно! – вскричала Мишель, ощущая злость.

Теперь она поняла, что Николь совсем ни при чём и во всём виновата только её мать. Поразительно, насколько безжалостной и чёрствой была эта женщина. – Николь, я очень тебя люблю! Как же я проживу без тебя?! – не могла смириться Мишель. Она и не представляла, что ей когда-нибудь придётся разлучаться с Николь, да ещё и таким образом.

– Я и сама не знаю, как буду жить без тебя, – пожала плечами Николь, и к ее глазам подступили слёзы. – Но, что поделать, это жизнь. Просто знай, что я тоже очень сильно люблю тебя и всегда буду любить. Ты для меня, как дочь, – она попыталась улыбнуться, но вместо этого уголки её губ устремились вниз.

– Николь, а поехали с нами? – предложила Мишель и взволнованно на неё посмотрела. Сейчас даже самая абсурдная идея казалась ей реальной, лишь бы найти способ быть рядом с Николь.

– Прости, милая, но я не могу, – грустно покачала она головой. – И ты знаешь почему. Но ты можешь приезжать и звонить мне, когда захочешь. Я тебе всегда буду рада, – её голос внезапно зазвучал глухо и прерывисто.

– Хорошо, – кивнула Мишель, отчётливо понимая, что это конец, что у неё нет шансов остаться с Николь, и слёзы с новой силой заструились по её щекам.

– Как же я буду скучать без тебя! – Николь не выдержала и тоже заплакала, крепко прижимая к себе Мишель.

– И я! Николь, ты самая лучшая мама на свете! – сказала Мишель и со всей нежностью обняла её.

С этого момента время начало обратный отсчёт для Мишель.

Болезненный, мучительный отсчёт до расставания с Николь, прощания с любимым городом, знакомыми и друзьями. Её мать сознательно уничтожала её настоящее, а вместе с ним и будущее, которое Мишель видела совершенно иным. Она планировала и дальше проживать в Ницце, выучиться на стоматолога, выйти замуж за Матьё и родить от него детей, а вместо этого ей придется приспосабливаться к укладу чужой страны и строить свою жизнь с нуля. Мишель понятия не имела, как впишется в русское общество, как её примет новое окружение и как в итоге сложится её судьба. Прошлое было разрушено, и на его руинах Мишель предстояло создать новый мир, в котором бы она ощущала себя счастливо и комфортно. Вот только сама Мишель сомневалась, что это реально. Ведь разве можно чувствовать себя счастливой, когда тебя лишают всех, кого ты любишь, отнимают твои мечты и подчиняют своим желаниям. Этого Мишель не могла простить матери. Она, конечно, из-за многого на неё обижалась, но так далеко Лиза ещё не заходила. Единственное, чего теперь хотелось Мишель – это поскорее вырасти и вернуться во Францию, а пока её ожидал трудный период, и справляться с ним ей предстояло в одиночку.

* * *

Последующие дни до отъезда Мишель и Лизы прошли для Николь, словно в тумане. Она как можно чаще старалась бывать с девочкой, однако внезапно навалившиеся дела ей этого не позволяли. Николь буквально разрывалась между работой и оформлением студии, домой она приходила только переночевать. Мишель тоже то отправлялась по делам с Лизой, то встречалась с подругами и лишь изредка заглядывала к ней в кафе. И вроде бы, наконец, всё наладилось, стало много клиентов, появилось собственное жильё. Всё то, о чем Николь мечтала, осуществилось, и по идее, она должна радоваться, но неизбежное расставание с Мишель омрачало сложившеюся ситуацию. Николь до сих пор не верилось, что совсем скоро из-за чужой прихоти девочка исчезнет из её жизни, и есть вероятность, что навсегда. У Николь было ощущение, что от неё насильно отрывают частицу её самой. За четырнадцать лет она превратилась для Мишель во вторую маму и уже не мыслила себя без неё. Николь с грустью понимала, что, по сути, она для Мишель никто, что у девочки есть родная мать, которая принимает за неё решения, и её чувства и мнение никого не волнует. Лизе вообще по большому счёту плевать на других людей, но Николь до последнего надеялась, что она передумает.

Однако чуда не случилось. За довольно короткий срок Лиза подготовила все документы, уволилась из торгового центра и купила билеты в один конец до Москвы. Увидев дату отлёта, Николь жутко расстроилась. В ту ночь она не сомкнула глаз и проплакала до утра. Осознание того, что теперь она остаётся одна угнетало её со страшной силой. И если раньше её не пугало одиночество, она была молода, ставила другие приоритеты, то сейчас её ценности изменились. Ради мечты она поступилась своими принципами, разругалась с родителями и фактически лишилась семьи, но ей повезло. В лице Мишель она вновь обрела утраченное и растила её как дочь. И вот история повторилась, и ей опять предстояла разлука с близкими людьми, только на этот раз всё воспринималось гораздо больнее. Николь с содроганием ожидала того злосчастного числа, когда она простится с Мишель и их будет связывать лишь всемирная паутина. Она не знала, как справится с этой потерей, её прежняя жизнь рушилась, и восполнить образовавшуюся в душе пустоту было уже невозможно.

Когда наступил день отъезда, Николь держалась из последних сил. Поначалу она не хотела ехать в аэропорт, решив, что лучше попрощаться дома, но Мишель её все-таки уговорила. Стоя возле терминала, она чуть ли не каждую секунду поправляла девочке то сарафан, то причёску, пока Лиза пошла смотреть номер выхода. Николь ощущала, как предательски тряслись её руки и дёргался подбородок, а на глаза набегали слёз. Но она не могла дать слабину и расплакаться прямо перед Мишель. “Хватит, хватит”, – мысленно твердила она, прогоняя слезы, и, кое-как изобразив улыбку, спросила:

– Ну что, ты готова?

– Нет, – грустно отозвалась Мишель и с тревогой покосилась на стеклянные двери.

– Милая, не переживай, всё будет хорошо, – Николь нежно обняла её за плечи. – Может, всё не настолько ужасно, как ты думаешь, – приободряла она девочку, хотя ужаснее и быть не могло. – Я буду тебе писать и звонить, – продолжала она. – Присылать открытки из Ниццы, только…, только не забывай меня, – сдавленно прошептала Николь, и вся её печаль вырвалась наружу.

Она больше не могла бороться с собой, горечь и отчаяние одержали верх и, стиснув Мишель в объятиях, Николь жалобно всхлипнула. Ну, вот и всё. Вот завершились пусть и не простые, но счастливые годы, проведённые рядом с Мишель, и теперь она улетает за тысячи километров в чужую страну. Если бы Николь могла схватить её за руку и убежать, привести домой и никуда от себя не отпускать. Пусть Лиза едет, куда ей вздумается, но только не забирает Мишель. Почувствовав, что в районе шеи становится мокро, Николь слегка отстранилась и увидела, как по щекам девочки текут прозрачные дорожки, голубые глаза покраснели, а губы печально скривились.

– Милая, ну, не надо, – осипшим голосом пробормотала Николь, и на её ресницах тоже застыли слёзы.

– Мы ведь всегда были одной семьёй, а теперь она нас разлучает! И всё из-за своей прихоти! – винила она мать. – Ей на всех наплевать, кроме себя! Какая же она бессердечная! – озлобленно воскликнула Мишель и закрыла лицо ладонями.

– Милая, обещаю, мы будем видеться часто, как сможем.

Я постараюсь приехать в Москву, – уверяла Николь девочку. – Только не забывай меня. Я люблю тебя, – и она чмокнула её в макушку.

– Не забуду, – промолвила Мишель, прячась в её волосах. – И я люблю тебя, мама, – тихо добавила она и прижалась к ней крепко-крепко.

Её слова прозвучали так искренне и трогательно, что Николь не сдержалась и глухо заплакала. Мама, она снова назвала её мамой… Ну, почему Мишель – не её ребёнок, почему судьба решила их разделить. Как ей жить дальше, ведь у неё никого нет. Мишель – вот её семья, человек, который по-настоящему её любит и дорожит ею, кому она действительно нужна. Николь до сих пор не верилось, что это конец, что через пару часов Мишель сядет в самолёт и улетит от неё далеко-далеко, и кроме пустоты в её жизни ничего не останется. Как с этим справиться, она не знала, её душу терзала непреодолимая тоска. Мишель ещё не уехала, но Николь уже по ней скучала, и самое обидное, что от неё в данной ситуации ничего не зависело.

Они бы, наверное, долго стояли, не отрываясь друг от друга, и придавались грусти, если бы Николь не заметила в стеклянных дверях Лизу. Громко цокая каблуками, она стремительно к ним приближалась, а на её лице сияла довольная улыбка. Казалось, её совсем не заботило, каким переломным и драматичным был этот момент для Мишель, что она испытывала в данной ситуации, не говоря о её подлинных желаниях. Николь очень беспокоило будущее Мишель, она боялась, что в Москве всё только усугубится. Здесь девочка могла рассчитывать на неё, а там она будет совершенно одна, предоставленная сама себе. Пугающие мысли настойчиво лезли в голову, а повлиять на ситуацию Николь не могла. Быстро смахнув застывшие слёзы, она достала платок и вытерла щёки Мишель. Надо собраться, надо быть стойкой, но эмоции давили её изнутри. Проморгавшись несколько раз, Николь с жалостью посмотрела в голубые глаза и ласково провела ладонью по лицу Мишель. Как ей хотелось сказать, что всё образуется, но ведь это не правда. Неохотно выпустив девочку из рук, Николь заставила себя скрыть эмоции и повернулась к Лизе. Та с радостным видом насвистывала весёлую мелодию, а затем сняла солнечные очки и торжественно объявила:

– На табло появился наш рейс, выход семнадцать. Николь, ещё раз огромное спасибо! Если бы ни ты, я бы пропала в Ницце, – и она поспешно её обняла. – Береги себя, надеюсь, мы ещё встретимся, – произнесла с добротой Лиза и обратилась к приунывшей Мишель. – Дочка, ну что, ты раскисла, прощайся с Николь, – и она слегка подтолкнула девочку.

Приготовившись к душещипательной речи, Николь не сводила с неё огорчённого взгляда, но Мишель замерла словно немая. Похоже, ей было настолько тяжело, что она не могла проронить ни звука. Вместо этого Мишель молча вцепилась а платье Николь и внезапно безудержно зарыдала. Николь едва не сошла с ума, видя страдания девочки, её сердце вновь защемило от боли, а дыхание стало прерывистым. Сейчас они обе не нуждались в словах, их реакция всё объясняла, а тягостное чувство разлуки делилось пополам. Но не успела Николь опомниться, как Лиза грубо дёрнула Мишель за руку, и та резко отпрянула.

– Довольно, – строго сказала она. – Мишель, мы находимся в общественном месте, так что веди себя прилично, – сердито прищурилась Лиза. – Николь, пожалуйста, извини, она сегодня целый день не в себе, – добавила она с явным преувеличением и вскинула брови.

– Нет-нет, всё в порядке, – Николь с досадой посмотрела на девочку.

– Ладно, нам пора, – Лиза деловито взглянула на часы и схватилась за ручку чемодана. – Как доберёмся, я напишу, – пообещала она.

– Хорошо, – кивнула Николь и чмокнула её в щёку. – Пока, милая, – пробормотала она и со всей любовью прильнула к Мишель.

– Пока, – удручённо прошептала девочка, и её холодные пальцы сомкнулись вокруг шеи Николь.

– Ну, всё, пошли, – властно скомандовала Лиза. – Времени и так мало, – и руки Мишель послушно скользнули вниз. – Прощай, Николь, – кинула она с откровенным безразличием и торопливо потащила Мишель в сторону зала ожидания.

По дороге Мишель не переставала оборачиваться, а её глаза вновь застилали слёзы. Наблюдая за мучительной картиной, Николь кусала солёные губы и дрожала всем телом. Это походило на страшный сон, в котором Мишель удалялась от неё с каждой секундой, а сделать ничего было нельзя. Николь хотелось кричать, крушить, броситься за ней следом, лишь бы остановить это безумие. У неё в ушах до сих пор звенел детский плач, а на коже чувствовались нежные подушечки пальцев. Теперь Мишель останется для неё главным воспоминанием в жизни, а редкие разговоры и визиты превратятся в лучшие дни в году.

Сейчас Николь уже не боролась с отчаянием, она знала, что Мишель скрылась в длинных коридорах аэропорта и не увидит её настолько расстроенной. Открыв дверцу стоящего рядом такси, Николь, ощущая дикую слабость, заползла на заднее сидение и продиктовала адрес новой квартиры. Водитель незамедлительно тронулся, а она с грустью уставилась в тонированное стекло. Сегодня Николь не планировала работать, да и настроение было не подходящее. Всё, чего ей хотелось – лечь на кровать и смотреть на вечно лазурный берег. Говорят, синий цвет успокаивает и наводит на нужные мысли. Так это, наверняка, или нет, Николь не знала, но в свете последних событий, ей точно было о чём подумать.

Лиза и Мишель прибыли в Москву уже под вечер. Город по традиции застыл в жутких пробках, рабочий день подходил к концу, а бешеный ритм, казалось, до сих пор не сбавлял обороты. Вернувшись на Родину, Лиза ощущала себя более чем непривычно. Вроде бы всё такое знакомое и одновременно чужое. Глядя из окон такси, она то и дело отмечала, что здесь многое изменилось. Москва расстроилась, расширилась и стала более современной. Конечно, четырнадцать лет – большой срок, и Лиза прекрасно это понимала. Возможно, поначалу ей будет и трудно адаптироваться, но всё равно не так, как Мишель. Для девочки тут всё было новым, и даже не в плане местонахождения, а просто люди здесь были другие. У них свой менталитет, свои традиции, свой уклад и многое из этого Мишель только предстояло усвоить, а еще надо как-то приспособиться и жить в этой среде.

Последняя неделя, проведенная в Ницце, выдалась для нее крайне тяжелой. Улаживая формальности, они с Лизой ходили по разным инстанциям, и времени, чтобы проститься с друзьями фактически не осталось. В общей сложности Мишель успела мало с кем увидеться. Большая часть одноклассников разъехалась на летние каникулы, включая Матьё. В итоге кому-то она позвонила, а кому-то и вовсе написала по интернету. Её первые романтические отношения также внезапно оборвались по вине Лизы.

Помимо того, что она теряла давних друзей, её ещё и насильно разлучали с любимым мальчиком. Для Мишель это была просто трагедия. Ей казалось, что она никогда никого не полюбит, что никто не будет за ней ухаживать с такой искренностью и трепетом. В глубине души ей представлялось, что жизнь кончена, и ничего яркого и интересного с ней не случится. Россию она видела лишь на картинках и по телевизору и всегда мечтала туда поехать с Николь. Но судьба распорядилась иначе. Николь оставалась в тёплой Ницце, а Мишель отправлялась с матерью в холодную Москву. Теперь пафосный и красивый город распахивал перед ней объятия и вёл за собой в неизвестность.

Мишель до ужаса пугали предстоящие перемены, отсутствие близких людей и привычных мест, но главным несчастьем для неё являлось расставание с Николь. Женщина, по сути, заменившая ей мать, теперь находилась во Франции, и увидеться с ней стало практически невозможно. С кем ей теперь делиться секретами, проводить уютные домашние вечера. И кто вообще о ней позаботится. Николь стала для неё всем, она – самый важный человек в её жизни, и Мишель горячо любила её с раннего детства. Сейчас у неё складывалось впечатление, будто сбываются её самые страшные кошмары и помешать этому никак нельзя. У неё отнимали пусть и не родную, но маму, ломали её внутренний мир и заставляли подгоняться под стандарты чуждой страны. Мишель воспринимала такие радикальные изменения крайне болезненно. Она могла ни с того, ни с сего впасть в истерику и заплакать без объяснений прямо на улице или подолгу отказывалась выходить из комнаты, а потом на протяжении целого дня не разговаривала.

Как ни странно, а Лиза вообще считала её приступы меланхолии надуманными и сразу начинала раздражаться, если замечала в её глазах слёзы. Мишель в принципе знала, что мать довольно скупа на чувства, а потому уже не обращала внимания. Вместо того, чтобы выслушивать язвительные нотации, она мчалась к Николь и до закрытия кафе пряталась там. Николь, как обычно, утешала её и поддерживала, находила добрые слова и ласково обнимала в ответ. Мишель с горечью понимала, как не скоро повторятся эти сентиментальные моменты, и старалась их сохранить навсегда в своей памяти. Накануне отъезда они с Николь по традиции отправились на Английскую набережную и, сидя на лавочке, просто молчали и смотрели на лазурное море. Крепко держась за руки, они упорно подавляли слезливые порывы, хотя в душе уже давно обливались слезами от жестокой безвыходности. В аэропорту Мишель с трудом вынесла мучительное прощание и, переполненная эмоциями, проплакала всю дорогу. Успокоилась она только, когда они с матерью оказались на месте и выбрались из такси. Остановившись возле невзрачного пятиэтажного дома, Мишель осмотрелась и грустно вздохнула. Осознание того, где ей теперь придется жить, повергло её в шок и еще большее уныние. Никакой тебе набережной поблизости, старинных кварталов с памятниками архитектуры, а только одинокая детская площадка и однотипные серые здания. Конечно, после солнечной Ниццы, к такому тяжело было привыкнуть. Как и Мишель, Лизе тоже было не по себе. Стоя возле подъезда, она набрала комбинацию из цифр, и дверь сразу открылась.

– Ну, ты идешь? – обратилась она к дочери и взяла чемодан. – Мама, я хочу домой, – жалобно произнесла Мишель, плетясь следом.

– Теперь здесь твой дом, и прекрати уже ныть, – раздраженно ответила Лиза, и они стали подниматься по лестнице.

Преодолевая ступень за ступенью, Лиза всё не переставала думать. Ее охватило неприятное волнение и даже несвойственное ей чувство вины. Безусловно, все эти годы она регулярно списывалась и созванивалась с Татьяной Ярославовной, но всё равно было ощущение какой-то недосказанности. Впрочем, оно объяснимо, Лиза до сих пор не призналась матери, что у нее есть дочь. Всё боялась, что вдруг она проболтается, а теперь не представляла, как мать на это отреагирует. В разговоре она, конечно, намекнула, что прилетит не одна, но это совсем ни о чем не говорило. Понадеявшись, что Татьяна Ярославовна всё воспримет как всегда с пониманием, Лиза, наконец, добралась до квартиры и, тяжело дыша, нажала на звонок. За дверью раздалась знакомая мелодия, а уже через несколько секунд на пороге появилась плотная светловолосая женщина.

– Лиза! – воскликнула она и заключила её в объятия. – Как я соскучилась! Я думала, что больше никогда тебя не увижу! Моя красавица, дай на тебя посмотреть, – она ласково провела ладонью по ее лицу и улыбнулась. – Ты теперь совсем взрослая женщина.

– Мама… – прошептала Лиза, и на ее глаза навернулись слезы. – Я так ждала, так надеялась! – Татьяна Ярославовна была вся на эмоциях. – Ты не представляешь, как я рада, что мы снова вместе! Ой, а кто эта симпатичная девчушка? – внезапно спросила она, заметив стоящую в стороне Мишель.

– Мама, мне нужно тебе кое-что сообщить, – замялась Лиза и несмело взглянула на дочь. – Я тебе потом всё объясню, – торопливо добавила она. – А пока познакомьтесь. Это Мишель – твоя внучка, Мишель, это твоя бабушка – Татьяна Ярославовна.

– Здравствуйте, – тихо сказала девочка с ярко выраженным акцентом.

– Здравствуй, Мишель! Очень приятно, – растерянно произнесла женщина и с удивлением посмотрела на Лизу. – Как ты?

– Сava bien, ой, то есть хорошо, – поправила себя Мишель и спросила в ответ. – А вы?

– Мишель, а почему ты обращаешься ко мне на вы? Я же твоя бабушка, – смутилась Татьяна Ярославовна.

– Простите, я не знала, – робко пробормотала девочка.

– Ничего, всё нормально, – приободрила ее женщина. – Я очень рада с тобой познакомиться, мы ведь семья. Иди ко мне, – и как только Мишель подошла ближе, Татьяна Ярославовна обняла внучку. – Ну вот, теперь совсем другое дело, – улыбнулась она. – Сейчас будет ужин, так что проходите сразу на кухню, а вещи потом разберете.

– Ладно, – Мишель взяла сумки и, оставив их в коридоре, направилась в ванную.

А Лиза, воспользовавшись моментом, задержала Татьяну Ярославовну и быстро ей прошептала: “Не говори про Георгия с Ромой”. Мать на это ничего не ответила, она лишь молча взглянула на Лизу и скрылась за дверью. Но Лизе было и этого достаточно. Успокоившись, что ее секрет не выйдет наружу, она с облегчением выдохнула и занесла чемодан в квартиру. К ее разочарованию здесь мало что изменилось. За счёт косметического ремонта малогабаритная двушка, хоть и посветлела, но выглядела весьма уныло. Выцветшие обои переклеились, скрипящий паркет застелили ковры, а на стенах в ванной висела всё та же зеленая плитка. Печально осмотрев помещение, Лиза поймала себя на мысли, что оно немногим лучше ее жилья в Ницце, и сильно расстроилась. Она словно выпала из жизни на четырнадцать лет и даже не подозревала, как живет ее мать. Ей стало обидно и больно, но еще хуже было осознавать, что ей теперь тоже придется жить в этой скромной квартире. Стараясь не показывать огорчения, Лиза вымыла руки и вошла на кухню. Мишель уже сидела за столом и вовсю поедала котлеты, Татьяна Ярославовна наливала борщ и что-то ей рассказывала, а на Лизу мгновенно нахлынули воспоминания. Много лет назад она сидела за этим же столом, делилась планами и мечтами, в частности, как удачно выйти замуж и поехать заграницу. Как ни странно, мечты ее сбылись, только не принесли счастья, и вот она снова здесь, словно ничего и не было.