Текст книги "Мирт. Холмы Каледонии"

И ведь не случайно имя Джона Ортанса звучит первым, когда речь заходит о талантливых механиках, способных исправить любую неполадку. И конечно, в этом ему помогают друзья-контрабандисты, легко достающие для него детали, которые другим механикам – простым, честным трудягам – не так-то просто добыть!

Мистер Уотерс мастерски владел словом и умел с помощью намеков и легкой подтасовки фактов управлять мыслями читателей. Вот и сейчас – он рисовал вроде бы привлекательный портрет мистера Ортанса, за которым из теней, как в популярном дамском романе, проступало его истинное жуткое лицо.

Будут ли читатели осуждать мистера Мирта за то, что он связался с таким опасным и ненадежным человеком?

Или же проникнутся к нему сочувствием и сочтут жертвой коварного обмана?

Чтобы усилить впечатление, мистер Уотерс добавил в статью еще один немаловажный факт: сосед мистера Ортанса – ханец. Юй Цзиянь, о котором – вот же совпадение – тоже мало что известно.

Только тут мистер Уотерс знал немного больше. И размышлял так: раз уж дезертируешь из службы внутренней разведки, делай это с умом или хотя бы меняй имя. Ханьская гордость здесь сыграла с Юй Цзиянем плохую шутку. Мистер Уотерс уже несколько лет как завел себе информатора из Хань – такого же любознательного коллегу – и вел с ним неочевидную, но крайне увлекательную переписку. Поэтому о Юй Цзияне он знал намного больше, чем тот бы хотел.

Конечно, и этого прямым текстом в статье он не сказал. И потом – что такое внутренние службы для рядового обывателя? Так, громкие слова из другого мира. Нет, с простым читателем надо разговаривать на его языке.

Поэтому мистер Уотерс сосредоточился на том, чтобы как можно яснее донести до бдительных граждан Британии, что вместе с подозрительным механиком живет не менее подозрительный ханец. И подозрителен он уже тем, что не бритт. Чужак. И зачем бы ему быть в Лунденбурхе так долго?

И чем он зарабатывает на жизнь? Ведь ни за какой работой до его появления как помощника мистера Мирта он замечен не был…

Для читателя все очевидно – связан с темными делами. Скорее всего, это шпионаж на Хань.

И вот такие люди – доверенные лица мистера Мирта!

Лица Британии, Каледонии и Эйре, между прочим.

Мистер Уотерс довольно усмехнулся, вынимая последний лист из «Ремингтона». Вот теперь все складно и замечательно.

– Посмотрим, что вы теперь скажете, мистер Мирт, – усмехнулся он, бережно выравнивая листы.

ИЗ ДНЕВНИКА ЮЙ ЦЗИЯНЯ

Лунденбурх, май 18** года

…кажется, все, что я только знаю о чести, достоинстве и репутации, – пустой звук для бездарного репортеришки, опубликовавшего эту статью! И, если я не ошибаюсь, это тот самый Уотерс, постоянно путающийся под ногами, от вида которого у мистера Мирта уже начинается нервный тик. Если так пойдет и дальше, нервный тик заработаем мы все.

Однако же какой пронырливый тип.

Джон в бешенстве. Он старается не подавать виду, но я вижу это, читаю в его слишком резких движениях, расширенных зрачках и упорной работе. За один только сегодняшний вечер он дважды пересобрал полностью рабочий мотор. Но не могу его осуждать.

Каждый справляется с дурными новостями по-своему.

Я медитирую. Зажигаю благовония, сажусь неподвижно в позу цзи[4]4
  Поза, аналогичная японской «сейдза» – традиционный китайский способ сидения на полу.


[Закрыть], смотрю на дым и жду, пока в мыслях не наступит состояние покоя. Я стремлюсь полностью отрешиться от будничных переживаний и дать своему разуму безмятежно парить в невесомости. Я стараюсь стать равнодушным к тому, что происходит со мной.

Я не могу стать равнодушным к тому, что творится с Джоном.

Мне ли не знать, как сложно начинать новую жизнь.

Мы нечасто говорим о его прошлом. Он не любит возвращаться в воспоминаниях в детство, в холодный приют и безжалостность работного дома. Мне сложно представить те испытания, через которые он прошел. Я третий сын благородного генерала Юй, моя судьба была начертана в небе, и гадатель составлял мой гороскоп прежде, чем я появился на свет.

Я не могу понять, что чувствовал ребенок, брошенный на произвол судьбы. Я не могу осуждать его за жизнь, которую он вел.

Но он строит новую – честного человека, превосходного работника, заботливого друга.

Мы вместе делаем человечество лучше – и несем свет прогресса.

Никто не имеет права так марать его имя. Если бы только я мог на что-то повлиять.

Но все, что в моих силах, – заварить зеленый чай (я выбираю «Жасминовый глаз феникса». Его терпкий аромат и вкус успокаивают душу) и сесть рядом с ним у огня…

Глава 8. Последние приготовления

Кеб остановился около небольшого особняка, в витринах которого были выставлены манекены в изящных костюмах.

«Ателье “Стэнфорд”» – гласила надпись на медной табличке.

Старейшее ателье в Лунденбурхе и его владелец были мистеру Мирту хорошо знакомы – именно мистер Ричард Стэнфорд создал для мисс Амелии знаменитый брючный костюм, в котором она вывела паровую машину в ее первый путь. И, конечно, сейчас он уже ждал их – своих особенных клиентов.

Мистер Мирт помог мисс Амелии спуститься на мостовую и расплатился с кебменом.

– Вы уверены, что стоит так тратиться? – осторожно уточнила мисс Амелия – этот спор они начинали уже несколько раз. – Я вполне могу полететь в том костюме, что у меня уже есть.

– Моя дорогая, я же сказал, что это не обсуждается! – Мистер Мирт галантно подставил локоть, и мисс Амелия взяла его под руку.

Они синхронно шагнули на лестницу.

– Там – в небе! – очень холодно. И такой жуткий ветер! Я не могу допустить, чтобы моя напарница схватила простуду, – весело сказал Габриэль. – Поверьте, мы сошьем вам прекрасную летную форму!

– Только если у вас она тоже будет, – строго сказала мисс Амелия. – Или вы собираетесь подниматься в небо прямо так?

На мистере Мирте был креповый зеленый редингот[5]5
  Редингот (иначе «визитка») – приталенная верхняя одежда наподобие сюртука, застегивающаяся на одну пуговицу.


[Закрыть] с белоснежной шелковой рубашкой и жилетом цвета весенней луговой травы. Жилет был расшит веточками мирта и удивительно подходил к лучистым голубым глазам. Мисс Амелия всю дорогу украдкой любовалась мистером Миртом и в глубине души переживала, как она сама выглядит рядом с ним – в своем обычном темно-синем платье и повидавших жизнь, однако все еще остававшихся самыми удобными на свете коричневых башмаках. Хотя, когда она ловила на себе ответный взгляд Габриэля, ее сомнения таяли сами собой – в его глазах читался восторг. Это и смущало Амелию, и одновременно вызывало трепет бабочек в груди.

Однако сейчас ее взгляд подвергал сомнению уместность подобного наряда в открытой гондоле дирижабля.

Мистер Мирт сдался первым.

– Ладно, – проговорил он. – Вы правы. Было бы глупо подхватить воспаление легких в час своего высшего триумфа.

– Вот и славно, – кивнула мисс Амелия. – В таком случае я буду только рада узнать, что же вы задумали.

– За этим мы и здесь, – мистер Мирт придержал перед ней дверь. – Послушать, что скажет на мои идеи мистер Стэнфорд.

Обычно мисс Амелия не любила, когда с ней галантничали, справедливо рассуждая, что раз у нее есть руки, то и дверь открыть она может. Но мистера Мирта переубедить было невозможно – еще с самого первого спора о стуле. Поэтому мисс Амелия покорно прошла вперед.

Что ж, Габриэлю можно все – хотя бы перед самой собой она старалась быть честной в своих чувствах.

Мистер Стэнфорд вышел им навстречу, улыбаясь так, словно увидел старинных друзей. В некотором отношении так оно и было: мистера Мирта он знал очень давно, а к мисс Амелии относился как к дочери, которой никогда не имел. Пожав руку мистеру Мирту, затем он протянул руку мисс Амелии, и та с улыбкой ее пожала.

– Я получил ваше письмо, Габриэль, – сказал он, проводя визитеров внутрь ателье. – Признаться, я ничего не понял, но очень заинтригован. То, о чем вы говорите… Реальность?

– Совершенная, – кивнул мистер Мирт. – Дирижабль почти готов, и к Лите мы отправимся в полет в небо, подобно птицам.

– И одежда вам нужна соответствующая, – мистер Ричардс поправил монокль, который начал носить совсем недавно. – Из вашего письма я понял, что мисс Амелии предстоит бороться с ветрами и холодами?

– Не только мне, – быстро сказала мисс Амелия. – Мистеру Мирту тоже!

– Что ж… Если вы подробнее опишете мне условия, в которых вам предстоит оказаться, я смогу сказать, какими располагаю материалами.

– Позвольте, я продемонстрирую вам! – воскликнул мистер Мирт.

Мисс Амелия недоуменно на него посмотрела. А мистер Мирт извлек из кармана маленькую модель дирижабля и поставил ее на стойку мистера Стэнфорда.

– О, – мистер Стэнфорд поправил пенсне и склонился над фигуркой. – Могу я ее рассмотреть?

– Конечно! – обрадованно кивнул мистер Мирт и передал миниатюру в руки мистера Стэнфорда.

– А он летает? – шепотом поинтересовалась мисс Амелия.

– Этот – нет, – так же тихо отозвался Габриэль. – Видите ли, мне не хватило навыков миниатюриста, чтобы сделать ему крохотный мотор, который был бы действительно рабочим.

– Удивительно, Габриэль, чтобы вы – и чего-то не смогли? – Глаза Амелии лукаво сощурились.

Мистер Мирт с достоинством ответил, подняв подбородок:

– Достойный джентльмен не тот, кто не владеет инструментом, а тот, кто не боится в этом признаться, продолжая совершенствовать свой труд!

Из этого ответа мисс Амелия поняла, что теперь маленький дирижабль полетит вопреки всему.

Тем временем мистер Стэнфорд закончил рассматривать фигурку и вернул ее мистеру Мирту.

– Весьма… забавная конструкция, – сказал он. – Но я все еще не понимаю подробностей.

– Видите, вот тут есть маленькая гондола, – продемонстрировал мистер Мирт. – В большом летательном аппарате она будет соразмерна баллону и сможет вместить до десяти человек. К сожалению, из-за того, что в движение дирижабль приводит сила пара, сделать гондолу закрытой – или сколь-либо защищенной от буйства стихии – мне не представляется возможным.

– А где будут находиться пилоты?

– Вот здесь – где мотор и руль. Один человек постоянно должен следить за углем и за давлением пара внутри баллона. А другой – управлять движением аппарата, ориентируясь на потоки ветра и компас.

– Хм… – Мистер Стэнфорд снял монокль, достал шелковый платочек из кармана и принялся протирать линзу. – То, что вы задумали, мистер Мирт, чистой воды безумие…

– Лестно это слышать, – улыбнулся Габриэль. – Про паровую машину вы мне то же самое говорили!

– И продолжаю говорить. Я до сих пор опасаюсь приближаться к этой громадной черной штуковине, окутанной клубами пара, – добродушно усмехнулся мистер Стэнфорд. – Однако же, зная вас, отговорить не удастся?

Мисс Амелия тихонько рассмеялась.

– О нет, мистер Стэнфорд, кого угодно, но только не нашего мистера Мирта!

– Что ж… – мистер Стэнфорд аккуратно водрузил монокль на место. – Раз мы не можем утеплить гондолу, будем утеплять пилотов!

– Полностью с вами согласен! Итак… – мистер Мирт покрутил в руках дирижабль. – Нужно что-то плотное, чтобы ветер не смог задувать внутрь и, как следствие, служить причиной травм и обморожений.

– Могу предложить использовать кожу ягнят породы боререй, она достаточно плотная, чтобы сдержать порывы ветра, но в то же время будет легче, например, воловьей…

– А кроме кожи, другой материал не подойдет? – на лице мистера Мирта отразились сомнения.

Будучи воспитан как джентльмен благородных кровей, он не мог представить себе другого применения кожи в предметах гардероба, кроме разве что охотничьих курток. Тем более сложно было вообразить грубую кожу на хрупких плечах мисс Амелии.

– Боюсь, что никакой другой материал не обладает нужными вам свойствами, – пояснил мистер Стэнфорд.

– Мы будем выглядеть как егери… – убито пробормотал мистер Мирт.

– Егери не летают под облаками, – возразила мисс Амелия и повернулась к мистеру Стэнфорду: – Но ведь кожа сама по себе только защищает от ветра, но не сможет согреть. А там холодно… Если уж на верхней башне Лунденбурхского моста пробирает до костей, страшно представить, что там – выше…

– Мы можем обшить куртки мехом изнутри. Будет тепло и солидно.

Мистер Стэнфорд взял записную книжку, обмакнул перо в чернила и в несколько линий начертил фасон будущего изделия. Мистер Мирт опасливо взглянул на рисунок и почувствовал, что у него отлегло от сердца – куртки совсем не походили на грубые одежды егерей.

Пожалуй, в них было что-то изящное. Новаторское.

– Вы тоже, пожалуй, можете совершить прорыв в бриттской моде, мистер Стэнфорд, – улыбнулся он.

Мистер Стэнфорд прижал палец к губам.

– Тише, мой дорогой друг, тише. За моим ателье тянется история слишком давняя, чтобы так рисковать репутацией. Но никто и никогда не упрекнет Стэнфорда в том, что он в чем-то отказал своему принцу.

Мисс Амелия округлила глаза. Кажется, только сейчас она наконец сопоставила тот факт, что если Габриэль – брат Джеймса и сын, хоть и приемный, короля Чарльза, то он… принц и законный наследник короны?

Мистер Мирт только отмахнулся:

– Какая чушь! Никакой я не принц, у нас Парламент. Дорогому другу было бы достаточно, мистер Стэнфорд.

Мистер Стэнфорд склонил голову:

– Как скажете… дорогой друг.

* * *

После того как все формальности с мистером Стэнфордом были улажены и особо оговорено, чтобы оба комплекта одежды были направлены на адрес мистера Мирта, Габриэль предложил мисс Амелии немного прогуляться.

Май выдался на редкость теплым, и мисс Амелия с радостью согласилась.

– Мне нравится смотреть, как расцветает Лунденбурх, – проговорила она, шагая рядом с мистером Миртом по мостовой.

Непривычно теплое солнце подсушило уличную грязь, и ботильоны мисс Амелии долгое время оставались чистыми, как и свеженатертые гуталином ботинки Габриэля. Мисс Амелия отчасти за это и ценила позднюю весну – достаточно сухо, чтобы можно было передвигаться по городу пешком, зимние дожди еще не сменили летние, а зловоние улиц перебивал ни с чем не сравнимый аромат весенних цветов.

– Мне кажется или в этом году цветов прибавилось? – спросил Габриэль.

Мисс Амелия задумалась.

– Да, пожалуй! Наверное, это потому, что в моду вошли небольшие домашние оранжереи. Сейчас каждая уважающая себя леди хочет иметь маленький личный садик, вот все и стремятся посадить хотя бы несколько кустов возле дома или на окне!

– Разве леди могут заниматься садом? – в шутку спросил мистер Мирт.

Позволь себе такое замечание кто угодно еще, и он немедленно стал бы врагом мисс Амелии и получил бы гневную отповедь. Но это был не кто угодно, а Габриэль, и мисс Амелия прекрасно поняла, что он имел в виду.

– Что вы! – в тон ему отозвалась она. – Они используют для этого служанок!

Они рассмеялись.

– И как, ваша матушка уже устроила оранжерею? – спросил мистер Мирт.

– Сад у нас был и до этого, – улыбнулась мисс Амелия. – Но, как вы сами могли заметить, нынче он пытается порвать оковы ворот и выплеснуться на улицу.

– Это был бы первый в мире цветочный потоп, – мечтательно проговорил мистер Мирт. – Жуткий, как любая стихия, но такой красивый…

– Неплохая смерть для Офелии, – подмигнула мисс Амелия, намекая на картину модного художника[6]6
  Мисс Амелия, несомненно, имеет в виду Джона Эверетта Милле, художника-прерафаэлита.


[Закрыть].

– Вам, моя дорогая, далеко до Офелии. Вы – Боудикка, возглавляющая битву против невежества.

Мисс Амелия распахнула глаза. Габриэль говорил абсолютно серьезно – она чувствовала это сердцем. Столь прямое и честное сравнение с великой бриттской полководицей смутило ее.

– Что вы, друг мой, – пробормотала она. – Куда мне до Боудикки. Я разве что королева Гвендолен, обозленная на мужчин.

Мистер Мирт едва ощутимо сжал ее руку в своей.

– Допустим, что Гвендолен Блюбелл была вовсе не мифом и именно от ее сына Мадана, прозванного Королем-Медведем, произошел весь королевский род. Допустим, ее жестоко предали и предоставили решать ее судьбу силам, с которыми человеку справиться порой не представляется возможным. Допустим, что однажды Гвендолен услышала в холмах звон и нашла голубой колокольчик и получила поддержку фаэ…

– Откуда вам это известно? – пробормотала мисс Амелия. – Это… Это правда?

– Так нам, по крайней мере, рассказывал учитель истории, обучавший нас на дому, – пожал плечами мистер Мирт. – Мы были еще детьми, нам все предания старины казались сказками. И даже фаэ.

– Но вы же…

– Хоть я и принадлежу к их роду, но считаю себя человеком. Так вот, о королеве Гвендолин. Зная все это, можно ли сказать, что она обозлилась на мужчин? Она желала отомстить мужу, который изменил ей и выставил за порог. Она обратилась к фаэ за помощью – а, позволю заметить, среди них мужчин уж никак не меньше, чем женщин. И она призвала собственного сына собрать войско – так и сын мужчина! Выходит, что обозлилась она на одного человека. Вопрос в человеке, понимаете? Это раз…

– Но…

Мисс Амелия попыталась было возразить, но Габриэль дал понять, что еще не завершил свою мысль:

– Возвращаясь к теме нашей беседы – нет, вы не Гвендолин и, позволю себе надеяться, таковой не станете. Ни одной женщине не желаю такой судьбы и разбитого сердца, будь она хоть трижды прародительницей истинного короля. Но дело даже не в этом. История Гвендолин – это история мести. А вы… Вы не про месть, моя милая.

Стоило ему произнести слово «месть», как перед глазами тотчас же встали яростные синие глаза Джеймса и его чистый бледный лоб, подставленный под дуло револьвера. Мисс Амелия содрогнулась – кажется, она увидела тот же образ.

Джеймс Блюбелл стал воплощенной местью – история королевского рода закончилась там же, где когда-то началась. Круг замкнулся.

Мистер Мирт повел плечами, стряхивая с себя оцепенение.

– А вы, моя дорогая, – тихо продолжил он, – вы воительница, которая сотрясает сами основы жизни людей. Вы – революционерка, заставляющая открыть глаза на истинное положение вещей. Боудикка шла с мечом против армии – и ей пришлось намного проще, чем вам. Вы ведете бой каждый день. Каждый час. Каждую минуту.

– Я… Никогда еще не думала, что встречу мужчину, который сможет это понять, – еле слышно произнесла мисс Амелия, глядя ему в глаза.

Ее рука все еще лежала в ладони мистера Мирта, и даже через перчатку она ощущала тепло его кожи. Она невольно поднялась на носки и почувствовала, как мистер Мирт наклонился к ней, и на одно-единственное мгновение их лица оказались так близко, что можно было ощутить дыхание другого.

Иллюзию момента разрушило лошадиное ржание и грязные ругательства кебмена, проезжавшего мимо них. Мистер Мирт отпрянул и словно бы спохватился, вновь предлагая даме руку.

Мисс Амелия просунула свою ладонь в сгиб его локтя. Она досадливо прикусила губу. Никогда прежде она так сильно не желала, чтобы Габриэль изобрел что-то молчаливое на замену кебменам и их лошадям.

Момент был разрушен.

– Может быть, зайдем в кондитерскую? – попросила она, не желая, чтобы день закончился вот так.

Это ведь даже был не четверг!

– Конечно, моя дорогая. Я слышал, что вон в той кондитерской подают нежнейшие пирожные. Позвольте, я угощу вас.

Мисс Амелия сделала шутливый книксен, и они направились к небольшой, но очень уютной кондитерской, от которой пахло свежей выпечкой и шоколадом.

* * *

В кондитерской «Медведь и брусника» было пусто. Управляющий, вчерашний студент, дремал над до блеска натертой стойкой. Увидев его, мистер Мирт позвонил в колокольчик при входе. Управляющий вздрогнул и повел плечами, сбрасывая сонное оцепенение. Потом улыбнулся мистеру Мирту, как старому приятелю. В каком-то смысле он таким и был: мистер Мирт довольно часто заходил в эту кондитерскую и с мистером Эрни Кобером был знаком уже больше двух лет. Сначала мистера Мирта привлекло название – медведь считался королевским зверем, а во времена, наступившие после Призыва Просвещения, рисовать на вывесках королевские символы становилось идеей опасной. Но владельцы «Медведя и брусники», компаньоны мистер Галлант и мистер Лермонт, считали, что их название – исключительно фольклорный, исторический элемент, напоминающий о славном прошлом Бриттских островов, а потому никакого подтекста под собой не несет. Судя по тому, что кондитерская успешно существовала в течение многих лет, компаньоны в своих суждениях не ошибались. К тому же Франсуа Лермонт, будучи галлом, имел свой взгляд как на историю, так и на революцию – ходили слухи, что его прадед активно пользовался в быту таким новаторским изобретением, как гильотина, во время Восстания Галлии. Тут мистер Мирт мог только поддержать стремление мистера Лермонта выбрать путь суфле, а не революции.

Мистер Кобер стал управляющим «Медведя и брусники» сразу по окончании колледжа. Оксфорд дал ему блестящее образование в области юриспруденции и заодно лишил и без того не самую состоятельную семью последних фунтов на счету. В связи с чем мистер Кобер принял решение пойти работать туда, где предлагали больше. И мистер Галлант с мистером Лермонтом оказались на порядок щедрее адвокатских контор. В итоге, вместо того чтобы прозябать клерком в надежде однажды получить собственное дело и прибавку к жалованью, мистер Кобер получил практически в полное свое распоряжение кондитерскую со всем богатством выбора пирожных, тортов и драже в центре Лунденбурха. Его очаровательная юная внешность приманивала пожилых дам и их юных спутниц, служа дополнительным аргументом к повышению стоимости чека, а джентльмены нет-нет да и заходили перекинуться парой слов с умным молодым человеком, умело строящим карьеру, как подобает современному выходцу из среднего класса.

Мистер Мирт привел мисс Амелию в эту кондитерскую сразу же, как только узнал о ее тайной любви к сладкому, и с тех пор они частенько заходили сюда после прогулки.

– Добрый день, мистер Мирт! Мисс Эконит, – мистер Кобер грациозно обогнул стойку и поспешил отодвинуть перед мисс Амелией стул.

Она смерила его строгим взглядом, желая напомнить, что она способна сама за собой поухаживать. Но мистер Мирт коснулся губами ее уха и прошептал:

– Будьте к нему снисходительны, моя дорогая. Юноша всего лишь выполняет свою работу.

Мисс Амелия кивнула и спорить не стала – не желала вновь быть вовлеченной мистером Миртом в дискуссию об инертности общественного порядка. Раз за разом она пыталась его переубедить! Но мистер Мирт оставался джентльменом – хоть и лучшим представителем этого сословия! – и потому был консервативен и в некотором отношении упрям как осел. Мисс Амелия грезила о том дне, когда лед тронется и она сможет показать ему тот мир, о котором она мечтала – так же, как Габриэль открыл для нее свой мир и собственное будущее. Это было бы, по крайней мере, справедливо.

– Амелия… – мистер Мирт коснулся ее руки, привлекая внимание.

Мисс Амелия вздрогнула и поняла, что замечталась.

– Да-да, я с вами, – поспешила заверить она. – И разумом, и душой, и телом!

– Я очень рад это слышать, – смутился мистер Мирт. – Но я хотел узнать, чем вас сегодня угостить.

Помимо любви к сладкому мисс Амелия была авантюристкой и старалась не повторяться в том, что уже пробовала, стремясь к новым ощущениям. Так она меняла холодное оружие на револьвер, паровую машину на дирижабль, а пирожное бланманже – на сладкий зефир с прослойкой из нежного крема.

Мистер Кобер, по случаю выходного дня отпустивший свою помощницу мисс Лилли повидаться с родней, поставил перед мисс Амелией тарелочку с зефиром, а перед мистером Миртом – плошку с засахаренными ягодами. Налив гостям по чашке чая, он поклонился и вернулся за стойку, где принялся спасаться от сонной скуки с помощью огромной амбарной книги учета.

Мисс Амелия откусила кусочек зефира и зажмурилась. В этот момент ее категорически нельзя было отвлекать! Встать между мисс Эконит и сладостями мог только истинный безумец. Поэтому мистер Мирт пил чай и наблюдал за прохожими, праздно гуляющими по оживленной улице, в ожидании, пока можно будет вернуться к разговору.

За окном буйно цвела майская зелень – при «Медведе и бруснике» тоже разбили маленький модный сад, лавочники открывали двери нараспашку в ожидании посетителей, две юные девушки мерили шали у большого зеркала, выставленного прямо на улицу, и смеялись, о чем-то споря между собой.

По дороге вяло плелась лошадь, кебмен дремал на козлах и только иногда вскидывался, чтобы крикнуть «Н-но, пошла!..» Высокие дольмены на углу увивали лозы винограда такого изумрудного цвета, что зелень эта, казалось, впитывалась в глаза. Габриэль никогда не мог взять в толк, отчего у него глаза голубые, как речные воды, а у братьев так и вовсе синие: у Андерса как солнечное небо, а у Джеймса как грозное предгрозовое. Отчего кровь фаэ не позеленила им всем глаза, не придала сходство с вечнозеленым миртом и нежностью абаллахских цветущих яблонь? Отчего вообще такая тоска по зелени у того, кто слабо представляет себе, что такое фаэ, помнит лишь сумрачный перезвон колокольчиков в ночи…

Нашел ли Джеймс убежище? Были ли они снисходительны? Признали ли в нем королевскую кровь? Столько вопросов, на которые не найти ответа…

– Габриэль?.. – пришла очередь мисс Амелии окликнуть его.

– Засмотрелся в окно, – неловко улыбнулся мистер Мирт. – Знаете, я вдруг почувствовал сожаление из-за того, что мы так редко позволяем себе проводить время, просто прогуливаясь и бездельничая.

– А вам Поуп только недавно говорил, что у вас нездоровый цвет лица, – шутливо пожурила его мисс Амелия. – Предлагаю летом почаще совершать променады. Есть столько прекрасных мест – набережная Тамессы, Роуз-парк… Мы можем сходить в ресторан около Дольменного холма. Я была там однажды, с Джеймсом…

– С Джеймсом? – Габриэль нахмурился. – Амелия, мы с вами никогда не обсуждали это, и вам может показаться, что я нарушаю ваши границы, но… Между вами и Джеймсом действительно что-то было?

– Я… не знаю, – чуть растерянно произнесла мисс Амелия. – Мы встретились с ним пару раз, он сводил меня в ресторан, но потом… Я была все время занята в павильоне, готовясь к открытию Выставки, и следующее его приглашение отклонила. Что и говорить, я понятия не имела, кто он такой на самом деле…

– Я ни в чем вас не обвиняю! – поспешил заверить мистер Мирт, в сердце которого точно впился осколок чего-то холодного и острого. – Просто… Просто спросил.

– Вряд ли он рассматривал меня как увлечение, – пожала плечами мисс Амелия. – Он был слишком занят мыслями о взрывчатке, вы же помните. А в наше время девушка может позволить себе развлечься так, как она хочет, правда?

– Правда, но…

– Я же сижу с вами в кондитерской, верно? – Она склонила голову к плечу. – И никто не смотрит косо. Так и должно быть – девушки могут сами выбирать себе компанию. И вовсе не сухопарых тетушек с лицом огорченной воблы вроде мисс Теренс – вы можете помнить ее по визиту к завтраку моей матушки. А просто приятных людей!

– Неужели вы совсем не боитесь слухов?

– О, Габриэль! Неужели все то, что говорили за моей спиной – и даже мне в лицо – относительно паровой машины, не так важно в сравнении с тем, где и с кем я провожу вечера? – Мисс Амелия выглядела по-настоящему сердитой. – Я думала, что уже доказала вам, что я крепче, чем кажусь.

– Но готово ли наше общество?..

– Общество, к которому вы, мистер Мирт, имеете самое непосредственное отношение, – резко сказала мисс Амелия и, повернувшись к стойке, громко сказала: – Принесите, пожалуйста, еще одно кремовое пирожное!

Ей необходимо было на что-то отвлечься, иначе она могла в гневе наговорить мистеру Мирту таких вещей, о которых впоследствии бы жалела. А может быть, она уже перешла эту грань – Габриэль смотрел на нее своими печальными голубыми глазами, нездешними и древними. Мисс Амелия мгновенно устыдилась. Ей ли было не знать, как много Габриэль делает для мира, который никогда не примет его, который он никогда не сможет до конца понять – просто потому, что серебро в его крови не похоже на быстро текущий песок времени, из которого состоят обычные люди с их бедами и проблемами.

– Простите, Габриэль, – тихо сказала она.

Мистер Мирт помолчал, а когда ответил, его голос звучал отдаленно и тихо:

– Я не сержусь, Амелия. Вы правы, вы лишь еще раз указали мне на мое место и напомнили, зачем я существую. Прошу простить меня за то, что из-за моего несдержанного любопытства наш разговор перешел в такое русло. Позвольте, я попрошу еще чаю – и клубнику в сахаре для вас в качестве комплимента?

– Ни за что не откажусь!

Несмотря на то что недоразумение было улажено, мисс Амелия покинула мистера Мирта с тяжелым чувством на сердце. Она глядела в окно кеба, который медленно нес ее домой, и думала, что зря обидела хорошего человека и что, может быть, Габриэль прав – и она слишком сильно торопится. Однако у нее нет вечной жизни. У нее есть лишь одна человеческая, чтобы воплотить в жизнь свою цель – добиться женской свободы и возможности для каждой девушки жить без оглядки на общественное мнение.

Но тень в озерах глаз Габриэля не шла у нее из памяти.

Невольно она вспоминала старый разговор с отцом.

Стоит ли прогресс жертв? – спросил у нее Гилдерой Эконит, заворачивая гаечным ключом винты на прессе для пшеницы.

Тогда ответ казался ей очевидным. Прогресс, несомненно, стоит всего. Цель в ее глазах оправдывала средства до Призыва и до участи, которая постигла мистера Эконита. А ведь Чейсон Уолш тоже считал, что несет прогресс.

Чейсон Уолш поставил цель и шел к ней. Как и Джеймс. И Габриэль. И она сама. Такие несхожие цели – и разные пути – упирались в конце концов в непреодолимую преграду из мудрых слов немолодого усталого изобретателя с седыми висками:

Можно ли жертвовать – людьми, принципами, отношениями, верой, чем-либо – ради достижения цели?

Стоит ли оно того?

ИЗ ДНЕВНИКА ЮЙ ЦЗИЯНЯ

Лунденбурх, май 18** года

…чем дальше, тем меньше нравится мне все происходящее. Сначала – карикатура на мистера Мирта, потом – та ужасная статья про Ортанса в «Панче», теперь мисс Амелия приехала расстроенная и поделилась, что заботливая миссис Эконит в своем стремлении вылепить из мисс Амелии идеальную дочь скоро сведет ее в могилу раньше срока. Потому и летное обмундирование она попросила доставить на адрес мистера Мирта – мол, если матушка раньше времени прознает о том, в каком виде мисс Эконит собирается подняться в небо, то с нее станется и запереть дочь за семью замками – и воруйте потом ее, как Рапунцель из башни, как хотите. Мистера Мирта ее рассказы явно огорчают гораздо больше, чем гомон сплетен вокруг его собственной фигуры, но он ничего не говорит.

Пламя Феникса, да даже Джон заметил, что между ними словно кошка пробежала! Никогда не думал, что скажу такое, но мне не хватает Джеймса здесь – он бы как-то смог разрешить ситуацию, наверное. Знал бы, как действовать, как их помирить, или, по крайней мере, узнать, в чем причина раздора.

И вот вроде бы они общаются, как и прежде, но сторонятся друг друга, почти не шутят и избегают друг на друга смотреть. В другое время я бы постарался по возможности не лезть в чужую душу – но им предстоит подняться на невероятную высоту, где они смогут полагаться только друг на друга. Не брать же во внимание назойливого журналиста!