Текст книги "Тень с Севера"

Глава 8
Великая гейда

Кайя отодвинула жесткую оленью шкуру, служившую дверью, и пригнулась, забираясь внутрь. В нос ударил резкий, терпкий запах сушеных трав. Кое-какие девочка узнала, другие ей были вовсе не знакомы. Отпустив шкуру, Кайя несколько мгновений стояла, привыкая к сумраку. И чем больше она могла разглядеть, тем сильнее робела. Никогда прежде Кайя не видела такого богатого и одновременно жутковатого жилья. Повсюду лежали вышитые бисером и кусочками меха покрывала, спиленные рога, морские раковины, короба, укладки… Под сводом топорщились пучки сухих трав, источая запахи, от которых грозила заболеть голова.

О да, это было жилище колдуньи!

И еще сильнее, чем в зарослях можжевельника, Кайя ощутила чье-то присутствие и устремленный на нее упорный, зовущий взгляд.

«Покажись, дева!»

– Где ты? – прошептала Кайя, оглядываясь.

Вежа была определенно пуста – если не считать вырезанных из кости сайво-хранителей на священной полке. Те недружелюбно глядели на девочку – но не трогали ее, потому что кто-то им запретил. Но где же он?

«Убери шкуру и покажись мне!»

– А, вот ты где, – догадалась Кайя, когда ее взгляд упал на большой берестяной короб, спрятанный под пестрой шкурой рыси.

Взгляд изнутри был таким пристальным, что казалось, вот-вот прожжет бересту насквозь.

Кайя опустилась на коленки перед коробом, сняла крышку, и у нее перехватило дыхание. Из темноты на нее, не мигая, смотрели двумя льдинами ярко-синие глаза.

Девочка застыла на месте. Глаза будто поймали ее. Они видели ее насквозь, знали все ее прошлое, читали ее мысли. С каждым мигом синие очи казались Кайе все более прекрасными, живыми, манящими…

– Кто ты? – прошептала она.

«Прикоснись ко мне!» – прозвучал в голове новый приказ.

Кайя послушно сунула руки в короб и с трудом достала нечто удивительное. Голову то ли зверя, то ли вовсе волшебного существа… На макушке грозно ветвились железные рога, рядом с ушами позванивали невиданные солнечные ягоды. А с железного обода очелья глядели в упор два синих самоцвета – глаза…

«Шаманская шапка!» – догадалась Кайя.

У отца тоже была такая, его защита и проводник в иных мирах – но намного скромнее и проще этой. Охтэ запрещал даже дотрагиваться до нее…

«А вот сейчас возьму и надену!» – явилась шальная, будто чужая мысль.

Кайя очень хорошо знала, что чужую шаманскую шапку надевать ни в коем случае нельзя. Но руки сами обхватили холодные железные бока и подняли рогатый убор…

– …кто-то иде-е-ет!

Долетевший вопль заставил девочку опомниться. Снаружи донесся топот, шкура отлетела в сторону, внутрь хлынул свет. И тут же померк – вход загородил Лемми.

– Кайя, ты где?! Кто-то идет сюда через лес!

Лишь на мгновение свет упал на диковину в руках Кайи, но волшебство было разрушено. Теперь в ее руках была не голова волшебного существа, а рукотворный венец из металла, кусков кожи, шнуров и ракушек. Манящие синие глаза обернулись равнодушными гладкими камушками.

– Да что ж ты медлишь?! – взвыл Лемми.

Он бы давно убежал, но сихиртя никогда не бросали друг друга.

Кайя будто очнулась от сна. Быстро сунув шаманскую шапку обратно в короб, она вскочила и кинулась к выходу. Лемми, ругаясь, схватил ее за руку и потащил за собой прочь с поляны.

В следующий миг чуть ли не прямо за спиной – именно так показалось Кайе – раздался резкий оклик. Не удержавшись, она обернулась – и увидела выходящего из лесу великана. Косматый, бородатый, он чуть не вдвое возвышался над сихиртя. Из-за его спины торчала огромная связка валежника.

Кайя на миг запнулась. Может, стоит поклониться хозяину места, попросить прощения за вторжение? Но Лемми решительно поволок ее за собой. С криками они влетели в мертвый можжевельник, опрометью скатились вниз по тропе и кинулись прочь через ельник.

Когда ветви перестали качаться и смолкли топот и треск ветвей, на поляне раздалось недоброе хихиканье.

Вслед за великаном из леса вышла женщина – невысокая, с седыми косами, обветренным лицом и холодными, как само Змеево море, глазами.

Презрительно скривив губы, Кэрр Зимняя Буря проводила сбежавших детей взглядом. Потом прикрыла глаза, подняла подбородок и стала нюхать воздух.

Великан, не смея снять с плеч охапку валежника, глядел на нее со страхом. Он уже знал, что его госпожа на самом деле вовсе не нюхает. Она говорит сейчас с духами-соглядатаями – и кончится это для него тем же, что и всегда. Болью.

Так и оказалось. Открыв глаза, Кэрр подняла руку и ткнула твердым пальцем с острым ногтем великану в лоб. Тот заскулил – ему показалось, что гейда проткнула дырку прямо у него в голове, и там засвистел ветер.

– Ступай за этими крысятами, Зуйко, – велела гейда. – Проследи, откуда пришли. Да так, чтобы тебя не заметили… А мне чтобы все было хорошо видно…

Великан покорно ушел, стиснув зубы, чтобы не стонать. А гейда вернулась в свою вежу, опустилась на колени перед коробом и низко поклонилась той, что в нем обитала, – самой большой своей драгоценности. Не у всякого шамана есть даже шапка-птица, большая честь заслужить ее, и не всякий сможет с ней совладать. А в коробе хранилась великая шаманская корона.

Почтив корону земным поклоном, Кэрр Зимняя Буря достала ее из короба.

– Ты призвала меня, ты указала мне цель, – пропела она. – Дозволь глядеть твоими глазами, дозволь слышать твоими ушами, дозволь убивать твоими рогами…

Синие камни хранили молчание. Кэрр взяла корону обеими руками и возложила себе на голову. В тот же миг нездешняя сила наполнила вежу, волнами незримого света ринувшись в миры поднебесные и преисподние. Старая женщина исчезла – посреди вежи стояло существо, подобное самому Кавраю, чья личина и есть его истинный лик.

Через некоторое время дыхание гейды стало медленным и глубоким. Теперь она смотрела глазами своего слуги. Тот уже миновал лес и залег в траве с подветренной стороны, чтобы не почуяли собаки.

– Так-так, – зашевелились вскоре губы Кэрр под укрывающей лицо бахромой. – Лодки, псы, людишки… Что за бродяг принесло на мой остров? Какие наглецы! Уже ставят шатры…

Беглецы, изгнанники? Взгляд гейды скользил по исхудалым маленьким телам, обожженным лицам, непривычным к южному солнцу. Беспомощные, никому не нужные, голодающие…

Узнав племя, гейда оскалилась.

– А, сихиртя! Глазастые красавцы… Ненавижу этот народец…

А где же их шаман? Неужели до сих пор не почуял такую могучую волшбу поблизости? Внимательно оглядев становище на берегу, Кэрр жестко усмехнулась. Да у них, убогих, даже своего шамана нет! Совсем некому не то что попытаться их защитить – даже предупредить…

– Вам недолго осталось мучиться, бедолаги, – промурлыкала она.

Что ж, ненавистные сихиртя сами сюда притащились. Никто не будет мстить за них, никому не интересна их дальнейшая участь. Луна растет, скоро полнолуние. Супруг, наверно, уже голоден…

«Возвращайся, Зуйко», – мысленно приказала она слуге.

Затем, не снимая короны, плавно повернулась и обратилась лицом на север – к морю…

* * *

Сгустились сизые туманные сумерки. В светлом летнем небе взошла луна. В заводях громко плескала рыба, в кронах перекликались ночные птицы. Когда затихал ветер, издалека накатывал еле слышный рокот далекого прибоя.

Кайя сидела в путевой веже, съежившись под обережной медвежьей шкурой. Она слышала, как снаружи взволнованно спорят сородичи. Известие о том, что на острове живет то ли колдунья, то ли великан, напугало всех. Теперь сихиртя спорили: пойти, поклониться хозяину – или хозяевам? – этого места или переночевать и на заре потихоньку уйти. Кто-то кричал, что убираться надо немедленно, пока не поздно. Лемми снова и снова пересказывал все, что успел увидеть на утесе, вызывая у старших новые страхи.

Кайе же почему-то казалось, что тревоги родичей уже не имеют никакого значения. Ее бил озноб, будто зимний холод просачивался под шкуру. В звуках далекого ветра ей слышалось завывание снежной пурги.

Ей вспоминалась прошедшая зима, бесконечно долгая и голодная. Сихиртя шли северной окраиной Великого Леса народа вису, по бедному дичью, болотистому редколесью. Один за другим родовичи слабели, болели, уходили к предкам. Акка Морошка лечила и оберегала племя, пока однажды не слегла сама. Когда она поняла, что больше не встанет, она приказала уложить ее на погребальные сани и оставить на пустоши.

Сихиртя с грустью выполнили ее волю. Никто не спорил – каждый понимал, что иначе нельзя. Одна Кайя была в отчаянии. Когда племя, простившись со знахаркой, уходило в ранние вечерние сумерки, Кайя незаметно ускользнула от старших и вернулась к одиноким саням на краю заснеженного болота.

Старая знахарка дремала в керёже, спеленатая как дитя. Снег падал на ее безмятежное лицо. Вокруг уже собирались прозрачные тени предков…

Заслышав голос воспитанницы, Морошка открыла глаза.

«Зачем, глупое дитя? Куда ты тащишь сани, Кайя?»

«Я останусь с тобой! Будем жить вместе!»

«Охо-хо… Дитятко, собирается пурга. Пращуры уже толпятся кругом, я слышу их голоса… Уходи скорее, догоняй родичей, иначе погибнешь…»

«Не прогоняй меня, акка!»

Снежная буря началась внезапно. Длинными белыми змеями катилась поземка, порыв колючего ветра качнул сани, и в следующий миг полетел густой снег. Он жалил кожу, застилал глаза, забивался в рукава.

«Догоняй…» – тихий голос Морошки потерялся в свисте и вое ветра. На миг Кайя испугалась, заколебалась, шагнула в сторону – может, в самом деле бежать за своими, пока не поздно? Обернувшись, она поняла, что потеряла сани. Вокруг не было ничего, кроме ветра и мчащегося снега – дальше собственной руки ничего не видать.

«Акка Морошка!»

Долго Кайя металась в пурге, надеясь хоть случайно да наткнуться на сани. Снег становился все глубже. Когда он достиг колен, Кайя свалилась, мокрая от пота. Несколько мгновений отдыха – и снег начал заметать ее, а холод ледяными ручейками потек за ворот и в рукава. Руки и ноги немели, слезы застывали на щеках… Кайя свернулась клубочком, втянула руки в меховые рукава, надвинула пониже на лицо капюшон. Она так устала и отчаялась, что даже не испытывала страха.

«Девочка?»

Кайя вскинула голову. Кто ее зовет? Неужели Морошка?!

«Кто ты, девочка?»

Нет, это была не знахарка. В голосе звучало лишь спокойное любопытство. Кто-то наблюдал за ней, сам незримый в пурге. Наверно, это духи предков, решила Кайя. Они забрали Морошку, а теперь пришли и за ней.

«Твоя душа сияет, словно костер, среди этих жалких пустошей…»

«Где акка Морошка?» – жалобно спросила Кайя.

«Понятия не имею, о ком ты… Здесь поблизости умирает древняя старуха…»

«Где она?!» – вскинулась Кайя, забыв о холоде.

«Черты твоего лица мне знакомы… Почему Сила Моря показывает мне тебя?»

«Где бабушка?!»

«Ты мне нравишься, девочка. Смелая, упрямая – совсем как я…»

Больше голос духа не произнес ни слова. Но Кайя заметила, что вокруг посветлело. Снежная буря как будто начала утихать. Снег падал уже не сплошной стеной, а кружил, вспыхивая, будто звездопад. Вскоре из сумрака возникли темные фигуры. Кайя услышала знакомые голоса дяди и других мужчин племени. Они искали ее, выкликая имя. Виг едва не наступил на нее, уже почти засыпанную снегом, – и принялся ругать, впрочем, не скрывая облегчения, что нашел живой.

То ли уход Морошки, то ли голоса духов, то ли что-то иное повлияло – но на следующий же день племенем было принято решение возвращаться к морю…

– Эй, Кайя, спишь?

Девочка, вздрогнув, высунула голову из-под шкуры. В палатку заглядывал Виг.

– Вылезай! Пойдешь с нами.

Кайя удивленно взглянула на дядю.

– Мы уходим?

– Нет, – Виг выглядел очень встревоженным. – Пойдем к жилищу того великана на холме. Вы с Лемми покажете дорогу.

– Сейчас? Ночью?

– Да, – отрезал Виг. – Если это то, что мы искали, – медлить нельзя…

* * *

Луна восходила все выше, протягивая по земле белые полосы света между черных елей. Сихиртя шли гуськом по тропинке. Впереди – перепуганные Лемми и Кайя, за ними – три старицы, мудрейшие женщины рода. Позади пыхтели охотники под предводительством Вига, сгибаясь под тяжестью мешков с дарами. Тащили вяленую рыбу, шкуры, медные обереги, какие умело отливать только их племя…

Когда ельник расступился и впереди поднялся облитый лунным светом утес, с вершины разнесся заливистый волчий вой.

Незваные гости застыли на тропе.

– Бежим! – послышались возгласы. – Скорее уплывем с проклятого острова!

– Стойте! – оборвал малодушных Виг. – Это всего лишь зверь.

– Не зверь, – спокойно сказала одна из женщин. – Человек. Кто-то подражает волку…

– Слушайте! Слушайте! – воскликнула другая старица, воздевая посох.

Откуда-то издалека, с полуночи, в ответ волчьему вою долетел странный звук – и не вой, и не крик, а вовсе ни на что не похожее. Дети не слышали ничего подобного, но старшие явно его узнали.

– Косатка кричит! – зашептались они. – Змеево море совсем рядом!

– Вот именно, – проворчала старица с посохом. – Уплывут они, как же… Так нас и отпустили. Помните, что молва говорит о Кэрр? Никуда нам отсюда не деться без ее позволения!

– Теперь я убедился, – кивнул Виг. – Поспешим!

Дети принялись карабкаться по тропе, ярко озаренной луной. Кайя старалась гнать из головы устрашающий вой. О Моховая Мать, они лезут именно туда, откуда он доносился! Уж не великан ли это воет? А может, он по ночам превращается в волка и сейчас готовится сожрать их всех?

Сражаясь со страхом, Кайя едва не упустила настоящую опасность.

– Осторожнее, не трогайте можжевельник! – вскрикнула она. – Там глазастые куклы!

– Держитесь середины тропы, – буркнул Виг. – Хотя уже неважно – она знает, что мы здесь…

Среди деревьев мелькнул огонь – раз, другой. Где-то впереди горел костер.

Вскоре сихиртя вышли на поляну. Стоящая в середине богатая, добротная вежа была озарена светом луны и огня. Позади нее стояли еще две, напоминающие травяные кочки. Перед костром, разложенным перед входом в большую вежу, сидела женщина с прямой спиной и седыми косами.

«А где великан? – подумала Кайя, чувствуя, как мурашки бегают по коже. – Небось обернулся волком и подкрадывается к нам сзади…»

Три старицы вышли вперед и низко поклонились сидящей у костра. Охотники положили мешки с дарами на землю и попятились в тень. Туда же, за спины взрослых, потихоньку спрятались и Лемми с Кайей. Их дело проводников было закончено. Лишь бы только о них теперь не вспомнили!

– О великая гейда, – чуть дрожащим голосом произнесла старшая из женщин. – Дозволь приветствовать тебя. Мы без злого умысла нарушили покой твоего острова. Просим, прими наши дары как плату за то, что мы топтали твой берег и ловили твою рыбу…

Гейда даже голову не повернула в их сторону.

– На что мне ваши объедки и обноски? Забирайте их и уходите прочь!

Женщины не шелохнулись, только склонились еще ниже.

– О великая акка Кэрр, – вновь умоляюще заговорила старица, – не гони нас, выслушай!

– Что привязались, бродяги? – презрительно отозвалась гейда, по-прежнему глядя лишь в огонь. – Надо же, вам известно мое имя! Так вы знали, на чей остров приплыли? Наглецы!

– О великая акка, рожденная владеть грозными духами, – выступил вперед Виг, – мы думаем, что нас привели к тебе сами боги! Минувшей весной наше племя едва не погибло в небывалом снегопаде. Той самой ночью, когда мы чудом выжили, сразу нескольким старейшинам рода, а также мне, вождю племени, приснился один и тот же сон… Нам пригрезился исполненный силы женский лик в сердце снежной бури. Мы решили, что боги дают знак…

Гейда повернула голову и небрежно оглядела гостей.

– Да, люди зовут меня Зимней Бурей. Но при чем тут ваши сны, коротышки? Как зовется ваше племя?

– Мы называем себя сихиртя – «сокрытые», о акка!

Кэрр прищурилась.

– А не было ли в вашем роду шамана по имени Охтэ?

– Был, о акка, – склонили головы сразу три женщины.

– Вот как!

Теперь Кэрр смотрела на незваных гостей с куда большим вниманием. Но если бы они знали, что стоит за этим вниманием, – бежали бы без оглядки.

– Сладкоречивый красавец Охтэ… Да, были мы с ним знакомы в стародавние времена… Зачем же вас привели сюда боги?

– После гибели нашего шамана мы спешно покинули родные места, опасаясь мстящих духов, – объяснила одна из стариц. – И теперь скитаемся по миру, словно упавшее в воду дерево без корней…

– Чего вы от меня хотите?

Старицы переглянулись и заговорили все разом, низко кланяясь и протягивая к колдунье руки.

– Мы просим приюта и защиты! Хотя бы на несколько дней…

– А может, если удостоишь, и дольше. Нам нужен шаман! Нам нужен тот, кто убережет от диких сайво, от болезней и гибельной порчи…

– Позволь нам жить на этом острове, о акка! Мы будем верно служить тебе…

«Какая злая у нее улыбка! – думала Кайя, глядя на седокосую женщину. – Как будто она что-то знает, но говорить не хочет!»

И вдруг девочка почувствовала, как сильная рука взяла ее за плечо и толкнула. Неожиданно она оказалась впереди всех. Рядом съежился так же выпихнутый Лемми.

– О великая Кэрр, мы приготовили тебе еще один дар, – сказал Виг, и голос его не дрогнул. – Вот два ребенка, способных говорить с духами. Возьми себе обоих, если пожелаешь, и делай с ними что хочешь. Вот Лемми – он только и ждет, чтобы к нему пришли его первые сайво…

– А-а! – зловеще протянула гейда. – Крысята, что влезли сегодня в мою вежу!

– И Кайя, дочь Охтэ…

– Дочь?! У него была дочь?

Кэрр замерла, а потом медленно перевела взгляд на девочку.

– Да, о великая акка, – с поклоном ответил Виг. – Кайя чудом уцелела, когда морское чудище унесло нашего нойду и его жену под лед…

Жестокое выражение сползло с лица гейды, сменяясь неподвижностью каменной маски.

– Покажите-ка мне ее! – хрипло приказала она.

Кайю подпихнули ближе к костру. Теперь она осталась совсем одна. Кэрр поднялась, текучим шагом подошла к ней, впилась взглядом, словно прозревая мысли и душу.

– А! Девочка, спорившая со мной в снежной буре! – воскликнула она. – Теперь я понимаю… Что ж, сихиртя. Вы правы – сама судьба привела вас на Волчье взморье!

Она могла бы добавить еще многое насчет их будущей судьбы. Но не стала – зачем? Ведь им было теперь даже не уплыть отсюда…

Больше сихиртя себе не принадлежали, хоть и не знали еще об этом.

А вслух Кэрр Зимняя Буря благодушно сказала:

– Что ж, оставайтесь, живите. Только чтобы ноги вашей не было ни в моем лесу, ни на этом утесе. На всем прочем острове, как и на любом другом островке поблизости, – пожалуйста. Ставьте сети, бейте морского зверя…

Она скользнула взглядом по застывшим детям.

– Крысенок не нужен, а дочь Охтэ останется у меня.

Лемми не смог сдержать шумного вздоха – то ли облегчения, то ли разочарования. Женщины и охотники просветлели лицами. Одна лишь Кайя! Всего-то!

– И собаки, – добавила Кэрр. – Отдайте мне всех ваших собак.

– Что? – моргнул Виг.

– Вам они больше не понадобятся. Тянуть сани вам некуда – вы уже пришли. А сторожить селение вам нет нужды. Тут есть защитники посильнее…

Виг, набравшись храбрости, спросил:

– Зачем тебе наши собаки, акка?

Кэрр поглядела на него так, что тот в ужасе чуть не уткнулся носом в землю. Но все же ответила:

– Мне они даром не нужны. Они для моего мужа.

Виг невольно оглянулся. Великан, которого так испугались сегодня дети? Кстати, где он?

– Как же мы отдадим псов, акка? – робко вздохнул он. – Они не пойдут за тобой. Они знают лишь нас, они тоже наши родичи…

Гейда вновь улыбнулась. Ох и нехорошая была у нее улыбка!

– Не беспокойтесь. Муж сам за ними придет.

Глава 9
Морока

– Искать корову? – с расстановкой повторил Безымянный нойда, глядя на большуху тяжелым взглядом. – Корову. Мне.

– Вестимо, тебе, – удивленно взглянула на него женщина. – Разве вы, ведуны, не этим живете? Порчу там снять, прыщи вывести, корову в лесу отыскать…

Нойда стоял в воротах словенского подворья. Новогородские словене – сильный, богатый народ – любили жить большими селениями и строились просторно, с размахом. В деревне, расположившейся на берегу широкой тихой реки, это подворье выглядело самым зажиточным. Оно и понятно – ведуна обычно приглашал местный староста.

– Значит, ради коровы меня привезли с самой Коневицы? – спросил нойда, слегка подняв бровь.

Любого саами бросило бы в дрожь от его вопроса. Но круглощекая словенка лишь пожала плечами:

– Ты так говоришь, лопарь, будто я знаю, где эта твоя Коневица…

Нойда нахмурился.

– Приплыл человек ко мне на остров, – собирая остатки терпения, проговорил он. – Сказал – великая беда творится на Висшоре…

– В Вишере, – поправила женщина. – Вечно вы, чудины, все слова переиначите… Конечно, беда – вторая корова подряд в лесу пропала! А тут мужу моему добрые люди подсказали: на море Нево лопарь живет, на аршин в землю видит… Вот и найдет, кто коровушек наших загубил…

Из бубна донеслось внятное только нойде насмешливое хихиканье равка.

Лицо нойды застыло. Каврай решил подшутить над ним?

– Ну мы и отправили мужнина брата за тобой… А вон они оба сюда идут!

К воротам подворья быстрым шагом приближались трое местных жителей. Того, что помоложе, нойда узнал: это был молчаливый мужик, что привез его на лодке с Коневицы. Второй был тощий белобрысый подросток. Третьему было изрядно за сорок, как и его хозяюшке. Что-то в этом немолодом, уже седобородом словенине сразу показалось нойде необычным.

– Поздорову тебе, ведун! Прости, что сам не встретил, – прогудел старший, подходя к воротам и кланяясь, – за мной послали на выгон сразу, как вас с берега увидали…

Голос у него был гулкий, как колокол. Взгляд тяжелый, упорный. А такие глаза – вроде и светлые, но с черно-сизым ободком и низко нависшими веками – на Севере звались «вороньими».

Через плечо у старшего словенина висел свернутый кольцом длинный кнут. На шее темнел страшноватый с виду оберег – ожерелье из медвежьих когтей.

– Ты и есть тот, кого зовут Ворошилой? – спросил саами, вспомнив слова его младшего брата. – Тот, кто призвал меня?

– Это я, – кивнул старший. – Славно, что ты пришел, лопарь. Дела у нас тут творятся темные. Ходили за помощью к болотным изорянам – они тут недалече живут, – так их колдуны все как один отказались связываться…

«Как всегда», – подумал нойда. А вслух спросил, глядя на хозяина в упор:

– А ты что не взялся? Ты же сам ведун.

– Я? – Ворошила взглянул на него с недоумением, потом расхохотался. – Что я, что кузнец с пасечником – все мы тут немного ведуны! Пастух я здешний.

«Занятно», – с невольным любопытством подумал нойда.

У саами пастухов как таковых никогда не было. Приморские саами, из которых был родом Безымянный, были охотниками на морского зверя и оленей не держали. Те же саами, что кочевали в тундрах, попросту считали оленей братьями и жили с ними одной жизнью. А тут особый человек, чтобы пасти скот, – и человек явно непростой…

Впрочем, беседа с необычным человеком несколько развеяла недовольство нойды. Может, и не подшутил над ним бог шаманов…

– Будь гостем, ведун, – повел рукой Ворошила. – Жена, накрывай на стол!

* * *

– В общем, завелось у нас в дальнем овраге что-то скверное, – неторопливо рассказывал Ворошила.

Уха была съедена, вкусно тянуло доспевающими пирогами. Нойда и пастух сидели за столом. Жена пастуха крутилась у печи, неприкрыто подслушивая беседу. Младший брат Ворошилы вскоре ушел, вместо него явился беловолосый худой подросток. Заглянул в избу, увидел чужака и хотел выйти, но пастух его заметил и замахал руками – дескать, иди сюда! Тогда парнишка проскользнул в избу и присел на краю лавки у двери, с простодушным любопытством рассматривая диковинного гостя.

«Тут, похоже, прежде лопарей не видали, – думал про себя нойда. – Ишь, совсем не боятся меня… Ну, это дело поправимое…»

– Началось все в начале лета, – рассказывал хозяин. – На дальнем выгоне пропала корова…

– Да медведь унес, – неожиданно подал голос подросток. – Что мудрить?

Ворошила свел брови:

– Тебе, Морока, кто слово давал?

– Молчу, молчу, – буркнул парень.

– Знаешь, как люди-то говорят? – ядовито подала голос от печи хозяйка. – Промолчишь – за умного сойдешь!

На это подросток и вовсе не ответил.

Нойда сидел неподвижно, опустив веки. Казалось, он и не смотрит по сторонам, и едва слушает. Впрочем, он видел куда больше, чем казалось.

Чем так встревожен пастух – явно знающий, уважаемый в селении человек? Не потеря же коровы вселила тщательно скрываемый страх?

Почему его жена полна злости на белобрысого? И кто им этот недоросль? Ведь явно не сын. И пастух, и его статная супруга казались людьми иной породы, чем тощий светлоглазый длинноносый парнишка…

– Я сперва подумал, Морока не уследил. Ему бы все на дудочке играть…

Ворошила бросил грозный взгляд на подростка. Тот еще ниже опустил голову.

– Морока? – нойда внимательно поглядел на тощего парня.

– Да, подпасок мой, сирота. Взял в семью, так уже об этом пожалел. Почудилось, что у него дар, – а он ни на что не годен…

– Коровы любят, как я на дуде играю, – обиженно возразил подросток.

– Ага, любят. Пока ты там дудел, обо всем позабыв, они и разбежались!

Ворошила вновь повернулся к нойде.

– Всыпали как следует, чтобы долго еще сесть не мог! И что думаешь, колдун, помогло? Вскоре и вторая корова пропала! На том же самом дальнем выгоне!

Отодвинулась пестрая занавеска, и с женской половины избы выглянула нарядная румяная девица. «Зачем нарядилась, вроде праздника нет», – мельком удивился шаман, окинув быстрым взглядом бусы, ленты и рубаху с яркой вышивкой.

– Ух ты! Ведун! – сладко пропела она, стреляя по сторонам глазами. – Погадаешь мне на суженого?

Ворошила гневно свел брови и рявкнул:

– Куда лезешь в беседу мужей?!

– Кыш, Нежка! – мать быстро выпихнула дочку обратно, опасливо взглянув на нойду.

Саами лишь усмехнулся. Он уже давно странствовал в словенских землях и хорошо изучил обычаи. Здесь не то, что на Севере, – не было заведено предлагать важному гостью дочь или жену. В землях вожан или ильменских словен дочку скорее спрятали бы от него, чтобы не польстился. Колдуну-то как откажешь?

Видно, ждут в гости кого-то… Может, жениха?

– Вторая корова пропала, на том же самом месте, – повторил пастух. – Опять растяпа на дуде заигрался и корову проспал. Пошли в лес, скотину искать. Что ж, нашли… неподалеку, в овраге. Одни кости обглоданные.

Жена пастуха внезапно всхлипнула. Нойда аж вздрогнул от неожиданности.

– Рожки да ножки остались! – плачущим голосом завела она. – Лучшие наши коровушки, кормилицы!

– Медведь это, говорю, – шепотом повторил Морока со своей лавки.

– А почему не волки? – спросил нойда, покосившись на парня.

– Следы там были медвежьи, – буркнул Ворошила. – Волки у нас тут летом не ходят.

Запустил руку в бороду и умолк.

Вернулась хозяйка, выставила на стол пышущий жаром пирог:

– С боровичками!

Нойда невольно вздохнул. Еще и с грибами! Саами грибов не ели, считали их оленьей пищей. Но как откажешься? Смертельная обида для хозяйки. Да и вообще словенская еда, хоть и сытная, ему не нравилась. Зачем, к примеру, словене портят муку, выпекая из нее пироги, когда можно приготовить вкуснейшую болтушку на молоке, рыбе и клюкве?

«Может, просто встать и уйти?» Да, невежливо. А вежливо приглашать прославленного шамана из-за двух коров? Его, сражавшегося с богами!

– Если уже нашли коровьи кости, зачем вам я? – холодно спросил он пастуха. – Медведя искать? Сами не справитесь?

Ворошила вздохнул.

– Да потому что… Выйди-ка, Морока! И ты, Нежка, брысь, хватит уши греть!

Подросток шустро выскочил за дверь. Нойда отметил, каким недобрым взглядом проводила его хозяйка.

– Может, медведь, а может, и нет, – понизив голос, заговорил пастух. – Ладно, следы были медвежьи… Но звери так себя не ведут.

– О чем ты?

– Завтра выгон покажу. Он у самого леса, считай на опушке, но его издалека видать. На реке всегда кто-то есть. Люди видели стадо, слыхали, как подпасок на дудочке играет, – но никто не видел зверя.

– Значит, коровы сами в лес ушли? – предположил нойда.

– Именно! Там на косогоре сосны, песочек, мы следы быстро нашли. Вот корова от стада отбилась, взобралась на холм, да и пошла, и пошла – на опушку, через ручей, в лесок, да к ельнику, да в овраг… Там ее медведь и ждал.

– Гм-м…

Нойда кинул в рот терпкий травяной шарик, какие любил жевать для быстроты мыслей.

– Обе коровы, что ли, в овраг ушли?

– Именно! Сперва одна, а потом за ней, будто по нитке – и вторая!

– А пастушок ваш чем занят был? Смотрел, как скотина в лес сбегает?

Лицо пастуха исказилось от гнева.

– Да бормочет что-то, дурачина лупоглазая! Дескать, сам не понимает, что́ ему глаза отвело… Небось заигрался, теперь врет…

– Хватит ходить вокруг да около, – произнес саами. – Ты тоже думаешь – не в медведе дело…

За занавеской затихло сопение хозяйки.

– Ну и что я думаю? – мрачно спросил Ворошила. – Скажи, ведун.

– Ты думаешь, что скотину твою нарочно заворожили и завели зверю в пасть. И ты зря бранишь подпаска. Ему в самом деле отвели глаза – потому он и не видел, как уходит корова…

Ворошила почесал бороду.

– Эх, правильно мне про тебя сказали, что ты под землю на аршин смотреть умеешь… Вишь в чем дело, ведун, – обе коровы были мои. Так совпало или… Я вот думаю: может, я лешего ненароком обидел? А то и кого похуже…

– Кого – похуже?

– Да что гадать? – вспылил пастух. – Я ведун, что ли? Сам небось знаешь, на опушке леший добрый, а в овражистом ельнике – уж точно нет! Что там за тварь в лесу моих коров жрет? Может, сперва коров, а потом…

– Это сразу ясно было, – хмыкнул нойда. – Ты не за коров, за себя боишься.

– Боюсь, – мужчина бросил взгляд на пеструю занавеску. – И за себя, и за жену с дочкой… Даже за дурака этого белоглазого… Не знаю, что и думать, ведун! Ты верно сказал, я немного смыслю в ворожбе. Без этого со скотом нельзя. И слова тайные знаю, и заблудившуюся скотину позвать из леса могу. А уж кнута моего они слушаются, как твои зверушки невидимые – звонкого бубна…

«Ого, сайво моих увидеть сумел!» – невольно восхитился нойда.

– Так вот. Я как в лес туда за коровами пошел, то в какой-то миг… будто ослеп. Будто мешок на голову накинули! Вот тут я и понял: ведун нужен. И сильный, посильнее меня!

– Мужу тебя уж так расхваливали, лопарь, – с поклоном произнесла хозяйка. – Дескать, тебя всякая нечисть боится. Глянул бы, кто там в овраге…

– Ну, согласен? – Ворошила протянул широкую ладонь.

«Это еще не все», – шепнул нойде внутренний голос.

– Хозяюшка, пироги твои уж очень вкусны. Принеси воды напиться, – попросил он.

Подождал, пока женщина выйдет, и шепотом спросил:

– О чем еще промолчал?

– Пойдешь в сенник ночевать, на ворота его посмотри, – прошептал в ответ пастух.

Вернулась хозяйка с ковшом. Нойда напился и призадумался.

«Не раздобуду я в этой деревне ни прибытка, ни доброй славы, – размышлял он. – А вот неприятностей тут, похоже, боги мне приготовили целый мешок…»