Текст книги "Дом мечтателей"

– Коля, что ты здесь делаешь? Тебе плохо?

Он медленно поднял голову и сказал:

– О, Мариночка, как я рад тебя видеть! Ты так прекрасно выглядишь.

Он был пьян. Говорил медленно и пытался казаться веселым.

– Почему ты здесь сидишь, ты же испачкаешься? – Я почувствовала себя неловко из-за того, что застала его в таком виде.

– О нет, ничего страшного. Не стоит за меня переживать, – ответил он.

Я все же предложила свою помощь и, не дожидаясь ответа, нагнулась, взяла его под локоть и попыталась помочь подняться. Он встал, держась одной рукой за забор, другой – за меня. Его пошатывало из стороны в сторону.

– Марина, зачем ты меня поднимаешь? Мне было очень даже неплохо там, внизу.

– Я видела, но тебе лучше зайти в дом и лечь на кровать.

– Почему все вокруг так уверены, что знают, что для меня лучше, а что нет?

– Я не понимаю, о чем ты говоришь. Коля, пошли, я лучше помогу тебе зайти.

– Не надо мне помогать. – Он резко одернул руку и тяжело вздохнул. – Мне не нужна ничья помощь, тем более твоя.

Его рубашка была помята и испачкана. Он вытер рукавом рот и, глядя на меня, сказал:

– Прости.

– Тебе не за что просить у меня прощения, – ответила я.

– Слушай, Марина, давай я провожу тебя до дома… А почему ты вообще гуляешь в такое время одна?

– У нас же выпускной вечер сегодня.

– А, понятно. Ну, тогда тем более я должен тебя проводить.

– Нет. Спасибо, не надо. Ты лучше в дом заходи, а я пойду. Ты же знаешь, мне недалеко.

– Нет, я не могу оставить тебя одну. Пошли.

– Но ты же почти не стоишь на ногах.

– Кто? Я? Да я сейчас готов марафон пробежать. Ты мне не веришь? – Он выпрямился и немного встряхнул головой, чтобы прийти в чувства.

– Я верю тебе.

– Тогда пошли.

Мы шли медленно. Николая еще немного пошатывало. Он тяжело дышал и искоса посматривал в мою сторону.

– Вот и мой дом, – сказала я, остановившись в нескольких метрах у подъезда.

– Да. Действительно. А может, ты хочешь еще немного прогуляться? – спросил он. – Мне так спокойно с тобой. Глядишь, и рассвет встретим.

Я растерялась и не знала, что ответить. Мы никогда с Николаем не общались наедине. Я подумала: «Должно быть, у него что-то случилось, раз он так напился. Может, не стоит оставлять сейчас его одного». Я согласилась прогуляться еще. Мы пошли в сторону оврага. Уже начало светать. Вдалеке послышались первые петухи.

– А ты когда-нибудь думала, Марина, что мы будем идти с тобой вот так вдвоем встречать новый день?

– Нет, не думала.

– Вот и я не думал, что из-за одной маленькой ошибки человеку могут перечеркнуть всю его жизнь. Столько лет упорного труда и стараний! – Он отвернул голову и плюнул.

– Не нужно отчаиваться, все в этой жизни поправимо.

– Да? И откуда ты такая умная взялась? Может, ты мне и расскажешь, как это сделать? – он сказал это с явным раздражением в голосе, и я немного отстранилась от него. – Не бойся, я не сделаю тебе ничего плохого. Если ты, конечно, сама не захочешь.

После этих слов я сказала, что мне пора домой, и развернулась в обратную сторону. Затем сильный удар свалил меня с ног. Николай швырнул меня в овраг, как котенка. Я упала и ударилась головой. Все произошло очень быстро. Я даже не успела закричать. Он мигом спустился вниз и зажал мне рукой рот.

Его дыхание, запах травы и пота – вот то, что я запомнила последним.

Он оставил меня там. Решил, что я уже мертва. Из последних сил я повернулась на спину. Уже совсем рассвело. На прозрачном голубом небе не было ни облачка. Боль сковала меня, я не могла сказать ни слова. Но в какой-то момент все прошло. Я снова почувствовала себя легко и свободно. Я умерла с открытыми глазами.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Ничто так бестактно не вмешивается в сладкий сон спящего человека, как самая тактичная вещь на земле – звонящий будильник. Иннокентий хлопнул тяжелой рукой по маленькой поющей коробочке и перевернулся на другой бок. «Еще пять минут», – подумал он и проспал в три раза дольше. Его горячее тело с трудом покинуло теплую постель. Он спешил начать свой сто тридцать второй день работы в психиатрической клинике.

Уже пятый месяц Кеша ответственно выполнял все поручения Надежды Константиновны. В его графике все чаще мелькали ночные смены. Главврач больницы посчитала, что он уже поднабрался опыта и может оставаться на полные сутки. Обычно именно по ночам в клинику поступали особые клиенты. Их имена не принято было произносить в полный голос – только шепотом и без посторонних лиц. Таких клиентов доставляли в полуживом состоянии. С алкоголиками схема была уже отработана. А вот с наркоманами мороки было куда больше. Особенно если тот, кто доставил горемыку, слезно просил поставить его на ноги в течение нескольких суток. Видите ли, у него важное мероприятие и нужно быть при полном параде. Тогда это тело усиленно начинали промывать, прочищать, запихивать в него различные препараты, иголки и все то, что сводило процесс эволюции от примата до гомо сапиенса к нескольким дням. Чаще всего такие пациенты сразу после своих «важных мероприятий» возвращались обратно, где их уже ждала палата с горячим чаем на тумбочке и наведенный раствор для капельницы.

Иннокентий помимо основной деятельности выполнял и мелкие поручения своей начальницы. Он помогал санитарам в стационаре, занимался организационными вопросами и частично исполнял роль курьера. В свободное от дел время молодой врач наблюдал за пациентами с психическими отклонениями. Иногда разговаривал с ними, например, о погоде или овощном рагу, что давалось на ужин. Кеша пытался, не заглядывая в карточку, определить диагноз больного. Он искренне радовался, когда у него это получалось, и огорчался, когда выходило не сразу.

***

– Здравствуйте, Любовь Сергеевна! Она у себя? – указав на дверь Надежды Константиновны, поинтересовался Кеша.

– У себя. А что это ты вдруг так официально?

– Если у девушки такое красивое имя, как у тебя, то грех не произносить его полностью.

– Вот шутник! – Люба улыбнулась и опустила глаза.

– Я не шучу, я вполне серьезно.

– Что-то раньше ты меня так не называл.

– А раньше ты и не принимала мое приглашение на чашку растворимого кофе в обеденный перерыв.

Люба рассмеялась и немного покраснела.

– Так ты сегодня опять придешь ко мне на кофе?

– Если Надежда Константиновна не придумает, чем занять мое законное обеденное время, то я зайду.

– Хорошо, договорились.

– Ладно, я пошел. Меня вызывали еще полчаса назад.

Негромким стуком в дверь Кеша оповестил начальницу о своем приходе, и та пригласила его войти.

– Я слышала, вы много времени проводите в стационаре.

– Да, я бываю там, когда у меня нет работы.

– Пациентам нравится ваше внимание, Иннокентий. Но я переживаю, не слишком ли вы глубоко погружаетесь в то, что не имеет отношения к вашим основным обязанностям. Я не отговариваю вас делать это, просто опасаюсь, чтобы потенциал, которым вы обладаете, не был попросту растрачен на вещи не первой необходимости. Я знаю, насколько это тяжелая работа. Она требует большой выдержки и концентрации. И мне будет жаль, если вы сейчас перенасытитесь и решите, что устали от такой работы. Говоря об усталости, я в первую очередь имею в виду моральные аспекты.

– Я понимаю, о чем вы говорите, Надежда Константиновна. Все в порядке. Не стоит за меня переживать.

– Надеюсь. Для меня очень важно, чтобы пациенты, проходящие у вас терапию, получали качественную помощь. И если вы утверждаете, что все в порядке, я склонна вам доверять. Иннокентий, на самом деле, я пригласила вас, чтобы сказать, что в двадцать шестой палате вас ожидает новый пациент. Вернее, он новый для вас, но не для больницы. Пожалуйста, отнеситесь к нему внимательно.

– Хорошо, Надежда Константиновна, я постараюсь сделать все, что от меня зависит.

– Идите.

«Странно, что она не дала никаких данных о новеньком, – подумал Кеша по дороге в двадцать шестую палату, которая находилась в крыле для особых пациентов. – Обычно меня всегда вводят в курс дела, а здесь даже имени ни сказала. Ладно, сейчас сам все узнаю».

***

– Тук-тук… Здравствуйте. – Кеша аккуратно открыл дверь, но сразу входить не стал. Он увидел высокого худощавого мужчину, стоящего лицом к окну. – Я могу войти?

Не оборачиваясь, мужчина ответил:

– А я могу вам это запретить?

– Если вы пожелаете, я зайду немного позже.

– Вы все равно от меня не отстанете – так что тянуть? Заходите.

– Вы правы, лучше не откладывать.

Продолжая смотреть в окно, мужчина спросил:

– Как вы думаете, сегодня пойдет снег?

– Думаю, нет.

– Очень жаль.

– Меня зовут… – начал было Иннокентий.

– Доктор, у вас сигареты не найдется?

– Сигарета? Найдется, но здесь запрещено курить.

Мужчина поднял руку ладонью вверх и замер в ожидании.

– М-м-м… Не думаю, что это хорошая идея.

– А вы не спрашивайте у своей головы. У вас доброе сердце, оно не откажет старому больному человеку в таком маленьком одолжении.

Совершенно не свойственная Кеше волна легкомыслия заставила его нырнуть рукой в карман, достать пачку сигарет с зажигалкой и положить их в крепкую ладонь незнакомца.

– Только давайте сначала откроем окно.

– Откроем. Обязательно откроем. – Мужчина прикурил сигарету и медленно повернулся лицом к Иннокентию. – Так как вас там зовут, говорите?

– Иннокентий Альбертович.

– Самуил Петрович.

Они пожали друг другу руки.

– Будем знакомы.

– Да, будем знакомы, – ответил Кеша и поспешил открыть окно.

Самуил Петрович взял со стола маленькую стеклянную банку из-под допитого сока вместо пепельницы.

– Как вы себя чувствуете? – поинтересовался Иннокентий. Он заметил, что у его собеседника сквозь больничную пижаму выступают кости, на голове нет волос, а щеки провалились настолько сильно, что, казалось, его кожа просто натянута на голый череп.

– О, благодаря вашей сигарете мне стало намного лучше.

Дыхание Самуила Петровича было тяжелым и хриплым.

– Простите, но кажется, вам нельзя курить.

Иннокентию вдруг стало не по себе от необдуманного жеста милосердия.

– Вы так молоды, сколько вам лет? – спросил Самуил Петрович.

– Двадцать пять.

– Двадцать пять… А мне сорок два.

Челюсть Кеши немного опустилась, он внимательно смотрел на человека, сидевшего напротив него, и никак не мог отыскать хотя бы один признак его столь молодого возраста. Затем попытался быстро переключиться на что-то другое, чтобы нарушить неловкую паузу.

– Можете не пытаться скрыть вашего удивления. Я знаю, что паршиво выгляжу. Сам каждый раз, подходя к зеркалу, пугаюсь этого чертового старикашку. Вы, наверное, хотите знать, что со мной случилось?

Кеша взял стул, развернул его и сел в паре метров от Самуила Петровича.

– Я бы хотел вам помочь, а для этого мне действительно нужно узнать о вас как можно больше.

– Как можно больше, говорите? Боюсь, у меня нет на это времени.

– Вы куда-то спешите?

Самуил Петрович задумался и посмотрел на часы.

– Нет, я не спешу, а вот часы спешат на три минуты. Не могли бы вы достать из них батарейку? Меня жутко раздражает, как они тикают.

Иннокентий снял со стены часы, достал батарейку и повесил обратно.

– Так лучше?

– Да, определенно. Спасибо.

Мужчина закашлялся. Иннокентий встал, чтобы подать Самуилу Петровичу воды, но тот махнул рукой, дав понять, что ему ничего не нужно.

– Не переживайте, сейчас пройдет. У меня бывает.

Через минуту кашель затих.

– Так что с вами случилось?

– Ничего особенного, если учесть то, где я родился, и время, в котором жил. Для такого человека, как я, роскошь дожить до девяноста пяти лет. Нашему поколению повезло меньше, чем вашему, Иннокентий Альбертович.

– В каждом времени есть свои плюсы и минусы.

– Это вы верно подметили. Но, знаете, меня сложно назвать хорошим человеком. Я сделал много плохих вещей, но тот факт, что я сейчас разговариваю с вами в этой больнице, получаю горячий обед и сплю в удобной постели, доказывает, что времена меняются к лучшему. И я даже немного завидую вам, потому что вы на себе сможете прочувствовать, как повысится комфорт жизни уже лет через десять. А это случится, я вас уверяю.

– Я не хочу спорить о том, что может случиться через десять лет, а что нет, но я знаю, что вы, Самуил Петрович, и сами сможете это увидеть.

– Ах, молодость… Она позволяет бесстрашно смотреть в будущее, но только не распространяйте свое бесстрашие на меня. Это бессмысленно.

– Мне бы хотелось поговорить с вами не о будущем, а о настоящем. И если вы позволите, о прошлом. О вашем прошлом.

– Мое прошлое… – растягивая слова, повторил Самуил Петрович. – Вам, наверное, хочется знать, кто я и как оказался здесь.

– Желательно.

– Ну, для этого далеко заходить не надо. Всего одна история из моей жизни даст ответы на все ваши вопросы. – Самуил Петрович сделал последнюю затяжку и потушил сигарету о дно банки. – Пять лет назад я связался с одной бандой. Они крышевали половину бизнеса в городе. Их главный был просто лютый тип. Головы сносил только так. Все звали его Седой. Еще до встречи с ним я уже успел побывать в местных разбоях и потасовках. Так сказать, заслужил определенный авторитет. Но в его банде все было по-взрослому. И платил он нам как следует. На своих людей денег не жалел. И не только денег. Наркотики, шлюхи… жили, короче, на полном обеспечении. Правда, мало кто у него задерживался надолго. Шпана дохла, как мухи. Кого пуля зацепит, а кто сам обнюхается.

Как-то раз мы получили задание – съездить в Польшу и привести оттуда одну девчонку. Как я понял позже, она была сестрой одного типа, который жестко наступил на горло Седому. У этого типа из родных была только сестра. Как самое дорогое, он спрятал ее подальше от всех. Но, видимо, плохо спрятал, раз Седому удалось пронюхать о ее нахождении. Он собрал группу для операции по вывозу девчонки на родину. Только привести ее надо было строго живой.

Мы долго готовились: новые имена, паспорта, придумали легенду, зачем едем. Нас было четверо. У каждого своя роль. Туда границу пересекли без проблем. В Польше нас ждала уже подготовленная квартира. В течение трех суток должен был прийти человек и дать все наводки.

Так и вышло. Пришел какой-то сутулый жид, похожий на червя, рассказал все, что требовалось, помог достать машину с местными номерами, мы ему заплатили и больше его не видели. На дело пошли подготовленные, но девчонку эту охраняли как следует. Без перестрелки не обошлось. Одного нашего подстрелили. Прямо в живот. Пуля прошла навылет. Но девку нам удалось забрать. Дальше самое сложное. Подстреленный наш был еще живой. Врача, естественно, мы не могли вызвать. По городу на нас уже была объявлена облава, а по телику стали показывать фотки Аленки. Так ее звали. Один из наших пошел в магазин, накупил ей новых шмоток, мы ее переодели и волосы подстригли. Задиристая была зараза! Намучились с ней тогда. Обратно было решено ехать на поезде. Раненый наш откинулся еще до отъезда. Пришлось оставить его там. В поезде я ехал в одном купе с Аленкой, нам было поручено изображать влюбленную пару, а те двое ехали отдельно, в другом вагоне. Хороша была зараза. Начала меня соблазнять. Я долго и не сопротивлялся. Такой горячей девки у меня не было еще никогда. Двое суток без остановки куролесили, только и успевал отдышаться. Она понимала, куда мы ее везем. Вот и выпустила все свои чары, а я повелся. Да и не жалею об этом, может, это лучшее, что было в моей жизни.

Аленка начала меня уговаривать сбежать вместе. Естественно, я уже не хотел ее отпускать. Надо было что-то решать. С теми двумя еще в поезде разобрался. Люди Седого должны были нас прямо на перроне встречать. Я дал Аленке пистолет и велел подыгрывать мне, пока мы к Седому в дом не попадем. Без денег мы бы все равно не смогли скрыться. Когда нас привезли к нему на дачу, была ночь. Он с дружками уже начал отмечать успешно проведенную операцию. Их человек шесть в доме, почти все пьяные. Только главный охранник и сам Седой – как стеклышко. Зашли мы к нему в кабинет, он давай допрашивать: что с остальными случилось. Естественно, пришлось врать. Он поверил. Когда Седой открыл сейф, чтобы расплатиться со мной, я выстрелил. Аленка молодчина, не растерялась, сразу пальнула в охранника. Я забрал все деньги из сейфа, и мы начали удирать. Шум услышали остальные. Пришлось отстреливаться, но мы смогли убежать. К утру добрались до одного заброшенного дома. Алена была ранена. Пуля пробила ей легкое и осталась внутри. Через сутки я сам выкопал могилу и похоронил ее. Потом еще долго не мог отойти от всего случившегося. На украденные деньги сменил имя и уехал подальше из этого города. Денег хватило, чтобы начать свой бизнес. Но без этой белой дряни я уже не мог забыться. Пару раз с того света доставали. Вдобавок подхватил болячку, которая начала пожирать меня изнутри. До сих пор не решил, что хуже, когда сам себя мыслями уничтожаешь или от физической боли корчишься. Ну, как вам такая история, Иннокентий Альбертович? – Самуил Петрович снова закашлял.

– Извините, мне пора идти. Я зайду к вам немного позже.

Кеша вышел из палаты и помчался на улицу. Его тошнило. Он оперся ладонями о колени и прерывисто вдыхал морозный воздух.

– Вы так простудитесь, Иннокентий Альбертович, – сказала проходившая мимо санитарка.

Кеша глянул на нее и ничего не ответил.

Он постарался успокоиться и взять себя в руки. Вернувшись обратно в больницу, направился прямиком к Надежде Константиновне.

– О, ты уже на кофе? – спросила Любочка.

– Нет, не сейчас…

Он пронесся по приемной и без стука зашел в кабинет начальницы.

– Что с вами? – поинтересовалась Надежда Константиновна. – Вы как будто марафон бежали.

– Вы знаете, кто этот человек? Конечно же, вы знаете, кто он…

– Так, я попрошу вас успокоиться! Люба, принесите, пожалуйста, Иннокентию Альбертовичу чаю. Во-первых, о ком идет речь?

– Я о том пациенте из двадцать шестой палаты, вы направили меня сегодня утром к нему.

– Да, и кто же он?

– Он преступник! Он убивал людей.

– Ах, вы об этом…

– Что значит: «Ах, вы об этом?» Вы знали и позволили ему остаться?

Люба принесла чай.

– Спасибо, Люба, можете идти. Да, я знакома с историей его жизни. Самуил Петрович уже давно является нашим пациентом. И он много сделал для нашей больницы.

– А-а-а, ну конечно, как я раньше не догадался?! Он заплатил вам! Он заплатил, чтобы вы молчали!

– Иннокентий, для начала вам нужно успокоиться. На нервах вы можете наговорить много лишнего, а это нам с вами ни к чему.

– Я спокоен.

– Вот и славно. А теперь послушайте меня, пожалуйста. Этот человек болен, ему нужна наша помощь. Когда он впервые попал в клинику, а случилось это лет пять назад, я, конечно же, не знала о том, кто он и что натворил. Но даже если бы и знала, то что мне было делать с этой информацией? Идти в милицию? Во-первых, это нарушение врачебной этики, а во-вторых, что бы я им сказала? Что он убил пару бандитов? Вы понимаете, Иннокентий, я совсем не оправдываю Самуила Петровича. Да, он виноват. И я скажу вам больше, он изрядно поплатился за свои ошибки, и я ему не судья. Сейчас сложное время для простых людей. Вам повезло. Вы особо не видели улицы и того, что творится на ней. – Надежда Константиновна сделала глоток воды. – Я случайно обо всем узнала, он много наговорил в бреду, я поняла, что он не чист на руку, но не собиралась вдаваться в подробности, а потом, когда оклемался, он сам все рассказал. Поверьте мне, Самуил Петрович не самый плохой человек из тех, кого нам приходится лечить. К тому же ему недолго осталось.

– Он умирает?

– Скорее всего. Нам уже доводилось несколько раз возвращать его с того света, но в этот раз дело не только в зависимости. Хотя вероятней и в ней тоже. Мы не знаем, чем именно вызвана его болезнь. Просто позаботьтесь о нем. Это ваша работа.

***

Кеша весь вечер размышлял над словами Надежды Константиновны. А может ли он судить? И насколько плох человек, совершивший плохой поступок? А если в его жизни были и хорошие поступки, перекрывают ли они плохие? Эти вопросы не давали ему покоя.

Он много еще чего не понимал в людях. Но в случае своего нового пациента решил разобраться со всей глубиной и объективностью, чтобы твердо ответить себе на вопрос: хороший он человек или плохой?

***

– Доброе утро, Самуил Петрович. Я могу к вам войти?

– А-а-а, Иннокентий Альбертович! Какая неожиданность, я думал, что больше вас не увижу.

– Я бы хотел извиниться за то, что так резко вчера ушел.

– О, нет-нет, не стоит извиняться. Все в порядке.

– Нет, думаю, стоит. Некрасиво вышло. Я хотел предупредить, что зайду к вам сегодня в районе четырех. Нам необходимо продолжить вчерашний разговор.

– Если вы считаете, что в этом есть необходимость, то, пожалуйста, заходите.

С того дня Кеша часто стал появляться в двадцать шестой палате. Он подолгу о чем-то разговаривал с Самуилом Петровичем, иногда они спорили, а временами просто сидели молча. В такие моменты каждый из них думал о чем-то своем. Но стоило одному из них нарушить тишину, как беседа разгоралось с новой силой и не прекращалась до тех пор, пока Иннокентия не забирала работа. Молодой врач помогал мужчине одеться, прогуливался с ним по коридорам и аллеям больницы. Приносил научные и исторические журналы, о которых просил Самуил Петрович.

– Как вы думаете, жизнь после смерти существует? – спросил однажды Иннокентий.

– Думаю, что нет. Жизнь после смерти – это религиозные сказки, которые помогают управлять большой толпой народа.

– Значит, вы не верите в существование Бога?

– Нет, не верю. Я убежденный атеист, – ответил Самуил Петрович, – к тому же терпеть не могу христианство.

– Почему?

– Это ужасно безрадостная религия. В ней полно всяческих запретов и ограничений. Христианство, по сути, лишает человека жизни здесь и сейчас в данный момент времени. Оно утверждает, что мы с вами, доктор, прибыли на землю для страданий и должны искупить грех, который совершили еще за пару тысяч лет до нашего рождения. А вся земная жизнь, согласно этой религии, направлена лишь на то, чтобы заслужить вечную жизнь непонятно где и непонятно когда, наплевав на свое настоящее. Нужно быть бездушным садистом, чтобы такое придумать, не правда ли? Даже если и предположить, что Бог существует, не думаю, чтобы он подписался под всей этой чушью.

– То есть вы совершенно не боитесь?

– Вы хотите спросить, боюсь ли я наказания за свои грехи? То есть ада?

– Извините, наверное, я не должен был…

– Нет-нет, все нормально. Да, я боюсь.

– Значит, вы все-таки не отрицаете его возможное существование?

– Я каждый день боюсь ложиться спать. Стоит мне закрыть глаза, я сразу вижу лица. Искаженные смертью синюшные лица убитых мной людей. Не важно, какими они были при жизни, хорошими или плохими, это я их обескровил. И можете представить себе, им даже хватает смелости со мной разговаривать. Они шутят, смеются, а потом могут подолгу рыдать, как безумные. И я ничего не могу с этим поделать. Я не боюсь самой смерти, я боюсь, что они никогда не оставят меня в покое. И если смерть разлучит нас, я буду ей только премного благодарен. Так что, Иннокентий Альбертович, я уже давно в аду. А каково ваше отношение к религии?

– Я толком еще не определился. Просто сегодня услышал песню по радио, она звучала на английском языке, и смысл ее был такой: в природе устроено все настолько правильно и гармонично, что вряд ли бы она сама создала существо, которое стало бы ее уничтожать. Получается, у человека есть другой создатель.

– Следуя такой логике, этим другим создателем является Бог. Но в таком случае он же сотворил и природу, которую так безжалостно уничтожает человек. Круг опять замкнулся.

– Хм… Верно.

– Я знаю только одно: кто бы ни создал человека, он явно предоставил ему слишком много свободы. Человек может выбирать, а имея такой большой список скверных качеств, никогда не знаешь, что он там навыбирает. Вот в природе не существует таких противоречий, поэтому она действительно совершенна.

Оба мужчины перевели взгляд в окно, откуда доносился шум сломанного глушителя. На дорожке для служебного транспорта стояли старенькие «жигули», из которых вышел недовольный завхоз. Чертыхаясь и что-то бурча себе под нос, он стукнул ногой по колесу.

– А это творение, – сказал Самуил Петрович, глядя на скромную представительницу отечественного автопрома, – не что иное, как проделки дьявола.

– Это точно! – улыбаясь, добавил Кеша.

Несколькими днями позже их беседа имела содержание куда более приземленное и материальное. Кеша поинтересовался: откуда, по мнению Самуила Петровича, берется зависимость. Этот вопрос он относил больше к рабочему, чем к праздному любопытству. И к его удивлению, ответ прозвучал настолько объемно и развернуто, что был близок к академическому.

– Корень этого зла зарыт гораздо глубже, чем вы, Иннокентий Альбертович, можете себе представить. Поймите, не бывает так, что человек жил-жил счастливой полной жизнью и вдруг стал алкоголиком. Все начинается тогда, когда начинают обрываться ниточки, соединяющие этого человека и окружающий социум. Когда он остается недопонятым, недолюбленным и неуслышанным. Когда ему не хватает чего-то, что приносит радость и удовлетворение от жизни. И он берется за стакан. Этот путь куда короче, нежели поднять свою жопу и отправиться искать новую работу, новые смыслы или чего еще там ему не хватало. Мы же с вами ежедневно наблюдаем, как сюда пачками привозят этих несчастных их жены, родители, дети и любовники. Я один из них. Меня доставили сюда друзья.

Да, я не смог восполнить что-то важное в своей душе ничем иным, как ядом. Уже много лет практикую самообман. И не планирую заканчивать. И вот, не имея иллюзий на выздоровление, мне кажется, я что-то понял. Смотрите: привезли вам алкоголика, и вы тут же начали пичкать его растворами, промывать, возможно, кодировать, работать с так называемым физическим телом, и, дай Бог, если повезет, то придет такой вот Иннокентий Альбертович покопаться в мозгах и душе. И после всего этого с большой долей вероятности горемыка пойдет на поправку. Но стоит ему вернуться в прежнюю среду, как не пройдет и года, а он окажется в той же низине, связанный собственной беспомощностью.

В первую очередь, надо понять, что не так в той среде, в которой живет зависимый человек. Например, одного каждый день пилит жена, обвиняет в том, что он мало зарабатывает, называет ничтожеством, а он не может с ней развестись, ведь у них дети, и вот он с чувством вины и в полной безысходности хватается за стакан и получает свою порцию удовлетворения. Я не говорю сейчас о конченых алкоголиках, я именно о тех успешных людях, которых вижу каждый день. Вы понимаете, им можно помочь временно, устранить симптомы, но полное излечение зависит только от них самих. Я не говорю, что его жена неправа, может, он правда сел к ней на шею. Или, может, они просто разлюбили друг друга. Вот и все. Вот и причина скандалов в семье. А на самом же деле этот несчастный имеет вполне нормальный заработок и человек он неплохой, только жена его давно не любит. Если бы он не боялся изменить свою жизнь, смог бы развестись с ней, найти ту, которая полюбила бы его, дала ему заботу и нежность, заполнила бы собой всю его жизнь, то в этой жизни больше не нашлось бы места холодным вечерам за бутылкой. А вот вам другой пример: сколько родителей является причиной дурных зависимостей своих детей. Я видел такие случаи, когда дети – жертвы манипуляций своих мам и пап. Как те с детства им внушают, что у ребенка нет и не должно быть своего мнения. Что он должен жить только по правилам своей мамочки-тиранши. А потом эти мамочки тратят полжизни на то, чтобы извлечь свое чадо из длинного списка неудачников. Ну как ему быть здоровым, если ему всю жизнь капали на мозг, лишали его собственного «я» его же родители! Я сейчас не оправдываю пьющих людей. Конечно, в первую очередь они сами несут ответственность за свою жизнь. Понимаете, очень многое зависит от того, как у человека выстроен контакт с собой и с внешним миром. Повторюсь, что счастливому человеку не нужны никакие наркотики и выпивка. Кстати, работа может стать хорошей альтернативой допинга, при условии, конечно, что она приносит удовлетворение.

Я не нашел ни своего призвания в жизни, ни семейного тепла, ни любви. Все, что у меня есть, это только удачное стечение обстоятельств. По сути я никто. Поэтому держаться и хвататься мне не за что. Дайте сигарету, доктор.