Текст книги "Пара Ноя"

Вскрикнув, она очнулась от кошмара. Белая постель. Бордовые шторы на окне, через которые полосками пробивались сумеречные отблики тлеющего заката. Стойка для капельницы возле кровати. И сопение рядом. Яна приподнялась и оглянулась на щетинистый овал спящего рядом. Отросший ежик темных волос примялся изголовьем кровати. Коля проснулся от ее сдавленного крика, но открывать глаза не спешил.

Подушку, расчерканную отпечатками несмытой вчерашней туши, Яна перевернула чистой стороной вверх и начала медленно выбираться из-под одеяла. В тот же момент массивная пятерня затянула ее обратно.

– Сбежать решила?

– Было бы куда, – грустно усмехнулась Яна, безуспешно пытавшаяся выпутаться из его объятий. – В душ хочу. Пойдешь со мной?

– Куда ты все время торопишься? Полежи, – Коля притянул ее взлохмаченную голову к своему плечу.

– Жаль, что мы в больнице, а не в отеле, – Яна посмотрела на него с вызовом.

– Почему именно в отеле, а не дома, не в машине? Или где ты там привыкла…

– Никогда не трахалась в московских отелях. Всегда хотела почувствовать себя разок дешевой шлюхой. Или дорогой. – Она вспомнила, как часто просила исполнить Никиту ее эротическую прихоть. Встретиться, как два незнакомца, в баре отеля. Делать вид, что она эскортница, а он – женатый командировочный. Он угостит ее коктейлем, положит руку на коленку, она наклонится и на ухо шепнет ему сумму. Наскоро расплатившись, они поднимутся в номер. Но Никита всегда игнорировал ее желание, мысленно нарядив ее в белое пальто. Олени по отелям не трахаются.

– Ну у вас и желания, юная леди! – Коля смахнул волосы с Яниного лица. – И что бы было, будь мы в отеле?

– Я бы делала то, что ты хочешь. – Яна потянулась к его ширинке и заелозила по постели, чтобы его пах оказался на уровне глаз. Вслепую расстегивать тугие пуговицы она не умела.

– Да погоди ты, – Коля перехватил ее тонкое запястье.

Конечно, хотелось уже снять это назойливое возбуждение, не покидавшее его в обществе Яны, но за секунду пронесся роман его спермотоксикозной юности, когда он еще даже не дослужился до капитана. Потные простыни в съемной однушке в Братеево. Соседка по подъезду, старше его на восемь лет, тоже тогда перепрыгнула из постели мужа прямиком в Колины объятия, скакала на нем неустанно несколько недель, а потом так же стремительно сбежала обратно. Даже не здоровалась в лифте, опускала глаза, филигранно поправляя аляповатый галстук своего мужа. Конечно, история давнишняя, но горький осадок от первой влюбленности и шрам на спине от упавшего светильника во время мстительного секса остались.

– Ян, ты ж понимаешь, что мой член – не таблетка успокоительного и не волшебная палочка? – Он знал, как часто женщины пытаются затрахать обиду, поскольку уже лежал под ними в момент, когда они ненавидели мужей или бывших. Такой свирепый и бесчувственный тверк. Нет, он не жаловался, просто в тот вечер он не хотел ублажать растерзанное эго. Он знал, что вылетит из Яниной жизни как пробка из-под шампанского, стоит буре стихнуть.

– А если секс из чистой похоти? – Яна на секунду задумалась, может ли похоть быть чистой, но высвободила кисть из его цепкой хватки и продолжила сражаться с ремнем и молнией.

– И тебе все равно, с кем. Ведь так? – он взял Яну за подбородок и заставил посмотреть себе в глаза. Она оторопела, поднялась с кровати и устремилась в ванную комнату.

– Слушай, не надо за меня решать. Я в душ. Передумаешь – приходи. Нет – сама справлюсь.

Стоило ей встать под струи душа и смыть с себя скверну последних суток, как она спиной почувствовала Колин взгляд и улыбнулась. Сразу оборачиваться не стала, пусть думает, что она его не заметила. Лишь спустя минуту, подставляя лицо под струи, она развернулась вполоборота.

– Я просто посмотреть! – Нет, Коля, конечно, внутри все для себя уже решил, но не подразнить перед этим Яну он не мог. Такое строение психики.

Попытка выдержать паузу потерпела афронт. Через минуту он, как в армии, пока горит спичка, принялся раздеваться. Яна оказалась требовательнее дежурного по роте, задрачивающего молодых бойцов. Коля успел снять с себя только носки и джинсы вместе с трусами, как Яна уже схватила его за горловину футболки. Спустя несколько секунд они уже проникали языками друг в друга, жадно сцепившись губами. Он сжал ее бедра, прикусил шею у самой ключицы. Руками Яна прокралась под его мокрую футболку и царапала спину, задевая чуть выпуклый зарубцевавшийся шрам от первой связи с замужней. Хваткой пятерней Коля смял в кулак ее влажные волосы, а другой рукой щупал грудь, после облизал палец и, едва касаясь, провел по соскам, чтобы те набухли и затвердели, и прошипел на ухо: «Правда настоящие». От него сладко пахло тестостероном, практически выветрившимся одеколоном с ароматом ветивера и почему-то порохом.

Мокрая насквозь футболка шлепнулась на пол и осталась истекать лужей, как только Яна на секунду освободилась из тисков объятий. Коля прислонил ее к холодной кафельной стене и руками скользил по ягодицам, пока она покусывала его мочку уха. Вскоре его пальцы уже переместились к ее клитору.

Яна притянула Колю к себе, и он зарылся носом в мокрые волосы. Она не издавала ни звука, сосредоточившись на ощущениях. Палец двигался быстро и четко, не сбиваясь с ритма и не уставая, словно они – радиоволны на схожих частотах. Они снова переплетали языки в голодном поцелуе. Пока Яна не закрыла глаза, пока не начала сжимать ноги, не начала вздрагивать, Коля не останавливался. Дождавшись, пока ее тело обмякнет, он не стал церемониться, резко развернул ее лицом к стеклянной стенке душевой и проник в нее сзади. Яна то щекой, то губами попеременно прилипала к запотевшему стеклу. Он все так же продолжал удерживать ее за волосы, как будто в его руках поводья, а сама Яна – марионетка в его руках, которая по его желанию то выгибала спину, то запрокидывала голову. Он ловил свободной рукой ее грудь и, проникая все глубже и резче, старался как можно дольше не кончать, хотелось властвовать над ней вечность. Второй оргазм окатил Яну еще жарче, и только потом он разрешил себе кайфануть. Он и сам подрагивал еще несколько секунд, стряхивая сперму на бархатистую поясницу и размазывая ладонью.

С минуту они так и стояли: она опустила голову, оперевшись на стену, а он уперся лбом в ее спину и старался восстановить дыхание.

Яна сидела на краю кровати в полотенце и смотрела, как Коля одевается. На грудь с густой растительностью, что было ее фетишем, на шрам в виде птицы с подбитым крылом, на крепкую, как ножка боровика, шею и на каре-черные глаза, которые отливали бронзой. Это был не ее типаж, чужой, незнакомый мир, единственное, что роднило, – запах. Он пах ею. Она – им. Как до секса, так и после. Физиологическое соответствие и два образа жизни, которые никогда не поженить между собой.

– Так, – выложил Коля из кармана джинсов старый кнопочный телефон, – вот труба, номер свой забил. Постарайся никому с него особо не звонить.

– А тебе можно?

– А мне – нужно. Давай, до завтра, – распрощался он и поспешил к выходу, едва слышно матерясь, увидев пропущенные звонки на экране.

Яна думала, что будет чувствовать себя шлюхой, если переспит с кем-то в первую встречу или во вторую, что даже представлять кого-то реального и конкретного, мастурбируя, – сорт измены, а не эротическая фривольность. Более того, она никогда не инициировала интимную близость, всегда ждала ферзевого гамбита с мужской стороны. А тут сделала ход конем. Она достала стик и закурила электронную сигарету, размахивая рукой, чтобы рассредоточить дым: вдруг где-то замурован датчик пожарной сигнализации. Каждую затяжку ждала, что ее настигнет чувство вины, неловкость, что захочется содрать с себя кожу и запустить струю душа в промежность, очистив себя. Но, выкурив за час полпачки, она так и не смогла нащупать в себе признаки раскаяния. Может, задержка рейса? Или собственный порок наконец стал осязаем?

Яна вдруг заметила, что в спешке не сняла ни помолвочное, ни обручальное кольцо, и вспомнила, что формально она еще жена, однако изменой случившееся она не считала, впрочем, как и местью. Просто впервые в жизни разрешила себе не думать, а делать. И оказалось, это приносит удовольствие. Куда большее, чем тихая семейная жизнь, которую она себе вообразила и в которую зачем-то поверила.

Утомленная и при этом расслабленная оргазмами, она сама не заметила, как снова отключилась. Только на этот раз крепко и глубоко – просто черное полотно вместо снов и никакой тревоги.

Глава 4

– Яна Константиновна, просыпайтесь! Давайте руку, вечернюю капельницу сделаем. Дневную уже проспали!

После капельницы Яна бродила по палате, ей не спалось, несмотря на вколотые седативные. Девушка поджала пересохшие губы, думая о завтрашнем дне, который потребует от нее много сил и решений. Кулер оказался сломанным – из голубого крана лилась неприятная теплая вода.

Забавно. Так же постоянно было и в спортзале недалеко от Новодевичьего, из-за чего Яна сначала ругалась с администраторами, а потом смирилась. И именно со сломанного кулера началось знакомство с Никитой.

– Да, блин, опять она теплая! – Парень среднего роста с тонкими чертами лица, острым носом, уверенным взглядом и намокшими волосами до плеч, зачесанными назад после заплыва, жал на кнопки кулера, пытаясь добыть прохладной воды. – Как это вообще можно пить?

– Давай отпинаем эту штуку? Может, купят тогда нормальный. – Яна вышла из зала для пилатеса и чуть задела плечом сухощавого мужчину в яркой спортивной форме, пробиваясь к воде. Яна сразу приметила, что за одеждой скрывается литой торс.

– Не думаю. Если в бюджет не заложена покупка нового, то будем мы вообще без воды.

– Логично. Если что, в кофейне у выхода есть холодная. – Яна, закидывая полотенце на плечо, направилась переодеваться.

– А на Усачевском рынке обалденные холодные фреши. Гоу со мной? – поймал он ее за полотенце на входе в раздевалку.

– Фигня все эти фреши! А вот от джанк-фуда я бы не отказалась… – Яна ходила на спорт не фигуры ради, а по наставлению врача. Вечно работая, зажимая булавки губами в скрюченных позах, чтобы усадить на актеров костюмы, она заработала защемление поясничного нерва, и после новокаиновой блокады (спектакли из-за болезней костюмеров не отменяют) невролог отправил ее заниматься пилатесом и плавать трижды в неделю, чтобы не допустить рецидива. Это Никита шлифовал свое тело до статуи Аполлона и сбрасывал вес, чтобы снизить нагрузки на колени и пробежать очередной марафон, раструбив о достижении через фотографию с медалью на весь интернет.

– Ну и пошли на Усачевский. Будет тебе и фреш, и лучшая шаурма в городе!

– А ты хорош, с козырей заходишь! – Яна была приятно удивлена, что ее новый знакомый поддержал шальную идею, которая противоречила всем заповедям ЗОЖ.

– Ну а то! Меня Никита зовут, кстати. – Парень в кислотно-желтой футболке дружественно протянул руку.

Они с Яной оказались ровесниками. Оба готовились встретить тридцатилетие. Он – в апреле, она – в июне. У него за спиной были ранний, скоропостижно скончавшийся брак с одноклассницей, семь лет стажа в небольшой компании, как-то связанной с «РЖД» (официально в документах было что-то про транспортировку нефтепродуктов, а по факту фирма занималась обычными микрозаймами), неудавшийся стартап, долги, корочка МВА, съемная квартира в пятиэтажке на Красногвардейском бульваре, которая давала ему возможность кичиться, что якобы живет в Сити. У Яны – склад отшитых костюмов на старой даче, исторический факультет с красным дипломом и курсы дизайнера одежды, после которых она освоила допотопную машинку «Зингер» и принялась делать костюмы для небольшого полуподвального театра. Мама, Галина Ивановна, никогда не хотела, чтобы дочь связала жизнь с искусством, поскольку искусство и материнство – две противоборствующие стихии. Для дочери она хотела тихого семейного счастья, чтобы по любви и как можно раньше. Но вместо этого та колесила по театральным фестивалям, ездила в экспедиции со съемочной группой и крутила романы со спивающимися режиссерами, вечно уходящими в чрево депрессии, с операторами, часто уходящими к актрисам, и иногда с молодыми актерами, чтобы забыться от первых и вторых. Таких, как Никита, Яна никогда не встречала. Обычно появление мужчины заставляло хаос воцариться в ее жизни, путая карты и волосы. А тут наоборот – он разложил ее жизнь по полочкам, помог рассортировать груды тряпья, написать бизнес-план открытия студии по аренде костюмов, чтобы и к тематическим вечеринкам можно было подготовиться, и вечерами актеров на примерки вызывать. Яна решилась на бизнес не сразу, только когда они с Никитой обменялись обручальными кольцами. Накопив наконец денег, она сняла помещение в переулках Арбата, наняла дизайнера – разработать вывеску и эсэмэмщика, чтобы разработать концепцию продвижения. Как только начала выходить в робкий плюс, упала с пьедестала успеха – грянул карантин, массовые мероприятия запретили, и ей пришлось продать недавно купленный после успешного исторического сериала внедорожник, чтобы покрыть расходы и не обанкротиться. Так к ней вернулся старый коллекционный «фольксваген-жук» и пришла финансовая зависимость. Яна в ней чувствовала себя неуютно и с трепетом ждала, когда смутные времена пройдут и все в московской жизни вернется на круги своя. Тем более что, как ей казалось, Никита всегда ее поддерживал и верил в ее успех за нее, даже когда она опускала руки.

Возможно, это была искусственная любовь, генно-модифицированная, выращенная из дружбы и мутировавшая в брак из взаимопомощи. И, несмотря на отсутствие животной страсти, Яна верила, что их союз – оазис в центре пустыни с холодным источником, к которому можно припасть и напиться, утолив жажду, и передохнуть.

Странно, сейчас, стоя у кулера, ни первый поцелуй, ни первый секс она вспомнить не могла. Только вкус шаурмы с крабом и как он все время клал телефон экраном вниз.

* * *

Пока воспоминания проносились в голове как перекати-поле, на пятки наступала ночь, толкая вечер за горизонт. Золотая монета солнца закатилась в копилку прожитых дней.

Больше не было страха, угрозы казались нереальными – просто глюком системы. Расслабленный препаратами мозг вернулся к своему привычному состоянию – созерцанию действительности. Сейчас важно было понять, как жить в этой новой реальности, где самый близкий человек предает, где банковский клерк оказывается мошенником и где не знаешь, кому можно доверять.

Яна накинула куртку и в кроссовках на босу ногу вышла из палаты. Подумав, прихватила сумку: может, удастся пополнить запас стиков для электронной сигареты. Не хотела прокуривать помещение, да и подышать воздухом, говорят, всегда полезно. У стойки на ресепшене никого не было. Дверь открыта. А еще хотелось ледяной колы. И чипсов. Ужин она проспала под капельницей.

Улица была незнакомой и абсолютно пустой. Яна бродила по переулкам в поисках круглосуточного магазина, стараясь запоминать дорогу. Сквозь закоулки она добрела до лазурно-голубого храма преподобного Сергия Радонежского на Николоямской, где возле ограды рядом ошивались несколько бродяг, распивавших чекушку по-братски.

Яна остановилась в стороне от них и подняла голову на подсвеченную фонарями трехъярусную колокольню. «Привет, Бог! Все мы неверующие до первой беды. Так что я к тебе».

– Заткнись, дура, спать мешаешь, – рявкнул бездомный тип с сальной бородкой, которого Яна изначально приняла за валяющийся мешок с мусором.

«Так-то я в тебя особо не верила, – продолжила она беседу, сделав несколько шагов в сторону. – Но ты же прощаешь все своим рабам, не так ли? И неверие в себя. Я впервые не знаю, что делать, и по ходу, кроме тебя, мне надеяться не на кого…» – Яна шептала, глядя в пустоту сквозь даже в ночи яркий фасад храма.

– Да ты, я смотрю, говорливая! – приподнялся бомж и попытался схватить ее за ногу. Яна взвизгнула, отскочила и под гоготание бродяги направилась в сторону Яузы. «Ладно, поняла, ты сегодня не в духе, потом договорим», – распрощалась она с Творцом, пробегая уже мимо стен Андроньевского монастыря. Возможно, тем, кто позволяет себе блуд в Великий пост, не дозволено общаться с Всевышним. А может, Бог тоже ее предал…

Яна вышла на набережную и села на щербатые ступеньки узенького моста через Яузу. Снова доставая из кармана электронную сигарету, она нашарила рукой выключенный телефон. Даже если за ней следят, что маловероятно, дать обнаружить себя здесь – вполне безопасно. Карта покажет, что она в воде, скрылась в Москве-реке так, что даже водолазы не отыщут. Или пока будут собирать профессионалов-спасателей, она успеет вернуться в полумрак больничных закоулков, где ее и не подумают искать. Никаких вывесок и опознавательных знаков. Серая зона на карте Москвы.

Экран загорелся. Спустя секунду начали сыпаться уведомления: от Крис, папы и МЧС – рабочие чаты с десятками непрочитанных сообщений трелью отзывались из динамика. И, конечно, Никита тут как тут – звонил больше двадцати раз за день. Интересно, что ему надо? Опять собирался угрожать или решил наконец извиниться и объяснить все? Да, у них отношения не под ключ, местами виднелись шероховатости и протечки. Как же все могло обернуться таким потопом и почему никто не подсуетился сколотить Ковчег?

А ведь он ей поклялся. Неделю назад. В Прощеное воскресенье. Когда Яна неожиданно для себя зашла в потрепанный временем храм с застиранным фасадом в Барашевском переулке, а после купила маленькую иконку с ликом Николая Чудотворца, что после казалось ей странным. Иконка так и осталась лежать на подоконнике на кухне, поскольку Никита к религиозным приблудам относился с ярко выраженной антипатией. Он верил в силу воли и что разум когда-нибудь победит, а посмертные странствия души его не волновали. Для него религия – способ выкачать из населения деньги и дополнительный инструмент управления, опиум для народа. Сколько бы Яна ни доказывала ему, что фраза «религия – опиум для народа» – кусок, вырванный из контекста, Никита был непоколебим.

Яна верила в высшие силы, а не в РПЦ, но любила заходить в крохотные церквушки, где пахло воском и ладаном, слушать песнопения и наблюдать за поклонами паствы на службах, пытаясь, как в спортзале, повторять движения вслед за инструктором. Исповедовалась Яна единожды и после долго чертыхалась. Она, как полагается, готовилась заранее, три дня постилась, исписала убористым почерком несколько листов А4, пытаясь уместить свои грехи. Но батюшка почему-то отказался слушать и сразу поинтересовался, кем она работает. Яна ответила, что делает костюмы для театральных постановок, что порой было некоторым богохульством в силу режиссерских задумок, но ничего постыдного в этом не видела. После ей устроили допрос с пристрастием, посещала ли она гадалок, отмечает ли Хеллоуин и занимается ли йогой. После слов «Хеллоуин» и «йога» Яна кивнула. И батюшка приказал каяться. За растяжку и асаны на коврике под видео на YouTube и то, как она потрошила тыкву, вырезая смешную мордочку и устанавливая внутрь свечку.

А как же то, что она годами ощущала ненависть к матери и непрощение за нелюбовь? Что жила во грехе с мужчиной, что стала крестной матерью, не причастившись и даже Евангелие не читав? Что косит от налогов и ведет черную бухгалтерию? А это статья УК РФ.

Из церкви Яна тогда вышла, не перекрестившись, шепотом матерясь на РПЦ как систему, где по факту никому нет дела до человеческой души, и Никита прав по сути. Бог съехал из храмов и прячется в более укромных местах, ибо иначе где молнии, пронзающие тела приходских попов с толстыми пузами?

Глава 5

О том, что она почему-то в Прощеное воскресенье пошла в храм и зачем-то купила икону, Яна смогла рассказать только психологу. Доктора наук, даму за пятьдесят с многолетним стажем, ей нанял Никита, обеспокоенный тревожным расстройством жены. Яна действительно испытывала тревогу и недоверие после одного случая. Она убиралась дома и взяла телефон Никиты – посмотреть время, как заметила уведомление в мессенджере: «Маша Тин Сити». Она без труда расшифровала, что Тин – это тиндер, а Сити – привычная геолокация для Никиты, работающего в одной из башен делового центра.

Никиту она встретила молча, сидя на балконе с бокалом вина. Тот сразу понял, что случилось, открыл переписку, кричал «читай», тыкал ее носом в экран телефона, как нассавшего в тапки котенка. Объяснял, что это старая знакомая семилетней давности, что говорили они о взлете биткоина и литкоинах, обсуждали дела. Яна слишком уважала себя, чтобы вчитываться в переписку. Но червяк сомнения уже вгрызся в яблоко раздора. И, несмотря на то что инцидент был исчерпан, Яна не могла отделаться от чувства беспокойства, которое не покидало ее, она иногда теребила Никиту вопросами, где был, кто звонил, мучилась тем, что он не афиширует личную жизнь в инстаграме и даже не добавляет ее в друзья в фейсбуке.

Но Никита вообще с самого начала был человеком скрытным. Яна знала лично всего трех его друзей. Изредка общалась со свекровью (он был против их встреч), никогда не приезжала к нему в офис. Вроде нормальное мужское правило: мухи отдельно, котлеты отдельно. Тем более что он никогда не пропадал так, чтобы вернуться под утро, в командировки не отлучался, женскую помаду на воротниках рубашек в дом не приносил. Нет, он, бывало, не брал трубку, но Яна знала его привычку выключать звук на деловых встречах и то, как часто он ходит в спортзал или бассейн. Тем более что она сама хронически пропускала вызовы, находясь на работе. Но сколько бы логических обоснований ни генерировал мозг, нервная система оставалась непреклонна.

Никита не выносил ревности и потому решил резать, не дожидаясь перитонита: вправить мозги до того, как недоверие перерастет в паранойю. Психолог часто говорила о том, что у Яны отсутствует базовое доверие к жизни. Виной тому она видела то, что Яна родилась бездыханной, перенесла ложный круп и госпитализацию без родителей в годовалом возрасте, но про историю с кавказскими овчарками в Татищево Яна предпочла умолчать.

Каждое воскресенье они проводили сессию. Но тревога никуда не уходила, а беременность не наступала, несмотря на отсутствие видимых причин. Психолог в Прощеное воскресенье выдвинула теорию, что холостые выстрелы в овуляцию – возможно, психосоматика, на глубинном уровне Яна не доверяет Никите настолько, чтобы связать их жизни в единый жгут общим ребенком. Если быть совсем честной, когда Яна взяла в руки икону, то подумала, что в следующую овуляцию положит ее под подушку. Вдруг с божьей помощью получится? Она столько историй от гинеколога на эту тему слышала. А тут Чудотворец. Неужели ему сложно?

Закончив видеосвязь с психологом, Яна направилась в спальню, чтобы поговорить с Никитой. Она неслышно зашла в комнату. Он лежал на кровати в наушниках и улыбался чему-то на ноутбуке. Увидев Яну в дверном проеме, он захлопнул крышку.

– Что делаешь? – присела она рядом.

– Да так, сериал смотрю. Как твой сеанс?

– Неплохо. – Яна отложила ноутбук в сторону и положила левую руку ему на колено. – Никит, я знаю, что ты считаешь все церковные праздники ересью, но сегодня Прощеное воскресенье, и я бы хотела сознаться тебе в одной истории, – набрала она воздуха в грудь. – В сентябре прошлого года я познакомилась с одним полицейским… – Яна думала, насколько откровенно она готова рассказать о том, как кончала во сне и позже представляла Колю на месте Никиты.

– У вас что-то было? – напряженно вытянулся в струну Никита, облокотившись на спинку кровати.

– Нет, я даже на свидание с ним не пошла, – поспешила успокоить его Яна.

– Тогда зачем ты мне об этом рассказываешь? – расплылся он в плутовской усмешке.

– Чтобы ты знал.

– А ты спросила меня, хочу ли я знать? – с изрядной порцией яда выплюнул свой вопрос Никита.

– Тогда прости.

Никита изломанными движениями снова потянулся к ноутбуку. Будто бы Яна – Левиафан, разинувший пасть и готовый заглотить в себя спокойный вечер.

– Подожди, пожалуйста, я не договорила. – Яна перехватила ноутбук в воздухе и снова откинула в сторону. – А ты не хочешь спросить меня, хочу ли я знать?

– В смысле? – пытался поскорее соскочить он с неугодной беседы. Левиафан снова показался за ярящимися волнами и полоскал лохмотья парусов их лодки любви, которая еще не успела рассыпаться в щепки о пресловутый быт. Тяга к правде, как и к любой форме познания, всегда пугала Никиту. Он покосился на надкусанное яблоко, светящееся на крышке ноутбука, и вспомнил, сколько бед принесло древо познания добра и зла.

– Ты не спросил, хочу ли я знать, если ты мне изменил, – шла в наступление Яна.

За окном после оттепели изморось снова посеребрила остроносый профиль зимы.

– А ты хочешь? – Никита вздохнул, утомленный и желавший как можно скорее вернуться к просмотру нового сезона «Черного зеркала». Странствовать по вариациям будущего ему нравилось намного больше, чем копаться в прошлом.

Паузу утяжелял стрекот настенных часов – неумолимый и несговорчивый Хронос напоминал о себе. На случай фиаско Яна была вооружена лишь женской истерикой.

– Хочу, – решительно ответила Яна. – Давай обнулимся, я даю слово, что сегодня я прощу тебе измену и не буду припоминать никогда. Ты спал с кем-нибудь кроме меня за эти четыре года? – после многоярусного тяжелого выдоха Яна уронила плечи.

– Ну, раз хочешь, тогда слушай. – Он взял Яну за руку, потеребил ободок обручального кольца и дикой кошкой заглянул ей в глаза, чем изрядно напугал. – Я никогда тебе не изменял и не буду! Пожалуйста, научись мне верить! Без этого у нас ничего не получится. Разве я давал тебе какие-то серьезные поводы мне не доверять? Я тебя люблю! Это самое важное.

– Нет, просто я чувствую…

– Ян, ты не чувствуешь, – оборвал ее на полуслове Никита. Ощущалось, как негодование от пытливых вопросов опалило его рассудок, и он высказывал недовольство. – Ты додумываешь и накручиваешь до паранойи. Это разные вещи. Попроси мозгоправа – может, она тебе какие препараты назначит, пропьешь месяц. А то, ей-богу, весь мозг проклевала.

– А как же ребенок? – отстранилась Яна.

– Давай, если в этом месяце не получится, ты все же пропьешь курс препаратов?

Спустя пару недель, не дождавшись овуляции, они с Крис откроют ящик Пандоры в виде ноутбука, и Яна окажется в Нарнии, провалится в кроличью нору, натолкнется, как «Титаник», на айсберг. Почему тогда накануне поста он не решился на правду?

За ложь всегда расплачиваются минимум двое: и тот, кто обманывает, и тот, кто верит.

* * *

Яна вынырнула из воспоминаний и твердо решила разобраться, где именно она не там свернула, нащупать точку бифуркации, где упустила вожжи и поехала по чужому маршруту. Но для этого придется осмелиться поговорить с Никитой, она уже понимала: игра в молчанку с ним ни к чему не приведет.

Фонари отражались перламутровыми пуговицами в волнистом шелке Яузы.

Палец решительно нажал на имя мужа в списке контактов.

– Ян, ну зачем ты все это сделала? – послышалось вместо приветствия.

– Зачем я сделала? – кричала она, надрывая глотку, в телефонную трубку. Казалось, даже мутные воды Яузы покрылись рябью от исходящих из нее децибелов. – Я взяла твой член и устроила ему паломничество по случайным девицам? Я отмывала деньги через ипотеку, подделывая подписи? Что я сделала? Я просто узнала правду.

– Довольна? Думаешь, кто-то счастливее становится от твоей долбаной правды? – Никита говорил металлическим голосом, не переходя на крик. Будто писал разъяренное сообщение капслоком. – Дура, ты своей правдой нас всех ухандокала: меня, тебя, наших детей. Не я разрушил нашу семью, а ты.

– Я разрушила? – Яну будто расстреляли из парабеллума, каждое слово – пуля.

– Ну не я же. Да, где-то накосячил, но я же все ради нас делал. Чтобы не засранный таунхаус, а квартира в центре.

– Еще скажи, что изменял ты тоже ради меня! – не унималась она.

– А где мне надо было демонов выпускать? Или ты хотела, чтобы я тебя отхлестал и выпорол? Лучше же, чтобы вся эта грязь оставалась за пределами нашего дома.

– Ты вообще бредишь? Ты носил эту грязь в себе, ты возвращался вечером и ложился ко мне в кровать со всеми этими нечистотами.

– Ян, все изменяют. Мы так устроены. Это же не значит, что я тебя не любил. Как раз любил! А ты ни хера не ценишь… Для тебя какие-то переписки важнее, чем семья.

– Если в этих переписках твой вкусный член, то да – это важнее.

– Олень, – протянул он, – приезжай домой, спокойно поговорим. Я утром вспылил. – Часть Яны хотела открыть приложение такси и пойти на переговоры, слово «Олень» было как умелое прикосновение пикапера, якорь. – И привези ноутбук.

Яна на несколько секунд повелась на его сусальные речи и подумала, что, может, и зря устроила бурю в стакане воды. Может, всему правда есть логическое объяснение? Нет, она все равно уйдет, такого разгульного адюльтера не потерпит. В том, что Никита – предатель, она не сомневалась, но принять факт, что он мошенник и впутал ее в финансовые схемы, она была не готова.

Луна врастала в крышу жилого комплекса на противоположной стороне реки.

– Скоро буду. Но только ноутбук правда не у меня.

– Нет, ты все-таки охреневшая вконец. А ну быстро говори, где он! Сейчас поеду, заберу, а ты потом объясняться будешь перед инвесторами за то, что натворила. Скотина безмозглая, – разразился он гневной хулой. – Ты понимаешь, что нам с тобой обоим этого не простят? Хрен с ним – со мной, ладно, я говно. Но ты вцепилась в эту гребаную правду, вообще не осознавая последствий.

Яну на несколько секунд контузило, она перестала слышать не то что Никитин голос, но и проезжающие мимо машины, шуршание вод реки. Гулкая звенящая тишина нарастала, казалось, что черепная коробка разлетится вот-вот на атомы. Картинка перед глазами потеряла резкость, и теперь мерещилось, что луна растекается сливочным маслом по горячей чугунной сковороде неба. Усилием воли Яна собрала себя в кучу.

– Вперед – адрес управления собственной безопасности МВД загуглишь? Этаж, кабинет не знаю – но ты поспрашивай там, может, подскажут, – нашла она в себе силы отразить нападки.

– Ян, я тебя найду и закопаю, – перешел он на ультразвук.

– Ну это вряд ли, – блефовала Яна, пытаясь замаскировать страх, как тогда, в Татищево, с сорвавшимися с цепи псами. – Пока ноутбук лежит в закрытом виде, еще раз повысишь на меня голос – будет в открытом, – отходила она по воде от разговора.

– Ты мне угрожаешь? – истерически гоготал Никита. – Ты, дура творческая, кроме как банты к платьям приделывать и шить мундиры Наполеона, ничего не умеешь. Откуда ты вообще знаешь такие аббревиатуры, гуманитарная моя? У ясеня спросила или у «Яндекса»?