Текст книги "Перекресток трех дорог"

– Многовато совпадений. – Толкнул дверь и пропустил Эйдре вперёд.

В полутёмном зале посетителей нашлось немного. Хозяин, прежде с ленивой неохотой натиравший тряпкой кружку, лишь бы чем занять руки, поднялся им навстречу, кликнул служанку, чтобы проводила гостей в комнату, где можно привести себя в порядок с дороги да отдохнуть перед вечерним выступлением. Пока дева не пришла, жрец и сэйд огляделись по сторонам. Пятеро мужчин у окна, видно, застигнутые праздником в пути караванщики, играли в кости. Трое торговцев у очага разложили бумаги, о чём-то негромко спорили, заключали сделки на будущий год, раз судьба свела их в одной деревне. Мужчина в плаще сидел в тени, накинув на лицо капюшон и, казалось, дремал. Недалеко расположился колдун мергов: рослый и широкоплечий, могучий, с бледной кожей, мрачными глазами и чёрными будто смоль волосами. Лицо холодное, застывшее маской. Уголок губ кривится в едва уловимой ухмылке, длинные узловатые пальцы выбивают по столу неслышную дробь. У ног огромный бурый пёс, не менее угрожающего и опасного вида, чем его хозяин.

На короткий миг их взгляды пересеклись – тёмная, дымчатая зелень глаз Ферра и прозрачная серость глаз мерга. Колдун смотрел спокойно, но сердце жреца кольнуло предчувствие беды. Странное наваждение нарушила служанка: вежливо позвала за собой, и жрец с сэйд отправились наверх. Ферр с трудом удерживал дружелюбную улыбку – происходящее в деревне не нравилось ему всё больше и больше.

Едва Эйдре осталась наедине со спутником, тут же бросилась к нему, взяла за руки, зашептала:

– Ты прав, здесь творится что-то недоброе. Этот пёс колдуна, он переживает. Встревожен, напряжён. И в зале я тоже почувствовала силы Сэйда, но никого из моего народа там нет, как и троп.

– Границы между мирами на Модр крепки, – напомнил Ферр, – а мерга не могли нанять, чтобы решить беду с Сэйдом. Староста не упоминал ни сгинувших в лесу людей, ни пропаж младенцев, а все, кто уходил, – вернулись, один даже лишним. К тому же, мы ничего не знаем об этом колдуне и с добром ли он сам явился в деревню.

Эйдре не сводила глаз со своего жреца, после прищурилась и нежно мурлыкнула:

– И последнее ты желаешь выяснить в первую очередь, правда?

– Справишься? – хитро улыбнулся Ферр.

– Говори, – азартно велела сэйд.

В зал жрец вернулся один. Предупредил, что его спутница отдыхает перед вечером, когда сюда наверняка набьются многие из деревни, чтобы послушать баллады, попросил не тревожить её сна. А после облюбовал себе столик почти у выхода, подальше от игроков в кости и громких торговцев, прямо за спиной мерга, устроился там, заказал пива. Когда Ферр проходил позади колдуна, из рукава вылетел белый жук, сел на пса, забрался глубоко в густую шерсть у лопаток. Собака недовольно дёрнула ушами, насторожилась, а после чуть вильнула хвостом и притихла вновь.

Ферру принесли кружку, и он медленно тянул пиво, большей частью глядя в окно, но иногда с рассеянной задумчивостью осматривал зал. Жреца не тревожили, внимания не обращали – с дороги человек, уставший, ему ни до чего. Лишь изредка служанка подносила добавку да забирала грязную посуду. Спустя час дремавший до того мужчина в углу вздрогнул, очнулся, хлопнул себя по лбу и побрёл к выходу. Ещё через десять минут покинуть таверну собрался и мерг.

– Вернёшься, колдун? – окликнул его хозяин. – Комнату подготовить? Ночь близко.

– Будь любезен, – густым басом отозвался тот. – Ноги надо размять, но на праздник я ваш гость, ежели позволишь.

– Отчего же не позволить, коль заплатишь, – рассмеялся он. – Вернёшься – всё готово будет. И это… псину твою ради миров одну не оставляй, с собой тащи. Больно страшная она у тебя, аж жуть берёт.

Колдун ухмыльнулся и пошёл на улицу, кликнув на ходу своё косматое чудище. Пёс подскочил, зашагал у ноги хозяина. Как только они скрылись, Ферр вынырнул из полузабытья, словно растревоженный хлопнувшей дверью, огляделся и спросил удачно подошедшую с новой кружкой служанку:

– Красавица, а что, в деревне два жреца на празднике будут? Тот странник, что в углу сидел, по виду из наших.

– Что ты, – отмахнулась служанка, оглянулась на хозяина, проверить, не смотрит ли за ней, а после сказала: – Это путник, на которого зверь в лесу третьего дня напал. Он сюда и пришёл напуганный, решил пока остаться до праздника. А ты это зачем?

– Так я же по миру хожу, милая, – ласково напомнил Ферр, нежно коснулся натруженной руки девы, слегка сжал в ладони, – баллады пишу о том, что увидел. Так рождаются наши песни – из интересных историй, что мы встретили в дороге.

Румяные щёки служанки вспыхнули алым. Она вновь глянула на хозяина, убедилась, что тому нет до неё никакого дела, наклонилась ещё ближе и горячо зашептала:

– А меня в песне упомянёшь? Я своими глазами видела! Стою, значит, у дома, а там…

Ферр внимательно слушал, кивал, с мягкой настойчивостью возвращал временами рассказ ко всему, ему интересному, включая пришедшего сегодня мерга, которого дева опасалась, но заметила, что колдун был вежлив и несловоохотлив. Псину в узде держал, она и башки своей жуткой не повернула ни разу на служанку. Лежала, дёргала временами ушами на звуки, но вела себя смирно, словно зачарованная. Сам мерг только что пива заказал да спросил, не против ли хозяин собаку в зал ввести, других вопросов не задавал. Несмотря на боязнь колдуна, властного над мертвецами, служанка злого от него не увидела, успокоилась и решила, что с таким даже понадёжнее перед праздником будет.

– Тут ведь как, – щебетала она, временами озираясь, – старики говорят, что в Модр границы миров крепки, но не всему верить стоит, они и глупости сбрехнуть умеют. Не зря мы духам подношения делаем, а чтоб не ярились. В этом году без охотничьих даров останутся, вдруг взбредёт им разозлиться на неуважение? Да зверьё в лесу дикое, что на людей бросается. А тут такой здоровый мужик, руки натружены, в колдовстве сведущ. Торговцы вон его до твоего прихода подсобить просили, предсказать исход сделки, так не осерчал, подошёл, поговорил. Я не слыхала, чего он там предрёк, уж прости, боязно мне всё это их общение с мертвяками. Но гости довольны остались, заплатили хорошо. Худого он не натворил, а пользу уже принёс. Прошлый заходил по весне: лишний раз боком не проскочишь мимо – глазами так зыркнет, что сердце в пятки уйдёт. А этот ничего, пару дней можно и потерпеть. Псина только жуткая, уж не она ли в лесу кидается ночами?

То, что дева не сдержит языка за зубами, Ферр понял давно. В тот миг, когда заметил, как прислушивается она к любому произнесённому в таверне слову, пока хлопочет по залу. А уж улыбка молодого жреца вместе с обходительностью и тёплым взглядом зелёных глаз топили и куда более чёрствые сердца. Вскоре Ферр знал всё, произошедшее в деревне за последние пять дней, но ясности ответы прибавили немного. Оставалось надеяться, что у Эйдре дела пойдут лучше. И на то, что его чародейка успеет вернуться до того, как уставшие жители потребуют от жреца баллад под музыку прекрасной сэйд.

Глава 5. В тенях

К сумеркам таверну начал заполнять народ. Раз пришёл жрец, должны быть песни – иначе случиться не может. Уставшие от хлопот люди ждали отдыха да доброго веселья, а у хозяина и его служанок началась пора тяжёлой работы, от лени не осталось следа. Гремела посуда и скрежетали о каменный пол стулья, пахло жаренным мясом, очагом да брагой, в зале стало не протолкнуться, и бедные девы с гружёнными подносами лишь чудом умудрялись скользить меж посетителями и разбирать в общем гвалте заказы.

На Ферра посматривали искоса, с интересом. Всё чаще и чаще жрец ловил жадные взгляды, понимал, что оттягивать выступление долго не сможет. Если бы только в зал вошёл колдун со своим псом, если бы понять, что Эйдре уже вернулась… Но мерга-то как раз среди толпы он не находил, а такого детину упустить из виду никак не сумеешь, даже коль постараешься. Зато появился сам староста, подошёл и со всей вежливостью намекнул, что время нонче дюже подходит для музыки и баллад.

Ферр обещал привести спутницу, встал и неспешно побрёл наверх, – благо, зал заполнился настолько, что его медлительности никто не удивился. Пару раз жрец запнулся о столы и ноги, потратил несколько минут на извинения за неуклюжесть, но на пустой лестнице старательно изображаемой неловкости места уже не нашлось, и пришлось идти в комнату быстрее.

Он обнаружил Эйдре на кровати. Чародейка лежала, прикрыв глаза рукой, но, когда он захлопнул дверь, села и устало улыбнулась. Слежка за мергом вымотала её настолько, что Эйдре и окно, заранее оставленное распахнутым для возвращения, закрывать не стала, несмотря на прохладу ночи.

– Нас ждут. Сможешь играть?

– Конечно. Пока расскажу, что узнала, как раз отдохну.

Мерг вышел из таверны и сразу же приказал псу искать. А после побродил кругами у домов и ушёл к камню в поле. Там долго что-то высматривал, изучал, а Эйдре успела получше понять чары того места. Оно и впрямь оказалось сродни тропе, но совсем маленькое; порог, где миры сходятся плотнее обычного. Удивительного в том чародейка не нашла, уверяла, что такого немало по всему Ирду, опасность оно несёт разве что в Сайм и Бъёл, когда границы зыбки, но никак не в пору Модра. И всё же Эйдре тревожил плач ветров, страх природы, а ещё более, – то, что там околачивался мерг.

Колдун у камня бродил долго, осматривался, ругался. Затем кликнул пса, дошёл до леса на другом конце поля, стоял и слушал, хмуро озирался. Зверь его напрягся тогда больше прежнего, вздыбил шерсть, прижал уши. Эйдре решила, что его, как и всю природу вокруг, пугает неведомое чуждое присутствие. У лесных троп стало особенно жутко, даже ей, в чаще слышались скрипы и шорохи, от которых добра искать не стоило. Чародейка сама забоялась, призналась, что хотелось сбежать, улететь прочь, лишь бы не слышать ветров да не видеть мглы за опушкой.

– Это не обычный хищник, Ферр, и уж точно никакой не волк, – серьёзно заверила она. – Нет в Ирде живого существа, способного вызвать страх сэйда, от глубин морей до пиков гор нет. Я бы решила, что колдун с Мергом чего удумал злого натворить, но силу-то я чувствую нашу.

– А в верхнем мире есть что-то, способное напугать твой народ?

– Наваждение скрывает многое. – Эйдре нахмурилась, сцепила крепко пальцы. – Кошмары и мороки, тени и чудовищ. У нашего дома спокойно оттого, что мужчины семьи порождения туманов гоняют и бьют. Но никогда я не слыхала, чтобы кто-то выбирался в Ирд. Без наваждения они бессильны, оно питает, подкрепляет чары и плоть.

– Они не смогут здесь быть? Пропадут?

– Скорее, им недостанет могущества натворить вреда без тумана. Голодные станут, злые, но слабые. Если сюда что-то чудом выбралось, ему нужно место, где оно сможет быть близко к верхнему миру, чтобы использовать его силы.

– Камень. – Ферр встал, подошёл к окну и вгляделся во мглу. – И завтра у него соберётся вся деревня. Вдали от оберегов, защиты крова, в ночном тумане.

Эйдре выпрямилась, посмотрела с тревогой.

– Думаешь, всё же Сэйд, а не Мерг?

– Не знаю, – жрец мотнул головой, – но больше указывает на него. Колдун странный, не спорю. В деревне его опасаются. Только опаска эта о даре его народа, а сам он вреда людям пока не причинил, даже помог кому-то. Но дружелюбие тоже бывает из злого умысла, не стоит забывать. Старосту он перепугал знатно утром, а этот человек не кажется ни глупцом, ни трусом. Приглядеться стоит внимательнее, к мергу да к тому путнику, что пришёл лесными тропами. Караванщики ребята простые, из города, общительные, весёлые. Со служанками сплетничают, приторговывают, по дому скучают. Купцы все в своих счетах, от бумаг голову подымают с неохотой, лишний раз из таверны не выходят. Остаётся лишь два чужака, которые сейчас как раз где-то шастают, хотя идти им тут некуда. Собирайся, нас заждались. И там надо наблюдать, за ними и другими, кто будет в зале. Ты играй и ни о чём не тревожься, я за всем присмотрю. Что бы тут ни творилось, сегодня ничего не случится, коль пока не стряслось, всё начнётся завтра.

Они поспешили вниз. Галдящая толпа, стоило кому-то завидеть жреца с сэйд, затихла, почтительно расступилась, дала место. Люди набились плотно, кто-то даже уселся на лестнице, но вокруг Ферра и Эйдре оказалось свободно. Никто не рискнул бы приблизиться ни к жрецу, ни к его деве без позволения, слишком страшно и сокровенно для простого люда их занятие. Еще одним уголком, где деревенские не посмели находиться, был стол у стены, за коим сидел в одиночестве мерг со своим псом в ногах. Задеть и оскорбить ненароком колдуна боялись не меньше: натолкнёшься на гнев и накличешь беду. Мерг таким раскладом не печалился, устроился удобно, потягивал пиво да смотрел с интересом, ожидая песен.

Когда Эйдре заиграла, утих в зале любой шум. Завороженные люди не сводили с чародейки глаз, вытягивались, чтобы разглядеть получше. Щуплый парнишка под напором толпы случайно ступил в круг свободного места, где сидела дева, его быстро втянули обратно, выдали оплеух, зашикали. Разозлить сэйда боялись не меньше, а то и поболе мерга. С мертвецами и проклятьями хоть сладить можно, а если мстительный народ верхнего мира разъярится, не видать деревне урожая и здорового скота следующий год или даже не один. Зато почётом и уважением запросто добиться богатого приплода у зверья, тяжёлых колосьев зерна, добрых запасов. Сэйды, считали люди, словно ветра, – быстры что на наказание, что на награду. Коль завтра этому жрецу с его спутницей проводить ритуалы да задабривать духов, стоило смирить норов и пыл, предстать щедрыми хозяевами, тогда деревне будет легко и вольготно после.

Ферр пел с удовольствием, его тешили восхищённые взгляды. Баллады о героях и легенды о давних днях, песни-предсказания и истории о людях да заботах нынешних сменяли друг друга, текли плавно и размеренно. Несколько часов пролетели незаметно, но жрец не забыл приглядываться, замечать поведение, привычки, выражения лиц. Он видел старосту, который оказался доволен выступлением, улыбался, радовался уже искренне, без следа утренних тревог. В заезжих торговцах с караванщиками тоже не обнаружилось странного – люди как люди, веселились, слушали да пили. Мерг ничем не отличался от иных в зале, разве что Ферру показалось, будто легенды и пророчества заинтересовали его больше других песен. Но удивляться такому нечего, – колдуны их народа странники, обычной жизни видели вдоволь сами, в историях не нуждались, даже чего нового для жрецов могли подкинуть временами. Пёс у ног мерга уснул, уложив косматую башку на мощные лапы, дёргал в дрёме ушами, а хозяин изредка наклонялся да трепал мохнатую шерсть загривка.

Когда староста потребовал дать гостям отдых и народ неохотно побрёл по домам, Ферр с Эйдре задержались в зале. Им предложили ужин, а они с благодарностью согласились. Постепенно таверна опустела, лишь усталые служанки продолжали убирать столы да на кухне гремели посудой. Жрец остановил болтливую деву и спросил:

– Что же ваш гость из леса не пришёл нас послушать нынче? После заката теперь из комнаты опасается выйти?

– А я и не заметила, как он вернулся да наверх ушёл. – Служанка огляделась, словно ожидала найти странника взглядом сейчас. Её вертлявость забавляла Ферра: от такой мало чего укроется. – Хлопот по залу было много, видно, проскочил как-то. Но ужинать точно не являлся, я ни заказа не принимала, ни еды не подносила. Странный он, парой слов без нужды не обмолвится, а голос хриплый, тихий, змеёй шипит из-под капюшона. Вроде надо пожалеть человека, с которым беда приключилась, а меня прям отталкивает от него, вот и не увидела, куда убрёл и вернулся ли. Пока я ему не нужна со своими подносами, и подходить лишний раз не хочется.

Служанка убежала под гневный окрик хозяина, а Ферр задумчиво взглянул на Эйдре и побарабанил пальцами по столу.

– А чувствовала ли ты в зале силы Сэйда, пока играла?

Чародейка качнула головой и напомнила:

– Мы рассеяны, когда дело касается музыки. Я могла и не заметить.

– А теперь чуешь?

– Нет.

– Эйдре, сможешь взглянуть, в комнате ли нынче наш гость из леса? – Ферр наклонился совсем близко и шепнул: – Идти ему тут некуда, а на несколько часов он пропал и неизвестно, вернулся ли. Да и мерга я бы проверил.

Они вышли на улицу, чародейка обернулась белым мотыльком и устремилась к окнам таверны. Жрец отошёл за угол, чтобы не попадаться никому на любопытные глаза, а после – на несдержанный язык. Закутался в плащ от наползшего тумана, прислонился спиной к стене, прислушался к ночным звукам. Деревня, вымотанная дневными заботами да вечерним гуляньем, уже затихла и погрузилась в сон. На миг Ферру почудился вдалеке чей-то плач, но тут же исчез без следа, и он не смог бы сказать точно, был ли тот в самом деле или оказался плодом растревоженного воображения. Жрец прикрыл глаза, принялся припоминать легенды и истории о Модре на случай, если в них найдётся что-то похожее на нынешние события.

Мотылёк летал в тумане от окна к окну, садился на деревянные рамы, заглядывал в сумрак комнат. Света не погасил пока лишь мерг – расположился на кровати, перебирал обереги, что-то шептал себе под нос. Его пёс лежал рядом, Эйдре заметила только мохнатую спину да задние лапы. Ничего необычного, просто колдун занят своей работой. Она спорхнула с рамы, полетела дальше.

Торговцы и караванщики уже улеглись спать. Упились пивом знатно, рокочущий храп сотрясал воздух настолько, что сомнений не оставалось, – каждый из них отдыхает там, где положено. В других комнатах постояльцев не было. Эйдре облетела всё несколько раз, пролезла муравьём под рамами, но гостей в таверне больше не нашлось, а помещения для них выглядели так, словно там давно никто не жил. Чародейка вылезла на улицу, поспешила к жрецу.

– Мерг на месте, а вот второго не то, что нигде нет, а будто никогда и не было вовсе. Кровати нетронуты, вещей не лежит, пусто и безлюдно, – сообщила она, вернувшись в свой облик. – Силы Сэйда я так нигде и не почувствовала.

– Занятно получается. – Ферр осмотрел здание таверны и коротко улыбнулся. – Словно морок, а не человек, верно?

– Как он пробрался в Ирд третьим месяцем лета? – Эйдре недовольно нахмурилась. – Границы крепки.

– Легенды говорят о времени, когда они начнут стираться, а миры – смешиваться. На деле это пророчество, древнее настолько, что никто уже и не вспомнит ни предсказателя, ни можно ли ему верить. Но если подумать, что это правда, где, как ни в местах, подобных камню, такое должно начаться? Даже тропы не дают большей близости мирам, чем пороги, так ведь?

Эйдре задумчиво кивнула, обернулась через плечо и предложила:

– Дойдём до камня? Хочу посмотреть ещё и проверить, что там делал колдун.

– Я не взял оружия, – мрачно напомнил Ферр.

– Рядом с источником силы моего мира не будет никого, могущественней сэйда, – возразила дева и вкрадчиво добавила: – И ты сам сказал: всё начнётся завтра.

Они побрели в тумане по пустым деревенским улицам. Света нигде не горело, люди давно спали и не ведали бед. Чем ближе был камень, тем больше недовольства и нетерпения Ферр замечал в Эйдре. Она схватила его за руку, потянула вперёд, а он отчего-то вспомнил их путь по верхнему миру. Вдруг жрецу вновь послышался тихий плач от костров в центре поля. Он дёрнулся, но чародейка удержала, не позволила отойти.

– Там кто-то есть, плачет, – попытался настоять Ферр. – Надо проверить. Думал, у таверны почудилось, но здесь я слышу точно.

– Зато я не слышу. – Эйдре обернулась к нему, положила тёплую ладонь на щёку, а сознание утонуло в мёде золотых глаз. – Сэйда этой твари простым мороком не взять. Мы не в тумане, в наваждении. Слушай ветра, любовь моя. Не поддавайся его чарам.

Ферр резко качнул головой, заставил себя прислушаться, и серая пелена отступила, отшатнулась прочь. Плач пропал, как не бывало. Чародейка вглядывалась во мглу, плотно сжимала губы и теребила пальцами ремень клёрса.

– Поверить не могу… – прошептала она после долгого молчания. – Здесь, в Ирде. Разве такое возможно?

– Ты же своими глазами видишь. – Ферр притянул её к себе, обнял за плечи. – Знаешь, что это за чудище?

– Грухи, питсы, коппа. Кто угодно, способный принять чужой облик или вид человека. Но никто из них не умеет создавать и самого слабого морока-обмана. Либо его кто-то обучил, либо при переходе в Ирд что-то произошло, и он научился сам. Они разумны, каждый по-своему. И каждый по-своему опасен. Коппа охраняет свои земли всеми силами, нападает на любого, кто ступит в его владения, но, если его не трогать, не станет угрожать и сам, будет избегать встречи и внимания. Питсы – мелкие пакостники, бродят группами, шкодят во дворах, прячут или портят вещи. Не представляю, что должно заставить их и пытаться атаковать, и морочить, и разделиться. Они трусливы. Если переход между мирами не изменил нрава, о них можно не вспоминать. Да и коппа не пошёл бы в таверну посидеть среди людей, не оставил бы земель у камня, коль посчитал своими.

– Значит, остаётся грухи?

Эйдре потянула Ферра прочь от поля и понизила голос:

– Самый опасный. Хитрец и ловкач, охотник за заблудшими. Умён, изворотлив, перенимает повадки тех, кого видел. С ним можно и договориться, он даже даёт временами советы тем, кто ему полезен или приглянулся. Если пришёл в деревню, местные его чем-то разозлили. Он не ищет пропитания, он зол и хочет мстить.

– Беды начались с охотников, – напомнил жрец. – Забрали его добычу?

– Может быть, – кивнула чародейка. – Если ещё и в Ирд попал не сам, если его сюда просто затянуло через хрупкий порог, он и так в ярости, а людям, отнявшим пищу, несдобровать. Пощады это чудовище не знает.

– Но мерг тоже был у камня и что-то выискивал. Не мог ли грухи убить его дорогой и просто принять облик? Или собаки? Точно ли путник из леса – не морок и существует на самом деле? Создать образ – непростая задача, звуком он тебя не проведёт, но видом бы обманул.

– С охотником из Сэйда следует смотреть на глаза. Их он изменить не может, всегда будет ходить с чёрно-золотыми. Никто бы не признал колдуна мергом, приди в его обличие грухи. И его пёс боится эту тварь, не хозяина, а то, что он обыкновенная, пусть и умная собака, я уверена. Что бы ни искал тут мерг, с добром или злом явился, к грухи он отношения не имеет, да и знать о нём не знает: ни в Ирде, ни в нижнем мире такого не водится.

– Тогда оставим пока колдуна, не до него, – решил Ферр. – Нападёт грухи завтра у камня, ему нужна сила Сэйд, верно?

– Да, и нападёт вечером на празднике, на грани дня и ночи его могущество возрастёт, а наваждение, вырвавшееся в Ирд, только поможет. Ещё и перекрёсток этот… Тоже ему лишь на руку.

Они в гнетущем молчании прошли в таверну, поднялись наверх и крепко заперли дверь. Эйдре села у окна, смотрела во тьму ночи, хмурилась. Ферр побродил между кроватями, а после спросил:

– Зачем же он взялся морочить этим вечером, коль его ведёт не голод?

– Напугать. – Хрупкое плечо чародейки коротко дрогнуло, а голос прозвучал так буднично, словно они беседовали о погоде. – Чтобы люди не решились оставаться одни и держались вместе.

Жрец мрачно усмехнулся, уселся на кровать, потянул к себе напряжённую Эйдре:

– Давай сейчас отдыхать. Завтра подумаем, что с этим делать, посмотрим снова камень, решим, чем взять грухи. Ночь не принесёт верных мыслей и спутает планы.

Чародейка уткнулась лицом ему в грудь, устало вздохнула. Ферр какое-то время гладил её косы, а когда дева заснула, нежно поцеловал и закрыл глаза сам. Что бы ни сулил им завтрашний день, он был уверен: от усталости толка не прибавится наверняка.