Текст книги "Людвиг II. Калейдоскоп отраженного света"

В 1861 году для Людвига началась настоящая «воинская повинность» – 28 ноября он был зачислен лейтенантом в 6-й Баварский егерский батальон (6. Königlich Bayerisches Jägerbataillon). Одновременно Людвиг получил также звание лейтенанта Королевского Баварского 2-го пехотного полка «Кронпринц» (Königlich Bayerisches 2. Infanterie Regiment «Kronprinz»), шефом которого являлся в силу происхождения. При этом военная карьера совершенно не интересовала наследника, а строевая подготовка нестерпимо тяготила. Но положение обязывало, и приходилось подчиняться.

Интересна характеристика, данная графом Ла Розе своему воспитаннику, когда тот достиг совершеннолетия и воспитатель вышел в отставку: «Кронпринц умел и очень талантлив, он многому научился, и у него даже сейчас знания, которые выходят за пределы желаемого. У него очень богатая фантазия, которую я редко встречал у его ровесников. Но он подвержен вспыльчивости. Больше чем сильно развитое своеволие указывает на упрямство, которое он, возможно, унаследовал от деда, и оно будет преодолено лишь с большим трудом»{28}28
  Цит. по: Кухаренко Т. Второй воспитатель кронпринца Люд-вига – граф Теодор де Ла Розе.


[Закрыть].

С графом у Людвига всё-таки сложились дружеские и доверительные отношения. Возможно, если бы воспитатель оставался при Людвиге подольше, он сумел бы уберечь короля от… самого себя. Но всего лишь через месяц после вступления на престол Людвиг узнал, что Ла Розе тяжело заболел. 11 апреля 1864 года, предчувствуя его скорый конец, молодой король писал Сибилле фон Леонрод: «Это будет не только страшным ударом для его семьи, но мне также будет жаль, потому что он был для нас добрым другом и советчиком»{29}29
  Цит. по: Там же.


[Закрыть]. 15 апреля Ла Розе не стало. Король успел проститься с графом, тот умер фактически на его руках, и Людвиг еще некоторое время оставался с семьей своего бывшего воспитателя, чтобы поддержать всех в общем горе…

Итак, что можно сказать о подготовке юного Людвига к взрослой, королевской жизни? Как известно, запретный плод сладок. С одной стороны, чем больше сам Максимилиан II или граф Ла Розе старались обуздать мечтательный нрав наследника престола, тем сильнее мальчик замыкался в себе и противопоставлял скучным приземленным занятиям сказочный и романтический мир своих мечтаний. С другой стороны, рассказы о «короле-солнце», которые он слышал от графа Ла Розе, стали семенами, упавшими на благодатную почву: Людвиг стал видеть себя абсолютным монархом и требовать от ближайших подданных соответствующего поклонения, кое с детства ему и выказывалось и к коему он привык, еще даже не вступив на престол.

Беда заключалась в том, что и «возвышенная страна грез», и исторические рассказы об абсолютной королевской власти, и солдатская муштра – всё было одинаково далеко от реальной жизни, в которой предстояло действовать нашему герою. Никто не объяснил мальчику, что маленькая Бавария – не блестящая Франция, что время героических подвигов и абсолютной монархии безвозвратно миновало, что наступил прагматичный XIX век, ставящий под сомнение все возвышенные идеалы, что, наконец, баварский король – это не более чем номинальная должность в государственном аппарате конституционной монархии.

Но и родители, и воспитатели, и ближайшее окружение принца поступали наоборот; во многом именно они сделали Людвига таким, каким он стал впоследствии.

Уже после смерти баварского короля германский канц-лер князь Отто фон Бисмарк подверг критике такие педагогические приемы: «Если бы воспитание короля Людвига было доверено не оторванным от жизни профессорам и иностранным преподавателям, а немецким офицерам, тогда король остановился бы, вероятно, на земле, от которой он происходил, и не заблудился бы в облаках туманного Парнаса…»{30}30
  Цит. по: Она же. Юный кронпринц Людвиг Баварский и его начальная военная подготовка [Электронный ресурс]. URL: https://vk.com/ludwig2nd?w=wall-913381_1114%2Fall (дата обращения 27.01.2018 г.).


[Закрыть]

Тот же упрек можно обратить и к Людвигу I. Несмотря на его любовь к внуку, их общение сводилось к нерегулярным встречам в Мюнхене, а вскоре частые отъезды экс-короля за границу вообще не оставили времени для личных контактов. Оставались письма. Дед и внук переписывались регулярно; задушевный тон писем говорил о глубокой и искренней взаимной привязанности. Но для Людвига-младшего переписки было явно недостаточно. И если Людвиг I, можно сказать, гордился внуком на расстоянии, то для взрослевшего юноши дед вскоре превратился в героя исторической хроники, в пример для подражания; но в часы, когда становилось особенно тоскливо и одиноко, нельзя было поплакать у него на груди.

Можно сказать, что Людвиг с детства не столько действительно любил, сколько заставил себя полюбить одиночество; наедине с собой ему было гораздо комфортнее, чем в душной атмосфере чуждого ему двора. И не его вина, что он, как мог, сопротивлялся насилию над своей душой и упорно продолжал настаивать на собственных идеалах, вознамерившись в одиночку изменить весь мир.

И здесь надо упомянуть еще об одной очень симпатичной черте Людвига, без которой его портрет был бы неполным и которая, наряду с развитым чувством благодарности, проявилась у него с детства и совсем не сочеталась с приписываемым ему впоследствии «человеконенавистничеством». Он очень любил делать подарки. Биограф Людвига (кстати, весьма недоброжелательный), депутат баварского ландтага лютеранский пастор Фридрих Ламперт вспоминал: «…эта страсть у него была с детства, когда, получая крошечные деньги на собственные нужды, он тотчас же исстрачивал их все, до последнего пфеннига, покупая подарки матери, брату, своим воспитателям и непременно камердинеру. Насколько эти деньги были незначительны, видно из того, что, получив в первый раз в день своего совершеннолетия (16 лет) первую золотую монету, Людвиг счел себя положительно Крезом. Он тотчас же побежал к ювелиру, чтобы купить у него тот медальон, которым мать его любовалась несколько дней перед тем в витрине магазина. Ювелир, конечно узнав принца, спросил его: “Прикажет ли он прислать счет во дворец?” Но Людвиг с гордостью ответил, что “может сам заплатить”, вполне уверенный, что для этого достаточна его золотая монета!»{31}31
  Цит. по: Лаврентьева С. И. Указ. соч. С. 28–29.


[Закрыть]

В одной из комнат Хоэншвангау и ныне можно увидеть огромный бильярдный стол, который Людвиг использовал совсем не по назначению: на нем король раскладывал рождественские подарки. Луиза фон Кёбелль[30]30
  Луиза фон Кёбелль (Köbell; 1827–1901) – немецкая писательница. В 1857 году вышла замуж за Иоганна Августа фон Айзенхарта (Eisenhart; 1826–1905), который в 1870 году стал кабинет-секретарем Людвига II.


[Закрыть], автор книги «Король Людвиг II Баварский и искусство», жена одного из наиболее приближенных к нему людей, отмечает: «Рождественские подарки готовились – когда Людвиг уже был королем – за неделю и более до праздника и привозились из Мюнхена в Хоэншвангау. <…> Комната с бильярдом принимала на Рождество вид базара, полного множества дорогих и изящных подарков. Целые сервизы, дорогие бонбоньерки, бинокли, часы, ковры, книги в искусных переплетах и альбомы с отделкой из золота, серебра, слоновой кости, с гербами Баварии, с лошадьми и лебедями; сигарные ящички и чубуки для курения, украшенные или вензелями Людвига II, или гирляндами цветов и фигурами гениев. <…> Тут были брелоки, запонки, цепочки к часам с брильянтами, сапфирами, ляпис-лазурью, рубинами и эмалью. Одну часть бильярда занимали веера, художественно вышитые или расписанные акварелью, работы известной художницы-декоратора Терезы Вебер. <…> Подарки к Рождеству получали все: родственники, друзья короля, его приближенные, артисты и артистки, музыканты и все его служители до последнего маленького мальчика-прислужника»{32}32
  Köbell L. von. König Ludwig II von Bayern und die Kunst. München, 1898. S. 229–237.


[Закрыть].

Итак, перед нами предстает юный принц-идеалист, добрый, мечтательный и совершенно не похожий на «сумасшедшего мизантропа». Когда же с ним произойдет трагическая метаморфоза?

Несмотря на то, что Людвиг с детства знал, что будет королем, он оказался совершенно не готов к роли, уготованной ему судьбой. Как уже говорилось, воспитание принца оставляло желать лучшего. Он ничего не знал о требованиях и задачах тогдашней политической жизни, его намеренно отдаляли от любых ее проявлений. Людвиг не имел настоящего наставника в государственных делах, и поэтому он составил собственное, весьма своеобразное и далекое от действительности мнение о том, каковы должны быть задачи королевской власти. «У Людвига, – пишет В. Александрова, – несомненно, было свое представление о королевских обязанностях и власти. Оно воплощалось для него в образах древних рыцарей Германии, благородных героев шиллеровских драм. Его серьезная и вдохновенная мечтательность рисовала ему его будущее как исключительное призвание, как служение возвышенным целям правды и красоты. Но лицом к лицу с настоящими, реальными задачами он не мог не чувствовать себя растерянным и беспомощным»{33}33
  Александрова В. Указ. соч. С. 10.


[Закрыть].

Не имея поддержки в кругу своей семьи, Людвиг стал искать ее на стороне. Этим объясняется вскоре проявившееся у него безоговорочное доверие к Рихарду Вагнеру, в котором он нашел истинного духовного отца. Вместе с тем к моменту провозглашения юноши королем еще не было и намека на его трагическое разочарование в жизни; в неполные 18 лет его надежды и наивная вера в светлое будущее были непоколебимы.

Он открыт миру, он еще заставит полюбить себя!

Часть вторая. Полнолуние
(март 1864 года – 1871 год)

 
Я откинул докучную маску,
Мне чего-то забытого жаль…
Я припомнил старинную сказку
Про священную чашу Грааль.
Я хотел побродить по селеньям,
Уходить в неизвестную даль,
Приближаясь к далеким владеньям
Зачарованной чаши Грааль.
Но таить мы не будем рыданья,
О, моя золотая печаль!
Только чистым даны созерцанья
Вечно радостной чаши Грааль.
Разорвал я лучистые нити,
Обручавшие мне красоту; —
Братья, сестры, скажите, скажите,
Где мне вновь обрести чистоту?
 

Н. Гумилев. Я откинул докучную маску… 1906 г.

Глава первая. Королевство полной луны

Судьба не дала нашему герою времени на подготовку к решающему жизненному экзамену. Для него, романтического юноши, как гром среди ясного неба прозвучало трагическое известие: 10 марта 1864 года скоропостижно скончался его отец, баварский король Максимилиан II. В тот же день был провозглашен новый король Баварии – Людвиг II. Столь стремительного восхождения к вершине власти не ожидал никто, и в первую очередь сам юный монарх. Еще вчера он мог себе позволить спокойно грезить о средневековых рыцарях, а уже сегодня на него всей тяжестью обрушилось бремя государственных дел, не терпящих отлагательств. Объективно Людвиг оказался совершенно не готов к подобной метаморфозе; было отчего растеряться. Однако этого не случилось. Вопреки распространенному мнению и совершенно неожиданно для ближайшего окружения Людвиг II с первых же дней своего царствования взял бразды правления в свои руки.

При этом юный король пока еще вовсе не являлся тем нелюдимым «человеконенавистником», каким его рисовали впоследствии некоторые биографы. Он жил в Мюнхене, охотно давал аудиенции, внимательно выслушивал и с благодарностью следовал советам своих министров. В. Александрова пишет: «Независимость и самостоятельность Людвига, проявленные им по вступлении на престол, совсем не переходили во вздорное упорство; наоборот, он приступил к исполнению своих обязанностей с величайшей добросовестностью и осторожностью. Когда министры, по принятому обычаю, явились к нему с прошением об отставке, он всех их оставил на своих местах и сам с усердием принялся за изучение необходимых наук, политических и административных, высказывая большое сожаление о том, что его образование в этой области не было закончено и что ему пришлось вступить на престол без достаточной подготовки»{34}34
  Там же. С. 12.


[Закрыть].

Со всей энергией молодости Людвиг начал восполнять пробелы в своем королевском образовании. Пришлось отказаться от прежних увлечений, подчиняя их государственным интересам. Казалось бы, такую натуру, как Людвиг, подобное положение вещей должно как минимум выбивать из равновесия, доставляя тяжелые моральные страдания. Но всё было наоборот. Поначалу Людвигу нравилось управлять государством!

Надо сказать, Людвиг довольно быстро – по крайней мере, внешне – освоился с новой для него ролью монарха. Бурный восторг и всеобщее ликование народа по поводу восшествия на престол нового короля помогли ему почувствовать себя настоящим властителем. Сыграла роль еще и незаурядная внешность Людвига: перед баварцами предстал высокий (1 метр 91 сантиметр[31]31
  Согласно протоколу вскрытия (см.: Wöbking W. Der Tod König Ludwigs II. Rosenheim, 1986, 2011).


[Закрыть]) стройный голубоглазый красавец, словно сошедший с гравюры сказочный принц. Слухи о его скромности, образованности и трудолюбии добавили привлекательных черт в этот портрет. Людвига провозгласили подлинным королем, что соответствовало взлелеянной им мечте об «идеальном правителе и обожающих его подданных». И вот уже неуверенность в себе и некоторая нерешительность сменились величавостью и спокойным достоинством.

Но, стараясь быть «хорошим королем» в том смысле, какой он вкладывал в это понятие, Людвиг не учел интересов высших сановников государства, которым не по сердцу пришлась та быстрота, с коей юный монарх вошел во вкус королевской власти. Очень скоро стало понятно, что, несмотря на молодость и отсутствие опыта, Людвиг обладает сильным характером и не позволит сделать из себя послушную марионетку царедворцев. «Почувствовав с большим неудовольствием, что в лице Людвига приходится иметь дело с человеком очень своеобразным, придворная клика должна была отказаться от соблазнительной возможности расширить свое влияние за счет молодости и неопытности короля и начала против него глухую, но систематическую борьбу, еле заметную вначале, но мало-помалу окружившую все его стремления и начинания атмосферой вражды и сопротивления»{35}35
  Там же.


[Закрыть], – пишет В. Александрова.

Чувствительная натура Людвига мгновенно уловила атмосферу фальши и скрытой враждебности официального двора. Он стал стремиться выкраивать время, чтобы хоть ненадолго уехать из Мюнхена и отдохнуть на лоне природы в любимом Хоэншвангау или Берге (Berg) на Штарнбергском озере[32]32
  Ныне, находясь в частной собственности, Берг закрыт для посетителей.


[Закрыть], который король частично перестроил по своему вкусу. Отдохнуть в одиночестве, не будучи стесненным дворцовым этикетом, который он не без оснований считал пустым притворством.

Здесь необходимо сразу отметить одну особенность личности молодого короля. Сказать, что он избегал придворных церемоний, потому что они были ему в тягость, значит совершить ошибку. Как мы уже говорили, Людвиг с детства знал, что он будет королем, «королем-солнце», и считал поклонение себе чем-то само собой разумеющимся. Более того, он любил принимать почести. Но почести искренние! Подданные должны были априори любить своего короля. А вот если этой любви нет, тогда лучше уж одиночество, чем лицемерие, которое Людвиг, можно сказать, физически не выносил и если замечал, то впадал в гнев. Он всегда жил по принципу «или всё, или ничего». К сожалению, такой максимализм совершенно противопоказан политикам. Особенно королям.

Однако при всём этом Людвиг с первых дней своего царствования твердо знал, что ему выпал великий шанс изменить мир к лучшему, заставить его служить идеалам добра и красоты. Эфемерная утопическая мечта? Да, для любого обычного человека. Но не для короля! Людвиг верил, что первое лицо в государстве способно подать пример, которому последуют его подданные. Короли испокон веков были законодателями мод. Неужели человечество до сих пор не способно принять «моду на идеал», идеал во всём – в искусстве, в морали, в отношениях друг с другом, идеал без компромиссов? И пусть борьба за него будет заведомо проиграна – зато монарх полностью выполнит свой королевский долг перед потомками, завещанный ему далекими предками. Пусть Чаша Грааля недоступна, но стремиться к ней – священный рыцарский долг любого настоящего рыцаря. Бедный наивный мечтатель… Хотя почему бедный? Он жил в полном согласии со своей совестью, а это дорогого стоит. Особенно для короля.

Первым средством для изменения мира Людвиг избрал театр. И это было не случайно – в Баварии вообще особое отношение к театру имеет давнюю традицию. Причем это относится абсолютно ко всем слоям населения – от беднейшего крестьянина до короля. В. Александрова констатирует: «В Баварии не только в верхних ее слоях, но и в самых глубинах народных увлечение сценой имеет свою длинную и сложную историю. Виттельсбахи всегда очень интересовались театром и щедро поддерживали его, и с этой стороны влечение Людвига было очень естественно. Но у него оно перешло в настоящую страсть, которая заняла большое место в его жизни»{36}36
  Там же. С. 8


[Закрыть]. Для истинного баварца театр сродни религии. И чтобы не быть голословными, позволим себе небольшое отступление.

Не только в настоящее время, но и во времена Людвига II мало кто обращал бы внимание на Обераммергау (Oberammergau) – одну из многочисленных деревень у подножия Баварских Альп, если бы не представления «Пассионсшпиле» («Passionsspiele»), не имеющие аналогов в мире. А началось всё еще в 1633 году, когда в Баварии разразилась эпидемия «черной смерти» – чумы. Жители Обераммергау дали обет: если чума обойдет их деревню стороной, они будут каждые десять лет на Пасхальную неделю исключительно своими силами давать самодеятельные спектакли на тему Страстей Христовых. Ни один человек в Обераммергау не заболел чумой, и жители деревни стали честно исполнять обет. Спектакли давались прямо под открытым небом (лишь в 1930 году был построен специальный театр). Согласно традиции, сегодня, как и 100, и 200 лет назад, представление длится около шести часов; в нем принимают участие около 1400 актеров-любителей, причем все они местные жители: резчики по дереву, пекари, пастухи, строители, – либо члены их семей. Со временем эти спектакли получили такую известность, что на них стали съезжаться зрители со всего мира[33]33
  Ныне, чтобы попасть на представление в Обераммергау, так же как на Вагнеровский фестиваль в Байройте, необходимо резервировать билеты за несколько лет. Ближайший фестиваль в Обераммергау пройдет в 2020 году.


[Закрыть].

Во времена Людвига II Страстной фестиваль в Обераммергау (так впоследствии стали называть это действо на Пасхальной неделе) уже приобрел повсеместную славу. Такой заядлый театрал, как король, не мог упустить шанс и не побывать на знаменитом представлении. Оно буквально потрясло Людвига, пришедшего в восторг от увиденного. Однажды в разговоре о мистериях Обераммергау Людвиг обмолвился, что и сам бы с удовольствием принял в них участие, взяв на себя роль Христа…

Медаль в честь вступления на престол короля Людвига II

В благодарность за доставленное эстетическое наслаждение король повелел передать в дар деревне памятник – скульптурную группу «Распятие». На высоком холме над живописной долиной был водружен белоснежный мраморный крест с фигурой Спасителя и оплакивающими Его у подножия Девой Марией и Иоанном Богословом. На постаменте высечена надпись на немецком и английском языках: «23 сентября 1871 года король Людвиг посетил спектакль “Страстного фестиваля” в Обераммергау. Представление “Страстей Христовых” так потрясло его, что он решил в честь этих спектаклей возвести монументальное Распятие. Два года работал архитектор профессор Хальбиг[34]34
  Иоганн фон Хальбиг (Halbig; 1814–1882) – немецкий скульп-тор, автор известного бронзового бюста Людвига II в пятилетнем возрасте (датирован 4 августа 1850 года), создававшегося с натуры в Нимфенбурге, а также многочисленных бюстов для Валгаллы Людвига I и квадриги на Воротах Победы в Мюнхене.


[Закрыть] из Мюнхена над памятником, который 2 августа 1875 года был отправлен и 16 августа доставлен в Обераммергау. Двумя месяцами позже, 15 октября 1875 года, памятник был освящен архиепископом фон Шерром[35]35
  Грегор Леонард Андреас фон Шерр (Scherr; 1804–1877) – архи-епископ Мюнхенский и Фрайзингский с 1856 года.


[Закрыть]. Короля представлял на торжествах барон фон Ла Рош[36]36
  Луитпольд дю Жарри барон фон Ла Рош (du Jarrys Freiherr von La Roche; 1837–1884) – баварский государственный деятель из французского аристократического рода. Правительственный асессор в окружной администрации Швабии и Нойбурга в Аугсбурге (1864), асессор в окружном управлении Фюрта (1868), помощник асессора городского комиссариата в Нюрнберге (1869), асессор в окружном управлении Кемптена (1872). Получив ранг правительственного советника, занимал пост бад-комиссара (кур-директора) курортного места Бад-Киссинген (1875–1876).


[Закрыть]».

И непосредственно сам Страстной фестиваль, и скульп-турная группа «Распятие» – наглядные свидетельства того, как религия и искусство сплелись в сознании баварцев. Жители Обераммергау в благодарность за свое спасение не стали строить новую церковь, не заказывали многочисленные благодарственные молебны – они создали спектакль, переживший века! Значит, театральное искусство способно будить религиозные чувства. Король Людвиг испытал это на себе и увековечил в памятнике.

Из твердого убеждения Людвига, что искусство может и должно возвышать публику, словно месса, следовал вывод: оно не имеет права потрафлять вкусам пошлой необразованной толпы, ибо это воистину сродни богохульству. Настоящий воспитатель должен поднимать воспитанника до своего уровня, а не опускаться до его слабостей. Но чтобы ученик был в состоянии воспринимать уроки наставника, необходимо сначала победить в нем косность и безвкусие, а затем повести за собой к высоким идеалам.

Апостол этой «новой религии» был королем уже найден!

К моменту начала своего царствования Людвиг II не только знал о существовании композитора Рихарда Вагнера, но и был немного знаком с его философско-эстетическими взглядами, которые полностью разделял. А в «Лоэнгрине» – оперном воплощении образов «лебединых рыцарей» из любимого Хоэншвангау – он нашел соответствие всем своим чаяниям и идеалам. Что же говорить о его создателе? Вот он, тот реальный человек, который способен понять и разделить взгляды короля. Лишившийся отца и сразу же облеченный высшей государственной властью, Людвиг с удвоенной силой жаждал поддержки родственной души. С того момента, когда Людвиг впервые услышал вагнеровский шедевр, его главной задачей стало найти и приблизить к себе композитора.

Мы не будем останавливаться на перипетиях биографии Рихарда Вагнера, коснемся лишь того периода его жизни, который был теснейшим образом связан с Людвигом II. Считается, что Людвиг узнал о существовании Вагнера 25 августа 1861 года, в день своего шестнадцатилетия, когда в театре впервые услышал «Лоэнгрина». Однако многие источники, вызывающие безусловное доверие, называют другую дату знакомства с «Лоэнгрином» – 2 февраля 1861 года. Мы допускаем, что музыку Вагнера Людвиг действительно впервые услышал именно тогда. Что же касается самого композитора, то к тому времени он был уже достаточно известен; Людвиг, страстно увлекавшийся театром, просто не мог ничего не знать о немецком гении. Существует признание самого короля – правда, написанное им позднее, – что он познакомился сначала не с музыкой Вагнера, а с его философско-литературными трудами. И случилось это не позднее 1860 года.

«Я читал, перечитывал и чувствовал себя совсем очарованным! Да, это было совершенно то, что я понимал в задаче искусства! Это именно то слияние поэзии с музыкой, которое должно проявить искусство будущего![37]37
  Людвиг не называет напрямую, что именно он прочитал у маэстро. Но, судя по всему, это была статья «Произведение искусства будущего», опубликованная в 1850 году издательством Виганда (Wagner R. Das Kunstwerk der Zukunft. Leipzig, 1850).


[Закрыть] И это принадлежало человеку, чувствовавшему в себе силу создать нечто такое возвышенное, такое чудесное! Это чувствовалось в его словах, которые низвергались потоком лавы, которые должны были привести к доброму концу избранное им призвание, потому что он владел тою печатью гения, которая идеал превращает в действительность (курсив наш. – М. З.). И у этого героя духа были связаны крылья; презренные препятствия мешали его небесному полету и приковывали его к земле! Он искал человека, который имел бы возможность и желание помочь ему… Вскоре после того я услышал “Лоэнгрина”… Воспитанный в Hohenschwangau, я в плоть и кровь воспринял эту легенду рыцаря-лебедя, полную такой невыразимо поэтической прелести! Сколько раз, сидя во дворе замка под цветущими липами, осенявшими образ Богоматери, я мечтал об этой легенде. Сколько раз в своих мечтах я видел этого рыцаря, плывущего по воде со своим верным лебедем. Тут я нашел мечты моего детства, мои фантазии юноши олицетворенными чудным образом. И они, эти столь знакомые мне образы, говорили мне в опьяняющих меня звуках, как сладкий аромат цветущих лип… Как мы стали друзьями, друзьями в самом возвышенном, идеальном смысле этого слова, которым так злоупотребляли, знает свет. И этот свет, который я никогда не любил, делает то, что я все более и более удаляюсь от него в себя самого и в тот маленький кружок людей, которые думают как я, которые понимают нашу дружбу… Бог в своей благости дал мне радость найти возможность осуществить планы моего дорогого друга и быть для него в самом маленьком размере тем, чем он был для меня в бесконечном»{37}37
  Цит. по: Лаврентьева С. И. Указ. соч. С. 31–32.


[Закрыть].

Волею случая из произведений Вагнера Людвиг впервые услышал именно «Лоэнгрина». С «лебединым рыцарем» он ассоциировал себя с детства, и это событие оставило в юной душе кронпринца такой неизгладимый след, что, пожалуй, день знакомства с «Лоэнгрином» действительно можно считать «днем рождения» того Людвига, каким он станет впоследствии. А 22 декабря 1861 года кронпринц присутствовал на спектакле «Тангейзер», после чего гений Вагнера уже окончательно и навсегда завоевал его сердце.

Что же касается родства душ, то А. Медведев и Т. Новиков[38]38
  Тимур Петрович Новиков (1958–2002) – российский художник, основатель петербургской Новой академии изящных искусств. Много лет отдал изучению жизни Людвига II. Посвятил его памяти несколько персональных выставок, в частности «Людвиг II Баварский и “Лебединое озеро” П. И. Чайковского» (1996, Галерея XL, Москва); «Людвиг II и Лебединое озеро» (1998, выставочный зал Navicula Artis, Петербург).
  * От нем. Schwan – лебедь и Ritter – рыцарь.


[Закрыть] точно подметили: «И композитор, и король сознавали бесплодность своих усилий быть понятыми современниками, они творили для вечности (здесь и далее курсив наш. – М. З.). Вагнер много размышлял о трагедии артиста в современном мире. Для него юный король явился живым воплощением легендарного Лоэнгрина. И сам Людвиг II чувствовал, что он, подобно пришельцу из мифа, осужден на исчезновение, если не встретит непогрешимой веры в абсолютную красоту, которая одна только может возвысить до его чувств прозу окружающей жизни. Увы! В этом мире такой веры нет. Познавшие высшую любовь, посвященные служению красоте обречены до конца дней сохранять самый высокий вид эгоизма – сознание своей избранности. Мир грубо мстит идеалистам, опровергающим своей жизнью стойкое убеждение, будто есть только одно божество, достойное изваянья и молитв, – золотой телец. Только родственные души, способные понять, почувствовать, поверить, что есть миры, где существует то, чего не может быть в мире низменной жизни, – только они способны оказать поддержку друг другу и дать надежду»{38}38
  Медведев А., Новиков Т. Белый лебедь: Король Людвиг II. СПб., 1998 [Электронный ресурс]. URL: http://www.newacademy.spb.ru/novikov/ludvig.html (дата обращения 01.02.2018 г.).


[Закрыть]

Ведь и для Вагнера, измученного нападками критиков и вечно нуждающегося в материальных средствах, был необходим человек, который понял бы его искусство и поклонялся бы ему беззаветно, словно божеству. Насколько Людвигу был необходим Вагнер, настолько и Вагнеру был необходим Людвиг. Позволим себе лишь в одном не согласиться с авторами процитированного выше высказывания: в начале дружбы короля и композитора объединяла вера – у одного, еще незамутненная жизненными разочаровани-ями, у другого – сперва утраченная, но вновь обретенная – в то, что их усилия не пройдут даром, что победа Высокого искусства возможна и даже близка.

Живший в мире собственных грез, с детства воображавший себя шванриттером – «лебединым рыцарем»*, предпочитавший одиночество любому самому блестящему обществу король тем не менее искал в реальной жизни того, кто мог бы поддержать и понять его натуру, кого мы сейчас назвали бы духовным учителем или гуру. Сам по себе поиск поддержки такого рода, безусловно, говорит о слабости или же глубоком отчаянии. Это – неосознанное желание найти защиту, стремление опереться на сильное плечо или столь же неосознанное бегство от одиночества, им же самим поднятого на пьедестал в реальной жизни: «И всё же я такой не один».

Сначала поиски родственной души привели Людвига к Елизавете Австрийской[39]39
  Амалия Евгения Елизавета (1837–1898) – дочь герцога Баварского Максимилиана, супруга австрийского императора Франца Иосифа (1854). В семье ее называли Зисси (Sissi), однако в русском языке закрепилось произношение Сиси или Сисси. Родила четверых детей: Софию Фредерику (1855–1857), Гизелу (1856–1932), Рудольфа (1858–1889) и Марию Валерию (1868–1924). Ее единственный сын принц Рудольф покончил с собой вместе со своей возлюбленной баронессой Марией Александриной фон Вечера (Vetsera; 1871–1889) в замке Майерлинк. Сама Елизавета была убита анархистом Луиджи Лукени 10 сентября 1898 года во время поездки в Швейцарию.


[Закрыть]. Ее упорно называют кузиной Людвига, но их родственные связи намного сложнее. Дед Елизаветы по материнской линии Максимилиан I (1756–1825) был женат дважды. От брака с Вильгельминой Гессен-Дармштадтской (1765–1796) у него родились пятеро детей, в том числе Людвиг, дед нашего героя. Вторая супруга Каролина Баденская (1776–1841) произвела на свет шестерых детей, в том числе Людовику (1808–1892), мать Елизаветы. Итак, дед Людвига II и мать Елизаветы Австрийской – единокровные брат и сестра. Таким образом, Елизавета Австрийская приходилась Людвигу II двоюродной теткой.

Может показаться странным, что в книге, посвященной Людвигу II, не уделено много внимания Елизавете Австрийской – на первый взгляд одной из наиболее значимых фигур в его жизни. Всё дело в том, что она была для Людвига таким же фантомом, как, к примеру, Лоэнгрин, с той лишь разницей, что король встречался с ней в реальной жизни, а не в своих мечтах. За идеальным образом, созданным в его воображении, он не видел живую женщину, не замечал ее недостатков, вознося свою «Галатею» чуть ли не до небесной святости. Мечтательной натуре Людвига вообще было свойственно принимать желаемое за действительное. Он видел в Елизавете воплощение Идеальной Женщины, но никак не объект для любовных переживаний.

Тем не менее многие биографы баварского короля и художники, обращающиеся к истории его жизни (в частности, уже упоминаемый нами Лукино Висконти), упорно считают их отношения любовными: Людвиг якобы полюбил свою прекрасную двоюродную тетушку, которая была восемью годами его старше; та была бы рада ответить ему взаимностью, но жизненные обстоятельства – Сиси вышла замуж за австрийского императора – сделали союз влюбленных невозможным, и эту трагедию каждый из них переживал всю последующую жизнь, так и не обретя счастья.

Но на самом деле всё было далеко не так просто.

Для начала сразу отбросим саму возможность существования любовного треугольника Людвиг II – Сиси – Франц Иосиф. Во-первых, императрица действительно очень любила своего двоюродного племянника, но как мать или старшая сестра, чувственности в ее отношении не было. Во-вторых, в год замужества Елизаветы Людвигу исполнилось лишь девять лет. Ее брак с австрийским императором никак не мог нанести племяннику, еще ребенку, серьезную сердечную рану. Некоторые источники вообще считают, что Людвиг и Елизавета познакомились в 1864 году. Однако эта дата вызывает большие сомнения; гораздо более правдоподобной является версия, что Елизавета была наперсницей детских игр Людвига. Стало быть, если принять версию о любви Людвига к тетке всерьез, то придется признать, что, повзрослев, он воспылал страстью к давно замужней женщине. Если бы речь шла о ком-то другом, то в данном обстоятельстве не было бы ничего невозможного. Но только не по отношению к Людвигу! Его набожность временами доходила до экзальтации. Он просто не мог позволить себе преступить Божьи заповеди (в свое время мы вернемся к этому вопросу). Таким образом, можно сделать вывод, что и со стороны Людвига II любовь к Елизавете также носила исключительно духовный, но никак не плотский характер: сначала мальчик любил в ней «прекрасную фею из сказки», затем юноша увидел в дальней родственнице единственную близкую душу.

Итак, любовь Людвига к Елизавете и Елизаветы к Людвигу – это взаимная привязанность двух одиноких сердец, не находивших понимания в своем окружении, а потому так страстно стремившихся к обществу друг друга. Это была дружба в самом высоком смысле слова. Поистине, иногда дружба бывает сильнее любви! Они были, можно сказать, одинаковыми: вкусы, пристрастия, отношение к жизни и людям – всё роднило их и позволяло общаться, понимая друг друга с полуслова. Ни тот, ни другая не могли больше никому открыться с такой полнотой, не опасаясь насмешек или холодного осуждения. Оба жили скорее в мире своих фантазий, чем в реальности, и борьбу за собственную свободу также вели, как умели, будучи не в состоянии смириться с жестким и неумолимым диктатом двора. Ведь Людвиг был королем, Елизавета – императрицей, что делало их самыми несвободными людьми в государстве. А невозможность быть вместе – это не столько трагедия разлученных Ромео и Джульетты, сколько окончательный приговор о полном душевном одиночестве.