Текст книги "Людвиг II. Калейдоскоп отраженного света"

Кстати, вполне возможно, что, если бы травли композитора не было и он остался бы жить в Мюнхене (к разочарованию жителей Байройта, бюджет которого ныне очень сильно выигрывает от расположения именно там вагнеровского театра), умиротворенный король ограничился бы перечисленными выше тратами, не пожелав строить свои «сказочные» замки, на которые были израсходованы действительно весьма значительные суммы. Такое предположение позволяет сделать хотя бы отрывок из процитированного выше письма Вагнера Шнорру, где он упоминает об отказе Людвига от любых построек в целях экономии средств ради осуществления художественных замыслов композитора. Во всяком случае, расходы на Вагнера и на возведение замков явно несопоставимы.

На самом деле причина внезапной ненависти к Вагнеру со стороны баварского правительства (в первую очередь именно правительства, инспирировавшего в дальнейшем недовольство населения) проста и банальна. Зависть – страшное чувство. И именно оно – основа всех бед и Людвига II, и Вагнера. К трону был приближен человек, социальное положение которого, как говорится, «не соответствовало занимаемой должности». А вдруг он еще и приобретет влияние при дворе? Вместо послушной марионетки царедворцев король стал послушной марионеткой какого-то композитора. Этого вполне достаточно, чтобы вызвать у тех, кто «остался за бортом», бурю «справедливого» гнева. В газетах была развернута такая травля Вагнера, что король просто не мог остаться в стороне и делать вид, что не замечает происходящего. Ему нужно было как-то реагировать. А обстановка всё больше накалялась. Вагнер интуитивно чувствовал, что Людвигу II придется в конце концов уступить. Романтическая сказка оказалась всего лишь недолгим сном!

В разгар газетной травли, 20 февраля 1865 года, Вагнер написал Элизе Вилле очень показательное письмо: «Два слова объяснения: мое возражение в № 50 “Альгемайне Цайтунг” Вы знаете. Оно содержит одну неточность: изображение границ моих отношений с королем. Во имя моей потребности в покое я страстно хотел бы, чтобы это было именно так. Во имя моего покоя я отказываюсь от прав, которые дает мне необыкновенно глубокая, фатальная привязанность ко мне короля. Но я не знаю, что мне сделать со своим сердцем, со своей совестью, как мне отстраниться от обязанностей, которые она на меня налагает. Вы догадываетесь, что всё то, чем меня травят, не имеет под собой никакого основания, это лишь орудие клеветы, ставящей здесь свою последнюю, безнадежную ставку. Но где поводы к этой клевете? Вот что вызывает во мне содрогание, ибо я решительно не могу во имя личного покоя удалиться в спасительное убежище, предоставив короля окружающей среде. Это было бы мучительно для души, и я спрашиваю демона, управляющего моей жизнью: за что послана мне эта чаша? Зачем там, где я искал покоя и ненарушаемой возможности работать, на меня налагается ответственность, в мои руки отдается счастье божественно одаренного человека, может быть благо всей страны? Как спасти свое сердце, как при таких обстоятельствах быть художником? Около него нет ни одного необходимого близкого человека. Вот что причиняет мне настоящую боль! Внешняя интрига, рассчитанная целиком на то, чтобы вывести меня из себя и толкнуть на бестактный поступок, легко рассеется сама собой. Но для того чтобы навсегда вырвать друга из его среды, нужна энергичная работа, которая окончательно лишит меня покоя. С трогательной верностью он поддерживает со мною самые лучшие отношения и отворачивается от всякой клеветы. Что Вы скажете о моей судьбе? Моя жажда последнего покоя несказанна. Не могу больше выносить всех этих мерзостей»{56}56
  Цит. по: Александрова В. Указ. соч. С. 30.


[Закрыть].

Если размер «финансовой катастрофы» был преувеличен, то в отношении личной жизни композитора претензии были далеко не столь необоснованны и беспочвенны. Любовная связь Вагнера с Козимой фон Бюлов стала достоянием общественности. Газеты поливали грязью не только самих любовников, но и обманутого мужа – королевского капельмейстера. Препятствием для неизбежной развязки оставались пока лишь католический брак четы Бюлов, не предусматривающий развода, и придворная служба Ганса, требующая соблюдения определенных моральных правил.

Как мы уже упоминали, 10 апреля родился первый ребенок Вагнера и Козимы, дочь Изольда, что не помешало композитору, пытаясь удержаться в рамках приличий, до последнего отрицать свою связь с замужней женщиной. Чтобы «сохранить лицо» перед целомудренным королем, наивно и безоговорочно верящим в чистоту и непорочность своего кумира, Вагнер объявил ему, что присутствие Козимы в его доме вызвано… производственной необходимостью: в свое время король сам просил Вагнера написать мемуары; выполняя эту просьбу, композитор начал работать над автобиографией, и Козима записывала текст под его диктовку. В довершение всего Вагнер обратился к королю с просьбой выступить в печати с опровержением обвинений в адюльтере, рассчитывая, что после этого журналисты больше не посмеют копаться в грязном белье композитора и оставят его и чету Бюлов в покое. Король пошел навстречу другу, фактически выставив себя не в лучшем свете, ибо глупо было отрицать очевидное…

Впоследствии Людвиг так и не смог до конца простить этот обман, ведь Вагнер заставил его лично поддерживать перед придворными заведомую ложь да еще и опровергать «клевету» в газетах!

Но те, кто обвиняет композитора в черной неблагодарности по отношению к своим ближайшим друзьям, имея в виду и Ганса фон Бюлова, и Людвига II, говорят о «разнузданности нрава», о «разрушении чужих семейных очагов» и т. д., забывают о том, что отношения Вагнера и Козимы были не капризом, а настоящей любовью, которой оба они просто не в силах были противостоять. А они старались! Более трех лет Рихард и Козима отчаянно боролись со своим чувством, не желая предавать идеалы семьи и дружбы. При этом не следует забывать и о том, что брак Ганса фон Бюлова и Козимы не был безоблачно счастливым. Ганс женился на дочери своего учителя, во многом подчиняясь его воле, и из благодарности за всё, что Лист для него сделал. Козима же испытывала к мужу лишь уважение – любви в их отношениях не было изначально. Что же удивительного в том, что, когда это чувство наконец посетило молодую женщину, она оказалась не в силах ему противостоять? Со временем это понял даже сам Ганс фон Бюлов. Он благородно принес себя в жертву на алтарь этой любви и простил, хотя он единственный имел полное право осудить. Подобное самоотречение – Ганс фон Бюлов, несмотря ни на что, остался верен вагнеровским идеалам до конца своих дней – заслуживает самого глубокого уважения. Воистину «не судите, да не судимы будете» (Мф. 7:1).

Но тучи сгущались пока лишь на горизонте. Лето 1865 года подарило королю и композитору еще немного безоблачных дней. В августе Вагнер приехал к Людвигу II в Хоэншвангау. Там же к ним присоединился страстный поклонник Вагнера, друг детства Людвига II Пауль фон Турн-унд-Таксис. Обладая прекрасным голосом, он часто исполнял для короля различные отрывки из вагнеровских музыкальных драм, отдавая особенное предпочтение «Лоэнгрину». И вот 25 августа, в день своего двадцатилетия, Людвиг устроил для Вагнера настоящий праздник. Принц Пауль в костюме Лебединого рыцаря на лодке в виде лебедя плыл по водам озера под звуки чарующей вагнеровской мелодии и пел для своих друзей арию Лоэнгрина. Поистине это были минуты настоящего счастья!

Людвиг почувствовал себя окрыленным, у него даже появилось желание «немного попутешествовать». 18 октября король инкогнито отправился в первую поездку по Швейцарии, чтобы воочию познакомиться с родиной давно любимого им героя Вильгельма Телля, но поспешил вернуться – ведь в Баварии его ждал Рихард Вагнер!

Однако семена клеветы и интриг уже не только были посеяны, но и дали пышные всходы. В Мюнхене не ограничились газетными пасквилями; зрела угроза волнений среди населения. Приближенные и родственники короля умоляли его, пока не поздно, удалить от себя Вагнера. Находились даже те, кто сравнивал композитора с печально известной танцовщицей Лолой Монтес, за любовную связь с которой, как мы помним, дед короля фактически лишился престола. Людвиг не смог в одиночку противостоять подобному натиску и был вынужден сдаться.

В конце 1865 года король принял тяжелое решение расстаться с Вагнером и отослать его из Мюнхена. «Мне это очень больно, – сказал Людвиг своему министру барону фон Шренку[54]54
  Карл фон Шренк (Schrenck; 1806–1884) – барон, немецкий государственный деятель. В 1846 году стал министром юстиции Баварии; в 1847-м – министром по делам Церкви (уволен с этого поста Людвигом I, поскольку подписал меморандум, направленный против Лолы Монтес). Государственный министр королевского двора и иностранных дел, председатель Совета министров и государственный министр торговли и общественных работ (1859–1864), государственный посланник (1864–1866). В феврале 1868-го избран в рейхстаг Северогерманского союза, три года спустя вышел в отставку.


[Закрыть]. – Но я выше всего ставлю доверие моей страны; я хочу жить в мире с моим народом»{57}57
  Цит. по: Лаврентьева С. И. Указ. соч. С. 38.


[Закрыть].

Седьмого декабря 1865 года Людвиг написал Вагнеру:

«Мой дорогой друг!

Как мне это ни больно, но я должен Вас просить исполнить мое желание, переданное Вам через моего секретаря. Верьте мне, я не могу поступить иначе. Моя любовь к Вам будет длиться вечно; также я прошу Вас сохранить Вашу дружбу ко мне навсегда. С чистой совестью я говорю, что достоин Вас. Кто имеет право нас разлучить? Знаю, Вы чувствуете ко мне то же, что и я; понимаете мою глубокую боль. Поступить иначе я не могу, верьте мне! Никогда не сомневайтесь в преданности Вашего лучшего друга. Ведь это не навсегда! До самой смерти верный Вам

Людвиг»{58}58
  Цит. по: Strobel O. Op. cit. Bd. 1. S. 237.


[Закрыть].

Вагнеру ничего не оставалось, как опять собираться в дорогу. Он снова стал изгнанником…

На следующий день Людвиг, страдая и чувствуя себя обязанным как-то сгладить обиду, нанесенную композитору баварским народом, написал еще одно письмо:

«Глубоко любимый, дорогой друг!

Нельзя выразить словами ту боль, которая раздирает теперь мое сердце. Необходимо сделать всё возможное, чтобы опровергнуть новые отвратительные газетные сообщения. Это слишком далеко зашло! Наши идеалы должны быть защищены; в этом мне не приходится Вас убеждать. Будем часто и много писать, я прошу об этом! Мы знаем друг друга, мы не предадим Дружбу, которая нас связывает. Во имя Вашего покоя я должен был поступить так, как поступил. Не судите обо мне несправедливо никогда – это причинило бы мне муки ада. Будьте счастливы, друг мой любимый! Да процветают Ваши творения! Глубокий сердечный привет от Вашего верного

Людвига»{59}59
  Цит. по: Ibid. S. 238.


[Закрыть].

Кстати, основываясь на поверхностном прочтении переписки Людвига II и Вагнера, некоторые недобросовестные «исследователи» дошли до того, что стали обвинять в гомосексуализме не только Людвига II (об этой теме мы поговорим в свое время), но и Вагнера, что говорит об их полной некомпетентности в вопросах психологии, а также о совершенном незнании и непонимании исторических реалий того времени и личностей, о которых они берут на себя смелость рассуждать. Для эпистолярного стиля XIX века нет ничего необычного в подобных выспренних и чересчур возвышенных оборотах речи, столь непривычных и, пожалуй, режущих слух современного читателя кажущейся нарочитостью. Для подтверждения достаточно обратиться к любому доступному эпистолярному источнику того времени, в особенности немецкоязычному, хотя бы к переписке Гёте или Шумана. Тогда так писали все, от экзальтированных барышень до классиков мировой литературы; подобный стиль был признаком хорошего художественного вкуса и литературного слога. Эпистолярное наследие короля и композитора не является исключением из общего правила.

После отъезда Вагнера Людвиг под предлогом болезни удалился в любимый Хоэншвангау и некоторое время никого не принимал. Король пытался найти успокоение среди дорогих ему образов, которые оживил для него Вагнер. Он никак не мог понять, за что его лишили друга. Вновь и вновь он подходил к фортепьяно, клавиш которого касались руки его кумира, играя для него мелодии из «Лоэнгрина», и вспоминал о чудных вечерах, проведенных вместе в Лебедином замке. Возможно, и Вагнер, глядя в разлуке на подаренный ему Людвигом точный макет Хоэншвангау, который можно увидеть сегодня в доме-музее Вагнера – вилле «Ванфрид» в Байройте, думал о том же…

До конца жизни Людвиг сохранил верность идеалам их дружбы, несмотря на неоднократные «конфликты на расстоянии» (в частности, мы уже упоминали, что король был глубоко уязвлен раскрывшимся обманом со стороны Вагнера, когда тот настоял на «свидетельских» показаниях Людвига II, опровергавших существование его любовной связи с Козимой). «Это была, – пишет В. Александрова, – лучшая пора его жизни, период надежд и ожиданий, веры в прекрасное и людей. Но королем Людвиг не переставал быть ни на одну минуту, и когда трон предъявлял свои права, ему приносилось в жертву всё остальное. Мало-помалу “королевское”, в том символе, в каком оно раз и навсегда выкристаллизовалось в воображении Людвига, стало заслонять образ Вагнера»{60}60
  Александрова В. Указ. соч. С. 86–87.


[Закрыть]. Постепенно в сознании Людвига II культ композитора был заменен культом короля – Вагнер уступил место Людовику XIV.

Они еще несколько раз встречались в Швейцарии и в Байройте – теперь уже Людвиг II был гостем Вагнера. Эти встречи практически ничего не значили, а были лишь данью памяти о былых мечтах. Но даже на расстоянии, даже после разочарования в человеческих качествах Вагнера и «смещения кумира с пьедестала» в угоду новому культу «короля-солнца», Людвиг всегда по мере сил старался помогать Вагнеру во всех его начинаниях. И в глубине души тот не мог не чувствовать благодарности.

Письмо Людвига II Вагнеру от 11 марта 1865 года

На фоне взаимоотношений Людвига II и Рихарда Вагнера становится очевидно, что именно вынужденная разлука с Вагнером стала той роковой точкой отсчета, после которой Людвиг окончательно порвал с окружающим миром. Конечно, это произошло далеко не сразу – понадобилось еще четыре года сомнений и мучительной борьбы с собой, тщетных попыток всё-таки найти компромисс между желаемым и действительным. Людвигу пришлось пройти через две войны, через стремление обрести семью – заменить Вагнера на новую родственную душу, – через окончательный крах «иллюзий монаршего подвига».

Но «точка невозврата» была пройдена. Именно с момента отъезда Вагнера Людвиг II возненавидел Мюнхен, даже всерьез намеревался перенести столицу Баварии в Нюрнберг. Этот мир он так и не смог переустроить… Раз мир так несовершенен, что не принял Вагнера, то и Людвигу в нем больше делать нечего. Королю казалось, что именно он не сумел «сохранить» и «отстоять» Вагнера. Лоэнгрин снова одинок, он самоотверженно защищал честь Эльзы, но ему всё равно пришлось признать поражение. А значит, отныне непонятый и отвергнутый подданными король будет в одиночестве служить великому Искусству, словно Парцифаль – Святому Граалю. Нужно лишь построить себе убежище (а может, и не одно) и укрыться в нем.

Мюнхенскую королевскую резиденцию Людвиг никогда не любил и даже не рассматривал в качестве своего дома. Да, одно время он пытался максимально приблизить ее интерьеры к своим вкусам. В частности, в 1867 году в резиденции был разбит знаменитый зимний сад[55]55
  В самой Мюнхенской резиденции эти комнаты не сохранились; после Второй мировой войны их не восстанавливали, а всё, что уцелело, собрали в Музее Людвига II во дворце Херренкимзее.


[Закрыть], и тогда же специально для Людвига заказано роскошное тронное кресло в Зал для приемов. Тогда же Людвиг II перестроил и собственные апартаменты. Можно сказать, что это были первые попытки создать свой мир; от реконструкции личных апартаментов в Мюнхенской резиденции ведет прямая дорога к строительству новых замков. Кстати, глядя на интерьеры, запечатленные на фотографиях, можно заметить, что художественный вкус Людвига сформировался уже тогда. Любая из комнат резиденции вполне вписалась бы в интерьеры его будущих замков. Особенно впечатляет зимний сад, этот «дедушка» гротов Нойшванштайна и Линдерхофа. Вдоль берегов искусственного озера, по которому можно было спокойно плавать на лодке (она сохранилась), росли пальмы, увитые лианами, и другие тропические растения. Настоящий необитаемый остров посреди шума и суеты столичной придворной жизни!

Но всё это уже не могло удовлетворить короля, тем более что он не желал жить в Мюнхене – городе, отвергшем Вагнера…

Вагнер и Людвиг II, как две одинаково заряженные частицы, оттолкнулись и стали двигаться в противоположных направлениях, придав друг другу определенный импульс. Жизнь короля отныне поворачивается в сторону трагического конца; жизнь композитора – к вершинам творчества и славы. Каждый из них выполнил по отношению к другому определенную миссию, после завершения которой они – в эмоциональном плане – стали не нужны друг другу. Об этом говорят хотя бы те редкие, можно сказать, вымученные встречи, происходившие скорее по инерции, чем вследствие действительной необходимости общения. При этом Людвиг продолжал снабжать Вагнера деньгами, от которых тот никогда не отказывался; они по-прежнему обменивались письмами, в которых клялись в вечной дружбе, но на самом деле былых сердечных доверительных отношений больше не было. Людвиг переживал разрыв гораздо сильнее; Вагнер утешился довольно быстро. Ему было не привыкать утрачивать иллюзии. Сначала его отвергла революция; теперь – королевская власть. Значит, надо встать над тем и над другим – над человечеством. И этому импульсу он обязан Людвигу II! При этом сам Людвиг постепенно встал на путь эскапизма[56]56
  Эскапизм (от англ. escape– бежать, спасаться) – сознательный уход от действительности в мир фантазий и грез.


[Закрыть], а Вагнер вернулся к действительности, окончательно отрезвев от абстрактных мечтаний, и стал с удвоенной силой воплощать в жизнь свои идеалы – пусть смелые, зато вполне реальные и осуществимые.

Глава третья. Хранитель луны

Наступил 1866 год. Людвиг всё еще пребывал в мрачном настроении из-за вынужденного отъезда Вагнера из Баварии. Но стремительно разворачивавшийся политический кризис, в итоге ввергнувший Баварию в пучину военного конфликта, вскоре заставил короля забыть о собственных обидах и интересах и полностью переключиться на проблемы государства.

Длительное противостояние между Пруссией и Австрией, начавшееся фактически еще с захвата Силезии прусскими войсками Фридриха Великого в 1742 году, вступило в критическую фазу. Авторитет Австрии, являвшейся официальной представительницей германских интересов на политической арене, падал. Пруссия, напротив, на этом фоне стремительно поднималась, приобретая негласный статус лидера «немецкого мира». Постепенно там утвердилась вера в то, что призвание Пруссии – объединение всей Германии. Вскоре явился и человек, способный осуществить эту высокую миссию, – в 1862 году министром-президентом (главой правительства) и министром иностранных дел Пруссии стал Отто фон Бисмарк[57]57
  Отто Эдуард Леопольд фон Бисмарк-Шёнхаузен (Bismarck-Schönhausen; 1815–1898) – первый канцлер Германской империи – Второго рейха (1871–1890).


[Закрыть].

Обладая железной волей, настойчивостью в достижении целей, главной из которых было объединение Германии, а также профессионализмом истинного дипломата, Бисмарк смог в кратчайшие сроки подняться на вершину политического пьедестала. В то же время амбиции Австрии не были подкреплены ничем, кроме «давних консервативных традиций». Попытки уладить противоречия мирным путем были изначально обречены на провал. По словам Бисмарка, «Австрия желает войны, чтобы или поправить финансы прусскими контрибуциями, или же извинить банкротство неудачей войны»{61}61
  Цит. по: Драгомиров М. И. Австро-прусская война. 1866 год. М., 2011. С. 9.


[Закрыть]. Война казалась неизбежной.

Современник событий, военный педагог и историк, представитель России при прусской ставке Михаил Иванович Драгомиров (1830–1905) писал: «Борьба между Пруссией и Австрией началась не в 1866 году, и едва ли можно сказать, что она этим годом закончена. Пруссия выросла и растет за счет Австрии. Между ними вопрос победы или поражения есть вопрос жизни или смерти; при таком положении борьба может окончиться только с совершенным низложением которой-нибудь из них»{62}62
  Цит. по: Драгомиров М. И. Австро-прусская война. 1866 год. М., 2011. С. 3.


[Закрыть].

При этом слишком рьяную политику Пруссии поддерживали далеко не все. Властители мелких и средних германских государств отдавали предпочтение Австрии из боязни, что в процессе объединения их владения могут быть поглощены более сильной и агрессивной Пруссией. Бавария также не смогла остаться в стороне от этих «имперских баталий». Ее симпатии традиционно были отданы Австрии, тогда как к Пруссии баварцы испытывали столь же традиционную антипатию. Поэтому неудивительно, что Бавария всё-таки была втянута Австрией в войну, названную впоследствии Австро-прусской, или Семинедельной.

В цели данной книги не входит подробное изложение хода военных действий, тем более что роль Баварии в них в итоге оказалась, можно сказать, просто ничтожной. К тому же Людвиг II изначально был против любого военного кровопролития и до последнего оттягивал объявление мобилизации. При всём восхищении подвигами средневековых героев король испытывал непреодолимый ужас перед перспективой войны. В ноте от 31 марта баварское правительство призвало и пруссаков, и австрийцев воздержаться от военного конфликта, предлагая немедленно начать переговоры. В качестве альтернативы единоличным притязаниям на германское лидерство Австрии и Пруссии Бавария выдвинула свой план объединения страны – идею так называемой триады: предлагалось создать союз мелких и средних германских государств во главе с Баварией и объединить Германию под эгидой Австрии, Пруссии и Баварского союза. Но все эти призывы так ни к чему и не привели. И Пруссия, и Австрия явно готовились к войне. 10 мая под давлением правительства Людвиг II также был вынужден объявить мобилизацию.

Однако тонкая натура короля была не в состоянии долго пребывать в атмосфере неотвратимого приближения военного конфликта. Он сделал отчаянную попытку вновь «убежать» от мира, объятого всеобщей враждой, к тихим радостям дружбы.

Но прежде чем рассказать о ней, отметим еще один поворотный пункт в биографии нашего героя. 16 декабря 1865 года «за превышение полномочий» был уволен с должности обер-шталмейстера барон Отто Йозеф Эммануэль фон Лерхенфельд-Ахам (Lerchenfeld-Aham; 1817–1884), после чего на сцене нашего повествования появляется новый персонаж – флигель-адъютант короля Максимилиан Карл Теодор граф фон Хольнштайн-аус-Байерн (Holnstein aus Bayern; 1835–1895). 29 марта 1866 года наперсник детских игр Людвига II назначается обер-шталмейстером, претендуя при этом и на королевскую дружбу.

Мы уже говорили, что верховая езда была настоящей страстью Людвига. В сентябре 1866 года новый обер-шталмейстер короля заказал художнику Фридриху Вильгельму Пфайфферу (Pfeiffer; 1822–1891) очередную «галерею красавиц» – на сей раз это были портреты не женщин, а всех благородных лошадей королевской конюшни, а затем и придворного конного завода Роренфельд (Rohrenfeld) в Нойбурге-на-Дунае. Пфайффер работал над заказом, скрупулезно выбирая каждый пейзажный фон, в общей сложности до 1881 года, написав за это время 26 лошадиных портретов. (Ныне все они находятся в Музее экипажей (Marstallmuseum) в Нимфенбурге{63}63
  См.: Schmid E. D., Rietscher I, Marstallmuseum (Munich, Germany). Friedrich Wilhelm Pfeiffer 1822–1891: Maler der Reitpferde König Ludwigs II. Dachau, 1988.


[Закрыть].)

Но крепнущая дружба с графом Максом, как чаще всего называли Хольнштайна в его ближайшем кругу, всё-таки не могла полностью залечить раны короля. Людвиг стал искать примирения с Вагнером, хотя фактически ссоры между ними и не было.

К тому времени Вагнер уже нашел место в Швейцарии, где решил надолго поселиться. Свой выбор композитор остановил на идиллически красивом пригороде Люцерна под названием Трибшен (Tribschen). Однажды, гуляя по Трибшену в сопровождении приехавшей навестить его Козимы, Вагнер обратил внимание на одиноко стоявшую посреди тенистого парка виллу. 4 апреля, уже после отъезда Козимы, композитор еще раз посетил Трибшен и снял на шесть лет приглянувшуюся ему виллу за пять тысяч франков. Стоит ли говорить, что эти деньги выделил для друга Людвиг II, решивший – возможно, в компенсацию за изгнание из Баварии – финансировать проживание Вагнера в Швейцарии?

Уже 22 мая, в день своего 53-летия, Вагнер, обустроившийся на новом месте, удостоился королевского визита. Людвиг II инкогнито, под именем Вальтер фон Штольцинг (так звали героя вагнеровской оперы «Нюрнбергские мейстерзингеры[58]58
  Мейстерзингеры (майстерзингеры) (нем. Meister-singer – букв. мастер-певец) – в XIV–XVI веках немецкие поэты-певцы из церковных певческих братств, затем из цехов ремесленников; их искусство пришло на смену искусству миннезингеров – представителей рыцарства. Основателем первой певческой школы был Генрих Фрауэнлоб. Вначале песни мейстерзингеров создавались исключительно на религиозные темы, с XVI столетия – и на светские, в том числе любовные. Особенно славилась Нюрнбергская певческая школа, представителем которой был знаменитый Ганс Сакс.


[Закрыть]»), прибыл в Трибшен. Праздник в тихом семейном кругу (Козима также присутствовала) удался на славу. Людвигу весьма понравилось «швейцарское убежище» Вагнера, а сам хозяин был польщен, что король не оставляет его своим вниманием. На мгновение обоим показалось, что все интриги и недоразумения остались в прошлом. Однако вернувшись в Баварию, Людвиг вновь почувствовал на себе, что королям запрещено отступать от светского этикета и запросто навещать «неблагонадежных особ». Скандал, разумеется, разразился, и стоило огромных трудов его замять.

Да и мюнхенская публика до сих пор не успокоилась и не забыла «расшатывания Вагнером моральных устоев». 6 июня Ганс фон Бюлов подал Людвигу II прошение об отставке с поста королевского капельмейстера. Находиться на официальной службе в католической Баварии, при католическом королевском дворе, не имея безупречной репутации, было неслыханной дерзостью. А значит, останься он в Мюнхене, вновь пришлось бы изворачиваться, соблюдать видимость приличий и бесконечно врать общественности, прекрасно знающей правду, несмотря на все титанические усилия «заинтересованных сторон». Это было бессмысленно. Ганс разрывался между долгом служения высокому искусству (вагнеровскому искусству) и собственными чувствами, с которыми, похоже, никто не собирался считаться. Кроме того, после откровенного объяснения с Козимой Ганс понял, что для него будет лучше уехать из мест, являющихся болезненным напоминанием о его позоре и предательстве самых близких людей.

Король холодно принял его отставку.

Впоследствии, 8 сентября 1869 года, Вагнер писал старому другу Петеру Корнелиусу[59]59
  Петер Корнелиус (Cornelius; 1824–1874) – немецкий композитор, автор опер «Багдадский цирюльник» (1858), впервые поставленной в Веймаре под управлением Ф. Листа, и «Сид» (1863). В 1853 году познакомился с Вагнером и вскоре стал его близким другом. В одном из его писем матери есть строки: «Сознание, что такие люди (Лист и Вагнер) от души любят меня, внушает мне больше гордости, чем если бы меня возвели в княжеское достоинство».


[Закрыть] о перипетиях того времени: «До сведения Его Величества были доведены слухи, позорящие честь госпожи ф. Б. (Козимы фон Бюлов. – М. З.). При таких условиях для нее оставалось только одно – порвать навсегда с Мюнхеном и добиться развода с мужем, имя и честь которого она хотела оградить от ненависти враждебных ей людей. Совершенно разумно она советовала ему – еще несколько месяцев назад – оставить колебания и решиться на развод. Она полагала, что такой шаг создал бы более благоприятные условия для его дальнейшего пребывания в Мюнхене: тогда никто не имел бы права утверждать, что своим положением он обязан снисходительности супруги. (Находились «доброжелатели», которые действительно утверждали, что, прекрасно зная про измену жены, Бюлов остается с ней лишь для того, чтобы не потерять выгодное место дирижера Мюнхенского королевского придворного и национального театра. – М. З.) Во имя этой цели она даже готова была принять на себя все жестокости бракоразводного процесса. Б. (Ганс фон Бюлов. – М. З.) поблагодарил ее, согласился с ее советом, но в свою очередь заявил, что всё происходящее теперь в Мюнхене вызывает в нем сильнейшее отвращение, так что при таких обстоятельствах он всё равно отказался бы от своего места. Относительно всего этого имеются документальные данные, переданные мною в надежные руки, и я оставил за собой право сослаться на них в случае необходимости»{64}64
  Цит по: Вагнер Р. Моя жизнь. Избранные дневники и пись-ма. Обращение к друзьям. Т. 4. С. 498–499.


[Закрыть].

Итак, не успел Людвиг II вернуться из Швейцарии, как вновь оказался втянут в водоворот светских сплетен и конфликтов. Но вскоре ему уже было не до поиска тихих радостей мирной жизни.

В надвигающейся войне Бавария выступала на стороне Австрии, с которой ее связывали давние политические обязательства. Фактическим поводом к началу прямых военных действий послужил конфликт между Австрией и Пруссией из-за Шлезвиг-Гольштейна. 14 июня сейм Германского союза по предложению Австрии принял решение мобилизовать союзную армию против Пруссии. Бавария поддержала решение сейма и обязалась выставить свою армию численностью около 50 тысяч человек, а также согласовывать собственные военные действия с австрийским командованием. В свою очередь Австрия обещала не начинать переговоров с Пруссией без согласия и участия Баварии и всячески стараться минимизировать баварские потери.

Шестнадцатого июня прусская армия начала вторжение в Ганновер, Гессен и Саксонию. На следующий день Австрия официально объявила войну Пруссии. Мобилизация баварской армии продолжалась до 22 июня. Баварский главнокомандующий принц Карл[60]60
  Карл Теодор Максимилиан Август принц Баварский (1795–1875) – младший сын Максимилиана I, генерал-фельдмаршал и главнокомандующий Королевской баварской армией.


[Закрыть], которому подчинялись также южнонемецкие федеральные войска, спеша на помощь ганноверцам, узнал об их поражении в битве у Лангельзальцы (Langensalza) 28 июня.

Второго июля Людвиг II обратился к своему народу, заявляя, что целью войны является «сохранение общего германского Отечества как свободного и могущественного целого, упроченного союзом его князей и национальным представительством его племен, сохранение Баварии как самостоятельного и достойного члена великого немецкого Отечества».

В то же время Людвиг писал Вагнеру 18 июля: «Я не сомневаюсь, что Вы представите на сцене созданные Вами бесценные творения. О, это будут дни, похожие на тот, когда родился “Тристан”; я был тогда счастлив, это были лучшие часы моей жизни. О, как же ужасно теперь, как страшно в мире: мрачные призраки повсюду; ах, везде обман и предательство, клятвы не стоят ничего, всё обесценено; но я до сих пор не теряю надежды. Дай Бог, независимость Баварии будет сохранена; если же нет, если мое представительство во внешней политике будет утрачено[61]61
  Перевод несколько условен. В оригинале: «…wenn die Vertretung nach Außen verloren geht» – дословно: «…если представительство во внешних отношениях будет утрачено». Людвиг в первую очередь имел в виду именно самого себя в качестве олицетворения своей страны; его не устраивал вариант, что Баварию на международной арене будет представлять кто-то другой или это представительство будет чисто номинальным.


[Закрыть], если мы окажемся под прусской гегемонией, теневым королем без власти я быть не хочу! О Германия! Пусть все оставят друг друга, самые близкие, самые священные узы будут разорваны навсегда; мы останемся вечно верны друг другу. И настанет день, когда мир признает глубокий смысл нашего нерушимого союза»{65}65
  Цит. по: Strobel O. Op. cit. Bd. 2. S. 73.


[Закрыть].

А на следующий день Людвиг II учредил новый баварский орден «За военные заслуги» (Militärverdienstorden). Отныне это была главная военная награда Баварии, вручаемая как военным, так и гражданским лицам за проявленную храбрость.

Однако для Баварии начавшаяся война оказалась крайне неудачной. После победы в битве у Лангельзальцы прусская армия перешла в наступление против австрийцев и саксонцев в Богемии. Баварские войска, неся потери, были вынуждены отступить к Киссингену (Kissingen). Поочередно сдав Швайнфурт (Schweinfurt) и Вюрцбург, баварцы отступали к Нюрнбергу. 1 августа город был сдан прусским войскам…

После падения Нюрнберга баварское правительство заключило трехнедельное перемирие с Пруссией, вступившее в силу 2 августа. 22-го числа был заключен мирный договор, по которому Бавария должна была выплатить Пруссии 30 миллионов марок военной контрибуции и, кроме того, уступала часть своих северных земель (хотя большого ущерба в смысле сокращения территории при этом не понесла).

Двадцать третьего августа в Праге, оккупированной прусскими войсками, был подписан мирный договор между Австрией и Пруссией, завершивший Австро-прусскую войну. Согласно этому договору Австрия соглашалась на «новое устройство Германии без участия Австрийской империи», признавала создание Северогерманского союза во главе с Пруссией и отказывалась в пользу Пруссии от своих прав на Шлезвиг-Гольштейн. Фактически Пруссия стала главенствовать среди немецких государств.

Что же касается баварской армии, то в ее неудачах в первую очередь были виновны ландтаг и Военное министерство Баварии. Сокращение бюджета на военные нужды, еще до войны принятое ландтагом по согласованию с Военным министерством, не позволило проводить маневры выше бригадного уровня. То есть армейские части не смогли отработать взаимодействие, необходимое для проведения широкомасштабных военных действий в условиях войны. Кроме того, практически ни у одного баварского генерала, за исключением принца Карла, не было опыта командования крупными воинскими подразделениями.