Текст книги "Мир после Гитлера. Из записных книжек"

О ДРУГИХ ПРЕМЬЕРАХ

Не все британские первые министры были похожи на Черчилля. Где до него Питту, Гладстону, Дизраэли, Ллойд-Джорджу!

Американская журналистка Вирджиния Коульс в годы войны и в годы, ей предшествовавшие, изъездила Европу, говорила с знаменитыми государственными деятелями. Разговаривала с Невиллем Чемберленом тотчас после Мюнхена, откуда он привез «почетный мир». Это было время величайшего триумфа, на него тогда молилась чуть не вся Англия. В лондонских кондитерских выставлялись в его честь сахарные зонтики. Британские магазины печатали в газетах объявления с выражением ему глубокой признательности народа.

Чемберлен сказал журналистке много ценного. Сказал, что популярность Гитлера в Германии начинает падать. Сообщил, что национал-социалистические дружинники СС устраивали в Мюнхене ему, Чемберлену, овации, – это произвело на него сильнейшее впечатление.

Митфорды же говорили, что Чемберлен чрезвычайно понравился Гитлеру. По-видимому, ему нравились многие его гости. После приезда Молотова в Берлин Деканозов докладывал Кремлю: «Очень понравился Гитлеру товарищ Молотов». После Годесбергской встречи фюрер, по словам Митфордов, называл главу английского правительства «дорогим стариком» и был «почти потрясен» тем, что дорогой старик предпринял для встречи с ним утомительное путешествие. Собирался отдать ему визит и добавлял: «Я знаю англичан. Они мне на аэродроме устроили бы прием с двенадцатью архиепископами».

Одно, впрочем, ему не понравилось: Чемберлен любил охоту. Гитлер прямо сказал старику, что не может этого понять: «как можно проявлять такую жестокость, – убивать птиц!»

Госпожа Коульс тогда приехала из Чехословакии. Чемберлен спросил ее: «Скажите, было ли у вас впечатление, что у чехов осталась некоторая горечь в отношении Англии?»

Тем не менее американская журналистка уверяет, что ум у британского премьера был «живой и юмористический». Я раз слышал, в Лондоне его длинную речь.

Если же верить германским генералам (а в настоящем случае они, по-видимому, говорят чистую правду), Чемберлен тогда спас Гитлера. Гальдер, Браухич, Витцлебен, Бек были убеждены, что нападение на Чехословакию повлечет за собой мировую войну, и твердо решили на это не идти. У них происходили тайные совещания в Целендорфе. Было постановлено произвести вооруженный переворот и «убрать» фюрера. Как раз во время последнего, окончательного совещания пришло известие, что Чемберлен и Деладье едут в Мюнхен.

– Я тотчас отменил приказ о восстании, – показал Гальдep на Нюрнбергском процессе. – У нас отняли самую основу для нашего дела.

– Значит ли это, – спросил председатель суда, – что если б господин Чемберлен не отправился в Мюнхен, то ваш план был бы осуществлен и Гитлер был свергнут?

– Я могу только сказать, что план был бы осуществлен. Никто не знает, удался ли бы он, – ответил бывший начальник генерального штаба.

Если не все, то большинство германских генералов ненавидели Гитлера. Нет таких ужасных слов, которых они бы о нем не говорили в своем кругу (сужу и по дневнику фон Гасселя), особенно фон Гаммерштейн, Гальдер и фон Фитцлебен.

Были и исключения. К ним принадлежал генерал-фельдмаршал фон Манштейн. Он долго был любимцем фюрера, которому подал мысль о Седанском прорыве. Гитлеру не повезло: впоследствии стало известно, что настоящая фамилия Манштейна – Левинский. Он ребенком был усыновлен четой фон Манштейнов.

О ГИТЛЕРЕ И О ЕГО РАЗВЕДКЕ

Гитлер не очень собирался свергать в России коммунистический строй. Ульрих фон Гассель, бывший германский посол в Риме, впоследствии казненный по делу о заговоре 1944 года, сообщает в своем дневнике:

Фюрер сказал фон Папену (который это и передал Гасселю), что дойдет (в России) только до определенной географической границы, а потом можно будет сговориться со Сталиным: «Он все-таки великий человек и осуществил вещи неслыханные», – сказал Гитлер. Сталин был тоже очень высокого мнения о фюрере, во всяком случае, более высокого, чем о своих демократических союзниках.

Гораздо удивительнее, что из казненных участников заговора некоторые тоже были за «ориентацию» на Сталина, особенно граф Шуленбург. Большинство было за соглашение с Черчиллем и Рузвельтом. Сам Ульрих фон Гассель занимал среднюю позицию, Предпочитал Англию и Соединенные Штаты, но говорил: «Возможность „перемены“ фронта в сторону востока должна быть дополнением».

Гитлер по-настоящему ненавидел генералов, за исключением, кажется, летчиков. «У меня национал-социалистическая авиация, христианский флот и реакционная армия», – говорил он. По словам Гасселя, главнокомандующий, фельдмаршал Кейтель, на вопрос о положении на фронте, заданный ему в 1942 году генералом Ольбрихтом, ответил: «Я ничего об этом не знаю, он мне ничего не говорит, он только плюет мне в глаза!» По совпадению, как раз к шестидесятилетию Кейтеля, «в бурном припадке ярости Гитлер его вышвырнул».

Симони, присутствовавший на военно-политическом совете у фюрера, говорит, что это походило на спиритический сеанс. Под конец совета Гитлер закрыл глаза и стал размышлять. Тотчас наступило глубокое молчание. Один из итальянцев что-то сказал, все оглянулись на него с раздражением. Опять наступила тишина. «Сейчас, сейчас решение, – шепнул Гетцдорф. Действительно, глаза у Гитлера стали медленно расширяться» и т. д.

Приказ о войне был им отдан в два часа дня; через четыре часа, в 6.15, отменен, «мир спасен на двадцать лет!», – восторженно восклицает Канарис; затем снова отдан. Министры даже не были созваны. В промежутке у фюрера «страшный нервный припадок», – пишет Госсе, Припадок кончился в 5.30.

По-видимому, он слышал «голос». Как в день покушения в мюнхенском погребе. На следующий день после покушения Гитлер сам сообщил, что во время своей речи услышал голос: «Уходи… Уходи».. «Я не мог сопротивляться и ушел». Через несколько минут после того погреб был густо залит кровью.

Плотник Эльсер, поставивший в погребе бомбу с часовым механизмом, был скоро схвачен. Он не был казнен и не подвергался пыткам. Его устроили в Дахау (вместе с пастором Нимеллером) в особом павильоне, отвели ему две комнаты, дали даже гитару: астролог сказал Гитлеру, что его жизнь связана с жизнью Эльсера. Так Эльсер прожил еще несколько лет. Только перед самым концом, когда он уже, очевидно, решил покончить с собой, фюрер велел убить плотника – и объявить, что он погиб от бомбардировки.

Астролог ли или голос продиктовали один из первых приказов после начала войны: истребить в Польше евреев, католическое духовенство и знать? Канарис и Лахузен отправляются к Кейтелю и сообщают ему, что исполнение этого приказа опозорит германскую армию. Кейтель уклончиво отвечает, что таков приказ фюрера, – «он мне иногда сообщает свои приказы, иногда нет». Впрочем, фюрер наперед добавил, что если армии это неудобно, то дело будет поручено гестапо и дружинникам.

Адмирал Канарис, глава военной разведки, впоследствии тоже замученный в застенке гестапо, объезжал в 1940 году германских фельдмаршалов и генералов, убеждая их подать Гитлеру протест против зверств, совершавшихся дружинниками СС в Польше. На это согласился даже Рейхенау, член национал-социалистической партии. Отказался наотрез генерал фон Паулюс, тогда еще не фельдмаршал, – теперь любимец и союзник коммунистов. Он считал действия Гитлера правильными. «Канарис доложил об этом своей группе с глубочайшим возмущением», – говорит его биограф Карл Абсханген.

Тот же Абсхаген сообщает (об этом, впрочем, говорилось и на Нюрнбергском процессе), что Гитлер через фельмаршала Кейтеля 23 декабря 1940 года отдал Канарису приказ об убийстве генерала Вейгана, находившегося тогда в северной Африке: опасался, что генерал может реорганизовать французскую армию. Канарис сообщил о приказе своим ближайшим сотрудникам по разведке: генералу Остеру, полковнику Пикенброку, Лаузену и Бентивеньи. Все резко протестовали. Было единогласно решено не приводить приказа в исполнение.

Так же был саботирован разведкой другой приказ фюрера: «живым или мертвым» захватить и доставить бежавшего во Францию из плена генерала Жиро. Полковник Бикенброк, человек вспыльчивый, сказал Канарису:

– Надо раз навсегда попросить господина Кейтеля довести до сведения его господина – Гитлера, что военная разведка не общество убийц вроде дружинников СС.

В форме более приемлемой это и было доложено фельдмаршалу.

Как водится, в Германии военная разведка ненавидела политическую полицию, а полиция – разведку (то же самое, конечно, происходит и в СССР), и тоже, как водится, общие дела были. Одним из них была «операция Пасториус».

Гитлер предписал отправить на подводной лодке в Соединенные Штаты десять тайных агентов для разных видов саботажа. Организация дела была поручена разведке, но людей намечало гестапо из дружинников. Их нашли. В последнюю минуту осталось девять – десятый заболел. Они высадились на западном побережье – и тотчас были арестованы американскими властями.

Как все, я живо помню необычайную сенсацию. Помню аршинные заголовки нью-йоркских газет: «Девять немецких агентов тайно высадились в Соединенных Штатах и тотчас схвачены». «Бдительность нашей береговой стражи»… «Огромный успех наших властей» и т. д. Бдительность и заслуга были действительно велики, но они заключались в другом, и для некоторых людей в Вашингтоне дело особенной сенсацией не было: двое из высадившихся немцев состояли на службе американской контрразведки и ее обо всем заблаговременно осведомили. Об этом после войны рассказал немецкий биограф Канариса, очевидно, от него это и знавший. В американской мемуарной литературе мне это указание не попадалось.

Гитлер вызвал к себе Канариса и осыпал его исступленной бранью: почему дело было так плохо организовано, почему он выбрал столь неподходящих агентов и т. д. В числе упреков был и один довольно неожиданный: почему он не назначил для этого дела евреев! Канарис мог бы ответить, что евреев было бы трудно найти среди национал-социалистических дружинников. Он этого не сказал: по-видимому, уже в ту пору считал фюрера душевнобольным. Но своим ближайшим сотрудникам объявил, что Гитлер приказал ему принимать евреев в разведку. Немедленно он несколько евреев и пригласил, выдал им заграничные паспорта, – они таким образом спаслись. Гестапо долго было в изумлении. Но Кальтенбрунер обратился за разъяснением к фюреру, и «приказ» был отменен.