Текст книги "Магия Терри Пратчетта. Биография творца Плоского мира"

«Однажды, когда я только начинала, Терри спас меня, когда я совершила ужасную оплошность. Я вошла в кабинет заместителей редакторов, чтобы вручить ему свой очередной шедевр для детской страницы, которую Терри составлял каждую неделю, и довольно нахально пошутила о том, какая у них легкая работа, в то время как мы вынуждены искать на улицах темы для новых историй. Заместители в основном были уже немолодыми людьми, а руководил ими внушительный Кен Берроуз.

Берроуз взорвался и наказал меня. Все отправились на ланч, а я должна была оставаться в заполненной дымом редакции до тех пор, пока не закончу составление детской страницы. И он добавил, что, если мне придется провести за этим занятием всю ночь, значит, так тому и быть. Он выдал мне параметры страницы и линейку ЕИПС[81]81
  Единица измерения печатной строки. (Примеч. авт.)


[Закрыть], и они ушли на час… или два. Я сидела одна, охваченная тоской, когда Терри незаметно вошел в кабинет, быстро продиктовал все ответы [касательно формирования страницы] и тут же исчез.

Когда почтенные редактора вернулись, я извинилась, сделала вид, что дописываю последние указания для наборщиков, и в конце концов меня отпустили».

Хотя Терри провел в журналистике почти десять лет, он всегда чувствовал себя ближе к молодым репортерам. Начинающие журналисты постоянно передразнивали своих опытных коллег за спиной, хотя редко делали это грубо. Самые забавные столкновения и дикие побеги записывались в «Книгу», красный бухгалтерский журнал, заполненный шутками Пратчетта, Рейкрофт, Хауса и другими. «Книгу», увы, со временем потеряли[82]82
  Что очень обидно для всех, кто изучал труды Пратчетта, но также и для молодых журналистов, писавших в «Книге», карьера которых только выиграла бы, если бы руководство ее прочитало. (Примеч. авт.)


[Закрыть].

Терри продолжал увеличивать свое творческое портфолио за пределами страниц Bucks и Midweek Free Press. Смайт и Бандер призвали его в качестве карикатуриста для своего нового замысла – «Исследования сверхъестественного и газета спиритуалистов». Там он выбил себе уголок юмора, назвав его «Зал волшебника», в котором описывались «эскапады правительственного “Первого исследовательского центра паранормальных явлений”». Превосходные карикатуры показывали, как сильно Пратчетт продвинулся вперед после первых сомнительных опусов Маркуса в Midweek. Кроме того, они были очень смешными, шутки вполне могли оказаться на страницах любой из книг Плоского мира, а также занять достойное место в The Beano[83]83
  Самый продолжительный британский детский юмористический журнал. (Примеч. пер.)


[Закрыть]. «Зал волшебника» пережил семнадцать выпусков.

Между тем «Люди ковра» продолжали свой путь в мир через книжные магазины и библиотеки. Смайт даже сумел договориться об издании в Германии, где книгу перевели под названием Alarm im Teppichreich (Дословно: «Тревога в ковровом королевстве»). Немецкий издатель Сауэрландер отказался от иллюстраций Пратчетта и пригласил швейцарского художника Йорга Мюллера сделать набор изящных стилизованных (они и в самом деле получились элегантными) рисунков. Немецкий вариант книги получился невероятно красивым, с картами ковра и города Уэйра, хотя иллюстрации Мюллера в ряде случаев несколько искажали текст, в особенности в том месте, где раскрывали, что таинственное и страшное Изнашивание есть лишь нога гигантского человека. Издание Сауэрландера продавалось лучше, чем английский вариант книги Пратчетта.

Смайт и Бандер очень хотели издать продолжение, инстинкт подсказывал им, что молодой автор со временем еще раскроет себя. Поначалу Пратчетт планировал сочинить продолжение, где действие будет проходить в другом месте мира ковра, с совершенно другими персонажами. Его издатели с радостью согласились и подписали контракт для новой истории «Людей ковра». Но в конечном счете тому не суждено было случиться. Пратчетт потерял интерес к микроскопическому Средиземью и после почти семидесяти детских рассказов, вышедших за семь лет, почувствовал, что снова готов работать для взрослых, ведь теперь он и сам присоединился к их рядам. Он изложил свои соображения в письме к Колину Смайту в 1973 году, где написал, что хотя «вторая книга, вероятно, будет не хуже первой, она лишит ковер некоторой таинственности». По-видимому, он пришел к окончательному решению после разговора с другом[84]84
  Современный фэндом НФ часто упоминает феномен, получивший название «закон головы», представляет собой теорию о событиях в вымышленной вселенной, обычно закадровой, в которую читатель или зритель решили поверить. В моем личном «законе головы» жизни Пратчетта это тот самый друг, чьи пьяные напыщенные тирады в пивной в свое время вдохновили Терри на создание племен ковра. И это было бы очень красиво, не так ли? (Примеч. авт.)


[Закрыть], который убедил его, что приступать к продолжению, не имея в голове детально продуманной истории, это «эксплуатировать» первую книгу. На Смайта мысли Пратчетта впечатления не произвели. В эссе под названием Terry Pratchett: His World, представленной на выставке 2017 года, посвященной жизни Терри, он назвал этот совет «странным». Понять раздражение Смайта нетрудно: в конечном счете, продолжение было бы гораздо легче отправить на рынок и продать, чем оригинальную историю с другой целевой аудиторией. Однако проявите сочувствие и к Пратчетту. Он думал о ковре по меньшей мере с 1965 года; между тем шел уже 1973-й, и нельзя винить Терри, если ему захотелось поднять взгляд повыше, чем на несколько миллиметров.

В 1973 году Пратчетт оставил за спиной не только «Людей ковра». Через восемь лет после начала работы стажером он был готов покинуть Bucks Free Press – и Бакингемшир – навсегда. Его первый период в газете продолжался пять лет, и он стал превосходным репортером. Второй занял немногим больше года, и на этот раз – хотя его обучение не носило формального характера – овладел темным искусством заместителя редактора. Теперь Пратчетт знал, что такое расстояние между буквами, какие бывают шрифты и все прочее, стал мастером написания заголовков. Большую часть времени он провел, с головой погрузившись в язык, овладел умением придавать ему любую форму – и теперь был готов применить свои знания в других местах. В сентябре 1973 года Пратчетт занял должность заместителя редактора в Bath Evening Chronicle, в более серьезной газете, которая выходила шесть раз в неделю. В отличие от опыта в Western Daily Press, ставшей небольшим шагом вверх по короткой кривой, The Bath Chronicle[85]85
  В действительности газета называлась Bath and Wilts Evening Chronicle до 1974 года, после чего стала Bath and West Evening Chronicle, а еще через декаду вновь превратилась в The Bath Chronicle. Местные жители называли ее Chron.


[Закрыть] оказалась хорошей партией для Пратчетта. И хотя она была ежедневной газетой, Chron выходила тиражом тридцать пять тысяч экземпляров – менее чем в половину от Western Daily, – а потому имела более тесные отношения с читателями. Кроме того, она базировалась в небольшом городе и имела скорее сельскую направленность, что полностью устраивало Пратчетта; нечто среднее между непреклонной природой Western Daily и местным колоритом Bucks Free Press. Он останется там на пять лет.

Терри и Лин вернулись в коттедж, который купили в Роуберроу, в Мендип-Хиллс, и Пратчетт наконец распрощался с Bucks Free Press. Перед уходом он устроил вечеринку в своем маленьком доме в центре города, где Дженис Рейкрофт влюбилась в крошечных черепашек, которых Терри и Лин выращивали в саду. Она попросила отдать ей одну, но Пратчетт заявил, что она слишком безответственная. («Он несколько минут распространялся по этому поводу», – вспоминала она.) Годы спустя Рейкрофт стала успешным редактором газеты и настоящей легендой среди журналистов и отвечала за несколько различных изданий. Больше она никогда не встречалась со своим наставником лично, но получила от него последнее послание:

«Я работала в Хаунслоу, где курировала газеты Западного Лондона и Суррея, которыми владеет Trinity Mirror, когда один из редакторов отдела новостей сказал, что кое-кто собирается подписать книгу у Терри. Я рассказала, что когда-то работала с Пратчеттом – не так уж много журналистов могут похвастать столь знаменитым наставником. Репортер сообщил про меня Терри… и тот ответил: «Передайте ей, что не имеет значения, сколькими газетами она руководит, я все равно не доверил бы ей черепашку».

Размеренная деятельность Bath Evening Chronicle устраивала Пратчетта гораздо больше, чем безжалостная обстановка в Western Daily, и она бросала ему вызов заметно более серьезный, чем в хорошо знакомом мире Bucks Free Press. Он вновь работал в кабинете заместителей редактора со старым коллегой Тони Бушем и восстановил близкую дружбу с другим беженцем из Western Daily, Питером Фиппсом («долговязым фонарным столбом», так называл его неизменно тактичный бывший босс Эрик Прайс).

Редактором Chron был Пат Уир, который сильно отличался от старомодного Артура Черча и энергичного, но ужасающего Эрика Прайса. Уир, сын сэра Кеннета Уира, австралийского ученого, ставшего ректором Оксфордского университета, был живым и приятным человеком и создал семейную и дружескую атмосферу, отражавшую дух этого периода времени в газете. Персонал Chron представлял собой прекрасно сработавшуюся команду опытных профессионалов среднего возраста и «молодых стрелков», привлеченных превосходной подготовительной программой, составленной владельцами Westminster News. Наставничество Уира помогло начать карьеру нескольким известным журналистам, в том числе Адаму Рафаэлю, специалисту по журналистским расследованиям, который получил не одну награду. Он служил корреспондентом The Guardian в Вашингтоне и представлял BBC Newsnight. А также Майклу Коулу, бывшему королевскому корреспонденту, работавшему представителем Мохаммеда Аль-Файеда, когда погибла принцесса Диана. Терри не рассматривал газету как трамплин в будущее и рассчитывал, что пробудет здесь в новой роли достаточно долго.

Бывший штатный сотрудник газеты, Мартин Уэйнрайт, вспоминает полную веселья и шуток дружелюбно оживленную атмосферу в отделе новостей:

«Основное веселье исходило от молодых репортеров, которые выпивали и много общались с людьми, а также устраивали игры, стараясь использовать слова недели или целые фразы в своих статьях, или, когда в офисе бывали гости, говорили «черт возьми!» совершенно естественно, как, например, во время визита миссис Робертсон из местной династии производителей джема[86]86
  Джем Робертсонов был знаменит использованием политически некорректного голливога*. (Примеч. авт.)
  * Кукла, элемент американской, британской, австралийской культур, получившая наибольшую популярность в конце XIX – первой половине XX. Голливог представляет собой тряпичную фигурку, изображающую чернокожего человека. (Примеч. пер.)


[Закрыть], являвшейся серьезной фигурой в культурной жизни Бата. Офис был открыт для всех, туда постоянно приходили без приглашения и приносили с собой истории от бесконечно оптимистичного Гилберта Уайта из “Партии мирового правительства” до любителя ветеринара с предполагаемым средством от вируса везикулярной инфекции свиней, который принес с собой свернутую диаграмму внутренностей свиньи».

Терри, от природы стеснительный, работал на более спокойном месте заместителя редактора и обычно держался в стороне от подобного рода журналистских шуток, впрочем, у замов имелись собственные игры. Время от времени он и Тони Буш приходили в редакцию в субботу, чтобы составить спортивные отчеты, которые Терри просто ненавидел. Спортивный редактор отправлялся на игры городских футбольных и регбийных команд, предоставляя заместителям разбираться с его помощником, среднего возраста ветераном ВВС по имени Джордж Сингер, который проводил день, потихоньку подливая виски в пластиковый стаканчик. Когда приходили отчеты о матчах, Пратчетт и Буш развлекались, придумывая особенно дурацкие заголовки, и отправляли их в спортивный отдел для одобрения до тех пор, пока не приводили уже совершенно пьяного Сингера в апоплексическую ярость. Насквозь пропахший виски Сингер поднимался по лестнице, врывался в их кабинет с покосившимися очками, и орал на «молодых пидоров», которые назвали напряженную игру Бата с Кентербери «Кентерберийскими рассказами с печальным концом» или «Вероятно, самая страшная история для жены Бата»[87]87
  В конце концов они достигли компромисса на «Напряженнейшей драке в Кентербери». (Примеч. авт.)


[Закрыть]. Пратчетт и Буш дожидались, когда он уйдет, после чего хохотали до упаду.

Терри работал не только на основную газету. Он также отвечал за редактуру в Keynsham Weekly Chronicle, местечковой версии Chron, сокращая содержание газеты до историй, касавшихся только жителей маленького городка Киншем, расположенного между Батом и Бристолем. «Редактор» – слишком громкое (пусть и совершенно точное) определение деятельности, состоявшей в том, чтобы выбирать значимые истории из событий прошедшей недели и вставлять их в свежее издание, но назначение на эту должность указывало на уровень доверия, которым Терри пользовался, и он им наслаждался.

Кроме того, его имя регулярно появлялось в разделе Chron, посвященном искусству. Терри писал книжные обозрения, а также подготовил несколько длинных очерков, относившихся к сельскохозяйственным работам и мероприятиям под открытым небом. Свою колонку обозревателя, выходившую по субботам в разделе «Выходные», он вел пять лет. Из содержания колонки следовало, что Пратчетт оставался ненасытным читателем, что впечатляет, если учесть требования, которые предъявляла ему работа в издательстве, кроме того, в свободное время он писал новый роман, а к 1976 году стал отцом. Кроме того, не забывайте, что каждый день он тратил час на машине на дорогу от коттеджа в Мендип-Хиллс до офиса в Бате. Новая роль литературного критика оставляла ему мало времени для посещения библиотеки, где он мог получить новые книги.

Следует отметить, что Пратчетт показал себя превосходным критиком. Его обзоры неизменно содержали вполне определенное мнение, когда требовалось, он бывал достаточно жестким, но никогда не потрошил книгу, если она того не заслуживала, и его доводы неизменно оставались аргументированными даже в тех случаях, когда были остроумными и осуждающими. Он умело избегал обычных ловушек для критиков, которые охотно обрушивались на слабые произведения, пользовались нечестными выпадами или дешевыми шутками, а если Пратчетт кого-то хвалил, то делал это с величайшей искренностью. Книги, выбранные им для субботней колонки, многое говорят нам о его интересах и философии жизни того времени. Заявления о загадочных явлениях пользовались тогда особой популярностью, и он с неизменным презрением комментировал работы об ацтеках, вступавших в контакты с инопланетянами, или о легендарной Атлантиде, ставшей колыбелью человеческой цивилизации. Его собственный интерес к паранормальным явлениям помогал ему с ходу отбрасывать все, что не имело рационального объяснения подобных феноменов. Терри часто писал обзоры книг о колдовстве и фольклоре – однажды даже похвалил две работы, написанные Сибил Лик, ведьмой двадцатого столетия: «Дневник ведьмы» (Diary of a Witch) и «Доскональное изучение искусства колдовства» (The Complete Art of Witchcraft). Последняя указывает на крайнюю непрактичность танцев голышом, что, по слухам, любят делать ведьмы в холодной сельской Англии; эту идею Терри переработал, когда писал о ведьмах в книгах Плоского мира. Терри восхитила книга Катарины М. Бриггс «Фольклор Котсуолдса» (The Folklore of the Cotswolds), что совпало с его интересом к мифам сельского юго-запада. В 1974 году книга под названием «Прыгающий заяц» (The Leaping Hare), еще одно исследование сельского английского фольклора, получило от Пратчетта особенно хвалебную статью. Зерна его истории про Тиффани Болен, в «Платье цвета полуночи», одном из самых лучших его романов, вы легко найдете на страницах этой книги. Он пренебрежительно отозвался о книге под названием «Домашняя ферма» (Home Farm), которая, как считал Пратчетт, использовала помешательство на «здоровом образе жизни» и самодостаточности, даже не попытавшись рассказать читателю о реальной сельской жизни, но на него произвела впечатление книга Питера Сингера 1975 года «Освобождение животных» (Animal Liberation), ставшая одним из первых серьезных произведений, продвигавших веганизм. Поначалу Пратчетт подошел к ней со скептицизмом, но его тронули идеи Сингера – впрочем, не настолько, чтобы он присоединился к жене и стал вегетарианцем.

В других статьях Пратчетт хвалил или разносил книги по международной политике, садоводству, истории, сатире и даже писал про «Властелина колец», переизданного в одном томе в 1976 году (очевидно, ему отчаянно хотелось написать рецензию еще с тех пор, как ему исполнилось 13 лет). Его фундаментальное недоверие к правительству проглядывает в восторженных рекомендациях книги Виктора Марчетти и Джона Д. Маркса «ЦРУ и культ разведки» (The CIA and the Cult of Intelligence), в то время как он умело разносит обвинения в журналистской предвзятости в обзоре «Не публикуйте: Ближний Восток, скрытая правда» (Publish It Not: The Middle East Cover-up), исследуя представленный британской прессой в ложном свете кризис Израиля и Ближнего Востока. Все эти статьи позволяют осмыслить интеллектуальные интересы Пратчетта и его мнение по множеству вопросов.

Так как по большей части в его обязанности входило тщательное изучение и оценка письменных трудов других людей, дополнительные обзоры и колонки позволяли Пратчетту развивать воображение, потворствовать собственным интересам и отдавать часть своей личности газете. К 1976 году он уже писал регулярные юмористические очерки и стал известным юмористом, несмотря на то, что формально его художественная проза была далека от легкомысленных приключений персонажей «Детского цикла» и обычно в ее основе лежали свежие новости или взгляды исподтишка на местных жителей, а в особенности на сельскую жизнь. Часто это были истории отдельных персонажей – в большей степени сатира, чем обычные рассказы. Пратчетт перескакивает с одного наблюдательного пункта на другой, говорит о длинных очередях на почте «Хуже дурака только старый дурак, стоящий в английской очереди», в то время как «Дышите коротко и экономно» выбирает мишенью сомнительные правительственные отделы с должностями «министра свежего воздуха». Мелкая бюрократия неизменно попадала под огонь критики Пратчетта. В 1977 году он даже совершил редкий набег в поэзию и написал короткую эпическую поэму с крепкой рифмой под названием «Сказание о Гластонбери»[88]88
  Перевод М. Сороченко.


[Закрыть] о своем опыте общения с направлявшимися автостопом хиппи на свободный фестиваль в Гластонбери[89]89
  Несмотря на долгую карьеру и плодовитость, Пратчетт напечатал очень мало стихов. Ну а в написанных он всегда придерживался четкой рифмы и ритмов, которые вызвали смех. Многие персонажи его книг совершали выпады против поэтов и поэзии, из чего следовало, что он сам не слишком жаловал этот вид литературы. (Примеч. авт.)


[Закрыть].

Его излюбленная техника состояла в «комедийном списке». В одной из колонок он отвечал на сфабрикованные вопросы «читателей», просивших совета, причем главным образом речь шла о напугавших их передачах по телевизору: им стало казаться, что их затянет в черную дыру или лес вокруг дома отправится в Шотландию, как в «Макбете». На «письмо» молодой мамочки, чей помешавшийся на солдатиках четырехлетний сын случайно попал в армию, Пратчетт ответил, что ей не стоит беспокоиться, ведь к ее Ронни будут хорошо относиться и дадут ему личную армейскую зубную щетку.

Его умение высмеивать стереотипы стало более изощренным после дней Дая Оррибли из «Дикого Запада Уэльса». В июньской статье 1977 года перечислялись люди, которые действительно жили в сельской местности на юго-западе (ушедшие на покой банковские менеджеры из Солихалла, продюсеры из BBC «с женами по имени Джо», мелкие производители с одной-единственной машиной, социологи) в отличие от людей другого типа, которых вы ожидали там найти (старики по имени Сет, ведьмы, «полногрудые девки», крепкий сидр). В октябре 1977 года Пратчетт объединил свои сатирические и критические статьи в колонку, где писал пародийные обозрения на худшие книги года «в надежде, что их на самом деле никто не напишет», в том числе «Колесницы ветеринаров» (Chariots of the Vets) Эрика фон Херлота; «А. А. книга раздавленных животных» (The A.A. Book of Squashed Animals) Руперта Веста; «Руководство по самостоятельности для воскресных мимов» (The Sunday Mimes Guide to Self-Sufficiency) Галадриэль и Бимбо Баккет и «Нодди и бухгалтер по учету расходов» (Noddy and the Cost Accountants).

Одной из его лучших статей того периода стало бессвязное письмо принцу Чарльзу, написанное во время Серебряного юбилея королевы под заголовком: «Конечно, ОНА всегда знает, где ее люди». Пратчетт стал голосом «Элизабет Крей (миссис)», почувствовавшей необходимость рассказать принцу Чарльзу про свои семейные неурядицы. Это блистательное, полное юмора послание, которое вполне могли исполнить в виде монолога Виктория Вуд или Алан Беннетт, интонации которого Терри впоследствии использовал для ведьмы Плоского мира, Нянюшки Ягг. Нянюшка даже взяла имена детей миссис Крей вместе с письмом, где упоминались «наш Даррен» и «наш Шейн».

В статьях Пратчетт оттачивал свое остроумие. Пятнадцать лет чтения, слушания и наблюдения за лучшей английской сатирой и комедией, от Вудхауса и Честертона до журнала Punch, Спайка Миллигана и «Болванов», соединились, чтобы помочь ему создать свой уникальный стиль. Терри собрал у себя в голове огромную коллекцию английского юмора, как вспоминал писатель Дэвид Лэнгфорд, познакомившийся с Пратчеттом несколькими годами позднее на конвенте НФ, где Терри продвигал «Цвет волшебства». Их встреча стала началом дружбы на всю жизнь. На Лэнгфорда произвели огромное впечатление энциклопедические знания британского юмора, которыми обладал Пратчетт:

«Еще до окончания “Новакона” я услышал, как Терри ведет глубокий разговор о сюрреалистических причудах колонки Пола Дженнингса “Довольно странно” (Oddly Enough), намного опередившего Дугласа Адамса с новым определением названий мест, где “Бодмин” превращался в “одну шестидесятую человека в час”. Мы обменялись приятными воспоминаниями о юмористических книгах У.К. Селлара и Р.Дж. Йитмана, в отличие от “1066 и все это” (1066 and All That) теперь забытых: “Садовый мусор” (Garden Rubbish), к примеру, с потрясающим описанием части загородного сада, который его владелец тщетно пытается спрятать, “неприятность”.

Терри имел вызывающую тревогу привычку цитировать целые куски текста по памяти, а я старался от него не отставать. Так продолжалось до конца какой-то беседы о недальновидности и порочности издателей, и он ушел, сказав на прощанье неожиданно высоким голосом: “Так вот вы о чем, мои дорогие друзья, они и вправду все это делают, на самом деле делают”. Я знал, что упускаю нечто существенное, и попытался сделать вид, что понял намек, но только на следующий день сумел вспомнить цитату, которую произносит эксцентричный адвокат в комедии из зала суда, написанной Генри Сесилом “Братья по закону” (Brothers in Law). Один-ноль в пользу Терри Пратчетта».