Текст книги "Пророчество Паладина. Негодяйка"

Марк Фрост
Пророчество Паладина. Негодяйка

Моему сыну Тревису

© Грузберг А., перевод на русский язык, 2018

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2018

* * *

Один
Житейская заповедь Уилла № 1: Если хочешь сохранить тайну, никому не говори

– Пробовал когда-нибудь шампанское, Уилл?

– Не могу сказать, что пробовал, нет, сэр.

Франклин Гринвуд сделал знак своему дворецкому Лемюэлю Клеггу, и тот отправил одного из ливрейных лакеев, стоявшего с открытой бутылкой, к Уиллу.

– Один глоток, – сказал Франклин, наклонился к внуку, сидевшему слева от него, и подмигнул. – Ведь нам есть что отпраздновать.

– Верно, сэр, – сказал Уилл.

Когда официант убрал бутылку, Уилл посмотрел, как переливается хрустальная жидкость на дне бокала. Подражая деду, он поднял бокал и коснулся бокала Франклина.

– За Пророчество, – сказал Франклин.

– За Пророчество, – повторил Уилл.

Он сделал глоток и поморщился – пузырьки в шипучем напитке кусались. Франклин одним глотком осушил свой бокал и протянул его за новой порцией. Слуга, который держал бутылку, поспешил наполнить бокал, внешне нисколько не торопясь.

– Не могу выразить, Уилл, какую радость принесли мне последние месяцы. Никогда мне ничего не хотелось больше, чем разделить со своей семьей блаженство, которого я с таким трудом добивался. И, как ты знаешь, уже очень давно я перестал воображать, что это когда-нибудь будет возможно.

Уилл сочувственно кивнул, заставил себя сделать еще один маленький глоток ледяной жидкости и поставил бокал, надеясь, что ему удастся не допить остальное.

– Я чувствую то же самое.

– Уилл, время, которое мы провели вместе, значило для меня невыразимо много. Твоя готовность слушать и учиться не осуждая, твое положительное отношение к нашей цели… – Франклин наклонился и накрыл руку Уилла своей холодной ладонью. – Но знаешь, что доставило мне особую радость? Возможность стать свидетелем твоих расцветающих способностей.

– Спасибо, сэр.

– Не могу представить себе, как это можно было бы оценить. Это бесценное сокровище. После бесконечных разочарований в личной жизни я на такое и не надеялся.

– Я тоже. – Уилл выдержал его взгляд и застенчиво улыбнулся. – Дедушка?

– Да, Уилл.

– Ты говорил, что, поскольку нам предстоит лучше узнать друг друга, больше всего тебе хочется завоевать мое доверие.

– Это по-прежнему значит для меня больше, чем можно выразить в словах…

У Франклина перехватило горло; обуреваемый чувствами, он закашлялся. В затуманенных голубых глазах появились слезы. Он залпом проглотил вторые полбокала шампанского, достал из кармана своей ярко-голубой фланелевой спортивной куртки носовой платок и вытер глаза.

– Не надо ничего говорить, дедушка. Надеюсь только, благодаря всему, что ты видел и слышал от меня за последние недели, я заслужил твое доверие.

– Да, конечно. – Франклин сложил платок, спрятал его в карман и ласково улыбнулся. – Как мне доказать это тебе, Уилл?

– Думаю, я готов выслушать всю историю.

Франклин обдумал его просьбу, прожевал последний кусок стейка из спины японской коровы, откормленной соей, оттолкнул тарелку – другой слуга мгновенно подхватил ее и унес, – дотянулся и потрепал Уилла по руке.

– Давай прогуляемся, – сказал Франклин.

Они вышли из старого, темного от времени и непогоды замка через боковую дверь, которой Уилл раньше не замечал, и очутились в восточной, наименее освоенной части острова. Позднее летнее солнце низко висело в небе, тени к вечеру удлинились. Франклин пошел по аккуратной, посыпанной гравием дорожке через ухоженный сад. Уилл держался рядом со стариком, шедшим размашистым ровным шагом.

– Я вырос на этом острове, – говорил Франклин, на ходу осматриваясь. – Мои самые ранние воспоминания связаны с этим местом, с этими деревьями, запахами, водой, великолепными видами.

– Ты здесь родился? – спросил Уилл.

– Поблизости, – ответил Франклин, неопределенно показывая в сторону материка. – Отец основал Центр за несколько лет до моего рождения; я сделал первый вдох в маленькой школьной больнице, которая была частью нашего первого кампуса. Сейчас все это, конечно, исчезло. К тому времени как я начал ходить, отец купил у семьи Корниш Крэг и этот остров. Все связанное с пророчеством и нашей семьей начинается с Иена Корниша.

– Корниш приехал в Висконсин после Гражданской войны?

Франклин потрепал Уилла по руке.

– Так ты заметил это?

– Я подумал, ты именно поэтому хочешь, чтобы я просмотрел там старые файлы, – сказал Уилл, кивком указывая на старую башню, возвышающуюся над восточной стеной замка. – Узнал о Центре и о фамильном древе Гринвудов.

Глядя на окна башни, Уилл поднял за спиной старика два пальца очень быстро, чтобы дедушка не увидел.

– Совершенно верно, мой мальчик. Как тебе известно, Иен Корниш разрабатывал и производил пушки, ружья и боеприпасы и к концу войны нажил большое состояние. Но в последний месяц войны он потерял старшего сына, и это стало для него тяжелым ударом. Он уехал из Новой Англии и поселился здесь, чужак в этой части страны, полубезумный от горя. Чтобы отвлечься от него, все свое состояние Корниш пустил на лихорадочную работу.

– Чего он хотел добиться?

– В дневнике Корниш пишет, что его преследуют беспокойные души людей, убитых его оружием; легионы мертвецов приходят к нему по ночам, и их ведет дух его сына. Иен верил, что эти души наставляют его: что построить здесь… и что выкапывать из-под земли. И единственным способом обрести душевный покой для него было выполнять эти указания.

– Поэтому он ушел вниз, в туннели.

Они миновали маленькое семейное кладбище, которое Уилл заметил во время прежнего посещения, кладбище его семьи, Гринвудов; надгробие человека, шедшего рядом с ним, Франклина Гринвуда, стояло под каменной статуей крылатого ангела, воздевшего меч к небу.

– Да, что-то его звало, – сказал Франклин. – Но не призраки мертвых солдат, должен сказать, не только они.

– И он начал раскопки.

– Расширяя существовавшую ранее систему туннелей и пещер под островом, он углублялся все больше. Хотел найти то, что, как сулили ему видения, ждало его внизу. Нечто такое, что принесет ему искупление грехов и облегчит его вечное горе.

– И он это нашел, – сказал Уилл. – В забытом городе под землей.

– Странными бывают обычаи и верования людей, – сказал Франклин. – Но порой, когда рассудок надломлен, – а я считаю, что именно это произошло с бедным Иеном Корнишем, – приходишь к величайшим истинам. Как с Кахокией.

Франклин остановился перед маленьким каменным мавзолеем, чтобы отдышаться.

– Хотя кажется очевидным, что последние из древних цивилизаций погибли или были изгнаны из родных мест тысячи лет назад, – сказал Франклин, – в забытом городе сохранились некоторые их следы, осколки их сознания, я полагаю, воплощенные в нескольких ценнейших оставленных ими объектах.

– То, что они называли афотической технологией.

Франклин восторженно посмотрел на него:

– Ты не перестаешь удивлять меня, Уилл. Ты по-настоящему вгрызся в мои исследования.

– Ты сам говоришь, дедушка, не останавливайся на полпути, – пожал плечами Уилл. – Что за объекты?

– Я перейду к этому, но попомни мои слова, – сказал Франклин, поднимая палец. – За то, что он вернул человечеству, Иена Корниша когда-нибудь станут вспоминать как одного из самых отважных исследователей, не менее значимого для истории человечества, чем Галилей, Христофор Колумб или те, кто расщепил атом.

Франклин достал из кармана небольшой черный прибор и направил его на каменное здание перед ними. Резные двери, которые казались чисто декоративными, повернулись на невидимых петлях и со скрежетом камня о камень распахнулись.

Франклин снова нажал на прибор. Внутри дверей разъехались в стороны панели из нержавеющей стали, явив кабину большого современного лифта.

– Позволь показать кое-что, – сказал Франклин, указывая на кабину.

Уилл вошел, Франклин за ним. Он нажал несколько кнопок на панели на боковой стенке кабины. Глядя через плечо деда, Уилл видел последовательность вводимых цифр. Наружная дверь лифта закрылась, стальные панели сдвинулись. Уилл почувствовал толчок сжатого воздуха. Они начали спускаться, постепенно разгоняясь.

«Это наземный вход в тот самый лифт, который мы обнаружили в больнице в миле отсюда», – понял Уилл.

– Если то, что нашел Корниш, так важно, почему он никому об этом не рассказывал? – спросил Уилл.

– Да как же – рассказывал, – ответил Франклин. – В Новой Англии у Корниша было много влиятельных друзей. Главными среди них оказались члены того, что казалось общественным или академическим клубом в Бостоне. Очень важные люди, столпы тамошнего общества, творцы истории, все – участники объединения, основанного на традициях и культуре, возникших у колыбели свободы и вольности в первые годы Америки.

Но на самом деле эта организация была гораздо старше, чем подозревал Иен, ее история восходила к правящим классам и монархиям Западной Европы, за столетия до открытия нашего материка.

Старик достал из кармана старомодный ключ и держал его на раскрытой ладони. Ключ казался скорее церемониальным, чем имеющим практическое применение. На фарфоровой табличке Уилл увидел символ из трех букв, переплетенных с линейкой и компасом, и сразу узнал этот символ.

– «Рыцари Карла Великого», – сказал Уилл.

– Совершенно верно. Едва он рассказал о своем открытии коллегам на Востоке, те чрезвычайно заинтересовались и стали поддерживать труды Корниша. Несколько лет спустя, когда его умственное состояние резко ухудшилось, исследования Кахокии продолжались под их руководством. Видишь, как все совпадает, Уилл?

– Да, сэр.

– Старший сын Иена Корниша погиб в Гражданскую войну, но у него был еще один сын, слишком юный, чтобы участвовать в войне, и он с самого начала знал о Кахокии. Корниш посвятил его в «Рыцари», и он сопровождал отца, когда тот впервые поехал на Запад. Этот единственный выживший сын Иена Корниша сыграл ключевую роль, когда предприятие налаживало работу. Бедный Иен в конце концов утратил последние связи с реальностью и сам оборвал свою жизнь, и тогда этот надежный молодой человек, Лемюэль Корниш, был назначен своими собратьями-рыцарями ответственным за продолжение великого труда и сохранение отцовского наследия.

Лемюэль.

– Необычное имя, – сказал Уилл.

– Не для девятнадцатого века, – ответил Франклин, глядя вверх, на стены. – Я, конечно, его знал. Как и мой отец. Лемюэль Корниш продал нам свое поместье, ставшее к тому времени школой. Но он не рассказал отцу всего, что знал, приберег это для меня.

– Почему?

– Томас Гринвуд, мой отец и твой прадед, был человеком разносторонним. Он обладал весьма развитым воображением и был прирожденным лидером, а в области просвещения – подлинным пророком. И еще он был… Как бы это выразиться? – Франклин посмотрел на потолок. – Ты знаешь, что я прав, отец: ты неудержимо насаждал благонравие.

Уилл не мог сдержать смех.

– Что это значит?

– Томас не мог видеть язычника без того, чтобы не попытаться его обратить, пропащего, кому не попробовал бы помочь, грешника, которого не заставил бы раскаяться. Доброта, всегда Доброта – с прописной буквы. Аккуратно деля все человеческое бытие на черное и белое, мой отец считал, что, вооружившись своей несокрушимой верой, всегда сумеет найти различие.

Уилл почувствовал, как лифт слегка задрожал, еле заметно начиная сбавлять скорость.

– Неправильно то, мой дорогой мальчик, – сказал Франклин, отвечая на взгляд Уилла своим, сдержанным, но укоризненным, – что столь примитивная, упрощенная, детская, смею сказать, философия не учитывает все серое, все промежуточное, ту область, в которой люди действительно учатся думать самостоятельно и жить по собственным заповедям.

Лифт остановился, и панели перед Уиллом неслышно раздвинулись.

– Именно там происходит все самое интересное, – сказал Франклин.

– Где Уилл? – спросила Брук, едва войдя в номер.

Ник посмотрел на нее, оторвавшись от своих трехсот отжиманий.

– Снова ужинает со стариком Элиотом.

Ник вскочил, обтерся полотенцем, взбудораженный, потный, улыбаясь так, словно ничего не мог с собой поделать. Он и правда не мог. Брук, как всегда, не прилагая к тому ни малейших усилий, выглядела безупречно: одежда, аксессуары, прическа, немного косметики – все в ней казалось совершенством.

– Он проводит там ужасно много времени. – Брук поставила рюкзак на стул, взяла ежедневник и начала перелистывать его, рассеянно теребя прядь своих золотых волос. – А Аджай?

– Тоже еще на Крэге, работает допоздна, разбирает старые как их там… арьхивы.

– Ар-хивы, а не арь-хивы. Это тебе не «гарь» и не «ларь».

– Сама ты ларь, – сказал Ник, по-прежнему улыбаясь ей.

Брук покачала головой и рассмеялась, потом восторженно посмотрела на него:

– Какую бы программу тебе ни предложили, она творит чудеса с твоим телом. И совершенно не затрагивает мозг.

Ник развернул стул спинкой вперед и сел, положив подбородок на руки.

– Раз уж ты так вжилась в роль вожатой, не хочешь спросить, где Элиза?

– Спросить у тебя? Хорошо, спрашиваю. Пожалуйста, скажи.

– Понятия не имею, – сказал Ник, барабаня пальцами. – Зачем тебе вечно знать, где все?

Она бросила на него свой обычный терпеливо-раздраженный взгляд.

– Почему я не могу спросить о своих друзьях?

Потом взяла со стола черный телефон и нажала на единственную кнопку. Когда отозвался оператор, Брук попросила:

– Пожалуйста, отправьте на пейджер Элизе Моро просьбу позвонить мне.

– Какое сегодня число? – спросил Ник, когда она дала отбой.

– А какая разница?

– Календарь прямо перед тобой, снежинка. Какое сегодня число?

– Седьмое августа, – сказала Брук.

– А, верно, – сказал Ник, щелкая пальцами. – Сегодня Национальный день интереса к друзьям.

Она посмотрела на него, и на мгновение в этом взгляде проступила злость, но Брук тут же ее скрыла.

– Должен существовать какой-то способ не обращать на тебя внимания.

– Мечтать не вредно, дорогая.

Ник продолжал смотреть на Брук, которая что-то записывала в ежедневник; перестав смотреть на Ника, она перестала и улыбаться; потом он встал и «лунной походкой» отправился на кухню, по пути взглянув на часы.

– Хочешь выпить чего-нибудь освежающего, Бруки?

– Спасибо, вода подойдет, – сказала она, не отрываясь от ежедневника.

– «Аш-два-о» сейчас будет.

Аджай толкнул ящик по полу, и тот точно вошел в единственный промежуток в длинном ряду ящиков у дальней стены круглой комнаты башни.

Он закрыл глаза, приложил руки к вискам и осторожно нажал. Это как будто помогало смягчить давление, возникавшее во время напряженного запоминания, но, к несчастью, не убирало приступы острой головной боли, иногда возникавшие у него по ночам.

«Ты создаешь новые нейронные проводящие пути с огромной скоростью и очень плотно. – Так объяснил ему этот феномен доктор Куява во время последнего осмотра. – Слово «пути» не вполне подходит: ты создаешь скорее скоростные шоссе».

Посмотревшись недавно в зеркало, Аджай заметил, что его глаза стали больше. А вот зрачки утратили прежнюю чувствительность к свету, и он как будто радовался этому, ведь теперь он мог дольше не закрывать глаза и больше видеть. Он обнаружил, что ужасно хочет видеть больше. А самым тревожным было вот что: когда он в последний раз попытался надеть старую бейсболку, она явно оказалась мала.

Он решил, что лучше об этом не думать.

Аджай взглянул на часы и торопливо направился к восточному окну. Посмотрел на тропу, ведущую к берегу мимо кладбища, и увидел на ней две фигуры: Уилла и мистера Элиота.

Аджай шире раскрыл глаза, как научился делать, фокусируясь на них, увеличивая изображение и подмечая подробности.

Он видел, как Уилл посмотрел на башню, спрятал руку за спиной старика и поднял ее.

Два пальца.

– Черт побери! – в тревоге прошептал Аджай.

Он быстро пошел за рюкзаком, который спрятал в одном из ящиков. Снова посмотрел на часы: 18:50. Через десять минут Лемюэль Клегг принесет ему ужин.

Он достал из рюкзака маленький школьный пейджер. Тот самый, который модифицировал, чтобы сервер школьной сети не мог его засечь.

– Чувствуя, что Томас может быть недостаточно внимателен к его рассказу, Лемюэль Корниш никогда не рассказывал ему о том, что его отец и «Рыцари» действительно здесь обнаружили, – сказал Франклин, когда двери снова раскрылись. – Мой отец ни слова об этом не слышал.

Франклин вывел Уилла из лифта в узкий коридор. Они спустились не на самое дно. Этот уровень Уилл видел впервые: построенный в стиле на десятилетия новее старой больницы, свежевыкрашенный, с портретами на стенах – люди в костюмах девятнадцатого и двадцатого веков; Уилл решил, что это самые выдающиеся из «Рыцарей».

– Что он был за человек? – спросил он.

– Лемюэль? Практичный. Уравновешенный. Он слишком хорошо понимал, почему его отец сбился с пути. Что за одержимостью Иена найденным под землей стоит скорее страсть и безумие, чем здравый смысл. Понимаешь, когда первоначальное воодушевление схлынуло, Иен постепенно решил, что совершил ужасную ошибку, что этот забытый город нужно закрыть и снова навсегда забыть о нем.

– Значит, Лемюэль не разделял взглядов отца, – сказал Уилл.

– Он был гораздо более уравновешенным человеком. Лемюэль выработал любопытный, но куда более осторожный подход к продолжающимся исследованиям. Например, это он придумал установить большую деревянную дверь у входа в туннель. Не для того чтобы навсегда запечатать вход, хотя его отец в это поверил, а просто чтобы отсечь нежелательных или случайных посетителей.

– Ты знаешь, кто вырезал на двери слова «Кахокия» и «Комкамез»?

– Мы точно не знаем, когда он это сделал, но полагаем, что эти слова на двери сына – последнее, что вообще сделал Иен Корниш.

– Но почему он назвал город Кахокией? Ты ведь знаешь о Кахокии в Южном Иллинойсе?

– О да. Археологический памятник индейцев. Земляные курганы с множеством объектов материальной культуры, свидетельства ранней цивилизации. Французские исследователи наткнулись на него триста лет назад. Сейчас там государственный парк с туристическими маршрутами и сувенирной лавкой, хотя в дни Иена ничего этого не было.

Но, побывав там, Иен, очевидно, решил, что его открытие здесь и то, что на юге, – части одной сети подземных городов. Причем не туземных городов, обрати внимание, а более древней цивилизации, которую давным-давно создали Иные под всем Средним Западом. Это заключение привело Иена, в его умственном состоянии, к выводу, что они когда-то были господствующим видом на планете. Это он, в свою очередь, истолковывал, – старик замолчал, рассмеялся и повернулся к Уиллу, подмигнув ему, – как свидетельство их желания вторично захватить Землю.

– Значит, вот почему там второе слово на двери, – сказал Уилл. – Ты ведь знаешь, что оно значит?

– Комкамез? О да, это акроним: конец мира, каким мы его знаем. Конечно, бред – и печально отразившийся на Иене. В то время он на несколько месяцев закрылся здесь, на Крэге, в комнате с обитыми стенами, считая, что ему грозит опасность. Однажды днем он сбежал оттуда и ушел в туннели. Именно тогда он вырезал на двери эти слова ножом, взятым на кухне. А потом тем же ножом отнял у себя жизнь.

Уилл ненадолго приостановился. Не так давно он стоял на этом самом месте. Он закрыл глаза, отправился назад и на мгновение коснулся ошеломляющей ауры ужаса и отчаяния бедняги. Он содрогнулся, когда это ощущение захлестнуло его; потом быстро стряхнул его.

– А что это за статуи солдат в туннеле? Их тоже поставил Иен?

– Да, еще одна глупость Иена, которую Лемюэль терпел даже после того, как отец умер. По одному солдату на каждую американскую войну. Часовые, так называл их Иен; они стоят на страже – на случай, если то, что внизу, попробует выбраться. Надеюсь, ты теперь понимаешь, что у бедняги Иена было очень странное представление о том, что он нашел. Но он уже был слишком не в себе, чтобы понять, кого нашел.

– Но Лемюэль понял.

– О да. И был достаточно проницателен, чтобы понять: для того чтобы использовать это, «Рыцарям» нужен кто-то из нашей семьи. Союзник из следующего поколения, который оценит масштаб, скажу даже, все величие возможных последствий. – Франклин снова улыбнулся Уиллу. – Поэтому он пришел ко мне.

– Но ведь ты тогда был еще школьником? – смущенно спросил Уилл.

– Мне было двенадцать, – ответил Франклин.

Он остановился перед створчатыми дверьми и достал фарфоровый ключ.

– Но, понимаешь, я был очень похож на тебя, Уилл. Я обнаружил туннели во время собственных исследований, когда еще ходил в коротких штанишках. Мальчику нужны приключения, верно?

– Наверное, сэр.

– И, как и Иен Корниш, я обнаружил: внизу что-то говорит со мной. Не голос, но ощущение, эманация, излучавшая разумность, тайну и обещание чего-то титанического. Это непреодолимо влекло мое воображение. Поэтому я продолжал ходить вниз и каждый раз спускался немного глубже, пока не добрался до дверей. А когда в тот день я вышел из туннелей, меня ждал Лемюэль.

– Он рассердился на тебя?

Франклин усмехнулся:

– Он пытался заставить меня в это поверить. Но мы поговорили, и он понял, что мы родственные души. Мое любопытство было щедро вознаграждено. Лемюэль начал брать меня с собой в свои походы вниз, за дверь, показывая мне, по участку за раз, всю громадность их находки.

– И ты никогда не говорил отцу об этом?

– Это была только наша с Лемюэлем тайна, – сказал Франклин, озорно поднимая брови. – Как будто все это принадлежало только нам.

Он вставил ключ в большую прямоугольную замочную скважину и повернул. Уилл услышал щелчок замка, и Франклин несильно толкнул дверь.

За ней ждала тускло освещенная комната в коврах. Изящная легкая мебель, на стене несколько дорогих произведений современного искусства. Два кожаных кресла с подголовниками.

В одном из кресел, отвернувшись от двери, сидел человек; Уилл увидел старомодный черный ботинок на толстой подошве, но лица сидящего не видел.

– Пока однажды Лемюэль не попросил меня поделиться нашей тайной с одним из коллег отца, работающим здесь, в Центре; это был мой инструктор, которому я был небезразличен. Они знали, что этот человек оценит их открытие даже выше, чем я.

– Видишь, Уилл, с самого зарождения человечества в древности «Рыцари» изучали то, что сегодня назвали бы «глубоким фоном» людей, представляющих для нас интерес. И совершенно верно оценили и этого человека, и меня, и вообще всю ситуацию. Не будет преувеличением сказать, что наша встреча стала поворотным пунктом в нашей истории.

Франклин вошел в комнату. В воздухе висел кислый запах болезни, медикаментов и гниения. Уилл почувствовал дрожь страха, приковавшую его к полу. Он заставил себя пойти за дедом к человеку в кресле.

– Хочу, чтобы и ты с ним познакомился, Уилл, – сказал Франклин, повернувшись к нему, когда дошел до кресла.

Уилл видел, как старческая рука поднялась с ручки кресла и поманила его. Желтая кожа свисала с костей, пальцы, похожие на паучьи лапы, дрожали, ногти казались толстыми желтыми когтями.

– Уилл… это мой учитель – доктор Джозеф Эйблсон.

Увидев наконец лицо этого человека, Уилл едва не упал.

Когда Ник потянулся за бутылкой с водой, у него в кармане негромко загудел пейджер. Заслонившись открытой дверью, он быстро достал пейджер и включил экран.

Пора.

– Мать моя женщина! – прошептал Ник.

Он сунул пейджер в карман и глубоко вдохнул, свинчивая крышку с бутылки. Из другого кармана юноша достал маленький флакон и открыл его. Нажал на резиновую пробку, взял стакан и выдавил бесцветное содержимое в воду. Закрыл флакон, спрятал его и взял другую бутылку для себя.

– Вот, Брук.

Он поставил бутылку на стол перед ней, но Брук даже не подняла головы. Ник сел напротив нее, открыл свою бутылку и одним глотком осушил половину.

– Жарко? – спросил он и рыгнул.

Она наконец посмотрела на него:

– Если я предложу тебе деньги, ты уйдешь? Я могу себе это позволить.

– Послушай, ты должна меня знать лучше, – ответил Ник, вторым титаническим глотком допивая воду. – Сколько?

Брук мрачно посмотрела на него, потянулась за своей бутылкой с водой и вернулась к книге. Ник внимательно следил, как она отвинчивает крышку, потом подождал, пока она что-то дочитает.

Он закрыл глаза и, как делали его друзья, послал ей мысленный приказ: «Пей».

– Ты в порядке? – спросила она.

– Да, в полном, а что? – спросил он в ответ, открывая глаза.

– Да кривишься, точно ребенок, который никак не покакает.

Брук отпила большой глоток из своей бутылки и медленно покачала головой.

Офигеть. Мысль сработала. Или, может, она просто захотела пить.

– Просто пытаюсь думать, – сказал Ник.

– Я забыла: для тебя это как сердечный приступ.

Он посмотрел на часы.

Семь минут. Предположительно через такой промежуток оно подействует на нервную систему.

– Пойду в душ, – сказал он.

– Спасибо, что поставил в известность, – сказала Брук, отворачиваясь и возвращаясь к чтению.

Как только за ним закрылась дверь ванной, Ник ответил на сообщение Аджая:

Сделано.