Текст книги "Крушение пирса (сборник)"

Марк Хэддон
Крушение пирса (сборник)

Посвящается Фионе

 
Возьми и погаси его,
Как тот пожар, что стелется по потолочным балкам,
Изведав все оттенки синего, и начинается то в автомате
Для жарки пончиков, а то на пляже, под настилом
                                            для прогулок,
Но всегда в тот мертвый час перед рассветом,
                           когда прилив бездумный
Выносит груды мусора на берег к песчаным дюнам,
                                   темным от воды,
А черный дым, пером взвиваясь в воздух,
                         так поднимается высоко,
Что застит и чертоги облаков. Ты усмирил его?
                           Так огляди свою каморку
И скажи мне честно: разве ж ты не обладаешь властью?
 

Пол Фарли. Власть[1]1
  Здесь и далее поэтические произведения даны в переводе И. Тогоевой.


[Закрыть]

 
Порой с драконами ему приходится сражаться,
                                            и с волками,
И с троллями лесными, что прячутся среди утесов,
С быками дикими, с медведями, и с кабанами,
И с орками, следящими за ним с вершин холмов
                                                пустынных.
 

Сэр Гавейн и Зеленый Рыцарь

Крушение пирса

23 июля 1970 года, вторая половина дня. Холодный ветер со стороны Английского канала, над головой небо цвета макрели, а вдалеке столб солнечного света, упавший точно на крошечный траулер, – такое ощущение, словно именно это суденышко Господь выбрал, чтобы особым образом его благословить. На набережной многоэтажные здания отеля «Ридженси» высятся в первом ряду, нависая над яркими кофейнями, рыбными барами, закусочными и лавками, где под полосатыми маркизами предлагают все, что душе угодно, от мелочевки «по 99 пенсов» до вяленых морских коньков в целлофановых пакетиках. Названия отелей написаны несмываемыми красками, и в сумерках они светятся яркими неоновыми огнями. «Эксельсиор», «Кемден», «Ройял». В слове «Ройял» отсутствует буква «о».

Над берегом с криками кружат чайки. По променаду фланируют тысячи две человек; одни с купальными полотенцами и бутылочками «Тайзер»[2]2
  «Тайзер» – газированный фруктовый напиток.


[Закрыть] направляются прямиком на пляж, другие останавливаются у телескопа, опустив шиллинг в прорезь для монет, или любуются морем, стоя у перил, на которых краска, некогда, видимо, фисташковая, за сотню лет пошла пузырями, а местами совершенно облезла от соленых морских ветров. Кто-то роняет вафельный стаканчик с мороженым, и чайка, мгновенно подхватив нежданную добычу, тут же взмывает ввысь.

На пляже некая дородная особа вбивает каблуком в песок колышки ветрозащитного экрана, рядом с ней двое веснушчатых близнецов строят крепость из песка и палочек от лоллипоп. Смотритель собирает плату за шезлонги, доставая мелочь на сдачу из кожаной сумки, висящей у него на поясе.

– Только по пояс, не глубже! – кричит чей-то отец. – Слышишь, Сьюзен? Не глубже, чем по пояс!

Воздух над пирсом пропитан запахами автомобильных выхлопов и жарящегося лука с хот-догов. Мальчишки, купив в будке билеты, садятся за руль детских бамперных машинок и с упоением наезжают друг на друга, стукаясь резиновыми бамперами, и сразу над головой у них в проволочной сетке ограды с треском вспыхивают огоньки контактов. Шарманка без конца наигрывает вальсы Штрауса.

Девять минут пятого. Запах озона, сверкающее море, лицензия на содержание парка аттракционов.

Вот тут-то все и начинается.

Сперва разваливается одна из тех восьми заклепок, которыми должны быть скреплены две несущие фермы на западной стороне пирса. Собственно, пять заклепок рассыпались еще зимой, во время тяжких январских штормов. Пирс слегка вздрагивает – кажется, будто рядом с тобой кто-то уронил чемодан или приставную лесенку. Но на это никто даже внимания не обращает. Итак, теперь огромный вес двух ферм держится всего на двух ржавых заклепках вместо восьми.

В прибрежном океанариуме кругами плавают дельфины, точно в голубой тюремной камере.

Через двенадцать с половиной минут выходит из строя еще одна заклепка, и секция пирса с глухим уханьем оседает на полдюйма, что вызывает у людей легкое удивление. Они вопросительно смотрят друг на друга – на мгновение все испытали примерно то же ощущение, что и в кабине лифта, поехавшей вниз. Но ведь каждому известно, что пирс всегда немного качается под воздействием ветра и приливных волн, и вскоре отдыхающие вновь с аппетитом возвращаются к оладьям с ананасом или бросают монетки в прорезь автомата с фруктами.

Но чуть погодя раздается такой жуткий треск и грохот, словно, ломая ветви, падает срубленная секвойя, – это под воздействием сильнейшего давления гнутся и ломаются мощные опоры пирса. Люди с изумлением смотрят себе под ноги, чувствуя, как стонет дерево и металл. Затем вдруг ненадолго воцаряется тишина, как если бы само море затаило дыхание перед новым рывком, и после этого краткого затишья раздается раскат поистине библейского грома – это подломились опоры под западной частью променада, и теперь вся она широким полукругом обваливается в море. Женщина и трое детей, стоявшие у перил, сразу падают в воду. Еще шесть человек сначала повисают на краю образовавшегося полукратера, цепляясь ногтями за осыпающийся, расколотый в щепы деревянный настил, но потом тоже падают вниз. Сквозь черные щели в уцелевших досках и балках видно, как три фигурки мечутся в темной воде, четвертая покачивается на поверхности лицом вниз, а пятое, безжизненное тело самым неестественным образом обвилось вокруг поросшего водорослями стояка. Остальные, наверное, так и остались под водой – то ли не сумели всплыть, то ли за что-то зацепились. Какой-то мужчина бросает с пирса вниз один за другим пять спасательных кругов. Но основная масса отдыхающих, побросав свои пожитки, стремится поскорее покинуть пирс – променад буквально усыпан бутылками, солнцезащитными очками и картонными коробками из-под чипсов. Чей-то кокер-спаниель бегает кругами, волоча за собой синий поводок.

Двое мужчин помогают пожилой даме выбраться наверх, когда настил снова проваливается прямо у них под ногами. Собственно, женщину успевает подхватить тот, что пониже ростом и с бородой; одной рукой он вцепляется в когтистую лапу чугунной скамьи и повисает, второй рукой держа женщину, пока какой-то храбрый юноша, наклонившись над провалом, не протягивает ему руку, а потом помогает бородачу и женщине взобраться на настил. А вот спутник бородача, тот, что повыше ростом, в штанах с подтяжками и в рубахе с закатанными рукавами, ни за что схватиться не успевает и соскальзывает по вспучившимся доскам настила вниз, однако острый обломок сломанных перил прерывает его полет, вонзившись ему в поясницу. Несчастный извивается, как рыба на крючке, но ни у кого не возникает желания спуститься вниз и помочь ему. До него слишком далеко, обрыв слишком крутой, а балки слишком ненадежны. Какой-то мужчина прикрывает рукой глаза своей маленькой дочери, не давая ей на это смотреть, и уводит ее.

Служители суетятся возле колеса обозрения, пытаясь вытащить людей из зависших гондол. Они вызволяют их из каждой гондолы по очереди, но те, что висят на самом верху, ждать не желают и постоянно вопят в испуге; а те, кому кажется, что они повисли достаточно низко, тоже не желают ждать и самостоятельно выпрыгивают из гондол; в итоге многие получают вывихи, а у одного явно сломано запястье.

На берегу уже собралась изрядная толпа; все смотрят на ужасающий провал, внезапно изменивший знакомый и приятный вид. На пирсе по-прежнему мигают веселые разноцветные огоньки, и оттуда все еще доносятся негромкие звуки «Императорского вальса» Штрауса. И лишь пятеро каких-то мужчин, на ходу сбрасывая обувь, рубашки и брюки, бросаются в волны прибоя и плывут на помощь утопающим.

Вдоль центральной линии пирса вытянулись вереницей семь разукрашенных бельведеров – этакий «хребет», перегораживающий его пополам. Однако край пирса, что расположен к западу от этого «хребта», теперь стал непроходимым, и все, кто в момент обвала оказались на дальнем конце променада, теперь устремляются к узкому бутылочному горлышку прохода с восточной стороны пирса, думая только о том, как бы добраться до турникетов и вылезти на набережную, обретя и спасение, и твердую почву под ногами. Естественно, в самой узкой части прохода начинается давка; одни, споткнувшись и утратив опору под ногами, падают, а другие, те, что сумели удержаться на ногах, вынуждены либо идти по телам упавших, либо остановиться, и тогда их, в свою очередь, затопчет напирающая толпа.

Прошло всего шестьдесят секунд, но уже как минимум семеро погибших; те трое, правда, все еще барахтаются в воде. Жив пока и бедолага в подтяжках и в рубашке с закатанными рукавами, но ему явно недолго осталось. Восемь человек – трое из них дети – затоптаны обезумевшей толпой.

Один из семи бельведеров сильно накренился, легкая металлическая конструкция до такой степени искорежена, что в его двадцати двух окнах одно за другим начинают взрываться стекла.

Старший менеджер открыл служебный проход позади турникета, и люди, сумевшие избежать страшной опасности, рекой изливаются на тротуар – растерзанные, окровавленные, с расширившимися от ужаса глазами. Какой-то мужчина выносит на руках сынишку. Девочка-подросток с открытым переломом правого бедра – осколки кости торчат, прорвав кожу, – потеряв сознание, повисла на плечах поддерживающих ее мужчин.

Движение автомобилей по набережной остановлено, толпа зрителей, выстроившихся вдоль парапета, на какое-то время притихает, и в наступившей тишине всем становится слышен страшный непрекращающийся треск.

Прошло две минуты двадцать секунд. Накренившийся бельведер падает первым, увлекая за собой и часть металлической конструкции пирса вместе с дощатым настилом. Сорок семь человек летят в жуткую пропасть, где, точно острые зубы, торчат обломки балок и опор. Только шестеро из них останутся в живых, в том числе шестилетний мальчик, которого родители, падая вниз, успевают буквально опутать собственными телами.

По всей длине пирса электрические провода искрят, как настоящий фейерверк, в тех местах, где порвалась прочная резиновая оплетка. На дальнем конце разом гаснут все огни. С жалобным стоном умолкает шарманка.

Тех мужчин, что с берега бросились на помощь, подхватывает маленькое цунами, возникшее из-за падения в воду значительной части пирса. Мощная волна, пройдя под пловцами, выносит их всех на пляж, и они кубарем откатываются к столбику с отметкой «высокая вода»; такое ощущение, будто и эта волна успела заразиться микробом разрушения от породившей ее беды.

Менеджер торговой галереи, находящейся на дальнем конце пирса, сидит в своем крошечном кабинетике, прижимая к уху трубку молчащего телефона. Ему всего двадцать пять, он даже в Лондоне никогда еще не был. И он понятия не имеет, что ему делать.

Пилот двухмоторного самолета «Сессна-76D» смотрит вниз и не может поверить собственным глазам. Он снижается, кружит над пирсом, пытаясь убедиться, что зрение его не обманывает, и лишь после этого связывается с диспетчерами Шорема.

Пирс теперь окончательно раскололся пополам – изломанные края обеих половин с изумлением смотрят друг на друга, а между ними вода, и в ней сорок пять тонн деревянных обломков и скрученного в узлы металла. Группка людей, застрявших на дальней части пирса, повисшей над морем, в отчаянии застыла на самом краю в надежде, что их увидит или услышит кто-нибудь, способный прийти на помощь. Остальные все же стараются держаться подальше от края, пытаясь оценить, насколько прочна уцелевшая часть пирса. Три пары угодили в ловушку, застряв в аттракционе «Поезд-призрак», и теперь вынуждены лишь прислушиваться к голосам и шумам, доносящимся снаружи; выбираться самостоятельно они боятся – им кажется, что тогда они станут свидетелями конца света.

На ближней к берегу части пирса, прямо на настиле, два человека лежат совершенно неподвижно, еще трое не могут двигаться из-за тяжелейших травм. Какая-то женщина яростно трясет своего бесчувственного супруга, словно тот проспал и опаздывает на работу; рядом с ней мужчина с покрытыми татуировкой руками извлекает оцепеневшего от страха кокер-спаниеля из огромной цифры восемь. А у той пожилой дамы случился инфаркт – она умерла, сидя на лавочке, чуть склонив голову набок, и со стороны выглядит, будто старушка просто задремала, да так и пропустила все самое интересное.

Из лабиринта городских улиц доносятся приглушенные вопли сирен.

Двое из тех пятерых пловцов решают остаться на берегу, опасаясь, что их может задеть обломками пирса, который продолжает разваливаться, но трое все же снова плывут туда, где на волнах колышется уже целый архипелаг тел и деревянных обломков. Темная громада искореженного пирса нависает над ними и кажется куда более зловещей и страшной, чем им представлялось, когда они стояли на берегу; теперь они уже слышат и стоны людей, и страшный треск опор, которые где-то в глубине, под ними, по-прежнему оседают и ломаются.

Они обнаруживают в воде насмерть перепуганную женщину, двух девушек, которые оказываются сестрами, и мужчину в очках, которые он, как ни странно, не потерял; мужчина плавает в бурлящей воде вертикально, точно тюлень, весьма смутно представляя, что вокруг него происходит. Женщина задыхается, судорожно хватая ртом воздух, и время от времени она пытается выпрыгнуть из воды, отчего пловцам сразу становится ясно: уйдя под воду, она за что-то зацепилась и до сих пор никак не может освободиться. Только сестры производят впечатление вполне compos mentis[3]3
  Вменяемых, находящихся в здравом уме и твердой памяти (лат.). – Здесь и далее примеч. перев.


[Закрыть], и один из спасателей без особого труда сопровождает их на берег. Человек в очках спрашивает, что случилось, и, выслушав объяснение, сразу просит все повторить. Выпрыгивающая из воды женщина настолько охвачена паникой, что не позволяет никому к ней приблизиться, и спасателям приходится болтаться рядом, выжидая, когда у нее кончатся силы и она будет близка к тому, чтобы окончательно захлебнуться, и начнет тонуть; впрочем, ее, видимо, можно будет переправить на берег лишь в бессознательном состоянии.

А от дальнего края пирса в открытое море потихоньку отплывают пять пустых спасательных кругов.

Какой-то молодой человек на променаде машинально поднимает «лейку» и делает три снимка. Лишь на следующее утро, читая газету, он поймет, что́ именно ему удалось запечатлеть с помощью своего фотоаппарата; он сразу же вытащит пленку, чтобы засветить ее и уничтожить страшные кадры.

Вертолет морской поисково-спасательной службы поднимается из нарисованного желтым круга на аэродроме Шорем и, покачиваясь, встраивается в воздушный поток.

Прошло пять минут. Пятьдесят восемь погибших.

Несколько человек, успевших выбежать на променад в поисках спасения, теперь не могут отыскать своих близких – жен, мужей, детей, родителей. Управляющий уже закрыл ворота, но эти люди теперь рвутся обратно на пирс, они кричат и плачут. Полиция пока не прибыла, так что обеспечивать порядок некому, и управляющий, понимая, что удерживать этих людей против их воли, пожалуй, не менее опасно, чем пропустить на пирс, снова приоткрывает ворота; во всяком случае, нести за них ответственность он не желает. Двенадцать человек тут же протискиваются мимо него, словно он распахнул перед ними двери на январскую распродажу. Последней на пирс пытается проскользнуть девочка, которой никак не больше восьми, и управляющий успевает все же схватить ее за воротник. Она с плачем пытается вырваться, но он не отпускает.

Спасательная шлюпка переполнена до предела.

У восточной стороны пирса какой-то фермер пытается оторвать шестилетнего мальчика от родителей, закрывших его своими телами. Мальчик, конечно же, видит, что они мертвы. У его отца снесено полчерепа. А может, ребенок сейчас и не в состоянии понять, что его папа и мама не живые. Во всяком случае, он ни за что не хочет их отпускать, вцепился в них так, что фермер боится сломать ему руку, если потянет сильнее. Он пытается поговорить с мальчиком, спрашивает, как его зовут, но тот не отвечает. Этот ребенок уже пребывает в своем собственном аду, и окончательно выбраться оттуда ему никогда в жизни не удастся. Фермеру ничего не остается, кроме как развернуться и вплавь отбуксировать всех троих к берегу. И только там, попытавшись встать на ноги, он понимает, что у него сломана лодыжка.

А тот татуированный мужчина бегом мчится по пирсу к воротам, прижимая к груди своего кокер-спаниеля, и, как только он оказывается на променаде, толпа зрителей разражается радостными криками и улюлюканьем, празднуя эту, пусть крошечную, но все-таки победу.

Прошло восемь минут. Пятьдесят девять погибших.

В солнечном сиянии с запада приближается вертолет, и, услышав нарастающий рев винтов, все собравшиеся на променаде оборачиваются в его сторону.

Ни один из тех, кто успел снова прорваться на пирс в надежде отыскать своих близких, никого не обнаружил ни среди раненых, ни среди лежащих без сознания, и теперь все они, выстроившись на самом краю провала прямо над искореженными обломками балок, перекрикиваются с теми, кто остался по ту сторону пропасти. Не видел ли кто пожилой дамы в зеленой ветровке? А маленькой девочки с длинными рыжими волосами? Но людей на той стороне совершенно не интересует судьба дамы в ветровке и маленькой рыжеволосой девочки, потому что каждый из них тоже кого-то потерял, да к тому же они опасаются, что и уцелевшая часть пирса может в любую минуту обрушиться. Сейчас им хочется знать только одно: когда их наконец спасут.

Две машины «скорой помощи» вылетают на набережную, но трафик настолько плотный, что до пирса им никак не добраться; в итоге медики вылезают из машин и, прихватив с собой носилки и чемоданчики со всем необходимым, бегут к воротам. Пятеро остаются с пострадавшими на берегу, трое проходят дальше на пирс.

Трое полицейских пытаются оттеснить напирающую толпу любопытных, и некоторые очень недовольны тем, что их лишили удобной точки обзора. Еще никто толком не понимает, как много там погибло людей. Всем кажется, что вскоре все кончится и они будут рассказывать увлекательную историю о крушении пирса своим родным, друзьям и коллегам.

Медики на пирсе укладывают на специальные носилки женщину со сломанным позвоночником и делают укол морфина старику со сломанной ключицей.

Прошло четырнадцать минут. Шестьдесят погибших.

На променаде в это время кое-кто высказывает предположение, что это, возможно, взорвалась бомба ИРА. Никому не хочется верить, что время и климат могут оказаться не менее опасными, чем бомба; куда интереснее воображать себя потенциальной мишенью ирландских террористов – это даже возбуждает.

Когда вертолет спасателей зависает над дальним концом пирса, люди внизу, отталкивая друг друга, пытаются первыми ухватиться за того, кто спускается к ним на тросе, но мощный поток воздуха от вертолетного винта расшвыривает их в разные стороны. Спасатель оказывается в центре абсолютно пустого круга и первым делом выхватывает из рук какой-то женщины ее маленькую дочку, собираясь поднять малышку на борт вертолета, и лишь в этот момент обезумевшие люди со стыдом замечают, что девочка пристегнута к матери вожжами. Пока ее высвобождают и поднимают в вертолет, люди, опомнившись, принимаются собирать и готовить к подъему остальных детей, выстраивая их в очередь по возрасту.

А трое пловцов, что первыми бросились на помощь утопающим, уже выбираются на берег вместе со спасенными: двумя сестрами, слегка тронувшимся умом мужчиной в очках и обезумевшей от страха женщиной, что из последних сил пыталась выпрыгнуть из воды. Люди наперегонки бросаются к ним с полотенцами, точно соревнуясь друг с другом в том, чье полотенце выберут первым. Спасенная женщина падает на колени и зарывается руками в песок, словно давая обет в том, что никто и никогда не заставит ее вновь покинуть земную твердь.

Фермер, которому все-таки удалось не только отбуксировать шестилетнего мальчика и его мертвых родителей к берегу, но и вытащить их на мелководье, чувствует, как со скрежетом трутся один о другой края его сломанной малоберцовой кости, и понимает, что должен был бы испытывать сильнейшую боль, но отчего-то никакой боли он в данный момент не чувствует, ему лишь страшно хочется поскорее прилечь. И он, совершенно обессилев, скрючивается прямо на мелководье и смотрит в небо, на плывущие облака. К нему тут же бросаются люди и невольно замирают на месте, увидев доставленный им «груз». Потом вперед решительно выходит какая-то молодая женщина; это медсестра из Саутгемптона, она работает в травмпункте, и ей доводилось видеть и вещи похуже. На всем пляже она оказывается единственной чернокожей. Медсестра что-то тихо говорит мальчику, взяв его за плечи, и кто-то в толпе бормочет, что она, наверное, решила применить колдовство вуду. Но именно ровный и спокойный голос этой бесстрашной чернокожей женщины заставляет ребенка разжать ручонки и повернуться к ней. Он буквально падает в ее объятия. Для него, кстати, цвет ее кожи тоже играет свою положительную роль – он видит, как сильно она отличается от всех прочих людей, к числу которых, как чувствует, он больше не принадлежит. Медсестру зовут Рене. И в течение ближайших тридцати лет эти двое будут поддерживать друг с другом постоянную и тесную связь.

На борт вертолета поднимают четвертого ребенка, затем пятого…

Менеджер торговой галереи наконец решается покинуть свой крошечный кабинет – он понял, что если окажется последним, кого поднимут и спасут, то с чистой совестью сможет сказать: «Я до конца оставался на своем посту».

Последняя пара выбирается из «Поезда-призрака», муж пинком отшвыривает закрывающую проход фанеру с изображенным на ней монстром Франкенштейна.

Прошло двадцать пять минут. Шестьдесят один погибший.

Прибывает спасательный катер, и его команда начинает вытаскивать людей из воды. Одни спасенные от возбуждения говорят не переставая, другие, наоборот, не помнят себя от ужаса и плюхаются на палубу, как рыба из невода, – промокшие до костей, с остекленевшими глазами. Впрочем, какой-то мальчик лет тринадцати продолжает плавать в темном пространстве между двумя рухнувшими опорами и упорно отказывается покидать это место, а на призывы спасателей не отвечает. Когда один из них прыгает в воду и пытается подплыть к мальчику поближе, тот отступает, практически скрываясь в самой гуще жутких обломков, и спасатели вынуждены пока там его и оставить.

Вертолет, втянув трос, улетает со спасенными детьми на борту. У большинства родители так и остались на пирсе. А некоторые и вовсе не знают, живы ли их родители. Но всем детям грохот вертолетных винтов дарит покой и утешение, до такой степени заполняя их уши и головы, что не остается места для разных страшных мыслей; но страшные мысли все же вернутся, как только детям помогут спуститься на асфальтированную взлетную полосу, и они побегут, сопротивляясь вихрю, поднятому винтами вертолета, навстречу женщинам из бригады «Скорой помощи святого Иоанна»[4]4
  «Скорая помощь святого Иоанна» – благотворительное общество; оказывает первую помощь пострадавшим во время пожаров и т.  п.; организует специальные посты во время массовых мероприятий, дежурства в больницах и т.  д.


[Закрыть], которые ждут их у входа в маленькое здание терминала.

Какой-то мужчина в грязном белом фартуке проталкивается сквозь толпу на променаде; в руках у него поднос с хот-догами и сладким чаем. Его закусочная находится совсем рядом со взбесившимся пирсом, так что он, раздав все, убегает и снова возвращается, неся второй поднос.

К пирсу спешат и другие суда – моторный катер из Бристоля, алюминиевый баркас с надписью «Меркьюри», два «Хорнета» из фибергласа. Они болтаются среди мертвых тел и обломков крушения, но не в состоянии ни помочь, ни повернуть назад.

А тот тринадцатилетний мальчишка по-прежнему не желает выбираться из жуткого месива древесных обломков и тел, он знает, что где-то там его сестра, но никак не может ее отыскать. Он плавает уже полчаса, и его настигает гипотермия; сперва он – впервые за все это время – чувствует, что до смерти замерз, а потом, совершенно неожиданно, ему становится почти тепло. Но это отнюдь не кажется ему странным. Его вообще ничто больше не удивляет. Вот только очень хочется снять одежду, но сил на это у него уже не хватает; он и так с трудом держится на плаву. Где-то там, всего в нескольких метрах от него, продолжает существовать прежний мир – солнце, лодки, вертолет. Однако здесь он чувствует себя в безопасности. О сестре он больше не думает. Он не может даже вспомнить, была ли у него сестра. Сейчас он испытывает лишь одну глубокую потребность – оказаться в темноте, быть поглощенным ею, стать невидимым, но какой-то первобытный инстинкт самосохранения еще теплится в его душе, хотя мысли туманятся все сильней. Он уже пять раз с головой уходил под воду и неизменно заставлял себя вынырнуть на поверхность, отчаянно кашляя и отплевываясь; однако он прилагает все меньше усилий к своему спасению и все хуже сознает, чего только что избежал. Шестое погружение оказывается для него последним; и он, практически утратив способность мыслить, отпускает от себя последние воспоминания о жизни с той же легкостью, с какой ронял на пол книгу, засыпая в постели.

Какой-то журналист из «Аргуса» стоит в телефонной будке и зачитывает каракули, нацарапанные им на четырех страничках в перекидном блокнотике:

– Около пяти часов дня…

Один из тех, что угодили в ловушку на дальнем конце пирса, охвачен паникой: он боится лететь. На нем футболка с надписью «Лидс Юнайтед». Перспектива быть поднятым в вертолет на тросе представляется ему куда более страшной, чем полное обрушение пирса у него под ногами. Ему кажется, что единственный правильный выход – прыгнуть в море и доплыть до берега. Он хороший пловец, но до поверхности воды шестьдесят футов. И он никак не может выбрать, на что ему решиться. Эти две мысли – вертолет или прыжок в воду, вертолет или прыжок – мечутся у него в мозгу все быстрее и быстрее, и ему от этого уже буквально дурно. Его жену подняли в вертолет еще во время второго захода, и, поскольку ее нет с ним рядом, он паникует все сильней, и в голове у него полный сумбур, но он все же понимает, что так вполне можно и разума лишиться, а это будет похуже подъема на спасательном тросе или прыжка в воду с высоты шестиэтажного дома. Вдруг, увидев себя как бы со стороны, он бросается в сторону от собравшихся и бежит к перилам, испытывая весьма странное ощущение: он видит какого-то глупого типа, который явно собирается прыгнуть с пирса в море, и ему хочется крикнуть, чтобы тот сперва снял башмаки и штаны. О самом прыжке он ничего не помнит – помнит только, что был ужасно удивлен, когда, словно проснувшись, вдруг оказался под водой, совершенно не понимая, как и почему он там оказался. Изо всех сил работая руками и ногами, он выныривает на поверхность, делает несколько глубоких вдохов и с трудом сдирает с ног ботинки, шнурки которых завязаны двойным узлом. Теперь он уже в состоянии понять, что спрыгнул в море с дальнего конца пирса и плавает в его чудовищной тени. Повернувшись, он видит нависающую над ним полуразрушенную часть пирса и окончательно вспоминает, что здесь произошло. Затем разворачивается, изо всех сил плывет к берегу, но, проплыв сотню ярдов, снова оборачивается. Теперь пирс превратился в некую часть привычного пейзажа. Затем пловец смотрит в сторону городской набережной – там толпы людей, синие мигалки, яркие вывески отелей «Кемден» и «Ройял». Он еще не знает, что все видели, как он спрыгнул с пирса, и теперь ждут конца этого захватывающего драматического эпизода, в котором ему отведена поистине звездная роль. Но в душе он уже чувствует себя победителем, он доволен и, испытывая необычайный прилив сил, спокойными размеренными гребками приближается к берегу, где его приветствуют радостными криками и, закутав в красное одеяло, ведут к машине «скорой помощи». А вот его жене придется целых три часа провести в полном неведении о случившемся, и она будет уверена, что он погиб, а потом еще долго не сможет его за эти страшные три часа простить.

Итак, на дальнем конце пирса никого не осталось.

Последний человек умирает, запутавшись в чудовищном переплетении сломанных досок и балок. Ему пятнадцать лет. Когда началась суматоха, он помогал отцу собирать маты и поднимать людей по приставной лестнице на заднюю часть пирса. Он поднимался последним, когда какие-то ребятишки то ли испугались, то ли подрались, и он, не удержавшись, упал. После падения в сознание он так и не пришел.

Возвращается спасательный катер, и его команда вылавливает из воды пятнадцать тел.

Прошло полтора часа. Шестьдесят четыре погибших.

Настоятель баптистской церкви предлагает воспользоваться церковным залом. Выживших в сопровождении полиции и пожарных везут по Хоуп-стрит, сворачивают в ворота возле магазина «Уиланз марин сторз», и они оказываются в просторном теплом помещении с паркетным полом, где горят лампы дневного света, на кипящем чайнике уже подскакивает крышка, а две дамы быстро готовят сэндвичи в крохотной кухоньке. Люди буквально падают – кто на стул, а кто и прямо на пол. На них больше никто не смотрит с жадным любопытством. Здесь они среди тех, кто все понимает. И некоторые, не скрываясь, плачут, а многие просто сидят и тупо смотрят в пространство. Трое детей оказались здесь без родителей – двое мальчиков и девочка. Родителей младшего из мальчиков уже переправили на вертолете в Шорем. А двое других детей теперь сироты. Девочка видела, как погибли ее родители, все понимает и безутешна в своем горе. А мальчик сочинил целую историю и теперь уверенно рассказывает, что его родители упали в море и их подобрало рыболовецкое судно. Он рассказывает об этом так подробно и с такой искренней убежденностью, что пожилая женщина, которой он, собственно, все это и сообщает, верит ему, до тех пор пока он не говорит, что теперь его родители живут во Франции, и только тогда она догадывается: тут что-то не так.

Женщина-полицейский бесшумно обходит помещение, присаживается на корточки перед каждой группой и спрашивает:

– Вы кого-нибудь потеряли?

Спасательный катер возвращается в третий раз и привозит канаты и оранжевые буйки, чтобы оградить место происшествия от толпы любопытных и хулиганов.

Прошло три часа двадцать минут.

Шесть человек из городского департамента по трудоустройству устанавливают перед входом на пирс временную ограду из больших, 2 на 4 метра, фанерных листов.

В больнице большинству пострадавших уже успели вправить сломанные кости и вывихи; девочку с раздробленной берцовой костью уложили на вытяжку в хирургическом отделении. А у одной женщины извлекли из груди вонзившийся туда обломок дерева размером с большой кухонный нож.

Наступает вечер. Набережная перед пирсом неестественно пуста. Никому больше и смотреть не хочется на обрушившийся пирс. Люди где-то в другом месте угощаются скампи, смотрят фильм «Дети дороги»[5]5
  Имеется в виду фильм, снятый в 1970 г. по книге детской писательницы Эдит Несбит «Дети железной дороги»; режиссер Лайонел Джеффрис.


[Закрыть] или едут на автомобиле в ближайшее курортное местечко, чтобы погулять вечерком, любуясь видами, которыми, в сущности, спокойно можно и пренебречь. И все же разговор то и дело возвращается к случившемуся на пирсе, ведь каждому ясно, что хотя бы раз на минувшей неделе он тоже стоял или прогуливался там, где сейчас ничего нет. И каждый вдруг чувствует, что все его тело пронизывает озноб при мысли о том, как близко от него прошла Смерть со своей косой, и, стараясь прогнать эту мысль, вспоминает, какая ужасная судьба постигла тех бедолаг, что упали с пирса. Неужели там и впрямь была бомба? Неужели они стояли или сидели совсем рядом с человеком, державшим в руках радиоуправляемый механизм взрывателя?