Текст книги "Песнь Валькирии"

Глава пятнадцатая

Две ведьмы

Стилиана ненавидела эту холодную страну. Всю свою жизнь она жила на солнце, и, хотя в Константинополе бывало холодно, дворец обогревался, а на встречи и по делам ее, укутанную в меха, носили в паланкине. Здесь ей и ее свите приходилось передвигаться тайно. Руны помогали ей в этом, но Стилиане не нравилось слишком часто пользоваться их помощью. Сейчас они были под контролем. Но если она позволит им слишком долго находиться в ее сознании, они завладеют ею и начнут призывать сестер. Как только Стилиана это позволит и в ней разгорится желание стать богом, она перестанет быть человеком. Столетие назад так произошло с ее братом – руны завладели им и его разорвал волк, рассеяв его руны на все четыре стороны. Так они вошли в нее. Она не повторит его ошибки.

Рядом с ней стоял варяг Дири. Ее сопровождали три стражника-варяга, и она была уверена, что без них погибла бы. Они несли палатки, разводили костры и старались держаться в тени. Внешне ее варяги были похожи на норманнов, головы они обрили в отвратительном стиле завоевателей. Правда, ей пришлось убедить их это сделать. Не пристало мужчине прятаться от врага, обманывая его, говорили они.

Еще менее пристало ему быть убитым ни за что, ничего не выиграв, возразила она. Стилиана напомнила им одну из историй о старом Торе, когда великаны украли его топор и потребовали руку Фрейи, если он хочет получить его обратно. Тор переоделся женщиной и выдал себя за Фрейю. Когда великан показал ему топор, Тор выхватил его и доказал остальным, что он достаточно мужественный, несмотря на женское одеяние.

– Ты не замерз, Дири? – спросила она.

– Разве это холод? – улыбнулся варяг. – Жалкая, надоедливая сырость, а не настоящий холод. В сравнении с Хордаландом это просто Босфор весной.

– В такую погоду мой отец даже рубашки не надел был, – сказал Агни.

Боже, как она соскучилась по цивилизации и обществу интеллигентных людей, а не этих хвастливых солдат! Чтобы согреться, Стилиана постаралась припомнить все места, где когда-то жила. Она вспомнила цветочные оранжереи в Багдаде и большой кубок с шербетом в своих руках. Тогда лед считался роскошью – его привозили с вершин северных гор, чтобы охлаждать напитки. Теперь же ей не хотелось видеть даже маленький кристалл льда.

Они остановились в большом морозном лесу и развели костер в низине, поставив вокруг него палатки. Ей не оставалось ничего другого, как лечь спать под одной крышей с мужчинами, хотя это и возмущало ее. Но она принимала эту необходимость, потому что возможность умереть от холода понравилась бы ей еще меньше.

Стилиана была уверена, что девушка где-то здесь. Она чувствовала беспокойство своих рун при ее приближении. Они знали, что придет вместе с ней. Сможет ли она воспользоваться своими рунами, чтобы попасть в Йорк и найти источник, если эта рычащая, ползущая руна будет рядом? Скорее всего, да. Проблемой мог стать волк, крадущийся следом. Ей придется действовать очень быстро. Нападение на владельца волчьей руны вызовет к жизни волка. Девушку надо убить до того, как он ее найдет.

– Туман какой-то неестественный, – сказал Агни.

Стилиана подумала, что он идиот. Туман был абсолютно обычный. К тому же очень холодный.

Она позволила разгореться руне Кеназ, и по ее телу растеклись волны тепла и света. Близко ли девушка? Она чуяла сопящую и копошащуюся где-то рядом руну волка, а кроме нее что-то еще. Еще одна руна – она чувствовала ее, как человек, стоящий на мелководье, чувствует впереди глубину озера.

Она дала руне разгореться ярче. Варяги не могли ее видеть, но чувствовали. Раннвер, которому было жарко даже в холодном тумане, расстегнул рубаху.

– Она нас найдет?

– Она нас ищет, – сказала Стилиана. – Исамар подвел ее достаточно близко, она учует дорогу.

– Мне этот колдун не нравится, – сказал Агни. – Мужчине не пристало пользоваться магией.

Стилиана промолчала. Жизнью Агни, казалось, управляло непоколебимое представление о том, что пристало и что не пристало мужчине. Эти мужчины оценивали друг друга по способности расколоть полено одним ударом топора, одолеть врага, перепить один другого. Лучшим из мужчин, которых она когда-либо встречала, был ее брат. Будучи евнухом, он пользовался благовониями, брил голову, у него были длинные руки и ноги. Он казался львом среди остальных мужчин. Но, признаться, здесь, в этих диких лесах, от него было бы мало пользы. Никто не мог сравниться с варягами в сражении, и тот, кто ценил их военное мастерство, вряд ли стал бы беспокоиться по поводу их манер за столом, которые опозорили бы и голодного пса.

Конечно, Исамар не был колдуном. Он искал богов и был обучен нескольким эффектным трюкам, но в его случае речь шла о мужской магии, которая достигалась выучкой и тренировками. Ее же магия опиралась на силы вселенной. В ней были руны, которые управляли движением луны и заставляли солнце всходить по утрам. Она чувствовала, как в ее теле сменяются приливы и отливы, а в голове шумят ветра.

Однако он пригодился ей, поскольку обладал достаточным чутьем, чтобы почувствовать руну девушки, и был довольно выносливым, чтобы привести ее туда, где ей надлежало быть. Однажды ночью в пустыне она увидела его образ так ясно, как будто он стоял прямо перед ней, вглядываясь в кружащиеся и сверкающие над ее головой руны. Тогда она поговорила с ним и отправила его на поиски.

– Что это было? – невольно произнесла Стилиана с тревогой, которую ей не хотелось показывать при людях. Она уловила какой-то звук, похожий на утробное сопение.

– Я ничего не слышал, – сказал Дири.

Белая стена тумана казалась непроницаемой.

– Нет, тут что-то есть. – Большой Агни вынул меч.

– Вы здесь? – послышался сквозь туман голос девушки.

Стилиана, в обычной жизни служившая темной богине Гекате, знавшая, что все боги – это один тройственный бог, побледнела. Геката, девственница, мать, старуха. Óдин, отец, ненавистник, мудрец. Христос, Бог-отец, Сын, Дух. Стилиана вырвала знания у богов ценой страданий и особого ритуала в Источнике Мимира, где ее брат умер, сделав ее бессмертной.

И все же услышанное поразило ее. Голос девушки был таким же, как сто лет назад. Стилиана видела ее мертвой.

– Да.

Стилиана пошла навстречу голосу. Она дрожала от чего-то более серьезного, чем холод. Ярко светилась руна, зажженная у нее внутри, и вскоре она увидела скрученную в холодном тумане, длинную, волнообразную руну волка, почти стелющуюся по земле. Уже в следующее мгновение на нее обрушились все три ее ипостаси: буря, волчья западня и волкодлак. Она видела их так хорошо, как никогда прежде. Меньше всего ей была понятна буря. С волкодлаком все было ясно: руна являла человека, который был волком. Западня тоже была понятна: волк приближался к смерти. Но буря? Ей никогда не открывалось это значение руны. Но теперь она поняла. Рагнарёк. Смерть богов. Это произошло? Ей казалось, да. Но руна бушевала перед ней, громыхая громом, сверкая молниями, ударяя в нос запахом влажного наэлектризованного воздуха.

Варяги не видели руну, но они ощущали ее присутствие и обменивались тревожными взглядами.

Раннвер вынул меч.

– Что такое?

– Что ты видишь?

– Ничего. Но чувствую, словно гусь ходит по моей могиле. Это она, та ведьма?

Попытки Стилианы объяснить варягам свою миссию натолкнулись на их полное непонимание, и в конце концов она сказала, что они должны задержать ведьму, которая угрожает ей, Стилиане, и прочному благополучию варяжской стражи при византийском дворе, где они охраняли и в какой-то мере контролировали самого императора Византии.

– Думаю, это, наверное, она.

– Тогда я убью ее прямо здесь, – шепотом произнес Дири. Ему было страшно. Он не испугался бы враждебных намерений со стороны любого мужчины, но боялся того, что скрывалось в тумане.

– Это невозможно и бесполезно, – сказала Стилиана. – Будем держаться моего плана, и больше я не хочу об этом слышать.

– Я здесь. – Стилиана услышала вой руны, в котором одновременно слились завывания ветра, зов волка и голос испытывающего муки человека.

Когда девушка вышла из тумана, Стилиане показалось, что она явилась из ее воспоминаний. Тогда она была беременна и сильно напугана. «Она даже не была личностью, – подумала Стилиана. – Просто ролью, которую она должна была сыграть в пьесе истории». Теперь пьеса окончилась – что же будет с актерами?

Девушка пугала ее. Она знала, что это норна, одна из тех, кто плетет судьбы человечества в центре мироздания. В ее стране их звали мойрами. Или, скорее, она была сном норны, который стал явью. Убить ее – значило убить судьбу. Именно это и намеревалась сделать Стилиана.

Девушка вышла еще на шаг вперед из тумана. Она была невысокой, хотя выше Стилианы, со светлыми волосами и покрасневшим от холода лицом.

Она посмотрела на варягов с их обнаженными мечами. В ее глазах был страх – стража Стилианы состояла из отборных воинов, крупных, высоких северян, казавшихся великанами по сравнению с оборванными разбойниками-англичанами, которые столпились вокруг нее. Обе женщины смотрели друг на друга.

– Ты не из моего народа, – сказала девушка.

– Нет, – подтвердила Стилиана на смягченном норвежском наречии. – Но ты меня понимаешь?

– Понимаю. Мой отец был норвежец.

– Тогда добро пожаловать. Подходи к огню, погрейся.

Стилиана дала своей руне угаснуть, и та превратилась в маленький огонек свечи в ее голове. Она видела, что руна волка вьется где-то над ней.

– Я боюсь тебя.

– Да. А я – тебя.

– Должна ли я бояться тебя?

– Наверное. Но мы можем достичь взаимной выгоды. Знаешь ли ты, кто идет за тобой?

– Он похож на волка. Он где-то в моих снах.

– Думаю, мы сумеем от него избавиться.

– Я хочу помочь моему народу.

– Ты поможешь. Тот, кто идет за тобой, проклят. Слышала ли ты, что такое Рагнарёк? Смерть богов?

– Да.

– Он и есть Рагнарёк. Последняя битва уже началась, но не окончилась, и ее попытаются разыграть здесь, на земле, через него. На востоке по его следу шла война, и теперь это же происходит на западе. Чтобы прекратить резню, тебе надо избавить свою землю от него.

– Ты сказала, что нам заплатят. Ты говорила, что нам дадут проход на юг, – вмешался Сеолуулф.

– Вы нужны мне еще некоторое время, – сказала Стилиана.

– Зачем? Я сделал то, о чем меня просили, и теперь хочу получить плату.

– Я, как и прежде, рассчитываю на ваши услуги. Мы идем в Йорк. Вы пойдете как мои рабы, ибо может статься, что мне понадобится, чтобы вы защищали меня, покуда я здесь.

– Это самоубийство, – возмущенно произнес Сеолуулф.

Исамар не был так смел, но пустая маска страха, которую он носил во время путешествия, теперь спала с него. Сейчас он излучал гораздо более человеческие страхи – разные, приглушенные и резкие. Он боялся Стилианы, боялся норвежцев, боялся Толы.

– Это может понадобиться мне от вас, – сказала Стилиана. – Но я обещаю вам достойную воина смерть и лучшее место на небесах.

– К черту все это, – ответил Сеолуулф. – Дай мне мои деньги! Сейчас!

– Иначе что? – по-английски спросил Раннвер. Он был не самым высоким из варягов, но на голову выше любого разбойника, и руки его были толщиной с их бедра.

– Ты, конечно, большой, но для меня это значит одно – в тебя легче попасть, – съязвил Сеолуулф.

Раннвер отсек ему голову. Движение было настолько быстрым, что никто не успел глазом моргнуть, как тело Сеолуулфа повалилось на землю, а голова покатилась прочь, словно репа, упавшая с телеги.

– Тогда попади, – сказал Раннвер трупу.

Тола даже не вздрогнула, а разбойники, набросившись на тело, стали стремительно сдирать с него одежду.

– Вы должны нам за него вергельд, – заявил один из них. – Выкуп.

– Легче перебить вас всех, – ответил Агни.

– А какова плата за то, чтобы избавить землю от паразита? – усмехнулся Дири. – Это вы должны нам заплатить. Я бы сказал, они пасутся в нашем огороде, Раннвер.

– Оставь их, – сказала Стилиана. – Нам надо подумать о делах. Когда мы придем в город, Агни?

– Сколько еще будет висеть этот туман? Думаю, до рассвета осталось около двух часов. Хорошо было бы спуститься, войти в город и спрятаться там до наступления ночи – если спадет туман. Если он не спадет, нас не увидят и мы можем делать все, что хотим.

– Тогда сейчас.

– Нам туда не войти, – возразил разбойник. – Всюду норманны.

– Мы вполне сойдем за норманнов, – сказал Дири.

– Это слишком опасно.

– Опасность – цель мужчины.

– Цель мужчины – набить желудок.

– Посмотри на себя и на меня, – сказал Дири. – Который из философов, спрашивается, лучше питается?

– Нам надо идти, – вмешался Агни. – Или подготовить место для стоянки. Мы можем укрыть наши палатки ветками и переждать здесь день.

– Раннвер? – спросила Стилиана.

– Я за то, чтобы идти сейчас. Прошлой ночью туман стоял до середины утра. Если сегодня будет то же самое, мы легко проникнем в город.

– Тогда собирайтесь в путь.

– Как вы найдете дорогу? – спросил Исамар.

– Я найду дорогу, – ответила Стилиана. – И, смею предположить, она тоже. Ты в состоянии идти, дорогая?

Тола огляделась вокруг.

– Мы прошли долгий путь без сна.

– Сможешь пройти еще немного?

– Да.

– Хорошо. Ты подаешь пример этим мужчинам.

Она обняла Толу. Нужно было сказать ей несколько утешительных слов – в ней чувствовалось напряжение, что-то, что невозможно сдерживать. Девушку придется убить. И Стилиана, вздохнув, произнесла:

– Клянусь моей богиней Гекатой, рунами, что есть во мне, Одином и Иисусом Христом, я не причиню тебе вреда. Теперь ты под моей защитой.

Девушка тоже обняла ее, и горло Стилианы сжалось. Ей было совершенно ясно, что эта девушка должна умереть. Тогда зачем было давать нерушимую клятву защищать ее?

Это была магия, не поддающаяся логике. Следуй своему плану. Приведи ее к воде. Там все станет ясно. Стилиана вздрогнула, но не от холода. Какую цену ей придется заплатить? Последний раз это стоило ей Фрейдис, стражницы, которую она любила больше, чем возможно любить стражницу. А на этот раз? Она отогнала от себя эти мысли.

Варяги затоптали огонь, сложили палатки и спрятали их в листья. После пререканий англичане согласились разоружиться, чтобы сойти за рабов.

И отряд двинулся вниз, почти не видимый в тумане. Стилиана не колебалась. Она чувствовала впереди манящий ее источник и идущего позади нее волка, чей тоскливый зловещий вой доносился до нее сквозь неподвижный воздух.

Она увидела, как Тола перекрестилась.

– Тебе хочется ответить ему, – сказала она.

– Да.

– Не надо. Он – гибель и разрушение. Идем. Мы избавим землю от этой напасти.

Глава шестнадцатая

Узел судьбы

Идя на юг, Луис хранил камень в кошеле, спрятанном в куртке. Воздух был наполнен запахом железа и дыма. Он шел по следу руны и чувствовал, как она, маня за собой, извивается в его мыслях, длинная и гибкая. Интересно, все ли, на ком остановил свой взгляд волк Фенрир, чувствовали нечто подобное? Давным-давно его друг Аземар хранил в себе это скрытое проклятие. Он приполз, чтобы спасти его в подземельях Константинополя. Но у Аземара не было камня, который уберег бы в нем человека. Были ли другие, еще столетиями раньше? Иногда ему казалось, что он слышит их голоса, а иногда – что сходит с ума.

Теперь, когда у парня была лошадь, ему было гораздо легче. На расстоянии он вполне мог сойти за норманна, если, конечно, не заметить, что он лежит на холке, словно его ударили дубиной. Ни один норманн так не держался в седле – только норвежцы, многие из которых ни разу в жизни не видели коня. К Луису, если на нем не было камня, лошади не приближались, но он бежал сзади, и это хотя бы подгоняло их вперед.

Некоторое время он шел по ее следам через горы. Путь, которым она шла, был для него ясен – он чуял ее запах, возвращавший его на сто лет назад, в Константинополь, к девушке в съемной комнате. Он вспомнил, как однажды купил для нее персик у уличного торговца и бросил ей в руки. Сейчас он увидел его снова, это крошечное яркое солнце на фоне голубого неба. Она поймала его. «Спасибо, змей», – сказала она. Это была шутка. Греки – или римляне, как они теперь желали именоваться, – называли персик «персидским яблоком». Она вонзила в него зубы и улыбнулась ему. Тогда он был счастлив, хотя и не осознавал этого. Счастлив в последний раз.

Рука его заживала. Поел ли он, убив норманнов? Кажется, да. Иначе он не поправился бы так быстро. К концу третьего дня они оказались в густом тумане. Его рука совсем зажила. Он подумывал о том, чтобы убить и съесть мальчишку, – точнее, эта мысль преследовала и раздражала его, как раздражает изголодавшегося и продрогшего труженика мысль о свежем теплом хлебе.

Он сжал кулаки, вспомнив приятный хруст сломанной шеи, и, продолжая бежать, разговаривал со своим голодом и убеждал себя, что так его не утолить.

Они остановились у нависающего выступа скалы – он послужит хорошей защитой от непогоды, если пойдет дождь. Мальчик выкрикнул: «Здесь?», и Луис поднял руку.

Не надевать камень было бы проще всего. Он подумал о том, какой могла бы быть агония мальчика. Когда в нем просыпался волк, ничто так не привлекало его, как человеческая смерть. Не оставить ли камень в кошеле? Тяжело дыша, он смотрел в туман. Казалось, Бог сам приглашает его к убийству, говоря: «Я послал вам этот туман, чтобы показать, что я не смотрю».

С внезапной решимостью, словно бросившись в ледяной бассейн, он надел камень, дабы не позволить себе даже думать о нем.

Наблюдая, как Гилфа срезает с куста ветки для костра, он почувствовал, что его возбуждение ослабевает. Потом, почуяв запах дыма, он подошел к лагерю. Сейчас он был промерзшим до костей человеком, и лошади не выказали тревоги при его приближении. Но все же каждый раз, когда Луис возвращал камень на шею, у него появлялось ощущение, будто он оставляет позади кусочек человека на поживу волку.

– Я никогда не встречал такого, как ты, – сказал Гилфа.

– А я никогда не встречал такого, как ты, – ответил Луис. – Честного норвежца, который способен признать, что боится, как и все люди.

– Я сказал это, только чтобы вызвать жалость.

Луис промолчал. Он знал, как отреагировали бы на эти слова варяжские стражники императора в Константинополе. Лучше двадцать раз смерть, чем жалость врага.

Раньше, при первом знакомстве с ними, он счел бы их идиотами, но теперь жизнь казалась такой мимолетной, такой ускользающей, что пытаться отложить смерть еще на десять-двадцать лет мог только тот, кто ничего в ней не понимает. Годы, словно армия завоевателей, вторгались в жизнь и сметали все на своем пути. Смерть в какой-то миг мало чем отличалась от смерти в любой другой жизни. Если только вы не выжили. Если вы не обнаружили, что завоеватели забрали у вас все и оставили вас одиноко стоять посреди праха любви.

Гилфа его раздражал. Мальчишка сидел, восхищенно перебирая монеты, отобранные у норманнов. Луис его не осуждал. Ему было неведомо, что такое настоящая бедность, потому что его родители были состоятельными людьми, а сам он попал в монастырь еще мальчиком. А этот паренек, без сомнения, был воспитан на сказках о богатстве, но никогда не думал, что увидит его собственными глазами.

– Как ты попал на корабль? – спросил Луис.

– Отец взял меня с собой. Он сказал, что это будет полезно.

– Ты мог получить в Англии неплохую ферму.

– Да. Я сражался. Я должен был сражаться. Английская армия так стремительно напала на нас.

Костер был совсем небольшим – в этом лесу трудно было найти подходящую древесину. Луис протянул к огню ладони. Без камня на шее он почти не мерз.

– Можно спросить? – Гилфа запинался, явно опасаясь Луиса.

– Спрашивай что хочешь.

– Можно спросить… Ты – дьявол? Если я спрошу, ты обязательно ответишь, так говорит наш священник.

– Я обязательно отвечу, если я дьявол. И тогда ты должен меня окружить и связать священными символами и именем Божьим.

– Тебе известны такие вещи…

– Я был ученым.

Гилфа поддел землю носком башмака.

– Значит, я прав, ты – дьявол?

– Что заставляет тебя так думать?

Гилфа перекрестился.

– Ты весь день бежишь и не устаешь. Ты не похож на воина, но убил много норманнов. Когда мы встретились, твоя рука была опухшей, как свиной мочевой пузырь, а теперь она цела и невредима.

Луис поднял руку, чтобы рассмотреть ее. Он все еще не мог привыкнуть к тому, что его раны быстро заживают.

– Я человек. Но священник сказал бы, что в меня вселился дьявол.

– А ты что сказал бы?

– Думаю, это возможно. Но это не похоже на то, что я представлял себе, читая книги. Этого дьявола можно подавить.

– Молитвой?

Луис не любил об этом думать. Он годами не думал о состоянии своей бессмертной души. Он избавится от демона лучшим способом, известным всем, – умерев. Это не самоубийство. Он не хотел убивать себя, потому что это было бы грехом. За него это сделает девушка. Но само его существование ставило под сомнение все, чему учила святая Церковь. Многие годы он пытался с этим справиться, но у него не вышло. Он мог принимать учение Рима со всей покорностью, но исследовательская натура вынуждала его придавать больший вес тому, что он видел своими глазами, чувствовал собственным сердцем.

Нигде в Библии не упоминался демон, который им завладел.

– Молитва не поможет. Дьявола нужно встречать в соответствии его обычаю. – Он постучал по своему камню.

– Священник говорит, это работа идолопоклонников – высекать образы в камне.

– Он видел мой камень?

– Похожие. Амулеты, рога животных, молот Тора.

– Ты живешь по законам Церкви, Гилфа?

– Пытаюсь.

– Я тоже, – сказал Луис. – Я не хочу быть таким.

– Каким?

– Таким, какой я есть.

– Я был бы рад, если бы сумел убить десять человек и мог бежать без устали, как конь.

– Я убил четверых, – заметил Луис.

– Но раньше ты тоже убивал?

Луис подбросил в огонь еще веток.

– Ты сгоришь в огне за это и за то, что играешь с темными силами.

– Я с ними не играю. Это они играют со мной.

Луис чувствовал себя виноватым, не следовало рассказывать этому юнцу свои тайны. Он очень долго прятал свою настоящую природу, стараясь не привлекать к себе людского внимания. Зная, что рядом есть человек, живущий уже сто двадцать лет, император мог пожелать допросить его, мог счесть его опасным, даже арестовать. Луис был сильным воином, но он не мог противостоять десяти врагам – а если и мог, то не десяти обученным варягам из императорской стражи. К тому же он не хотел такого шума. Он открылся Гилфе по одной простой причине: ему казалось, что это неважно, ведь парень все равно умрет.

Гилфа предложил Луису немного хлеба из взятых у норманнов припасов. Луис поднял руку в знак отказа.

– Ешь ты, – сказал он.

– Еда тебе тоже не нужна?

– Пока я в ней не нуждаюсь, и ты тоже. Я хочу есть. Это разные вещи.

– Насколько разные?

– На желания можно не обращать внимания. На нужду – нельзя. Мне кажется, это главное различие.

– Ты странно выражаешься, – сказал Гилфа.

Луис на секунду забыл, что разговаривает с крестьянским парнем с севера, а не с ученым мужем из университета Магнауры в Константинополе.

Он был голоден, но думал, что мальчику еда нужнее. Голод, как и боль, проходит со временем.

Когда-то ему казалось, что если утолить человечий аппетит, то можно насытить и волка. Но оказалось, это не так. Скудной постной едой не подавить глубинное пламя волчьего голода.

Они легли спать, тесно прижавшись друг к другу. Луис и раньше путешествовал, деля узкую кровать с чужими людьми, но в этой вынужденной близости к раздражавшему его человеку было что-то особенное. Он чувствовал близость смерти. Или шанс умереть. В этой жестокой стране мальчик почти наверняка погибнет. Ему хотелось более интересного общества, чем этот пукающий угловатый подросток, которого он попытался спасти в бесполезном порыве сентиментальности. Он думал о Беатрис. Сейчас он едва мог вспомнить ее лицо. В памяти остались только светлые волосы и обрывки разговоров. Она ушла, ушла навсегда, но его любовь к ней осталась – боль, пережившая ее саму.

И он тоже умер – честолюбивый ученый, полный надежд муж и даже отец ребенка, которого она ему оставила. Он отослал девочку подальше, надеясь спасти ее от внимания богов, проклявших его и ее мать.

– Это ты?

Женский голос, которого он никогда раньше не слышал.

– Это ты. Я узнала твой камень. Это ты. Проснись и освободи меня.

– Эй! – Гилфа вскочил на ноги, выхватил меч. А потом снова сел, а меч оказался где-то в стороне.

Луис вскинулся, пробудившись от сна, рука его нащупала камень. Перед ним стояла невероятная фигура – громоздкая, коренастая, укутанная в два плаща, отчего создавалось впечатление, что в ширину она была больше, чем в длину. Однако лицо ее было худым, и из шарфа торчал сломанный нос. Левая рука ее в большой черной рукавице казалась гигантской. Правая, в желтой перчатке, была нормального размера и держала меч.

Изо рта странного существа шел пар, как у чудовища из мифов. Луис подумал, что если бы он когда-нибудь встретил тролля, то он выглядел бы точно так же, как эта перекошенная бочка, хотя причины хвататься за меч он пока не видел. Фигура его удивила, а камень приглушил ощущения. Если бы он хотел убить, это было бы проще всего. Он?

– Ты – волк. Значит, ты зовешь меня?

Этот голос – женский, мелодичный – совершенно не вязался с ее обликом. Ни один мужчина не мог бы так говорить, даже евнухи в Константинополе.

– Ты – женщина, – сказал Гилфа.

– Так ты – он? – Она не обратила на мальчишку внимания.

– Женщине меня не одолеть, – сказал Гилфа. Пригнувшись, он наполовину ползком, наполовину бегом двинулся за своим мечом.

Но женщину это, казалось, не волновало. Луис заметил, что лезвие ее меча отливает голубизной. Дамасская сталь. Такой меч стоит целое состояние, купить его может только профессиональный воин. Это было вложение денег, рассчитанное на то, что меч принесет больше дохода, чем стоимость фермы, которую пришлось за него заплатить.

– Оставь ее, – сказал Луис.

– Она хочет нас убить. – Гилфа жестом указал на женщину, и его движение больше походило на предложение взять меч себе. Как могло получиться, что викинг, которого воспитывали для сражений, почти не умеет обращаться с оружием?

– Я бы так не сказал. Кто вы, леди?

– Фрейдис из варяжской стражи.

– Она – дева щита? – спросил Гилфа. – Я слышал о таких, но думал, что они гораздо красивее!

– Я могу заставить тебя называть меня красавицей, – с усмешкой произнесла Фрейдис.

– Пока у меня есть глаза – нет. – Гилфа прыгал взад-вперед, словно паяц на веревочке: мужество толкало его вперед, а трусость тянула назад.

– Что ж, может быть, выколоть их было бы хорошим средством, – сказала Фрейдис и добавила: – Но, глядя на тебя, я думаю, что достаточно показать тебе острый конец моего меча – и ты объявишь меня светочем всех северных стран.

– Я не буду преклонять колени перед женщиной.

– Будешь, если я отсеку тебе ноги ниже колен.

Луис поднял руку.

– Гилфа, положи меч. У нас и так достаточно врагов на этой земле, чтоб искать еще новых.

Мальчик сделал шаг назад. Ему нужен был только предлог, чтобы уклониться от боя, и Луис предоставил ему это.

– Я из Константинополя, – сказал Луис.

– Я слышала о тебе.

– От кого? Ты была с ней?

Не было надобности уточнять, с кем именно. Его тайну знал только один человек – Стилиана.

– Да. Я – ее слуга.

– Ты следила за мной? Она не может желать моей смерти.

Гилфа взмахнул мечом, словно пытаясь отогнать муху.

– Она не будет тебя убивать, так ведь? Пусть только попробует, я бы посмотрел.

– Она послала тебя сюда?

– Нет.

– Но ты здесь не случайно. Мир огромен – почему мы встретились в этом месте?

– Я пришла сюда, чтобы уйти от нее. Я шла за тобой, потому что слышала твой зов.

Он окинул взглядом холодные горы, плавающие над туманом, словно собственные призраки.

– Я ничего не говорил, леди.

– Я слышала голос волка.

– Это не мой голос. Как ты его слышала?

– В душе. Надо мной проклятие. Я думаю, ты можешь его снять. В моем сердце руна, ты ее отпугиваешь.

– Сейчас? Она сейчас в страхе?

– Нет.

– Но почему ты хочешь, чтобы она исчезла? Руна – это великий дар.

– Она влечет за собой судьбу. Эти руны… они хотят соединиться. У моей госпожи их четыре. У меня – одна. Моя руна хочет быть с ее рунами, так она сказала мне на Галатском мосту. Если я буду рядом и умру, моя руна войдет в нее и она станет ближе к возрождению бога, ближе к безумию.

– А если ты убьешь ее, то ее руны войдут в тебя. Ты можешь стать царицей.

– Или сумасшедшей. Я не хочу убивать Стилиану.

– Почему?

– Я люблю ее. Я служила ей, когда была рядом, а теперь служу, держась в отдалении. Она живет уже очень долго, и я была бы счастлива состариться рядом с ней. Я должна жить любой ценой.

Луис положил руку на свой камень.

Фрейдис не могла оказаться здесь случайно. Разорванные фрагменты истории, повторяясь, спотыкаясь и заходя в тупик, снова разыгрывались на сцене бытия. Если она несла в себе руну, значит, она стала частью этой истории и была послана волей умершего бога Одина – настолько могущественного мудреца и пророка, что его воля продолжает жить и после его смерти. Луис подумал, что ему нужно убить ее. Но если он это сделает, то куда уйдет ее руна? Наверное, к Стилиане, которая станет на шаг ближе к божественному. Может ли Óдин снова воплотиться на земле, даже если в божественных сферах он мертв? Луис не знал этого.

– Я слышал, ты знаменитый убийца, – сказал он.

– Да.

– Тогда, наверное, именно поэтому ты здесь. Я пытаюсь умереть.

– Ты – волк, и ты не можешь умереть – так сказала мне Стилиана.

– Думаю, в каком-то смысле могу. Но если я умру, история начнется заново и я снова буду в ней участвовать, только под неизвестным именем. Я хочу умереть как полагается. Ты поможешь мне?

– Я наемный воин. Сколько ты мне заплатишь?

– Когда я найду того, кого ищу, я приведу ее к Источнику Мимира, который проявится в Лондоне. И тогда мы спросим у него совета. Я спрошу, как тебе избавиться от твоей руны и от ее рока. Хотя, если честно, я не знаю, получу ли ответ. Источник требует высокой платы за мудрость, а мне нечего дать и некого терять – ни любимой, ни близкого, ни друга.

– Óдин пожертвовал своим глазом у колодца Мимира и провисел на дереве девять дней, – напомнила Фрейдис.

– Он был богом. Более ничтожные существа должны заплатить больше.

– Ты бы отдал свой глаз?

– Все, что он попросит, – сказал Луис. – Я прошу только твоей защиты, вот и все.

– Как мне тебя защитить?

– Не меня.

– Кого же тогда?

– Здесь есть девушка. Я следил за ней. Я узнаю ее, когда увижу. Она и есть моя смерть. Ты должна защищать ее, пока руна убийства в ее сердце не вырастет и не созреет.

– Ты – сильный мужчина, тебе не нужна помощь женщины. От кого ее защищать? – спросил Гилфа.

Луис промолчал.

– Но ты спросишь у источника? – настаивала на своем Фрейдис.